СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИОНИЧЕСКИЕ ОСТРОВА ПОД ПОКРОВИТЕЛЬСТВОМ АНГЛИИ ¹

Среди вопросов, поднятых современными обстоятельствами, считаем мы не лишним обратить внимание наших читателей на судьбу той части Греции, которая занимает какое-то странное, двусмысленное положение в кругу европейских государств.

Именуемые республикой, находящиеся под покровительством Англии, Ионические острова в то же время страстно желают присоединения к Греческому королевству.

Республика эта занимает 50½ квадратных географических миль, и состоит из семи островов: 1. Корфу (древняя Корцира); 2. Паксос (древняя Эрикуза); 3. Святой Мавры (Левкадия); 4. Итака; 5. Кефалония; 6. Зант (др. Закинф); 7 Чериго (др. Цитера) ². Они лежат на той части Средиземного моря, которое называется Ионическим морем, и [118] вместе с другими подвластными им островками (всех их числом 18) образуют как бы цепь вдоль берегов Албании и Мореи, начиная от Бутринто на севере, до мыса Матапана на юге. Благодаря своему географическому положению, они удостоились чести быть воспетыми Гомером и Виргилием. В политическом отношении, судьба их в древности связана была с судьбою Греции и Рима, а в средние века подвергалась беспрерывным переменам вместе с историею Византийской империи: то крестоносцы, то Турки занимали острова до тех пор, пока не подпали они под владычество Венецианцев. Начало этому владычеству положил остров Корфу, который добровольно сдался в 1386; за ним, в течение двух веков, присоединились к Венеции и прочие острова Ионического моря.

Говоря вообще, незавидна участь народа, имевшего несчастие подпасть под власть какой-нибудь республики; но крылатый лев святого Марка вряд ли не превзошел своих собратов в искусстве угнетать своих подданных. На долю Ионических Греков выпало самое тяжкое рабство. На каждый остров посылался правитель, какой-нибудь неимущий и корыстолюбивый гражданин метрополии, с явным намерением поправить свои денежные обстоятельства, как то делалось встарину у Римлян и делается теперь за частую у наших прославленных соседей — Турок. Фра Паоло Сарпи, член Совета Десяти, умерший в 1623 году, дает нам верное понятие о венецианском управлении колониями. По словам этого достоверного историка, свободное исповедание греческой веры преследовалось на островах Ионийских. Ослушников грозились продать в рабство Османам, по примеру их собратий в Морее. «С людьми обращались как с хищными зверями; подпиливали им ногти и зубы; больным не давали средства лечиться; кормили хлебом и палочными ударами; а милосердие и сострадание к человечеству приберегали для более достойных — для своих сограждан». ³ [119]

И действительно, беспрерывные возмущения, возникавшие на островах, вполне оправдывают слова венецианского историка. Впоследствии, с течением времени значительно изменилась эта нещадная администрация; но туземные Греки всегда были исключены из участия в управлении своей землей. ⁴

По милости этой беспощадной политики, Ионийские Греки обложены были тяжкими податями, сумма которых назначалась для содержания венецианских гарнизонов и крепостей; правосудие сделалось продажным; подати росли с каждым годом, благодаря своеволию и неограниченному лихоимству сборщиков; грабеж производился под всеми возможными видами; словом, все средства пущены были в дело для того, чтобы заставить жителей позабыть свою народную независимость. Под влиянием этих жестоких мер, переродился и самый язык греческий, и никто не узнал бы мелодических звуков древней Эллады под этим грубым просторечием жителя Ионических островов. Исполнение обрядов Восточной церкви допущено было только как терпимое отступление от Римского Православия.

В 1797 году, Кампоформийский мир положил конец существованию Венецианской республики, и все морские завоевания ее пришлись на долю Франции. Генерал Джентили сейчас же послан был на Ионические острова с целым корпусом войска. Народ принял Французов с восторгом; повсюду виднелись деревья вольности; города и села получили новое муниципальное правление.

В следующем году, острова заняты были соединенными силами России и Турции. Один только Корфу упорно защищался, но и тот пал в марте 1799 года ⁵. [120]

Через год после взятия Корфу, Россия признала Ионические острова отдельным государством, с титлом республики Семи-Островов, и принудила и Турцию признать их независимыми. Учрежден сенат из тринадцати членов, выбранных из туземного дворянства, и новое государство было непосредственно признано Великобританией. Но едва только обнародована была эта конституция, как внезапное восстание открылось на всех островах. Депутаты, в руках которых находилось центральное управление, были изгнаны, и множество аристократов умерщвлено чернью в Кефалонии, в Занте и в Чериго. Турки, на которых обрушился весь гнев народа, в свою очередь отплатили Грекам страшным кровопролитием.

Не смотря на все это, в 1801 году открылся комитет общественной безопасности на острове Корфу. Жители отправили туда посольство с прошением об отменении существующей конституции и об учреждении нового образа правления. Учреждено было что-то в роде временного правления; но анархия не переставала господствовать, и в то самое время, когда на Амиенском конгрессе признана была республика Семи-Островов — независимым государством.

Вторая конституция, основания которой предложены были депутатами в Корфу, была, как и следовало ожидать от неопытности ее составителей, каким-то странным, бессвязным сбродом несбыточных учреждений. Нечего было и думать о приложении ее к делу, и она тотчас же была единогласно отвергнута.

В 1803 году Император Александр обратил внимание на бедственное положение Ионической республики. С помощью значительного количества войска он восстановил на островах порядок и местные власти, и составил коммиссию для учреждения нового образа правления, под председательством графа Мочениго, полномочного посланника от [121] С.-Петербургского Двора. Это была, следовательно, третья конституция со времени основания Ионических штатов, которые едва вступали в четвертый год своего существования.

В основание новой конституции положены были начала разумной свободы, истинной терпимости и вполне народного представительства. Но Ионические Греки, утратившие среди долговременного порабощения истинное чувство народной свободы, не могли воспользоваться благодеяниями нового правления. Ионийский сенат и сам сознавал невозможность осуществления новой конституции, когда писал к Императору Александру в следующих словах о своих соотечественниках:

«Жители Ионических островов, пытавшиеся установить у себя республиканское правление, никогда не знали свободы. Они совершенные невежды в деле государственного управления, в них нет ни малейшей терпимости — необходимого условия для того, чтобы жить в мире под какой-нибудь властью, находящеюся в руках своих сограждан».

И в самом деле, недолговечна оказалась и конституция 1803 года. Только присутствие русских гарнизонов могло поддержать уважение к общественным властям и предотвратить народное восстание. Оправдалось убеждение ионийских аристократов, объявивших Императору Александру, что еслиб не русские войска, им пришлось бы бежать на берег и броситься в море.

Это смутное, беспорядочное положение длилось целых четыре года, до тех пор, пока Ионические острова не были окончательно присоединены к Франции.

Наполеон понял и безошибочно взвесил судьбу своего нового приобретения. Республика Семи-Островов кончила свое существование; национальный ее флаг был уничтожен, а самая территория занята многочисленными французскими войсками. Но и Франции не долго суждено было поцарствовать на Ионическом море. [122]

В 1809 году, английская эскадра, отряженная под начальством лорда Коллингвуда, овладела Итакой, Кефалонией, св. Маврой, Зантом и Чериго. Народ принял и Англичан с восторгом и приветствовал их именем избавителей. Паксос сдался только в 1814 году. Корфу, охраняемый сильным гарнизоном, держался до самого отречения Наполеона от престола. На долю Венского конгресса выпала забота — устроить судьбу Ионических островов.

Все, знакомые с почвой, климатом и произведениями Ионических островов, должны сознаться, что независимо от своего географического положения, они составляют сами по себе предмет важного, существенного обладания. В 1814 году они доставляли трем главным континентальным державам различные выгоды, которые для каждой из них были по своему неоцененны. Владея ими, Австрия продолжила бы цепь своих поселений по берегам Далмации, где владения ее прекращаются устьями Каттаро. Ионические острова принесли бы ей в дар несколько новых гаваней и целую приморскую страну, и тем обезопасили бы ее торговлю на Адриатическом море, которому они служат преддверием. Россия, конечно, не имела таких важных причин, как Австрия для занятия Семи-Островов; тем не менее, приобретение их доставило бы России значительное морское положение в Средиземном море, утвердило бы ее власть на берегах Мореи и принесло бы ей большие выгоды в случае войны с Турцией. Но более всех занимала судьба Ионических островов республиканскую Францию. Генерал Бонапарте писал из Милана в Директорию 16 августа 1797 года, т. е. за два месяца до подписания Кампо-Формийского трактата:

«Острова Корфу, Зант и Кефалония дороже нам целой Италии. Мне кажется, если бы пришлось выбирать, лучше уже отдать всю Италию Императору и удержать эти острова, которые будут источником богатства и благосостояния нашей торговли».

В том же году, сентября 15, Бонапарте писал опять: [123]

«Я того мнения, что главной заботой республики должно быть отныне — не выпускать из вида Корфу, Зант и прочие Ионические острова; скажу более, мы должны непременно стараться утвердить их за нами. От них зависит участь нашей торговли; они будут для нас весьма важны при будущих европейских происшествиях».

Директория вполне одобрила планы главнокомандующего италийской армиею и поручила ему вступить в переговоры с Чизальпинской республикой насчет окончательного утверждения Ионических островов за Францией.

Англия, обладавшая двумя важными морскими пунктами на Гибралтаре и на Мальте, не слишком гналась, по мнению английских журналов, за приобретением Ионических островов; но перейди Корфу в руки какой-нибудь иностранной державы — власть этой последней увеличилась бы значительно и пошатнулось бы первенство Великобритании на море. Понятно, что Англия старалась удержать за собой, не для увеличения своих приобретений, но для собственной обороны в будущем, этот пункт, который мог бы повредить ей, перешедши в другие руки. Вот причина, почему Англичане старались стать твердою ногой на Семи-Островах, которые уже находились под их владычеством, и вызвались быть протекторами независимой республики.

Совещания касательно судьбы Ионических островов длились долго, и только 5 ноября 1815 подписан был в Париже специальный договор, по которому определено было следующее:

«Семь-Островов составят отныне отдельное, свободное, независимое государство, под названием Соединенных Штатов Ионических Островов, и будут находиться под непосредственным и исключительным покровительством Его Величества Короля Великобритании и Ирландии и его наследников и преемников. Оное государство устроит само свое внутреннее управление, с утверждения английского монарха, который обязуется обратить особенное внимание на различные меры касательно законодательства и общественной [124] администрации и назначить для этой цели на острова своего министра, лорда верховного коммиссара, который будет облечен необходимою властью, созовет законодательное собрание и будет наблюдать за устроением новой конституции в означенных Соединенных Штатах».

На основании этого трактата, сэр Томас Майтланд, в качестве лорда верховного-коммиссара, прибыл в Корфу 15-го марта 1816 года.

Нельзя не заметить здесь того странного положения, в которое поставлено было ново-формировавшееся государство. Трудно совместить независимость Семи-Островов с этим непосредственным и исключительным покровительством Британии, которое сбивалось на самодержавное владычество. Бывают примеры, что правительство пользуется полной свободой действий в делах внутреннего управления и в тоже время находится в полной зависимости от других держав в своих международных отношениях. Но покровительство, которого удостаивались Ионические Штаты от Британии, носило на себе характер прямой, независимой власти. Начальство над войском было исключительно предоставлено английскому правительству, и уже одно это обстоятельство (как то справедливо заметил сэр Томас Майтланд при самом вступлении в свою должность) рождало необходимость завести деятельный контроль над поступками внутренних правителей; не то, пришлось бы Великобритании прикрывать своими военными силами безрассудства и даже преступления местных властей. При том же, лорд-коммиссар имел первый голос в заседаниях законодательного собрания, и конституция, утвержденная этим собранием, должна была быть представлена на высочайшее одобрение покровительствующей державы. Все эти взятые вместе обстоятельства показывают ясно, как благонадежно должно было выйдти покровительство короля Великобритании, войсками которого предварительно покорены были шесть островов из числа семи, долженствовавших составить Ионическую республику. Даровать Ионическим Грекам полную политическую свободу лежало исключительно в воле [125] Английского короля. И потому взглянем теперь на общественное устройство Ионических островов, в каком виде находилось оно до 1815 года, и что произошло вместе с прибытием в Штаты английского лорда верховного-коммиссара.

До Парижского трактата, решившего судьбу Ионических островов, не было там другого правления, кроме простой воинской власти, находившейся попеременно в руках то Англичан, то Французов. Государственный доход складывался из бесчисленного множества мелких тягостных налогов, собиравшихся посредственно или непосредственно с предметов первой необходимости: с деревянного масла, соли, вина и рыбы. Эти налоги собирались откупщиками (appaltatori), которые мало обращали внимания на увеличение государственной казны: они и должность свою покупали ценою золота, подносимого в дар главным начальствам. Должностные лица всех степеней получали плату, или вернее, сами платили себе из собственных подвигов грабительства и лихоимства, а подчас и из продажи разных доходных мест, цена которых возрастала, благодаря тому же грабительству и лихоимству. Не было никакой возможности узнать, даже приблизительно, ценность годового дохода со всего государства, и по прибытии сэра Томаса Майтланда, государственная казна состояла в буквальном смысле из трех копеек меди. Публичные работы служили самым постыдным образом к обогащению частных лиц. Поправки и улучшения, казалось, предлагаемы были с явной целию, поправить денежные обстоятельства подрядчиков. Правосудие обращалось на сторону того, кто мог купить его золотом или устрашить своим могуществом. Оно сделалось достоянием высших классов общества, помогало им угнетать бедный денежными средствами простой народ. Храмы приходили в разрушение; священнослужители отличались невежеством и распутством; чернь была угнетена и чахла во мраке суеверия, и в довершение этой картины человеческой деморализации, общественное здоровье предоставлено было в распоряжение площадным лекарям [126] и хитрым знахарям, и моровая язва безнаказанно свирепствовала на двух пространнейших островах: на Корфу и Кефалонии.

Сэр Томас Майтланд был, как свидетельствуют по крайней мере Англичане, один из замечательных людей своего времени, по необыкновенной твердости духа и редкой справедливости. В несколько дней, зорким и добросовестным взглядом окинул он и понял все политическое, нравственное и финансовое положение того края, в котором он призван был сделаться полным правителем. Первой заботою его было — успокоить народные умы, взволнованные беспрестанными слухами, угрожавшими свободе греческого вероисповедания. Приняты были все меры для обеспечения и восстановления во всей силе народной веры. Установлен был порядок в сборе податей временным назначением английских агентов и удалением некоторых прежних чиновников из туземцев, которые оказались недостойными своего звания по врожденной неспособности или по заподозренной честности. На упраздненные места призваны были новые способные и честные чиновники, связанные с интересами Англии строгой дисциплиной, и в то же время лестными видами в будущем. Благодетельные законы, немедленно приведенные в исполнение, облегчили и потом совершенно уничтожили все бедствия моровой язвы. Таковы были первые благодеяния новой администрации, возбудившие в народе чувство глубокой признательности к своему правителю.

Дорога, по которой намеревалось английское правительство идти к своей цели, была теперь расчищена, расположение туземцев приобретено, и сэр Томас Майтланд приступил тогда к собранию совета из одиннадцати членов, выбранных им самим из различных частей Ионической республики. Совет открыл свои заседания в Корфу, 5 февраля 1817 года. В начале первого заседания, лорд-коммиссар произнес весьма дельную и добросовестно обработанную речь. Мы приведем из нее отрывок, вполне [127] характеризующий этого человека, и служащий лучшим доказательством его политического ума.

Обративши внимание слушателей на глубокую важность предстоящего им поприща, заповедавши им не терять из виду необходимого единства интересов, посредством которого связуется держава покровительствующая с державой покровительствуемой, сэр Томас Майтланд развил свою мысль в следующих выражениях:

«Простота и ясность, по моему мнению, два существенные условия, для поддержания которых потребно постоянное и глубокое внимание. В особенности, надо опасаться смешения различных властей, которые непременно должны существовать отдельно одна от другой; надо стараться не вводить никаких нововведений, если польза их не доказана опытом; более же всего, надо постоянно заботиться о том, чтобы под ложным именем свободы и независимости не скрывалось пустых бредней расстроенного воображения, которые несовместимы ни с каким действительно существующим образом правления и которые, судя по слабости человечества, как то поотвердилось на опыте в этой стране и во многих других, никогда не уживутся с коренными интересами и с истинным благосостоянием государства».

Сообразно с предписаниями лорда верховного коммиссара, выборы в законодательное собрание двадцати девяти членов открылись на Семи Островах в следующей пропорции: Кефалония должна была выбрать восемь депутатов, Корфу и Зант — по семи, остров Св. Мавры — четыре, а Паксос, Итака и Чериго, каждый по одному представителю. Верховный совет и законодательное собрание, составившие одно целое из сорока членов, выбрали из своей среды шесть сенаторов, из которых предположено составить нечто в роде Верхней Палаты. Новые выборы пополнили места, оставшиеся праздными после учреждения сената.

Судя по всему этому, можно бы подумать, что собрание было действительно выражением народной воли, что права его на то были вполне законны и получили полное [128] осуществление. На деле, вышло противное. Проект конституции, составление которой поручено было собранию вместе с лордом-коммиссаром, оказался, с первой строки и до последней, исключительным произведением одного сэра Томаса Майтланда. Правда, каждая отдельная статья была сперва читана в верховном совете и в законодательном собрании, но ни один из членов совета и собрания не мог, на самом деле, изучить конституционный акт или последовавшие за ним законы. Все обсуждение ограничивалось каким-нибудь побочным замечанием, сказанным вскользь в присутсвии его превосходительства; вздумается секретарю, он включит это замечание в журнал; а за тем, все присутствующие в один голос утверждали волю британского правительства. Только на другой день, когда закон являлся в печати и обнародовался во всеобщее сведение, за подписью депутатов, могли они на досуге наслаждаться чтением и обдумывать то, что предложено было ими накануне.

Таким-то порядком составлена была конституционная хартия, скреплена утверждением короля Великобритании и обнародована на островах в исходе 1817 года;

Главные положения ее состояли в следующем:

«Высшая власть находится в руках лорда-коммиссара, действующего за едино с законодательным собранием и исполнительным сенатом, выбранным из среды этого собрания. Постановления сената, президент которого назначается от английского правительства, имеют силу только в случае одобрения их представителем этого правительства в Ионических Штатах. Лорд верховный коммиссар, имеющий свое пребывание в Корфу, в свою очередь имеет представителя своей особы на каждом из шести островов в лице английского резидента, который, в своих отношениях с подведомственными ему местными властями, пользуется полномочием от главы всего правления. Каждое местное управление составляется из выборного муниципального совета, президент которого, назначаемый сенатом, пользуется, вместе с титлом регента, почти теми [129] же правами, как префект в департаменте Франции. Законодательное собрание заседает в течение пяти лет. По истечении этого срока, пятеро сенаторов и шестеро регентов призываются для составления верховного совета, который служит зародышем новой законодательной власти. Эти одиннадцать сановников представляют двойной список из пятидесяти восьми кандидатов, из которых избиратели должны выбрать двадцать девять депутатов. Затем, эти нововыбранные двадцать девять депутатов, присоединенные к верховному совету, составляют законодательное собрание, которое таким образом состоит из определенного числа сорока членов. В случае распадения законодательного сословия, верховный совет составляется из президента сената, пяти сенаторов и пяти членов, выбранных из среды последнего собрания самим лордом-верховным коммиссаром. Никакая перемена не может быть допущена в конституции, никакой парламент не может быть распущен иначе как по повелению государя Великобритании, исходящему из его Совета».

Первые пять лет, последовавшие за обнародованием конституции сэра Томаса Майтланда, показали ясно всю важность его дела, со стороны его практических результатов. Все местные налоги и отдельные пошлины, существовавшие в таком страшном количестве, были уничтожены и заменены единственным и правильным взиманием национальной подати, основанной преимущественно на правах ввоза и вывоза. Вместо беспорядков и расхищения государственной казны, царствовавших во всех отраслях общественного управления, утверждена была строгая административная система, благодаря которой добросовестное и честное исполнение своих обязанностей заступило место прежнего крючкотворства и своеволия. Сначала, полное послушание было лучшим приветом новому порядку вещей; но вскоре неудовольствие сделалось всеобщим и открылись возмущения. Тридцать знатнейших граждан острова Занта подали прошение английскому принцу-регенту. Эта бумага показалась возмутительной. Острова объявлены в осадном положении. [130] Проскрипции, казни, конфискации имуществ наполнили ужасом республику.

Чрезвычайная власть главного судебного приказа, устройство которого было так чудовищно-сложно, что большинство судей всегда было в борьбе с прокурорами, вышла наружу по поводу политических процессов, подвергавшихся нескончаемым отсрочкам. В этих грустных раздорах утратилось великое призвание судьи и забылась независимость адвоката. Страшный уголовный суд вступил в свои права над несчастной республикой. Наконец народ был вполне обезоружен, и обладание, без особенного разрешения, каким бы то ни было оружием, подвергало виновного строжайшему наказанию.

Что касается до финансового состояния республики, то вряд ли администрация того времени удостоила Ионический парламент хотя одним полным письменным отчетом. Только в некоторых речах при открытии заседаний, в некоторых проектах касательно других статей находятся годичные указатели состояния государственных доходов и расходов.

Так в 1817 году, полный доход простирался до 84 726 фунтов стерлингов (около 2 м. 120 т. франков), а расход состоял из 79 276 ф. ст. (1 м. 982 т. фр.). В 1822 году доход возвысился до 156 215 ф. ст. (3 м. 906 т. фр.), а расход до 136 788 ф. ст. (3 м. 270 т. фр.). В мае 1823 года, сэр Томас Майтланд доносил второму парламенту, что в государственной казне находится на лицо 165 338 ф. ст. (4 м. 135 т. фр.) — сумма, которая поразит своей громадностью, если принять в рассчет то страшное протяжение времени, на которое тянулись публичные работы и те высокие оклады, которыми кормилось огромное количество чиновников. На одно жалованье гражданским чиновникам издержано 50 т. ф. ст. Этот предварительный вычет из такой скудной суммы, был бы не посилам и всякому другому государству; можно даже сказать прямо, что он не был ни необходим, ни разумен в том положении, в каком находилась республика Семи-Островов. Большая часть высших [131] должностей была вовсе излишней и кормила дармоедов; многих важных сановников не было на лицо в тех городах, где они призваны были на службу обществу, а между тем им отводилось великолепное помещение и шло большое содержание из казны.

Как бы то ни было, образ действия сэра Томаса Майтланда не заслуживает порицания, если вглядеться пристально в те обстоятельства, при которых суждено было действовать этому человеку. Не надо забывать, что меры, принятые первым лордом-коммиссаром были, так сказать, предварительные, и щедрые награды, которыми оделял он своих агентов, только временные, между тем как будущие выгоды, которые имел он в виду, были бы, после постепенной реформы, вполне определенны и долговечны. Не смотря на огромную сумму жалованья и излишнее число чиновников, сэр Томас Майтланд выстроил великолепное здание для присутственных мест, соорудил военный брик, основал училище, предпринял и привел к окончанию множество полезных работ и, после смерти своей, оставил капитал в 140 т. ф. ст. (3 м. 500 т. фр.), проценты с которого думал он употребить на постоянное содержание английского войска на Островах.

Весьма понятно, что эта система вскоре же подверглась разбору общественного мнения в Англии. Поступки сэра Томаса Майтланда нашли сильных противников, в 1821 году, в парламенте и в журналах. Два раза М. Юм (Hume) требовал снаряжения коммиссии для исследования дела; но его неясные обвинения обнаруживали неясное понимание самого дела, и большинство, по обычаю, приняло сторону важного государственного сановника. Журналы однакож продолжали свои нападки, и сэр Томас Майтланд, хотя и не ставил в грош этих крикунов, вынужден был принести оправдание, более полное и искреннее, нежели он мог бы ожидать от тогдашних министров. Он написал, в форме письма, к лорду Батурсту (Bathurst) весьма замечательную статью по этому случаю, где [132] мастерское изложение и сила доводов поразила даже предубежденных против него читателей.

Между тем срок, назначенный для первого Ионического парламента, приходил к концу. Надо было приступить к избранию нового, и эти выборы, состоявшиеся на тех же основаниях и под тем же влиянием, как и в 1818, имели и теже последствия: почти все прежние депутаты были выбраны снова.

Сэр Томас Майтланд открыл Парламент, 1-го мая 1823 года, речью, совершенно в духе своих прежних речей. Он выставил перед депутатами значительные улучшения, которые получило их государство в отношении политическом и социальном; изобразил цветущее состояние финансов; спокойствие, которым наслаждаются жители Семи-Островов, в то время, когда гражданские войны опустошают соседние страны, и наконец благодарил народ, что исчез в нем дух оппозиции английскому правительству, который обуревал его в течение первых годов, и вызывал со стороны правителя прямые, даже жестокие меры. Лорду верховному-коммиссару приятно было высказать мысль, что нет теперь на Островах ни одного преступника, задержанного по делам политическим, и эта мысль утешала его тем более, что он видел в ней как бы оправдание тех не совсем мягких поступков с своими подчиненными, на которые намекал он в своей речи к депутатам.

Повидимому, блестящая будущность предстояла Ионическим Штатам, как вдруг в январе 1824 года умер на острове Мальте сэр Томас Майтланд от сильного апоплексического удара.

Скажем здесь кстати несколько слов о жизни и характере этого человека. Он начал свою службу в Индии, и имя капитана Майтланда не раз упоминалось с похвалой в донесениях его начальников. Впоследствии, он был полковником на острове Сен-Доминго, губернатором на Цейлоне, потом военным комендантом одного мануфактурного округа в Англии, в котором открылось [133] возмущение рабочего класса. В последнее время своей жизни он был вместе губернатором Мальты и лордом верховным коммиссаром Ионических островов. На этих разнообразных постах, он постоянно отличался редкой крепостью духа и правдивостью разума, необыкновенной проницательностью, благодаря которой разрешал он труднейшие вопросы, громадностью и разнообразием своих познаний и наконец счастливой находчивостью и изумительной решимостью. Характера он был бурного, в обращении с подчиненными суров до деспотизма, но в дружбе верен, в суде не подкупен, и даже, на сколько дозволяло его высокое общественное положение, беспристрастен в раздаче милостей, которые имел у себя в распоряжении.

Под его управлением правосудие воздавалось должному бескорыстно, администрация очистилась от грабительства, жизнь и собственность граждан была обеспечена; народ освободился от своего прежнего униженного состояния, туземные чиновники приобрели общественное уваженье, и всякий служащий, какого бы чина или состояния он ни был, имел свободный доступ к лорду верховному коммиссару. Удобные пути сообщения открыты были на всех островах; построены гавани и красивые набережные; земледелие и торговля пришли в цветущее состояние; на воспитание народное обращено строгое внимание, и все это благостояние обошлось без малейшего возвышения общественных податей. Вот почему, не смотря на сильные нападки, которым подвергался сэр Томас Майтланд, имя его во всех классах Ионической республики до сих пор произносится с благоговением и страхом, — высшей данью народной, которая по силам восточному, долгое время порабощенному человеку.

Преемником сэра Томаса Майтланда был сэр Фредерик Адам, его помощник и правая рука в управлении военном. Страшная противоположность была между этими двумя лордами верховными коммиссарами. Один из них суровый и отталкивающий с виду, обладал высокими умственными способностями и стойкой непоколебимостью воли. Другой, кроткий и приветливый в обращении, был слаб [134] умом и волею; он был гордый и бестолковый начальник, неспособный к ясному обсуждению дела, непостоянный в своих мыслях и предприятиях. Кто объяснялся последний, тот был и прав в его глазах. Оттуда и бесконечная путаница в судопроизводстве, открывшаяся в правление нового лорда коммиссара. Старательно избегая деятельного вмешательства в дела администрации, состава которой он не понимал, сэр Фредерик Адам не умел должным образом пользоваться чрезвычайною властью, которою был облечен. Придерживаясь политической системы своего предшественника во всем, что касалось лихоимства местных начальств, восстановляя, без всякой необходимости, ограничения народной свободы, которые сэр Томас Майтланд считал только временными, он окружил себя в тоже время ласкателями, которые обманывали его и подрывали к нему доверие в народе. Особенно повредило сэру Фредерику Адаму пустое и безрассудное употребление государственных денег. Не говоря уже о том, что он увеличил собственный оклад, из 1 000 ф. ст. (25 т. фр.) до 4 000 ф. ст. (100 т. фр.), — он в такой же мере возвысил и без того уже высокое жалованье английским чиновникам; учредил бездну должностей, совершенно лишних; выписал Неаполитанцев и Сицилийцев на различные места, которые легко могли бы быть заняты туземцами. Постройка на общественные деньги загородного дома для губернатора и покупка для собственной особы бриллиантовой звезды, на тот же счет, останутся на всегда черными пятнами в правлении этого лорда коммиссара. Сумма, накопленная бережливостью сэра Томаса Майтланда, была в скором времени растрачена, хотя в 1833 году общественные доходы совершенно неожиданно возросли до 190 т. ф. ст. Расходы, увеличившиеся вдвое против прежнего, предвещали перелом в финансовом состоянии государства. Жалкое положение администрации так и напрашивалось на строгую поверку со стороны парламента, и министрам, вероятно, пришлось бы не совсем по душе отвечать на подобные вопросы, если бы они представлены были из той [135] или другой палаты. Непонятно до сих пор, как могли представители народные молчать о бесчисленных злоупотреблениях лорда верховного коммиссара, и как мог сэр Фредерик Адам в течение восьми лет управлять Ионическими островами, имея единственным контролем — вздорный и бестолковый отчет, изданный генералом Непиром (Napier). Наконец в 1832 году, сэр Фредерик получил доходное место в Мадрасе, которого он давно уже добивался, и чтобы не быть к нему несправедливым, должно прибавить, что перед самым отъездом он задумывал значительные перемены в области судопроизводства, и готовил новый свод гражданских законов, составление которого поручено было особенной коммиссии из четырех ионийских юрисконсультов, под председательством английского чиновника.

Правление лорда Нюджента (Nugent), заступившего место сэра Фредерика, не делает чести ни его характеру, ни его политическим дарованиям. Подстрекаемый каким-то чувством отвращения ко всему, что совершено было трудами его предшественников, он ввел в конституцию многие изменения, на что не имел никакого права; дал совершенно новое устройство администрации и к довершению всех неистовств, остановил различные улучшения, которые начаты были еще до него. Он же первый нарушил стройность законодательной системы безрассудным распространением выборного начала. Впрочем он вскоре же раскаялся в своей излишней уступчивости, прямым последствием которой было явное сопротивление правительству.

К числу главных мер лорда Нюджента отнести надо уничтожение монополии в хлебной торговле, которую через год он принужден был восстановить в прежней силе; дарование особенных преимуществ монополистам соляным торговцам и строжайшее запрещение вывоза соли, восстановление древнего обычая, уничтоженного последним парламентом, касательно заемных контрактов работника и собственника в счет будущих сборов масла, вина или хлеба; и наконец, возвышение до 15 т. ф. ст. жалованья [136] лорду верховному коммиссару и некоторым другим чиновникам, между тем как расходы на этот предмет простирались до него до 5 т. ф. ст. Словом, хотя лорд Нюджент и хвалился перед своим отъездом, что оставляет большие государственные суммы в распоряжение своего преемника, тем не менее он расточил общественную казну не хуже сэра Фредерика Адама. В частной жизни он тоже не отличался большой честностью. Он так глубоко оскорбил нравственное чувство Английского общества и Ионийских Греков, что один журнал решился выставить его на позор пред лицом всего света, и даже нисколько нe поплатился за свой дерзостный поступок.

М. Стуарт Маккензи не долго занимал место лорда верховного коммиссара и не ознаменовал себя ничем особенным. Преемник его, генерал Говард Дуглас, талантливый человек и отличный воин, призван был к искоренению начал оппозиции, так безрассудно посеянных лордом Нюджентом, и к восстановлению системы благодетельной дисциплины, основанной сэром Томасом Майтландом. К несчастию, сэр Говард Дуглас был искусным инженером; страсть к укреплению местности вовлекла его в излишние издержки, которые впервые произвели дефицит в финансах Ионической республики.

Это обстоятельство возбудило против него всеобщее негодование, которое возросло еще более от его отпора притязаниям либеральной партии. Не смотря на это, во время его управления, с 1833 по 1841 год, все публичные работы получили большое развитие, народное просвещение обогатилось открытием новых училищ, и Свод гражданских законов, которому суждено было заменить бессвязное законодательство венецианских эдиктов, приведен к окончанию.

В 1843 году кончился срок службы сэра Говарда Дугласа и на место его назначен лорд Ситон (Seaton).

Трудно было на этот раз выбрать лучшего и более способного человека.

Лорд Ситон был знатного происхождения и [137] известен, как храбрый воин ⁶, отличался твердостью своих консерваторских убеждений и энергической непоколебимостью воли. Казалось, в нем были все необходимые условия для поддержания политического здания сэра Томаса Майтланда, здания, поколебавшегося от бессмысленных распоряжений лорда Нюджента и несоразмерной расточительности сэра Говарда Дугласа.

И в самом деле, в течение пяти лет, лорд Ситон укрепил и снова воззвал к жизни мудрый деспотизм сэра Томаса Майтланда.

Были и у него свои безрассудства и проказы, которые не дешево обошлись Ионической республике. Так напр., он устроил большой канал на острове Св. Мавры, образцовую ферму и исправительную тюрьму на о. Корфу. Благодаря этим затеям, положение финансов сделалось еще более затруднительным, и значительно возрос долг государственный, потому что республика не могла выплатить Англии суммы, положенной на содержание крепостей и войска. А это обстоятельство было величайшим несчастием для Ионических островов. Недовольные воспользовались случаем, и обвинение в помешательстве присоединилось к постоянному обвинению в деспотизме, которому подвергались все английские правители, со времени учреждения протекторства. Что же касается до осуществления на деле конституции, до отношений к Сенату и депутатам, лорд Ситон был так же строг и верен своему плану, как и сам сэр Томас Майтланд. И этого образа действия держался он до самого достопримечательного 1848 года.

Теперь приходится нам говорить о той быстрой и глубокой перемене в убеждениях и поступках лорда верховного коммиссара, которая составляет одно из самых поразительных явлений этого критического периода.

Мы имели уже случай выставить читателю на вид ту странную, несбыточную связь, которою соединено было народонаселение семи маленьких островов, страстная, [138] невежественная и суеверная масса, вряд ли способная к либеральной конституции, основанной на выборном начале. Сэр Томас Майтланд, как мы уже заметили, скрадывал недостатки этого общественного устройства, признавая de jure мысль о независимости Ионийцев, но на деле парализируя ее авторитетом британского покровительства. И надо сознаться, что не смотря на ошибки его преемников, старания первого лорда верховного коммиссара упрочили за Ионическими Штатами тридцать лет счастия и благоденствия, которым не могли похвалиться в то время другие страны Европы. Нельзя не заметить тоже, что с самого первого столкновения Ионических островов с Англиею, образовались в новом государстве различные партии с целью оппозиции покровительствующей державе. Среди их, как и везде, были праздные и беспокойные умы, люди с неограниченным своеволием и оскорбленным самолюбием, которые выливали свое недовольство в страшных протестах против угнетения Ионического народа, лишенного почти всех своих прав. Эти смутные, мимоходом прорывавшиеся жалобы выражались с глазу на глаз, в задушевной беседе, и только изредка являлись на суд света в статье какого-нибудь английского или мальтийского журнала. И в это-то время, ослепленный представитель Великобритании на островах вздумал вдруг, без всяких предварительных подготовлений, ввести неограниченную свободу книгопечатания, судопроизводство посредством присяжных и выборных! Проект этот был задуман не на шутку; позволение осуществить его было исторгнуто у недоумевавшего министерства, и человек, так жестоко промахнувшийся не в пользу своего отечества, был пэр Англии, вельможа и тори...

Чтобы яснее понять последствия этой новой конституции, главная мысль которой принадлежала представителю Британии на островах Ионических, надо узнать ее главные положения.

1. Признается свобода книгопечатания, не стесняемая ни одним из тех условий, которые существуют во всех государствах земного шара, даже и в самых отчаянных [139] демократических республиках. — Надо вспомнить, что цензура существует еще в Гибралтаре, и что Веллингтон, по поводу намерения уничтожить цензуру на Мальте, отозвался об этом предмете в следующих выражениях: «Эта глупость похожа на то, если бы кому пришло в голову признать свободу книгопечатания на борте военного корабля».

2. Необходимые условия касательно выборов распространены в такой степени, что число избирателей из 1 500 возросло до 6 000.

3. Система избирательная приложена, в самых широких размерах, к выбору во все возможные общественные должности.

4. Совет, созываемый лордом верховным коммиссаром, отменяется.

5. Сенаторы по прежнему утверждаются начальником всего управления, но каждый член сената, приписанный к каждому из островов, должен быть выбираем исключительно из среды депутатов этого острова. Так что, если местные представители окажутся окончательно враждебными английскому покровительству (обстоятельство, преимущественно относящееся к острову Занту), то — нечего делать — приходилось принять в число представителей исполнительной власти — заклятого врага Англии.

6. Законодательное собрание составляется исключительно из депутатов, выбранных самим народом; в нем не должно быть членов, выбранных исполнительной властью, как то предписывала Конституция 1817 года. — Известно, что эта система господствует в Мальте и ведет к желанным для правительства результатам. Везде, где только народ чужд Англии по языку, религии и нравам, подобное предостережение необходимо, особенно когда дело идет о положении чисто-военном.

7. Областные советы учреждаются на каждом острове, к большому ущербу скорого производства дел и к значительному увеличению расходов.

8. Всякая поверка при выборе муниципальных властей отменяется. Чиновники, заведующие общественными школами, [140] управляющие государственными имуществами и пр., избираются все народом. — Благодаря этой либеральной системе, начальник департамента народного просвещения в Кефалонии заставлял учеников подведомственных ему школ писать под диктант следующие многозначительные изречения:

«Пора всех иноземных тиранов выгнать вон из земли Греческой!».

«Пора соединенными усилиями всех Эллинов прогнать Турок с Греческого материка и Англичан с Семи-Островов!».

Лучшее средство для осуществления таких громадных нововведений состояло в том, чтобы каждую новую меру пригонять к удобнейшей для этого минуте. На деле происходило противное, и все распоряжения лорда верховного коммиссара отличались непоследовательностью и крайней поспешностью. Советы министров английского короля были отвергнуты, и лорд Грей принужден был отказать в одобрении мер, предложенных лордом Ситоном.

Надо заметить, что лорд Ситон предлагал свою новую систему в то самое время, когда действовавшее законодательство доживало свои последние дни, и сам лорд верховный коммиссар должен был сдать свою должность до истечения 1849 года. Страстно желая видеть осуществление своих планов и вместе лишить своего преемника возможности отвергнуть созданную им конституцию, лорд Ситон созвал чрезвычайное законодательное собрание. В этом особенном заседании предложено было расширение контроля собрания на общественные расходы и свобода книгопечатания вместе с учреждением присяжных для обсуживания злоупотреблений по этой части. Разбор закона о выборах отложен был до следующего заседания.

В след за этим, появились везде журналы, наполненные ядовитыми насмешками над Англией и Англичанами. В них отвергалось покровительство Британии, и печатались жаркие воззвания о присоединении Семи-Островов к Греческому королевству. Открылись политические клубы, под [141] многознаменательным именем παν ελληνιον, следовавшие тому же учению. В сентябре 1848 года произошел бунт в Кефалонии, подавление которого не обошлось без значительного пролития греческой крови.

Закон о книгопечатании, хотя и заботился сильно о прекращении насмешек на чиновников, не заключал однако же в составе своем ни одного уголовного учреждения касательно статей, носящих на себе характер измены или открытого восстания. На острове Корфу ходил слух, что лорд Ситон собственноручно вычеркнул предложение своего обер-прокурора, относившееся до заведения новых журналов и для удержания в границах умеренности журналов уже существующих. А между тем, как будто в доказательство недостаточности своих новых учреждений, лорд Ситон велел схватить двоих беспокойных журналистов и сослать их без всякого суда, опираясь на свое полномочие. В то же время, предвидя опасность, которую приходилось ему признать последствием своих собственных распоряжений, он просил о присылке из Англии еще одного полка для подкрепления гарнизонов. Не смотря на все это, он и не думал останавливаться на пути к реформе.

Получивши в первых числах 1849 года извещение, что на место его приедет другой, он, казалось, удвоил свои старания, и с необыкновенным жаром преследовал прежние учреждения, заменяя их новыми. В десять дней, удивленные Ионийцы заметили на своих островах такие политические перемены, каких не видала Англия и в течении десяти поколений. Злые языки, развязанные указом о свободе книгопечатания, старались превзойдти друг друга в саркастических выходках против британского правительства; бесчисленные пасквили на греческом, итальянском и французском языках раздавались безденежно народу и читались во всеобщее услышание в деревнях. Самому лорду Ситону не суждено было избегнуть этих насмешек, и не прошло двух-трех недель после его отъезда, как появились в одном Ионическом журнале следующие строки: [142] «Прежние коммиссары были только примерами английской грубости; а этот проклятый лицемер Ситон оказался образцом грубости и лукавства». Начали обнаруживаться разные заговоры и составляться разные тайные общества. Возмутительные знаки и письма носились по улицам в сопровождении толпы, взывавшей к отмщенью. Словом, одно только присутствие английских войск могло поддержать спокойстие и предохранить республику от обычных ужасов анархии.

В таком положении находились дела на островах, когда новый правитель, сэр Генри Вард (Sir Henry Ward) прибыл в Корфу в июне 1849 года. Этот лорд верховный коммиссар был один из самых либеральных вигов, и назначение его, при настоящих обстоятельствах, было делом весьма благоразумной политики, потому что государственный человек, которому суждено было встретить в правлении самые демократические реформы, поддерживал их до сих пор в теории, как член Нижней Палаты, во время парламентских прений. Первое распоряжение его было весьма основательно: он отложил открытие законодательного собрания в намерении осмотреть лично острова и самому ознакомиться с направлением общественного мнения и с положением вверенной ему администрации.

Вторым делом сэра Варда была амнистия бунтовщикам прошлого года, которые томились по тюрьмам в воздаяние за свои преступления. По поводу этой меры, английские газеты писали, что в глазах восточного человека всякий подвиг милосердия представляется порождением страха. Как бы то ни было, только не успел лорд верховный коммиссар возвратиться в Корфу, как поднялся в Кефалонии новый, более страшный бунт, в рядах которого появилось несколько сот вооруженных Греков, под предводительством освобожденных инсургентов прошлого года. Главными начальниками мятежа были — бандит по ремеслу Влакко и какое-то лицо духовного звания, называвшее себя Отец-грабитель (πάπα ληστής). Эти почтенные люди сулили своим приверженцам большую помощь людьми и [143] деньгами, долженствовавшими скоро прийдти из-за границы; а в ожидании этой помощи, они держались известной системы удостоверения не совсем преданных им людей — грабили села, насиловали женщин, умерщвляли мужчин. Таким образом некто Метакса сожжен бунтовщиками живой, со всем своим семейством. К счастию для острова Кефалонии, в числе властей удержанных лордом Ситоном была власть, предоставленная лорду верховному коммиссару объявлять страну в осадном положении и действовать тогда самостоятельно, не прибегая к посредничеству сената. Благодаря этой непосредственно взятой мере и присутствию отряда из 150 человек, отправленного в Кефалонию для усиления гарнизона, возмущение было подавлено, бунтовщики разогнаны а предводители их схвачены. Сорок четыре бунтовщика приговорены к смерти и два из них казнены. Восемьдесят человек прогнаны скозь строй, по определению военного суда. Вникая в тайный смысл этого рокового происшествия, можно сказать смело, что оно было делом журналов, органов народной партии, которая жаждала изгнания Англичан и присоединения Семи-Островов к королевству Греции.

Ионийский парламент собран был снова в ноябре 1849 года. Сэр Генри Вард открыл заседание речью, в которой он объяснил обстоятельства, побудившие его к принятию таких суровых мер для укрощения мятежа. Целых четыре дни посвящено было на рассмотрение предложенных документов по этому делу, после чего — удивительное дело — собрание единодушно объявило, что все действия лорда верховного коммиссара признает оно необходимыми и справедливыми. Надо заметить, что это был парламент, державшийся старой системы. Подобная же странность оказалась и в поступках архиепископа и нотаблей Кефалонии, которые открыли подписку в пользу лорда верховного коммиссара, утвердить которую он однакож не мог, сообразуясь с колониальными правилами.

Вторичное избрание нового парламента происходило в начале 1850 года, на основании демократического [144] законодательства лорда Ситона. Беспорядков не было, только все прежние депутаты, за исключением четырех, были замещены новыми. С самого открытия заседаний в марте месяце, большинство вновь избранных членов стало во враждебное отношение к британскому протекторству; оно отказалось принять клятву в послушании закону и в верности правам покровительствующей державы. Эта клятва была однакож смягчена лордом верховным коммиссаром — обстоятельство, отнесенное английскими журналами к слабости сэра Генри Варда. Открытой целью радикальной партии было — непосредственное присоединение Семи Островов к Греческому королевству, «желание весьма свойственное Ионийцам», говорят английские журналы, «но которого не след бы было разделять представителю английской королевы на островах».

Не останавливаясь на разных ужасающих явлениях, которыми новое собрание пародировало многоизвестные поступки французского Конвента, скажем только что и в Ионии была Гора (Montagne), были и кафедры (Tribunes), с которых раздраженная чернь объявляла свою волю народным представителям. Во все время заседаний, в течение целых трех месяцев, не было взято ни одной полезной меры, и все предложения правительства отвергнуты были с негодованием. Положение республики становилось крайне гибельно, и сэр Генри Вард решился положить конец заседаниям собрания, отложив их на полгода.

В течение этого полугода, исполнительная власть обратила внимание на финансовые реформы, необходимость которых была так ощутительна после несоразмерных издержек лорда Ситона. Все оклады жалованья были уменьшены, и лорд верховный коммиссар подал первый пример самоотвержения, ограничивши свое жалованье пятью стами ф. ст. (12 500 фр.). Парламент, созванный 2-го декабря, отверг новые попытки сэра Варда к примирению, отказался от всех предложений правительства и значительно сбавил жалованья чиновникам, известным своей преданностью к Англичанам, не пощадивши и самих ионийских прелатов. [145] Наконец, приготовлен был открыто в собрании проект декрета касательно присоединения Семи-Островов к Греции. Вот слова этого уложения:

Декрет представительного собрания.

«Поелику независимость, владычество и национальность каждого народа суть права естественные и непросрочимые.

Поелику жители Семи-Островов, хотя и составляющие неразрывную отрасль Эллинского народа, в настоящее время лишены свободного пользования этими правилами.

Поелику остались тщетными все попытки привести жителей Семи-Островов к владычеству Англии, во имя трактата, который никогда не был признаваем означенными жителями.

Поелику одна часть Эллинского народа, обитающая в освобожденной Греции, приобрела вновь права владычества и национальности.

Во уважение всех этих обстоятельств, первое свободное собрание представителей народа Семи-Островов объявляет:

Что единодушное, твердое и неизменное желание означенного народа — восстановить свою независимость и присоединиться к остальным братиям по крови, т. е к освобожденной Греции.

Объявление сие будет передано, под видом посольства от собрания, покровительствующей державе для сообщения, приличествующим порядком, прочим державам Европы, дабы сии последние могли условиться касательно непосредственных последствий того дела».

Чтобы не дать хода этому объявлению, правительство поспешило обнародовать акт об отсрочке парламентских заседаний.

Акт был прочтен во всеуслышание, а декрет представительного собрания сейчас же появился в печати, разослан по всем островам и перепечатан в английских и других европейских журналах. [146]

Отложенный на время Парламент был распущен Королевой, во имя своей конституционной власти, и лорд верховный коммиссар, объявляя об этом, сказал в своей прокламации:

«Что искреннее желание британского правительства состоит во введении в Ионических Штатах системы благоразумной конституционной свободы, на основание чего он уполномочен объявить будущему Парламенту согласие Ее Королевского Величества на новые изменения, которых потребует Уложение 1817 года».

Измнения, в самом деле, необходимы для того, чтобы открыть путь реформам лорда Ситона. Надо было изменить организацию Сената и местных начальств. Основания эти приняты были некоторыми членами оппозиции, которые обещали свое содействие сэру Генри Варду. В следствие этого соглашения, избиратели созваны были в фервале 1852 года, и большинство почти двух третей новых депутатов высказало открыто свое намерение — поддерживать протекторство Британии. Но едва сенаторы выбраны были народным собранием, множество депутатов перешло на сторону оппозиции. Члены оппозиции, сознавая свои силы, отказались от заседаний, в намерении парализировать собрание. Не было даже возможности получить ответ на предложения, сделанные от имени Королевы Виктории. Лорд верховный коммиссар принужден был опять прибегнуть к распущению Ионийского Парламента. Прокламация, в которой сэр Генри Вард объясняет необходимость этой меры, оканчивается следующими словами:

«С своей стороны, я могу сказать, что истощил все возможные средства, внушенные мне долголетней политической опытностью, для приведения к счастливому исходу этого спора; но правдивые намерения мои отвергнуты были людьми, удовлетворить которых я не мог и которые не намерены были слушать никаких увещаний; не смотря на то, я утешаюсь мыслию, что неудача эта не произошла от недостатка откровенности или умеренности с моей стороны». [147]

Остановимся на этих словах и взглянем на то непокорное состояние духа ионийских жителей, на которое так жалуется нынешний лорд коммиссар.

Возрастающее дробление собственности породило в Ионии новый класс образованной, но неимущей молодежи, которая, не в состоянии будучи сделаться адвокатами, медиками или вообще чиновниками правительства и не находя в родной стране своей ни сухопутного, ни морского войска для развития собственных сил, должна была естественно желать всякой перемены, в надежде, что эта перемена откроет ей новую, блестящую будущность. Из этой-то среды по преимуществу вышли ораторы и писатели, с ожесточением восстававшие против покровительства Великобритании. Не принадлежа к числу подданных Королевы Виктории, ни к подданным Короля Оттона, они не имеют возможности вступить ни в греческую, ни в английскую службу. Вот почему желают они присоединения своей родины к Греческому королевству, в котором найдут они средства для употребления своих способностей и сделаются в полном смысле людьми государственными. Богатые Ионийцы, как кажется, поддерживают сторону английского правительства, опасаясь не найдти безопасности под правлением Греции, но тщательно скрывают от сограждан эти корыстолюбивые помыслы. С другой стороны, простой народ, в особенности на южных островах, возбужденный журналами и демагогами, верит в присоединение к Греции, как в залог новой жизни и общественного благосостояния.

Непоследовательность, по милости которой независимое по имени государство подпало под военное и политическое покровительство сильной державы, естественно должно было вызвать законный протест со стороны народа, находящегося под такой опекой. Сэр Томас Майтланд пытался вывести Ионию из этого ложного положения и заменить его — прямой, непосредственной зависимостью от английского правительства. Но последние происшествия, последний адрес Ионийского Собрания показывают ясно, что не удалось Англичанам истребить на Семи-Островах дух [148] независимости и народности. Главным виновником этой оплошности английские журналы выставляют лорда Ситона, не обращая внимания на другие более важные причины этого законного восстания Ионийских Греков. Они как будто не видят бедственного положения независимой республики, в которой лорд коммиссар имеет полную и безотчетную власть, созывает и распускает Парламент, утверждает и отставляет сенаторов, издает законы и вешает подозрительных людей по своему произволу! Они, напротив, стараются выказать при всяком удобном случае ту полную, неограниченную свободу, которою пользуются Ионийские острова под их покровительством. И в самом деле, распоряжение финансами находится в руках Ионийского парламента, только — из 160 т. ф. ст. годового дохода, вычитается ежегодно 40 т ф. ст. на содержание английского войска и жалованье лорду коммиссару и прочим чиновникам английского правительства. По милости этой суммы, Ионийцы наслаждаются полной внешней и внутренней безопасностью — под охранением штыков английского гарнизона, который на одном Корфу превышает 3½ тысячи человек ⁷. В мореплавании и торговле считаются Ионийцы под защитою флага и дипломатических агентов Великобритании, только торговля эта, некогда столь славная, особенно в Кефалонии, ограничивается ⅓ движения судоходства (66 т. тонн). Но главным доказательством благосостояния Ионических Штатов выставляют Англичане заботливую щедрость своего правительства, которое с 1809 по 1852 год потратило более 5 миллионов ф. ст. (125 мил. франков) на государство, состоящее всего из 220 000 душ. Вот уж подлинно измерение народного благосостояния, вполне достойное бескорыстных Британцев!

В 1852 году почти все английские журналы наполнены были статьями о современной и будущей судьбе Ионических Штатов. Приведенные наконец к горькому сознанию, что издержки, употребляемые английским правительством на [149] содержание Ионии, не приносят ему никаких существенных барышей, что пресловутое протекторство Британии открыто отвергается большинством жителей республики, — английские парламенты старались придумать различные исходы из этого невыгодного положения. Дело шло об удержании под непосредственным владычеством только двух островов: Корфу и Паксоса, и о присоединении прочих островов к Греции, вместе с которой вступили бы они под общее покровительство России, Франции и Англии. Расстаться с Корфу было бы крайне прискорбно для Англии; Корфу есть ключ к Адриатическому морю; он составляет важный пункт в торговом и военном отношении, как складочное место оружия и главное место стоянки военных кораблей наибольших размеров; он также необходим для безопасного сообщения с Индией через Триест, как необходима Мальта по пути на Марсель.

Таковы были намерения британского правительства, когда Ионийский парламент, распущенный в марте 1852 года, созван был снова в августе, уже пополненный новыми выборами. Большинство предложило отправить адрес на имя королевы, и опираясь на началах греческой народности, признавало только временным существующее протекторство Великобритании; не смотря на это, то же самое большинство изъявило готовность помогать существующему правительству во всех его благодетельных намерениях, в ожидании осуществления своих патриотических надежд. Этому смягчению народного чувства способствовало много одно повидимому незначительное обстоятельство. Прежнее здание законодательного собрания сгорело во время последних заседаний; в нем помещалось слишком полторы тысячи зрителей, которые всегда готовы были поддержать оратора, шедшего на перекор английским интересам. В новом здании помещалось не более двух сот слушателей, которых не трудно было заставить молчать с горстию английских солдат. Отсюда и значительная перемена в самом духе парламентских прений. Англичане обрадовались этому счастливому обороту дел, но не надолго. Собрание безусловно [150] отвергло все меры, предложенные сэром Генри Вардом, в следствие чего и распущено оно лордом коммиссаром 15 сентября, впредь на полтора года…

На этом событии прерываются известия английских журналов, на основании которых составлен предлагаемый очерк судьбы Ионийских Греков в нынешнем столетии. Будущее в руках Божиих; настоящее совершается открыто, пред лицом всего света. Современные события разоблачили сокровенные мысли Британцев, и все политические и международные отношения их пора назвать настоящими именами. Англия поработила и разорила республику Ионическую. Коварный и безбожный обман скрывался под громкими обещаниями конституции 1817 года. И Бог наказал слепотою горделивого Британца. Суровое владычество Англии, об утверждении которого целые семь лет хлопотал умный и верный своей эгоистической цели сэр Томас Майтланд, разлетелось в прах в правление лорда Ситона, пэра Англии знатного вельможи и тори, — и с тех пор напрасно заботятся Англичане о поддержании своего владычества на Семи-Островах, напрасно посылают войска из Ионии для подавления православного восстания в Албании, напрасно высылают свои корабли в Балтийское или в Черное море! Проклятие английскому деспотизму гремит в каждой букве каждого Ионического журнала и быстро пролетает по всему Леванту; этому проклятию вторят жители Афин, Смирны и самого Константинополя, великого града, тоскующего о Христе, и ко вратам которого не допустит Господь нечестивых людей, торгующих благом своих собратий по вере...

Н. Ш-ий.

Апреля 11, 1854.

Комментарии

1. Из Revue Britanique, Janvier 1853, на основании статей, помещенных в Frazer’s Magazine и в Quarterly Review. Ред.

2. Население Ионических островов в 1844:

Корфу — 64 676.
Паксос — 5 017.
Св. Мавры — 18 676.
Кефалония — 69 984.
Итака — 10 821.
Зант — 38 929.
Чериго — 11 694.
Итого — 219 797.

В 1851 году оно возросло до 230 000 жителей; в 1817 было 175 000 душ.

3. См. Daru. Histoire de Venise, XXXIX. 17.

4. Ibidem. XXXIX. 14.

5. Редакция Revue Britanique утверждает, что «Корфу был осаждаем в продолжение четырех месяцев более чем 20 000 челов. и эскадрой из многих военных кораблей. Гарнизон же его состоял в начал осады из 1 800 человек и дошел во время капитуляции до 800 человек, совершенно лишенных съестных припасов». Смеем уверить почтенного редактора этого журнала, что генерал Шабо сдал Корфу с правом возвратиться во Францию с гарнизоном, состоявшем из 2 931 человека, но не служить против России и ее союзников год и восемь месяцев. Капитуляция Корфу, помещенная в Précis des oper. de la div. du Levant par Bellaire, p. 339-344, приведена y Милютина в Истории Войны 1799. T. I. Часть первая, Глава VIII.

6. Во время войны на Полуострове, при Ватерлоо и особенно при усмирении бунта в Канаде.

7. Английский гарнизон на острове состоит из 5 батальонов пехоты, трех рот артиллерии и роты саперов.