ДАВЫДОВ Д. В.

ПИСЬМО К ВАЛЬТЕР СКОТТУ 1

(Я был некоторое время в переписке с Сир Вальтер Скоттом. Это письмо написано за несколько часов до получения известия о его кончине, и потому осталось в моем портфеле. Я не имел намерения переводить на русской язык [96] и издавать его в свет, еслиб не узнал о переводе на русский же язык книги, на погрешности которой я здесь указываю. Так как замечания мои не могут уже быть полезными сочинителю, то да охранят они, по крайней мере, соотечественников моих от заблуждения, в которое невольно ввергнут был этот знаменитый писатель ложными документами, доставленными ему от людей пристрастных).

Милостивый Государь!

Последнее письмо ваше я имел честь получит вскоре после бесценного подарка, вами мне присланного 2, за который я не успел еще благодарить вас по случаю независящих от меня обстоятельств 3. Я давно желал иметь портрет человека, так много мною уважаемого и так победительно увлекающего внимание и удивление света. Желание мое удовлетворено особенной вашею ко мне благосклонностию, простирающеюся до сочетания бесславного моего имени с вашим знаменитым именем 4.

Рад очень, Милостивый Государь, что гравированный портрет мой давно уже находится в вашем кабинете оружий, столь, как я слышу, [97] тщательно вами собираемых. Это спасает меня от неприличия отдарить вас изображением черт моей малозначущей особы и вместе с тем, представляет мне случай просить вас о принятии от меня курдской пики и персидского кинжала, отбитых отрядом, бывшим под моей командою, в легкой сшибке его с персидским корпусом войск не далеко от Эривани, и черкезский лук с колчаном полным стрел, который удалось мне приобрести в проезд мой чрез Кавказскую линию. Все это отправлено к вам чрез английское посольство.

Вы желаете иметь замечания мои о войне 1812 года, описанной вами, Милостивый Государь, в Истории жизни Наполеона. Я не без робости повинуюсь вашей воле, ибо заранее должен вам признаться, что их будет не малое число, потому что документы, служившие вам для составления описания этой войны, были, повидимому, доставлены вам людьми мало основательными и подвластными пристрастию, которое неминуемо должно было, на перекор любви вашей к истине, отозваться и в той части сочинения вашего, где идет речь о России. Простите моей солдатской откровенности, но я не достоин был бы благосклонного внимания вашего, еслиб осмелился платить вам за него лицемерием, вовсе мне несвойственным и преступным молчанием, при вашем невольно-ошибочном описании [98] некоторых деяний войск наших и того полководца, которого глубокими соображениями спасено мое отечество и которого имя для нас Русских и драгоценно и священно.

Приступаю к замечаниям:

Вы говорите, глава VII стр. 246 5.

«Турки защищались лучше, чем от них этого ожидали, и хотя в начале кампании судьба не благоприятствовала их оружию, однако великий визирь одержал наконец победу под Рущуком, или по крайней мере, до того расстроил армию российского генерала, что принудил его снять осаду этой крепости. Но победа не долго озаряла знамена победителей. Вскоре Россияне аттаковали турецкий укрепленный лагерь, взяли его приступом и истребили до основания армию, его защищавшую.»

Вот как было дело по истине:

Армия наша под предводительством Кутузова занимала позицию пред рущукской крепостью, которая еще 15 сентября предъидущего года сдалася предшественнику Кутузова гр. Каменскому и уже с того времени нам принадлежала.

Великий визирь, пришедший из Турлака в укрепленный лагерь между Пизанцами и [99] Кадькью, решился пользоваться превосходством числительных сил своей армии и аттаковать Кутузова. 22 июня (ст. м.), рано по утру, вся армия его двинулась на нашу — и бой завязался. Турецкая армия состояла из 60 тысяч, русская едва имела 20 тысяч человек, включая в это число и казаков. Кутузов разделил пехоту свою на девять кареев, построив их в две линии шахматным порядком. Третию линию составляла кавалерия.

Великий визирь направил пехотные толпы и артиллерию спою на середину русской армии для отвлечения внимания Кутузова от главных пунктов аттаки, и в тоже время яростно напал всею конницею своею на оба фланга наши. Покушения конницы левого фланга его постоянно были отбиваемы; но конница, составлявшая его правый фланг, прорвалась между кареев, опрокинула левую оконечность пашей кавалерии и, обскакав весь левый фланг наш, бурно разлилась но всему пространству виноградных садов, находившихся между нашею армиею и крепостию. Минута была решительная. Кутузов приказал всей кавалерии правого своего фланга обратиться в лево и на подпору ей выдвинув одно из пехотных кареев второй линии, устремил всю эту громаду на турецкую конницу, уже гарцующую под стенами крепости. Натиск был дружный, очертя голову и, следственно, удачный. Турки не устояли и отхлынули к главным силам своей [100] армии, которая, после тщетных усилий, продолжавшихся пять часов сряду, принуждена была начать отступление. Кутузов преследовал ее всею своею армиею десять верст за поле битвы. Великий визирь вступил в свой укрепленный лагерь при Кадькью и Пизанцами. Кутузов к вечеру обратно привел войска свои в лагерь, занимаемый им прежде сражения. Где же тут победа турецкой армии над русскою?

«Продолжаю:

Армия наша не снимала осады Рущука, ибо вы видели, что Рущук уже был в наших руках с 15 сентября предъидущего года. При всем том Кутузов, не взирая на отпор, сделанный им визирю, находился в крайнем затруднении, по случаю выступивших уже в Россию пяти дивизий из девяти, составлявших его армию. Уже был 1811 год. Дело шло не о завоеваниях, а о собственном бытии. Войска нужны были для защиты самой России, угрожаемой Наполеоном, с которым сношения Двора нашего становились более и более неприязненными. Свежим опытом доказана была безопасность армии нашей при схватке, грудь с грудью, с турецкою армиею, — но великий визирь, опираясь на числительное превосходство сил своих в сравнении с силами Кутузова, мог без сражения принудить его оставить правый [101] берег Дуная. Ему стоило только, занимая ежедневно армию нашу некоторою частию своих войск, двинуться главными силами или к стороне Туртукая, или Силистрии, перейти Дунай и явиться в Валахии на сообщениях Кутузова с Россиею. Тогда поздно было бы прибегать к противодействию предупреждением турецких войск в занятии Валахии. Но при переходе в область эту всей нашей армии, надлежало решить вопрос весьма важный: оставить ли крепость за собою, или пожертвовать ею? Соображаясь с чрезвычайною обширностию этой крепости, Кутузову неминуемо следовало бы снабдить ее, по крайней мере, двадцатью баталионами пехоты и артиллериею, соразмерною с этим числом войск и объемом крепостного вала. Таковый огромный отряд, при уменьшении уже армии пятью дивизиями, выступившими в Россию, совершенно ослабил и лишил бы ее последней надежды на успех в борьбе с сильнейшим неприятелем на самой важнейшей части театра военных действий. Рассуждение это решило Кутузова пожертвовать Рущуком, переселить жителей в Валахию, подорвать важнейшие части крепости, предать пламени строения, служащие для складки запасов, перейти на левый берег Дуная и, сняв мост, соединяющий оба берега этой реки, ограничить действие свое защитою Валахии. [102]

Спустя пять дней после сражения, (т. е. в ночь с 27 на 28 июня) армия наша, состоявшая из 26 баталионов пехоты и 35 эскадронов кавалерии, перешла Дунай и расположилась против Кашорского острова между крепостию Журжею, занятою нашим гарнизоном и селением Слободзеею, отстоящим в несколько верстах от Журжи. 28 утром Турки заняли обрушенный и пустой Рущук и осыпали лагерем своим высоты справа и слева города.

В ночь с 27 на 28-е июня великий визирь предпринял переправу, в 5 верстах выше Рущука, на низменность, лежащую под выстрелами его баттарей, устроенных на возвышениях правого берега. Войска наши в начале противились высадке неприятеля на берег, но вскоре, по приказанию Кутузова, прекратили сопротивление. Тогда Кутузов решился обложить Турецкие силы, перешедшие на левый берег и занявшиеся укреплением своего лагеря. Он остановил две дивизии, 9-ю и 15-ю, посланные в Россию, и часть их притянул к главным силам; тоже сделал и с некоторыми отрядами, наблюдавшими неприятеля вдоль Дуная, что возвысило числительную силу главной массы его армии до 50 баталионов и 40 эскадронов.

Великий визирь, пользуясь удачею и удостоверяй в твердой оседлости переправившихся войск за реку, усилил их мало по малу всею почти [103] армиею, оставя на противном берегу только несколько баттареи и малозначительный корпус войск. Наконец и сам он своею особою прибыл на левый берег, в намерении расширить более и более круг наступательных своих действий.

С своей стороны Кутузов спешил предупредить покушение визиря устроением блокадной линии. Он составил ее из десяти редутов, построенных полукружием и примкнул оба фланга ее к Дунаю, выше и ниже турецкого лагеря.

Я сказал, что великий визирь, переправя главные силы свои за Дунай и переправясь своею особою вслед за ними, оставил малозначительный корпус на левом берегу реки.

В глаза бросилась польза разбития этого корпуса и упрочения победы твердою оседлостию войск наших на самом том месте, которое занимал этот корпус. Тогда турецкая армия должна была вовсе лишиться сообщения своего не только с внутренностию Империи, но даже и с левым берегом Дуная и следственно со всеми источниками ее средств и пособий. Сверх того она подвергалась губительным выстрелам артиллерии нашей с высот, господствующих над пологостию берега, занимаемого визирем. Кутузов воспользовался этим обстоятельством с чудесною, с гениальною ловкостию. [104]

30-го сентября генерал Марков с 18 баталионами, 10 эскадронами и 2 казачьими полками (всего 9000 человек) двинулся к селению Петрушанам, и 1-го октября подошел к месту, назначенному ему Кутузовым для переправы в двадцати верстах выше Рущука, Вечером весь его корпус был уже на правом берегу, а к полуночи в 5 верстах от неприятельского корпуса. 2-го октября Марков аттаковал, разбил его, взял 8 орудий и 400 человек в плен и расположился против самого тыла визиря, заняв артиллериею своею все окопы, под прикрытием которых совершилась переправа турецкой армии 28 июля. Для довершения ее гибели, Кутузов единовременно с нападением Маркова, подвинул оба отделения флотилии нашей, плававшей по Дунаю; 1-е отделение от Турнова пустилось ближе к турецкому лагерю, 2-е от Силистрии поднялось по этой реке к крепости Журжи, нам принадлежавшей.

Безнадежное положение турецкой армии было следствием глубоких соображений Кутузова и успеха от них проистекшего. Лишенная подвозов с пищею, армию эта подверглась всем родам недостатков. Голод свирепствовал и войска гибли сотнями ежедневно.

Угрожаемый неминуемой личной гибелью, великий визирь в ночи от 2 на 3-е ноября отбыл особою своею в Рущук на рыбачей [105] лодке 6. Тайно приказано было не препятствовать его бегству, ибо Кутузов знал, что по обычаю турецкой империи все сношения, переговоры и обещания великого визиря, окруженного неприятелем, нейдут в дело; к тому же этот великий визирь весьма склонен был к миру и присутствием своим в Диване мог ускорить прекращение войны для нас, по обстоятельствам, столь безвременной и неуместной.

Наконец, 26 ноября, турецкое войско, состоявшее из 6000 человек, способных к бою, и 2000 больных, — жалкий остаток столь огромной армии! — положило оружие. 56 орудий достались победителям и немедленно перевезены были в Журжу. Тем заключились покушения великого визиря на Кутузова и война с турецкою империею, продолжавшаяся шесть лет сряду.

Из этого краткого изложения борьбы нашей с Турками в 1811 году, — изложения, основанного на сущей истине, вы легко усмотрите, милостивый государь, разность, существующую между вашим описанием этого происшествия с самим происшествием, и при взгляде на него с настоящей точки зрения, конечно отдадите [106] справедливость подвигу, не уступающему ни единому из великих подвигов величайших полководцев, прославленных военными летописями, нам известными. Без сомнения, в нем нет отпечатка тех мгновенных и бурных порывов гения более блистательных и потому более действующих на воображение людей, чем подвиги, хладнокровно обдуманные и с меньшим шумом исполненные; но и таковые подвиги, кажется мне, не без достоинства. Сверх того происшествие это замечательно и по другому отношению: не видим ли уже мы в нем того нового Фабия, который ровно год после и почти тем же средством отстоял новый Рим против нового Аннибала?

(Дальнейшее повествование опущено как выходящее за рамки сайта - Thietmar. 2017)


Комментарии

1. Читатели в этом письме найдут важные пояснительные замечания о великой эпохе 12-го года. Знаменитый воин писатель передает их со всею достоверностию очевидца и с обыкновенною занимательностию своего искусного и живого пера. В одной из предъидущих книжек нашего журнала мы поместили часть его любопытного Дневника, который, равно как и прилагаемая ныне статья, извлечены из оставшихся после него бумаг.

2. Портрета его.

3. Пребывания моего в действующих войсках во время войны с Персиею в 1826 году.

4. Подписью собственной его рукою под портретом: Walter-Scott for Denis-Dovidoff.

5. Vie de Napoleon Buonoparte, par sir Walter-Scott. Paris, imprimerie de Casson. 1827.

6. Через год и несколько дней после бегства визиря от Кутузова в рыбачей лодке, другой полководец — и какой полководец! — бежал от того же Кутузова в санях, оставя армию свою в положении не менее бедственном турецкой.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо к Вальтеру Скотту // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 27. № 105. 1840

© текст - Давыдов Д. В. 1840
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1840