Записки Александра Андреевича Половцова

Записки Александра Андреевича Половцова.

Приступая к печатанию записок моего покойного отца, действительная тайного советника, Александра Андреевича Половцова (р. 1805 † 1892 г .г.)? считаю долгом сказать несколько слов в виде предисловия.

Записки эти состоят из двух частей; первая из них, названная автором — “Памятные записки”, написана в виде автобиографии и доведена им до 1863 года; вторая носит название “Дневник мирового посредника” и передает пережитое моим отцом за 1861-1863 г.г., когда он был мировым посредником Петербургской губернии (первого призыва).

Его сжатый, своеобразный рассказ ярко рисует описываемые им события. Он был человек глубоко религиозный, всегда верный себе и своему слову, высоко ценивший правду, отдававший все силы на служение отечеству и царю. Он говорил; “от службы не отказывайся, но и на службу не напрашивайся” и провел это в своей жизни.

Окончив Инженерное училище, был произведен в офицеры в царствование Императора Александра 1-го, при Императоре Николай I-м перешел из военного в гражданское ведомство, где и продолжал службу при Императоре Александре II-ом, а также в первые годы царствования Императора Александра III-го, быв таким образом свидетелем царствований четырех императоров. Ни честолюбия, ни тщеславия в нем не было, равно как и стремления выдвинуться по службе. Он кончил службу членом совета министра в том же министерстве государственных имуществу где [150] служил с 1844 года. В 1864 году был произведен в тайные советники, в 1869 и 1871 г.г. получил орден св. Владимира II-ой ст. и Белого Орла, а в 1882 году был произведен в действительные тайные советники и вскоре по болезни вышел в отставку.

Предполагаю, что эти воспоминания представят большой интерес не только для знавших его, но и для многих, как характеристика того времени и в частности нравственного облика моего отца, как одного из его лучших представителей.

А. А. Половцова.

Мои заметки.

Действительный тайный советник Александр Андреевич Половцов родился в 1805 году мая 11-го в г. Новоржеве (Псковской губ.). На третьем году возраста он был с родителями в СПБ. и 6-ти лет помещен в пансион Г. Иванова, вместе со старшим братом Виктором, с которым и переведен в Горный кадетский корпус, где пробыл 2 года.

В 1818 году 13 лет от роду он был зачислен кондуктором в инженерный корпус и назначен в СПБ. инженерную команду, помещавшуюся в крепости, куда ежедневно он ходил от Спаса Преображения через Неву во всякое время года на службу с тесаком, в кивере и тяжелых кожанных крагах. В 1819-м году он поступил в Главное Инженерное училище, организованное великим князем Николаем Павловичем.

В 1821-м декабря 5-го произведен в прапорщики 7-го пионерного батальона и по случаю Готовящейся Италийской кампании отправлен в крепость Бендеры, где был тогда штаб батальона. Была зима совершенно бесснежная, и 10-го февраля 1822-го года Александр Андреевич выехал из С.-Петербурга в бричке на колесах. Можно представить, как 17-ти летний юноша с своей офицерскою поклажею, по дорогам и станциям того времени, проехал 1.700 верст один на перекладных.

В Бессарабии явясь к батальонному командиру, полковник князь Пхейзе, юный прапорщик был принят как нельзя лучше и зачислен в 1-ю роту капитана Глейниха, [151] считавшегося лучшим ротным командиром в целой бригаде. Ротный штаб был в 15 верстах от Бендер в д. Кицканы на берегу Днестра; солдаты имели каждый по 3 и 4 двора для приварки, где их кормили за столом хозяев.

Здесь прапорщик Половцов, получив свой взвод, должен был ежедневно быть на ученье, которое в то время велось с суровою Строгостью. Под руководством опытного ротного командира, вскоре изучив ружейные приемы и маршировку, он был назначен в учебную команду и перевелся в Бендеры. — Тогда все офицеры в штабе имели стол у командира, что кроме существенной помощи офицерам, получавшим самое скромное содержание (прапорщик получал 500 р. асс. = 143 р. сер. в год), много способствовало к сближению, к приязни и дружбе молодых людей, составлявши как бы одну семью.

В 1823-м году был Высочайший смотр 2-й армии под С. Степашками, продолжавшийся с маневрами 3-е суток, в течении которых Император Александра Павлович, с главнокомандующим кн. Витгенштейном и начальником штаба Киселевыми, был приветствован на каждом шагу самыми восторженными “ура”. 3-я пионерная бригада в составе 6-го и 7-го батальонов была употребляема во всех видах по фронту и по работам инженерным. Государь остался вполне доволен.

По возвращении бригады в Бендеры получено предписание Генерал-Инспектора Великого Князя Николая Павловича отправить по 12-ти рядовых с унтер-офицером и одним офицером в г. Варшаву, поручив эти команды самым благонадежным лицам для узнания там новых ружейных приемов и обучения плаванию. Из 7-го батальона был назначен прапорщик Половцов, и по прибытии в Варшаву произведен в подпоручики, а из 6-го — Фредерикс.

Обучение ружейным приемам в 12 темпов для заряжения пошло скоро, но с плаванием было трудно. Учителями были австрийцы и поляки; скакание в воду с разных высот и движения в воде длившиеся до часа, 6-ти краткое переплывание Вислы, наконец плавание в одежде, оказались неодолимы, особенно для офицеров. Из числа 10 присланных с командами Половцов получил первый диплом инструктора (на польском языке), кончив VII-ми классный курс. На долю такого отличия выпало и другое.

В октябре 1824-го года приехал в Варшаву Великий [152] Князь Михаил Павлович, которому Цесаревич Константин Павлович пожелал представить между прочим школу плавания. Генерал-фельдцехмейстеру артиллерии хотелось на деле видеть распоряжения генерал-инспектора инженеров, — стало саперные и пионерные команды, присланные из России были всего любопытнее. Смотр пловцов назначен 10-го октября, когда в воде было 10 градусов, но офицеров, могущих плыть перед фронтом, не оказалось, и на Половцова обрушились общие просьбы: товарищей, учителей и команды.

Команды с тесаками и офицер со шпагою, плавая но команде фронтом и рядами с остановками и пр., продолжавшееся более получаса, заслужили полную похвалу Великих Князей, и подпоручик Половцов был осыпан благодарностью высших, равных и низших, что на 21-м году возраста казалось торжеством выше всех наград. Не прошло недели после того, как у бойкого пловца явилось лимфатическое воспаление в коленях, домашние средства и лечения оказались слабы, и доктор Ходоровский решил перевезти больного в Уяздовский военный госпиталь.

Там после многих ванн и опытов 7 докторов с главным медиком Флорио, окружив постель больного после долгих совещаний, тщательного осмотра и исследования болезни, единогласно присудили отнять обе ноги выше колен. Половцов, понимавший по-латыни, узнал их приговор и когда Флорио спросил его согласия, то отвечал, что предпочитает лучше умереть.

В тот же день вечером явился к больному Виленский студент, Очановский, едва приехавший в Варшаву, и спросил:

— Правда ли, что Вам хотят отнять обе ноги?

— Да.

— Как это можно; попросите у них припарок из льняного семени.

Сказал и ушел. Половцов так и сделал. Когда на другой день те же 7 докторов с главным во главе подошли к постели, больной попросил припарок, все с улыбкой пожали плечами, а ординатор немедленно распорядился. — Ровно через две недели больной был на костылях, а через месяц вышел здоровым!

1825-й год проведен в Варшаве, где влияние поляков на всю администрацию, на весь строй общественной жизни до того преобладало, что все русские, быв ими подавлены, говорили постоянно по-польски. На разводах с церемониею, [153] войска польские оглашали Саксонскую площадь криками; Цесаревич был от них всегда в восторге, а русская гвардия отличалась только подражанием всех видов. — Театры, кофейни, цукерни были чисто польские и полны ненавистью к русским. Ксендзы и женщины были всесильны и ни в одном польском доме русских не принимали. Надо удивляться, что взрыв 31-го года так задлился.

В конце 1825-го года русские команды отправлены обратно в Россию. — Смерть Александра I и вступление на престол Николая I с декабрьскими смутами в С.-Петербурге поразили всех неожиданностью и недоумением. Во 2-й армии было много толков, но в Бендерах бригада пионер присягнула безропотно, хотя впоследствии и открылись подготовленные подущатели.

1826-й год во 2-й армии прошел в приготовлениях к Турецкой войне, и 7-й пионерный батальон от р. Днестра переведен на берега р. Дуная.

Я был поручиком и командовал ротою, получившею квартиры, в болгарских селениях татар-кончан, где всего было вдоволь: людей кормили хорошо, подводы без счета, и 2-3 человека беглых подосланных из-за Дуная для разведок были немедленно пойманы.

Крепость Измаил была недалеко, там стоял штаб, и офицеры собирались кто как мог, и узнали землетрясение: стаканы с чаем расплескались, трубы с домов попадали, и все, успевшие выбежать из домов, были в испуге и недоумении. Удар скоро прошел, и тогда только люди поняли, что он был подземный.

Весною 1827-го года открылась кампания, и я получил назначение, — казалось, завидное — стать с 2-мя ротами своею и понтонною на р. Пруте и, переправив 18-ю дивизию под Браилов, поставить вместо понтонных 2 моста на плотах. Переправа была при М. Фальчи, где я и остался скучать почти два месяца. Однажды, гуляя по местечку, встречаю толпу молдаван со священником у ворот дома этапного командира, штабс-капитана Малиновского. Разговорившись со священником по-молдавански, я узнал, что целое население 18 дв. пришло просить защиты у русских от притеснения молдавского бояра, Ворника Костаки, прогоняющего их со своей земли пожаром. Дома сожжены и сегодня назначено поджечь церковь.

Надо знать, что в Молдавии крепостных нет, а вольные хлебопашцы живут во владельческих имениях по условиям [154] долгосрочным. Бояр-помещик захотел нарушить условие, пользуясь вступлением русских войск, поселяне не соглашались, и он решился их сжечь — Так мне передавал священник, заключив тем, что видно бояр, как богатый член Дивана, будет и в этом прав, когда их выгнал от себя русский этапный начальник ни с чем. Такая речь не могла не взволновать русского сердца. Я вошел к коменданту (так называли тогда этапного начальника) и спросил: почему он отказывает в защите поселянам против поджигателя? Он отвечал: “да, что я могу сделать? у меня сторож да жандарм, вот и все”.

Тогда я открыл ему учреждение этапов и показал §, что в случае надобности он в праве требовать помощи от ближайшего военного начальника, каким в ту минуту был я. Он обрадовался и дал мне отношение о следствии.

Сообщила А. А. Половцова.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Записки Александра Андреевича Половцова // Русская старина, № 10. 1913