-

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ И ГР. ДИБИЧ-ЗАБАЛКАНСКИЙ.

Переписка 1828–1830 гг.¹

1828 г.

Дибич – Императору Николаю.

Лагерь под Шумлою, 26-го августа. ²

(Перевод). В последние дни здесь ничего нового не произошло; отсюда отправлены все больные и все обозы, а также начали очищать Енибазар. Неприятель держится спокойно; но, по известиям болгарских перебежчиков, он послал 3,000 человек, под начальством Ибрагима и Омер-паши, чтобы сделать нападение на Праводы. Деллингсгаузен будет иметь возможность поддержат Мадатова, в случае надобности. Добывание фуража день ото дня становится труднее.

Мы надеемся, что В. В. изволили уже благополучно прибыть в Коварну и что мы вскоре можем иметь уже от вас повеления. От Воронцова мы еще не имеем известий, – кроме как о его прибытии; от Рота – тоже.

Я не послал Виллие к Варне, потому что Перовский еще 13-го числа писал мне, что Меншиков хочет переехать на корабль, и потому что письмо В. В-ва получено мною только 22-го. Как только последние больные будут отосланы из Енибазара, я думаю послать Виллие для осмотра их транспортов, потому что [410] первоначальные размещения, равно как и самое передвижение подобных транспортов, будут, конечно, всегда очень далеки от того, что было бы желательно; но надо, по крайней мере, постараться увидеть их; а такой человек, как Виллие, найдет еще те или другие средства, хотя бы их больше и не было видно.

Вчера я получил бумаги от Его Выс-ва Вел. Князя, касающиеся резервных баталионов и госпиталей, находящихся в Исакчи и Бабадаге. Приказано устроить окна, печи и пр. во всех госпиталях; но требуемая генералом Тучковым сумма в 20,000 рублей найдена чрезмерною. Приказано было тоже, для сенокоса, нанять Некрасовцев, а если они не захотят, то рабочих из Бессарабии и Молдавии; но, к несчастию, для этого упущено время; теперь надеются употребить на это болгар, высланных отсюда в Бабадаг, и резервные баталионы, на сколько то будет возможно.

Имею честь представить В. И. В-ву письмо от графа Ланжерона, который, кажется, очень встревожен известиями, полученными Гейсмаром ³ через лазутчиков, а особенно письмами Милоша ⁴. Первым я не придаю никакого веса; письма же Милоша содержат лишь исчисление албанских и босняцких сил и кажутся мне, скорее, предупредительным сообщением. Он говорит, что в начале июня около 15,000 албанцев собрано было в окрестностях Биттолия (в Монастыре). Так как их предводитель, Омер-Врионе, вместо того, чтобы идти к Виддину, прибыл сюда, то большая часть их, должно быть, разошлась, потому что албанцы бесплатно не служат; а Омер-Врионе из всей этой значительной силы привел сюда лишь 500–600 человек. Кроме того, Милош говорит, что боснийскому паше снова удалось собрать несколько войск, число которых очень может увеличиться до 15,000, и что они снова намереваются занять лагерь на Дрине; но это может служить признаком вторжения в Сербию, а не движения к Дунаю. Впрочем, фельдмаршал дал графу Ланжерону разрешение, в случае крайней необходимости, притянуть к себе головные дивизии корпуса Щербатова.

Я еще не окончил этого письма, как фельдъегеря Либерт и Блинов привезли мне письма В. И. В-ва, от 20-го и 21-го августа. Так как, вследствие болезни Адлерберга, В. В. не имеете никого для военной корреспонденции, то я думаю, что делаю хорошо, посылая мой [411] ответ с адъютантом Чевкиным; это офицер весьма надежный и вместе с тем подробно знающий все, что здесь происходит. Может быть, Вашему Величеству благоугодно будет удержать его при себе до моего приезда, который, судя по времени, необходимому для очищения Енибазара и для предстоящих передвижений, не может осуществиться ранее первых чисел будущего месяца. Предлагаемые подробности в исполнении В. В-во усмотрите из прилагаемой здесь краткой записки.

Я должен был передать фельдмаршалу неудовольствие В. В-ва. Он был совершенно подавлен этим. Признаюсь вам, Государь, что начальник, конечно, должен всегда за все отвечать, но если фельдмаршал иногда и выказывал мало энергии в небольших делах, здесь происходивших, то это лишь во избежание излишнего кровопролития, – в чем он полагал согласоваться с духом ваших повелений. Если его манера держать себя, его выражения, часто нескромные, нередко подают повод к критике, то это не препятствует тому, что вся армия, которою он начальствует, его уважает, а солдаты его любят и доверяют ему. Надо еще сказать, что он был первым из тех немногих генералов, которые не ставили турок выше того, чего они на самом деле стоят, и что он, по этому поводу, наговорил вещей, может быть, слишком жестких, прочим начальникам и особенно обоим корпусным командирам. Нечаянный захват редута (14-го числа) произошел вследствие беспечности генералов Засса и Вреде и непостижимой идеи храброго Ефимьева назначить на утро осмотр ружей. В медленности обратного овладения им следует главным образом обвинять Рудзевича, который не только донес о взятии редута только через час, и даже более, после того, как он был взят, но, кроме того, с непостижимою медленностию исполнял подтвердительные приказания фельдмаршала, относительно введения в дело большего числа артиллерии.

Эски-Стамбул оставлен был по настояниям принца Евгения. Это, конечно, не извинение, но надо сказать, что по отсылке Пензенского полка, для очищения военной дороги, и по расположении 7-го корпуса между Морачем и Эски-Стамбулом, резерв правого крыла, во время дела 14-го числа, состоял всего из четырех баталионов.

Не думаю, чтобы можно было кого нибудь обвинять в несчастиях, приключившихся с нашими продовольственными транспортами; это действие климата обнаруживалось во всех наших кампаниях в Турции и Персии и я надеюсь, что около середины [412] сентября мы будем еще иметь довольно значительные транспорты. В краткой записке моей В. В-во усмотрите мнение, что когда гвардия приблизится к Варне, то, для окончательного обложения сей крепости, достаточно будет если блокадный корпус подкрепим тремя полками 10-й дивизии, и что тогда можно будет, до прибытия 6-й дивизии, отрядить одну бригаду пехоты к Роту, – что я считаю в высшей степени необходимым.

Поздним часом, когда я только что окончил мое письмо, фельдмаршал показал мне письмо, написанное В. В-ву. Здоровье его действительно очень пострадало, но, по моему мнению, не за столько, чтобы не могло быть восстановленным. Вместе с тем он повторил мне, что сделает все возможное, чтобы исполнить приказания В. В-ва, возвратив армию на Енибазарскую позицию и защищая эту позицию теми войсками, которые там остаются.

Я поручил Пенкину дать отчет В. В-ву относительно прочих подробностей, касающихся службы. Буду весьма счастлив, когда получу возможность устно повторить уверения в искренней верности и полной преданности, с коими имею счастие пребыть...

Император Николай – гр. Дибичу.

На корабль «Париж». 27-го августа. ⁵

(Перевод). Письмо ваше от 21-го числа получил я, любезный друг, вчера в Коварне; прибыв сюда, получил письмо от 19-го, а тотчас же вслед за сим прибыл Суворов, с письмом от 23-го числа. Следовательно, мне известно все. Вчера вечером я поручил просить вас прибыть сюда; теперь же очень сожалею об этом и немедленно посылаю Суворова обратно, чтобы сказать вам: 1) что здесь все идет хорошо; 2) что 2-я гвардейская дивизия пришла, а 1-я приходит завтра; 3) что нет надобности присылать сюда войска; что здешний резерв я составлю из гвардии, и что мы даже надеемся переправить через лиман столько войск, сколько понадобится для отрезания сообщений; 4) приказываю вам сказать фельдмаршалу, что я хочу, чтобы он оставался при 3-м и 7-м корпусах и чтобы он, во что бы то ни стало, удерживался на Енибазарской позиции, если вы уже там находитесь; если же нет, то, коли возможно, – на позиции у Шумлы; 5) разрешаю вам оставаться при [413] фельдмаршале, пока вы будете считать это необходимым, особенно же, если вы заметите дурной дух (des mauvaises dispositions morales) в корпусных командирах; 6) если вы с армиею в Енибазаре, то позаботьтесь о том, чтобы спасти Мадатова и удержать за собою Праводы, и предупредите своевременно Рота, дабы он знал, что ему можно делать; 7) если турки за вами последуют, атакуйте и разбейте их; одним словом, постарайтесь возвысить дух войск каким нибудь хорошим делом; 8) по мнению здешних начальников, если мы отрежем дорогу в Бургас, то Варна должна пасть через 8, много – через 10 дней; и так, вот срок, который надо выдержать под Шумлою; 9)вчера Башилов уверял меня, что может повести на целый месяц провианту; 10) я уже отдал приказание Щербатову, чтобы исполнял, что вы ему предпишете, для подкрепления Ланжерона (дай Бог, чтобы в этом не было надобности!) я, тогда, чтобы продолжал свое движение. Я приказал продолжать движение резервным баталионам, которые, не знаю почему, были остановлены; так, например, резервный баталион 13-й дивизии уже три недели как стоит на месте, в Бабадаге. Вот все, что на-скоро могу сказать вам. Вечером поговорю с вами побольше, если будет нужно. До свидания, может быть. Ваш навсегда N. [414]

Корабль «Париж». 27-го августа, вечером.

(Перевод). После того, что я писал вам сегодня утром, любезный друг, я был на берегу. После совещания с Воронцовым и видев, хотя издалека, то, что сделано и что еще остается сделать, л йогу отвечать вам, что нет никакой надобности в присылке сюда подкреплений из армии. Надо только прислать 20-й егерский полк, для присоединения к отряду Акинфиева, по ту сторону лимана, я выслать сюда батарейную батарею 10-й бригады.

Я полагаю, что после завтра нам можно будет, с гвардейскими моряками и 4-ю гвардейскою бригадою, сделать дессант пониже Галаты, между тем, как отряд Акинфиева будет наступать с другой стороны, опираясь на лиман; 3-я гвардейская бригада будет служить резервом для войск, находящихся на этой стороне; 1-я же дивизия, в полном составе, останется у Франки. Удерживайтесь непременно, по крайней мере, в Енибазаре, и отвечаю вам, что менее чем в десять дней Варна, при помощи Божией, будет наша. Просто необычайно, что здесь уже успели сделать; и Меншиков, и Перовский, и вообще все покрыли себя славою, пускай другие намотают это себе на ус!!! (Avis aux autres). Надо также, чтобы Мадатов и Деллингсгаузен хорошенько держались на вверенных им постах. Кажется мне также, что надо подумать и о том, – в случае, если вы оставите Шумлу, – чтобы прикрыть Мадатова от нападения, которое могло бы обрушиться на него со стороны Маковщины. Мой курьер, только что вернувшийся от Щербатова, которому я писал сам и от своего лица, вследствие письма Ланжерона, перед отъездом в Одессу, привез мне рапорт его, при сем прилагаемый. Очень рад, что я был того же мнения, как и вы. Предупреждаю вас, что я обогнал осадные батареи, идущие из Киева; они в превосходном состоянии; но только, если бы я их не остановил, они имели приказание, равно как и целый инженерный парк, идти в Шумлу!!!! Я приказал им остановиться в Бабадаге, откуда уже они будут направлены туда, где встретится надобность. Неблагоразумно было бы двинуть их к [415] Силистрии, пока Щербатов, решительным образом, не займет Гирсова. Госпитали, которые я видел, довольно хороши; касательно Кистенджи и Коварны я принял меры, чтобы выздоровевшие доставлялись сюда, по возможности, морем. В Кистенджи я видел гвардейскую кавалерию: она в блистательном виде. Вообще, любезный друг, много мы наделали глупостей под Шумлою, но крепитесь! и да не повторяются более подобные глупости, ни там, ни у Енибазара; я же, с своей стороны, постараюсь как можно менее делать их здесь. Кстати: прикажите привести сюда осадную батарею и инженерный парк, если есть еще время на это. Нет-ли возможности послать вам, через наши места, известное количество овса, которого много в Коварне? отвечайте мне на это, и я тотчас же прикажу принять соответствующие меры. Здоровье Меншикова хорошо на сколько возможно, и доктора уверяют меня, что он вне опасности. Дай-то Бог! Думаю, что Воронцов хорошо исполнит свое дело. Чтобы устранить всякое столкновение между Михаилом и им, я сам здесь начальствую; а вы начальствуйте там, будьте тверды (tenez tete) относительно вашего старого фельдмаршала, а если вас не будут слушаться, употребляйте мое имя.

28-го числа. Забыл сказать вам, что около Кистенджи я встретил верблюдов; я только что приказал нагрузить их, в Коварне, овсом, и отошлю их к вам. Они будут для вас весьма полезны пока вы будете оставаться там, где теперь, – прохаживаясь между вами и здешним расположением, куда все легко доставляется нам морем. Не забудьте, что у вас есть конгревовы ракеты; испробуйте их при первом случае. [416]

Гр. Дибич – Императору Николаю.

Лагерь под Шумлою, 29-го августа. ⁶

(Перевод). Я имел счастие получить, в эту ночь, через Суворова, письмо ваше, от 27-го числа. Письмо это, Государь, весьма меня осчастливило, сообщив мне, что мы действовали согласно вашим намерениям, удерживая, на сколько возможно было, позицию под Шумлою, вопреки всем доводам, как относительно опасности этой позиции, так и относительно невозможности добывания фуража, который и точно был очень скуден.

Первоначальный страх, который, впрочем, никогда не проникал в самые войска, видимо рассеялся после вчерашнего дела, которое [417] доказало ничтожество турецких атак, как только их встречают в должном порядке. Третьего дня, один болгарский перебежчик сообщил полковнику Липранди известие, что Гуссейн-паша приготовляется в следующую ночь снова предпринять неожиданную атаку против правого и левого крыла наших. Не смотря на принимаемые каждою ночью предосторожности, корпусные командиры были еще предупреждены, чтобы были на-стороже. Действительно, около 3 ч. 20 м. утра, когда еще было совсем темно, человек 30 турецких всадников бросилось на ваших казаков, стоявших перед редутом № 5-й (на Зеленой горе), но были отбиты; тотчас же после этого; четыре полка регулярной пехоты (около 3,000 ч.) без выстрела бросились на батарею № 27, построенную после отъезда В. И. В-ва, почти на том же месте, где был прежде редут Каменского. Укрепление это было обороняемо 300 человек Алексопольского полка, при 4-х пушках и 50-ти конгревовых ракетах, под общим начальством Троицкого полка маиора Семичева. Турки были приняты сильным ружейным огнем и картечью, не смотря на то, что Некрасовцы (которым, 14-го числа, хитрость их, к несчастию, удалась) кричали, чтобы мы не стреляли «по своим». Часть нападающих, покровительствуемая темнотою, достигла рва, но значительная глубина оного и храбрость наших солдат сделали атаку эту бесплодною. Турки оставили тут много убитых. Тем временем, ближайшие наши укрепления открыли картечный и гранатный огонь, чтобы оказать поддержку атакованному редуту, который, между тем, для лучшего направления своих выстрелов, осветил себя десятком выпущенных конгревовых ракет; из них одна, пронизав во всю длину одну из турецких колонн, привела ее в величайший беспорядок. В скором времени, усиленный огонь этот заставил турецкую пехоту обратиться в бегство, прежде даже, чем баталион Полтавского полка, находившийся в ближайшем резерве, мог подоспеть к атакованному редуту. Почти одновременно с этим, замечено было, что ружейный огонь с крепостных стен направлен был на возвращающиеся войска, и в тот же момент другие четыре полка турецкой пехоты двинулись на редут № 12, построенный на месте, назначенном В. В-ом и значительно усиленный стараниями генерала Черемисинова. Они тоже были встречены сильнейшим ружейным огнем и картечью отряда полковника Дометти, у которого в означенном редуте было 600 человек 17-го егерского полка и 8 орудий. Храбрейшие из турок все-таки дошли до самого рва и несколько раз возобновляли атаки, но были постоянно отражаемы с большим уроном; [418] оставив во рву и около него до 50-ти убитых, они в беспорядке бежали к своим укреплениям. Поле перед обоими редутами, до самых турецких укреплений, было покрыто убитыми и ранеными и потерю неприятеля считают в 5–6,000 человек. В продолжение всего этого времени он не сделал ни одного пушечного выстрела, так что весь наш урон состоял из 4-х убитых и 11-ти раненых. Когда стало рассветать, то нам видно еще было, как бегущие возвращались в свой укрепленный лагерь и в город, с валов которого их встречали ружейными выстрелами. Затем уж только, неприятель, оставив своих иррегулярных стрелков перед редутами, открыл весьма частый артиллерийский огонь, не причинивший вам ни малейшего вреда.

На рассвете же пришло известие, что сильные колонны неприятельской конницы теснят наших казаков, стоящих против с. Косаплы. Фельдмаршал приказал принцу Евгению поддержать казаков одною бригадою 19-й дивизии с ее артиллериею и гусарами и двинуть обе бригада 16-й дивизии, для того, чтобы они служили резервом. Неприятель, стараясь взбежать огня наших батарейных орудий, постоянно обходил наше левое крыло, но генерал Ридигер, быстро приблизившись к противнику, открыл против него усиленный огонь из легких батарей, что сейчас же привело турок в величайшее расстройство. Тогда гусары бросились их преследовать, но быстрота турецких лошадей и близость леса спасли их. Казаки же преследовали беглецов, спасавшихся кружным путем в свой укрепленный лагерь, где у них находился резерв. Мне говорили, что гусары, при этом случае, показали себя с очень хорошей стороны, и что полк фельдмаршала обнаруживал сильнейшее желание быть пущенным в дело. Если бы несколько придержали атаку и постарались охватить левый фланг противника, то, может быть, удалось бы отрезать часть его; но я думаю, что никогда не следует препятствовать – особенно в кавалерии – слишком большой быстроте при атаке, если таковая производится в порядке, а тут так и было. Неприятельская конница, предводимая адрианопольским пашою, была силою в 2 – 3,000 человек. Немногие пленные (их всего с десяток, которых захватили во рву редута; остальные же все умерли от ран) сообщили нам вышесказанные подробности о силах турецких войск; они ничего и не знают относительно прибытия визиря, о чем им говорят уже в течение нескольких месяцев; они думают, что Гуссейн-паша присутствовал при атаке редутов, и подтверждают что [419] Омер-Врионе и тульчинский паша Ибрагим двинулись через Снядов на Камчик, для действий против Мадатова, в Праводах.

Вчерашнее дело, имеющее мало значения для войны, произвело очень хорошее влияние на дух войск; кроме того, солдат подбодрила и небольшая добыча, снятая ими с убитых турок. Вообще же это дело возвратило хорошее расположение духа и офицерам и генералам, и заставило замолчать восхвалителей турок. Фельдмаршал, в рапорте своем, сообщит вам о доблестных поступках двух артиллерийских унтер-офицеров. Вообще, войска наши сражались с обычною им отвагою, и баталионы, двинутые вперед на поддержание редутов, шли в дело весело. Во время самого боя, один офицер привез мне письмо от Воронцова, сообщающее приказание – ваше прибыть в лагерь под Варною. Но, между тем, движение к Енибазару назначено было на ночь с 29-го на 30-е; поэтому я был уверен, что В. В-во простите меня, если я не оставлю армии в такую минуту, когда легко может завязаться сильное дело; однако я принял меры для того, чтобы отправиться как можно скорее из Енибазара в лагерь под Варною. Фельдмаршал крайне доволен тем, что может остаться здесь со всею своею свитою. Мы сделаем все от вас зависящее для того, чтобы приискать еще сколько нибудь фуража, дабы иметь возможность продержаться здесь хотя кое-как еще дней с десять; разве только какое нибудь отступательное движение или поражение Мадатова принудят нас приблизиться к этому важному пункту (?), – чего, мне кажется, нельзя опасаться, так как Деллингсгаузен достаточно близок, чтобы поддержать его, а Воронцов пишет нам, что и Акинфиев поддержит его, в случае надобности. От Рота ничего мы не имеем; а равно не имеем свежих известий и от Ланжерона. Если мы остаемся здесь, то я уже ничего не опасаюсь за эту страну (княжества), кроме лишь Малой Валахии, которую никогда не сочту обеспеченною прежде, нежели обстоятельства допустят восстание сербов.

Я дописал до этого места, когда фельдъегерь Князев привез мне письма В. В-ва, от 27-го и 28-го. Сделаю все возможное, чтобы показать себя достойным доверия В. И. В-ва и чтобы хорошо исполнять приказания ваши. Надеюсь, что Господь Бог подаст мне силы на это. Что касается здешней позиции, то мы полагаем срыть редуты, возведенные на правом берегу ручья Шумлы, заняв господствующие высоты левого берега всею 19-ою дивизиею. Все редуты центра и правого крыла будут охраняемы 3-м корпусом, а высоты между Соважей и Буланыком останутся занятыми [420] резервом. Я не думаю, чтобы теперь было удобное время для предприятия небольших экспедиций, но, конечно, надо стараться пользоваться каждою ошибкою противника. Следует беречь наши силы для серьезных ударов, которые должны быть нанесены после падения Варны. В. В-во изволили усмотреть, что конгревовы ракеты были в первый раз употреблены в дело; но у нас их только 70–80 штук большого калибра; остальные же мелки и мало-действительны; их имеется до 700.

Присылка верблюдов с овсом будет вам в высшей степени полезна, потому что овса у нас совсем нет и лошади окончательно теряют силы. Абакумов немедленно примет меры для отправки транспортов на Варну, и морем и сухим путем, если В. В-ву благоугодно будет приказать принять нужные меры для выгрузки оных и для снаряжения необходимого им прикрытия, до раиона расположения войск Деллингсгаузена. Это чрезвычайно облегчило бы перевозку транспортов, на два этапа сократило бы их переход, и усилило бы средства для того, чтобы собрать, как здесь, так и в Козлуджи, некоторые запасы.

Ни от Мадатова, ни от Деллингсгаузена мы еще никаких известий не имеем; последний пошел на помощь к первому, но нигде не слышно было канонады. Очень может быть, что эта кавалерия направилась в сторону Варны, – хотя она будет плохим рессурсом в осажденном городе. Как только мы получим известия о том, что делается в Праводах, то 20-й егерский полк и № 1-го рота 10-й бригады направлены будут на соединение с Акинфиевым, и я полагаю, что по его прибытии нам можно будет опять взять Кременчугский полк.

Так как при В. В-ве нет адъютантов, то я еще сегодня хотел Суворова отослать, но у него случился припадок лихорадки: поэтому, адъютант фельдмаршала Ховен повезет депеши и может привезти нам приказания В. В-ва.

Благоволите, Государь, принять…..

Император Николай – гр. Дибичу.

Корабль «Париж», 29-го августа, утром. ⁷

(Перевод). Любезный друг, Чевкин приехал вчера, в 11 1/2 ч. вечера, и сообщил, на словах, все, что мне нужно было знать. Отвечаю на-скоро относительно самых важных предметов. Мы знаем, что вчера Мадатов был атакован и что Деллингсгаузен двинулся [421] к нему на подкрепление; уповаю на Бога, что они в состоянии будут удержаться; но пока не будет в этом уверенности, мы не можем здесь предпринять проектированного дессанта и движения к мысу Галата и на Бургасскую дорогу. Если в Праводах все пройдет благополучно, то сегодня вечером 4-я гвардейская бригада переедет морем в Галату, между тем, как Акинфиев, с 4-мя баталионами, 6-ю эскадронами и 10-ю орудиями, двинувшись вниз по лиману, соединится с гвардейскою бригадою я довершит, таким образом, обложение крепости. Осадные работы идут отлично; огонь фронта, избранного для атаки, окончательно потушен, и неприятель отвечает нам только одними бомбами. Сапа доведена на расстояние менее 30-ти сажен от вала, и через два дня уже, может быть, начнут пробивать брешь, значительно подготовленную отличным огнем батарей. Теперь держитесь в Енибазаре до последней крайности; в особенности заботьтесь о вашем левом крыле и о том, чтобы спасти Праводы, удерживать которые необходимо. Немедленно отправьте, на соединение с Ротом, гусарскую дивизию, с одною из принадлежащих ей двух батарей, и одну бригаду пехоты из 7-го корпуса: это даст вам возможность сказать принцу Евгению, что так как 7-й корпус очень ослаблен, то я приказал, чтобы он соединился с 3-м, под общим начальством Рудзевича, и что я желаю, чтобы принц Евгений отправился сначала в Коварну, а что оттуда я, впоследствии, призову его к себе. Сделайте это как можно скорее. Не лучше ли будет, выслав сюда из его дивизии только 20-й егерский полк, оставить 2-ю бригаду в Праводах, так как она уже с ними ознакомилась, а 8-ю дивизию оставить при главных силах армии?

Скажите фельдмаршалу, что письмо его меня огорчило; что так как он чувствует стыд того, что произошло, то я об этом более говорить не стану; что касательно состояния его здоровья я не полагал, что оно таково, чтобы заставить его покинуть начальство перед окончанием кампании, и что я желал бы, чтоб он сохранил свой пост, по крайней мере, до конца оной. Гвардию я нашел в удивительном состоянии, равно как и дух ее. Воронцов весьма хорошо исполняет временную свою должность, храбрые же войска его, в особенности 13-й и 14-й егерские полки, воодушевлены героизмом; есть солдаты, которые были три раза ранены, во время осады, и опять с радостию возвращаются в траншеи! Скажите Виллие, чтобы он из Базарджика переехал в Коварну, а затем прибыл сюда, где я оставлю его при себе. Оставляю при себе Чевкина, который будет мне очень полезен; а вы, любезный друг, [422] извещайте меня о всем, что у вас происходит. Пошлите хорошего офицера для осмотра и поспешного укрепления поста у Девненской мельницы. Здесь, мы расположены следующим образом: 3-я бригада в резерве осадных войск, у подошвы высот Франки; 1-я дивизия стоит наверху, и я там ее вижу. Два эскадрона гвардейских казаков стоят в 8-ми верстах, по сю сторону от Козлуджи, откуда они содержат связь с Деллингсгаузеном и Акинфиевым. – Известите меня скорее, не надо ли вам овса, которого отсюда легко послать вам, сколько вы захотите, с тем, однако, чтобы вы прислали за ним повозки или вьючных животных. Так как я не знаю, скоро ли мне удастся писать вам, то посылаю это письмо с Фредериксом, который может устно передать вам все, что мне понадобилось бы вам сказать после того, как побываю на берегу и побеседую с Воронцовым. Предупреждаю вас, что в Коварне уже 5,600 человек больных и раненых, и что вопреки тому, что их можно увозить морем, около 1,000 человек все-таки живут в палатках; поэтому, подумайте как бы приютить прочих. Не опасаетесь ли вы за Базарджик? Прощайте, любовный друг; посылайте мне аккуратно, каждый день, известия о вас. Ваш навсегда N.

Мое почтение фельдмаршалу. [423]

Дибич – Императору Николаю.

Лагерь под Шумлою, 30 августа.

(Перевод). Вчера, в ночь, мы наконец получили известия от ген. Рота. Из рапорта фельдмаршала, В. И. В. усмотрите, что захват бумаг, которые вез маиор Шатов, не имеет крайней важности, кроме лишь частного письма ген. Рота Киселеву, в коем он выражает свои опасения на тот случай, если бы неприятель из Шумлы двинулся против него; но и это письмо утратило свое значение, раз что мы будем стоять перед Шумлою. Ген. Рот тоже жалуется на беспорядки по продовольственной части. Так как она [424] поручена гр. Палену и так как он писал, что все будет устроено, то надо надеяться, что она уже устроилась; но фельдмаршал собирается сейчас же запросить гр. Палена, почему это могло произойти, и написать ему, чтобы он водворил должный порядок.

Гр. Ланжерон намерен двинуться против неприятеля, угрожающего Краиову, подкрепив отряд Гейсмара, отступивший к этому городу, Бугскою бригадою. Я уверен, что хорошо соображенная атака не останется без успеха.

Дело 16-го числа, перед Силистриею, было, по видимому, очень хорошо, и я весьма рад, что уланы показали себя там с хорошей стороны.

Сегодня мы получили рапорт и от Мадатова, что он отбил соединенную атаку нескольких пашей и преследовал их, вместе с Деллингсгаузеном, до Козлуджи. Он полагает, что потери их значительны; наши же весьма малы.

Известия с флота, особенно же о доблестной экспедиции капитана Крицкого в Инадии, доставили нам великое удовольствие и, конечно, произведут хорошее впечатление.

Мы не имеем никакого известия о движении визиря и я еще полагаю оное мало вероятным.

Здесь все было спокойно, кроме разве того, что турки производили бесплодную пальбу из своих укреплений против наших.

Так как Балкашин, в качестве моряка, не приносит нам здесь ни малейшей пользы, то я счел нужным послать его к В. В-ву, потому что Суворов еще болен.

Его Высочество Цесаревич написал мне ответ на письмо, касающееся Реада старшего, отправившегося в Петербург вследствие ошибки, причины которой я еще не мог открыть.

Согласно с сим, назначение его адъютантом я включил в приказ, представленный на утверждение В. И. В-ва.

В. В-во получите также рапорт относительно кончины генерала Альбрехта. Великий Князь предлагает на его место Курнатовского.

Благоволите, Государь, принять…..

Р. S. 31-го августа ⁸. Письмо мое было готово и отдано Балкашину, который должен был отправиться на рассвете. Ночью прибыл Фредерикс и привез мне письмо В. И. В-ва, от 29-го числа. Так как мы не оставили позиции перед Шумлою, то отправка бригады к Роту я многие другие распоряжения послужат для меня лишь указаниями на предстоящие случаи, которых, я надеюсь, не [425] будет. Так как в настоящем нашем положении мы очень удалены от Мадатова (потому что прямая дорога через Маковщину весьма затруднительна для артиллерии и, в особенности, потому что нам невозможно поддерживать его с левого фланга, не оставляя там постоянно сильного отряда), то я полагаю, что он был бы достаточно поддержан расположением промежуточного отряда между портом Галата и проходом у лимана, для чего я, согласно распоряжениям В. И. В-ва, полагал бы назначить Акинфиева. Нас, здесь, это весьма усилило бы и облегчило бы нам возможность расположиться поудобнее. Касательно сего предмета и касательно нашего положения, имею честь представить небольшую записку, в которой прошу В. В. оставить нам 20-й егерский, по крайней мере, до возвращения Деллингсгаузена, тем более, что льщу себя надеждою, что, при помощи Божией, полку этому уже немногое останется сделать под Варною.

Вследствие нынешнего нашего положения, придется, как я полагаю, отложить также, на некоторое время, и то, что В. В-во пишете мне на счет принца Евгения – хотя мне кажется, что он сам был бы доволен отделаться, при удобном случае, от своего командования.

Мы пошлем в Девно капитана польских инженеров Шульца, чтобы отдать Вашему И. В-ву отчет о произведенных им рекогносцировках.

У нас больные все прибывают; но, особенно, лошади слабеют ужасающим образом; поэтому, присылка овса была бы делом величайшей важности; но так как Фредерикс говорит мне, что транспортам, идущим из Коварны в Варну, предстоит весьма дурная дорога, то только те повозки, которые возвращаются уже отсюда, будут в состоянии привезти нам овес; и это должно продлиться еще несколько времени, потому что повозки, уехавшие теперь, еще отвозят больных в Базарджик.

Надеюсь иметь возможность отослать к В. В-ву Фредерикса завтра или после завтра; во умоляю вас, Государь, разрешить мне отправлять курьеров лишь три раза в неделю и, разумеется, при всяком более или менее важном событии и известии, – потому что у нас, на малых этапах, мало средств для конвоирования; а курьеры, отправляясь каждый день, окончательно замучили бы и это небольшое количество казачьих лошадей. – Генерал Киселев сообщил мне докладную записку относительно перехваченных бумаг генерала Рота, которую при сем имею честь представить В. И. В-ву. [426]

Очень прискорбно, что число больных в Коварне так велико, и я почти не вижу средств против этого. Надо будет еще поместить больных в Базарджике, потому что я не полагал бы удобным опять устраивать госпиталь в Енибазаре. Все госпитали на военной дороге переполнены, а находящиеся в княжествах надо приберегать на зиму.

Я передал фельдмаршалу приказание В. В-ва и он готов исполнять все, что вы приказываете, с возможным усердием. Он повергает себя к стопам В. В-ва.

Император Николай – гр. Дибичу.

Корабль «Париж», на Варнском рейде, 30-го августа.

(Письмо писано рукою К. В. Чевкина).

(Перевод). Будучи очень занят, я не могу писать сегодня сам и пользуюсь для сего Чевкиным. С нетерпением ожидаю известий от вас, потому что, со времени его прибытия, т. е. уже около 48 часов, ничего от вас не получал.

Дело князя Мадатова, кончившееся благоприятно для нас, еще более улучшает положение дел наших под Варною, которое, вообще, очень удовлетворительно. Генерал Головин, с 4-ю гвардейскою бригадою, 1-м баталионом полка Веллингтона, 1-м баталионом Могилевского полка, 19-м егерским полком, 4-мя донскими орудиями и 2-м Бугским уланским полком, совершает свое движение на южный берег лимана, и завтра мы надеемся увидеть их на высотах Галаты; они будут поддержаны дессантом с флота, который должен сделать диверсию и устроить на южном берегу постоянный пункт дебаркации, подобный тону, какой мы имеем на северной стороне. Осадные работы также подвигаются успешно: 60 туров уже поставлено в венце гласиса, и мы ожидаем только прибытия наших войск на мыс Галату, чтобы взорвать контр-эскарп и усугубить усилия нашей атаки.

Я видел сегодня полки Преображенский и Московский, которых выправка и порядок – как и во всей гвардии – действительно изумительны. Павловский и Измайловский полки уже употреблены в дело, как резерв в наших редутах; первый из них сегодня, т. е. в день своего полкового праздника, был в первый раз в огне и потерял убитым одного человека. Гвардейские саперы продолжают служить с обычными им усердием и храбростию. 4-й [427] пионерный баталион изменился совершенно в свою пользу; теперь он может соперничать с нашими лучшими баталионами этого рода оружия.

Вообще, здесь наши дела идут очень хорошо; дай Бог, чтобы поскорее и у вас было то же самое. Впрочем, я уверен, что все будут стараться действовать как можно лучше; поручаю вам объявить это от моего имени.

Я временно остаюсь на корабле, откуда представляется возможность лучше наблюдать за общим ходом действий.

Я только что получил, через Одессу, рапорт ген. Паскевича, от 8-го августа: он, несмотря на все препятствия, перешел через горный хребет, где артиллерию и обоз приходилось втаскивать на веревках; он дошел почти до Ахалцыха, разбил и прогнал неприятеля, хотевшего противиться его наступлению, убил у него более 200 человек, отнял знамя, и теперь готовится начать свои действия против крепости.

Приписка рукою Государя: Ради Бога, любезный друг, не оставляйте меня и в течение суток без известий о вас; для меня слишком важно знать, что делается на вашей стороне. Мое почтение фельдмаршалу. Постарайтесь, чтобы я имел случай изъявлять благодарность и у вас, как постоянно делаю здесь. Весь ваш N.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1880 г., т. XXVII, стр. 95–110; 511–526; 765–780.

2. Ответ на письма 20-го и 21-го чисел.

3. Ген. Гейсмар охранял западную Валахию и наблюдал за Виддином и Калафатом.

4. Князь сербский.

5. Ответ на письма 19-го, 21-го и 23-го августа.

6. Ответ на письма 27-го и 28-го августа.

7. Ответ на письмо от 26-го числа.

8. Ответ за письмо от 29-го августа.

Текст воспроизведен по изданию: Император Николай Павлович и гр. Дибич-Забалканский. Переписка 1828-1830 гг. // Русская старина, № 7. 1880