О Вгаабисах

АЛФЕРОВ Н. А.

Два письма Руского путешественника.

(Николая Федоровича Алферова, о котором сказано в № 7 Вестника нынешнего года)

Афины, 1806 года. Случаи писать из Афин чрезвычайно редки, милостивый Государь В. Н.; и потому до сего времени я не успел ничего сказать вам о моем пребывании здесь и моих занятиях. Из великого множества храмов и памятников Афинских теперь почти ничего не осталось; существуют только развалины храма Минервы, храма Эрехтеева и храм Тезеев, переименованный [124] в церковь Христианскую: под покровительством Святого Георгия он лучше всех сбережен, хотя превосходные барельефы его пострадали чрезвычайно много. Сии три остатка древности без сомнения превосходнейшие из всех тех, которые нам известны; я уверен, что искуство и дарования человеческие ничего совершеннее их произвести не могут. Храм Минервы, как великолепнейшее здание во всей Аттике, украшен был многими обширными барельефами; фронтоны же его, вместо барельефов, уставлены были множеством колосальных статуй, изваянных под руководством знаменитого Фидия. Во время осады Афин Венецианами, храм сей обращен в плачевные развалины. Турки, при возобновлении крепостных стен, предпочтительно перед прочими мраморами пережигали на известь куски барельефов, метопов и статуй; некоторые же из уцелевших от сего разрушения недавно перевезены в Англию Милордом Ельгеном; а теперь в главном фронтоне остались только две фигуры без голов. Работа храма сего удивительна: не взирая на множество веков, на множество сильных землетрясений, наипаче на ужаснейшее потрясение от [125] возгоревшегося внутри храма пороху, многие камни в основании и теперь еще так искусно соединены, что никаким образом неприметна черта их разделяющая. Диаметр превосходных Дорических колонн храма сего имеет два аршина десять вершков; высота же колонн пять с половиною диаметров: ничто не может быть совершеннее их размера. Я не помню Стуартовых чертежей; многие из здешних моих знакомцев уверяли меня, что высота колонн у Стуарта шесть диаметров ровно; но как бы то ни было, я решился, соревнуя Стуарту, сделать мои чертежи со всею возможною верностию и практическим раздроблением всех частей, составляющих сии три превосходнейшие памятника вкуса и дарований древних Греков, предполагая, что сей малый труд мой будет полезен в моем отечестве. С сею единственною мыслью, одушевляющею страсть мою к Художествам, без дальних вспомогательных средств, я произвожу в действие теперешние мои предприятия; и естьли бы я уверен был в каком нибудь пособии со стороны Правительства нашего, то препроводил бы к вам нечто из моих в сем роде опытов, не для тщеславия пустого, но чтобы получить нужную для сего помочь: ибо я никак [126] не в состоянии иметь из моего содержания людей, для сего необходимых; я жертвую для сего всем, что только остается от моего пропитания; и естьли бы оно было достаточно, то никогда бы я роптать на сие не осмелился.

Н. А.

Корфу, 1807 года. Третьего дня получены здесь неприятные известия: здешние войска наши долженствуют выйти отсюда; не известно только, куда и какою дорогою; утверждают притом, что Ионическая Республика превращается ныне в провинцию Французскую; некоторые из Республиканцев, и в особенности чернь, привязанные к Руским, чрезвычайно тужат о сей перемене. Аглинские купеческие суда, находившиеся в здешнем порте, вчерашнего числа все вышли; Министр Английской также приготовился в путь; многие уверяют, что он не замедлит возвратиться в Мальту. Остров здешний ожидает с одной стороны сильного Французского гарнизона, а с другой блокады от Англичан. - Недавно пред сим прибыл в Корфу из Тенедоса пленный Турецкий Адмирал с Капитаном корабля и некоторыми из его свиты людьми; ежедневно ожидаем мы сюда и пленного [127] корабля Турецкого, которой остался для починки в Тенедосе. - С Французами мир, с Турками перемирие: вот все наши новости.

Здешний Министр наш отправляет курьера в Петербург; я спешу воспользоваться сим случаем, дабы известить вас, почтеннейший благодетель мой, что я еще жив; испытываю терпение, и совершенно отчаяваюсь в исполнении предприятий моих. Взгляните, ради Бога, на участь вашего странника! дайте мне какой нибудь совет! Естьли уже ничего более желать мне не остается, то не лишите меня благодетельного средства возвратиться в любезную отчизну мою, и успокоиться от трудов, терпенья и предприятий, может быть, бесполезных.

Я никак не могу истребить равнодушно из моего воображения Афинских развалин, коих божественным вкусом и удивительными красотами столь много пленен я, что охотно бы согласился пожертвовать всем, естьли бы жертвы мои могли доставить мне верные способы для исполнения моих предприятий. Я решился-было предложить мои услуги, труды и терпение Милорду Ельгину, с таковым намерением, чтобы достигнуть мне моей цели; без [128] сомнения предложение мое было бы принято, потому что я сам наперед был удостоен оным от поверенного Милорда Ельгина, превосходного Пейзажиста Гна. Лузьери, в то самое время, как оставался в Афинах без денег, и следовательно без способов продолжать мои предприятия; но по нещастию, политические обстоятельства нас разлучили.

Я написал к вам множество писем; мое странствование и мои приключения должны быть вам известны. В одном из них я обещал вам доставить, для исходатайствования мне каких-нибудь надежнейших способов, нечто из моих Афинских упражнений, предполагая тогда, что для упражнений моих могу я исходатайствовать себе какой-либо удобной уголок; но сие было невозможно: квартиры здесь чрезвычайно дороги; жалованье мое так мало, что я никак не в состоянии иметь сей выгоды; упражнения же мои и предприятия никого не занимают и не трогают здесь; может быть и Север сделался теперь для них холоднее.

Простите, что пишу так нескладно; спешу чрезвычайно; боюсь пропустить случай. Простите. С совершенным почтением, и проч.

Н. А.

Текст воспроизведен по изданию: Два письма Руского путешественника // Вестник Европы, Часть 39. № 11. 1808