-

ТЯП-ГОМЕ ИЛИ ПРАЗДНИК ФОНАРЕЙ. Воспоминания одного Немца о Батавии. Тяп-Гоме, или праздник фонарей, один из самых великолепных и торжественных праздников Китайцев. Он начинается с девяти часов вечера и оканчивается с наступлением утра. Перед китайским кварталом Батавии возвышаются бамбуковые подмостки, триумфальные арки, украшенные зелеными кокосовыми листьями, фасады и небольшие храмы великолепно освещены шкаликами и фонарями в виде рыб, морских чудовищ и драконов. Толпы народа теснятся на площади: вдали гремит дикая, пронзительная музыка; ракеты взвиваются на воздух; экипажи медленно пробираются сквозь волнующиеся массы зрителей; крик торгашей, ругательства и проклятия на всех европейских и азиатских языках, шум, говор, споры, оглашают площадь.

Прислонившись к одной стене, я любовался на разные зрелища празднующего народа. Сначала я увидел огромного змея, который, изгибаясь, полз по улице. Китайцы искусно выделывают разных зверей и чудовищ из крепа и бумаги, пропитанной маслом. Этот змей был сделан из намасленной бумаги, расцвеченной яркими красками и освещен утвержденными внутри свечами, которые разливали красный свет и придавали всей фигуре огненный вид. Его тащили Китайцы и Малайцы на длинных бамбуковых палках, которые, своим движением, производили изгибы, совершенно похожие на изгибы натурального змея. Голова чудовища имела самую фантастическую форму, и из его пасти сыпались искры. Не забудьте, что эта сцена сопровождалась оглушительною, нестройною музыкою, свистом ракет, шумом и криком толпы.

После этого, показалась пирамида, около двадцати пяти футов вышиною, украшенная цветами, кокосовыми листьями, лентами и раззолоченною бумагою. На ее вершине стояли два мальчика, лет пяти или шести, в праздничном платье. Один из них держал связку колосьев и расцветшего сахарного тростника, как символ земледелия, а другой — большую раковину с благовонною водою, которою окроплял народ. Все здание было освещено красными, голубыми, зелеными и белыми фонарями; в его внутренности, на жертвеннике, стоял идол, окруженные двойным рядом огромных восковых свечей. Фантастически разодетые Китайцы и Малайцы тащили колесницу, на которой была утверждена пирамида. За этой колесницей тянулся длинный ряд небольших храмов, гротов, кораблей и прочее. Особого внимания заслуживало одно здание, с миленькими башенками и распущенными знаменами. Крыша этого здания опиралась на четыре столба, обвитые разноцветными фонарями; во внутренности виднелись идолы, перед которыми горели восковые свечи и сидели два почтенные старика, с белыми как снег бородами. Старики держали на плечах тростниковые корзинки, обвитые цветами и зелеными листьями, среди которых сидели два прехорошеньких ребенка и с улыбкою осыпали народ цветами. Далее, следовало множество фантастических фигур и чудовищ, огненные, исполинского роста, петухи, на которых сидели карлы в шутовской одежде; разноцветные морские рыбы, черепахи, корабли с распущенными парусами, и наконец с свистом и треском летели но воздуху [97] драконы и огнедышащие чудовища. Во время этой процессии, продолжавшейся около часа, со всех сторон гремела шумная музыка, сопровождаемая свистом и треском ракет.

Чтобы окончить этот вечер особенным образом, я решился, с несколькими друзьями, отужинать в каком-нибудь китайском ресторане. Пробравшись через тесные переулки, мы очутились на базаре. Это большая четыреугольная площадь, разделенная, двумя небольшими ручьями, почти на четыре равные части, которые соединяются между собою бамбуковыми мостиками. Здесь со всех сторон виднеются лавки мелочных торговцев, игорные домы, гостинницы, китайские театры и ресторации; здесь Малайцы разносят овощи, плоды, пирожное, рыбу и тому подобное. Пирамиды ананасов, апельсинов и других индейских плодов, почти закрывают хозяина, который, сидя на скамейке, при свете смолистых факелов, предлагает прохожим свои товары. Весь рынок освещен яркими огнями и наполнен сотнями темнокожих, полунагих фигур, одетых в самые скромные платья.

Ярко пылавший огонек и полдюжины полунагих Китайцев, суетившихся возле очага, указали нам место, где мы могли поужинать по-китайски. Мы входим в низенькую комнату, скупо освещенную несколькими сальными свечами красного и желтого цвета и двумя, привешенными к кровле, фонарями из масляной бумаги, которые раскачиваются при каждом движении воздуха. Идолы чудовищного вида, в глубине комнаты страшный образ Вишну, окруженный курильницами, наклеенные на стенах полосы красной бумаги, с черными и золотыми китайскими письменами, — дополняют картину. Полдюжины столов, окруженных стульями, были уже заняты посетителями. Мы заказали ужин.

Сначала подали каждому из нас по тарелке супу; это был очень вкусный бульон, с макаронами, раками и кореньями; мы ели фарфоровыми ложками. За супом следовало любимое китайское кушанье, косцы: между сотнею других снадобьев, тут были мелкие кусочки свинины, раки, устрицы, макароны и лук; за тем подали рагу из ост-индских птичьих гнезд, в которых, впрочем, я не нашел никакого вкуса. Ужин окончился пирожным из устриц, муки, масла и прочего, и конфектами.

Было уже довольно поздно, и мы поспешили осматривать другие редкости базара. Сначала мы пошли в игорные домы, где играют в китайские карты или кости. Это разорительное удовольствие во всякое время привлекает толпы Китайцев и Малайцев. За большим четыреугольным столом сидит банкир, перед ним стоит шкатулка с деньгами и горят несколько факелов; кругом стола теснятся игроки. Ставки бывают различного рода; бедные Малайцы довольствуются несколькими медными монетами, между тем как богачи проигрывают по сту и более гульденов за раз. Случается, что проигравшийся Малаец, в слепом отчаянии, бросается на первого встречного, или опрометью выбегает на улицы и нападает на прохожих; поэтому вооруженная стража всегда стоит у входов в игорные домы.

В некотором отдалении от этих домов, находятся гостинницы, где курят опиум. Для промотавшегося игрока это единственное убежище, где он ищет утешения. Он с радостию отдает свое последнее платье, чтобы только приемом опиума заглушить свое горе. Здесь, вдоль стен, на бамбуковых скамьях, сидели человек до двадцати Китайцев и Малайцев, которые передавали друг другу трубку с опиумом. Почти столько же человек лежали, как скоты, растянувшись в соседней комнате. Одни из них предавались бешенству, повторяя страшные ругательства и дико поворачивая глазами, тогда как другие спали мертвым сном, чтобы, пробудившись, почувствовать еще большую нужду и большее отчаяние.

Наконец, мы зашли в китайский театр. Здесь, на дрянных деревянных подмостках, мужчины, женщины, а большею частию дети, в самых странных костюмах, представляли какие-то приключения из китайской истории. Эти представления сопровождаются оглушительною музыкою. Но уже за полночь. Шум мало-по-малу начинает стихать. И мы поспешили домой.

Текст воспроизведен по изданию: События за границей // Сын отечества, № 3. 1844