-

МАЛАЙСКИЕ ПИРАТЫ.

В Сингапуре производится большая продажа всякого рода оружия и военных припасов. Путешественник, приезжающий на один из этих обширных базаров, куда английские негоцианты свозят самые разнообразные произведения европейской промышлености, с удивлением замечает, что подле мирных тюков сукна и хлопчато-бумажных изделий, лежат груды копий, [50] ружей, пушек вместе с порохом, пулями, ядрами, лафетами, словом, со всеми принадлежностями артиллерийского искусства. Это настоящий арсенал, в котором каждый может запастись оружием за известную цену. Этот род торговли, справедливо-подвергнутый всеми европейскими правительствами строгому полицейскому надзору, совершенно-свободно производится в Сингапуре. Потому-то во всех описаниях экспедиций и морских сражений против малайских морских разбойников всегда упоминается, что ружья и фальконеты, отбитые у них, носят английский штемпель.

Эти разбойники очень-выгодные покупатели на сингапурском базаре, и английские негоцианты, слишком-скромные для того, чтоб расспрашивать об употреблении, какое они намерены делать из покупаемаго оружия, без малейшего зазрения совести пользуются этою выгодною торговлею. Притом же в Англии и даже в Остиндии многие еще не верят в существование морских разбойников.

Действительно, не странно ли, что в половине XIX века, когда просвещение так далеко распространилось, когда пароходство владеет всеми морями, есть еще на оконечности Азии морские разбойники, которые смеют грабить купеческие корабли? Уж не раз Англия, Голландия, Испания, даже Франция давали сильные уроки Малайцам; но разбойничество все еще существует. Едва истребленное в одном месте, оно появляется в другом. Эскадры пиратов видимо умножаются, блокируют пролив, проникают в бухты, поднимаются вверх по рекам. Суда пиратов устроены особенным образом; у пиратов есть свои точки соединения и складочные места, наконец свои рынки для продажи добычи. Морские разбои не только привычка, утвердившаяся успехами и безнаказанностью, или поддерживаемая дикими нравами Малайцев: это настоящая промышленость, ремесло целых племен, переходящее из рода в род. Удивительно ли после этого, что европейские суда не могут истребить разбойников? Малайцы так хорошо свыклись с этим ремеслом, с этою кочующею и боевою жизнью, что их нельзя сделать оседлыми земледельцами и заставить обработывать рисовые поля: они умрут как жили, и война, объявленная им просвещением, может только быть истребительною. Пусть вспомнят сколько эскадр и экспедиций снаряжала Европа против варварийских пиратов? Еще нет и тридцати лет, как Средиземное Море свободно от них. Еще в 1816 году лорд Эксмоут нашел в Алжире более тысячи христианских невольников. Только с 1830 года прекратилась там морское разбойничество. Малайцы точно так же будут упорствовать. Они не прежде прекратят свои разбои, как европейский флаг будет развеваться по всем берегам их и когда их окончательно выгонят из всех их притонов.

Эти разбойники редко нападают на европейские корабли; но [51] капитаны должны быть бдительны и осторожны; пушки их всегда должны быть заряжены. Горе тем, которых Малайцы нечаянно захватят во время безветрия! Малайцы чрезвычайно-быстры при абордаже, и если уж раз попали на палубу, то судно в их власти. Чтож касается до судов, претерпевших кораблекрушение, или севших на мель — это легкая добыча, и грабеж их производится с удивительною скоростью. Экипаж умерщвлен, груз увезен, водка выпита на месте. В подобных случаях в самых миролюбивых племенах пробуждается жажда к грабежу, и они всегда помогают морским разбойникам, делясь с ними потом и часто ссорясь при дележе.

Чаще всего нападают пираты на малайские купеческие суда и на беззащитные китайские джонки. Когда на море добычи мало, они производят высадки во внутренния области, вторгаются в земледельческие округи, жгут плантации, грабят фермы, уводят жителей в неволю; потом садятся опять в свои лодки и плывут к другим островам, где продают свою добычу в пользу всей шайки. Понятно, что эти разбои останавливают развитие здешней торговли и промышлености.

Сэр Джемс Брук принял большое и похвальное участие в истреблении морских разбойников. Поселясь в Саравалле, как туземный владетель, он покорил английской власти Лабоан, где назначен был губернатором королевы Виктории. Как раджа, он успел ввести обычаи порядка и труда между племенами, ему подвластными; как лабоанский губернатор, он распоряжался английскими военными кораблями для частых экспедиций против Серраканов и Серебасов, самых опасных разбойников на берегах Борнео.

Происхождение Малайцев мало известно. Не очень-давно явились они на своих судах у серебасских берегов и поселились там, признавая несколько времени над собою власть джагорского раджи; но потом объявили себя независимыми и начали заниматься разбоями. Малайское народонаселение в Серебасе простирается не свыше тысячи-пятисот воинов, но мужественных и диких. Туземные же жители, Дайаки, гораздо-многочисленнее и обитают в нескольких селениях. Сперва они ссорились с новыми пришельцами, но потом мало-по-малу стали наниматься к ним в гребцы; поняли все выгоды ремесла их, получали значительную часть добычи и в свою очередь сделались пиратами. Это ремесло не требует продолжительного учения.

Соединение Дайаков с Малайцами совершенно изменило обычаи мореного разбойничества. Малайцы только грабили. Они щадили жизнь своих пленных и продавали их в неволю на рынках Архипелага. Дайаки же, напротив, требовали человеческих голов. По обычаям этих диких племен, молодой человек не иначе мог свататься, как представя невесте своей голову неприятеля. Таким-образом, одни грабили, другие [52] убивали, и малайские пираты сделались кровожадными. От этого постоянные убийства опустошают периодически берега Борнео. Теперь эти разбойники превосходно вооружены. Кроме своих копей и крисов (кривых кинжалов), которыми они отлично действуют, у них теперь есть отличное огнестрельное оружие, которое они уж двадцать лет закупают в Сингапуре. Это одно заимствовали они у европейского просвещения.

Малайские суда называются промва, а дайакские бангконги. На них помещается средним числом по тридцати-пяти человек с двумя пушками: на носу и на корме. В этих судах от двадцати до тридцати метров длины и тридцать скамей для гребцов. Они покрыты террасами, где становятся сражающиеся. Бангконги вообще не так длинны, не так глубоко сидят в воде и лучше на ходу. Они так быстро скользят по воде, что ночью не слыхать шума при их приближении. Иногда флотилии их имеют по сту судов. В 1849 году серебасская балла (флот) пошла в реку Сандонг и произвела ужаснейшие опустошения. Пираты выбрали самое удобное время жатвы, когда мужчины работали в поле, а женщины и дети оставались в хижинах. Раджа Брук тотчас же вооружил пятьдесят туземных лодок с тысячью-восемьюстами человек и пустился за пиратами. Но у тех везде хорошие шпионы. Они узнали об экспедиции и скрылись от преследования. Брук блокировал устье реки Серебаса и Кулики и ожидал возвращения неприятеля. В ночь 31 июля показалась балла и все суда собрались к устью реки. Пираты хотели пробиться, но их встретили отовсюду сильным огнем, и беспорядок тотчас же распространился между ними. До ста судов их были потоплены, или посажены на мель, и до пятисот человек убито; прочие спаслись в тростниках около реки.

Это был сильный урок серебасскому племени; но надобно было довершить его, и решились высадить отряды на берег, где скрывались остатки пиратов, флотилия Брука и Фаркгюара поднялась вверх по реке Серебасу. Но тут случилось презабавное происшествие. Пароход Рани шел вперед и наткнулся на дерево, положенное поперег реки. Течением снесло его тотчас же на мель, и механик стал выпускать пар. Это действие произвело обыкновенный свист, и храбрые туземные союзники Англичан до-того перепугались, что бросились с судов вплавь на берег; много труда стоило Англичанам собрать их. Малайцы во многих местах заградили реку подобными деревьями. Несмотря на эти препятствия, экспедиция далеко проникла во внутренния области и наказала многие племена.

9 августа вся эскадра отправилась в Бежанг, город, обитаемый Милановами, которые, в ограду от пиратов, строят свои домы на сваях в сорок футов над землею. Каждый дом вооружен, как крепость, с запасом камней. Как-скоро [53] в море появится подозрительное судно, женщины спешат приготовить кипящее масло, чтоб облипать им нападающих.

24 августа флотилия с торжеством возвратилась в Саравак, истребив огромнейший флот пиратов и прекратив на-время разбои.

Между северовосточною частью Борнео и югозападною Минданао находится Сулуйский Архипелаг, которого жители некогда славились морскими разбоями и долго опустошали Целебес, Молуккские и Филиппинские Острова. После нескольких экспедиций, Испанцы решились в 1638 году занять Сулу, но в 1644 принуждены были оставить его, и целое столетие не являлись на нем. Только в половине XVIII века обратили они снова внимание на этот архипелаг, желая водворить в нем христианство. Султан Алп-Моддин взошел в это время на трон; а как он провел свою молодость в Самбоангане, в коллегиуме иезуитов, то испанский король думал, что это было лучшее время ко введению католицизма в Сулу, и написал султану письмо в пользу христианской веры. Али-Моддин согласился принять несколько иезуитов; но вскоре сам он приехал в Маниллу в самом жалком положении. Он лишен был братом власти и пришел просить убежища у своих союзников. Его приняли с восторгом, осыпали почестями, подарками, и генерал-капитан вооружил эскадру, чтоб торжественно восстановить власть его. По-несчастию, дорогою узнали, что все это была выдумка, условленная Али-Моддином с своим братом; он вздумал отправиться в Маниллу, чтоб рассмотреть силы Испанцев, а потом вернее напасть на них.

Али-Моддина, осмелившегося так дерзко обмануть испанского короля, отвезли обратно в Маниллу и посадили в тюрьму, из которой выпустили не прежде 1763 года, когда Англичане овладели Филиппинскими Островами. Тогда его перевезли в Сулу за уступку острова Баламбагана Англичанам, которые оставили там гарнизон, а брат султана тотчас же возвратил ему верховную власть. Эта черта малайской честности весьма-любопытна. Ненужно прибавлять, что старания иезуитов о распространении христианства в Сулу были бесполезны. Там не было других христиан, кроме пленных, продаваемых в неволю.

Разбои в этих местах должны были, однакож, прекратиться. С 1845 до 1850 г. посещали сулуйские острова французские, голландские, английские и испанские эскадры. Франция, возбужденная убийством одного офицера и двух матросов с корвета Сабина, первая начала сильно наказывать пиратов; Испания довершила их истребление. В 1850 году эскадра, под командою генерал-капитана Филиппинских Островов Дона-Антонио де-Урбистондо, бомбардировала Сулу.

Вот что случилось с корветом Сабина:

Желая иметь для своих кораблей, в случае войны, подобную же гавань, как на Маркизских Островах, июльское [54] правительство вздумало овладеть островом Бассильяном, принадлежащим к группе островов Сулу, лежащих против Самбоангана. Корвет Сабина отправлен был для исследования берегов и произведения гидрографических работ. Малайцы не заботились о присутствии военного корабля, совершенно-неизвестной им нации. Несколько лодок подъезжали к нему и сношения были довольно-дружеские. Впрочем, для избежания ссор, начальник судна запретил экипажу выходить на берег, и лодки корвета были исключительно заняты инженерными работами. Однажды один из офицеров, Мейнар, получил позволение осмотреть устье небольшой речки, изливающейся в рейд близь якорной стоянки корабля. Он поехал в самой маленькой шлюбке с тремя спутниками, и капитан приказал ему не подниматься вверх по реке и пс терять корвета из вида.

llo-несчастию, увлекшись любопытством и ласковостью толпы Малайцев, встретившей его лодку, Мейнар поспешил далее и даже посадил вз> лодку начальника толпы с двумя Малайцами, которые звали Мейнара в деревню, обещая, что их там очень-хорошо примут. Сабля и ружье Мейнара понравились Малайцу, и он их потребовал в подарок; получив же отказ, бросился на несчастного офицера и поразил его своим ирисом прямо в сердце. Остальные два Малайца умертвили в то же самое мгновение боцмана. Два юнга и переводчик хотели спастись вплавь, но Малайцы поймали их и отвели в плен.

Между-тем на корвете очень беспокоились об участи лодки и начали уж предчувствовать случившееся несчастие, как вдруг Малайцы другого племени привезли известие о убийстве. Весь экипаж требовал мщения. Но прежде всего надобно было избавить пленных. Употребили самбоанганского губернатора посредником, и за тысячу пиастров выкупили переводчика и двух юнгов. Тогда уж можно было подумать об отмщении.

Корвет Victorieux присоединился к Сабине и оба пошли к Сулу, требовать от султана удовлетворения за убийство, совершенное жителями Бассильяна. Появление военных кораблей взволновало народ. Толпы народа сбежались на берег. Сулуйские домы, построенные на сваях, выдавались в море. Форт был вооружен несколькими пушками; вокруг города простиралась обширная равнина в виде амфитеатра. Здесь вид берегов гораздо-живописнее бассильянских. Но Французы благоразумно остались теперь на судах, не решаясь сойдти на берег к вероломным жителям, которые, впрочем, сами не знали: друзья или враги приехали к ним. Из окрестных селений сбирались в город вооруженные толпы для защиты его, и множество лодок спешили укрыться в гавань.

Когда прошел первый страх, несколько лодок подошли к кораблям с запасами плодов, цыплят, овощей, оружия, раковин, попугаев и пр. Китайцы, привезшие их, требовали за товар свой пиастров, но Малайцы брали пустые бутылки, [55] разбитые зеркала, ножи, платки, пуговицы, так-что экипаж вел очень-выгодную торговлю.

Однажды ночью явился на пароход Архимед человек, который вплавь бежал с острова. Он объявил, что он тагальский житель с Люсонских Островов, христианин, похищенный пиратами Борнео, и просил убежища и защиты. Ои сказал, что в Сулу много христианских пленников, но что Малайцы услали их во внутренния селения острова, едва показалась эскадра. Действительно, почти каждую ночь являлся новый беглец, и таким образом спасено было их до двенадцати. Но Малайцы, не смея требовать их обратно, расставили целую линию часовых и караульных лодок, чтоб перехватывать беглецов.

Во время сношений султан взял себе в посредники одного Англичанина Виндгама, жившего в Сулу уж несколько лет. Англичане — везде! К какому берегу ни пристаньте — Англичанин уж верно торгует там; посреди самых диких племен он безопасен, зная, что, при малейшем оскорблении его, явится военный корабль для защиты его, или отмщения. Виндгам имел большое влияние над султаном. Он убедил малайских предводителей явиться на французский корабль и был переводчиком при конференциях и уступке Бассильяна.

Потом французский адмирал и посланник имели свидание с султаном в большой зале, в присутствии Датусов, старейшин, и народа, допущенного в совет с оружием в руках. Прения были очень-жаркие. При всякой речи народа, аплодировал, или осыпал бранью говорившего речь. Часто народа, потрясал копьями, когда с красноречием отвергали предложения Французова. Вдруг одна скамья с публикою подломилась и Малайцы попадали. Народ, оставшийся вне залы, услышал шум, крик, вообразил, что там началось сражение и хотел вторгнуться в конференцию. По-счастью, все успокоилось. Султан с большим трудом вразумил толпу, и конференция продолжалась. Но главный вопроса, встретил сильные сопротивления.

По окончании переговоров, эскадра пошла опять к Бассильяну. Клеопатра, Victorieux, Сабина и Архимед сделали высадку. Сперва Малайцы сильно защищались за палисадами; но когда отряд обошел их, они бежали, оставя пушку и четыре фалконета в руках Французов. (Трофеи эти привезены в Париж). На другой день высадка продолжалась, но селения были уж пусты. Их зажгли вместе с кокосовыми и банановыми деревьями, перебили скот, забрали жпвпость. Одним словом, все селение было превращено в пепел.

Если верить капитану Кеппелю, посещавшему эти острова после французской экспедиций, то жители Сулу навсегда отказались от разбойничества.

Из всех европейских наций, имеющих колонии в этой отдаленной части малайских островов, Испании всего нужнее [56] прекращение морских разбоев. Долго она переносила его; но в феврале 1846 года губернатор Филиппинских Островов, Клавериа, вооружил флотилию, отправилися с Маниллы с 4,000 человек и напал на остров Балангуги, где жило племя Сулуйцев. 13-го февраля произошел приступ к крепости, где пираты скрылись с 14-ю пушками. Малайцы храбро сражались. Когда же увидели, что сопротивление бесполезно, то умертвили своих жен и детей, дав себя потом убить до последнего человека. Два другие форта, Сипан и Сунгак, были также взяты.

По возвращении, Клавериа встречен был с восторгом. Везде воздвигали ему триумфальные арки и народ долго праздновал его победу. Королева пожаловала его грандом и графом манильским. По странному случаю, оффицер, везший ему диплом, взят был в плен китайскими морскими разбойниками при переезде из Гонг-Конго в Макао. По-счастью, английский крейсер захватил этих пиратов и повесил их в Гонг-Конге. В добыче их нашли и диплом, который отправлен был по назначению.

Два года спустя, новый генерал-губернатор Филиппинских Островов дон Антонио де-Урбистондо воспользовался первым случаем, чтоб потребовать от султана сулуйского удовлетворения за возобновление морских разбоев. В феврале 1851 года явился он перед Сулу с значительными силами, но султан не только отказался от удовлетворения, но и вступил в сражение.

Малайцы занимали несколько фортов, вооруженных сотнею пушек. Корабли открыли огонь, а высаженные войска бросились иа приступ фортов, которые и были взяты после сильного сопротивления. Эти победы были решительны. Они доказали, что Испания тоже не позволит себя оскорблять безнаказанно.

Достаточно лп будет этого для устрашения Малайцев? Сомнительно! Английские, голландские и испанские крейсеры долго еще должны будут преследовать пиратов. Люди, жившие несколько веков грабежом и разбоем, не могут приучиться к уважению права собственности; одна сила убедит их.

(Revue des Deux Mondes).

Текст воспроизведен по изданию: Малайские пираты // Отечественные записки, № 9. 1853