ДЕЙСТВИЯ ПРАВОДСКОГО ОТРЯДА В 1828-29 ГОДАХ

(Посмертные записки генерала Купреянова).

(Окончание).

1829 год.

V.

ВТОРИЧНОЕ КОМАНДОВАНИЕ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА КУПРЕЯНОВА ПРАВОДСКИМ ОТРЯДОМ И ОСАДА ВЕРХОВНЫМ ВИЗИРЕМ.

11-го мая генерал-лейтенант Нагель отбыл к месту своего назначения, и приказом по отряду объявлено о вступлении в командование генерал-майора Купреянова.

Того же числа 6-й и 7-й корпусы заняли позицию при Турк-Арнаут-ларе: генерал Рот, командовавший ими, предписал генерал-майору Купреянову находиться в постоянных с ним сношениях, а в случае отдаления уведомлять обо всем происходящем генерал-адъютанта Головина, причем сообщил также, что если бы верховный визирь выступил против него в силах слишком превосходных, то он должен отступать к Коургу, в прямом направлении от Турк-Арнаут-лара к Силистрии, где присоединятся к нему главные наши силы для поражения неприятельской армии; в случае же движения турок из Шумлы для вспомоществования Силистрии, генерал Рот имел повеление следовать за ними. Во всяком случае, отбытие его предоставляло на некоторое время Праводы собственным средствам; но построенные укрепления и имевшиеся там запасы достаточно обеспечивали город, почему на [29] генерал-майора Купреянова возлагалась защита этого важного пункта до последней крайности. Задача несколько облегчалась тем, что по удалении главной турецкой армии отряду не мог угрожать значительный неприятель.

Посты при Девне и Гебеджи, где срыта большая часть укреплений охраняемы были Одесским полком по-батальонно; но так как эти посты не имели ни силы, ни важности Правод, то их велено оставить в случае появления турок в весьма большом числе, а Одесскому полку отступить в Варну. Наконец, генерал-майору Купреянову приказано, без повеления главнокомандующего или начальника главного штаба, никуда не отделять войск от гарнизона, разве сам признает это нужным, и притом иметь неприятелем неослабное наблюдение разъездами стараясь также узнавать, что делается на Камчике, около Кюприкиой и Еникиой

12-го привезены из Девно две турецкие четырехфунтовые пушки 17 .

Казачьи пикеты, для охранения города от внезапного нападения, разделены на шесть дневных и одиннадцать ночных, по три человека в каждом, и расположены вокруг города на важнейших пунктах. Разъезды состояли из 5—8 человек и отправлялись ежедневно в полночь, а возвращались на следующий день в восемь или девять часов утра; их посылалось четыре.

Гарнизон состоял из полков 19-го 18 и 20-го 19 егерских, Полоцкого 20 , донского подполковника Александрина 21 , легкой № 2-го роты 22 , 10-й артиллерийской бригады и команды 7-го пионерного батальона 23 , всего же было на лицо 2 генерала 24 , 120 штаб и обер-офицеров и 2,919 нижних чинов, с тридцатью шестью орудиями, в числе которых двадцать восемь турецких. Усилившиеся слухи о намерении турок предпринять решительное нападение на Праводы побудили отрядного начальника за [30] благовременно сделать некоторые необходимые распоряжения: он оставил в запасе насколько доброконных казаков, никуда не употребляя их, для сохранения лошадей, с тем, чтобы, в случае покушения турецкой армии, посредством их со всевозможною скоростью известить генерала Рота, который с войсками своими перешел в Козлуджи; причем, одни должны были следовать нагорною дорогою чрез Девно, а другие—прямою дорогою через Котлубей в Козлуджи; он обратил также особенное внимание на сбережение людей и на устранение всякого излишнего обременения их работой.

17-го мая казачья почта, отправленная в Козлуджи, в одиннадцать часов утра была встречена двумя конными турецкими толпами, которые преследовали ее до казачьего праводского пикета; она возвратилась с известием, что неприятельский конный отряд человек в тысячу находится уже в двух верстах от города; вдали же, по направлению от Турк-Арнаут-лара, приближаются войска, число которых в точности определить нельзя по дальности расстояния, но, по-видимому, они многочисленнее тех, которые 5-го числа подступали к Праводам и Ески-Арнаут-лару. Не оставалось сомнения, что это была армия верховного визиря, горевшего желанием придать взятием Правод новый блеск своим кровавым миссолунгским лаврам.

Посланный в разъезд казачий офицер, открыв неприятеля с высот, донес, что значительная часть его сил скрылась за возвышениями, по направлению к Козлуджи, а остальная, малочисленнее первой, направилась к Ески-Арнаут-лару; сильный отряд расположился против Правод, близ трех курганов,- к стороне Турк-Арнаут-лара, от города в шести верстах; число его полагать можно было до 10,000 пехоты и конницы; на двух курганах разбито пять палаток, а внизу разложено несколько огней.

Здесь кстати заметить о волонтерах-болгарах. Еще зимою заботливостью военного генерал-губернатора областей Бабадагской и Базарджикской, генерал-адъютанта Головина, сформированы партии волонтеров из болгар, которые, своим знакомством с местностью, языком и обычаями страны, часто приносили нашим войскам большую пользу. Две из них, под предводительством двух сербов, бродившие преимущественно в окрестностях Правод, иногда являлись в город за продовольствием; каждая состояла человек из 20 или 30 молодых, сильных, решительных и нам совершенно преданных: одна партия одета была по-нашему, а [31] другая по-турецки. Стесненные нашествием армии верховного визиря, они вынуждены были укрыться в город и во все время осады отважными поисками оказывали весьма значительные услуги. Тринадцать из них, посланные 17-го мая, для разведывания, возвратились в восемь часов вечера с известием, что движений неприятельских со стороны Камчика не замечено, и что в д. Кюприкиой за этою рекою в 50 палатках находится только небольшое число пехоты.

В продолжение всей ночи на 18-е огни во множестве были видны на местах, где неприятельские войска расположились с вечера.

18-го мая в девять часов утра, тридцать волонтеров отправлены по направлению к Шумле для поисков и собрания сведений. Посланный в разъезд казачий офицер донес, что неприятель оставался на прежних местах; по направлению от Козлуджи следовали две колонны турецкой пехоты, которые примкнули к лагерю и позади его остановились; неприятельский пикетный резерв, человек в полтораста, стоявший против Невчинской и Котлубейской долин, отодвинулся несколько назад, как обыкновенно делается в ночное время. Неприятель на правой покатости большого кургана, из числа трех ближайших к Ески-Арнаут-лару, стал воздвигать укрепление в виде флеши, обращенной фасами к Ески-Арнаут- лару и Праводам.

Из Девно назначены в Праводы еще два орудия; но по невозможности выслать конвоя, отрядный начальник приказал командиру Одесского полка оставить их в Девно до открытия свободного сообщения, а прибывшего с ними артиллерийского офицера, как весьма нужного по обстоятельствам, отправить в Праводы нагорною скрытною дорогою, при первых казаках, следующих с бумагами.

19-го мая из неприятельского лагеря отделилось 700 человек конницы, которые расположились в двух верстах вправо от кронверка, на высоте; большая же часть кавалерии, с 5,000 пехоты, двинулась между Комарною и Праводами, почему можно было заключить, что турки поведут атаку со стороны айдосского фронта. Несколько всадников рекогносцировали город с хребта скал над блокгаузом; пехота шла с распущенными знаменами.

Перед вечером усмотрено в неприятельском стане большое движение, и главные массы, оставив свое лагерное место, потянулись к д. Ровно (Инжакиой), находящейся при входе в Невчинскую долину, и там расположились. Несколько конных партий беспрестанно разъезжали по Кривненским высотам, вправо от кронверка; [32] другие же не переставали осматривать город. Около кривненских Курганов толпилось множество пеших; некоторые носили фашины и туры, потом скрывались за курганами.

В продолжение всей ночи на 20-е мая неприятельские огни в большом числе заметны были около Ровно (Инжакиой), в двух верстах от города; на прежнем же лагерном месте их вовсе не было.

20-го мая, генерал Рот отрядил на подкрепление гарнизона 37-й егерский полк 25 , который всю ночь безостановочно следовал едва проходимою тропинкой, проложенною нами для скрытного сообщения по высотам мимо Диздаркиойского редута; люди были в одних фуражках и без ранцев, которые поручено доставить в Праводы дивизиону бугских уланов. 20-го числа, в пять часов утра, егеря начали спускаться в город с чрезвычайными затруднениями, по отвесной крутизне, имевшей от 80 до 100 сажен высоты, пробираясь по одиночке между пропастями и обрывами. Когда они сходили с гор, уже рассветало, и потому движение их было открыто с противолежащих высот неприятельскими разъездами, которые сделали несколько выстрелов, вероятно извещательных, о приближении этого подкрепления; турки, по-видимому, изумлены были неожиданным для них появлением русских по дороге, им самим совершенно неизвестной.

На высоте, где расположена была их конница, турки во весь день производили земляные работы на протяжении более ста сажен, верстах в двух от кронверка и несколько вправо; но по дальности и по свойству местности невозможно было различить ни начертания, ни цели этих окопов. По отступлении визиря оказалось, что они на том месте строили редут и ретраншаменты в виде траншей, простиравшихся вдоль лагеря по кривненским курганам. Триста всадников, отделяясь от массы конницы, стоявшей вправо от кронверка, потянулись по направлению к с. Кадыкиой. На возвратном пути они проезжали мимо этого укрепления на расстоянии пушечного выстрела, вероятно, для обзора его, причем были совершенно рассеяны двумя удачно пущенными гранатами.

Посланные нами ночью на 21-е мая для открытия неприятеля два разъезда возвратились по утру, удостоверившись, что турки оставались на тех же позициях, как и накануне; цепь их пикетов [33] простиралась вправо от лагеря до комарнской дороги, на которой стоял наблюдательный пост.

В десять часов утра неприятель производил работы в пятидесяти саженях выше засеки над блокгаузом, а также на семьсот сажен вправо от кронверка, у подошвы горы; при построении каждой из этих батарей находилось от 150 до 200 человек; те же работы, которыми занимались накануне, по-видимому, были окончены. На одном из углов своего укрепления турки поставили два распущенных знамени, но амбразур или орудий на барбетах в нем не замечено; на продолжении фасов стояла пехота, а влево находилось несколько балаганов, вокруг которых была расположена палая часть конницы. В неприятельские толпы, собиравшиеся близ работ, из кронверка и Варнского редута весьма успешно брошено несколько гранат; но малое количество снарядов не дозволяло производить продолжительной пальбы: их берегли на случаи более важные.

Турки не переставали в большом числе осматривать город со скал над блокгаузом. По дороге из Правод к Ески-Арнаут-лару показывались из Невчинской долины частые неприятельские разъезды. С утра до вечера турки, засевшие по исходящим частям скалы, над блокгаузом, стреляли по нем, без малейшего, впрочем, для наших вреда; но передовая часть города, обращенная к кронверку, на столько подвергалась меткому и дальнему действию длинноствольных неприятельских ружей, что днем нельзя было показываться на улицах. Варка пищи производилась под валом, в местах недоступных пулям; носили же ее в кронверк и блокгауз так же, как и воду, только ночью, во избежание убийственного огня искусных неприятельских стрелков.

В продолжение осады гарнизон весьма затруднялся добыванием дров для госпиталя и варки пищи; за ними сначала посылали, под прикрытием двух рот, не ближе как за две версты от города, по варнской дороге; но после того как турки сделали сильное нападение на конвой, туда высланный, для отбития которого надобно было отрядить целый батальон с двумя орудиями, то с того дня стали посылать за дровами на вершины гор, где устроен Диздаркиойский редут, и где хотя находили один почти кустарник и колючий терновник, причем и это скудное пособие доставлялось с большими трудами и усилиями, но за то безопасно от покушений превосходного неприятеля. Столь же неудобно было пасти лошадей и рогатый скот, потому что, где только показывался табун или [34] гурт, турки тотчас направляли, туда свои орудия, так что днем решительно никуда не было возможности выпускать на подножный корм без потери людей; а как сухого и зернового фуража в магазинах не имелось вовсе, то необходимость заставляла выгонять скот на пастбищные места по наступлении ночи.

Отрядный начальник, внимая беспрерывным трудам гарнизона разрешил, не смотря на скудость запасов, ежедневную выдачу мясной и винной порций, что много способствовало к сбережению сил и здоровья людей, которые при хорошем продовольствии, мимо всех понесенных ими тягостей, сохраняли добрый и веселый вид.

В ночь на 22-е мая неприятель воздвиг еще новую батарею, на вершине скалы, между кронверком и блокгаузом и, поставив на нее четыре тяжелых орудия, а на сделанную в семистах саженях от кронверка восемь осадных, в пять часов утра, с обеих открыл сильную пальбу по кронверку и внутреннему пространству айдосского фронта: цепь из пехоты и конницы, числом до 400 человек, подвинулась от с. Кривно версты на полторы от кронверка; все же прочие войска оставались на прежних местах. Несколько времени спустя, турки подвезли еще ближе к кронверку, сажен на четыреста, четыре батальонные пушки и всеми вместе начали жестокую канонаду по кронверку и айдосскому фронту. Ядра более ложились в самом кронверке и городе; гарнизон находил себе убежище под самым валом, на пространстве, которое, будучи хорошо дефилировано, скрывало его совершенно, так что неприятельская пальба не причиняла нам никакого урона. Мы не отвечали на нее, как было сказано выше, для сбережения зарядов, которых вообще имелось не более 150 на орудие. Неприятельские стрелки, рассыпавшись во множестве по утесам, отвесно действовали по сообщению города с кронверком, по блокгаузу и соседней башне, впрочем, без всякого для нас вреда, хотя огонь их продолжался во весь день.

В десять часов, во время самой жаркой канонады, неприятель вывез еще десять орудий большего калибра и из всех двадцати шести, выставленных по вершине западных высот, засыпал градом снарядов кронверк, город и Варнский редут. С кронверка наши артиллеристы выпустили также около трехсот снарядов, чтобы умерить пальбу турок, что, кажется, имело полный успех, потому что она в скорости на некоторое время прекратилась. Затем, из неприятельского лагеря выступило до 3,000 регулярной [35] пехоты, которая, выстроившись в три колонны, остановилась саженях в ста впереди лагеря имея в интервалах артиллерию.

Между тем, около полудня прибыла из Ески-Арнаут-лара скрытою нагорною дорогою артиллерийская команда из трех обер-офицеров и 27 нижних чинов, которая весьма нужна была для усиления прислуги и для действия из орудий.

В три часа по полудни, с неприятельских батарей опять открыт огонь, продолжавшийся до семи часов; почти все выстрелы направлены в город, на Варнский редут и пастбищное место, куда выпущен был весь табун состоявших при гарнизоне лошадей; по кронверку они действовали несравненно слабее прежнего. Число батарей не увеличивалось, но укрепление, устроенное над городом, между кронверком и блокгаузом, приметно распространилось.

В четыре часа по полудни конная партия, в числе 500 чел., направилась от лагеря к лощине кадыкиойской, а спустя несколько времени показались в ней против айдосского фронта, на расстоянии пушечного выстрела, еще до 200 всадников; отряды эти до самого вечера в лагерь не возвращались, вероятно, наблюдая наши движения. В восемь часов вечера, две пехотные колонны подвинулись к батарее над блокгаузом, где оставались всю ночь для прикрытия.

Разъезды наши с того дня уже не высылались, по причине значительных турецких партий, рыскавших по всем направлениям, как по кюприкиойской, так и по комарнской дороге. При наступлении ночи, человек 800 конных ударили на роту Полоцкого полка, прикрывавшую пастбищное место; но, встреченные дружным батальонным огнем, были опрокинуты холодным оружием и обращены в бегство.

В городе многие дома повреждены; казармы в кронверке и Варнском редуте во многих местах пробиты ядрами и, наконец, совсем разрушены. На северо-западную часто города и по блокгаузу неприятель, по близости расстояния, преимущественно действовал картечью. У нас в продолжение целого дня убит один рядовой и 15 нижних чинов ранено.

В ночь на 23-е число турки устроили против кронверка, почти
в одном направлении с прежними окопами, в 400 саженях от засек, новое укрепление, в котором поставлено четыре мортиры и три орудия; в три часа пополуночи с прежних батарей началась по городу пальба, продолжавшаяся до пяти часов; в семь часов новая батарея открыла огонь по кронверку. До часу пополудни неприятель со всех батарей беспрерывно действовал по городу и [36] кронверку, которому нанес значительные повреждения и сбил три орудия; в городе же ядрами пробиты стены в госпитале и аптеке Полоцкого полка, где истреблено большое количество медикаментов. В это самое время турки, выдвинув еще шесть, осадных орудий, поставили их перед кронверком, вправо от новой своей батареи и не более как в двухстах саженях от нашей засеки, но несколько удачных выстрелов картечью заставили их отступить вне действия нашей артиллерии. Человек около ста пеших турок расположились перед айдосским фронтом, на расстоянии полутора верст от оного; другая такая же партия, выйдя из лагеря, направилась к нагорной дороге между Праводами и Девно, вероятно, в намерении открыть ее; но в два часа она возвратилась в свой стан. После этого опять началась сильнейшая канонада. С трех часов до самого вечера неприятель вел весьма удачную и беспрерывную пальбу по кронверку, и нанес ему несравненно более вреда, нежели утром; на нем еще сбито одно орудие; нижних чинов убито восемь; ранено: обер-офицер 1, нижних чинов 32, в числе последних 12 артиллеристов, и почти все весьма тяжело.

В пять часов турецкая партия изд. конницы и пехоты, всего до 400 человек, показалась против айдосского фронта, на расстоянии пушечного выстрела; но несколько метких гранат принудили ее скрыться в лес. В городе убито четыре рядовых и семнадцать нижних чинов ранено.

Так как днем жестокая и неумолкаемая пальба препятствовала производству работ, то, с наступлением ночи, для исправления кронверка выслано 400 человек с готовыми турами, фашинами, дерном и штурмфалами; но турки, услышав стук, сопровождавши делаемые починки, беспрерывно во всю ночь стреляли по кронверку, хотя без нанесения нам урона. Рядовой 20-го егерского полка из татар бежал с работ к неприятелю. В тоже время грек, находившийся слугою при бим-баше, передался на кронверк с показанием, что осаждавшее войско простиралось до 40,000, в том числе 10,000 регулярной пехоты; сверх того, ежеминутно ожидали прибытия из Шумлы еще 6,000 свежих войск. Орудий было до 50-ти, из них некоторые с запряжкою. Визирь намеревался штурмовать город; даже накануне делаемы были приготовления к приступу, в предположении, что, по прекращению огня с кронверка, укрепление это нами оставлено; визирь имел свое пребывание на горе у самых батарей, вооруженных одними осадными орудиями, мелкие же находились при войсках; он почитал гарнизон [37] весьма многочисленным однако, тем не менее, уверен был в победе. Прибывший потом переметчик подтвердил все сказанное греком, присовокупив, что ожидали еще из Кюприкиой 6,000 и регулярного войска, которые в тот же день переправились через Камчик и ночью непременно должны прибыть в лагерь. Провианта было у них достаточно, припасы подвозились из Шумлы через Марковчу. Визирь объявил, что после суточной канонады и бомбардировки он будет штурмовать город с горы и со стороны айдосского фронта, но что сначала необходимо овладеть кронверком.

В эти два дня неприятелем выпущено более 6,000 зарядов; вследствие такой усиленной пальбы, запасы его истощились, и он должен был ослабить пальбу. В противном случае, т. е. если бы турки, по обилию снарядов, могли бы продолжать еще два дня действие своей артиллерию, то, по совершенному разбитию кронверка, гарнизон, вероятно, поставлен бы был в необходимость оставить укрепление 26 .

Гарнизон, в продолжение всей осады, не смотря на свою малочисленность и огромный силы неприятельские, сохранял самый бодрый вид и веселое расположение духа, для поддержания которого, ежедневно, при наступлении вечера и по прекращении неприятелем пальбы, в разных местах, не подверженных опасности, гремела полковая музыка и раздавались хоры песенников. Такое поведение гарнизона сильно раздражало турок; всякий раз, заслышав веселые песни, они возобновляли жестокий по городу огонь, не причинявший нам никакого вреда. Войска скрывались под самым валом западного фронта, по которому навесное действие турок было совершенно безуспешно, по причине крутизны горы, а от продольных выстрелов все пространство было тщательно дефилировано. Ключом [38] Правод была высота, занятая Диздаркиойским редутом; если бы туркам удалось овладеть ею, тогда гарнизон, поражаемый с противоположных сторон перекрестным действием их артиллерии и ружейного огня, едва ли мог бы держаться в городе; но этот пункт был самым крепким пунктом всей позиции.

Пальба по городу продолжалась во всю ночь на 24-е мая, хотя с большими промежутками и гораздо слабее, нежели днем. Все повреждения, нанесенные накануне кронверку, по возможности, исправлены, за исключением перебитых штурмфалов. Бруствер уложен мешками с землею, между которыми оставлены бойницы для ружейной обороны; на этот предмет и для скорейшего производства всех вообще земляных работ употреблены провиантские мешки, а за недостатком порожних, содержащиеся в них сухари была высыпаемы. Неприятелем устроены на утесах над блокгаузом еще две батареи для анфилирования фасов кронверка и для действия по сообщению с городом.

Почта из трех казаков, отправленная ночью по нагорной дороге в Девно с донесениями, встретила в лесу дивизион уланов, везших ранцы 37-го егерского полка; одни других взаимно и приняли за турок, уланы с ужасом обратились в бегство, не соблюдая никакого порядка, бросая ранцы, оставляя лошадей своих, и расселялись в разные стороны, так что один из них попал в Праводы, и рассказывал о нападении неприятельском, последствия которого ему неизвестны; из числа же казаков, также вообразивших, что наехали на турецкую партию, двое поспешно возвратились в город с таким же ложным известием, а третий, гонимый страхом, успел пешком и лесом пробраться в лагерь генерала Рота, но без порученных ему бумаг, в испуге им затерянных; у нас почли его пропавшим без вести или взятым в плен, что, по важности бывших при нем донесений, могло иметь вредные последствия. Эта бестолковая тревога произошла от обыкновенной казачьей сноровки, при ночных встречах не подъезжая близко для узнавания истины, всегда первым стрелять и тот-час стремглав уходить.

В шесть часов утра со всех неприятельских батарей открылась сильная канонада по кронверку и городу, и продолжалась до восьми часов; тогда турки прекратили совершенно действие своей артиллерии; против же блокгауза, за впадиною, на выдавшейся скале, устроена ими батарея на две мортиры, из которых они усиливались разрушить блокгауз, но выпустив более полутораста зарядов, [39] принуждены были, отказаться от своего намерения; одна только бомба пробила крышу блокгауза и, лопнув внутри, осколками убила двух рядовых и ранила десять нижних чинов 19-го, егерского полка, от которого содержался этот пост; командовавший здесь того же полка штаб-капитан Скалон и двенадцать нижних чинов сильно доедены обрушившеюся землею и поваленными брусьями, которые поддерживали кровлю 27 . Турецкая батарея о двух мортирах действовала также по Варнскому редуту и по нагорной части фронта, обращенная к наводнению, до семи часов вечера; безвредность ее доказала, что невежество турок в артиллерийском деле превосходит всякую вероятность 28 . Впрочем, госпиталь много пострадал от неприятельской артиллерии, потому что сначала он помещался в палатках по скату высот, противолежащих кронверку, и турки, замечая там постоянное скопление народа, градом ядер заставили перевести его оттуда в городские дома, которые чрез несколько дней почти все были значительно повреждены жестокою канонадой. Госпиталь пришлось устроить под самым городским валом.

Из числа артиллерийской команды, отправленной к нам из Козлуджи, прибыл около полудня один только канонир, отставши от прочить за болезнью на дороге, и не знавший где находились его товарищи; Не доходя верст пяти до города, он видел множество растерянных уланами егерских ранцев, а также и несколько ружей.

Часа в четыре по полудни показалось от с. Кадыкиой слишком 1,500 человек конницы, которая, выйдя на высоты около с. Диздаркиой, остановилась; некоторая часть потянулась на Ески-Арнаут-лар, чем было прекращено обыкновенное сообщение с Девно и Козлуджи. На ночь показавшиеся отряды скрылись за высотами, [40] вероятно из опасения быть отрезанными по отдаленности от главных своих сил. Перед вечером, генерального штаба поручик Иванов, присланный из козлуджийского лагеря за разными сведениями, достиг города в виду наездников, за ним гнавшихся, но, по причине сильных партий, разъезжавших по окрестностями, не мог уже возвратиться к своему месту. Полоцкий полк сменил в кронверке егерей и занял также блокгауз; в обоих укреплениях он оставался до самого снятия осады.

Вечером и в продолжение всей ночи турки не сделали ни одного выстрела по городу; лишь изредка стреляли светящими ядрами для открытия производившихся на кронверке починок, и вслед затем пускали по рабочим гранаты, а также бросали бомбы на блокгауз, но без всякого успеха. Все повреждения предшествующих дней в обоих укреплениях до света были уже достаточно исправлены, чтобы противопоставить новые препятствия усилиям неприятеля 29 . Турки провели ночь также в производстве работ, и на правом берегу реки, в двух верстах выше города, подле мостка, вправо от варнской дороги, ведущей через Девно в Праводы,— ими к утру почти окончен редут. Цель турок, очевидно, заключалась в том, чтобы отрезать нам варнскую дорогу; они надеялись успеть в этом тем более, что редут с одной стороны прикрыт был рекою, а с другой обращен к соседнему ущелью, сообщавшемуся с главною их позицией, куда, в случае нападения, они могли свободно отступить, не опасаясь быть обойденными; потому что напасть на них с правого берега реки нам было бы невозможно, не подвергаясь той же участи от войск, расположенных по Шумлинским высотам, и не потерпев сильного поражения от стрелков, рассеянных по вершинам скал.

25-го мая, пред рассветом, турки покушались штурмовать блокгауз, защищаемый 50-ю человеками 30 ; но, встреченные убийственным батальным огнем из укрепления, они, не упорствуя в своем предприятии, вскоре с значительным уроном отступили, будучи поражаемы в тыл фальконетом, стоявшим в блокгаузе.

Впоследствии, через переметчиков и пленных сделалось известным, что визирь троекратно предполагал штурмовать город; он объявил, что идущие на приступ провозглашены будут [41] «далькилиди», т. е. неустрашимыми, и обещал каждому охотнику по 500 левов награды 31 ; но при всем том должен был каждый раз отказываться от своего намерения, потому что охотников являлось не более полутораста или двухсот, оглушенных опиумом, которые бодро выступали вперед в самонадеянной готовности броситься на наши укрепления, но видя, что прочие прехладнокровно на них смотрят, не трогаясь с места, и досадуя, что никем не будут поддержаны, сами колебались и, наконец, расходились, ничего не предприняв 32 .

В полдень прибыл Вятский полк 33 в числе 22-х штаб и обер-офицеров и 866 нижних чинов; он следовал из Девно тем же путем как и 37-й егерский. Это новое подкрепление уже совершенно обеспечивало город от угрожавшей опасности. Гарнизон так одобрен был неуспехом турок и столь презирал противников своих, что, не смотря на их многочисленность, с уверенностью в победе готов был даже напасть на неприятельский лагерь. Начальник отряда, желая еще более воспламенить мужество солдат, и усматривая, что новый редут, воздвигнутый турками, сделает опасным и даже невозможным сообщение с Девною и лагерем при Ески-Арнаут-ларе, счел необходимым уничтожить это укрепление, для чего, в шесть часов по полудни, отправился к нему с батальоном 37-го егерского полка 34 и другим Полоцкого, при двух легких орудиях. Колонна следовала вдоль наводнения, и в продолжение всего пути находилась под сильным перекрестным огнем неприятельских орудий, выставленных по скалам; бомбы, гранаты сыпались как град: то не долетая до войск, они падали в воду, как дождем обдавая брызгами колонну; то с визгом перелетая через нее, буравили землю и лопались, осыпая [42] ее песком и пылью; однако, благодаря неумению турецких артиллеристов, у нас, во время движения, никто ни убит, ни ранен. Приблизившись к редуту, защищаемому пятьюстами пеших и сотнею конных турок, генерал-майор Купреянов выслал егерских застрельщиков, которые удачным огнем, при метких картечных выстрелах наших орудий, привели их в смятение: турки, не успев остановить наступления сильным ружейным залпом, и видя, что колонны идут штурмовать редут, без дальнейшего сопротивления обратились в бегство, покинув в укреплении четыре знамени. Застрельщики быстро преследовали бегущих, которые при отступлении потеряли несколько человек убитыми и ранеными; шестеро захвачены в плен. Турки уходили в таком беспорядке, что ни один не избегнул бы смерти или плена, если бы мост на реке не был накануне ночью разломан казаками; топкий грунт и крутость берегов замедлили переправу егерей, что дало неприятелю время спастись. Редут срыт, и генерал-майор Купреянов возвратился в город, не потеряв ни одного человека.

Во время вылазки вдали показалась приближавшаяся к городу довольно значительная масса конницы;, отдаленность расстояния некоторое время оставляла в неизвестности была-ли то наша или неприятельская; наконец, удостоверились, что это был генерал Рот, пришедший из Ески-Арнаут-лара с бригадою конных егерей и конно-артиллерийскою ротою. Желая лично осведомиться о положении отряда, и оставив кавалерию вне выстрелов с неприятельских батарей, выставленных по высотам, сам он въехал в город и, встретив у ворот возвращавшиеся батальоны, поздравил с одержанным успехом; потом осмотрел мимоездом прочие войска, приветствовал их в самых лестных выражениях, благодарил за мужество и усердие, и ободрял к продолжению славной обороны, говоря, что конец трудам не далек и что вскоре неприятель со стыдом бежит. Посетив квартиру генерал-майора Купреянова, с которым уже в течение восьми суток прекращено было сообщение, генерал Рот обнял его с искренним чувством ратного собратства, и, наконец, уведомив его о всем нужном и пробыв более получаса в городе, отправился к своей кавалерии для обратного следования в Ески-Арнаут-лар.

Вылазка отрядного начальника и движение генерала Рота побудили визиря отдать с вечера приказание свозить со скал все батареи; но приказание это было отменено, как только турки убедились, что демонстрация Рота никаких последствий не имела. [43]

Турецкие стрелки, по прежнему, беспрерывно во весь день действовали с утесов над блокгаузом, я с некоторым для нас вредом, так что нельзя было ходить по городу без ясной опасности 35 . В течение дня нижних чинов убито 2, ранено 12.

24-го и 25-го мая неприятель по городу и укреплениям канонады почти не производил, по недостатку в снарядах после страшной пальбы 22-го и 23-го; ночью на 26-е он изредка бросал в кронверк я на блокгауз бомбы и светящие ядра, для открытия происходивших у нас работ, что не помешало привести почти к окончанию починки на кронверке.

Ночью на 26-е огней нигде не усмотрено, исключая около с. Ровно, в Невчинской долине. На рассвете значительные силы тронулись в шести колоннах по шумлинской дороге, и приближались в таком порядке не более версты, потом соединились в одну огромную массу, сзади коей рассыпным строем тянулось для наблюдения небольшое число конницы. Впрочем, в окопах близ Кривны, где стоял их вагенбург, движения никакого не было заметно. Вслед за этим, из лощины за высотою над блокгаузом показались три больших и семь малых пеших колонн, которые быстро шли на Кривно, а конница, в числе до тысячи человек, выступила из долины, простирающейся влево от кронверка, и остановилась на полугоре, спешившись и держа лошадей в руках. Конная цепь оставалась на прежней позиции. Во время этих движений в отдалении раздавались едва слышные пушечные выстрелы: турецкие батареи над городом и блокгаузом молчали; позади в кустах стояла часть пехоты и конницы; вдали, на горе, где прежде в окопах развивались знамена, турки прилежно работали и носили фашины в этом месте вышла пешая колонна, примерно в две тысячи человек, и остановилась вблизи курганов под Кривной. [44]

В течение дня нижних чинов убит 1, ранено 5; контужены: штаб-офицер 1 и нижних чинов 19.

В ночь на 27-е мая турки изредка стреляли по кронверку, но без малейшего вреда; к утру он был совершенно исправлен. Неприятель также всю ночь работал, строя над блокгаузом новую батарею и сверля скалу для закладывания фугасов; в его лагере, около двух часов по полуночи, произошла тревога; слышен был крик и барабанный бой; в окрестностях огней не замечено.

На рассвете, турки, с целью уничтожить блокгауз, два раза покушались взрывать фугасами край нависшей над ним скалы; но отделившиеся обломки никакого вреда ему не причинили, ибо при падении своем, скатываясь по отвесной крутизне горы, перелетали через него рикошетами. Утром неприятельский полк проходил церемониальным маршем повзводно и с музыкою. Правее кривненских курганов в 10 часов замечен какой-то новый лагерь, которого с наших укреплений видна была только часть.

Около полудня колонны, в таком числе, как и накануне, потянулись из той же самой долины по дороге к Кривне, а конница оставалась опять на полугоре. Потом начали разъезжать по Невчинской долине небольшие партии, которые вскоре скрывались, а перед вечером конница в большом числе двинулась за главное укрепление, влево от кривненских курганов.

Турки не переставали во весь день стрелять по городу и редутам; к ним подвезли еще пред полуднем четыре каруцы с зарядами, и они выпустили более шестисот выстрелов, которыми опять произвели в разных местах значительные повреждения; но по кронверку они совсем не действовали. В городе убито 2 рядовых и 11 нижних чинов ранено.

При наступлении ночи передался болгар, показавший, что регулярными войсками в армии Решида-Мегемеда предводительствовал Галиль-паша, что накануне прибыло еще 2,000 регулярной пехоты из Шумлы, где находилось до 20,000 вооруженных жителей; о силах нашего гарнизона и нагорной скрытной тропинке туркам было неизвестно; пехота расположена лагерем на горе близ курганов, а конница в с. Кривне: со дня на день готовились штурмовать сперва кронверк, а потом и город. Верховный визирь хотел непременно овладеть Праводами, но, в случае приближения и от Силистрии к Праводам главных наших сил, предполагал немедленно отступить.

Ночью в лагере турок видны были большие огни; как в [45] продолжение ночи, так и 28-го мая по утру турки не стреляли вовсе, ни по городу, ни по кронверку, но бросали в блокгауз бомбы, из которых одна опять попала во внутрь, легла подле самого порохового погребка и черепками ранила двух человек; к счастью, другого вреда не произошло. Турки, видя бесполезность своей пальбы, на рассвете снова приступили посредством фугасов к отделению выдавшихся частей скалы; многие глыбы, отторгаясь, катились подле блокгауза, и наконец, огромный камень, более шести футов в поперечнике, оторванный от самого края утесов, направлением своим грозил завалить укрепление с его защитниками,— но, падая по неровному скату горы, он перекинулся через засеку и упал в ров блокгауза.

В половине дня прибыл к неприятелю отряд конницы, сила которого была неизвестна. В час по полудни привезены нам из Девно, со всевозможными предосторожностями, патронные ящики 37-го егерского и Вятского полков и повозки с ранцами первого, под прикрытием одного батальона пехоты при двух орудиях и двух дивизионных уланов, коим на встречу для смены выслан из Правод также 1 батальон 19-го егерского полка при двух орудиях за 1 1/2 версты от города; во время приближения их и движения но городу, со всех турецких батарей был открыт сильней огонь, продолжавшийся более часа и нанесший несколько вреда городу 36 . Невозможность содержать лошадей по затруднительности пастьбы заставила отправить этот обоз под тем же прикрытием назад. Неприятель, заметив с высот это движение, выступил в числе пятисот пеших и конных для нападения на обоз; но отрядный начальник усилил прикрытие еще одним батальоном 36-го егерского полка при одном орудии, дабы препроводить обоз до уланского конвоя, с коим он прибыл. Турки, завидев егерей, тотчас возвратились в свой лагерь. Вечером передались подтвердивших показания прежних переметчиков и уведомивших, сверх того, что турки с возможною поспешностью устраивают дорогу, от кривненских курганов до выжженной деревни Венгель, на реке, подле разломанного моста, где был разрыт нами их редут, и неустанно работали на укреплениях при Д. Ровно (Инжакиой). [46]

В тот же день генерал-майор Купреянов получил известие, что 28-го мая главнокомандующий со всеми силами прибыл от Силистрии к Шумле, чем отрезал осаждавшую Праводы армию от города, доставлявшего ей снаряды, припасы и вообще все средства к существованию.

Генерал-майор Вахтен, начальник штаба при генерале Роте, сообщал о том отрядному начальнику, начиная письмо свое словами: «наступает день славный!». Он уведомлял, что от корпуса генерала Рота отряжены полки гусарский графа Витгенштейна, 3-й Бугский уланский, два орудия № 6-го, два № 27-го конных рот и четыре легкой № 2-го роты 18-й артиллерийской бригады под командою генерал-майора Левченки, который с наступлением ночи займет позицию при с. Дерекиой, при входе в Невчинскую и Праводскую долины, а вместе с тем поступит в распоряжение г.-м. Купреянова. Четыре пеших орудия ночью велено отправить в Праводы, куда главнокомандующий прислал своего адъютанта к отрядному начальнику, приказав неусыпно наблюдать за происходящим в стане визиря, и как скоро заметит, что турки приступают к снятию осады, тотчас дать знать ему через Ески-Арнаут-лар и Янибазар, хотя несколько кружною, но безопасного дорогою; между тем, когда неприятель начнет отступать, г.-м. Купреянов должен был присоединить к себе отряд г.-н. Левченки, и оставя в городе один только пехотный полк, со всеми остальными войсками и подвижною артиллерию тронуться вслед за армией визиря, по возможности избегая решительного дела со столь превосходными силами, но только беспокоя их тыл и нанося всевозможный вред при их отступлении.

Ночью опять были видны в турецком лагере многочисленные огни; 29-го утром расположение их стана и батарей не представляло никаких изменений; генерал-майор Левченко оставался на позиции накануне им занятой, по требованию отрядного начальника на рассвете препроводил в город четыре пеших орудия, и уведомил, что две неприятельские конные партии в числе 800 человек, выйдя из редута при с. Ровно, и не переправляясь через речку, остановились лицом к лицу с его отрядом, вероятно в намерении отрезать оный от Правод; но как только выдвинулась конная артиллерия, турки поспешно устремились обратно в свой лагерь.

Работы в главном неприятельском укреплении все еще продолжались с большою деятельностью; турки по кронверку пальбы не [47] производили одни лишь стрелки, во множестве засевшие по скалам, сильно и беспрерывно действовали по городу и блокгаузу.

С самого начала осады, генерал Рот передавал отрядному начальнику приказания главнокомандующего удерживать Праводы, сперва до 22-горела,— и тогда обещано ему освобождение; потом всякий день отсрочивал продолжение обороны еще одними сутками, до 27-го; сего же числа, равно 28-го и 29-го прибывали с подобными предписаниями адъютанты самого главнокомандующего, каждый раз говоря, что наша армия уже идет, что она близка, что прибыла…; все эти подтверждения г.-м. Купреянов постоянно доносил графу Дибичу, что он может быть спокойным, что пост, защищаемый русскими, останется за ними, что гарнизон в наилучшем расположении духа, а неприятель, напротив, в унынии от безуспешности своих предприятий, и что он сам падет на развалинах города прежде, нежели овладеет им визирь.

Впрочем, весьма обстоятельство могло воспрепятствовать обороне: запасы уже истощались, так что, даже при уменьшенных дачах, продовольствия оставалось не более как на пять или шесть дней. Но того же числа, около полудня, замечено, что неприятель начал свозить с батарей свою артиллерию; в лагере и вагенбурге все находилось в чрезвычайном волнении и беспорядочном движении. Визирь, получив известие о прибытии графа Дибича, увидел всю опасность своего положения, и чтобы не быть отрезанным, в четыре часа по полудни, поспешно сняв осаду, предпринял быстрое отступление по дороге, ведущей в Шумлу через Марковчу.

Таков был конец события, по многим отношениям достопамятного в летописях нашей военной истории: упорная оборона Правод была краеугольным камнем дальнейших успехов этой славной кампании. Продолжительное удерживание верховного визиря на этом пункте, дало время главнокомандующему привести в исполнение свои предначертания, последствием которых было уничтожение турецкой армии на полях Кулевчинских. Сверх того, слабость средств, с которыми генерал-майор Купреянов держал в неизвестности своего могучего противника о настоящих силах гарнизона, и смелость, какую показал отряд в наступательных действиях, находясь в обстоятельствах самых тесных, могут равняться только с нерешимостью победителя Миссолунги и малодушием, в сем случае оказанным турками. Наконец, это была [48] первая и, вероятно, последняя осада, выдержанная русским генералом против турок.

VI.

ПОСЛЕДУЮЩИЕ СОБЫТИЯ ДО ЗАКЛЮЧЕНИЯ МИРА.

Оставив в Праводах Полоцкий полк и поручив сохранение города г.-м. Раллю, г.-м. Купреянов выступил 29-го мая с полками 19-м, 20-м, 37-м егерскими и Вятским при восьми легких орудиях, дабы, по возможности, теснить арьергард визиря и тем замедлять его отступление: он присоединил к себе отряд г.-м. Левченки и поспешно следовал по направленно, взятому турецкою армией, но по причине быстрого ее удаления, похожего на торопливое бегство, и наступившей в скором времени темноты, не прежде как на другой день 30-го числа утром настиг ее неподалеку Марковчинских высот. Приближение наших передовых войск, состоявших из казаков и отряда г.-м. Левченки, подало повод к продолжительной перестрелке с неприятельскою конницею. Генерал-майор Купреянов остановил пехоту с ее артиллерией за час ходу от Марковчинских высот на выгодной позиции, с которой видно было, что сражение становилось час от часу упорнее, и что наша кавалерия уже почти вся введена в дело. Турецкая регулярная пехота расположена была в двух верстах позади своей конницы, на очень выгодной позиции, а потому отрядный начальник, видя невозможность с успехом напасть на неприятеля, остановившегося тут со всеми силами, уклонился несколько назад, на позицию еще безопаснее той, которую занял первоначально, и дал знать о том г.-м. Левченке, с тем, чтобы он непременно отступил к пехоте, от которой уже находился в полуторе версты; но, вопреки повторенным приказаниям, последний, удалившись еще на четыре версты от главных наших сил, оставил дорогу, пошел стороною, и в уверенности, что турки не дерзнут его выжидать, продолжал опрометчивое наступление, которое вело его к погибели. Неприятель маскировал батарею из 25 большого калибра и даже осадных орудий значительным прикрытием и регулярной конницы, и когда г.-м. Левченко повел атаку, то страшный залп сбил его четыре конно-легкие пушки и совершенно, смешал боевую линию нашей кавалерии, а в то же мгновение стремительно ударила ей во фланг вся масса турецкой конницы, простиравшаяся до 8,000. Гусары и уланы были опрокинуты и обращены в бегство; но пересеченная местность [49] столь замедляла отступление кавалерии, что турки, насев на нее, произвели ужасную сечу и овладели всеми четырьмя орудиями; они гнали нашу кавалерию до самой пехоты, между тем как в обход г.-м. Купреянову визирем отражен, по направлению на Кадыкиой к Праводам, 5-ти-тысячный конный корпус с тем, чтобы фланговым маршем зайти ему в тыл; но отрядный начальник, построив пехоту батальонными каре в шахматный боевой порядок, встретил атаку неприятельской кавалерии столь убийственным батальонным огнем из пушек и ружей, что она, после нескольких бешенных и неудачных покушений, отбита и стремглав опрокинута на регулярную пехоту, следовавшею за нею с распущенными знаменами в восьми колоннах 37 , которые, при виде поражения кавалерии, не решились ничего предпринять и немедленно уклонились на главные силы, расположенные по Марковчинским высотам. Так прекратилось наступательное действие турок, сначала ободренных одержанным успехом. 3-й Бугский уланский полк и гусарский графа Витгенштейна потеряли в этом несчастном деле убитыми и захваченными в плен 3 обер-офицеров и 153 нижних чинов; ранены: 1 обер-офицер и 25 нижних чинов.

Генерал-майор Купреянов, соединясь с отрядом г.-м. Левченки, и убедившись в невозможности нанести неприятелю какой-либо вред, а более опасаясь внезапного нападения на Праводы, где оставался один только слабый пехотный полк, отступил кратчайшим путем, дабы предупредить пошедшую в обход турецкую конницу, которая, узнав о приближении нашем к городу, поспешно возвратилась к своей армии.

Вечером отрядный начальник получил от начальника главного
штаба барона Толя приказание, не взирая ни на что, сильно преследовать визиря, дабы по возможности захватить часть войск с его артиллерией, особливо теснить у Кулевчинских дефиле, где он с фронта и с тылу будет заперт; а потому, не теряя времени, г.-м. Купреянов ночью, с теми же силами, опять выступил по прежней дороге, но уже без ранцев и киверов.

31-го мая, на рассвете, отряд достиг Марковчинских высот, накануне занимаемых неприятельской армией, и расположился на привале около фонтана, где от главнокомандующего получено известие, что след отступления турецких войск после знаменитого кулевчинского поражения, 30-го мая, потерян гнавшими их летучими [50] партиями, и приказание непременно открыть ретирующегося неприятеля и неутомимо его преследовать. Генерал-майор Купреянов тотчас послал разными дорогами две кавалерийские партии; одна из них весьма удачно напала на турецкие следы в направлении от деревень Януспонар и Абдаразак к Янкову. Тогда отрядный начальник отправив артиллерию, кавалерию, бесполезную в непроходимых лесах, и строевой обоз, который замедлял бы лишь преследование, в Праводы под прикрытием батальона Вятского полка, сам с семью батальонами и 50-ю казаками двинулся теснить неприятеля по упомянутой дороге. До деревни Януспонар дорога пролегает гористыми местами, покрытыми весьма густыми лесами и перерезанными топкими ручьями; на этом пространстве отбиты егерями два наших конных орудия с двумя зарядными ящиками, много повозок с патронами, часть которых нами взята; остальные же, по невозможности забрать с собою, затоплены в ручье; палатки, повозки и все, чего нельзя было увести, предано огню; достигнув Януспонара, отряд в девять часов вечера остановился на ночлег, дабы вследствие наступившей темноты не сбиться с дороги и не потерять следов.

После кулевчинской битвы, турецкая армия уже не существовала; все войска рассеялись, отступали в беспорядке толпами и шайками, которые пробирались в горы и леса, бросая все тяжести и заботясь единственно о спасении. Сверх добычи, преимущественно состоявшей в медных малых котликах, пшеничных сухарях, сырах, сарачинском пшене, одежде, белье и пр., отбито более ста штук рогатого скота и 400 овец и коз, которые разделены между войсками отряда; взято при этом случае в плен 48 человек.

Июнь. 1-го июня, на рассвете выступив с ночлега, генерал-майор Купреянов следовал чрез с. Абдаразак до Янкова, где, на привале, турецкие толпы с гор, поросших колючим кустарником, внезапно открыли по нам сильный огонь, но высланными в лес стрелками немедленно отражены, после чего они нас уже более не тревожили. Около этого селения опять захвачено множество всякого обоза и более 400 штук рогатого скота, большею частью буйволов, и 18 человек пленных. После трехчасового привала, отряд пошел по направлению на Каракесе, где остановился для ночлега. На пути к этой деревне истреблено несметное число оставленных неприятелем повозок, и несколько турок взято еще в плен. Генерал-майор Купреянов избрал для обратного следования на Праводы эту совершенно новую дорогу, дабы по [51] возможности очистить окрестности города от бродивших шаек и рассеянных остатков Турецкой армии, что выполнено с успехом посланными в леса партиями стрелков, которые, встречая неприятельские толпы, решительно нападали на них в штыки и уничтожали, разгоняя их во все стороны; причем весь урон с нашей стороны состоял из двух убитых и трех раненых. Турки же, на каждом шагу поражаемые с чувствительною потерею, бросали все свое имущество, составившее значительную добычу нижним чинам, посланным для преследования.

2-го июня, генерал-майор Купреянов из с. Каракесе следовал на Комарово через деревни Кенекли, Асалбели и Аязм, откуда ночью по приказанию главнокомандующего возвратился в Праводы, не встретив в продолжение марша, на пространстве 25 верст, ни одного турка.

3-го весь праводский гарнизон собран на Айдоской долине, где принесено Господу Богу, за счастливое окончание осады, благодарственное молебствие с коленопреклонением.

4-го июня по воле главнокомандующего отправлены к своим дивизиям полки 3-й Бургский уланский, гусарский графа Витгенштейна, Вятский пехотный и 37-й егерский; четыре же орудия легкой № 2-го роты 18-й артиллерийской бригады оставлены в распоряжении генерал-майора Купреянова. Вместе с этими полками послан батальон Полоцкого полка при 50 казаках и 25 пионерах для доставления в Праводы отбитых отрядом 31-го мая при преследовании неприятеля двух орудий и зарядных ящиков, которые, по трудности дороги и быстроте следования, оставлены на том месте где взяты 38 .

В праводском госпитале по снятии осады находилось до 800 больных и раненых. С 4-го июня магазины были совершенно пусты: зернового фураже, сухарей, спирту и соли не стало вовсе.

В заключение следует упомянуть о рекогносцировке, произведенной Праводским отрядом по направлению к дер. Кюприкиой. Отрядный начальнику вследствие повеления главнокомандующего сделать подробную рекогносцировку на Камчик, выступил 9-го июня с батальоном Полоцкого полка, другим 19-го егерского, 25 тонерами и 80 казаками, следуя через дер. Кадыкиой, к с. Кюприкиой. Первая часть пути пролегала по Праводской долине лугами; вторая же половина, горами и лесами, которые, верст шесть не доходя до с. Кюприкиой, становятся все обширнее и непроходимее. [52] Верстах в трех от Кюприкиой встречены были неприятельские пешие и конные толпы, составлявшие свыше шестисот человек, засевшие в трех устроенных по сю сторону Камчика засеках. Не смотря на упорную оборону, турецкие толпы обращены в бегство и опрокинуты в реку двумя ротами 19-го егерского полка, бросившимися в штыки; при этом переколото более 50 турок. Успевшие спастись, переправились на малом пароме, ходившем по канату и поднимавшем не более десяти человек, под прикрытием укреплений, устроенных вдоль правого берега Камчика на протяжении полутораста сажен; параллельно им пролегала дорога, которою должен был следовать генерал-майор Купреянов далее к дер. Кюприкиой. Дабы без надобности не подвергать отряда урону, он оставил одну роту для охранения раненых, а две 39 растянул против неприятельских окопов, с тем, чтобы перестрелкой отвлечь внимание от главного своего предприятия; сам же с остальными пятью ротами продолжал идти густым лесом, левым флангом придерживаясь дороги, дабы, по неимению проводника, не потерять направления. При начале движения, неприятель, обойдя правый фланг, повел атаку. Тогда отрядный начальник приказал Полоцкого полка штабс-капитану Плюскову с гренадерской ротой ударить в штыки: устрашенные турки тотчас рассеялись по лесу. Преследуя их к д. Кюприкиой, г.-м. Купреянов вышел на поляну, за которою, по правую сторону реки, расположен был в расстоянии пушечного выстрела турецкий лагерь, и построил прибывшие с ним роты в боевой порядок, под прикрытием которых сделал надлежащее обозрение лагеря и местности около дер. Кюприкиой, вдоль по Камчику. Потом тою же дорогою отряд отправился обратно к Праводам, куда прибыл 10-го июня, не будучи тревожим турками.

Урон турок в этом деле простирался свыше 160 убитых и до 50 утонувших в Камчике; несколько человек взято в плен. У нас убиты: Полоцкого полка майор Бергольц, 19-го егерского прапорщик Сердюков, нижних чинов 11; ранены: того же полка подпоручик Чигринец, вскоре от ран умерший, и нижних чинов 32. Сам генерал-майор Купреянов ранен в ногу; контужены: Полоцкого полка штабс-капитан Плюсков и прапорщик Войнилович, и несколько нижних чинов 40. [53]

Поражение визиря под Кулевчею и предположенное главнокомандующим перенесение военных действий за хребет Балканов отвращало от Правод всякую опасность, и с этого времени обязанности отряда стали собственно наблюдательными; он должен был ограничиваться истреблением бродивших шаек вооруженных жителей; предупреждением всяких могущих возникнуть в тылу армии, по горным ущельям, вредных скопищ; внимательным надзором за всем происходящим по Камчику; наконец, демонстративными движениями к сей реке для развлечения сил неприятельских и прикрытия настоящей атаки войск наших, при общем их наступлении в Румелию; но до эпохи, долженствовавшей увенчать бессмертием героя Забалканского, вся деятельность отряда необходимо заключалась в тесных пределах малой войны.


Комментарии

16. Генерал-майор Купреянов сделал по ним из своих двух орудий 17 выстрелов; из Варнского редута в густые их толпы пущено 43 выстрела гранатами и ядрами.

17. И снарядов на каждую по 100 ядер и 25 картечей.

18. Полковник Бутягин, впоследствии умерший от чумы; 31 штаб и обер-офицер, 781 нижний чин.

19. Полковник Галафеев; 39 штаб и обер-офицеров, 898 нижних чинов.

20. Полковник Фридерици; 29 штаб и обер-офицеров, 677 нижних чинов.

21. Подполковник Александрин; 3 обер-офицера и 167 казаков.

22. Капитан Ключарев; с прикомандированными от других бригад и полков 12 обер-офицеров, 325 нижних чинов.

23. Штабс-капитан Биппен; 1 обер-офицер и 71 нижний чин.

24. Отрядный начальник и командир 3-й бригады 10-й пехотной дивизии генерал-майор Ралль 3-й.

25. Под командою полковника Лидерса, в числе 25 штаб и обер-офицеров и 942 нижних чинов.

26. «Впрочем», доносил отрядный начальник главнокомандующему, «потеря кронверка не есть еще потеря города, и я буду защищать пост свой до последнего человека и до последней капли крови». Главнокомандующий отвечал, что он на счет кронверка одного мнения с ним, и что хотя никогда не сомневался в генерал-майоре Купреянове, но последний сумел превзойти его ожидания. Особенную неустрашимость в этих грозных обстоятельствах оказали: генерал-майор Ралль; командир 20-го егерского полка полковник Галафеев, который в продолжение двухсуточной канонады удерживал кронверк сделавшийся целью всех неприятельских усилий; капитан Ключарев безотлучно находившийся на кронверке при орудиях, действием которых управлял с искусством и хладнокровием: на дом, в городе им занимаемый, упала пяти-пудовая бомба, которая ниспровергла его жилище и взрывом уничтожила все его походное имущество; узнав об этом, он сказал: «квартира моя теперь на кронверке; лишь бы отсюда не выжили Турки, а там пускай хоть все пропадает!»

27. Это происшествие побудило штаб-капитана Скалона, не взирая на опасность дневного сообщения с городом, послать унтер-офицера под градом пуль турецких стрелков, рассеянных по высотам, с донесением о случившемся и узнать что прикажут ему делать. Генерал-майор Купреянов, чтобы не подвергать посланного унтер-офицера очевидной и бесполезной гибели, оставил его внизу, а вечером велел нарядить в блокгауз рабочих для исправления повреждений, и чрез своего адъютанта передал штаб-капитану Скалону короткий ответ: «держаться и умирать».

28. В продолжение всей осады они действовали из своих тяжелых орудий полными зарядами с вершины высоких и отвесных утесов в расстоянии 100 сажен от наших укреплений расположенных у самой, их подошвы; так что ядра переносило на противолежащие высоты, а бомбы, погружаясь в топкий грунт или наводнение, не лопнувши глохли; между тем, употребляя количество пороха достаточное лишь для выбрасывания бомб из мортирных котлов, можно бы наверное достичь лучших результатов.

29. В течение дня нижних чинов убито 9; ранено: обер-офицер 1; нижних чинов 26.

30. Полоцкого полка, под командою поручика Лантковского.

31. Что составляет до 200 руб. ассигнациями.

32. Такое положение дел объясняется отсутствием дисциплины в турецкой армии; верховный визирь находился в совершенной зависимости от своих нестройных полчищ; не ему войско, а он войску повиновался. Придет ли кому охота завязать дело, — начинает сам по себе; кто нибудь поддержит, схватка усиливается, и, наконец, если войско в бодром расположении духа, сражение, иногда против желания предводителя, делается общим и кончается чем судьбе угодно; если же, напротив, толпа не намерена сражаться, то ничем ее не уговорить: угрозы, обещания, убеждения, все тщетно, а потому если туркам и случится хорошо драться, ничего нет удивительного, потому что идут в бой, когда сами пожелают, и всегда наперед спокойно переночевав ил вдоволь отдохнув; напьются кофе накурятся, а потом в дело. Ночью драться турки вообще не охотники.

33. Под командою полковника Грекова.

34. Под командою полковника Лидерса.

35. При этих перестрелках, турки часто вступали в переговоры с гарнизоном блокгауза посредством находившихся между ними некрасовцев; «Чего вы бьетесь», кричали они с вершин утесов вниз в блокгауз; «пора уже вам отсюда убираться и отдать туркам то, что им принадлежит: сдайте город, и будете отпущены без вреда; не то всех перережем!».. «Не можем оставить город, приказа нет; маршруты присланы в Царерад, а не назад», отвечали им наши; «да что вы только стреляете, а на штурм не попробуете?» Иногда турки, весьма явственно произнося имя Купреянова, требовали головы его, обещая пощаду и значительный награды; в противном случае угрожая вырезать. Такие предложения лишь возбуждали смех солдата, который в простодушных ответах истощал свое остроумие, грубыми, но выразительными шутками, издеваясь над своими врагами.

36. В блокгаузе слышали, как ушедший к туркам солдат из солдат указывал им квартиры отрядного начальника и командиров разных частей: «Вот едет генерал Купреянов», сказывал он им, и выстрелы все время провожали генерала, когда он, на вороной лошади, шагом объезжал позицию, ободряя войска своим присутствием и приветствиями.

37. Каждая колонна турецкой регулярной пехоты состояла из 1,000 человек.

38. Другие два орудия, из числа потерянных генерал-майором Левченкою отбиты войсками главной армии в кулевчинском сражении.

39. Под командою полковника Вознесенского.

40. Генерал Рот, получив донесение об этой экспедиции, письменно поздравил отрядного начальника с успехом, и просил более беречь жизнь свою для дальнейших подвигов.

Текст воспроизведен по изданию: Действия Праводского отряда в 1828-29 годах. (Посмертные записки генерала Купреянова) // Военный сборник, № 3. 1875

© текст - ??. 1875
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
©
OCR - Кудряшова С. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1875