Отрывок из путешествия по Греции, в 1820 году.

Ввечеру, 3 Июля, мы оставили остров Скопело и поворотили к западной стороне Святой горы. Всю ночь сильно дул попутный ветер, но к рассвету стало тише, и корабль медленно подвигался к пристани. Густой туман скрывал от нас прекрасные виды окрестных берегов и море, усеянное вдали островами. Около полудня поднялся легкий имбат (ветер с моря) и в несколько минут очистил воздух. Гигант Афонский явился нам во всем величии: мы вдруг, как бы по мановению волшебного жезла, [120] увидели обнаженную его вершину; утесистые бока, одетые зеленым лесом, главы церквей и большие монастыри, построенные на крутом берегу, высоко над пенящимися волнами. Мы бросили якорь в открытом заливе, среди подводных камней: убежище, опасное для судов в осенние и зимние бури! Над головами у нас белелись стены обители Ксиропотамской; мы вышли на песчаный берег и сели в рыбачьей хижине, ожидая монастырских лошаков для перевозки чемоданов, Корабль должен был оставаться в сей пристани до нашего возвращения.

Дорога вверх самая трудная; я задыхался и едва мог идти за караванном. У ворота обители нас встретил игумен и повел, по обычаю, прямо в церковь, где братия собиралась к вечерне. Тут в первый раз, с самого выезда из Одессы, увидел [121] я красивый храм, большие колокола и все благолепие наших обрядов. Напрасно выхваляют терпимость Турецкого правительства: гораздо справедливее назвать ее невозможностию истребить целый народ, который гнушается отступничеством и в рабстве готов погибнуть за веру. Христианское богослужение стеснено везде, где живут мусульмане; везде видны обрушающиеся церкви, и малейшая починка вменяется в тяжкую вину Грекам, если они ценою золота не купили снисхождения. Не грамоты Омара, Мурада и Могаммеда, не благоразумная политика султанов, но корыстолюбие Порты и областных правителей спасло от разорения святые места в Иерусалиме и монастыри Афонские.

Не теряя времени, мы отправились из Ксиропотама в Карию, местопребывание Турецкого аги и духовного Собора. Мне надлежало предъявить [122] первому буйрульди (приказ) Салоникского паши Селима, а монахам грамоту Константинопольского Патриарха, непосредственного главы царских и патриарших монастырей Святогорских ¹. Сперва дорога была ровная; засеянные поля в просеках густого каштанового леса, пасущиеся стада и кой-где маленькие хижины придавали сим местам сельскую прелесть. Но скоро виды совсем переменились: мы стали спускаться и подниматься, с крутизны в ущелье, из ущелья на крутизну, по широким, наклонным ступеням, высеченным [123] в камне. С гор низвергались ручьи и, сливаясь в долинах, составляли быстрые потоки, на коих наведены были очень ненадежные мосты для переправы. Я удивлялся проворству и твердому шагу наших лошаков; часто должен был опускать повод и отдаваться на волю умного, привычного животного, дабы не скатиться вместе с ним в неизмеримую бездну. Наконец, отъехав около 8 верст (1 1/2 часа), мы увидели под ногами местечко Карию, средоточие полуострова.

Иностранцы, посещавшие гору Афонскую, говорили о живописных ее видах, о церквах и иконах, но мало обращали внимания на внутреннее устройство монастырей и на любопытные их сношения с патриархом и Турками. Немногим в Европе было известно существование духовной республики в самой средине империи [124] Оттоманской ². С твердостию и с удивительным искусством Святогорские отшельники обуздывали властолюбие соседственных пашей, защищали в Константинополе и Салонике свою независимость, не жалея пожертвований. Взаимная зависть и частые между обитателями распри не мешали им действовать единодушно в общих нуждах. Расскажу один случай из многих. В Карии завелась ярмонка, приносившая большой доход монахам; купцы из окрестных городов приезжали менять товары на их изделия. Паша Салоникский [125] захотел сим воспользоваться, и прислал своих чиновников для присмотра. Но осторожные Греки пресекли зло в самом начале: отказались добровольно от выгод ярмонки, отменили съезд купцов и не дали Туркам повода к утеснению.

Длину полуострова от перешейка до крайнего юго-восточного мыса (Монте-Санто, древн. Нимфейский) полагают от 80 до 100, а ширину в иных местах около 20 верст, минуя вершину Афона ³. Все сие пространство разделено на двадцать неравных участков, по числу монастырей. Вот названия оных: на западной стороне, Зографа [126] (Славеноболгарекий), Констамонити, Дохиар, Русико (прежний Русский, Св. Пантелеймона), Ксенофонта, Ксиропотамский, Симопетра (Simwnpetra), Григория, Дионисия, Павла; на восточной: Лавра Св. Афанасия, Каракала, Филофея, Ивирский, Котломус, Ставроникиты, Пантократора, Ватопедский, Есфигмено и Хилиндар (Славеносербский). Сверх того, на Святой горе есть множество особых келий и 15 скитов, из коих каждый зависит от той обители, на чьей земле построен, платя ей условленную подать.

Для общественного управления, монастыри Афонские разделены на пять разрядов ⁴, посылающих ежегодно, каждый в свою очередь, депутатов [127] на Собор в Карию. Скиты не имеют на оном голоса. Сим уполномоченным (Назырям) вверены все внешние сношения: они ведут переписку с Константинополем и Салоником, решат частный ссоры между обителями и раскладывают по соразмерности доходов дани, требуемые Турками; в важных случаях собирают на совет выборных старцев от всех разрядов. Власть Аги, назначаемого Бестанджи-Башею ⁵, совершенно ничтожна. Он знает, что монахам не трудно сменить его при малейшем неудовольствии, и потому живет смирно, не выходя из Карии, на их [128] содержании. Святые Отцы не позволяют ему иметь Харема: ибо ни одна женщина не может ступить ногою в сей рай целомудрия. Бедному Аге, охотнику до яурта (простокваши), хотелось иметь корову, но его умели отучить и от сей прихоти. «Он не послушался нас,— говорили мне при нем Назыри,— но предсказание наше сбылось — корова издохла на самой границе». — Исключая сего Аги и двух его приставов, нет ни одного Турки на всем полуострове.

Законные подати умеренны; харач (подушные или, лучше сказать, выкупные деньги) положен только за 7 тыс. душ, хотя монахов считается до 8 тыс., сверх послушников и служек. Но здесь, как и во всех владениях Оттоманских, вынужденные дары и насильственные сборы несравненно более законных. Афонская гора платит ежегодно до 350 тысяч левов (около [129] 235 тыс. рублей), кроме обычной десятины с принадлежащих ей монастырей и земель вне полуострова, в Румелии, в Княжествах Молдавском и Валахском, в Греции и в Архипелаге: дань тягостная, но цена свободы и покоя.

Во всех внутренних распоряжениях, обители не зависят одна от другой и даже не всегда исполняют в точности повеления Патриаршие, ссылаясь на грамоты древних Императоров, своих основателей. Сами Игумены мало имеют власти в монастырях самоуставных: там управляют всеми общественными делами Соборные старцы ⁶, избираемые по [130] смерть из монахов, кои оказали услуги обители и неоднократно собирали для нее богатую милостыню. Они подписывают важные бумаги и в отличие носят мантии в церкви; вся братия пред ними раболепствует.

По образу жизни иноков, монастыри суть или самоуставные (idiorruqma) или общежительные (konobia). В первых одни простые монахи подчинены правилу и едят за общею трапезою; начальники и всякой, кто имеет достаток, делают что хотят в калиях. Многие очень богаты: незадолго до нашего приезда умер в Лавре один старец, у коего под изголовьем нашли более 300 тыс. левов; обитель ими воспользовалась. Есть на [131] Афонской горе пришлецы, духовные и миряне, убегающие от мучительства Турок — часто и от справедливой мести законов за преступления. Они нанимают особые келии, внутри и вне ограды, или каливы (келии без земли и без церкви), покидают их по произволу и могут доставать за деньги все нужное для пищи. Есть и отшельники, посвятившие остаток дней своих молитве и покаянию и живущие уединенно на неприступных утесах: сии приходят в обитель только за хлебом, или для причащения; вид человека им несносен; они строго хранят обет безмолвия и умирают, забытые всеми.

Монастырей общежительных семь. Они меньше и беднее прочих, но зато ближе к древним образцам иноческой жизни. Там больше порядка, больше истинного благочестия; нет отличий, нет частной собственности. [132] Игумены уважаемы; монахи кормятся трудами рук своих и прилежнее к земледелию. Довольствуясь небольшими доходами, они принимают с благодарностью приносимую к ним поклонниками милостыню, сами же никуда не ходят собирать ее. В наше время Патриарх Григорий был намерен обратить мало-помалу и другие монастыри в общежительные; но богатые монахи уже готовились к сильному отпору, и благомыслящий Первосвятитель едва ли бы успел в своем предприятии.

Любопытные найдут подробное описание церквей Афонских и всех духовных обрядов п путешествии многоречивого Василия Барского; после него перемен было мало. Обстоятельства не позволяли нам провести на Святой горе более 10 дней, и мы спешили осмотреть только знатнейшие монастыри, те, в коих надеялись [133] отыскать достойные внимания рукописи о Греческой и Латинской Словесности, о сношениях Константинопольской Церкви с нашею, и Грузинскую Библию. Мы знали, что в иных обителях, кроме общего книгохранилища, есть другое, тайное, для спасения драгоценных остатков древности от хищности путешественников: ибо многие, заметив редкую рукопись, подкупали Ризничих и Библиотекарей, или даже, для получения оной, употребляли во зло влияние Европейских Посланников при Порте. Тщетно положено было проклятие на продающих принадлежащие монастырям книги. Патриарх уверил в своей грамоте Святогорских начальников, что нас бояться нечего, и что в случае какой-либо счастливой находки, будут присланы каллиграфы для снятия верных списков. Сия грамота прочтена была на Соборе в Карии, и Назыри немедленно [134] сообщили ее, чрез нарочных, всем Игуменам, с известием о скором нашем посещении.

Кария или Протатон (главное, первенствующе место) есть общее владение всех монастырей; каждый имеет свое подворье с малою церковью. Там издавна была столица Афонская, по свидетельству Хрисовулы Императора Мануила и старинной Синодальной грамоты (на коже пребольшого козла) с начертанием древних уставов и обычаев Святой горы. Собор во имя Успения Богородицы ⁷ построен, как уверяют, Константином Великим; ныне обветшал, и деревянная кровля, без купола, напомнила нам убогий вид Патриаршего храма в [135] Царе-граде. Здесь каждому Игумену назначено особое место (фрон), по старшинству монастырей: первое Лаврскому, потом Ватопедскому, Ивирскому, Хилиндарскому, Диоиисийскому, и т. д. Порядок сей не всегда был одинаков и давал повод ко многим спорам: честолюбие не оставляет нас и у дверей гроба!

В Карие много лавок; монахи сходятся туда по субботам на торг из всех концев полуострова.

Осмотрев лучшие подворья и простясь с Назырями, мы пошли пешком в ближний монастырь Котломус, небольшой, но красиво отстроенный и на приятном месте. Там обедали у …ского Архиепископа, удалившегося из своей Епархии по случаю возмущения славного Али-Паши. От него узнали о первых успехах оружия Оттоманского, около Лариссы и в Ливадии, и получили список с [136] любопытного воззвания к Грекам Солеймана-Паши Трикальского ⁸. Архиерей принял нас в открытому киоске, на высоком холме, с коего видна прекрасная равнина с виноградниками и [137] плодовитыми деревьями, простирающаяся на восток от подошвы Афона к морю. После обеда он водил нас в монастырскую библиотеку; мы нашли ее в жалком положении: книги и рукописи по большей части растеряны или сгнили. В ризнице было несколько [138] неважных Хрисовул Греческих Императоров и Господарей Валахских.

От Котломуса до Ивира мы ехали не более часа, по гористой и скучной дороге. Сия обитель (названная Ивирскою, потому что основана тремя иноками из рода Царей Грузинских) построена на низком месте, у самого моря: стены высокие и крепкие, с двумя или тремя пушками для защиты от разбойников, нападавших неоднократно на прибрежные монастыри Афонские. Келий множество. Соборный храм Успения очень хорош; столбы и помост мраморные; даже стены одеты снизу белым мрамором, а сверху покрыты узорчатыми изразцами. В другой церкви, близ ворот, украшенной Иоанном Кантакузином, стоит в богатом окладе образ Богородицы Вратарницы (Иверской), с коего список находится в Москве. На Ее лице видна рана от руки [139] неверного, по имени Варвара, впоследствии покаявшегося и умершего святым отшельником: он представлен на стене, в открытых сенях, вместе с Солоном, Фукидидом, Платоном, Аристотелем и другими философами, кои (судя по надписям) предузнали воплощение Спасителя.

Мы нашли подобное сему предание в Ватопеде, ибо на Святой горе почти каждая обитель имеет свой чудотворный образ, свои легенды. И там неистовый монах вонзил нож в ланиту Богоматери, а потом целые три года, не сходя с места, оплакивал свое преступление; иссохшую руку его доныне показывают поклонникам. Другая икона возвестила молящемуся Игумену о приближении разбойников: Предвечный Младенец, хотевший наказать иноков, поднял руку, но не успел заградить спасительного гласа в устах Матери; не [140] смотря на дурную живопись, гневное лице Христово и движение тела выразительны. В Лавре явилась Мария уснувшему во храме Иоанну Кукузелу, благочестивому беглецу из Двора Византийского, и наградила его за пение червонцем. В приделе той же церкви, у гроба Афанасия Афонскаго, хранится железный посох, коим он источил из камня прекрасный ключ на берегу моря. В Пантократоре стоит образ Богородицы Герондиссы (старицы), прозванный так по следующему случаю: схимник, предчувствуя близкий конец свой, пришел в монастырь и тщетно убеждал священника служить скорее обедню; глас от иконы повелел исполнить его просьбу, и старец успел прежде смерти причаститься.

Ризница Ивирская наполнена дарами, присланными из России; самый иконостас писан в Москве и [141] слывет лучшим по всему Афону. Монахи сей обители, бывая беспрестанно в сношении с нашими, подражают им в обычаях: живут свободнее, а Проигумены и Соборные одеваются лучше других Стятогорцев. Они приняли меня, как Русского, с большою радостию и спешили показать свою жалованную грамоту на монастырь Никольский, в Москве. Я видел еще несколько Хрисовул Византийских и две грамоты, одну Грузинскую, а другую Сербскую (по Греч. 1306) с подписью: Стефан во Христе Бозе верный Царь и Самодержец Сербии и Романии.

Библиотека в беспорядке; есть каталоги, но многие книги, в них означенные, пропали — вероятно проданы за бесценок путешественникам, особливо Англичанам. В числе печатных есть редкие издания и несколько Ельзевиров. Мы нашли желаемую [142] Грузинскую Библию в кипе рукописей на сем языке, по старинному оглавлению, сочиненному каким-то приезжим монахом Лаврентием; однако не могли воспользоваться немедленно своею находкою, не сыскав на Святой горе Грузинского переписчика: в монастыре Ивирском давно живут одни Греки. Другая рукопись обратила на себя наше внимание: то был Греческий перевод книги Станислава Рейтнера (на Лат. печат. в Вене, 1698): «Об успехах и возрастании Московского Царства со времен Иоанна Васильевича Грозного до Петра Алексеевича». Добродушный переводчик поставил себе долгом известить читателей, в кратком предисловии на заглавном листе, что предпринял сей труд против воли, единственно из монашеского послушания, и просит, чтобы не верили клеветам сочинителя на православный народ [143] Российский. Так глубоко были укоренены в сердце каждого Грека чувства потения и любви к имени Русскому!

Обитель Ивирская богата собираемою милостынею, метохами (хуторами) и другими владениями вне полуострова; но окружность ее земли очень не велика.

Отсюда до Лавры сухим путем 6 1/2 часов (около 33 верст). Мы решились ехать водою и сели в монастырскую лодку на том месте, где некогда выплыл брошенный в море образ Богоматери Вратарницы. День был прекрасный; вечер еще лучше. Высокий и утесистый берег напоминал о бедствии Дариевой армады, утратившей в бурю 300 судов и 20 тысяча человек у скал Афонских (Ирод. VI, 44). Влеве синелись острова Фасос и Лимн, между коими в последнюю войну Турецкий флот [144] побежден Российским ⁹; вправе, за излучинами берега, то показывались, то скрывались обители Филофея, на приятной равнине, и Каракала, на возвышении. Вдали мелькали корабли под парусами; около нас рыбаки закидывали сети; проворные ловцы ныряли в глубину за Грецкими губками. Наконец, солнце закатилось за верх Афона, и огромная, черная тень легла на воды до самого Лимн ¹⁰. Уже [145] смеркалось, когда мы подъехали к пристани Лаврской; монастырь на горе, в 1 1/2 версте от моря.

Вообще положение обителей живописно, на крутизнах, на покатости холмов, в долинах под тенью густых рощей, или на ужасных скалах, нависших над волнами; но всех прекраснее положение Лавры, на краю полуострова, у подошвы Афона. Вид обширный: кругом луга, обильные источники, плодовитые деревья, виноградники, мельницы и все строение, нужное для сельского хозяйства. Стены недавно поправлены и очень высоки; для защиты оных, внутри монастыря было 6 пушек и множество ружей.

Соборный храм, основанный во имя Благовещения Преп. Афанасием Афонским, а ныне ему самому посвященный, украшен 37-ю мраморными столбами и дорогим помостом; но темен, [146] как и все почти Святогорские церкви, от многих притворов и малости окон. У входа, на дворе, большая водосвятильница, странного вкуса, но хорошо отделанная, с разными изваяниями. Неподалеку оттуда нам показали комнаты, где жил добродетельный и несчастный Патриарх Григорий, во время двукратной ссылки. Восходя в третий раз на престол Первосвятительский, он знал, что меняет мирную келию на новые гонения: не предвидел, увы! мученической смерти, его ожидавшей в Апреле 1821 года; не предвидел, что труп его, поруганный людьми, но прославленный Небом, лишенный в отчизне могилы, найдет последнее убежище в недрах земли единоверной!

Лавра некогда славилась своею библиотекою. Уверяют, что Турки продавали из нее на вес рукописи Венецианам; жадность монахов [147] довершила расхищение сих драгоценных остатков древности. Нас привели в большую залу, где хранилось несколько новейших книг, печатных и письменных; проводники наши, Игумен и Ризничий, твердили, что во всем монастыре нет другой библиотеки. К счастию, мой спутник, ученый молодый Грек (Лоиотатос) Захария, выведал за тайну от какого-то добросовестного старца, что на внутреннем дворе есть подвал, набитый книгами, и святые отцы, боясь Патриаршего гнева, решились наконец пустить нас в оный. Там были в самом деле навалены грудами рукописи разной величины, покрытые пылью и полусгнившие, к коим по-видимому издавна никто не прикасался. Мы бросились разбирать их, и в два утра пересмотрели от двухсот пятидесяти до трехсот требников, молитвенников, [148] богословских трактатов, патериков и неважных хронографов. Любопытство наше осталось неудовлетворенным; но монахи, стыдясь своей нерадивости, дали нам слово заняться составлением полного каталога и прислать оный в Константинополь ¹¹. — Собрание грамот невелико: в числе их есть две Хрисовулы Императоров Константина Дуки и Никифора Фоки, первого Ктитора Лавры.

Сия обитель почитается главою Святой горы и превосходит все прочие в церковном устройстве и порядке управления. Мы с удовольствием посетили больницу, дом призрения дряхлых и Архондарики, где пришельцы всех состояний угощаются три дня, по обычаю Афонскому, на счет монастырский. За то доходы от [149] поклонников и собираемая милостыня очень велики. Вообще Лавра богатее других обителей: владеет обширною землею, от Ивира до Св. Павла, и многими метохами вне полуострова. Ими управляет знатнейший из старцев, под именем Скевофилакса; в его руках казна и дела внешние. Игумен, или Епитроп, распоряжает только внутренним хозяйством и сельскими работами, употребляя на оные простых монахов и служек. Из Соборных старцев избираются: Дохиарий, коего надзору вверены келии отсутствующих; Париконом или Дворецкий, Вематарь иди Ризничий, и Трапезарь. — Со времен Царя Алексея Михайловича, монастырь получает от России небольшую пенсию (150 рублей), по примеру Ивира, Св. Пантелеймона и других.

Дорога от Лавры к вершине Афона лежит на скит Керасию [150] (Черешневый), откуда еще должно всходить три часа по голому камню, часто покрытому облаками. На самом верху стоял некогда кумир Аполлонов, а ныне построена маленькая церковь Преображения, где монахи слушать обедню однажды в год, 6 Августа. Уверяют, что в ясное утро видны оттуда высоты Салоникские, весь Архипелаг и Мраморное море. С восточной стороны покатость Афона гораздо красивее и плодоноснее, нежели с западной. Смотря на сию величественную гору, я воображал себе изваянный из нее истукан Александров, по предположению зодчего Динократа ¹², с двумя [151] по сторонам городами и текущею от одного к другому рекою: мысль, коей исполнение едва ли не было выше сил человеческих, но достойная героя!

Вдали от родины, влечение ко всему отечественному обыкновенно усиливается в нашем сердце. Возвращаясь из Лавры водою, вдоль берега, к северному концу полуострова, я нетерпеливо желал скорее быть в Пантократоре, скорее видеть поселившихся там Русских иноков. В самом монастыре их очень немного; почти все живут особо, в ските Святого Илии, под управлением своего настоятеля.

Обитель Пантократора стоит на высоком холме, вдавшемся в море; бедна, худо отстроена и ничем не привлекает любопытного путешественника. Мы осмотрели ее с вечера, и на другой день, в Воскресенье, поехали рано в Русский скит, к [152] обедне. Там вся служба по нашему; на ектениях поминают императорский Дом и Архиепископа Константинопольского после Святейшего Синода. Везде порядок и благочиние: церковь украшена просто, но со вкусом; иконостас писан в России, иждивением Донского войска. Отслушав литургию, пошли в келию почтенного архимандрита Герасима, который угостил нас с истинно-русским хлебосольством; он и добрые его монахи (по большей части из Черкасска и Малороссии) обошлись с нами по-братски, откровенно говорили о своих нуждах и жаловались на притеснения Пантократорских начальников, не позволявших им даже покрыть оловом церковь, для защиты от сильного юго-восточного ветра. Нам удалось помирить их с Греками и выпросить желаемое право.

Кругом скита видны были следы [153] неутомимого прилежания. Тридцать бедных иноков и десять послушников построили спокойную обитель, преобразили каменистый холм в тучные поля и виноградники, насадили плодовитые деревья и привили дикие маслины, оставляемые в небрежении другими святогорцами. Русские отшельники подавали Грекам, Болгарам и Сербам пример трудолюбия, умеренности и мирной, благочестивой жизни.

От Пантократора в 10 верстах славный и древний монастырь Ватопедский, основанный святым Константином во имя Благовещения и обновленный Феодосием Великим ¹³. [154] Местоположение красивое, на берегу морском, у подошвы горы, покрытой густым лесом. Все строение отменно хорошо. Соборный храм, по обычаю крестообразный, поддерживаем 4-мя большими столбами из порфира, и вымощен мрамором. В ризнице хранится богатая утварь, дорогие резные камни и многие мощи: между прочими пояс Богородицы, по-видимому власяный, пальца в два шириною; часть оного была отправлена в Кандию, для спасения острова от свирепствовавшей там моровой язвы.

Библиотека заключает в себе до двух тысяч печатных книг и рукописей, но все церковных. Особливо замечательны два толкования на Евангелие св. Иоанна Златоуста, писанные очень четко, на пергаменте, Императором Иоанном Кантакузином. Нам показывали несколько Хрисовул Византийских и грамоту Славенскую, с [155] подписью: Роксандра Домна Хмельницкая, Господарыня земель Молдавских. Грамоты, данные монастырю Российскими Царями, были отосланы зачем-то в Валахию.

У входа в пристань Ватопедскую стоит обрушающееся ныне здание, древняя школа, где был учителем красноречивый архиепископ Евгений Булгари, недавно умерший в России. Вообще иноки сей обители славились ученостью: и в наше время святогорцы говорили с почтением о тамошнем Даскале, знаменитом Богослове. В разговоре со мною, сей важный, маститый старец с жаром защищал истину любезного всем Грекам пророчества Агафангелова ¹⁴ и, [156] подкрепляя опое доводами из Апокалипса, предсказывал скорое избавление Православной церкви от ига. Он надеялся не на людей, а на предвечные судьбы Промысла, коих исполнения ни ускорить, ни замедлить не можно: fata volentem ducunt, nolentem trahunt. С ним был молодой монах, совершенно противоположного нрава, живший долго в Германии, страстный почитатель Шиллера и Гёте, который твердил мне наизусть [157] Бюргерову Леонору и радовался, слыша, что она прекрасно переведена по-русски.

Вне ограды есть небольшая церковь где, следуя общему Святогорскому закону, собраны кости умерших иноков. Спустя 3 или 4 года после погребения тела, их вынимают из могилы, моют вином и, отслужив панихиду, складывают в кучу за решоткою, под помостом храма. Сие неожиданное зрелище меня поразило: [158] здесь смешаны бренные остатки людей, рожденных в разных странах, с различными свойствами, желаниями, чувствами; они все дышали для счастия, гонялись за мечтами, были игрою страстей, наконец, утомленные жизнию, искали покоя в уединении и увы! многие ли нашли его? Здесь, в обители смерти и тлена, высокие нравственные истины понятнее человеку…

Монастыри Хилиндарский и Зографа прилегают к северной границе Афонской. Первый основан Царем Сербским Стефаном, постригшимся там в монахи и причтенным к лику святых; величиною уступает только Лавре и Ватопеду, и довольно богат. Соборная церковь Введения светла и великолепна. Почти вся братия из Сербов; есть однако между ними несколько Русских и Болгар; служба отправляется на языке Славенском. Книг и рукописей нет, кроме [159] требников; но много Хрисовул от Царей и Воевод Сербских. Из Российских грамот примечательны две: Иоанна Васильевича II на пожалованное сему монастырю, в вечный поминок, подворье в Новом Китае-городе 1571 года (подтверждена Борисом Годуновым, см. Историю Государ. Росс. т. XI, прим. 113) и Алексея Михайловича, 1658, о пропуске в Москву единожды в семь лет приезжающих за милостынею старцев. Такое же право даровано Зографским монахам грамотою Михаила Феодоровича, 1641, с убавлением положенного срока до пяти лет.

Время отъезда нашего в Смирну наступало, и мы, поторопясь на корабль, не успели быть ни в Зографе, ни в древней Русской обители свят. Пантелеймона (Русико), принадлежащей ныне Грекам. Предание (называемое ими клеветою) повествует, [160] что за два перед сим века они овладели насильственно достоянием наших соотечественников. Трудно доказать сие обвинение, тем более, что иноки Русские и Болгары жили там до 1735 года.

Мы возвратились в Ксиропотам, минуя глубокий овраг, от коего монастырь получил свое имя, и на досуге осмотрели все строение. Соборный храм недавно обновлен, светел и украшен изрядною живописью. Там хранятся дары знаменитой Пулхерии, сестры Феодосия Младшего: в богатом кресте большая часть Животворящего Древа, какой нет и в Иерусалиме, и мелкая чаша в ладонь, из цельного безоара, на коем искусно вырезаны Ангелы, несущие потиры, дискосы и кадильницы. Греки называют сию драгоценную чашу Пансехри и пьют из нее воду для исцеления от болезней. [161]

15 Июля, простясь с провожавшими нас монахами и поблагодарив их от всего сердца за гостеприимство, мы перебрались на корабль, в ожидании попутного ветра. На другой день, когда я вышел на палубу, мы уже были в открытом море: берег слился с водою, стены монастырские терялись из вида; но вершина Афона до самого вечера синелась на небосклоне. Беспечные пловцы спали под брызгами волн; лишь кормчий бодрствовал у руля, напевая унылую песню о подвигах и смерти одного из витязей Суллии. Быстро мчались мы по тем самым местам, на коих за шесть месяцев столько страдали от бурь и противных ветров…

17 Июля бросили якорь на рейде Смирнской.

Комментарии

1. Епархиальный архиерей (Иерисонский) пользуется некоторыми почестями в Афонских обителях, но не может вступаться в их управление. Все важные монастырские сделки подтверждаются исключительно Вселенским патриархом.

2. Так было до войны Греческой. В конце 1821 года свирепый Абулубуд-паша, питомец Джеззара, занял обманом Афонскую гору, собрал с монастырей до 400 т. левов выкупа и потом их ограбил, расставил везде охранное войско и увел в залог многих начальных монахов, кои впоследствии были лишены жизни.

3. Перешеек, соединяющей Афонскую гору с твердою землею, очень узок и легко может быть укреплен. Иродот (VII, 22) полагает его в 12 стадий и рассказывает подробно, каким образом оный был перекопан для прохода кораблей Ксерксовых.

4. Мы оставляем сие описание в первобытном его виде. Пусть оно сохранит следы прежнего устройства Святой горы, может быть навсегда разрушенного!

5. Так называется начальник Бостанжей (садовников). составляющих внешнюю Султанскую стражу. Его присмотру поручены берега Воспора, от столицы до Черного моря, он правит рулем Императорской лодки в прогулках по проливу.

6. В числе соборных старцев бывают Проигумены (бывшие настоятели) и Кафигумены, или настоятели почетные: сие звание дает первенство в монастырском совете и в церкве. — Игумены (Епитропы) обыкновенно избираются на год: но могут оставаться в должности несколько лет сряду, отдавая старцам ежегодный отчет в своем управлении.

7. По преданиям Греческих монахов, Богоматерь посещала Афонскую гору. Почти все чудотворные иконы там изображают лик Ее.

8. В сем воззвании Солейман живо описал насилия и злодейства Наместников Порты и воспламенял угнетенных к отмщению. «Мы видим и слышим ежедневно,— говорил он, — слезы, стенания и душевные искушения бедных из беднейших Раиев (иноверных подданных); видим, как иной требует от них по человеку с дома, лошаков и коней, иной телег, волов и буйволов; тот строевого леса, а сей извести, кольев и земли для укреплений; требуют и того, о чем ухо человеческое не слыхало и ум не помышлял. Видим тяжкое мучительство, немилосердые побои, бесстыдные озлобления: многих, увы! связав разбойнически, уводят в страны отдаленные... Вооружитесь все от мала до велика, мущины ружьями, жены топорами и дреколием, дети пращами; будьте готовы разить, убивать, пить кровь приходящих в домы ваши и села, грозящих вам узами и виселицею, и неправедно умерщвляющих за то, что не повинуетесь мучительским их повелениям». — Греки вняли сему увещанию и скоро потом вооружились против угнетателей. Но их ненависть к Али-паше превозмогла над ненавистью к Порте, и они решились не сражаться под его знаменами — хотя давно восклицали с Аяксом:

Зевс, державный отец, избавь Ахеян от мрака!
Небо лучем озари, дай свет, дай видеть очами.
Гибель пошли не во тьме, когда судил нам погибнуть!

Илиады XVII, 645-647.

9. Имя Вице-Адмирала Сенявина доныне славно в Архипелаге.

10. По сказанию Плиния (Hist. Nat. lib. IV. cap. 23), тень от Афона доходила до какого-то истукана, стоявшего среди площади в городе Мирин, на Лимне. Вышину горы полагает Деламбр в 4278 футов. Вот описание Стравоново (VII, 331): «На Афоне пять городов: Дион, Клеоны, Фиссос, Олофикс, Акровой... Афон есть гора сосцеобразная, островерхая, высокая; живущие на вершине видят восхождение солнца тремя часами прежде обитающих на восточном берегу моря».

11. Несчастные события в последующем году не позволили мне воспользоваться сим обещанием.

12. Вот что говорит Стравон (XIV, 641) о сем Динократе, обновителе храма Артемиды в Ефесе: «Он обещал Александру изваять из Афона лик его, как бы «творящий излияние из некоего сосуда в чашу, и построить два города, по правую сторону горы и по левую, над рекою, от одного к другому текущею».

13. Пишут, что юный сын Феодосиев, Аркадий, был чудесно избавлен от кораблекрушения близь Афонской горы и найден под кустом у стен Ватопедских, разоренных императором Юлианом. От сего предания нынешнее имя обители: Batopaidi (batoV — куст, paiV — дитя).

14. Монах Иероним Агафангел (если вверить Греческому предисловию) написал в 1279 году виденное им в Миссине откровение, которое потом было напечатано в Милане, 1555. В нем предсказана судьба всей Европы, плен и освобождение Царя-града: оно утешало в рабстве Греков и, вероятно, доныне ободряет их на трудном поприще. Рукопись, подаренная мне в Кипре, почерка старинного и содержит следующие слова, относимые к гибельному для Наполеона походу в Россию: «И се, он нарушит договоры и насильственно возьмет достояние чуждое. Но куда спешите, о Галлы? Новый (или юный, neoV) Царь ведет вас на заклание, и вы, как малодушные жертвы, как волки, гладом томимые, на хладных горах лишитесь жизни». Время события еще точнее определено в главе V, где слагатель пророчества именует Петра I и его преемников, говорит о женах венценосных и потом восклицает: «Четвертый Петр начнет дела славные; но пятый распустить в Византии победоносное знамя Христово и сокрушить силу Исмаелитян».

Странно, что Турки имеют свои древние предсказания о падении Оттоманской державы в Европе от России, и даже, по какому-то вычислению, полагали бедственным для себя годом 1819-й.