ТАТАРИНОВ В. В.

ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ ЖИЗНИ НА О-ВЕ ЯВА

Голландские Колонии.

Много встречается нового путешественнику во время кругосветного плавания, но ничто так не поражает его своею прелестию, силой и размерами, как природа, царствующая на острове Ява.

Здесь, не один природоисследователь останавливается над поверкою тех познаний, на приобретение которых он посвятил много лет своей жизни и которые, при входе в этот сад, оказываются слабыми и очень неполными.

Для путешественников, огибающих мыс Доброй Надежды, посещение Явы, есть единственная отрадная, утешительная мечта, вознаграждающая за все претерпеваемые лишения.

Простясь с Индейском океаном, входя в Зондский пролив и придерживаясь правой его стороны, встречаете зеленой бугорок — это о-в Принца, который, своею прелестию, знакомит вас с главным островом, с группе которого он принадлежит. Наш глаз, не уставая, смотрит вдаль и тем все более и более усиливается первое приятное впечатление; находясь в тревожном ожидании скорее придти на рейд и вознаградить себя за перенесенные лишения, бросаете якорь на открытом пространстве, а не в закрытой бухте, как обыкновенно бывает почти во всех портах; и это открытое пространство есть рейд главного коммерческого города в восточной голландской Индии на о-в Ява.

Батавия, столица голландских колоний в восточной Индии, построена при р. Tjiliwong, на развалинах древнего яванского города Sunda-Calapa, занятого голландцами в 1620 г., при чем город был разрушен и сожжен. Батавия со времени своего [174] основания четыре раза возрождалась; после каждого разрушения, происходившего во время возмущении яванцев, сопровождавшегося поджогами разных частей города, здания возобновлялись на местах указанных колониальным советом, вырывались каналы по разным направлениям на более низменных местах, и тем мало по малу уничтожался вред, происходивший от испарения нечистот под лучами тропического солнца. Заражение воздуха было так сильно, что правительство вынуждено было перевести казармы и все военные учреждения из города в более возвышенные места, где при заблаговременном приготовлении места для постройки казарм, было оставлено необходимое количество дерев, которые бы своими развесистыми ветвями защищали стены зданий от палящих лучей солнца (Сведения эти взяты из летописей восточной Индии, составленных по официальным донесениям Герляхом (офицер голландской артиллерии).).

Берег батавского рейда, по своей отлогости, болотистому грунту и совершенно открытому положению (Как и весь северный берег о-ва Явы.), не дозволил устроить городской пристани прямо на берегу, а для этого выведен канал, длиною в две мили, служащий продолжением одного из рукавов р. Tjiliwong, впадающей в Яванское море; этот самый канал послужил предметом тех приятных впечатлений, которые так живо и с таким поэтическим чувством передал А. П. Перелешин (М. Сб. 1867 г. №№ 11 и 12.). Автор статьи «Записки суперкарга» был, можно сказать, первый русский путешественник, обстоятельства которого сложились так, что, не будучи обременен обязательными занятиями, он прожил долго на Яве и постиг комфорт, которым пользуются голландцы в своей Индии. У здания мало таможни есть пристань для выхода на берег, около которой всегда встретите экипажи, готовые отвести вас куда угодно; в этом месте начало древнего города, который назывался Buiten-Neuw-poort-Stroot, а теперь Batavia. Сам город не велик, здания приспособлены под оптовые склады, конторы, мастерские и магазины, так что европейцы посещают город только по [175] делам, а живут в окрестностях города, а потому настоящими жителями города Buiten или Батавии, можно считать малайцев, китайцев, арабов и других бронзокожих. Следующая часть города, которая расположена вслед за Buiten, состоит из зданий, окруженных садами различных величин, тянется на 5 верст и называется Rijswijk; место ото застроено гостинницами, имеет магазины и замечательные строения; здесь дворец генерал-губернатора колоний и гражданский клуб Harmonia. Далее следует Weltevreden (военное предместье); здесь встречаете большое поле Waterloo-plein с памятником ватерлооской битвы. С одной стороны этого поля построен королевский дворец; здание это поражает своею громадностью и резко отличается архитектурою от всех прочих зданий этой части города; но так как дворец не выполнял своего назначения, то в этом здании поместили колониальный департамент; некоторые залы его украшены портретами управителей Голландии и генерал-губернаторов восточной Индии со времени первого генерал-губернатора Jan-Pieters-Zoon Коеп, с 1618 года и до сменившегося в 1866 году Baron van Sloet’а; рядом с этим зданием, красуется военный клуб Concordia; другие стороны Walerloo-plein застроены длинными одноэтажными зданиями для офицерских квартир, за которыми следует военный госпиталь и казармы, в соседстве которых лежит другое поле Konings-plein (королевское), окруженное очень красивыми зданиями, широко раздвинутыми одно от другого. За Weltevreden, по дороге в Бетензорг, следует на протяжении 7 верст часть города, называемая Maester-Cornelis; строения этой части более изящной архитектуры, здесь замечательны: ботанико-зоологический сад, который, по своему недавнему основанию, конечно не может быть сравнен ни с одним подобного рода учреждением в Европе, да и цель его основания есть ничто иное, как подражание холодным странам Европы, потому что сам о-в Ява есть ботанико-зоологический сад, в полном смысле этого слова; дворец яванского князя Раден-Сале, замечательный по своей архитектуре; князь Раден-Сале образованный яванец, долго путешествовал по Европе, владеет [176] двумя, тремя европейскими языками, во время путешествия занимался изящными искуствами, архитектурою и скульптурою и по приезде на Яву, построил себе дворец, по собственному плану и замечательно, что ни одна европейская рука не участвовала в его постройке. Вся скульптурная работа, как во дворце, так и в саду, исполнена князем собственноручно; много картин, украшающих стены им же написаны. Упомянутые три части: Rijswijk, Weltevreden и Maester-Cornelis, составляют окрестности города Батавии.

Представив в возможной подробности расположение Батавии и ее окрестностей, я не берусь описывать всех приятных впечатлений, испытанных мною при первом съезде на берег Явы; не могу сравнить ни с чем того питательно влажного воздуха, который охватил меня; скажу только, что в Записках суперкарга (Морск. Сборн. 1867 г. № 12), впечатления путешественника европейца так живо переданы, что читая строки автора, при несколько сильном воображении, легко перенестись в Батавию в Marine Hotel, в этот волшебный мир и приют моряков-путешественников; при чтении Записок суперкарга, так живо рисуется содержатель гостинницы внимательный, предупредительный и обязательный француз Bonnet; задняя терраса гостинницы, прекрасно освещенная, с декорированным явствами столом, готовым принять разноплеменным посетителей, около которых хлопочет целое войско бронзокожей прислуги.

Вот чем окупается переход Индейским океаном. Но опять к делу. О-в Ява самый значительный из островов Индейского Архипелага и, вместе с тем, центр политики и господства голландцев в восточном Индейском Архипелаге, простирается между 103°-112° 10' O долготы и 6°-9° S широты, омывается водами Индейского и Яванского, морей, проливами Зондским и Бали, имеет поверхность в 2313 кв. географ. миль.

De Jancigny говорит в своих интересных записках о восточной голландской Индии, что если взять поверхность о-ва Явы за единицу, то поверхность Великобритании выразится — 1,61; Нипон — самый большой из островов Японии — 1,72, [177] а если сравнить народонаселение этих островов, то после Великобритании и Нипона, о-в Ява — больший и более населенный остров в свете.

О-в Ява, как в сухопутном, так и в морском отношении, разделяется на три военных округа: 1) Батавия, 2) Самаранг, и 3) Сурабайя.

1) Батавия — есть местопребывание начальников сухопутных и морских сил. Начальник голландских морских сил в чине контр-адмирала или вице-адмирала, флаг его поднят на станционном фрегате, стоящем на батавском рейде; командир фрегата — всегда в чине старшего командора, для того, чтобы в случае продолжительной болезни или смерти адмирала, он мог вступить в управление морскими силами, впредь до особого распоряжения из Амстердама. Адмирал со своим штабом живет на берегу; все распоряжения по морской части производятся чрез морской департамент; члены департамента служащие морские офицеры. Морской департамент подразделяется на три конторы: a) распорядительную — ею заведует начальник штаба с помощником-адъютантом адмирала; b) хозяйственную — начальник капитан-лейтенант или лейтенант 1 класса, с помощником-лейтенантом 2 класса и c) гидрографическую — начальник капитан-лейтенант или лейтенант 1 кл., с помощником-лейтенантом 1 или 2 класса; все эти лица получают содержание не по чину, а по месту ими занимаемому, так, напр., начальники контор получают ежемесячно от 600 до 700 гульденов (около 300-350 р. с.), а помощники по 500 гульд. в месяц (около 250 р. с.). При таком ограниченном числе членов морского департамента в голландской Индии и при добросовестном исполнении ими обязанностей, можно утвердительно сказать, что остановки в производстве дел не бывает.

Адмирал, как начальник главных голландских морских сил, званием выше флагмана и по своему высокому положению в Индии, он в то же время член колониального совета восточной Индии.

Морские силы голландцев в Индии простираются до 40 [178] военных судов; флот этот составляют: колесные пароходы, клипера, шкуны, корветы (более 2000 тонн водоизмещения); все суда находятся в непосредственном распоряжении станционного адмирала. Кроме военных судов, торговое общество имеет свой собственный флот, который, кроме своих занятий принимает участие в перевозке произведений других островов в главные правительственные склады, откуда продукты идут в продажу; так как торговый флот по своим занятиям тесно связан с интересами правительства, то последнее, в попечительных видах, назначает одного из морских офицеров начальником коммерческого флота с содержанием по 800 гульд. в месяц; офицер этот переходит тогда в состав штата колоний, подчиняясь, однако, морскому начальству.

Теперь не лишнее будет сказать несколько слов о личном составе голландского флота.

Голландия, по своему территориальному положению и народонаселению, принадлежит к числу морских государств; штат офицеров флота весьма ограничен; не говоря о высших чинах, которых не должно быть много потому, что флот не имеет подразделений на дивизии и никогда не плавает соединенно, обер-офицеров по штату полагается: лейтенантов 1 класса 120 чел., лейтенантов 2 кл. 150 чел., так что гардемарины, выдержавшие экзамен на офицерские чины, за неимением вакансий, пробивают в прежнем звании до 2-х лет, исполняя офицерские обязанности, но не получая офицерского содержания; звание командира судна не дает нрава на штаб-офицерский чин, а потому половина голландских военных судов, плавающих в океанах, состоят под командою лейтенантов 1-го класса; производство в чинах идет очень медленно, так напр. до чина капитан-лейтенанта нужно прослужить лейтенантом 20 лет.

Главная морская сила голландцев держится в Индии; срок плавания судна в индейских водах и на востоке положен до 4-х лет, по истечении которого судно отправляется в Европу для осмотра, а служащие — в виде отпуска; этим случаем пользуются для отправления в Европу офицеров, [179] имеющих уважительные причины к отпуску, как н. п. расстроенное здоровье и семейные обстоятельства, а также принимается во внимание и двусрочное пребывание в колониях.

Число морских кампаний не имеет никакого значения в службе офицера, потому что весь флот плавает.

Право на получение полного пенсиона в голландской службе, как в морском, так и в сухопутном ведомствах, определено 40 летнею службою; годы служения в Индии считаются вдвое, считая начало службы с 18 летнего возраста, так что сухопутный офицер, поступивший на службу восемнадцати лет от роду и прослужив в Индии 20 лет, по своему желанию может оставить службу на 39 году от роду с полным пенсионом, в силах и в цвете лет. Чины же морского ведомства не пользуются этими правами, для моряков имеется другой закон следующего содержания: прослуживший определенное число лет, но не имеющий 50 л. от роду не имеет права на получение полного пенсиона до исхода полувековой жизни; чему приписать такую вопиющую несправедливость (Нужно заметить, что эта несправедливость относится только до офицеров плавающих.), я не мог ни у кого доспроситься. По моему мнению, составленному из многократных расспросов, я полагаю, что такое существенное лишение морских офицеров происходит: 1) вследствие высокоценимого права на возвращение в Европу раньше времени, положенного колониальными постановлениями, 2) от получаемого содержания, которое чувствительно больше содержания получаемого офицером колониальной армии и 3) что жизнь на судах, устроенная с полным комфортом для тропических плаваний, способствует к облегчению перенесения службы в том климате.

Офицер колониальной армии, прослуживший 12 лет сряду, получает право на двухгодовой отпуск в Европу с сохранением содержания и получением путевых денег по чину, как в Европу, так и обратно, считая это время за один год службы; по окончании этого отпуска, офицер, возвратясь к месту своего служения совершенно свежим и [180] здоровым, дослуживает другую половину своего срока, который, конечно, и легче ему и приятнее; они смотрят на отпуск в Европу, как на второе свое рождение.

Теперь перейдем к другому разряду морских офицеров береговой службы — officier sedentaire. Офицеры эти назначаются по личному предложению адмирала и с обоюдного согласия; они составляют свою отдельную линию по производству и, смотря по занимаемому месту, получают чины и тем опережают своих товарищей по службе, не имея права снова вступить в плавающий состав флота; но дальнейшая карьера и производство, конечно, не ласкают их; на эти места поступают офицеры послужившие, но потерявшие дальнейший ход по различным обстоятельствам, офицеры способные, но нуждающиеся в средствах для совокупной жизни со своим семейством и т. п. уважительным причинам; содержание их простирается от 500-800 гульд. в месяц, т. е. от 250-400 р. с., но за то это содержание закрывает им всякие надежды на возвращение в отечество раньше выслуги полного срока. Лица, укрепившиеся на своих местах и заслужившие известность надежного и честного человека, большею частию оставляют военную службу и переходят в гражданскую — engages du gouvernement, для приобретения некоторых местных прав, оставляя за собой те же занятия; в этом случае служба в Индии считается год за год.

Посмотрим теперь на Батавию как на порт.

Батавия, по своему положению, долженствовал бы быть первоклассным военно-коммерческим портом, как первый порт при вступлении на восток, после продолжительного, а для многих судов даже трудного перехода Индейским океаном. Как порт, он мало выполняет свое назначение: не имеет достаточных складов лесу, как казенного, так и частного, который бы можно было приобрести за сходную цену; не имеет доков и камелей для современных судов, а в случае капитального исправления или осмотра подводной части судна, нужна идти в Сурабайю — военный порт расположенный на восточной стороне о. Ява, в Мадурском пролив.

Военный же порт при Батавии устроен на о. Онруст, [181] находящемся к W в 4-х милях от Батавии; кораблестроительные средства этого порта очень слабы, имеются: деревянные камели, которые подымают суда не более 1000 тонн водоизмещения, малые запасы двурогих и мертвых якорей средней величины, чугунных орудий прежних чертежей (с фризами) и т. п.; видеть же магазины запасного такелажа, парусины и других предметов, необходимых для снабжения судов, мне не представилось случая; на этом острове постоянная резиденция капитана над портом, его помощника и двух содержателей европейцев, остальное население все малайцы, китайцы, арабы и другие туземцы; почва земли до того скудна, что не производит настолько травы, чтобы капитан над портом, при всех своих богатых средствах, мог держать для семейства коров, и в этом он себе должен отказать; провизию же он получает ежедневно из города на пароходах, которые посылаются с различными поручениями. За тем следует перейти к средствам снабжения судов углем; пристань для склада угля застроена высокими навесами, которые защищают богатые запасы от дождей и солнца; пристань выведена от берега настолько, что корвет большого ранга может стоять у пристани всем лагом и принимать уголь; нагрузка угля идет очень быстро, уголь подвозится в мешках на тачках, которые ходят по деревянным рельсам, расположенным на пристани, и при снаровке, которую приобрели кули (рабочие), работа кипит и ко всему этому спокойная стоянка на швартовах, в месте, совершенно защищенном от ветра и волнения, дает возможность отпустить или ослабить поводья судовой дисциплины и позволить матросу пополоскаться у бережка и развесить свое добро для просушки.

2) Самаранг, приморский и главный город второго военного округа, отстоит от Батавии на 3° 30' к O; по своей важности в стратегическом отношении, имеет станционные суда под начальством старшего командора, который держит свой брейд-вымпел на одном из стоящих на рейде судов. Станционный командор в то же время есть председатель коммисии при наборе малайцев для службы на голландских [182] военных судах; со стороны сухопутного ведомства имеются свои распорядительные власти с необходимом числом войска для этого округа. В городе находятся правительственные склады риса, кофе, чаю, сахарного песку, табаку и других продуктов, получаемых из страны, а также склады угля, как для военных судов, так и для колониальной почты; город не имеет никаких увеселительных заведений и потому жизнь в нем весьма скучная.

3) Сурабайя, главный город третьего военного округа и главный голландский военный порт на востоке; по своему положению он занимает второе место из городов голландской Индии. Портовые и кораблестроительные сродства настолько достаточны, что удовлетворяют требованиям плавающего на востоке флота; при всем этом сурабайский порт получил в 1866 г., в свое владение, окончательно собранные железные гидравлические из 5 частей состоящие доки, которые могут поднять фрегат большого размера.

Сурабайя, как и Батавия, расположен на широкой равнине, но средняя температура воздуха в Сурабайе превышает таковую же в Батавии, вследствие соседства с о. Мадурою, который по своему положению находится на течении SO пассата и при своей безлесности и песчаному грунту передает с течением воздуха свою накаленную температуру.

Европейское население в Сурабайе довольно значительно, так что италиянская труппа находит выгодным переезжать из Батавии на целый сезон; конечно, как в портовом городе, общество состоит из семейств служащих офицеров, оплачиваемых хорошо от правительства, а следовательно, имеющих возможность доставить себе кое-какие удовольствия.

Описав влиятельные города могущественного острова Индейского архипелага, теперь перейдем к сведениям по части комплектации голландских военных судов малайцами.

Голландское правительство, заботясь о сохранении здоровья непривычных северян-соотечественников, к жизни в тропиках под экваториальными лучами солнца, нашло необходимым и полезным комплектовать свои суда, плавающие на востоке, малайцами волонтерами, определяя их на те судовые [183] работы, которые в этом климате, при продолжительной службе и неосторожности, причинят европейцу непоправимое расстройство здоровья, а правительству потерю способных для службы людей.

Наборы делаются следующим образом: в главных окружных городах на о-в Яве — Батавии, Самаранге и Сурабайе и на о-в Целебес — Макассаре, делаются вызовы желающих поступить на службу на военные суда малайцев, которых подвергают медицинскому осмотру и с оказавшимися более крепкого телосложения заключают контракты на три года; собранные таким образом волонтеры, при всех документах, отправляются на судах в Батавию, где уже особая коммисия, под председательством адмирала, принимает людей, поверяет контракты, определяет содержание и расписывает на суда, которые нуждаются в пополнении.

Судовая служба, с трудом переносимая командою в том климате, считается: служба в кочегарных и гребля на шлюпках, а потому судно, пришедшее на срочную службу в колонии, получает полный комплект кочегаров из малайцев и по комплекту на две шлюпки; условия по контракту следующие: 1) стол тот же что и матросу, 2) два комплекта в год матросской тропической одежды и 3) деньгами: для гребцов от 8 до 11 гульденов в месяц, а для кочегаров от 17 до 25 г.; такое содержание получать сыну природы, который, при всем своем старании на воле, не получил бы и четвертой части этого, привлекает многих туземцев на вызовы, вследствие чего правительство имеет возможность делать строгий выбор.

Представив о-в Яву в стратегическом отношении, нужно прибавить, что ничего еще не было сказано о физиономии, характере и образе жизни населяющего этот остров народа, который имеет свою поэзию, промышленность и развлечения.

Яванцы вообще роста малого, цвет лица — бронзовый, нос немного приплюснутый, волосы носят длинные. Легковерны, как все необразованные племена, ленивы по характеру, терпеливы по своему положению и крайне почтительны к своим родителям. [184]

Поэзия этого народа выражает только любовь и делится на два рода: повествования — как они называют tcherita, есть смесь басен с историею, где они описывают богов и королей, спорящихся об Яве; они покланяются Браме и Вишну. Другой род поэзии заключается в песнях — panton; это маленькие поэмы, составленные с. большим вкусом, в которых можно встретить иногда сравнения замысловатые, как напр.

«Любовь проходит от глаза к сердцу, как вода от фонтана стекает в реку. Любовь, зарожденная в первый день свидания, тоже, что ручей, который торопится с гор, не зная что встретит далее» (Пример этот взят из Precis de la Geographie Universelle par Malte-Brun.).

Промышленность яванцев состоит в отличном приготовлении кож, полотен — которые, будучи окрашены местными растениями, идут в торговле весьма ценно; добывание соли и серы служит основанием их торговли.

Исключительное занятие яванцев есть разработка полей, огородов и ловля рыбы; образ их жизни так же умерен, как скромна их одежда: рис и ямс, приготовленный с индейским перцем, составляют главную их пищу. У них есть особенный сорт глины, который изготовляется ими и в продаже называется атро; глина эта, при химическом анализе, дает следующий состав (Взято из описаний Malte-Brun.): 0,58 — железистой земли, 0,28 — квасцовой земли, 0,08 — сженых древесных волокон и 0,06 водорода; эта глина не вкусна, дается больным как лекарство, чтобы успокоить голод, не употребляя обыкновенной пищи.

Между увеселениями, яванцы имеют один общеупотребительный танец, называемый tandack. С наступлением вечера, во всех деревнях — campon, слышны звуки музыки и пения; три или четыре женщины, полунагие, головы убраны цветами, танцуют под звуки музыки, акомпанируя своими голосами. В этом танце участвуют, почти постоянно, [185] все части тела: голова, глаза, руки, ноги, все в движении. Другое развлечение народа состоит в спускании петухов для драки; занятие это доходит до страсти и яванцы проводят в нем все свое свободное время.

Путь в горы и пребывание в Синдан-Лайя.

Неосторожность каждого приезжего в экваториальный климат всегда оставляет последствия, которые, будучи оставлены без внимания, расстроивают здоровье путешественника и принуждают оставить местность на более или мене о продолжительное время.

Батавия, находясь в неблагоприятных климатических обстоятельствах, при совершенно плоском и низком береге, едва ли не самая худшая из всех экваториальных местностей, посещаемых вследствие торговых сношений; но в оправдание свое Батавия скажет, что ее посетители имеют возможность удалиться от жаров, уезжая в гористую внутренность острова.

Испытав на себе последствия влияния жаркого климата Батавии, я должен был ее оставить и удалиться в горы, во избежание наступающего бездождного сезона, в который температура воздуха доходит до +40° R.

Озаботившись заблаговременно о всем необходимом для первоначального устройства в местности мало кому известной, и собравшись совсем выехать из Батавии на неопределенное время, я сел в карету, запряженную четверкою борзых коней, и перекрестясь, приказал тронуться.

Кучер, выровняв возжи, хлестнул камышевкою и четверка круглых коней, запряженная попарно, пустилась марш-марш. Я глядел по сторонам, чтобы хотя несколько забыться и рассеяться от грустных мыслей, которые теснились в голове при удалении от покровителя моего, заботами которого я был согрет и обласкан и который, с первого до последнего дня моего пребывания на о-в Ява, не переставал относиться ко мне с истинно родительскою заботливостию; покровитель этот был — начальник голландских морских сил на востоке: адмирал Фабиус. [186]

Удаляясь от Батавии, глазам представляется природа во всей своей силе. По обеим сторонам шоссе и не в далеком расстоянии, вы видите огромные пространства кокосовых плантаций, заботливо содержимых; между рядами кокосовых пальм посажен кофе, который не любит сильного жару и требует некоторой тени. Плантации эти принадлежат частных лицам, приносят огромный доход, не требуя большого расхода за их уходом.

При таких живописных и совершенно новых видах, я не заметно перенесся в Buitenzorg, поднявшись на высоту 800 фут над уровнем моря, — Бетензорг, первый город от Батавии к югу, лежит на яванском шоссе, расположен при р. Tjiliwong, у подошвы горы Salak, в расстоянии 35 паль (Паль — мера, принятая в восточной Индия, равняется 1 версте 293 1/2 саж.) от Батавии. Бетензорг, по своему местоположению, пользуется чудною растительностию и великолепным воздухом; имея эти преимущества пред Батавией и находясь от последнего в 3 часовом расстоянии, Бетензорг носит почетное звание резиденции Генерал-губернатора восточной голландской Индии. Как внутренний город, он снабжается всеми необходимыми жизненными продуктами из соседних деревень; что же касается до предметов роскоши и европейских товаров, то таковые высылаются из Батавии чрез агентов купеческих домов и отправляются на плечах малайцев. Этот способ транспортировки предпочитается всем прочим, как по своей дешевизне, сохранности вещей, так и скорости доставки на место; а потому, если посмотреть на некоторые пространства, лежащие около больших городов, с высоты птичьего полета, то вам представится что-то похожее на перелет журавлей.

Приехав в Бетензорг к полдню и поправившись после дороги в отведенном помещении, я скоро был позван завтракать, где увидел декорированный яствами стол, состав которых совершенно такой же как и в Батавии, но качества зелени и фруктов резко отличались своею свежестию, от батавских.

Придя после завтрака в спальную половину своего [187] помещения, я нашел в ней прохладу; окна были закрыты и я отворил дверь. Вид, представившиеся моим глазам, так поразил их своею красотою и игривостию, что я не знал на чем остановиться; задний фасад гостинницы обращен на р. Tjiliwong, берег которой у здания довольно обрывист, а к самой реке полог; весь этот берег разделан извилистой дорожкой, скрывающейся в некоторых местах в кустах парка и продолжающейся до самой реки, через которую переброшен висячий бамбуковый мост для пешеходов; мост этот здесь так на месте, как для виду, так и для проходящих к лежащему за рекою малайскому campon, что заслуживает описания по оригинальности и практичному устройству.

Основанием моста служат попарно связанные тонкими концами бамбуковые деревья, перекинутые через реку; дав этим деревьям верхнюю погибь, крайние концы врывают в землю; в этому основанию привязывают перекладины в некотором расстоянии одна от другой, на них кладут переплет из бамбука же, а чтобы дать мосту большую крепость, для этого вдоль моста перекидывают большие бамбуковые деревья и дают им значительную (против нижних дерев) погибь; верхние деревья соединяются с основанием моста и таким образом, вся его тяжесть переносится на верхние дуги, которые в то же время служат и перилами. Все строение перекинуто через реку, связано без веревки, скреплено без гвоздя и все сделано надежно, с толком и в мере действительной необходимости; подобным же способом построены все жилища туземцев, занимающие огромные пространства по берегам рек, у подошв гор и других мест, изобилующих водою. В довершение всей картины, перед глазами подымалась гора Salak в 5000 фут над уровнем моря; оголившаяся от облачного покрывала и освещенная лучами заходящего солнца, она окаймлялась на голубом фоне.

Жар спал и европейцы показываются из своих жилищ, предварительно выкупавшись в бетензоргской воде; все идет как в Батавии: катанья по городу и живописным окрестностям, гулянье в ботаническом саду, который находится в [188] центре города и доступен европейцу во всякое время бесплатно. Здесь пришлось мне видеть замечательную тенистую алею, засаженную только шестью деревьями Waringin, у которых каждая ветвь заботится о подкреплении своем, опуская из себя же подпору; также пришлось мне наблюдать распускание тропического водяного цветка Victoria regina и вдыхать его обильное ароматическое благоухание. Явление это, в нашем климате, составляет эпоху и при всем труде воспитания этого нежного цветка на севере, он теряет не мало своей силы, против такого же, но растущего на свободном воздухе в пруду.

Переночевав в Бетензорге и подышав его воздухом, который действительно располагает к кейфу и задерживает у себя посетителей, я отправился в Sindang Laija, о котором не имел еще никакого понятия, а потому простился с Бетонзоргом, в надежде видеть его на возвратном пути.

Итак, я опять несусь по прекрасному шоссе, незаметно подымаясь в горы; экипаж плавно перекачивается с одной стороны на другую, везомый шестеркой.

Спустя некоторое время, вдали показалось большое европейской архитектуры здание, лечебница Gadok, которую советуют посещать лицам пожилых лет и вообще слабого телосложения, потому что местность ее, при незначительной вышине (1200 ф. над уровнем моря) имеет ровную температуру, а потому больные поправляются скорее, не подвергаясь резким переменам воздуха.

Средства этого заведения состоят в теплом серном ключе, вода которого имеет нестерпимый запах.

Рассчитывая провести в Гадоке самое короткое время, за ненастьем я пробыл почти сутки. На следующее утро, погода благоприятствовала к дальнейшему путешествию и, поблагодарив за внимание и полученные советы, я направился в дальнейший путь.

Трудно передать, как мне наскучило ехать, но я утешал себя тем, что это последний день, а тогда и дома; с таким настроением, я не заметил проеханного пространства и [189] экипаж остановился в малайском селении у станции. С этого места до Sindang Laija, путешествие совершается с большою потерею времени; здесь горы начинают подыматься так круто, что 6 лошадей не в силах втащить экипаж на гору; для этого подъема здесь нанимаются волы — carbo, которых запрягают вместо лошадей от 3 до 5 пар (смотря по величине экипажа) и которые, при всей своей массивности и силе, втаскивают экипаж довольно медленно, при постоянном понуждении вожаков; одинокому человеку расчетливее сделать перевал через эту гору верхом, а багаж отправить с нанятыми малайцами; так я и сделал.

День стоял великолепный, северный теплый ветерок был мне попутный, дорога, изливаясь зигзагами, начала как бы входить в стены насыпей, образовавшихся при проложении шоссе; небольшие малайские жилища встречались на пути, огороженные вместо заборов кактусом, который в этом климате, как у себя дома, доходит до удивительных размеров; высота его бывает вдвое выше роста человека, лист длинен, толст и колюч, и, при тесном соседстве, он переплетается до того плотно, что исполняет свое назначение действительнее всех наших искусственных преград; за этими заборами виднелись деревья в своем настоящем величии, плоды которых созревали без всяких забот владельца.

Такое разнообразие видов дало мне случай развлечься и не заметить тех трудностей, которые преодолевал мой конь, достигнув вершины горы в 5000 фут, где, вероятно по привычке, самовольно и остановился.

Трудно передать представившуюся с этого места картину, в целом ее составе; вся низменность, покрытая парами, как бы провалилась и, находясь от 500 до 700 ф. ниже глаза наблюдателя, заключена почти в отвесных стенах главных гор: Гиде (Gidee) в 8500 ф. над уровнем моря, с постоянно дымящимся кратером; Пангеранго (Pangerango) в 10000 ф. и их хребтами. О крутизне спуска с горы можно было судить по приемам, которые выделывал конь, то приседая на задние ноги, то поворачиваясь боком: — шел [190] поперег дороги, стараясь благополучно доставить всадника в Sindang Laija (Sindang-Laija, в переводе с малайского означает: место отдыха, привала.), которое находится на половине пути между г. Бетензорг и г. Тяндьюр (Tiandjoer).

С первого раза здание водолечебницы Синдан Лайя поражает своею громадностию и капитальностию и тем самым успокоивает, что, находясь вдали от европейского населения, можно иметь комфортабельное помещение. Я приехал в Синдан-Лайя в полуденное время и нашел все общество, проживающее здесь и пользующееся водами, в сборе; владелец этого заведения и в то же время доктор гидропат M-r Ploem встретил меня, и после обычных рекомендаций, представил своим пациентам, сказав: «что это заведение посещается путешественниками всех наций, и теперь впервые видим русского».

Так как об этом заведении, нельзя было прежде получить никаких сведений, по новизне его образования, то меня интересовала причина основания этого заведения и его история.

Гидропатическое заведение Синдан-Лайя основано предприимчивостью M-r Ploem, который из продолжительной жизни на о-в Ява, служа в коронной службе доктором, убедился, что поражение различных частой организма, а также: лихорадки, ревматизм и др. излечимы без всяких алопатических средств, и что общий метод водолечения, при свежем воздухе, хорошей пище и моционе, заметно восстановляет здоровье. Средства этого заведения состоят в холодных душах, и теплых натуральных минеральных водах, ключ которых берет свое начало с постоянно дымящегося кратера горы Гиде — Goenon api Gidee; вода на вкус легка и приятна.

Предложение M-er Ploem об основании гидропатического заведения на избранном им месте, не имело никакой задержки к осуществлению со стороны колониального совета, потому что голландское правительство, в видах распространения в колонии торговли и развития разнородной деятельности, [191] изъяла всех от платежа за право торговли и других занятий, и тем привлекло и привлекает к себе многих.

M-er Ploem попросил у правительства пустопорожнюю землю на 15 лет, на которой построил первоначально бамбуковые строения, которые и были основанием его заведения. Как антрепренер, M-er Ploem, желая иметь непрерывный доход от своего заведения, предложил начальству о заключении с ним контракта, на пользование нижних чинов колониальных войск при его заведении на 30 вакансий, по 1 1/2 гульдена в сутки за человека, т. е. все ли места заняты больными или нет, а правительство ему платит по расчету за все 30 вакансий 1350 гульд. (675 р. с.) в месяц; контракт этот был принят и заключен на 5 лет. Кроме отделения для солдат, были отдельные строения для лиц высшего класса, которые платили по 5 гульд. в день, имея за это отдельное помещение и полный стол.

Пациентам солдатам он прописывал моцион не в гуляньи, а в работе, и заказывал им уроки на копанье канав, рубку и носку леса, переноску песку, земли и т. п.; таким образом, настоящую красавицу Синдан-Лайя он привел в такой вид, что теперь ее называют la Suisse de Java.

Первым контрактом M-er Ploem заручился как в отношении доверия правительства, так и средствами, и хорошо принаровился к требованиям посетителей; в продолжение этого времени он исподоволь заготовлял строительный материал для главного двухэтажного строения, разбивал место и, наконец, воздвиг здание, нижний этаж которого назначил под общественные комнаты, а верхний под спальни.

Отстроив себе этот замок, M-er Ploem заключил контракт с правительством на 5 вакансий офицерских или лиц, служащих в бюро (engages du gouvernement), с платою по 4 1/2 гульд. в сутки за каждого, что составит за все 5 вакансий в месяц 675 гульд. = 337 р. 50 к. с., не расходуя из этой суммы ничего, потому что она платится только за помещение и внимание доктора к прибывшим пациентам на правительственную вакансию, а за стол каждый платит особо по 1 1/2 [192] гульд. в сутки; частный же посетитель платит 5 гульденов в сутки за помещение и стол.

При таком непрерывном доходе заведения, M-er Ploem поставил его на ту степень комфортабельности, что оно достойно носить свое звание Sindang Laija — место отдохновения и удовольствия.

Фруктовый сад заведения разбит систематически, сообразно с характером растений и в таком соседстве, чтобы одно растение содействовало развитию другого, и этим достигнуто то, что заведение пользуется плодами трудов владетеля. Для легкости присмотра и ухода за деревьями, сад разбит на участки по семействам; так напр., семейство derok, т. е. апельсины, померанцы и пампельнусы; семейство фруктов смолистого вкуса: Manga, Nanka и Doerian, которые употребляются как средство кровочистительное; потом алеи: банановые, ананасовые, мангустановые, кофе и чая; вот какими богатствами засажен сад при заведении. Кроме того, имеется большой огород для овощей всякого рода, которые в Батавии не могут расти по чрезмерной жаре; скотный и птичий дворы доставляют заведению средства всегда принять неожиданных гостей; лошади и экипажи — всегда к услугам гостей, за весьма сходную цену.

Вот каким хозяйством и удобствами к развлечению владела Sindang Laija в 1867 году.

Незнакомому с обычаями и характером окружающих, которые представлялись в разных фазах деятельности, мне нужно было осторожно всмотреться в этот муравейник, чтобы не расстроить общую его гармонию; туземный народ прославляет Бога за свое помещение на такой теплой и плодородной земле, находясь в то же время под покровительством голландцев, которые только собирают необремоняющую народ подать натурою, не заботясь о народном развитии.

Первое время пребывания в Синдан-Лайя, пока еще не установились в горах ясные, великолепные, бездождные погоды, было как то скучно и провождение времени однообразно; но когда в Батавии солнце припекало до +40° R, то при всей комфортабельности европейской жизни, каждый [193] кто только мог позволить себе удалиться от места своей деятельности, без потери интереса, осуществлял свое желание и отправлялся в горы недели на две, на четыре; посетители, приезжая для отдыха и удовольствия, искали развлечений в прогулках, которых в Синдан-Лайя было не мало.

Жизнь здесь начиналась с 5-ти часов утра; солнце только что вставало, все покрыто большой росой, в воздухе тишина; каждый, приняв холодную ванну, отправлялся гулять, чтобы согреться и, возвратясь с прогулки, встречались за завтраком. За этим первым дневным сбором, разрешались дневные прогулки и удовольствия; пойдемте гулять последовательно по окрестностям. Первое и самое ближнее от Синдан-Лайя место называется Tjipanas — теплые ключи; здесь помещается третий дворец генерал-губернатора — palais de campagne, с ботаническим садом, в котором как редкости тропического климата посеяны: на одной гряде — овес, а на другой — гречиха; имеются две яблони, приносящие плоды, но они так переродились, что яблоко в сыром виде до того крепко, что невозможно раскусить зубами; об остальных предметах, наполняющих сад, скажу только, что для ботаника там много пищи; victoria regina здесь не может рости на открытом воздухе — холодно.

Место это называется теплыми ключами, потому что здесь выходят на поверхность земли три минеральных теплых ключа разных температур, замечательных по своим целебным свойствам; ключи эти находятся у подошвы горы Гиде и один из них генерал-губернатор, по просьбе M-er Ploem, отдал в пользование заведения.

Может быть, кому нибудь из гидропатов попадутся на глаза эти строки, и прочитав о замечательности целебных свойств теплых минеральных вод на о-в Ява, он пожалеет, что не может пополнить свои сведения знанием их составных частей, то я решаюсь поместить данные, взятые из сочинения одного голландского ученого путешественника J. Maier (Java. 1844). [194]

Что я могу сказать и какую благодарность принести этим водам, за ту пользу, которую они принесли, удалив все поражения организма, полученные от неосторожности, сопряженной с быстрою переменою климата, пищи и других потребностей жизни; за меня скажет тот факт, что я совершенно здоров и не калека.

Второе место прогулки, это к холодным ключам; прогулка предпринимается всегда на лошадях, в обществе дам, с целию напиться холодной воды и съесть несколько ягод клубники, которую, как редкость климата, имеет в своем огороде смотритель правительственных хинных плантаций; прогулка эта сопряжена с переправою чрез глубокие овраги, покрытые богатыми пастбищами, изобилующими водою, и занимает часа четыре времени, оставляя приятную усталость.

Проходят месяцы бездождного сезона; в Батавии, по рассказам приезжающих, жить нестерпимо; в Синдан-Лайя общество меняется заметно, пациенты M-er Ploem поправляются и уезжают.

В один из вечеров, приехало к нам много гостей, которые как и их предшественники, остановились кто для [195] ночлега, а кто и для несколькодневного отдохновения; вечером, собравшись после прогулок в общественные комнаты, приветствуя каждого в коротких выражениях, не узнаешь, кто какой нации? На востоке, нужно заметить, перед столом принято выпивать рюмку дженевру, с какой нибудь фруктовой эссенцией; собравшись в читальной комнате для прочтения чего нибудь, каждый заявляет свои заключения о прочитанном; тут кажется сидит целая Европа: голландец, русский, англичанин, немец, француз, испанец, лип-ляп (Лип-ляп — есть происхождение от европейца с малайкой, порода слабая и неспособная.) и другие; по разговору слышно присутствие всех народов, и для полноты строя недоставало только русского языка; иллюстрированная брошюрка о Сибири представила случай впервые раздаться русскому языку в стенах Синдан-Лайя; всякий иностранец представляет себе Сибирь не иначе как с вечными снегами, дома почти занесены и т. п., и один из присутствующих обратился с вопросом вообще: неужели в Сибири всегда снега? Ответы показывали полное незнание страны, так что я должен был сказать несколько слов о крае; за тем последовал мне вопрос на русском языке: позвольте спросить — вы русский? Да, отвечал я, чрезвычайно удивленный таким сюрпризом; нужно было видеть этот момент со стороны, чтобы понять все удовольствие и радость, происшедшие от такой неожиданности; я уже семь месяцев не слыхал русского слова.

В самом приятном настроении был проведен вечер в воспоминаниях о России и заключился условием на следующий день совершить поездку к цветному озеру — Lacavarna.

По преданиям туземцев, предместник этого озера — был действующий вулкан, который, вследствие подземных возмущений, потух и, сохранив свою прежнюю замкнутую воронкообразную форму, обратился в басейн от проливных дождей западного муссона, продолжающихся от октября до [196] мая; озеро это находится на 5000 ф. хребте, который переезжают путешественники, направляющиеся от Тугу к Синдан-Лайя.

Добравшись до вершины горы, оставляют своих лошадей я, по способу пешего хождения, направляются по тропе в озеру; видно, что кто-то заботится о содержании этой дорожки, а также видно, что кто-то и разрушает эти заботы. У озера, местность поражает своею дикостью; отчего же это так, спрашиваю своего компаниона прогулки: путешественников бывает так много и такая пустота, нет никакого следа посещения человека?

— Да оттого, чтобы путешественники здесь долго не пробавлялись, потому что хозяева здешних мест не человеколюбивы.

На этот непонятный ответ, я в рассеянности не обратил внимания, продолжая разбирать строгий порядок амфитеатрального расположения растительности.

— Что же это значит, я вас не понял, кто же здесь живет?

— Носороги, тигры и другие, флегматично отвечает мне германец.

— Так значит и мы рискуем повстречаться с обитателями? это не совсем приятно. Известие это было принято к сведению: как ни хорош здесь воздух и картина, а убраться подобру-поздорову — будет лучше.

Но, оставляя цветное озеро, я все-таки должен передать вынесенные впечатления; главная картина состоит в следующем: озеро находится в уединенном, глухом и замкнутом пространстве, защищенное со всех сторон от ветра; поверхность его почти постоянно находится в зеркальном состоянии, отражая в себе все явления, входящие в конус его света; разнохарактерная и разноцветная растительность, покрывающая отвесные берега его, отражаясь в воде, оставляет разноцветный след, почему его и называют цветным озером; картина эта особенно живописна в полуденное время, когда солнце освещает все внутреннее пространство; со второго же часа пополудни, когда солнце выйдет [197] из пределов этого конуса, все разом покрывается парами, наступает сырость и зеленый цвет листьев превращается в синий, наводит преждевременную темноту и день в этом волшебном мирке бывает очень непродолжителен.

Для поверки действительности слов моего спутника, о присутствии здесь вышеупомянутых приятелей, недолго нужно было искать следа первобытного обитателя; в стороне от тропинки и в близком от нее расстоянии, пролегал путь какого-то широкого и тяжелого зверя, трава и кустарник были смяты и слом ветвей был свеж; более сильного доказательства о присутствии там живых существ, я думаю, никто и не желал бы видеть.

Боясь наскучить читателям прогулками общества, посещающего Sindang-Laija, познакомлю их теперь с обрядом подпиливания зубов у детей женского пола, от 9 до 12 летнего возраста.

Обычай подпиливания зубов исполняется по следующему обстоятельству: во время свободы и независимости этих народов от европейцев, когда владетельные князья окружали себя и дворцы свои женскою стражею, выбранною по красоте из семейств своих подвластных, то в это время, одно из семейств, не желая расставаться с дочерью, воспротивилось отдать ее для службы к князю и решилось, в случае безуспешного сопротивления, испортить прекрасные ее зубы, которые как перлы виднелись из за губ и тем придавали лицу постоянную улыбку и самодовольство; родители думали, что если подпилят у дочери зубы, то выражение лица переменится в худшую сторону и тем задержат ее при семействе, но после операции дочь сделалась еще красивее и тогда уже не было у родителей способа оставить ее при себе и она поступила прямо в состав княжеского гарема. С этих пор в народе установился этот обычай, с целию улучшения наружности девочек.

Исполнение этого обычая сопровождается празднеством, при чем родители повещают соседние деревни, для принятия участия в торжестве, и, собравшись к означенному времени, отправляются вокруг своей деревни с пением, [198] музыкой, различными мифологическими представлениями и разговорами духов; порядок шествия следующий: во главе шествия идут двое из родственников семейства, которое празднует исполнение обряда над детьми и ведут под уздцы оседланную и непременно белой масти лошадь; эта лошадь назначается для одного из богов, который как бы живет на самой высокой горе и, в случае его желания участвовать в торжестве, лошадь в его услугам; за этой лошадью несут носилки, украшенные разными материями, в носилках сидят несколько девочек-свидетельниц; в центре шествия следует экипаж, запряженный парой или четверкой лошадей, в котором сидят виновники торжества; экипаж этот завешан материями большею частию красного цвета для того, чтоб отражение света на лицах вечерних страдальцев, благоприятно действовало на зрителей; дети эти в продолжение целого дня ничего не едят и в ожидании вечерних операций, теряют веселый вид и кажутся как бы измученными, бледными; вокруг этого экипажа несут фантастические знамена на бамбуковых шестах, окруженные певчими и музыкантами; после центра, шествия,«следуют носилки с мальчиками-свидетелями, и за тем, как и везде — толпа зевак.

Эта процессия, обойдя свой околодок, пиршествует и потом родители, в присутствии избранных зрителей, приступают в подпиливанию зубов у молодой девочки.

Подпиливанию подвергаются не все зубы, а только передние до клыков и на столько, чтобы зубы не портились; эта операция, за неимением инструментов, производится высушенной акульей кожей, которая отлично выполняет назначение напильника. Обряд же обрезания над мальчиками совершается только при родителях.

Оканчивая строки воспоминаний из жизни на о-в Ява, опишу одну из интересных прогулок, а в этот раз еще более интересную потому, что она была предпринята после извержения кратера горы Гиде.

Почти за неделю времени до извержения Гиде, пациенты, пользовавшиеся минеральными теплыми ваннами, заявили M-er [199] Ploem’у, о замеченном возвышении температуры теплого ключа, которое подтверждалось и показанием термометра; но так как время стояло сухое, бездождное, то M-er Ploem’а не беспокоило явление возвышения температуры ключа на 3° более нормального его состояния; воздух был прозрачный, сухой. В этот вечер горы Гиде и Пангеранго покрылись облаками до половины своей высоты и тем как бы обещали перемену погоды к завтрашнему дню; но так как ничего нельзя было ожидать кроме дождя, который только мог освежить воздух и растения, то объятом вовсе и не беспокоились. Сидя за обедом уже в 8-м часу вечера и в оживленном разговоре, все почувствовали сотрясение, а потом колебание здания. Сперва подумали, что это гром; второй удар и гораздо чувствительнее, вода и напитки в стаканах заколебались. Все вышли на терассу, чтоб посмотреть на Гиде — что она делает, но увы! — она покрыта облаками и ничего не видно. Этот вечер прошел тревожно.

На следующее утро, к удовольствию всех, горы Пангеранго и Гиде открылись от покрывал, и последняя величественно и обильно дымилась и тем как бы успокоивала всех своих соседей, выражая: не бойтесь! — я только немножко посердилась.

Это явление совершенно разъяснило вчерашние удары и сотрясения; теперь не было никакого сомнения о бывшем землетрясении, которое имело влияние на крепость здания, показавшимися трещинами в разных его частях; но, слава Богу, все прошло благополучно и без разрушения.

Прошло несколько дней, пока в нашем околодке все успокоилось и Гиде по прежнему едва дымилась; любопытство проживающих в Sindang-Laija подстрекало отправиться на высоты, для осмотра последствий, происшедших от описанного события. В Sindang-Laija недолго сговаривались для осуществление какой либо прогулки, все свободно располагали своим не занятым временем; заявив заведывающему хозяйством для приготовления потребных яств и пития, мы запаслись всем нужным для ночлега на 10000 футовой высоте, как-то: шерстяными одеялами, подушками и проч.; взяли зрительную [200] трубу для обозрения видимого горизонта, термометр — для определения наименьшей температуры воздуха, а также, вооружились терпением и настойчивостью, чтобы преодолеть все трудности путешествия.

Первая половина дороги идет по направлению к холодным ключам; достигши дома смотрителя правительственных хинных плантаций, занялись подкреплением сил, на предстоящую прогулку с препятствиями, по способу пешего хождения. Вооружись палками, для облегчения ходьбы, отправились гуськом по узкой тропинке. Пройдя молчанием о встреченных трудностях, заключу тем, что к четырем часам пополудни путешественники расположились на топе Пангеранго, в небольшом бамбуковом строении, поддерживаемом не жертвами посетителей, а собственными их трудами, а потому нужно быть невзыскательным в комфортабельности помещения. Прохладность воздуха заставила одеться в суконное платье, в котором и отправились гулять по лесу, не уклоняясь далеко от обители; прогулка эта не представила тех удовольствий, которые получаются прогулкою в наших лесах — ягод и грибов мы не нашли. Вечерело; воздух чувствительно прохладен; перед домом носильщики разложили огонь и согревали пищу, в доме же шел разговор о будущем дне, со всевозможными предположениями; но все зависело от состояния воздуха, который, если будет прозрачен, то окупит все лишения и неудобства этой прогулки и откроет такую картину, которую мало кто видел.

Для наблюдения за температурою воздуха в продолжение ночи, снаружи дома повесили термометр и поставили глубокую тарелку с водою; результат всех наблюдений утром показал: что наименьшая температура была +40° F, что будет около +3,6° R; из этого прямо видно, что о воде и говорить нечего, хотя предполагали, что она замерзнет.

Утро было холодное, воздух довольно прозрачный: воды, омывающие западную часть о-ва Ява, как-то: Яванское и Индейское моря и Зондский пролив — были видны, был видел г. Бетензорг, Бандон и Синдан-Лайя, но не были видны Батавия и о-в Суматра, которые так хотелось видеть, [201] так как говорят, что в ясную погоду они бывают видны, что весьма вероятно; мы удовлетворились и этой, хотя и не полной, картиной; теперь остается прогуляться к кратеру Гиде, отстоящему от места привала в часовом расстоянии.

Путь к кратеру Гиде пролегает по хребту, соединяющему Гиде с Пангеранго и не представляет ничего особенного самый кратер поражает своим размером и отсутствием жизни растительного царства; обойдя его вокруг, оказалось — по употребленному на то промежутку времени, что площадь его занимает не менее одной квадратной версты и что Sindang-Laija, со всеми службами, отдельными строениями и садами, смело поместился бы во внутренности кратера. Пройдя на южную сторону горы, которая во время извержения была под ветром, представился следующий вид: по голому боку горы пролегала широкой полосой серого цвета лента, продолжавшаяся далее на лесе, расположенном у подошвы горы; золы было выброшено большое количество, так что на 4-й — 5-й день, после извержения, нижний слой золы был еще тепел.

Прогулка эта имела цель не научную, а удовлетворение любопытства, после такого необыкновенного события (Последнее извержение горы Гиде помнят в 1832 году.), а потому, набрав золы, как документ пребывания на Гиде, отправились восвояси и прибыли домой перед заходом солнца, утомленные двухдневным житьем на биваках.

Наблюдая в продолжение пяти месяцев, за температурою воздуха в три суточные момента, т. е. утром, в полдень и вечером, в тени и на солнце, я пришел в следующим результатам:

Средняя температура воздуха в продолжение наблюдений в тени: утром +16° R, в полдень +21 1/2° R, вечером +16 1/2° R средняя на солнце 26° R; наибольшая температура на солнце +30° R.

В. Татаринов.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминания из жизни на острове Яве // Морской сборник, № 2. 1869

© текст - Татаринов В. В. 1869
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Иванов А. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Морской сборник. 1869