-

ОПИСАНИЕ ПОХОДА ИБРАГИМА ПАШИ

В СИРИЮ И АНАТОЛИЮ

(Пер. с Франц.)

Взгляд на военное преобразование Египта и Турции.

Руководствуясь Историею, нетрудно доказать, что устройство войск у различных народов находилось всегда в тесной связи с их просвещением и могуществом. Турки некогда ужасали Европу по той причине, что мы тогда не опередили их в военной науке; что оружие их было не хуже нашего; что они все были воины и почитали свое Государство большим воинским станом; что сегоднишний раб, если он являл более искусства, более мужества, чем его властелин, мог завтра возвыситься на степень Паши, или достигнуть высокого сана Сераскира; что [61] Янычары их были лучше нашей пехоты, а Дели и Спаги превосходнее наших тяжелых всадников. Если в последствии Турки испытали столько превратностей, то это потому, что у нас военная наука подвинулась вперед, а у них остановилась на одной степени, — что они не воспользовались уроками Тюреней, Вобанов, Фридрихов; — что ни один из их начальников не образовали в школе наших войн, и что почти в течение целого столетия они были чужды успехам Европы. Султаны заперлись в Сераль; Янычары, перестав набирать в свои ряды пленников или похищенных у Христиан детей, составили опасное сословие, распространившееся по всей Империи; Тимариоты, забыв, что земли даны им с условием быть во всегдашней готовности к бою, перестали воспитывать коней для войны и учиться метанию Джерида (род копья); — охранение Государства перешло в руки наемных Албанцев или Арнаут. — Франция, древняя союзница Турции, первая обратила внимание на сие обстоятельство; во время посольств Верженна, Сен-При и Шоазеля-Гуфье она беспрерывно домогалась склонить Порту к предпринятию преобразования войск, снабжая оную [62] как инженерами для построения укреплений вдоль Босфора и берегов Черного моря, так и артиллеристами для учреждения батарей и образования топчей (канонеров). Республика Французская не забыла здравой политики Версальского двора: она послала в Константинополь одну легкую артиллерийскую роту под командою Обера-Дюбайе. Учреждение Низам-Джедидов (новое войско) есть плод советов Франции и влияния Фанарских Греков, людей образованных, умных, которые, занимая должности Драгоманов, Господарей и проч. успела овладеть правлением государственных дел. По странному стечению обстоятельств, Турки употребили свои регулярные полки в первый раз при обороне Сен-Жан-д’Акра против Французской армии. Султан Селим и министры его заплатили жизнию за нововведения, не предъусмотренные Кораном. Разгневанный Наполеон разорвал на несколько лет союз с Портою, которая в воине его с Россиею принесла бы ему большую пользу.

Надежда военного преобразования не иначе могла возродиться, как с разрушением общественных уз Турецкой нации, или надлежало ожидать, пока Янычары своими [63] неистовствами или своею трусостью соделаются ненавистными. Признаки сей ненависти существовали уже во время революции 1826 года. В сию эпоху, Фанатизм против Христиан обнаруживался более в презрении к ним, нежели в домогательстве обращать их в Магометанскую веру. Империя изнемогала от частых мятежей; многие Паши почитали себя независимыми, и Янычары, составлявшие некогда всю силу Османлисов в боях, отбирали в Константинополе кошельки у Раев (данники), и обращались в бегство от горсти восставших Греков. Махмуд понял, что настало время приступить вновь к исполнению предначертаний Селима, его воспитателя. Он подвергал опасности свою жизнь, заставляя войско маршировать в ногу и учиться ружейным приемам. Но некоторое внутреннее убеждение говорило ему, что в сих предметах заключается начало перерождения Мусульман. Подобно Индийским Раджам, Мадагарским Королям, Персидскому Шаху и Вице-Королю Египетскому, Турецкий Султан вызвал учителей из Франции и Англии.

Военное преобразование в Египте совершилось 12-ю годами прежде, нежели в [64] Турции: но Мегмет-Али принимал и здесь участие; ибо советы Неджиба-Ефенди, его Поверенного в Константинополе, как полагают, имели большое влияние на происшествия в 1826 году. Арнаут Мегмет-Али принадлежит бесспорно к замечательнейшим людям нашего века. Он родился в Кавалле в одном году (1769) с Наполеоном, Кювье, Каннингом и Шатобрианом. Отличаясь в военных экспедициях, посылаемых для сбора податей, он понравился Кавальскому Губернатору, который женил его на вдове одного из приятелей своих — матери Ибрагима. Сей последний покорил ему Beхаббитов и оставил Морею не раньше, как по прибытии туда Французских войск. Ниже сего мы опишем торжественное шествие его к Константинополю.

Во время Французской кампании в Египте, Мегмет-Али был послан в сию страну с отрядом Арнаут, вел себя храбро и сделан начальником полиции (Кулук-Баши). Но честолюбие его сим не удовольствовалось. По оставлении Французами Каира, назначен был туда Пашею известный старец Хозрев-Паша, усерднейший соревнователь нового порядка вещей, [65] который теперь, под названием Сераскира, есть первый сановник в Империи. Было-ли причиною его падения всеобщее неудовольствие, возбужденное намерением его ввести в своей армии Европейскую тактику, то какие-либо другие обстоятельства; но или достоверно, что иррегулярные Албанцы, подняв знамя бунта, выгнали его из Каира. Мегмет-Али, отважнейший из начальников сих Албанцев, присвоил себе верховную власть, в надежде на бессилие Порты, которая в 1806 году назначила его Египетским Пашею. Но при беспокойном духе Мамелюков, его прежних приверженцев; при требованиях солдат, его соотечественников, способствовавших его возвышению; при беспрерывных волнениях Арабов в Геджазе — положение Мегмета-Али не могло быть безопасно.

Я не знаю в Истории ни одного преобразования, которое не стоило-бы крови, и почти все успехи рода человеческого требовали содействия оружия. Мегмет-Али так же поступил с Мамелюками, как потом Махмуд с Янычарами: он приказал всех, без жалости, истребить, одних 1 Марта 1811 года в своем Каирском дворце, а остальных в Мае [66] месяце 1812 года, в Верхнем Египте, в Эсне, где они явились с покорностью к Ибрагиму-Паше. С тех пор вся страна покорилась ему безусловно. Правосудие на Востоке не то, что у вас, и нет, сомнения, что наказания должны смягчаться по мере распространения просвещения в обществе. Смерть и заключение тюремное имеют у нас совсем другие последствия, нежели у народов невежественных. То, что мы назвали-бы жестокостью, бесчеловечием, не может так называться в Константинополе, в Каире. Гибель 20 т. Янычар в Турции нисколько не повредила наукам, художествам и промышленности; напротив того, общественный порядок восстановился. Надлежало чрез их трупы проложить дорогу к просвещению. То же самое можно сказать и в отношении Мамелюков. Арнауты еще более беспокоили Вице-Короля; он обрек их на жертву в войнах против Вехаббитов и Сеннаарских Негров.

В 1815-й году Мегмет-Али обнародовал учреждение Низам-Джедидов; они взбунтовались, предали Каир грабежу и заставили Мегмета отложить новое преобразование. Но после совершенного их истребления он опять принялся за дело. Известный Сев [67] (Seve), названный потом Солиман-беем, находился тогда в Египте; его послал Мегмет в Ассуан, на границу Нубии, для образования там первых регулярных войск, дав ему Турок для основания кадр офицеров, а Арабов-поселян (фелла) и Негров для кадр унтер-офицеров и рядовых. Успехи превзошли ожидания. По мере успокоения умов, учебные лагери переносились ближе и ближе к Каиру; в короткое время составилась небольшая армия в 30 баталионов, каждый по 800 человек, и учреждены военные школы, селитроварни, литейный завод и арсенал. Однако, не смотря на все благоразумие Мегмета-Али, в Верхнем Египте вспыхнуло возмущение между феллами, к которым присоединилась часть новых войск. Твердость Полковника Осман-бея разрушила все надежды мятежников. Паша обратил свою строгость преимущественно на регулярных солдат, более виновных, чем поселяне. Впрочем, он имел причину недоверять не только подвластным ему народам, но и Константинопольскому Двору, который нескольким агентам поручал, во что-бы то ни стало, лишить его власти в Египте; однако всегда измена благоприятствовала Мегмету-Али. [68]

Но время уже показать и мрачную, бесславную сторону сего преобразования. Не предстояло другой возможности приступишь к учреждению морских и военных заведений, как при помощи, не соразмерного с небольшим населением Египта, набора рекрут, и по крайней мере утроенных доходов. Мегмет-Али не устрашился сих препятствий. И земля и жители должны были невольно способствовать его предприятию. Приняв в основание управления своего монополию вещами и людьми, он сделался единственным мануфактуристом в своей области; скупал и продавал жизненные припасы по ценам, какие ему угодно было установить. Таким образом платил он Нубийскими полотнами, с барышем по 50 на сто, за хлеб, присвоенный им себе, с половиною ущерба для поселян. Он назначал ежегодно налоги, и ввёл такую систему, что сосед должен был ответствовать за соседа, село за своего жителя, округ за село: словом сказать, он хотел иметь свои деньги сполна, не заботясь, кто оные внес. Он учредил личную повинность, и 60 т. рабочих погибло при вырытии Александрийского канала. Он делал насильственные наборы матросов и [69] солдат, и до того истощил народонаселение, которое в правление Турок и Мамелюков простиралось до трех миллионов, что оно уменьшилось до 1,600,000. Трудно изобразить картину ужасных бедствий, пожирающих Александрию. Мегмет-Али превратил Египет в обширное судилище, где оковы и палочные удары суть сильные средства; вот почему поселяне оставляют, по возможности, сию страну, для них столь бесплодную и жестокую.

Все соображения Вице-Короля Египетского для извлечения еще чего-либо из народа, достигли пределов: сие заставило его обратишься к пособиям вне области его находящимся; он решился вести войну, потому что в ней находил одно спасение. Должно-ли, после сего, думать, что Мегмет-Али истощил Египет без целя, для одного удовольствия иметь многочисленную армию и большой флот, что он имеет страсть к солдатам и кораблям, как антикварий к медалям? Рассудок не верит сему. Мегмет-Али не мог иметь намерения играть в солдаты; в его голове гнездились, без сомнения, обширнейшие планы; — уже одно воспоминание о Наполеоне, еще столь свежее в Египте, могло увлечь его [70] в замыслы необыкновенные. Прибавьте к сему, что он в Кавалле, с молодых лет пользуясь дружбою почтенного Французского негоцианта, по имени Лион, напитался идеями новыми, сильными, для Мусульман неведомыми; что ежедневное посещение Европейцев, их лесть, их советы, спекуляции Французов, основанные на его предполагаемой независимости, и сообщаемые ему в переводе из журналов, — что все сии причины весьма естественно решили его стремиться к тому, чего Али-Паша достиг с меньшими обольщениями. Он мог также полагать, что Франция, которая обучала Египетскую молодеж, строила для него корабли, вела с ним несколько раз переговоры как держава с державою, не откажет ему в помощи, или по крайней мере не опорочит его предприятия против Сирии и даже против Малой Азии.

По замечаниям, которые доставил нам ученый путешественник Г. Кадальвен, и по другим сведениям, которые нами собраны частию здесь, частию во время пребывания нашего в Леванте, армия Мегмета-Али простиралась в 1831 году по крайней мере до 80 т. человек. В том числе 15 регулярных пехотных полков, из [71] коих один гвардейский; они имеют от 3-5 баталионов, каждый в 800 человек, и занимают Кордофан, Кандию и Мекку. В кавалерии состоит 8 регулярных полков, по 6-ти эскадронов, каждый эскадрон в 153 человека; сверх того существуют некоторые остатки прежних Орт, которые отправляют должность жандармов, и корпус конных Арабов около 2. т. человек. Артиллерия состоит из 3-х регулярных баталионов, каждый в 800 человек; одного паркового эскадрона в 800 чел.; и 5-ти орт иррегулярных, каждая в 400 чел. В Каирском арсенале находились две батареи полевой артиллерии, каждая в 6-ть орудий, устроенные по образцу Французской артиллерии. При армии имеются также 5 баталиона саперов, по 800 чел. каждый. Наконец, в четырех баталионах молодых Турок, служащих рассадником пехотных офицеров, считается 2,400 чел., а в школе, называемой Школою Генерального Штаба и назначенной для приготовления офицеров как в сей род службы, так и в прочие, заключается 1,200 человек. Полагают, что корпус Арабов-Бедуинов мог-бы быть легко удвоен. Кроме того, в Кандии обитает народ [72] воинственный, который в крайних обстоятельствах может доставить большое число хороших солдат.

Одежда пехотного солдата состоит из красной куртки, широкого исподнего платья, доходящего ниже колен, и некоторого рода щиблет, не закрывающих однако босой ноги; впрочем, он не имеет ни чулок, ни рубахи, и отвратительно — неопрятен. Вооружение вообще составлено из бракованного оружия всех государств. Кавалерия напротив находится в отличном состоянии: чтобы понять сие, стоит только произнести слово: Араб. Артиллерия, не смотря на Европейских учителей, старается достичь быстроты в движениях, не заботясь о верности стрельбы. Саперные баталионы отправляют службу жандармов. Правильное течение дел, и в особенности контрольная часть почти не возможны; полковые книги находятся в заведывании Коптских писцов; Маиор обязан вести отчетность; полковые Командиры, не зная часто ни читать ни писать, по необходимости соглашаются на всё без поверки; впрочем они чрезвычайно корыстолюбивы. Все сии недостатки Египетской армии существуют и в Турецкой; и в той и [73] в другой Европейские учители равно недовольны, и звание их беспрерывно унижается. Школа Генерального Штаба, помещенная в 4-х льё от Каира, на том самом месте, которое занимал Верховный Визирь в сражении при Гелиополисе, имеет 100 воспитанников, от 20-25 лет от роду, которые отличаются понятливостию. Госпитальная часть была превосходно устроена Г. Клотом, человеком редких достоинств; он присоединил Медицинскую Школу к Абузабельскому Госпиталю, в котором считается более 1500 кроватей.

Должно полагать, чти в Египте набор рекрут производится не без насильственных мер: поселян, какого-бы не было со стояния, женатых или холостых, берут в деревнях, связывают веревками и таким образом ведут в Каир, где уже рассматривают их годность к службе; хотя по принятии, в рекруты, их семейства имеют право на получение солдатского пайка, но добровольные увечья становятся всё чаще и чаще. Турки имеют особые преимущества; им принадлежишь начальствование, а Арабам — труды и угнетения. По тому ли это, что сии последние не имеют способностей, или что они народ [74] покоренный, или что Паша до сих пор желал щадить гордость Османлисов в Константинополе? Враги военного преобразования в Турецкой Империи поставляют сию несправедливость в заслугу Мегмету-Али, говоря, что он принудил Арабов к постыдному деланию ружейных приемов и ношению нашей узкой одежды, потому что они принадлежат к племени раев. Но можно-ли забыть, что они-то и составляют основу его могущества?

Вели мы присовокупим, что Египетский флот состоит из 35 или 40 военных судов, и что он несравненно превосходнее Турецкого флота, то после сего быстрого очерка, не трудно будет понять, какие силы имел Мегмет-Али, когда он предпринял поход в Сирию. Чтобы вернее судить о препятствиях, ему предстоявших, мы бросим взгляд на преобразование, последовавшее в Турции.

Махмуд II, сын Абдула-Хамида, родился 20-го Июля 1785 года. Он любил всею душею дядю своего Селима, и в течение 20-ти лет таил принесенный памяти его обет мщения. В 1827-м году, пред своей палаткой на Ипподромской площади, повелел он предать смерти всех тех [75] участников революции 1807 года, которых мог поймать. Помощию Санджак-Шерифа (знамени Пророка), топчей и Гуссейна, Аги Янычар, он восторжествовал над сим ополчением, которое не было им довольно за возобновление учреждения Низам-Джедидов. Около 12 т. Янычар казнены в Константинополе и тела их брошены в Босфор. В тоже время их преследовали по всей Империи; но многие получили прощение; некоторые начальники Орт, или Полковники, были сосланы во-внутрь Анатолии, где им дано позволение содержать кофейные домы. При всем том, Махмуд, между Восточными обитателями, человек нрава тихого, доброго. Голова его довольно красива, не смотря на тупой нос — сию характеристическую черту племени Османов. Я помню меланхолическое выражение лица его, когда он в Буюкдерской долине, под древними платанами времен Крестовых походов, давал торжественную аудиенцию одному иностранному Посланнику. Говорят, что скорбь потери молодой невольницы, которую он любил страстно, расстроила на некоторое время его рассудок. Враги его, в своих обвинениях, часто упоминают о сем обстоятельстве. [76]

После истребления Янычар, Махмуд принялся за исполнение преобразования. Оно шло медленно при Гуссейн-Паше, который, быв возведен в достоинство Сераскира, составил свои первые регулярные войска из Арнаут, или Визирской стражи, из Египетских унтер-офицеров и нескольких солдат, спасшихся от бывшего в 1807 году истребления Низам-Джедидов. Но вскоре с прибытием Верховного Адмирала Хозрева-Паши новая организация приняла быстрый ход. Этот хромой старец, названный по причине сего телесного недостатка Топал-Пашею, привез с собою несколько регулярных морских солдат в Французского унтер-офицера Бальяра, который оставил ополчение Филеллинов. Толпы Турок вступали добровольно в ряды Низам-Джедидов; они учились днем. И ночью; вскоре несколько баталионов, обмундированных по-Египетски, были устроены и выучены; тогда представилась возможность послать учителей во все большие города, как то: в Смирну, Ерзерум, Адрианополь и проч. Европейские офицеры всех наций, спешили предложить свои услуги. По повелению Султана переведены Французские уставы о воинской службе; прежняя дикая музыка [77] заменена барабанами и духовыми инструментами. Султан, в мундире Полковника регулярных войск, присутствовал на всех ученьях и маневрах; молодые люди лучших фамилий записывались в войско и сыновья Пашей поступали в флейщики. Надлежало думать, что столь быстрые успехи долженствовали произвесть совершенный переворот в организации Империи, что Пашалыки перестанут быть арендами Визирей, что управление финансами получит правильный ход, необходимый для содержания постоянной, образованной армии. Франция, заботившаяся всегда о том, чтобы иметь при Порте посланников из военных людей, и в сих обстоятельствах не упустила из виду сего правила. В Константинополе находился тогда Генерал Гильемино, человек обширного ума и миролюбивого характера; он помогал своими советами Хозреву-Паше, который был наименован Сераскиром. Но гордость Мусульман, их своенравие, их презрение к Христианам, неприятности, с коими беспрестанно боролись учители, не принадлежавшие к разряду слуг или не умевшие целовать полу платья вельможей — подавили действие блестящих надежд [78] преобразования; оно превратилось в игру солдаты; никто не помышлял уже более о необходимости действительного возрождения; происки некоторых посольств и козни драгоманов присовокупили еще новые тому препятствия. Хотели послать молодых Турок во Францию; но где взять денег? Часть регулярных войск, в угождение Падишаху, содержалась на счет Пашей, которые, довольствуясь, своим саном и состоянием, не пеклись об утверждении нового порядка на основаниях прочных. К довершению всего, свершилось истребление флота при Наварине и настала воина с Россиею, — события, причиною коих было неуместное упрямство Порты в несогласии на маловажные уступки, требовавшиеся Лондонским трактатом. Среди беспорядков преобразования надлежало помышлять о защите Империи, между тем как народ, особенно в Анатолии, терял уже доверенность к Султану, полагая, что он, с принятием красной фески, сделался Неверным. Думали отвратить грозившие опасности установлением некоторых новых налогов, разграблением Католических Армян, сформированием наскоро, под наблюдением учителя Гальяра, около 60-ти [79] регулярных баталионов, призванием Сейменов и Дели, сих нестройных толпищ, оставляющих за шествием своим следы убийства и пожаров. Султан не принял личного начальства над армиями, и Верховные Визири, преследуемые несчастием, сменяли друг друга. Кулевченское сражение, где неопытные регулярные войска гибли на своих местах смертью геройскою ¹, решило участь войны. Это сражение дано по повелению Султана, вопреки мнению Решида-Паши ², который весьма основательно хотел оставаться под покровительством Шумльских укреплений.

По заключении мира, Турки с трудом могли оправиться от овладевшего ими уныния. Султан не являлся более на ученья; музыка Россини, пляска и песни юных Гречанок и празднества на Европейской лад [80] занимали все его мысли. Вельможи, и в особенности любимец его Сер-Киатиб (секретарь) Мустафа, наперерыв готовили ему повсюду забавы и увеселения. Один Сераскир Хозрев-Паша не забывал его прежних намерений; но он желал всё делать сам, всё видеть лично; производил маневры в своих комнатах с оловянными солдатами и деревянными пушками; доверял только одному себе; собирал книги отовсюду, чтобы не иметь надобности в Европейцах; не умел заставить уважать учителей, или находил их всегда не соответствующими его ожиданиям; созидал на бумаге школы и думал об образовании Турецкой молодежи, послав четырех детей в Париж; — посему и успехи его предприятия были незначительны.

В Мае месяце 1831 года регулярная Оттоманская армия состояла из 13 пехотных полков, каждый в 4 баталиона — всего 45 т. чел.; из 9 кавалерийских полков, всего 4980 чел.; из 4-х артиллерийских полков, каждый в 4 роты; из 4-х бомбардирских рот, каждая в 120 чел.; и наконец из нескольких офицеров и воспитанников морского инженерного ведомства. Из сего видно, сколь невелика [81] была новая армия. Первые порывы усердия прошли; побеги беспрерывно уменьшали ряды войск; уже не иначе как силою надлежало приводить рекрут к учителям. Поселяне увечили себе пальцы, глаза и другие части для избежания военной службы. Далее увидим, какое неудовольствие возникло в Анатолии от преобразования войск и особенно от перемены одежды. Но, оставив без внимания отвращение народа, которое, по мере успехов новой организации, могло бы изменишься или по крайней мере соделаться безвредным, мы заметим, что огромные издержки и малое устройство Низам-Джедидов должно более всего приписать беспорядку, запутанности военного управления, столь много способствующего корыстолюбию вельможей. Обмундирование и вооружение, находясь в самом жалком состоянии, требуют беспрерывного исправления и поддержки; таким образом ложная экономия вводит в чрезвычайные расходы. Рядовой получает в месяц около 7-ми франков или 20 пиастров; а Генерал 5 т. пиастров. Паек, который не изменяется и в военное время, весьма достаточен. Пехотная одежда состоит из синей куртки, широких панталон, [82] красной шапки без козырька, шинели с рукавами и капюшоном, пары башмаков и пары мягким полусапог для больших парадов. Сверх того нижние чины получают двое холщевых поршков, две рубахи и летнюю одежду из белой саржи. Чины различаются по изображениям солнца, луны или звезд, бриллиантовым или просто металлическим, которые носятся на груди. Бомбардирам, большею частию из Босняков, в уважение их особенного пристрастия к национальной одежде, было, дозволено носить высокие цилиндрические шапки из войлока; но теперь даны им кивера без козырьков. Ружья работы Немецких фабрик, а сабли кавалерийские все различных форм и видов. Артиллерия, уважаемая за услуги, оказанные ею в 1826 году, преобразовывается весьма медленно. Каждая батарея состоит из 6-ти орудий 6-ти или 8-ми фунт. калибра и 120 чел.; — впрочем образование их стоит на низкой степени и материальная часть в самом жалком состоянии. В Школе Мугендисов или инженеров, управляемой исключительно Мусульманами, считается 200 воспитанников: их учат грамоте, Арифметике, Геометрии Эвклида, черчению карт и употреблению [83] буссоли. Военная подчиненность почти вовсе не существует; офицеры и рядовые едят свой пилав все вместе. Казармы и госпитали требуют еще большого улучшения.

Мы обязаны упомянуть также об учителях Тевенене и Калоссе, которые в течение последней воины были посланы в Анатолию. Тевенень, офицер Французской артиллерии, человек с отличными достоинствами; Сераскир Хозрев-Паша старается привязать его к себе, но не взирая на то, советы его редко исполняются. Калосс, кавалерийский Капитан Пиемонтской службы, должен был в 1821 году оставить свое отечество; после чего находился во Французской службе. Не смотря на все козни против него, он пользовался довольно большою доверенностию Султана, при коем лично состоял.

Из вышеизложенного сравнения Турецкой армии с Египетскою не трудно заключить, что первая не могла надеяться одержать верх над последнею. Мы тотчас увидим, что и провинции Анатолии находились не в лучшем, положении, как и области Египетские. [84]

Состояние Анатолии и Египта.

Рассматривая ничтожное и слабое состояние Сирии и обширного полуострова, простирающегося на Запад от Евфрата, — которые, почти с первых страниц Ветхого Завета до времени перенесения Турецкими Султанами столицы из Бруссы в Адрианополь, занимали столь важное место в Истории человеческого рода, — тщетно, кажется, говорить о системе успехов, о постоянном движении к лучшей будущности. В изумлении делаем себе вопрос: куда могло деваться наследие умственных сокровищ, оставленных древними народами сих стран? Но мы забываем, что мысль так же не уничтожается, как и вещество, и наследие это, ныне великолепно возросшее, принадлежит народам Западным: мне кажется, потомки искусных мастеров Дамаскских, Моссульских и Ангорских, Финикийские мореплаватели, Ионийские художники и Халдейские мудрецы живут между нами. Насколько цивилизаций исчезло последовательно в сей части Азии, куда Евреи перенесли создание первого человека — Адама. Пещеры в Макри и Фригийские памятники в Сеиде-Гази должно отнести к [85] первобытным временам, к неизвестному царствованию Пеласгов; — развалины Багдада и искусственные горы Ванские — к владычеству Вавилонскому; все термы, все амфитеатры и храмы, покрывающие берега Архипелага и Родосского моря — к эпохе Эллинов; древние дороги, пересекающие весь полуостров — ко временам Римской Империи; храм в Изнике ³ — к жизни Греков среднего периода. Теперь Мусульманская цивилизация, которая, в цветущее время свое, создала прекрасную мечеть Баязет, в Амазии, находится на краю могилы, и можно смело сказать, что нет ни одной высокой мысли общественного быта, Веры или Политики, которая соединяла бы 10 миллионов жителей, подвластных Порте в ее Азиатских владениях. Все единство исчезло; и Османы, первенствующее племя, повинуются только некоторым воспоминаниям, некоторым обычаям. Падение Янычар расторгло последние узы в народе. Забыв, что судьба предназначила их к победе, что только воинский стан служил им жилищем, что они навсегда были разделены по Санджакам и знаменам как-бы для [86] вечной войны, что главная квартира их находилась в Константинополе, что единодушие долженствовало их соединять, как воинов одной армии, — они начали возделывать поля, удалились в свои гаремы, составили Феодальные семейства; наследственная вражда разделила их на партии, и презрение к чужеземцам перестало основываться на чувстве могущества и храбрости. Посещения Европейцев, независимость, в которой, под покровительством Европейских посланников, живут Франки; — смесь вольноотпущенных раев, Итальянцев, Англичан, Французов и других народов; усилия Греков к своему возрождению, еще прежде революции в Морее, не подавленные Портою и образовавшие, насупротив Митилены, некоторый род республики Аивальской; — всё сие послужило к укрощению нравов Турок, живущих близь берегов Архипелага, и вывело их из тесного мыслительного круга, в котором и поныне коснеют Турки прочих частей Азии. Должно приписать успехам просвещения также и то обстоятельство, что в сих прибрежных странах действия Правительства имеют более силы; ни Паши ни народ никогда не обнаруживали здесь [87] склонности к возмущению; налоги взимались беспрепятственно. Смирна принадлежит к первым городам, где введено воинское преобразование и где более старались поддержать уважение к имени Султана. Но чем далее вы проникаете во внутрь земли, чем реже встречаете Франков, чем малочисленнее становится население раев посреди Мусульман, тем более и более склоняется просвещение к упадку. Приближаясь к центру Малой Азии, вы видите, что земледелие окружает деревни не далее как на половину льё; жители скрываются в горах и убегают соседства больших дорог, где они слишком часто подвержены насилиям и разным поборам: таким образом является в Статистике странное обстоятельство, что те округи, которые недоступны, где нет дорог, а пролегают одни только тропинки, суть самые населенные и богатые. Явление сие объясняется тем, что в Турции квартирование войск страшнее чумы. Правда, нынешние Султанские Фирманы повелевают вознаграждать жителей; но будут ли и могут ли они быть исполнены? Превосходные Ески-Шерские равнины опустели с того времени, как Султан Амурат провел чрез оные [88] 300 т. войска против Багдада. Он не подумал, что ему нужен провиант для продовольствия столь многочисленной армии: марш ее произвел гибельное действие урагана. С появлением всадников, которые, под названием Дели, сопровождали Пашей, в городах и селах распространялся всеобщий ужас. Они приветствовали своих хозяев палочными ударами; после того требовали от них, сколько им нужно было, баранов, куриц и проч. Всякая медленность наказывалась неизбежно. Получив надлежащее число баранов и проч., Дели требовали еще денег, под названием: для точения ножа. Приготовив обед, хозяин обязан был своим гостям заплатить другую сумму, на-зубок; наконец, за роздачу лошадям ячменя, они должны были давать бакши — на водку. Таким образом прием одного Дели разорял совершенно селянина. Жаловаться Паше, значило подвергаться зажигательству, убийству. После сего можно понять, от чего в Анатолии поселяне не терпят ни больших дорог, ни солдат, и какие препятствия встретит там Европейская армия, хотя бы она имела в своей власти Черное и Средиземное моря. К причинам опустошения [89] можно причислить также Туркоманов, народ кочующий, который располагает иногда свои юрты в нескольких льё от Архипелажского берега, и платит Порте только небольшую дань. По мере удаления от берегов, они становятся многочисленнее. Но Моелемы, наместники, или лучше сказать, откупщики Пашей, имеющих свое пребывание большею частию в Константинополе, суть постоянные утеснители; они грабят несчастных феллов, не оставляя им, как говорится там, ничего кроме глаз для слёз. Впрочем, они, как равно и Дере-беи, род феодальных владетелей, умевших себе присвоить права покровительствования и приобресть вассалов, живут иногда в раздоре между собою и тогда ведут жестокую войну, где засады и хитрости суть главные действия, и где, как в войнах Кондотьеров, погибают от 4-х до 5-ти человек. Если они успели заслужить любовь своих подчиненных, или имеют преданных им солдат, в таком случае принуждают присланных на смену их чиновников возвратиться. Благосостояние народа, уважение повелении Порты — для них вещи чуждые; управлять, значишь собирать налоги; повиноваться, [90] значит трепетать. Таким образом часто Турок или Райя, одаренный храбростию и телесною силою, делаясь главою шайки, грабишь несколько лет какой-либо округ, без всякого со стороны Правительства препятствия; потом, наскучив бродяжничеством, испрашивает у Паши охранный лист, мирится с ним посредством подарков и возвращается наконец спокойно в недра своего семейства.

С приближением к Евфрату отсутствие всякого общественного порядка еще разительнее. Вы находитесь среди независимых, жестоких Курдов, среди Ездов, боготворящих Гения Зла; к Северу встречаются Лазы и все дикие племена, заключенные, как хищные коршуны, в ущельях Кавказа. Спускаясь к Югу; являются степные Арабы в борьбе с караванами, и жители Ливанских гор в вечной междоусобной вражде. По сему обширному пространству тщетно протекли столетия. Всё, что о сих странах рассказывают древние писатели и крестоносцы средних веков, всё справедливо: стрелы, колчаны, брони, показываемые в наших музеумах, употребляются там и теперь. Владычество Порты признается только при случае и [91] по причине внутренних раздоров. Паши, по большей части, назначает сами преемников своих и живут в постоянном неповиновении Порте. Вообще, от берегов Архипелага до берегов Евфрата и Тигра, цивилизация следует почти тем же законам, как и прозябание, постепенно исчезающее от подошвы гор до вечных, снегов вершин.

Можно с достоверностию сказать, что Сирия и Пашалыки, прилегающие к Верхней Азии, вышли совершенно из-под владычества Султана, и потеря сих провинций могла-бы только оскорбить гордость его. При теперешнем упадке Оттоманской Империи, кажется, невозможно, чтоб свершилось ее возрождение, чтобы хорошие учреждения пустили корни, если не подчистят дерева, если не отделят областей, выходящих из округленных границ Государства. На Юге Азии, Египет требует присоединения Сирии и части Карамании, лежащей между Тавром и морем: сии земли изобилуют предметами, особенно строевыми лесами, в коих Египет нуждается, и Христианские народы оных склонны к принятию образованности. Таким образом из Египта составится могущественная [92] Держава, если только система монополии не истощит народ преждевременно и не уничтожит вовсе частной собственности.

История раздоров Акрского Паши с Мегметом-Али оправдывает некоторым образом требования сего последнего. Абдалла-Паша, прославившийся искусством производить грабежи, и сделавшийся в своей провинции первым купцом, вздумал в 1822 году завладеть Дамаском. Соседние Паши подняли оружие и вскоре осадили его в его столице; но как артиллеристы их не умели разрушить стен крепости, то и казалось, что сопротивление его продолжится на долгое время. Мегмет-Али ходатайствовал за него у Султана, и Абдалла-Паша, с помощию 60 тыс. кошельков ⁴, внесенных народом, получил прощение с сохранением прежней должности. Но скоро корысть заглушила чувство благодарности. Акрский Паша понял, что связь с Константинополем обещает ему более выгод, чем с Каиром, что власть Султана в его Пашалыке будет всегда только мнимая, и что Порта, довольствуясь подарками, не станет ему препятствовать [93] в его грабительствах. В следствие сего он старался всячески освободиться от влияния Мегмета-Али и возбудить против него негодование Порты, говоря, будто-бы он для того столь сильно защищал Морею, что назначал оную в удел Ибрагиму. Между тем несколько Египетских поселян, оставив свои жилища, перешли под покровительство Абдалла-Пати; Мегмет-Али требовал их возвращения; но Акрский Губернатор, называя их подданными Султана, отказал ему в выдаче сих людей и донес о том Порте, которая приняв личину человеколюбия, в сильных восточных фразах загремела против утешения жителей Нильской долины. Вот причина воины. Это было в конце 1831 года.

Время было удобное для исполнения великих предначертаний Вице-Короля. Европа, занятая внутренними волнениями, не опасалась вмешательства России. Албанцы и Босняки явно не повиновались Порте: также и в некоторых Пашалыках Верхней Азии обнаружилось возмущение. Османы взирали с презрением и ненавистью на поведение Султана, и ничего не предпринимали против зачинщиков мятежей; они готовы были даже признать Скодринского Пашу вторым [94] Мустафою Байрактаром, восстановителем Янычар. Анатольцы по тому только не обнаруживали неприязненных действий противу Порты, что у них не было предводителя; неудовольствия их против нового порядка возросли до высшей степени.

Я прибавлю еще некоторые черты для довершения картины состояния Турецкой Азии. Со времени революции, и особенно в течение того времени, когда Сер-Киатиб Мустафа-Паша (Секретарь Султана) пользовался милостию своего государя, Правительство обратилось к монополии и распространило оную постепенно на все жизненные потребности, хлеб, рогатый скот, шелк, опиум, и проч. Беспрестанно получалась из Константинополя повеления нагружать суда и верблюдов товарами, по разорительным для продавцов ценам. При всем том рекрутские наборы не переставали истощать хотя бедную, но самую трудолюбивую часть народа; Сальяны (налог для областных расходов) становились час от часу тяжелее; всё приходило в разрушение, здания, фонтаны, дороги; ежегодная продажа должностных мест и умножение числа чиновников без всякой пользы для Правительства, утроили угнетения и грабежи; ежедневно почти [95] исчезали сёлы от разрушительной руки Правительства (которое можно было назвать благоустроенною системою грабежа), от чумы, оспы и холеры. Удивительно-ли после сего, что Азиатские Турки, не говоря, уже о религиозном их отвращении, питали ненависть к Фези (носящие фески) нового преобразования, преследовали повсюду Аскеров (регулярных солдат), как Неверных, и что появление одного офицера Ибрагимовой армии могло принудить к сдаче сильнейшие города.

Народ, привыкший видеть своих начальников в беспрерывной борьбе с Правительством или один против другого, вообще равнодушен к сим раздорам; он принимает сторону того, кто сего ищет. Что касается до Раев, то нельзя предполагать, чтобы и они заботились много о сохранении у себя Турецкого правления. Они бесспорно, самые промышленные люди; но какой ход могут иметь их занятия, их предприятия, когда они подавлены тяжестию налогов, обложены особенно поголовщиною, десятинным сбором, личными повинностями, сальяном, и проч. Сальян назначается по каждой провинции особо: Раи платят одну половину, а Турки другую. [96]

Таким образом в округе Циангра 690 Христиан платят столько же, как 120 т. Мусульман. Вот что причиною, что все известнейшие фабрики Турецкой Азии приходят в упадок, или вовсе уничтожаются: уже и Ангорские ткани начинают портиться. Разработка золотых и серебряных руд почти везде оставлена. Нет более искусств... они заменены ремеслами.

Поход Ибрагима-Паши.

Ибрагим назначен был Главнокомандующим Египетскою армиею. При небольшом росте, но сильном сложении, он обладает телесною силою Гомеровых героев, которая у необразованных народов почитается выше всего, и часто бывает соединена с отважностью, жестокостью и буйною страстью к чувственным наслаждениям. Отрубить волу голову одним ударом — предать смерти свои жертвы — упиться вином до бесчувствия — вот три действия его жизни. Между тем нрав его уже несколько укротился; он старается приобресть уважение Европы, и для того являет по временам милость и великодушие. Он одарен более рассудком здравым, нежели умом тонком, просвещенным. [97] Сопровождавший его Солиман-Бей есть главный виновник его успехов ⁵.

Первая страна, предлежавшая завоеванию Египтян, была Сирия, богатая своими разнообразными произведениями, хлопчатою бумагою, хлебом, маслом, лесами и проч. Заключенная со стороны Малой Азии горою Аманус, отраслью Тавра, простирающеюся от Скандерунского залива до Евфрата, она примыкает с одной стороны к Средиземному Морю, а с другой к Степи. Длина ее от Аинтаба до Газы составляет около 150 льё, а средняя широта до 30-ти льё. Подле развалин Балбека возвышается, почти на 9500 фут, гора Ливан, высочайшая вершина двойной цепи гор, отделяющихся от Амануса. Из ее боков вытекает на Север Оронт или Вадель-ази, на Юг — Иордан, две главные реки. Леонтеская или Квасмиенская долина, начинающаяся у тех же громад, простирается между хребтом Ливана на Запад и Анти-Ливана на Восток. Весь берег от Акра до Эль-Джебаиль, выше Бейрута, принадлежит с [98] горною страною, где обитают Друзы, к Пашалыку Саида и Акра. У Эль-Джебаиль начинается Трипольский Пашалык, идущий вдоль берега до Ладикией. Северная часть Сирии от моря до Евфрата принадлежит к Алепскому регенству. Остальная восточная часть, заключающая в себе обширнейшее пространство Сирии, зависит от Паши Дамаскского.

При первом взгляде на карту, видно, что важнейшие оборонительные пункты суть: Сен-Жан-д’Акр-крепость; Тир — который надлежало-бы укрепить; Бальбек — ключ ко многим долинам; Антакия — при устье Оронта; теснина при Бейлане; Александретта, лежащая на косе между болотом и морем; Аинтаб и Цейгма, командующие обоими проходами по правую сторону Амануса. Я почел нужным изложить сии замечания, для доказательства, что в целом Сирийском походе не было стратегических соображений.

Мальтбрён полагает народонаселение Шамской земли (pays de Sham) в 2 миллиона; но для удостоверения, сколь мало положительно сие исчисление, стоит только упомянуть, что все путешественники различно показывают число Друзов: некоторые [99] считают 120 т. жителей, а другие миллион. Турки составляют только 2/5 населения; они живут, как и Греки, в городах. Остальное народонаселение состоит из Арабов-поселян, обрабатывающих поля, из Курдов и Турrоманов, блуждающих в долине Оронтской; из Арабов-бедуинов, кочующих на берегах Иордана и по рубежу Степи; из Анзариев, обожателей Солнца и потомков служителей горного Старца; из Маронитов, исповедующих Католическую веру; из Друзов, коих вероисповедание сомнительно, — все они суть обитатели Ливана; из Мутуалисов — Мусульман секты Али, населяющих Анти-Ливан; из Наплузцев и других племен, сохранивших некоторый род независимости. При таковом смешении различных племен не удивительно, что Сирию легче завоевать, нежели оную сохранить. Впрочем, Вице-Королю Египетскому гораздо удобнее иметь за нею надзор, чем Султану.

Горцы отличаются воинственным духом и весьма способны к неправильной войне в странах полудиких. При открытии войны, все племена, исключая Анзариев, находящихся в северной части Сирии, повиновались довольно терпеливо Емиру-Беширу [100] Друзскому Князю, из знаменитой Фамилии Факр-эль-Дин, возмутившейся против Амурата IV. Емир-Бешир, во время восстания Абдалла-Паши, в 1822 году, удалился к Мегмету-Али, который принял его под свое покровительство и потом способствовал возвращению его на прежнее место.

Последуем теперь за движениями Ибрагима. С армиею в 32 т. регулярных войск и от 4 т. до 5 т. Арабов-Бедуинов и Гавуарасов, он избирает тот же путь, как и Бонапарт, и быстро переносится к Сен-Жан-д’Акру; занимает без боя Яффу и Каифу; — Иерусалим, Наплуза, Табария, и вся страна между Газою и C.-Ж.-д’Акром покоряется ему безусловно. Владычествуя на море, откуда ожидает подвоза войск и припасов, он спешит занять гарнизонами весь берег до Ладикиой и является 27-го Ноября перед С.-Ж.-д’Акром с корпусом войск, состоящим из 15 т. линейной пехоты, двух полков копьеносцев (lanciers, уланы:), тысячи Бедуинов, двух рот саперов, одной роты канонеров, одной роты бомбардиров и парка полевой и осадной артиллерии. Крепость лежит на мысе, окруженная с трех сторон морем и обороняемая с четвертой стороны [101] крепостцою с башнею, которая служишь цитаделью. Один только сей фронт, коего бастионы имеют весьма короткие фланки, доступен с суши. Впрочем, он дурно дефилирован от соседней высоты. Бонапарт, как известно, не имел при осаде С.-Ж.-д’Акра осадной артиллерии и не владел морем; следовательно в распоряжении Ибрагима находилось более средств. В первые 10 дней осаждающие стреляли не очень много; но 9-го Декабря, когда пять фрегатов вместе с канонерскими лодками на парусах подтянулись к крепости, была предпринята всеобщая атака, и с 8-ми часов утра до 4-х часов вечера, флот и сухопутные батареи производили сильнейший огонь. Крепость с своей стороны не оставалась в бездействии: Египтяне потерпели значительный урон и несколько судов были сильно повреждены. С 9-го по 18-е, бомбардирование продолжалось днём и ночью; 10-го числа орудия большого калибра были поставлены на батареи. Осада шла быстро вперед; но ничто не предвещало еще скорого падения крепости. Абдалла-Паша защищался мужественно и, говорят, поклялся взорвать на воздух цитадель. [102]

Поспешность была необходима: первое благоприятное расположение Сирийских племен могло измениться, если Ибрагиму не удалось бы одержать победы над неприятелем. Ливанские горцы и Наплузцы прислали старшин своих в Египетский лагерь с изъявлением готовности выставить некоторую часть своих воинов.

Известие о вторжении в Сирию армии Мегмета-Али произвело в Константинополе всеобщий ужас. Порта употребила сначала хитрость. Показывая вид, что в сем происшествии видит только последствие раздора одного Паши против другого, она требовала объяснения о причине их вражды. Но посланные ею агенты ни в чем не успели, и ей более ничего не оставалось, как приготовиться к войне. 16-го Декабря 1851 года, Раккский Губернатор Мегмед-Паша наименован Губернатором Алепским и Сераскиром берегов Сирии и Аравии; в то же время посланы указы о наборе лучших войск к Директору Султанских мин, Осман-Паше, и к Моелемам Мараша, Сиваса, Аданы и Пайа; подтверждено также Губернаторам в Карамании и Кесареи быть в готовности. Но достаточно-ли было одного движения [103] гонцов для сформирования сильной армии? Слабо повинующиеся подданные Султана не имели недостатка в средствах уклониться от исполнения его повелений; некоторые Паши, для избежания тягостного похода, забавлялись войною с своими селениями; иные, боясь недостатка в жизненных припасах, действовали с примерною медленностию; целые отряды сбивались с дороги и проч. Между тем в Сирии с каждым днем возрастали препятствия против приготовительных усилий Порты к возвращению прежнего владычества ее. Сын Емира-Бешира собирал войско в горах и начальствовал там вместо Мегмета-Али. Дамаск вооружался, страшась наказания за происшедшие в нем беспорядки, и удержан в залог Пашу, имевшего поручение вести Мекский караван.

Мирмиран Осман-Паша был избран Портою в Правители Триполийской провинции; но ему надлежало завоевать свое вступление в должность; ибо она, именем Ибрагима-Паши, была занята Мустафою-Агар-Барбар, человеком в той стране уважаемым. Сераскир Мегмет-Паша согласился послать к Осману несколько тысяч иррегулярной конницы и 4 орудия. [104] Осман прибыл к своей резиденции в первых числах Апреля, полагая, что Египетский Главнокомандующий занят еще осадою Акра. Вместо всех распоряжений к нападению, он рассеял свои войска по окрестным возвышениям и приказал по городу открыть пальбу из орудий, которая не причинила ни малейшего вреда. Турецкая кавалерия, не встречая в движениях своих никакого препятствия от немешкой стрельбы из замка подскакала к самым строениям города Триполи; но быв встречена сильным ружейным огнем, обратилась в бегство; один баталион Низам-Джедидов бросился за нею в погоню, но устав в свою очередь, он свернулся в каре. Тогда осаждающие, опомнясь, напали на сие каре, расстроили оное и изрубили несколько человек. Вечер прекратил сие дело, и обе стороны отступили спокойно. Несколько дней после того, Ибрагим-Паша, передав на время управление Акрскою осадою одному из своих Генералов, и желая разведать лично состояние земли, явился с 8-ю тысячами чел. и 6-ю орудиями перед лагерем Османа, который, в испуге, оставив неприятелю весь свой обоз с большею частию лагеря, бежал [105] по дороге в Гама, где находился тогда Паша Алепский. Египетский Главнокомандующий тотчас пошел вслед за ним, и дойдя до Гомса, остановился в избранной позиции; но угрожаемый в сем месте тремя бригадами Сераскира Мегмета-Паши, он отступил, после нескольких стычек, к Бальбеку, где расположился лагерем и соединился с племянником своим Абаз-Пашею, приведшим с собою 800 чел. Вскоре, по причине возникших беспокойств, он должен был отправиться в горы, где между Друзами, природными врагами Маронитов, обнаружился опасный дух непокорства; но в несколько дней мятежники были усмирены и начальники их посажены под стражу в Байруте: в то же время взяты заложники из знатнейших семейств. Между тем несогласия возникли во многих местах; медленность осады С.-Ж.-д’Акра имела вредное влияние на приверженцев Мегмета-Али. В Триполи Мустафа-Барбар открыл заговор, в котором участвовали Кади, Муфти и знатнейшие Турки.

Получив значительное подкрепление войск из Кандии и сделав некоторые оборонительные распоряжения на юге от [106] Балбека, Ибрагим возвратился к С.-Ж.-д’Акру для довершения покорения сей крепости. — Тотчас по прибытии занялся он приготовлением решительной атаки. 19-го Мая открыта со всех батарей усиленная пальба. Для овладения крепостью, Египтяне действовали с неимоверными усилиями, стоившими им ужасных потерь. Лишь только брешь была пробита, осажденные тотчас ее заделывали. В городе не оставалось камня на камне; дворец Паши лежал в развалинах, и Абдалла принужден был искать убежища в пещерах, изрытых речкою Джезар. Силы гарнизона истощались, и уменьшились до 2 т. чел. Наконец, 27-го Мая, назначен был приступ: осаждающие пробили три бреши, одну в башне Капу-Бурджу, обе другие в Небей-Залег и Завье. Шесть баталионов имели честь идти на штурм, который начался с рассветом дня и продолжался 12-ть часов. Перед Капу-Бурджу Арабы едва не обратились в бегство; но Ибрагим своею рукою отрубил голову одному Капитану и велел обратить против них целую батарею: после чего они вновь пошли на штурм. К несчастию Абдаллы, канонеры его отказались под конец стрелять и [107] заставили его сдаться на капитуляцию. Он требовал с благородною гордостию, чтобы изменники были наказаны, а преданные ему пощажены. Абдалла и гарем его отвезены в Александрию, где с ним обходились весьма почтительно. Египтяне показали свои урон в 1429 раневых и 512 убитых. Так пал С.-Ж.-д’Акр после 6-ти месячной мужественной обороны. Занятием сей крепости Ибрагим упрочил владение нижнею Сириею, привлек на свою сторону людей нерешительных и обеспечил свое дальнейшее движение.

Порта в течение сего времени еще только готовилась к войне. В Марте месяце поручила она начальство над экспедициею в Аравию Гуссейну-Паше, известному истреблением Янычар и храброю обороною Шумлы, в 1828 году, против Российских войск. Сему-то воину, нисколько не проникнутому Европейскими идеями, доверено было благо Империи. Султан облек его в сан Фельдмаршала Анатолии и торжественно возложил на него Гарвани (род короткого плаща) с золотым шитьем на воротнике; сверх того подарил ему саблю осыпанную бриллиантами и двух жеребцов с богатым седельным убором. [108] 17-го Апреля, Гуссейн получил повеление отправиться к армии, образованной Хозревом-Пашею, которая долженствовала собраться в Кони.

Сформированием новых регулярных полков армия увеличилась до 60 т., считая в том числе артиллерию и инженеров. В составе сей армии находились: пехотная бригада Бекир-Паши, со 2-м кавалерийским полком; сильная бригада иррегулярных войск под начальством Силистрийского Губернатора; пехотная бригада Скендер-Паши, с 6-м кавалерийским полком; пехотная бригада Неджиб-Паши, с 9-м кавалерийским полком; гвардейская бригада Дилавер-Паши с 1-м гвардейским кавалерийским полком. Каждая бригада имела свою артиллерию с зарядными ящиками, и по одной роте мастеровых. Старались также дать Европейское образование интендантству, казначейству и другим отраслям военного управления. Транспорты должны были совершаться посредством реквизиционного сбора повозок (арбы) и упряжи. При армии учредили Военный Суд (Аудиториат) для суждения офицеров во всех тех случаях, когда надлежало их лишить чина или знака [109] отличия. Сам Султан написал собственноручно некоторые постановления.

На молодого Дивизионного Генерала Мегмета-Пашу, бывшего невольника Хозрева-Паши, возложено было управление регулярными войсками, под главным начальством Гуссейна-Паши; он имел некоторые военные способности и понимал Европейские маневры довольно хорошо. В его свите находились Талемджи (учители): Тевенень, артиллерийский Капитан, коего превосходные советы, если бы им последовали, могли спасти Турецкую армию от истребления; Рельи, храбрый и достойный инженерный офицер, — и Калоссо, кавалерийский Капитан. Первые двое были свидетелями всей почти войны. По взятии их Египтянами в плен, они отказались вступить в службу неприятельского Генерала, и были им отосланы обратно. Калоссо оставался недолгое время в армии; он пытался прекратить ужаснейшие злоупотребления, существовавшие в ней; но Генералы и Полковники восстали против него и принудили отказаться от введения порядка в отчетности.

14-го Мая, Фельдмаршал прибыл в Кони, не заботясь ни мало о состоянии войск. [110] Тщетно требовали наставники точного пополнения устава о полевой службе, составленного Генералом Превалем и переведенного на Турецкий язык. Равномерно без внимания оставались и жалобы их на неопрятность в лагере, леность и упущения начальствующих. Паши не осматривали ни войск, ни оружия, ни огнестрельных запасов. Сам Генералиссимус не заблагорассудил взглянуть на армию в сборе. Непростительный беспорядок существовал в военном управлении и долженствовал по необходимости иметь сильное влияние на судьбу армии. Войско, не имеющее, прочного основания и дурно управляемое, теряет драгоценное время в медленном удовлетворении своих потребностей; оно никогда не может вывести в строй полного числа сражающихся, отягощает собою ту страну, чрез которую проходит, терпит много от болезней, и тысячи мародеров или беглецов оставляют её в продолжительных или усиленных маршах; — в таком войске почти никогда нет строгой подчиненности. Подобной причине надлежит приписать большею частию те неудачи, которые постигли Французскую армию в первую Испанскую войну. Веллингтон часто одерживал превосходство [111] над Французами единственно по тону, что коммиссариатская часть в его армии была устроена превосходно и что он не следовал системе изнурения жителей реквизиционными сборами. В 1796-м году, когда Бонапарт водворил порядок в своей Италийской армии, победа вновь напутствовала знамена Французские.

Я сделал сие замечание с тем намерением, чтоб яснее показать, что Турецкая армия, в случае поражения должна была вскоре вовсе уничтожиться, и что Порта не могла иметь большой надежды на могущество своих военных приготовлении. Но еще существовало одно оружие, которое в цветущие времена Исламизма заменяло 100 т. Янычар, и которым Султан мог еще располагать. Я говорю об отлучении от церкви. Наконец Султан решился употребить и это средство. Верховный Муфти (глава церкви), Кадилескеры (верховные судьи) и главнейшие Улемы, по общем совещании, провозгласили, что справедливость на стороне Его Султанского Величества, что истребление мятежников есть обязанность священная, и что всякий верный Мусульманин, приявший смерть в борьбе с ними, соделается мучеником. После сего обнародован [112] роковой фетва против преступника Мегмета-Али и его сына бесчувственного Ибрагима. Ферманли, т. е. отлученный от церкви, то же, что в древние времена человек, обреченный на жертву богам ада; он не может более надеяться иметь друга. Те, которые знают Историю Турции, должны были думать, что Вице-Король Египетский не избегнет наконец своей участи, своего убийцы; что он не будет счастливее Клебера. Но времена изменились; особенно после побед Российской армия, между Османами вся народная Вера исчезла. Отлучение от церкви стало в Константинополе столь же недействительным оружием, как и в Риме.

В тоже самое время Порта сообщила Посланникам разных Держав Ноту, в коей изложив распри с своим подданным, просила о строгом нейтралитете Держав, и объявила Египет в блокадном состоянии. Россия ответствовала на сию Ноту в самых благосклонных выражениях. Она отозвала своего Консула из Александрии, и предложила даже пособие войсками и кораблями. Австрия, природный враг всех революций, которая несколько уже лет, кроме наблюдения, никакого участия в делах Востока не [113] принимала, повелела сделать Вице-Королю грозные представления. Выгоды Англии со стороны Аравии и Чермного поря, и зависть ее к России, предписывали ей иное поведение, и она приняла почти те же меры, как и Франция. Сия последняя, еще прежде взятия С.-Ж.-д’Акра, употребила все свое влияние для примирения Порты с Египетским Пашею, но тщетно. Диван, не соглашаясь ни на какие уступки, предоставил Фельдмаршалу Гуссейну решить сие дело силою оружия. Гуссейн приступил к исполнению велении Султана с тою медленностию, которую Турки почитают достоинством, потеряв в бездействии три недели прежде выступления армии в поход по направлению к Тавру. Не ранее 8-го Июня прибыл Мегмет-Паша в Адану с авангардом и бригадою Бекира-Паши. Рекогносцировка, посланная к Тарсу, доставила сведение о взятии С.-Ж.-д’Акра. Следовательно самая необходимость требовала занять врата Сирии и идти к Антиохии, чтобы прикрытием Бейлана опередить Ибрагима. К Гуссейну послан был гонец; казалось сначала, что он понял важность сего движения, ибо прибыл в Адану по почте, но потом остановился в сем городе на две недели. Наконец [114] необходимое движение свершилось, и армия прибыла в Антиохию; но здесь появилась между солдатами холера, и армия простояла еще 8 дней, вместо того чтобы, пользуясь медленностию Ибрагима, занять позицию сколь можно далее впереди. Ибрагим между тем спустился в Оронтскую долину, и, после небольшой сшибки с отрядом иррегулярных войск, вошел 15-го Июня в святой Дамаск; но и его действия не имели надлежащей быстроты. Заняв Антиохию, надлежало-бы перейти в Гомс, древнюю Емезию. Сей пункт, защищаемый лесистою и ручьями пересекаемою окрестностью, и имея сверх того цитадель, на возвышении среди города, которую не трудно было привести в исправное состояние, — представлял превосходную позицию, откуда можно было иметь сношение с Друзами, на пособие коих еще несколько надеялись, и вместе с тем командовать дорогою, ведущею в Дамаск. Гуссейн, всегда отстававший с главными силами, остановился в лихорадочных болотах Александретты, и не позволил сначала авангарду своему сделать выше описанное полезное движение; он приказал занять Гамаг, где невозможно было на скоро построить укрепления. Наконец, [115] по настоятельным просьбам, 6-го Июля последовал приказ идти в Гомс. Мегмет-Паша тотчас выступил: но в торопях позабыли снабдить войско провиантом; от чего оно прибыло в Гомс, 7-го Июля в 9-ть часов утра, в совершенной усталости и изнеможении от голода. Алепский Сераскир расположился с иррегулярными своими войсками у ворот города. Вместо того, чтобы прежде всего обеспечить продовольствие отряда и подумать о неприятеле, которого полагали в расстоянии 18-ти часов, приступили к церемониальным обрядам — икрам. Молодой Мегмет-Паша, при громе пушек, велел себя нести в великолепную, торжественную палатку, раскинутую на берегу реки; там оба Визиря, после продолжительных приветствий, закурили из наргюле (Персидская трубка). Среди сего наслаждения, и когда часть войск толпилась на базарах, внезапно получено известие, что Ибрагим с Египтянами своими находится не далее 2-х часов от города. Вмиг всё пришло в ужаснейший беспорядок. Голодные солдаты нестройными толпами потащились на встречу Арабам, которые, в ожидании их появления, прикрыв свой фронт стрелками, развернули 27 баталионов в одну [116] линию, примкнув левый фланг к р. Оронту, а правый к деревеньке, у подошвы возвышения. Неприятель не зная, что в числе Турецких войск находится и регулярная пехота, построился в сей ошибочный боевой порядок, с намерением удержать иррегулярную кавалерию. Но в Турецком отряде как-бы не было главного начальника: каждый полковой командир следовал своему мнению; один из Пашей хотел отступить; учители настаивали, чтобы сделать нападение; наконец артиллерия отказалась идти в первую линию, и тщетно Бекир-Паша изрубил одного командира батареи, чтобы заставить оную двинуться вперед. Между тем Ибрагим не остается в бездействии; он теснит Турок, распространяя свою линию справа на лево; выдвигает вперед баталионы, стоящие близ Оронта, на болотистую почву, пересекаемую ручьем; но часть бригады Бекира-Паши с двумя орудиями удерживает их натиск. В сие время вся Египетская линия останавливается и открывает огонь. Левое крыло Турок, защищаемое только несколькими орудиями, в течение 20-ти минут претерпевает значительный урон. Мегмет-Паша решается ударить на неприятеля в штыки; [117] но вместо того, чтобы остаться во второй линии для управления движениями войск, он лично ведет своих солдат против Арабов, которые свертываются в колонны. Вскоре артиллерия оставляет своего предводителя, а кавалерия, долженствовавшая обойти неприятеля, от действия его батареи отступает в беспорядке; вторая линия, устрашенная, подается не охотно вперед. Наконец, Египтяне на близком расстоянии открывают убийственный огонь; солдаты Мегмета-Паши приходят в беспорядок, обращаются в постыдное бегство, увлекая с собою начальников своих и преследуются Египетскою кавалериею. Наступившая ночь спасла Турецкие войска от совершенного истребления. Египетские бюллетени объявили потерю Турок в 2 т. убитых и 2,500 взятых в плен.

Остатки Турецкого корпуса отступили одни к Алепу, другие к Антиохии. Бригада Неджиба-Паши, стоявшая в 20-ти часах от поля сражения, вместо того, чтобы присоединить к себе бегущих, вместе с ними рассеялась. Фельдмаршал, узнав о горестном исходе сражения при Гомсе, занял отрядом мост в Джезере на Оронте: здесь остановил он штыками бегущих [118] и приказал отрубить головы первым, которые хотели насильно открыть себе путь. В подобных случаях Гуссейн являлся человеком необыкновенным. Он умел с удивительною твердостию подавлять мятежи; мог перенести поражение, но не умел избегнуть оного. Не имея военным способностей и ни малейшего понятия об управлении армиею, он ничего не мог предусмотреть. В короткое время все деньги казначейства были израсходованы; все жители тех стран, где армия проходила, доведены до крайнего состояния: ибо Гуссейн везде брал и нигде не платил.

В сражении при Гомсе главные силы не участвовали; 40 т. регулярных войск оставались в бездействии. Фельдмаршал не умел их употребить; он привел в совершенное расстройство армию, которая Хозревом-Пашею была довольно хорошо образована. Не сделав ни каких оборонительных распоряжений, Гуссейн выступил из Антиохии для соединения, Бог знает, с какими-то войсками у Алепа. Не найдя в сих странах продовольствия и вспомнив, может быть, что Александретта, куда прибыл транспорт запасов, есть пункт важный, он возвратился усиленными маршами [119] в сей город. В сих маршах и контр-маршах войска прошлп 80 льё, таща за собою артиллерию и обозы. Оттоманский Монитер обнаружил все сии ошибки с замечательною откровенностию.

Между тем Ибрагим-Паша, присоединив к себе все гарнизоны, и сделав набор солдат в горах, двинулся вперед. Ему покорились все места, лежавшие на пути его, также и замок Алепский. В противуположность Гуссейну, Ибрагим вел себя искусно и благородно: под его покровительством многочисленное население Христиан стало свободнее дышать. Для довершения занятия Сирии, ему оставалось только овладеть Антиохиею и Александреттою: но он действовал медленно, в ожидании из Константинополя благоприятного решения на требования Мегмета-Али. Таким образом Турецкий Главнокомандующий имел достаточное время заградить неприятелю путь в Караманию. Антиохия могла бы служить превосходным местом для укрепленного лагеря; во Гуссейн, не обратив на сие ни какого внимания, приказал своим аванпостам отступить к Бейланской теснине. Сия теснина, образуемая глубокою долиною, по которой течет горный [120] ручей, в иных местах столь узка, что едва один верблюд может пройти; между тем она служит большою дорогою для Мекского каравана. Оборона ее чрезвычайно удобна. Не взирая на сие, когда Египтяне 5-го Августа явились перед тесниною, они завладели ею после нескольких часов не упорной защиты. Занятием Бейлана Александретта пала во власть победителя со всеми ее огромными запасами и стами пушками. Турки, вместо того, чтобы соединиться на какой-либо крепкой позиции, продолжали свое бегство по направлению к Адану. Их преследовала Египетская кавалерия под командою Аббаза-Паши, племянника Ибрагима; она перешла в брод р. Джиун (Пирам). Гуссейн-Паша приказал взорвать прекрасный, мост на 9-ти арках, ведущий чрез сию реку в Мессисе и не обратил внимания на находящиеся там древние укрепления. Турецкие войска, атакованные снова по ту сторону реки, продолжали свое нестройное отступление по обширной равнине, простирающейся к Адану; прибыв в сен город неприятель вытеснил их тотчас оттуда, и едва не захватил самого Главнокомандующего. После сего Туркам не оставалось другого [121] спасения как за Тавром. Весь Аданский округ покорился Ибрагиму-Паше, который наконец достиг до новых границ, предположенных Мегметом-Али для своего государства. Можно с достоверностию сказать, что Египтянам ни что не препятствовало идти в Константинополь; ибо нельзя было назвать армиею людей, упавших духом и толпившихся вокруг Гуссейна в беспорядке. Курды и Анатольские поселяне убивали повсюду беглых регулярных Турок, которые продавали свое оружие за несколько пиастров и переодевались, как могли, чтобы избегнуть действий проклятия, коему обречены были Фези (носящие Фески). В некоторых провинциях Верхней Азии существовало возмущение; достаточно было бы одного офицера Египетской армии, чтобы заставать значительнейшие города полуострова покориться. Рассказывают, что Вице-Король Египетский имел намерение сесть на корабль в то время, когда Ибрагим предпринял бы экспедицию в Скутари. Но, без сомнения, благоразумие остановило его в исполнении сего предприятия. Сколь ни был расположен народ в его пользу, он не мог бы однако явиться в Константинополь иначе, как [122] подданный, и конечно не воспрепятствовал бы вмешательству Российских войск. Положил даже, что он успел бы в своих чрезмерно-человеколюбивых замыслах; но какие последствия произошли бы от того? Вместо Государства довольно прочного, которое, имея границею Тавр, по видимому, долженствовало остаться под его владычеством, он был бы обременен большою, распадающеюся Державою, от которой ежедневно отделяются части, и которую ни какие человеческие силы не в состоянии привесть в устройство. Мегмет-Али, вняв советам Франции, старался посредством договоров утвердить за собою завоевания свои. Но Порта, быв преобладаема тем же упорством, которое вовлекло её в Наваринскую битву и войну с Россиею, не хотела принять условий от своего Паши, заставив его таким образом, после 5-ти месячного перемирия, снова обратиться к победоносному оружию.

Порта сменила Гуссейна-Пашу, назначив на его место Верховного Визиря Решида-Пашу, того самого, который восторжествовал над Греками в Афинах и подавил возмущение Скодринского Паши. Хотя Решид, человек храбрый, привыкший к [123] военным трудам и имеющий некоторые политические сведения, превосходнее своего предшественника: но не менее того и он мог быть только предводителем по Турецкому обычаю, — главою толпы. Выбор пал на него, кажется, главнейше по причине большого влияния его в Европейской Турции. Ему было повелено прибыть в Константинополь с значительными силами Албанцев, Босняков и проч., которые, как известно, состояли в его распоряжении, и с 6-ю пехотными и кавалерийскими полками, ему принадлежавшими.

Между тем неутомимый Хозрев-Паша успел вновь устроить армию с резервом в 40 т. регулярных войск; она была расположена эшелонами по дорогам, ведущим из столицы в Кони, и, увеличенная приведенными Верховным Визирем подкреплениями, имела довольно сил, чтобы остановить Ибрагима-Пашу; но, к сожалению, у начальников недоставало искусства, а у подчиненных усердия, и советы Европейских учителей оставались без исполнения, тогда как Египетская армия находилась почти исключительно под управлением иностранных офицеров. [124]

Для обороны прохода чрез Таврские горы, идущего по ущелью между отвесными скалами, более 1200 фут высотою, достаточно бы одного орудия; не смотря на сие, когда Ибрагим возъимел намерение утвердиться на северной покатости сих гор, он не встретил никого, кроме нескольких иррегулярных отрядов, с которыми легко управился. Он расположился лагерем без всякого затруднения на Ереклейской равнине, в 166-ти часах пути от Константинополя, считая час в 3 т. тоазов, и вскоре подвинулся к Кони.

В ожидании прибытия Решида-Паши, Турецкими войсками начальствовал Реуф-Паша. С приближением Египтян, он приказал передовым корпусам, один после другого, отступать к городу Ак-Шер, и для избежания поражения не завязывал деда с неприятелем. Но Верховный Визирь прибыл к армии с намерением обратиться к наступательным действиям: он забыл Кулевчу. Вместо того, чтобы занять позицию в горах около Ак-Шера и ожидать прекращения внезапно наступившей зимней погоды, он тотчас выступил в поход. Холод был чрезвычайный, погода ненастная и снега столь глубоки, [125] что едва малая часть артиллерии и обозов могла следовать: от чего армия, как при Гомсе, в виду неприятеля не имела ни куска хлеба. В некотором расстояния от Кони, Решид-Паша отрядил своего Селиктара (меченосца) с корпусом иррегулярных войск, приказав ему следовать чрез горы к деревне Силе, в 1 1/2 часах от Кони, занятой сильным отрядом Арабов. Сам же Визирь с регулярными войсками пошел туда по равнине. Атаку на сей пункт надлежало произвести в одно время; но к несчастию, Селиктар появился слишком рано; он не мог устоять против регулярных Египетских войск и должен был отступить, потерпев значительный урон и бросив свою артиллерию. Неудача сия нисколько не переменила предположения Решида-Паши; он не прежде остановился, как в виду Египтян, расположенных за сильными окопами. Это было, 29-го Реджеба (21 Декабря): день склонялся уже к вечеру, и потому он должен был или тотчас сразиться с неприятелем, или, в ожидании утра, провести холодную ночь без хлеба, что могло иметь вредное влияние на усердие войск. Самые первые распоряжения его были ошибочны; он [126] расположил свою армию в 4 линии, лишив таким образом часть войск возможности действовать; и когда уже решился вывести 2, 3 и 4 линии на высоту первой: то не приказал предварительно обозреть местоположение, чтобы видеть возможно-ли выстроить столь обширный фронт. Сие было причиною, что левое крыло не могло развернуться и оставалось в колоннах к атаке, под ядрами неприятельской артиллерии, которые в сем глубоком строю наносили ужасное опустошение. Он сделал еще и ту ошибку, что поставил свою артиллерию в интервалах линии таким образом, что снаряды ее не долетали до Египтян, тогда как артиллерия сих последних, выдвинутая перед фронт, сильно поражала Турок. План сражения, начертанный Решид-Пашею, заключался в том, чтобы главными силами, состоявшими частию из Албанцев, атаковать центр неприятельской армии и в то же время кавалериею беспокоить оба крыла. Ибрагим, разгадав сей маневр, оставил на пункте предположенной Турками атаки, лишь столько войск, сколько нужно было для удержания на некоторое время их натиска, и обошел своего противника по горным [127] дорогам. Появившись на Флангах Турецкой армии, он быстро бросился на ее кавалерию, и, опрокинув оную, устремился потом на главные Турецкие силы, которые таким образом поставлены были между двух огней и претерпевали ужаснейшее поражение от действия неприятельской артиллерии. Вскоре Албанцы обратились в бегство, так что и сам Визирь не мог их остановить. В сем отчаянном положении, Решид-Паша лично повел свою гвардию в дело; и хотя не мог уже надеяться одержать победу, но сражался еще долгое время, пока наконец, получив опасную рану, был взят Египтянами в плен. Турки понесли в сем сражении чрезвычайный урон: один первый пехотный полк потерял убитыми 3 т. человек.

Таким образом и вторая армия Султана была истреблена, и путь в Константинополь снова открылся Ибрагиму, который однако не имея желания, как и после сражения при Гомсе, вести своих Арабов в столицу, остановился в Кутахии.

Прим. Перев. Сим прекратились военные действия Ибрагима-Паши; ибо при [128] посредничестве России, и мерах, оною принятых, вскоре Мегмет-Али покорился Султану.

Все числа и месяцы, означены здесь по новому стилю.

Комментарии

1. Справедливость требует заметить, что они бежали постыдно. — Прим. Пер.

2. Можно усумниться в сем повелении Султана; — ибо Российский Главнокомандующий столь неожиданно отрезал Решид-Пашу от Шумлы, что ему ничего более не оставалось, как броситься в горы, неся на плечах всю Русскую армию, или попытаться пробиться в Шумлу: он избрал последнее; и в сих обстоятельствах, кажется, не было времени ни испрашивать, ни ожидать поколений Султана. — Прим. Пер.

3. В Никее.

4. Кошелек содержит 500 пиастров.

5. Новейшие известия о Севе называют его офицером Французской армии и Адъютантом Маршала Груши. Впрочем, в делах Военного Министерства сего не видно.

Текст воспроизведен по изданию: Описание похода Ибрагима-Паши в Сирию и Анатолию // Военный журнал, № 6. 1834