Замечания офицера российского генерального штаба о прошлогодней кампании

(Окончание).

По прибытии к Шумле, надлежало атаковать или наблюдать оную, ибо обложить крепость сию невозможно, по чрезвычайному пространству той купы гор, на скате коих оная лежит. Укрепления, простирающиеся на восемь верст, и снабженные бастионами везде, где нужно; значительный город, построенный амфитеатром на горе, коей вершина усеяна укреплениями — вот каков пост, который, по мнению некоих людей, должно было взять в расплох.

Правильная осада была так же невозможна, как и блокада, потому что: 1) часть парка, бывшего под Браиловым, была расстроена, а шедший из Киева находился еще далеко; 2) обратив атаку на нижнюю часть города, и сделав там брешь, ничего бы не выиграли: надлежало [107] бы брать штыками каждую улицу города, построенного уступами, командуемого пространною линиею укреплений, возвышающихся на 300 сажень над брешью, и защищаемого людьми, коих упорство за валами довольно известно. Можно было предложить атаку со стороны, на юго-восточную часть, где нет бастионов, или взятие высот, лежащих несколько далее от крепости; но и в сих случаях успех не был обеспечен, и кровопролитие было бы ужасное.

Если б подобная атака кончилась неудачно, то надлежало бы перейти обратно чрез Дунай, признаться в неуспехе сей войны, и на-долго отказаться от мира, для достижения коего оная предпринята. Позволяла ли объявленная цель войны отваживаться на такие случайности? Пусть противники наши сами отвечают на сей вопрос.

Когда решено было, что недолжно атаковать Шумлы, нельзя было сомневаться в том, что оставалось делать. Наблюдать Шумлу для того, чтоб содержать в бездействии армию Гуссейна, и покорить Варну, в ожидании прибытия корпусов Князя Щербатова (2-го пехотного) и Гвардии, которые могли подойти [108] к 1-му числу Сентября; начать осаду Силистрии, для обеспечения зимних квартир между Дунаем и морем; потом, усилясь новоприбывшими войсками, взять Шумлу или дойти до Бургаса: вот, что предписывало благоразумие; сие и было предпринято Государем Императором. В следствие сего плана Его Императорское Величество, отдав нужные приказания под Варною, изволил отправиться в Одессу, в ожидании того, что прибытие подкреплений подаст способы к начатию какого-либо важного предприятия, для которого было бы нужно присутствие Его Величества в армии.

Здесь должно признаться, что о Варне судили неосновательно по некоторым неверным известиям: средства, назначенные сначала для осады сей крепости, оказались недостаточными. Тщетно в последствии привезены были морем некоторые подкрепления и необходимые орудия: сего было недовольно для обложения и осады крепости.

От сей первоначальной ошибки произошли многие затруднения, которые могли быть преодолены только отличным талантом Князя Меньшикова: он был принужден повести атаку с морского [109] берега, где находились все его средства, и где могла ему помогать эскадра; но сие место было самое крепкое. От сего обстоятельства, защита крепости замедлилась долее предположенного времени. Вместо того, чтоб иметь в своей власти Варну уже 30 Августа, и потом присоединить корпуса Князя Щербатова и Гвардейский к корпусам Рудзевича и Принца Евгения, для пренесения ли войны за Балкан, или для обложения Шумлы и принуждения тамошней армии к сдаче голодом — надлежало употребить весь Сентябрь месяц и все средства для покорения Варны, которую Турки почитают, не без основания, оплотом Румелии и Константинополя. Они полагали столь великую важность в обладании оною, что сам Капитан-Паша прибыл в оную, для принятия главного там начальства, со всеми войсками, какие мог только собрать, и Верховный Визирь с остальными резервами Турецкой Империи двинулся на Айдос, для подания ему помощи.

В таком положении находились дела, когда Государь Император изволил прибыть к армии под Варною 28 Августа. Его Императорское Величество изволил усмотреть, что должно [110] употребить все способы к ускорению взятия оной. Действия сии сделались еще затруднительнее от того, что непременно надлежало держаться пред Шумлою, чтоб не дать Гуссейн-Паше возможности кинуться с своею армиею, в 45 000 чел., на Генерала Рота под Силистриею, или на корпус, осаждавший Варну.

Чрезмерные жары в Августе месяце, возвышавшиеся до 46 градусов на солнце, равно как и дурная вода, были причиною распространения болезней в армии. Корпус Князя Щербатова послужил только к пополнению убылых мест в рядах армии. И так армия в самом деле усилена была только Гвардейским корпусом, который должен был принять участие в осаде Варны.

Трудно обложить сию крепость, лежащую между озером Девно и морем: для сего надлежит отправить на южную сторону особый корпус, который должен действовать отдельно от главной армии и подвергаться натиску всех сил неприятельских.

Действия против Варны, затрудняемые сими обстоятельствами и непреоборимыми препятствиями самого местоположения, покрыли наше оружие новою [111] славою: все усилия войск Омера-Врионе и Верховного Визиря сокрушились пред твердостию семи гвардейских батальонов, отразивших оные дважды с несметною потерею. И сражение 18 Сентября должно считаться успешным, если окончательное последствие сражения может быть принято в уважение. Правда, что Принц Евгений не успел истребить корпуса, втрое его сильнейшего и хорошо укрепившегося; но он развлек внимание и силы Турок, и принудил Омера-Врионе ограничиться обороною. Если Принц не одержал совершеннейшего успеха, то причиною сему была чрезмерная храбрость одной бригады, которая бросилась в средину неприятельских редутов, не дождавшись содействия других войск или помощи артиллерии, остановленной дурными дорогами и непроходимыми дефилеями.

Наконец Варна уступила стойкости и храбрости наших войск. Несколько сот сих, по сказанию иноземцев, выродившихся солдат пронесли ужас и смерть в самую средину города, и неприятель, прославившийся храброю защитою города, почувствовал, что ему осталось одно средство к спасению — прибегнуть к [112] милосердию победителя. Оплот Румелии сдался наконец, в виду армии, которая льстилась надеждою освободить оный, и сей город, находившийся со времени падения Восточной Империи под игом Оттоманнов, в первый раз приветствовал в стенах своих победоносные Русские знамена.

И так, менее нежели в четыре месяца, сия армия, которую нам изображали в столь неблагоприятном виде, покорила три обширные области, завоевала две Турецкие первостепенные крепости, водрузила знамена свои на твердынях Браилова, Мачина, Исакчи, Гирсова, Кюстенджи, Тулчи, и наконец знаменитой Варны, где, по предсказанию некоторых Писателей, она долженствовала найти конец своей славе.

Поспешая к окончанию сего обозрения, мы едва не забыли достославных сражений, данных под Силистриею Генералом Ротом, а в Малой Валахии Бароном Гейсмаром. В последней 4 000 наших воинов смело атаковали и обратили в бегство 20 000 Турок, кои, под защитою своих сильных крепостей Виддина, Журжи и Рущука, с многочисленными гарнизонами, мечтали уже изгнать [113] нас из Валахии, а вместо того сами бежали в беспорядке за Дунай, оставив и значительное укрепление в Калафате.

Между тем, как главная армия приобретала сии успехи в Европе, слабая дивизия, под командою Князя Меньшикова, отразив несметные толпы целых Горских народов, тревоживших затруднительную осаду, покорила в Азии важную крепость Анапу; чрез несколько дней сдалась Генералу Гессе крепость Поти, и тем обеспечилось обладание рекою Фазисом и берегами Мингрелии и Имеретии.

Наконец, еще Горсть храбрых воинов покрылась бессмертною славою, вторгнувшись в Пашалыки, соседственные с колыбелию Оттоманской Империи, и почитаемые средоточием Турецкого могущества в Азии.

Увенчанный лаврами, приобретенными на полях Тавризских, Граф Паскевич-Эриванский быстро двинулся на границу, отделяющую Турецкую Армению от Персии, обратился на Карс, крепость важную в военном отношении, положением своим в центре неприятельской границы; взял штурмом 23 Июня как крепость, так и цитадель, [114] считавшуюся неприступною; тщетно гарнизон, почти равный ему силами, защищался отчаянно; в несколько часов оный был побит или взят в плен. Таким образом Русский Генерал в самом начале разрушил оборонительную систему неприятеля, который, действуя всегда с медленностию и важностию, надеялся, при продолжительной защите сей крепости, иметь время для соединения значительной силы и удержания наших успехов.

Узнав, что Паша Арзрумский избрал крепость Ахалцих сборным местом сильного корпуса, Граф Паскевич, неимевший довольно сил для того, чтоб оставить у себя в тылу такое соединение сил, и чувствовавший всю важность сей крепости, для открытия прямого сообщения с Российскими провинциями, обратился с тою же быстротою и на сей пункт, преодолел все препятствия, противопоставляемые ему цепью Чилдырских гор, подошел к Ахалкалаку, и взял сию крепость смятением и ужасом, предствующим его воинству.

Прибыв 4 Августа на берега Куры, он очутился с 7 или 8 тысяч человек пред 30 000 неприятелей, подоспевших на помощь к Ахалциху. После частных [115] сшибок, продолжавшихся два или три дня, он решился произвесть общую атаку 9 Августа. Обойти город, напасть на неприятеля, в-четверо сильнейшего и разбить его — было делом нескольких часов для наших малочисленных батальонов. Не дав времени Туркам опомниться от изумления, наши войска двинулись 13-го на приступ к крепости, разбили 15 000 солдат или вооруженных жителей, побили значительную часть и взяли в плен до 5 тыс., после штурма, принадлежащего к блистательнейшим подвигам нашего времени. Крепости Баязет, Ацхур и Ардаган подверглись той же участи в конце Августа, и довершили успехи сей небольшой армии, распространившей ужас до стен Арзрума и Требизонда, в странах, где в течение веков высокомерный Мусульманин не мечтал о возможности видеть знамена Христианские.

Все сии трофеи, к коим можно присовокупить 1 280 орудий, 400 знамен, и 20 000 пленных, стоили Русским не более 18 или 20 т. человек убитыми или тяжело ранеными.

Какие знаменитые подвиги противопоставят наши враги исчисленным здесь [116] успехам, и какие суть их победы, на основании коих иностранные вестовщики искажают события сей войны? Разбитие двух батальонов наших, подавшихся далеко вперед в рекогносцировке, и потеря редута с 6 пушками от слепой беспечности охранявших оный: сии неважные случаи бывают во всех войнах, и не имеют никакого влияния на общий успех оных.

Вот, в немногих словах, то, что Писатели, завидующие нашим успехам, не устыдились назвать неудачным походом, пагубным для славы победителей!! Россия имеет только надобность в другой, столь же несчастной кампании, и воины ее, овладев Силистриею, Рущуком, а может быть и Шумлою, спустятся победителями в долины Адрианопольские.

Позволено верить, что Турки не заставят их дойти до сего, и что Султан, взвесив, лучше нежели Европейские Журналисты, последствия сей кампании, почувствует, сколь неблагоразумно отваживаться на новые опасности, вместо того, чтоб согласиться на умеренные условия, изложенные Россиею в объявлениях, предшествовавших сей войне. [117]

В самом деле, если Россия еще раз принуждена будет взяться за оружие, то следующая кампания с помощию Божиею, лучше нежели наши толкования, докажет все выгоды, приобретенные в нынешней.

Впрочем исчисление приобретенных нами выгод и взятых трофеев, равно как и последствия оных в будущем, обнаружат несообразность опровергаемых нами толков, и докажут что Русская армия в четыре месяца сделала более нежели сколько когда либо совершала в Турции в несколько походов. Между тем мы не можем не сознаться, что не смотря на одержанные нами успехи, сделано было и несколько ошибок. Чистосердечно признавая оные без околичностей, постараемся впредь избегать их. Но всяк должен согласиться в том, что не смотря на сии знаменитые и важные успехи, Император Николай ни на одну минуту не изменял желания заключить мир на условиях объявленных прежде войны.

Станем надеяться, что Султан Махмуд, вняв гласу умеренности, сознается в сих истинах, и что твердый мир на-долго восстановит доброе [118] согласие между двумя Державами, которые уже не имеют прежних поводов к совместничеству, когда приобретение прибрежия Черного моря не обеспечивало еще для России пути, необходимого для существования полуденных ее провинций.

Если б сие желание не исполнилось, то все наше желание состоит в том, чтоб сделать еще такую же неудачную кампанию, как прошлогодняя, доставившая нам четырнадцать крепостей и четыре провинции. Тогда можно нам будет возрадоваться успехами войны, предприятой по самому святому делу, и предоставить врагам нашим удовольствие разглашать о мнимых наших неуспехах.

Приписка. Оканчивая сию статью, нашли мы в иностранных Газетах новые нелепости о снятии осады Силистрии. Пишут, что 12 000 Русских, бросив оружие, сдались без выстрела, на волю победителя, и что вся наша артиллерия брошена постыдным образом. Ложь и клевета! В том пункте, о котором здесь говорится, не было взято ни одного человека в плен, не брошено ни одной пушки, не было даже никакого дела. Армия Русская понесла одну потерю — [119] части лошадей своих. Они пали в значительном числе от недостатка в фураже и здоровом водопое, от сильных жаров и наступившей потом вдруг жестокой стужи. Но теперь потеря сия уже заглажена.

Армия спокойно занимает все квартиры, в коих предположено было ей расположиться на правом берегу Дуная, в Варне, Праводах, Козлуджи, Базарджике, Гирсове и на Траяновом валу. Наконец Турки, которыми стращают людей простодушных и легковерных, и не думали начинать зимней кампании, о коей натолковали публике. Самая мысль о такой кампании покажется смешною тем людям, кои знают Турецкие нравы и затруднения воевать в Балканах в сие время года. Кончим сие возражение, слишком длинное и неприятное. Известны истинные разглашатели лжей, коим мы нашлись принужденными отвечать: их постигнет стыд, следующий неминуемо за всеми бессильными покушениями клеветы.

(C Франц.)

Текст воспроизведен по изданию: Замечания офицера российского генерального штаба о прошлогодней кампании // Сын отечества и Северный архив, Часть 123. № 2. 1829