РУССКИЙ ОФИЦЕР В СИРИИ

[П. П. ЛЬВОВ]

СИРИЯ

РУССКИЙ ОФИЦЕР В СИРИИ

(вступительная статья М. Р. Рыженкова)

Публикуемое ниже описание Сирии ¹ хранится в Центральном государственном военно-историческом архиве, в фонде, представляющем собой часть исторически сложившейся коллекции документов Военно-ученого архива ². Было бы неверно утверждать, что этот документ недавно обнаружен. Со времени его поступления на хранение, о чем свидетельствуют наклеенные на переплет архивного дела этикетки, документ был внесен в опись Депо карт, позднее преобразованного в Военно-топографическое депо. Затем это архивное дело значилось в описи секретного архива Департамента Генерального штаба, откуда было передано в Военно-ученый архив. Современная опись фонда составлена в 1954 г.

Таким образом, в архивохранилище было известно о наличии данного дела и оно никогда не числилось среди неописанных или неучтенных. В то же время, как видно из контрольного листа выдачи, документ, о котором идет речь, до последнего времени не вводился в» научный оборот, т. е. не публиковался и не изучался исследователями. Восполнить этот пробел призвана настоящая публикация.

В процессе подготовки описания Сирии к опублиикованию возникла необходимость в проведении некоторого источниковедческого исследования. Дело в том, что заголовок описи не содержит точного указания времени возникновения документа и в нем совершенно не упоминается о его авторе; кроме того, нет возможности судить и об обстоятельствах составления описания Сирии, а это также имеет большое значение для понимания ценности документа как исторического источника. К тому же не только заголовок описи, но и текст документа не дает прямого ответа на вопрос об авторстве и времени написания.

Описание Сирии представляет собой отдельную рукопись на 173 листах с оборотами (из них мы публикуем 135 листов) в переплете с тиснением и золотым обрезом. Уже внешнее оформление рукописи, почерк, штампы на бумаге с вензелем Николая I указывают на время происхождения документа в рамках [169] 30-50-х годов XIX в». Кроме того, к основному тексту приложены, как значится в оглавлении рукописи, «таблица навигации Байрута и общая сложность привозной и отвозной торговли, с двумя оригинальными записками французского консула в Бейруте». Эти две «оригинальные записки» на французском языке позволяют сделать хронологическое уточнение и предположить автора описания Сирии. На одной из них имеется дата — 1834 г. (кстати, таблица бейрутского импорта и экспорта составлена по данным того же года), а на обороте другой написано, кому она была адресована — «господину Львову в Байруте». И еще одна деталь: среди приложений к основному тексту имеется «Общее военное обозрение Сирии». Итак, можно построить гипотезу: описание Сирии составлено русским офицером Львовым не ранее 1834 г.

Действительно, в отчете Департамента Генерального штаба за 1833-1834 гг. содержатся сведения о командировании в Сирию подполковника Львова ³. В документе ничего не говорится о целях командировки, но их можно определить, сопоставив исторические события на Ближнем Востоке в 1831-1833 гг. и роль, которую сыграла Россия в этих событиях.

.Воспользовавшись поражением Турции в войне с Россией в 1828-1829 гг., правитель Египта, вассальной турецкой территории, паша Мухаммед Али начал открытую борьбу против султана. Осенью 1831 г. египетские войска под командованием сына правителя Ибрагим-паши начали военные действия против турок на территории Сирии. Через год египтяне овладели горными проходами Тавра и вторглись в пределы Анатолии. И декабря 1832 г. турецкие войска были разгромлены в битве у Коньи, а их командующий — великий везир — взят в плен. Ибрагим-паша угрожал уже непосредственно столице Османской империи.

В Петербурге пристально следили за успехами египтян, особенно тогда, когда военные действия стали приближаться к южным границам России. Николай I, не испытывая особо дружеских чувств к Османской имлерии, все же предпочитал видеть своим соседом слабого и нерешительного султана Махмуда II, к тому же испытавшего на себе силу русского оружия, чем энергичного и сильного Мухаммеда Али. Поэтому, когда египетское наступление стало угрожать самому существованию Османского государства, царь решил вмешаться в конфликт» встав на сторону султана.

В декабре 1832 г. в Стамбул, а затем в Александрию был направлен в качестве специального посланника Николая I генерал-майор Н. Н. Муравьев (впоследствии Муравьев-Карский). Поручение, данное ему лично царем, заключалось в следующем: поддержать Махмуда II обещанием военной помощи в случае необходимости; угрожая этим Мухаммеду Али, заставить его прекратить военные действия против султана и вступить с последним в мирные переговоры. При этом царь заявлял, что он [170] не собирается вмешиваться в сами переговоры и влиять на условия мирного соглашения между Турцией и Египтом. Главная цель России состояла в сохранении Османской империи, пусть и ослабленной территориальными уступками Египту.

Переговоры Н. Н. Муравьева в Александрии формально завершились успехом: Мухаммед Али в присутствии русского генерала подписал приказ Ибрагим-паше прекратить военные действия. Однако, вернувшись в Стамбул, Муравьев узнал, что, хотя египтяне приостановили наступление, Ибрагим-паша держит свою армию в готовности для нового решительного броска.

Сигналом к египетскому наступлению могло послужить восстание населения в Стамбуле или каком-либо другом городе против власти султана, авторитет которого был сильно подорван военными поражениями. Отчасти это и произошло в Смирне, где занятию города египетскими войсками помешало лишь то, что при приближении Ибрагим-паши дипломатические консулы европейских держав демонстративно спустили свои флаги, выражая тем самым поддержку султанскому правительству.

В таких условиях Махмуд II, преодолевая сопротивление своих приближенных, обратился к России за обещанной военной помощью. В феврале 1833 г. в Босфор прибыли русская эскадра под командованием контр-адмирала М. П. Лазарева, а затем еще один отряд кораблей с десантными войсками на борту. Русские полки расположились лагерем недалеко от Стамбула, в местечке Ункяр-Искелеси. Впоследствии в своих записках Н. Н. Муравьев так характеризовал сложившуюся тогда военно-политическую обстановку: «Странные события! Россия, природный и давний враг Турции, поддерживает упадающее царство сие, и Турция должна положить лучшие свои надежды на Россию!» ⁴.

Это высказывание очевидца и активного участника событий как нельзя лучше отражает противоречивость возникшей ситуации. С одной стороны, Николай I вынашивал планы раздела ослабевшей Османской империи и не рассматривал русско-турецкую войну 1828-1829 гг. как последнюю. С другой стороны, в силу изложенных выше обстоятельств Россия второй раз за всю свою историю оказывалась военной союзницей Турции (первый раз это было в 1798-1799 гг., во время совместного участия двух держав во второй антифранцузской коалиции; союз действовал шесть лет и прекратил свое действие в войну 1806-1812 гг.).

Военный союз был закреплен в том же, 1833 г. договором, который был подписан прибывшим в Стамбул с чрезвычайными полномочиями А. Ф. Орловым и получил название Ункяр-Искелесийского. Согласно договору, Россия обязывалась оказывать султану военную помощь по его просьбе, а в обмен на это Турция закрывала черноморские проливы Босфор и Дарданеллы [171] для любых иностранных военных флотов (кроме русского, разумеется).

Договор был триумфом русской дипломатии на Ближнем стоке. Египетские войска отступили из Анатолии, а русский сантный отряд покинул берега Босфора.

Согласно турецко-египетскому мирному соглашению, за Мухаммедом Али осталась Сирия, которую формально султан и доставлял ему в управление. Было очевидно, что достигну на этих условиях равновесие является временным и неустойчивым. В случае возобновления войны именно Сирия могла стать вероятным театром военных действий, в том числе и для русских войск.

Еще в XVIII в., со времени создания регулярной армии; в военном ведомстве России стала формироваться квартирмейстерская служба, в задачу которой входили изучение театров военных действий, разработка маршрутов для движения войск составление военно-топографических описаний и карт. В 1763 г: весь корпус квартирмейстерских офицеров получил наименование Генерального штаба. В отличие от современного значения этот термин обозначал не одно из высших военных учреждений,а как бы род войск. Офицеры Генерального штаба во время войны прикомандировывались к штабам частей и соединений действующей армии для выполнения военно-научных работ. В 1796 г. Павел I упразднил Генеральный штаб, учредив вместо него Свиту его императорского величества (е. и. в.) по квартирмейстерской части. Характер службы, однако, не изменился от перемены наименования, так как с развитием военного искусства становилась очевидной необходимость научного подхода к планированию боевых операций. Все большее значение придавалось всестороннему изучению театра военных действий, а вместе с этим и квартирмейстерской службе. В 1827 г. был вновь. восстановлен Генеральный штаб.

В деятельности офицеров Генерального штаба на Востоке была своя специфика. Если для Европы XIX в. дело сводилось. в основном к изучению вооруженных сил вероятного противника и уточнению топографических данных, то в отношении сопредельных азиатских государств необходимо было начинать с изучения физической географии. Крайне скудными были сведения о народах Востока, их быте, хозяйственной жизни, религии и языках. Таким образом, офицерам Генерального штаба на Востоке приходилось выполнять задачу исследователей-географов а иногда и первооткрывателей. Постепенно формировалась отрасль военно-научной деятельности, которую можно условно назвать «военным востоковедением».

До 30-х годов XIX в. в сферу интересов офицеров Генерального штаба входили лишь пограничные области Персии и Османской империи, что соответствовало восточному направлению внешней (политики России в тот период. Однако в указанные годы внешнеполитическая деятельность активизировалась в [172] Средней Азии и на Ближнем Востоке. Все это не могло не отразиться на службе Генерального штаба.

Первая попытка изучить сирийский театр военных действий была предпринята при отправлении миссии Н. Н. Муравьева в конце 1832 г. Вот что сообщал он в своих записках:

«По воле его величества и с распоряжения военного министра был назначен для состояния при мне гвардейского Генерального штаба полковник Дюгамель, которого, однако же, снабдили особенным наставлением, определившим занятия его, а мне велено было содействовать ему в исполнении возложенного на него дела. Дюгамелю поручалось на пути из Одессы в Константинополь собирание сведений о положении турецких крепостей и о мерах, принятых для восстановления их после заключения мира с Портою. В Константинополе он должен был озаботиться собиранием сведений о состоянии турецких сил, как сухопутных, так и морских. Ему было сказало, что из Константинополя он будет мною отправлен в Египет сухим путем, чтобы обозреть действующие силы Турции, состояние Сирии, узнать о духе жителей ее и положении египетской армии. В Египте он должен был знать о морских и сухопутных силах Мегмет-Али-паши и о способах, какие он имеет для продолжения войны. Все сии сведения обязан он был доставлять прямо от себя военному министру, мне же предоставлялось сообразить данные ему поручения с обстоятельствами так, чтобы не подвергнуть его очевидной опасности.

Дюгамель был человек весьма образованный и трудолюбивый, но не имел той опытности, какая потребна в таких случаях. Он дурно знал по-русски, был сложения слабого и по нелюдимости своей всего менее способен к обхождению с азиатцами и приобретению их доверенности, что казалось необходимым. Служебные отношения его ко мне были также весьма двусмысленны, и хотя он исполнил некоторые письменные поручения, мною ему данные, но в сем случае, без сомнения, предпочел бы я иметь при себе офицера менее образованного, но более свыкшегося с делами и менее равнодушного к успеху главного дела» ⁵.

Несмотря на сдержанную характеристику, данную Муравьевым офицеру Генерального штаба А. О. Дюгамелю, сложилось так, что в значительной степени дальнейшая служба последнего оказалась связанной с Востоком, о чем подробно рассказано в его автобиографии ⁶. Тем не менее в силу различных обстоятельств, в том числе и болезни, А. О. Дюгамелю не удалось в 1833 г. выполнить поставленную перед ним задачу в полном объеме.

Дюгамель был не единственным офицером Генерального штаба, побывавшим в Османской империи в 1833 г. В списке русского десантного отряда значились: подполковник Генерального штаба Менд, капитаны Генерального штаба Давыдов и Вронченко, поручики Генерального штаба Болдырев и [173] Дайнези ⁷ При этом среди офицеров, возвратившихся вместе с десантным отрядом в Россию, фамилии Вронченко нет ⁸. Очевидно, он получил задание еще до прибытия на Босфор, откуда и начал свое путешествие по Анатолии, результаты которого были позднее опубликованы ⁹. Что касается остальных названных офицеров, то, как сообщал в своем рапорте военному министру от 18 августа 1833 г. уже из Крыма Н. Н. Муравьев, о«ни занимались сразу после возвращения обработкой материалов сделанных в Турции топографических съемок ¹⁰.

В своих записках «Турция и Египет в 1832 и 1833 годах» все тот же Н. Н. Муравьев писал, что наиболее достоверные сведения о том или ином театре военных действий доставляются побывавшими там офицерами Генерального штаба. Однако сам он, описывая Сирию, был вынужден пользоваться в качестве источника французским «Военным обозрением Турецкой империи» Божура, оговариваясь при этом: «Сведения, почерпнутые из Божура, не могут иметь той же достоверности; не менее того, за недостатком лучших я должен был руководствоваться ими. Ныне собраны подробнейшие и вернейшие известия офицерами, путешествовавшими по тем местам в 1834 и 1835 годах» ¹¹.

Какие офицеры имелись здесь в виду? Согласно отчету Генерального штаба, в эти годы только Вронченко и Львов посетили Ближний Восток и представили по возвращении свои отчеты о путешествии. Однако если записки М. П. Вронченко получили известность благодаря опубликованию, то работа П. П. Львова так и осталась в архиве в единственном рукописном экземпляре. Н. Н. Муравьев знал о существовании этих материалов, но не имел возможности иx использовать.

Таким образом, становятся понятными обстоятельства командирования подполковника Генерального штаба П. П. Львова в Сирию. Он должен был представить в Департамент Генерального штаба ¹² подробное описание области, которая могла стать театром военных действий в случае возобновления войны между Турцией и Египтом с участием русского экспедиционного корпуса.

В ЦГВИА имеется документ, составленный не ранее 1843 г. и представляющий собой аннотированный перечень хранящихся в архиве Департамента Генерального штаба материалов, касающихся Османской империи за 1820-1843 гг. В перечне значится сочинение полковника Львова «Восточная Анатолия и часть Турецкого Курдистана» в трех частях и «Сирия» в одной части ¹³. Действительно, в другом фонде, также части Военно-ученого архива, хранится описание Восточной Анатолии в трех рукописных частях, имеющих точно такое же внешнее оформление, что и описание Сирии ¹⁴. Выясняется, что Львовым была выполнена очень большая работа, в которой Сирия занимала лишь одну четвертую часть, но именно она представляет для нас наибольший интерес. [174]

В указанном перечне, включающем более 40 документов, работа Львова — первая, где объектом изучения являлась Сирия. Позднее, в 1838 г., эту область посетил капитан Генерального штаба Дайнези, представивший свой отчет на французском языке ¹⁵. А затем политическая обстановка на Ближнем Востоке изменилась. В 1840 г. Мухаммед Али был вынужден уступить Турции Сирию, а в 1841 г. Лондонская конвенция о проливах Босфор и Дарданеллы фактически свела на нет Ункяр-Искелесийский договор. Департамент Генерального штаба утратил интерес к Сирии и больше не командировал туда своих офицеров. Работы Львова и Дайнези долгое время оставались практически единственным военно-статистическим материалом по Сирии, которым могло располагать российское Военное министерство.

Что же известно об авторе публикуемого в сборнике описания Сирии? В архиве хранится формулярный список 1837 г., содержащий некоторые сведения биографии Львова, в основном связанные с его службой ¹⁶. Из первых записей в формулярном списке узнаем, что полковник Генерального штаба Львов Петр Петрович, 35 лет от роду (т. е., исходя из даты составления списка, 1802 г. рождения), происходил из дворян Тверской губернии. B документах он именуется еще как Львов 5-й. Такова была армейская традиция: офицеров однофамильцев или родственников обозначать номерами, а не инициалами. Пятый номер свидетельствовал об относительной распространенности фамилии. Существовал, например, богатый княжеский род Львовых, однако Петр Петрович к «ему не принадлежал. В его формулярном списке указано на отсутствие недвижимого имущества, как родового, так и благоприобретенного. Очевидно, семья была небогатой и жила за счет службы.

Военная карьера Львова началась 19 апреля 1820 г., когда он поступил колонновожатым в Свиту е. и. в. по квартирмейстерской части. Колонновожатые были в квартирмейстерской службе на положении вольноопределяющихся унтер-офицеров. В основном это была дворянская молодежь. Выполнение обязанностей колонновожатого требовало предварительного образования — знания математики, географии и фортификации. В формулярном списке не сказано о том, закончил ли Львов какое-либо учебное заведение, кадетский корпус или существовавшую с 1815 г. в Москве школу колонновожатых. Вполне возможно, что получил домашнее образование, как и многие дворянские отпрыски.

-В первый офицерский чин, прапорщика, Львов был произведен 29 января 1823 г., причем, как сказано в документе, 17 лет от роду. Здесь в формулярном списке содержится явное противоречие. Из этой записи следует, что он родился в 1805 г., хотя в этом же формуляре за 1837 г. указан его возраст — 35 лет. Курьез заключается и в том, что в прошении об отставке, подписанном самим Петром Петровичем Львовым, [175] содержатся те же противоречивые «сведения о дате его рождения. Создается впечатление, что он автоматически перенес в прошение данные из формулярного списка.

В послужных документах того времени подробно фиксировалось все касающееся службы, а остальному, личному придавалось куда меньшее значение.

31 января 1823 г., сразу после производства в офицеры, Львов был направлен для прохождения службы в Главный штаб 2-й армии, расположенной на Южной Украине. В мае 1824 г. он был командирован в Бессарабию для топографических съемок, а в декабре 1826 г. за отличие по службе произведен в подпоручики. Как раз в это время произошли события, потрясшие русское общество и оказавшие большое влияние на его дальнейшее развитие. Смерть Александра I и последовавшее восстание декабристов не обошли стороной и 2-ю армию. Многие молодые квяртирмейстерские офицеры были привлечены к следствию по делу о тайных обществах. Но в формулярном списке Львова эти события не оставили никакого следа, а получение в декабре 1826 г. очередного чина свидетельствует о полной непричастности Петра Петровича к декабристскому движению.

27 июня 1827 г. Свита е. и. в. по квартирмейстерской части, как уже упоминалось, была переименована в Генеральный штаб, а в июле того же года Львова откомандировали в Санкт-Петербург с назначением в 3-е отделение Военно-топографического депо.

Во время войны офицеры Генерального штаба поступали непосредственно в действующую армию для штабной работы. 8 марта 1828 г. Львова прикомандировали к войскам Гвардейского корпуса, с которым он выступил в поход на Дунай: началась русско-турецкая война. С 26 августа он участвовал в осаде Варны, 16 и 18 сентября — в сражениях против турецкого корпуса Омер-паши и 1-2 октября, после падения Варны, — в преследовании разбитых турецких войск. За отличие в этих боях Львов был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» и орденом Св. Анны III степени с бантом. 29 октября 1828 г. он возвратился в Тульчин в распоряжение Главного штаба 2-й армии. 1 января 1829 г. его перевели в Гвардейский Генеральный штаб, т. е. он получил привилегии гвардейского офицера, а 21 января того же года Львов был назначен адъютантом главнокомандующего, генерал-фельдмаршала И. И. Дибича.

Однако на этом война для Львова не окончилась. С началом весенней кампании 1829 г. он 23 апреля форсировал Дунай, 5 мая участвовал в сражении под Силистрией, а затем в осаде этой турецкой крепости. 24 мая начался поход на крепость Шумлу. Львов» участвовал в авангардных стычках и в сражении у села Кулевчи 30 мая, где за отличие был произведен в поручики. 2 июля его командируют в авангард левой коломны, а [176] 5-6 июля 1829 г. идет сражение на р. Камчик. За этот бой Львов был награжден орденом Св. Владимира IV степени с бантом. Поход через Балканы до Адрианополя завершился подписанием мирного договора. Война закончилась. Армия оставалась некоторое время на зимних квартирах в Болгарии, потом двинулась в обратный путь в Россию.

В марте 1830 г. поручик Гвардейского Генерального штаба Львов 5-й получил уже первое самостоятельное задание. Он должен был проехать через Стамбул, Ангору, Сивас и Эрзерум в Тифлис. Формулярный список не уточняет цель поездки, но совершенно очевидно, что она 1Носила разведывательный характер. За эту командировку Львов был награжден перстнем с алмазными украшениями и «во внимание к особенным трудам в течение войны с Оттоманскою Портою 1828 и 1829 годов» годовым окладом жалованья. Карьера молодого офицера складывалась вполне удачно.

В 18Э1 г. Львов участвовал в подавлении национального восстания в Польше и за личную храбрость в сражениях с польской повстанческой армией был награжден последовательно орденом Св. Анны II степени, чином штабс-капитана (11 марта 1831 г.) и орденом Св. Анны II степени с императорской короной. Но не только награды получил Львов в эту кампанию. 2 апреля 1831 г. в сражении при местечке Ливе он был ранен пулей в правую ногу с сильным повреждением кости. После двухмесячного лечения штабс-капитан Львов снова вернулся в строй и 7 июня 1831 г. был назначен адъютантом к новому главнокомандующему, генерал-фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу, сменившему на этом посту И. И. Дибича. Почти через год, 10 апреля 1832 г., Львов переводится из Генерального штаба в лейб-гвардии Гренадерский полк, оставаясь фактически адъютантом Паскевича, а 6 декабря того же года его производят в капитаны. 19 марта 1833 г. он оставляет адъютантскую должность и возвращается в Генеральный штаб, получив при этом чин подполковника. Быстрое повышение в чине объясняется тем, что Львов перешел как бы из гвардии в армию, а чин гвардейского капитана соответствует армейскому подполковнику.

Такова в общих чертах служебная биография Петра Петровича Львова к 1833 г., т. е. к тому моменту, когда в силу изложенных выше обстоятельств возникла необходимость в командировании офицера Генерального штаба на Ближний Восток. Формулярный список раскрывает, конечно, лишь основные этапы карьеры и дает только косвенное представление о личности офицера. Однако, поскольку личных документов Львова в архиве не сохранилось, приходится довольствоваться и этой информацией. Почему именно на него пал выбор в Департаменте Генерального штаба? Очевидно, потому, что Львов был достаточно опытным офицером, уже знакомым с внутренними областями Османской империи »и выполнявшим во время [177] русско-турецкой войны ряд военно-топографических работ. Кстати, в архиве Департамента Генерального штаба с 1828 г. хранилось «Военно-топографическое обозрение южной стороны крепости Варна, составленное подпоручиками Веригиным и Львовым» ¹⁷. Скорее всего одним из авторов был тот самый Петр Львов, поскольку именно он, будучи подпоручиком, участвовал в осаде Варны.

О самой поездке Львова в Сирию формулярный список лаконично сообщает, что 22 июля 1833 г. он был командирован «по высочайшему повелению» в Азиатскую Турцию с особым поручением, откуда возвратился в Петербург 4 июля 1835 г., а 16 июля того же года «в вознаграждение отличного исполнения важной и опасной командировки» пожалован пожизненной пенсией в 2 тыс. руб. в год. Через неделю последовало «за отличие по службе» (производство в полковники.

Это, к сожалению, все, что можно узнать из документов, сохранившихся в архиве, об обстоятельствах поездки. Описание Сирии не может рассматриваться в полном смысле как отчет о поездке, так как о себе, о своей деятельности на Ближнем Востоке автор почти не упоминает. Но другого отчета Львов, по-видимому, ^;не писал.

Над составлением карты и описания Львов начал работать сразу после своего возвращения в Петербург. В архиве сохранился доклад исполняющего обязанности генерал-квартирмейстера Главного штаба и одновременно директора Корпуса военных топографов генерал-лейтенанта Ф Ф. Шуберта от 15 .июля 1835 г., где говорится о том, что обработка материалов для составления карты путешествия осуществляется, но еще не завершена.

Шуберт предлагал сопоставить материалы Львова и Вронченко до перенесения их на карту, поскольку Вронченко, по его мнению, заслуживает большего доверия как топограф. Однако рукой Николая I на полях доклада была сделана резолюция, что сравнение обеих работ можно будет провести позднее, не ставя в известность авторов, «чтобы не обижать достойных офицеров» ¹⁸.

Обработка материалов съемок и составление окончательного текста описания заняли у Львова, очевидно, около двух лет, так как его формулярный список не содержит каких-либо сведений о новых служебных поручениях за этот период. 27 декабря 1837 г. полковник Львов подал прошение об отставке, в котором писал: «Ныне хотя и имею ревностное и усердное желание продолжать воинскую Вашего императорского величества службу, но расстроенное здоровье, полученная в сражении против польских мятежников тяжелая рана и домашние обстоятельства вынуждают с прискорбием оставить оную» ¹⁹. К прошению было приложено медицинское свидетельство, из которого видно, что ранение в ногу, полученное в 1831 г., давало себя знать. «По заживлении раны 3-й и 4-й персты остались [178] сведенными и без движения, самая же рана несколько раз открывалась вновь, и из нее было в разное время вынуто много раздробленных косточек. После последнего закрытия раны движение ноги сделалось свободным, но при ходьбе и переменной погоде в ней чувствуется боль и иногда припухает плюсна» ²⁰.

Таким образом, причина отставки с точки зрения здоровья понятна. Что касается «домашних обстоятельств», то здесь архивные документы не вносят ясности. Согласно формулярному списку, Львов был женат на дочери отставного гвардии прапорщика Марии Ладыженской; детей у них не было. Других сведений о его семейных делах нет.

24 февраля 1838 г. высочайшим приказом Петр Петрович Львов был уволен в отставку «за раною, с мундиром и пенсионом одной трети жалования». Это составило 566 руб. в год — сумма, весьма скромная при отсутствии недвижимости и крепостных душ; но в то же время он получал еще пожизненную пенсию за сирийскую командировку. В прошении об отставке Львов указывал своим местом жительства Петербург. Однако пробыл он там после отставки недолго. В том же, 1838 г. он вновь поступает на службу, теперь уже статскую. В течение двух лет, до 1840 г., он был губернатором в Витебске ²¹. Чем закончилась статская карьера Петра Петровича, неизвестно. Никаких сведений о его дальнейшей судьбе не удалось обнаружить ни в архиве, ни в литературе.

* * *

Возвращаясь к публикуемому в сборнике документу — описанию Сирии, следует отдать должное скрупулезности автора, его стремлению как можно точнее и (полнее воспроизвести все детали увиденного во время путешествия. Вместе с тем описание не лишено и недостатков. Например, раздел, посвященный физической географии, написан недостаточно четко, изобилует повторами, неясными формулировками и терминами. Далек от литературных образцов язык автора, который можно охарактеризовать как канцелярски вычурный с (претензией на «ученость». Фразы порой построены так, что приходится по нескольку раз перечитывать текст, чтобы понять смысл.

Таким образом, работа Львова не является легким, увлекательным чтением и вряд ли заинтересует широкого читателя. Но для специалиста по истории Ближнего Востока XIX в. она служит источником, и весьма интересным. Ведь автор описания посетил Сирию в период почти восьмилетнего египетского правления и провел там относительно (Продолжительное время, переезжая с места на место, общаясь с населением (во всяком случае, с «франками» — европейцами: сведений о знании им восточных языков его формулярный список не содержит), делая глазомерные съемки маршрутов. [179]

Собственную точку зрения на источники, цель и значение своей работы Львов изложил в предисловии, помещенном в начале описания (Восточной Анатолии ²². Представляется целесообразным привести здесь несколько пространных цитат из этого предисловия:

«Цель и достоинство военного обозрения заключается в быстром соображении характера края, верном объяснении его средств и мастерских абрисах основных его очерков. Это эскизы, которые могут быть не совсем точными в размерах, но они вполне должны выражать м общие формы, и каждый оттенок главных особенностей. Ограничиться частями — значит отойти от назначенной цели, ибо высшие военные соображения всегда основываются не на частных изменениях, но на настоящих знаниях и самом правильном обзоре целого объема театра действий [...] Верность и прямизна военных понятий, особенно в гористом краю, находятся под непосредственным влиянием характера местности и всегда зависят от настоящего знания главных его принадлежностей. Воевать по линиям или основать весь расчет стратегических соображений по одному размеру циркуля возможно только в теоретических уроках первых начал и никогда не сбыточно на самом деле. А потому, действуя сообразно этим понятиям, я полагал себя не вправе ограничиться теми очерками местности, о которых мог судить как очевидец. Цель военных обозрений составляла настоящий смысл моих занятий, и их главными итогами я представляю военно-расспросную карту в размере 20-ти верст в английском дюйме и при ней общее описание края.

Все собранные мною сведения могут быть разделены на частные и общие; к первым .принадлежат: глазомерные съемки дорог в размере 2-х верст в английском дюйме, их подробные описания, планы окрестностей городов и статьи об отдельных участках местности. Общие же сведения есть свод этих первых материалов, дополненный рассказами жителей края, сравнительными выводами замечаний, взятых с разных сторон, весьма важными пособиями топографических работ, сделанных во время последней войны, и, наконец, немногими из наблюдений, заимствованных из армянских преданий Моисея Хорена (Geographie attribuee a Moyse de Choren) ²³, описаний Армении Св. Мартена ²⁴, [из] сочинения Охсона (Tableau de PEmpire Ottoman par d'Ohsson) ²⁵, [из сочинений] английского путешественника Кинейра (Kinneir) ²⁶, и притом Страбона и авторов походов Ксенофонта и Александра ²⁷

Проекция меридианов расспросной карты сделана в Военно-топографическом депо ²⁸ [...] После карты необходимо перейти к описаниям как сведениям, составляющим настоящее основание более или менее верных понятий о крае. Они разделены мною на два главных отдела. В первом я ограничился собственно географическими описаниями края; здесь изложены общие очерки внешнего вида: горы с подразделением их отраслей, [180] главные свойства их строения и самого грунта земли, значительнейшие равнины, потоки вод, главнейшие озера, «изменчивость климата и средоточие богатств растительности. Вторая часть есть отдел статистических сведений. В ней заключается: общее политическое разделение страны, разнородность жителей, имеющих постоянные жилища, »и племен кочевых народов, частные описания их быта, религия и гражданское устройство, главнейшие города и принадлежащая им промышленность, пути сообщений, торговля всего края и отдельные статьи подробного изложения торговли Трапезонда, Алеппа и Тарсуса и, наконец, общие выводы главных соображений о настоящем положении страны.

Следуя такого рода разделению, я старался, сколь возможно, быть отчетливым; главные выводы соображений были основаны на самых виденных мной предметах; рассказы жителей принимались только после строгой разборчивости — несколько раз подтвержденных показаний.

Сочинение Охсона служило мне богатым материалом в объяснении настоящего разума понятий религии, гражданского устройства и вообще очерков нравственного быта жителей. Извлечения из обозрений капитана Чесней, дополненные сведениями, взятыми от его помощника, капитана Ленче (в бытность мою в Антиохии), я принял для объяснения предприятия англичан на Евфрате и частных описаний всего пространства этой реки от Блисса до Персидского залива. Путешествие Кинейра доставило дополнительные сведения в описаниях Тигра и дороги от Битлиса через Мердынь до Джизиретель-Омара. Сверх того я руководствовался в некоторых случаях сочинениями Святого Мартена, Страбоном и авторами походов Александра и Ксенофонта.

Но этими немногими сочинениями ограничиваются все вспомогательные мои пособия. Край этот еще и по сие время дурно известен Европе; его посещали многие путешественники, но каждый из них имел свою одностороннюю цель; дороги были проездимы только по направлениям главных караванных путей, и общая недоверчивость жителей уничтожала почти всякую возможность открытых расспросов и настоящих наблюдений. И все его описания наполнены самыми грубыми ошибками, а потому, не увлекаясь желательною полнотою, я предпочел представить край таким, как я его видел и каким казался он в моих понятиях. Если общие итоги моих наблюдений обозначат хотя бы начальный абрис главных принадлежностей страны, тогда, не жалея о «недостатке полноты и подробностей, я сочту себя совершенно удовлетворенным. Цель глазомерных обозрений не превышает этих назначений».

Составители данного сборника считают возможным при публикации описания Сирии опустить представленные П. П. Львовым приложения к основному тексту: таблицу экспорта и импорта торгового порта Бейрута за 1834 г.; две записки [181] французского консула; описание нескольких маршрутов, а также записку с соображениями автора о возможном характере военных действий в Сирии. Отсутствие в публикации последнего приложения может здесь восполнить краткая аннотация из уже упоминавшегося перечня 1843 г., хранившегося в архиве Департамента Генерального штаба.

«Обозрение Сирии в высшем военном отношении, в сущности, заключает следующие мысли автора. Наступательные действия против Сирии могут быть ведены: 1. со стороны Севера из Анатолии; 2. со стороны Востока от степей Багдадского пашалыка; 3. с Запада морем, посредством десантных войск.

Первый путь предоставляет наступающему наиболее выгод в том предположении, что Анатолия, находящаяся в его руках, будет служить ему самым богатым источником для продовольствия экспедиционной армии и сверх того представит средства к устроению подвозов провианта и других запасов морем в свои гавани на Средиземном море.

Успех наступления по 2-му пути находится в совершенной зависимости от расположения степных жителей, и сверх того значительные силы, сосредоточенные в заселенных степях у подножия гор, не могут быть продовольствуемы одними местными способами. По сим причинам наступление со стороны степей Багдадского пашалыка может быть некоторым образом допущено только для отдельной части войска, действующей заодно с главной армией, наступающей из Анатолии.

Военные действия против Сирии морем, посредством десантных войск, также не могут быть успешны по причине затруднений к перевозке больших сил и гористому местоположению берегов, представляющих посему большое удобство к обороне оных против всякого десанта.

Из этих данных выведено заключение, что покорение Сирии, при расположении жителей к наступающей армии, делается возможным по пути действия со стороны Анатолии в течение одной 7-ми или 8-ми месячной кампании, но при неприязненности степных и горных племен наступательные действия, даже и от Анатолии, будут чрезвычайно затруднительны, потребуют сильную армию и могут быть удачны только при самом медленном ходе войны, особенной осторожности и непременных пожертвованиях» ²⁹

Приведенная цитата из аннотации 1843 г. точно отражает суть соображений П. П. Львова относительно возможных военных действий на Ближнем Востоке. Объектом этих действий автор рассматривал Сирию, занятую египтянами, причем русско-турецкий военный союз был непременным условием. Уже в 40-х годах XIX в. все эти расчеты потеряли свою актуальность с изменением политической обстановки. То, чему Львов придавал значение главного вывода своей работы, утратило ценность для исследователя, и, наоборот, наибольший интерес у историка может вызвать материал «вспомогательный».

____________

Поскольку ко времени написания «Сирии» в русской науке отсутствовали правила научной передачи арабских географических названий (см. примеч. 1 к «Запискам русского врача»), то П. П. Львов одновременно прибегает .и к традиционным русским наименованиям (Алеп, Триполи и т. п.), и церковнославянским (Иордань наряду с Иордан), и европейским (Табур вместо Фавор). Он использует также арабские названия в их диалектном звучании, часто неверно переданном (Джебель-ель-Шеик вместо Джебель-эш-Шейх, Гаммах вместо Хама и т. д.). Кроме того, на протяжении всей работы существуют многочисленные разночтения в написании географических терминов, сохраненные нами.

Публикуется впервые по: ЦГВИА, ф. 444, on. 1, д. 51, л. 1-135.

Комментарии

1. Напомним, что этим географическим наименованием обозначается, как это было принято в середине XIX в., обширная территория на Ближнем Востоке, а не только собственно территория современной Сирийской Арабской Республики.

2. ЦГВИА, ф. 444, oп. 1, д. 51.

3. Там же, ф. 38, оп. 5, д. 222, л. 28.

4. Муравьев Н. Н. Русские на Босфоре в 1833 году. М., 1869, с. 47.

5. Там же, с. 8.

6. Дюгамель А. О. Автобиография. М., 1885.

7. ЦГВИА, ф. 846, оп. 16, д. 5326, л. 10-11.

8. Там же, л. 32-34об.

9. [Вронченко М. П.] Обозрение М. Азии в нынешнем ее состоянии. — Записки военно-топографического депо. СПб., 1838-1840, ч. 3, 5.

10. ЦГВИА, ф. 846, оп. 16, д. 5326, л. 40.

11. Муравьев Н. Н. Турция и Египет в 1832 и 1833 годах. М., 1874, с. IX.

12. Это было созданное в 1832 г. специальное учреждение в Военном министерстве для руководства квартирмейстерской службой.

13. ЦГВИА, ф. 450, oп. I, д. 529, л. ЗЗоб.-36.

14. Там же, д. 535, ч. 1-3.

15. Там же, ф. 444, oп. I, д. 55.

16. Там же, ф. 395, оп. 29, 1838 г., д. 405.

17. Там же, ф. 450, on. 1, д. 529, л. 17-18об.

18. Там же, ф. 846, оп. 16, д. 1122.

19. Там же, ф. 395, оп. 29, 1836 г., д. 405, л. боб.

20. Там же, л. 13.

21. Туркистанов Н. Губернаторские списки. М., 1894, с. 12.

22. ЦГВИА, ф. 450, oп. 1, д. 535, ч. 1.

23. Львов пользовался, очевидно, французским изданием армянской истории Моисея Хоренского, хотя существовала и русская публикация 1809 г. в переводе И. Иоаннесова (см.: Межов В. И. Библиография Азии. Т. 3. СПб., 1894, No 4261).

24. Вероятнее всего, речь идет о французском издании: Memoires historique et geographie sur l'Armenie J. Saint-Martin. Vol. 1-2. P., 1818-1819.

25. Работа д'Оссона была издана в русском переводе М. Веревкина еще в 1795 г. (см.: Межов В. И. Библиография Азии. Т. 2. СПб., 1892, № 5281). См, также примеч. 20 к вступительной статье о Сенковском.

26. Какими именно работами английских путешественников Кинейра и Чеснея (см. ниже) пользовался Львов, установить не удалось. Ясно только, что они служили источниками при описании Курдистана, а не Сирии.

27. Ксенофонт (IV в. до н. э.) участвовал в походе Кира Младшего в глубь Персии, который описал в «Анабасисе». Походы Александра Македонского были отражены его сподвижниками Аристобулом, Клитархом и др., на чьи произведения опирался Арриан (II в. н. э.) в своем сочинении «Поход Александра». Установить, какими именно изданиями античных авторов пользовался Львов, не представляется возможным ввиду их неоднократного переиздания в Европе и в России.

28. Карта Сирии (в двух экземплярах) хранится в архиве отдельно от описаний. См.: ЦГВИА, ф. 444, oп. 1, д. 49, 50.

29. ЦГВИА, ф. 450, oп. 1, д. 529, л. 33об.-36.

Текст воспроизведен по изданию: Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путешественников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века. М. Наука. 1991