-

ГОЛЛАНДСКАЯ ИНДИЯ

ПОЛИТИКА ГОЛЛАНДИИ И МОРСКИЕ РАЗБОИ В ЗОНДСКОМ АРХИПЕЛАГЕ.

Голландия обладает в Индейском архипелаге настоящим царством, которого народонаселение, непосредственно или отчасти ей подвластное, простирается, конечно, до 20-ти миллионов человек.

Центром и основанием этого владычества — остров Ява, занятый в настоящее время Голландцами на всем его пространстве и безропотно сносящий господство своих европейских властителей. На этом острове и других, от него зависящих, — более 10-ти миллионов жителей.

За тем, самые значительные владения занимают южную половину острова Суматры, почти весь остров Целебес, две трети острова Борнео, острова Молукские и Сумбаву-Тимор. Сюда должно еще причислить множество второстепенных заведений, которые через Тимор идут непрерывною цепию, в направлении к Востоку, до берега Новой Гвинеи включительно. Главнейшие города: Батавия, Сурабайя, Самаранг, Бенкулен и Макассар.

Пользуясь превосходным управлением в отношении нравственном и вещественном, голландские колонии наслаждаются постоянным благоденствием с 1814 г. Богатство их увеличивается вместе с народонаселением и каждый год [2] прибавляет к бюджету метрополии чистого дохода около 10-ти миллионов франков.

Беспокойная зависть Англии ко всему, что относится до распространения колонияльного могущества других европейских держав, с трудом выносит зрелище чуждого ей благоденствия. Она, не довольствуясь тем, что тайно раздувает в туземцах чувство недоброжелательства, которого не может избегнуть ни одно чужеземное владычество, — под предлогом прекращения морских разбоев, изыскивает все случаи учредить на море род деятельной полиции, и освятив временем случайное вмешательство в дела морских наций, положить прочное основание будущему безраздельному владычеству океаном. Занятие ос. Лабюана — первый ее шаг на этом поприще.

Следующая статья, которую мы заимствуем из Revue Britannique, представляет перечень упреков и претензий Англии касательно голландских владений в Азиатском архипелаге. Она будет иметь несомненную занимательность для тех из читателей, которые любят изучать необъятное морское могущество Великобритании, во всех способах, которые она употребляет для его распространения.

_________________________________

Не раз уже описывали роскошную природу очаровательных стран, где, под небом вечно-ясным, путешественник встречает на каждом шагу острова, покрытые благоухающими рощами. Предмет, который мы себе предположили, не столь заманчив. Цель наша доказать, что два бича тяготеют над судьбою жителей Зондских островов: малайские пираты, — эти новые Норманны индейских морей, — и владычество Европейцев, которые с той самой минуты, как Альфонз Албукирк обогнул мыс Ахемский, — за редкими исключениями, — стараются истощать всеми способами эти богатые страны в пользу своей торговли.

Прошло 250 лет с тех пор, как голландский флот, под командою Гаутмана, пристал к ос. Яве. Начальник [3] экспедиции вышел на берег в Бантаме и заключил с владетелем страны наступательный и оборонительный союз против Португальцев. Но не долго голландская фактория в Бантаме пользовалась своею выгодною монополиею. Основалась Ост-Индская компания (1601), и четыре английские корабля были посланы на Зондские острова, под начальством капитана Ланкастера, который, с небольшой своей эскадрой, пристал сначала к мысу Ахемскому, а потом отправился в Бантам и испросил у султана дозволение основать английскую факторию возле голландской. Бантам в эту эпоху был уже значительным торговым городом. Там жили купцы из Аравии, Персии, с малабарского берега и из королевства Пегю, Мавры, или Турки, в небольшом количестве и множество Китайцев. Англичане, как и Голландцы, без затруднения получили право поселиться в стране и заниматься торговлею. Яванцы еще не понимали всех последствий взаимных отношений между Европейцами. Они полагали, что легко могут защитить свою независимость, противупоставляя одни другим народы, которые приходили к ним с Запада. «Голландцы, думали они, избавят нас от Португальцев, а Англичане, в свою очередь, выгонят последних». Эта надежда должна была, однакож, смениться жестоким разочарованием. Несколько лет спустя после поселения Голландцев в Бантаме, начальник фактории, находивший неудобным соседство контор других европейских держав, перенес свое местопребывание в Батавию; в политическом и торговом отношении выбор места был превосходен. Договор, заключенный по этому случаю с султаном якатрским, замечателен, как образец всех последующих договоров Голландии с народами Азиатского архипелага, и даже трактата, заключенного в 1824-м году с султаном ямбийским и представленного кабинетом гагским, как сокращение правил, которыми он расположен руководствоваться в дальнейших своих сношениях с туземными князьями.

Главные статьи якатрского договора следующие: 1) Полная [4] свобода торговли для обеих договаривающихся сторон. 2) Уступка достаточного участка земли Голландцам, для основания их резиденции. 3) В случае нападения неприятелей, владения султана якатрского будут защищаемы соединенными усилиями двух союзных народов. 4) Обложение пошлиною всех товаров, кроме тех, которые будут привозимы на судах голландских или китайских. 5) Султан якатрский запрет свои гавани для всех прочих европейских народов, в особенности для Португальцев и Испанцев. Не входя в подробное рассмотрение этого договора, заметим только, что Китайцы, с самого основания голландских колоний, разделяют их торговые привиллегии и шаг за шагом следуют за ними во всех их завоеваниях, подобно тому, как коршуны следуют за гиеною, чтобы воспользоваться остатками ее добычи. Действительно, они обладают всеми качествами, необходимыми для того, чтобы быть посредствующими агентами. Как Азиатцы, они в особенности способны к должности мытарей и сборщиков податей в отношении к туземцам, потому что нет хитрости или обмана, которых они не сумели бы открыть. Как чужеземцы, они никогда не бывают заодно с коренными жителями, которые их ненавидят и презирают. Нередко голландское правительство отдает на откуп китайцу какой-нибудь округ, и в течение невероятно короткого времени китаец приобретает состояние, с которым удаляется доживать свой век на родине, а между тем с точностию выполнит все статьи контракта. Что касается до образцового договора в Гаге 1824 года, то 3-ею его статьею укрепляется в вечном подданстве Голландии целое государство; 4-я определяет пенсию князю, который слагает с себя правление в пользу Голландии; 5-я дает Голландцам право занял все крепости, существующие в стране, и строить новые, где им заблагорассудится; 6-я доверяет голландским чиновникам неограниченный контроль торговли и мореплавания; наконец, 8-я заменяет старинный таможенный тариф исключительным тарифом Голландии. [5]

С 1621 года, и по сию пору (за исключением краткого промежутка от 1811-1814 гг., когда Англичане заняли колонии), Батавия остается главным местом всех голландских владений. Прошло едва 62 года со времени основания этой столицы, и Англичане, побежденные происками своих соперников, должны были покинуть Бантам.

С 1683-эпохи изгнания Англичан, и до 1811, казалось, все благоприятствовало успехам Голландцев; но на самом деле, не смотря на конфискации, продажи с публичного торга, разрушение плантаций и истребление туземного народонаселения, Зондские острова продолжали поставлять в большое затруднение Голландцев в финансовом отношении. В 1779 г. недоимки компании доходили до 85-ти миллионов флоринов. В 1791 посланы были в Батавию коммисары с поручением рассмотреть, какие изменения могут быть введены в способ управления колониями. Но французская революция и последовавшая за нею война помешали всем расчетам на продолжение мирной торговли.

Была одна роковая минута в истории Голландии, когда ее владычество в Индии могло потерпеть коренное преобразование. Людовик XIV, с 130-тысячною армиею, под начальством Тюренна, Люксамбурга, Вобана и Конде, перешел через Рейн и подвигался к Амстердаму. Вильгельму Оранскому было 22 года от роду; чернь в слепом исступлении умертвила братьев Девитт. Голландцы перечли свои корабли, и нашли, что 50 т. семейств могли быть перевезены в Батавно. Уже начаты были приготовления к отъезду, когда другие советы одержали верх. Прорвали плотины, и вся сторона около Амстердама, Дельфта и Лейдена была затоплена. Как изменился бы, вероятно, политический вид Европы, еслибы Стюарты сохранили престол, республика Соединенных Нидерландов была уничтожена на карте Европы, а Вильгельм Оранский сделался начальником батавской эмиграции в Яву и Борнео.

В 1809-м г. Голландия обращена в королевство, которого титул был предоставлен Наполеоном брату его Людовику; [6] покоривши Европу, завоеватель обратил свои взоры на Зондские острова, откуда мог наносить новые удары Англии нападением на Бенгалию. Предвидя его намерение, лорд Минто, тогдашний генерал-губернатор восточной Индии, решился предупредить императора и овладеть Явою. Послали экспедицию. Батавия была завоевана, равно как и два королевства — Якатра и Бантам. Сир Стамфор Рафльс сделан губернатором завоеванных колоний, возвращенных Голландии вместе с другими в 1814-м году.

Самый умеренный тариф был введен в Батавию Англичанами, но лишь только Голландцы получили обратно свои владения, как возобновили все прежние пошлины. Этого мало. Вскоре открылось, что они деятельно стараются вынудить у туземных владетелей договоры, которых последствием было бы восстановление на Зондских островах ее прежнего политического и торгового первенства. Для кораблей, которые отправляются из Европы в китайские моря, только два прямых пути для выхода из Индейского океана, — проливы Зондский и Малакский. Голландцы были властелинами первого выхода и готовились овладеть вторым. Таким образом они располагали бы двойным входом в восточные моря с такою же полною властию, как Датчане и Турки располагают Зундом и Дарданеллами. Не говоря уже о политическом достоинстве Англии, выгоды торговли ее с Китаем требовали неотступно свободы проливов; иначе европейским судам пришлось бы делать огромный крюк в проходы Банды и Палауна, что, не говоря уже о трудностях дальнего пути, — в некоторые времена года совершенно неудобно по причине муссонов. Сир Стамфорд Рафльс разрешил окончательно этот спор основанием Сингапура при Малакском проливе. И трактатом 1824-го г., между Англиею и Голландиею, постановлено, что пролив Зондский остается в руках Голландцев, а Малакский предоставлен во владение Англии и подтверждены права Голландии на острова Яву и Суматру. Англия, сохраняя во всей силе прежние свои договоры с туземными владельцами, обязалась не заключать [7] новых; она обязалась также оставить Молукские или Пряные острова в руках Голландии и уважать их монополию. Самое главное условие, относящееся до основания будущих колоний, состояло в том, что постановления, издаваемые одною из договаривающихся наций, не исключат подданных другой от участия в торговых выгодах, которые могут для них открыться. Таковы были основные статьи договора 1821 г. и уступки, сделанные Англии Голландиею, за допущение последней к выгодам ост-индской торговли и возвращение ей стольких богатых колоний. Но едва договор 1824-го года был подписан, как начались между министрами обеих наций споры об истинном его смысле и приложении к делу. Скоро на английские товары, привозимые в Батавию, была наложена пошлина 25 на 100; на протесты ее отвечали бесконечными рассуждениями и оговорками, и это состояние дел продолжалось до 1831-го года, эпохи отделения Бельгии от Голландии. Тогда пошлины на товары шерстяные и бумажные, привозимые из стран, лежащих к З. от мыса Доброй Надежды, возвышены были до 70 на 100. На представления Англии правительство Голландии отвечало, что это — только временная мера, направленная против бельгийских мануфактур. Подобные уклончивые ответы давались всякий раз, когда одна из этих «временных» мер поражала бездействием торговлю Англии, и всегда встречалось несчастное разногласие между смыслом данных голландским правительством приказаний и их выполнением. Непременно возникал «непредвиденный случай» и мешал распоряжениям, которые были соглашены между двумя правительствами. Наконец, появилась новая мера, состоявшая в том, что запрещен был привоз европейских товаров во все гавани нидерландских колоний, кроме Батавии, Сурабайя и Самаранга. Говоря другими словами, гавани архипелага были на деле заперты для английской торговли, потому что упомянутые исключения не простирались на береговое плавание, которого монополию Голландцы предоставили себе. Главным последствием этой новой меры было уничтожение выгодной [8] торговли, которую вел Сингапур с маленькими гаванями архипелага. Но в это же время сделано было открытие гораздо важнее. Узнали, что Голландцы деятельно стараются наложить на туземных князьков договоры, подобные тому, которым они связали султана ямбийского. Следствием такой политики, еслибы ее допустить, было бы совершенное исключение английской торговли. На этот-то пункт наши дипломаты и настаивали всегда с большою силою и определительностию, предупреждая кабинет гагский, что всякое удаление от договора 1824-го года неминуемо поведет за собою столкновение между двумя нациями, не смотря на все желание английского правительства избежать подобной крайности. Но недовольные тайным подрывом английской торговли, голландские агенты, около 1836-го или 1837-го годов, начали действовать еще смелее. Они внесли огонь и меч к природным владетелям Суматры, из которых многие — союзники Англии. Один из них, раджа сиакский, дал знать Англичанам, что голландские войска находятся на несколько дней пути от его столицы, и что он непременно должен будет покориться, если они не вышлют ему скорой помощи из Сингапура, или если представления британского правительства не остановят успехов неприятеля.

Эти нападения не были признаваемы голландским правительством; но всякий раз, как оно делало какую-нибудь уступку, не упускало случая утверждать, что делает это по собственному своему желанию, а не потому, чтобы в чем-нибудь нарушило договор 1824 г. Оно обещалось также позволить ямбийскому султану изменить свой таможенный тариф, когда можно будет вывести голландские войска с восточного берега Суматры. Но и это обещание, подобно многим другим, не было исполнено.

В течение немногих лет, в которых нам остается отдать отчет, Голландцы с твердостию стремились к двойной цели, которую себе предположили в Индейском архипелаге: к уничтожению английского влияния и распространению собственного владычества. Так как статьею 12-ю договора 1824 г. [9] постановлено, что никакое поселение не будет основано Англиею на островах Коримоне, Баттаме, Бинтанге, Лингине и ни на каком другом острове, лежащем на Ю. от Сингапура, Голландцы хотели дать этой статье такой смысл, что она исключила бы Англию изо всех стран, находящихся к Югу от параллельного круга, на котором лежит Сингапур. С 1-го градуса северной широты и до Антарктического полюса, Англичане должны были бы оставить все острова, на которых теперь имеют поселения, и, что еще хуже, не могли бы никогда основать новой колонии в этом поясе, для которого в договоре не поставлено никаких пределов градусами долготы, «стало быть (говорит автор статьи), нам пришлось бы покинуть и Новую Зеландию и Австралию, потому что, говоря в строгом смысле, это тоже острова. — Вот что подало повод к включению в договор этой странной статьи, доступной такому превратному истолкованию. При входе в Малакский пролив существовала группа островков, большею частию безымянных и не имеющих никакой ценности. Они зависели от королевства Иохорского, лежащего на азиатском полуострове. Когда правительство восточной Индии договаривалось об уступке острова Сингапурского с князем, или, лучше сказать, с князьями иохорскими (потому что было два претендента), Голландцы, как всегда случалось, предупредили нас, и между тем как старший браг, султан Гуссейн, был нашим кандидатом на престол, противники наши поддерживали младшего брата Абдул-Рахмана. Поэтому, лишь только основание Сингапура совершилось, агенты голландского кабинета полагали, что первым действием британского правительства будет защищать претензии султана Гуссейна на обладание островами, которыми усеян вход в канал с южной стороны; острова, натурально, должны были разделять участь владений на твердой земле. Голландские дипломаты, которым поручены были переговоры, употребили все свои усилия, чтобы включить в договор статью 12-ю. Король нидерландский обязался не поддерживать прав Абдул-Рахмана на владычество [10] Сингапуром, а мы, в замен, обещали не поощрять попыток султана Гуссейна к завладению зависящими от королевства иохорского островами Коримон, Баттам» и пр. или всякими другими островами, лежащими к 10. от пролива. Такова, в сокращении, верная история знаменитого двенадцатого параграфа».

Голландцы, для распространения исключительного владычества своего на Зондские острова и для уклонения от договора 1824 г., употребляют две различные методы. Первая и кратчайшая — присоединение. В силу трактата, они не могут заключать с туземными князьями никаких договоров, вредных выгодам английской торговли; но полагают, что сохранили право присоединять к своим владениям владения этих князей. Так в 1846 г. Голландия располагалась присоединить к Яве остр. Бала, а, четыре года спустя, остр. Ламбок. Разумеется, что за присоединением следовало и введение таможенного тарифа Голландии в новые провинции.

Вторая метода еще замысловатее. Знаменитые мужи, которые избирали народное право предметом своих размышлений и изучения, всякий раз находились в большом затруднении, когда должно было определить во всем их пространстве права, проистекающие от какого-нибудь открытия и поселения в новой стране. В многочисленных спорах, порожденных этим вопросом, всегда должно было оставлять широкое поле здравому смыслу и чувству уважения, которым обязаны одна другой просвещенные нации. При виде португальского флага на остр. Мадере, или Тенерифе, нет ни одной нации, как бы она ни была ревностна к своим собственным выгодам, которая не сочла бы необходимостию уважить столь очевидного доказательства на законное обладание этими островами; равным образом, француз, любящий самым страстным образом свое отечество, никогда не мог бы из обладания Каэнною выводить права на владение всею северной и южной Америкою. Голландцы всегда употребляли во зло и это правило. Удастся ли им поставить шест с флагом на каком-нибудь единственном пункте берега, [11] который во всем своем протяжении заключает несколько тысяч миль, — они немедленно объявляют, что заняли весь берег без исключения. Вынудят ли они у султана уступку нескольких десятин земли, — они тотчас возмечтают, что вся земля туземного князя сделалась интегральною частию их собственности. Теперь они объявляют свои права на 5/6 долей прибрежья о. Борнео, частию под ложным предлогом этого общего владычества, о котором мы сейчас упоминали, частию потому, что им угодно считать зависящими от ничтожных и весьма недавних поселений, которые они имеют на берегу, все внутренние окрути обширного острова.

На самом деле, Голландия не может требовать законным образом в свое владение никакой части прибрежья о. Борнео, кроме разве мысов Апи и Салатана. Можно, много-много, сделать исключения в пользу округа реки Коти, потому что живущие там племена, после дурно соображенной попытки г. Ерскина-Моррея, умерщвленного ими со всеми его товарищами, отдались под покровительство Голландии, которая не замедлила оказать им помощь и защиту.

Таковы поселения Голландии на о. Борнео. Теперь остается решить, до какой степени столь ограниченные владения, исключительно лежащие на берегу моря, могут давать право на общее обладание обширною страною, в которой полагается не менее 900 миль длины на 700 ширины, и которой большая часть еще не исследована.

Упомянем еще об одной недавней мере, которая была принята Европою, как доказательство более великодушных намерений со стороны нидерландского правительства. Мы признаем, что оно дало британским подданным такую же свободу торговли в архипелаге, какая дана голландским в английских колониях. Но если мы станем рассматривать дело ближе, то найдем, что сами Голландцы, т. е. масса их купцов и моряков, совершенно лишены способности [12] вести торговлю с колониями Индейского архипелага, которого частная торговля есть исключительная собственность, в виде привиллегии, или монополии, гигантского общества, известного под именем «Камеры индейской торговли», которая во главе своих членов вписывает имя самого короля голландского.

Не будем настаивать (продолжает тот же автор) на поведение голландских правителей в архипелаге. Этот вопрос до нас не касается. Однакожь должно сознаться, что, если система, для которой требуют нашего уважения, равно чужда человечеству и справедливости, то оскорбленное нравственное чувство должно прибавлять еще более энергии к решимости нашей снова возвратить выгоды, несправедливо у нас похищенные. Мы не хотим сказать этим, что владычество Голландцев на Зондских островах так же жестоко, как было прежде. Теперь нельзя уже представить картины провинций, совершенно опустошенных, земли, покрытой грудами трупов, пораженных язвою, голодом или оружием. Прошло то время, когда с. С. Рэффльс уведомлял нас, что в округе, где прежде было 80 т. жителей, осталось только 8 т. в продолжение невероятно короткого времени. Одни изнемогли под бременем бедствий, другие разбежались. Справедливость требует прибавить, что, когда подобные ужасы делались известными в Амстердаме и Гаге, они возбуждали общее негодование. Не должно также полагать, чтобы туземцы без сопротивления покорялись игу Голландцев. Б течение немногих лет, два страшные возмущения, одно в Целебесе, а другое в Яве, потрясли в самом основании владычество Голландцев. Первое, названное войною Бона, было в 1823 и в 1824-м годах. Голландцы, с тех пор как поселились на Целебесе, должны были вести беспрерывную войну с племенем Бугисов, столько же храбрым, сколько понятливым. Они хотели подчинить его во всех спорах и тяжбах решению европейских властей. Вассалы (потому что старинное устройство страны феодальное) должны были сообщаться прямо с [13] голландскими резидентами, независимо от своих феодальных властей. Таможенный устав Голландии должен был получить свою силу на всем протяжении страны. Наконец ни одна барка с бугийскими матросами не могла выдти из какой-нибудь гавани острова без паспорта и росписки, подписанных голландскими чиновниками. Следствием этих мер была кровопролитная война.

Возмущение, которое возникло в Яве в 1825 г., было еще ужаснее. Оно простиралось на пространстве 700 [кв.] (здесь нарисован квадрат. — OCR) миль и обнимало богатейшие провинции острова. Два туземных войска, из 10 т. чел. каждое, выступили в поход и пресекли все сообщения. Впрочем непосредственная причина вооружения была довольно маловажна. Голландский резидент при матарамском султане велел проложить дороги в окрестностях дворца, для исполнения чего должно было разрушить гробницу какого-то яванского князя. Народ воспротивился и убил голландского агента. Но это было только сигналом, а не причиною возмущения; главная заключалась во множестве различных налогов, восстановленных Голландцами после удаления Англичан, которые было заменили их одною поземельною податью. Были налоги на землю, соль, на произведения вывозимые на рынки, на народные игры, дорожный сбор, поголовная подать, и наконец самая тяжкая изо всех повинностей в тех странах — работа на владельцев земли. Потребно было много времени, чтобы усмирить восстание, потому что мятежники, в отступлениях своих, всегда находили убежище в болотистых полях, определенных для возделывания риса, или в деревнях, которые все занимают военные позиции. Яванцы считали у себя до 40 т. человек, соединенных в один корпус; а дождливое время года, которое должно было вскоре начаться, благоприятствовало их действиям. Имей они хороших предводителей, нельзя было бы сказать, какие успехи могли иметь такие значительные силы, подкрепляемые не только сочувствием, но и деятельною помощию 5-ти миллион. народонаселения, сражающегося за свою [14] независимость; самая страна расположена удивительно удобно для войны партизанов, потому что наполнена лесами, болотами, ущелиями и горами. Когда Голландцы увидели себя почти в отчаянном положении, то прибегли к хитрости, употребленной некогда византийским двором в эпоху его величайшего упадка. Они извлекли из темницы, томившегося в ней уже 14 лет, старого султана, низложенного Англичанами, и надели на него царскую порфиру. Присутствие этого полупомешанного старика в лагере мятежников поселило между ними раздор и недоумение в их советах. Не смотря на это, войну можно было почесть оконченною тогда только, когда голландскому генералу удалось, посредством военной хитрости, овладеть главным зачинщиком бунта. С восстановлением спокойствия, колониальное управление возвратилось к своим прежним заблуждениям. Старинная система, за исключением немногих изменений, была восстановлена, и мы не должны надеяться лучших дней для бедного яванского поселянина до тех пор, пока Голландия вынуждена будет соображаться точнейшим образом с духом, равно как и с буквою трактата 1824 года.

_________________________________

Перейдем ко второй половине нашего предмета — к морскому разбою, производимому туземцами. Чтобы оценить последствия этого последнего бича во всем их пространстве, необходимо рассмотреть политические и торговые условия архипелага, равно как и его географическое положение. Общество находится там еще в детстве во многих отношениях. Жители островов, от владычества Европейцев, или в силу их собственной организации, остались в состоянии почти совершенного разъединения. Они не умели образоваться в союзы оборонительные и наступательные. Два большие острова, Ява и Целебесе, которым принадлежало сделаться центрами союза островитян, были удержаны под игом Голландцев. Из трех главных [15] племен, которые населяют архипелаг, одно племя Малайцев осталось свободным; но вместо того чтобы способствовать успехам общежития, оно только мешало им. Всякий раз, когда оно находилось в столкновении с племенами менее образованными, оно покоряло их самому жалкому рабству, или заставляло разделять самые дурные свои страсти. Одним словом, они породили только тиранов, или морских разбойников.

Должно, однакоже, сознаться, что Малаец Индейского архипелага одарен всеми качествами, которые между нами отличают дворянина. Он столько же чувствителен к чести, как испанский гидальго. Он способен научиться уважать других, потому что уважает самого себя. Малаец имеет много сходства с Арабом; для него барка его — конь, а моря его родных островов — пустыня, где совершаются его подвиги и приключения. Не станем забывать, что, если бы предки, которыми гордятся самые древние и почтенные семейства Англии, должны были отвечать за свои действия перед присяжными наших времен, то, конечно, большею частию кончили бы жизнь на виселице. Должно надеяться, что, если нынешний Малаец предается морскому разбою, то все-таки есть возможность исправить его со временем от этого порока. Этот род удальства — необходимое последствие общественного порядка, подобного тому, какого картину представляет нам Фукидид, когда описывает происхождение древних греческих государей. Первобытные жители Эллады были настоящие морские разбойники, а потомки их сделались героями. Разные случайности общества, находящегося среди обстоятельств совершенно исключительных, легкость и постоянное удобство плавания по безбурным морям, беспечность европейских наций, отсутствие деятельности, оправдываемой законами, и наконец, природная наклонность всех полудиких народов к отважным предприятиям, достаточно объясняют настоящее положение дел. Зверство, в котором справедливо упрекали малайских пиратов, перешло некоторым образом в область [16] Истории, потому что постоянные усилия сир Джемса Брука и примерные наказания, которым подвергали пиратов, взятых нашими кораблями, в течение последних годов, поставили злу границы, которые можно назвать сносными.

Если сиру Стамфорду Раффльсу мы одолжены самыми точными и подробными сведениями о первых временах голландских поселений, то сиру Джемсу Бруку принадлежит та честь, что он подал мысль к позднейшим действиям против малайских разбойников. Он сам управлял экспедициями и показал в этом деле всю ревность и энергию, которые невольно привлекают сочувствие и содействие людей.

Вот что говорит о морских разбойниках г. Гроот, секретарь управления голландскими колониями, в своем отчете за 1846 год:

«Племена, которые занимаются морскими разбоями, рассеяны по обоим берегам о. Суматры, на о. Линга, на прибрежьях Борнео, Целебеса и некоторых из Молукских и филиппинских островов. Они находят убежища в соседстве Зондского пролива и среди островков, которыми усеяны воды, окружающие Яву. На лодках их, защищаемых небольшими пушками, обыкновенно находится экипажа от 40 до 60-ти человек, вооруженных копьями и саблями. Если их слишком деятельно преследуют, или, если они не надеются получить богатый выкуп за своих пленников, то убивают их или продают в неволю. Племя Илльяносов, поселившееся на о. Минданао, с которым в особенности имел дело с. Джемс Брук, покидает каждый год в апреле месяце свои убежища и отплывает к берегам Борнео. Флотилии его состоят из множества лодок, которые, достигнув пояса, предназначенного местом действий, разделяются на небольшие отряды, так, чтобы покрыть обширное пространство моря, исключая только тех случаев, когда должно отважиться на значительное предприятие, требующее сосредоточения всех сил на одном пункте. Самые большие [17] лодки (prahus), говорит г. Гроот, защищаются двойною абордажною сетию и обыкновенно поднимают от 60 до 80-ти человек экипажа. У них на каждом борте по 30 весел, и на корме две пушки».

Г. Минтинг в 1818-м году, описывает неслыханные жестокости, производимые на З. берегу о. Борнео этими разбойниками, которых Англичане, во время занятия колоний, не раз преследовали и побеждали. В 1820-м году дерзость их до того усилилась, что они овладели частию о. Банка, не смотря на его близость к Яве, и даже построили на нем крепости для защищения своего завоевания.

Около того же времени, на английский брик Сифлауер (Seaflower), с 60-ю человеками экипажа и 16-ю пушками, в виду Борнео, напали морские разбойники из Минданао, и он едва отразил их, после упорного сражения, которое стоило ему 4-х человек убитыми и множества раненых. Английский капитан был ранен в 12-ти местах и лишился правой руки. В эту эпоху флотилия морских разбойников, ежегодно выходившая в море с оо. Суло и Минданао, простиралась обыкновенно до 100 лодок.

В 1831-м г. для английской торговли решительно не было никакой безопасности в Малакском проливе. Генерал-губернатор Индии предложил батавскому правительству действовать совокупно для истребления пиратов. Голландский губернатор в своем ответе говорит, что, не будь этого бича, многие из колоний, находящихся под его ведением могли бы достигнуть высокой степени благоденствия. По нашему мнению, это значит рассматривать вопрос не с самой возвышенной точки. Английские и голландские военные, и даже простые купеческие корабли, достаточно вооруженные, всегда будут в состоянии отразить нападение разбойников. Но каким образом будут им противиться утлые лодки туземцев? По необходимости они должны держаться берегов; а моря архипелага все более и более пустеют. Даже самые берега моря и рек остаются не заселенными, потому что [18] должно относить далее во внутренность земель всякое поселение, к которому пираты могли бы приближитъся с своими военными лодками. От этого происходит, что целые племена лишены всякого соприкосновения с цивилизациею и средств сбывать богатые произведения своей земли. В этих несчастных странах ни рыбак за своими сетями, ни поселянин в саду своем, ни мать семейства во внутренности хижины, не могут считать себя безопасными от нападения разбойников, лишенных всякого человеческого чувства. «Однажды, говорит г. Гроот, шериф Могаммед, правитель Манпаваского округа, узнав, что 9 лодок Диаксов, каждая с 30 или 40 разбойниками, находятся при входе в реку, решился с ними сразиться, хотя у него было только 3 лодки. Сражались борт-о-борт одними саблями. У шерифа погибло 37 человек, а у пиратов 80. Эти Диаксы приехали из Серибаса, места, лежащего во внутренности острова по реке, которая судоходна только для их лодок, чрезвычайно узких и легких на ходу. Разбойники жгут и убивают все, что только им попадается на берегах, на которые они делают набеги, и уносят, как трофеи, черепы своих неприятелей. У них нет огнестрельного оружия; они обыкновенно употребляют сабли, копья с металлическими и даже деревянными остриями, закаленными огнем. Малайские же пираты имеют в изобилии огнестрельное оружие; а когда два эти поколения действуют заодно, то их набеги делаются действительно страшными. Флотилия с 5-ю или 6-ю тысячами отважных разбойников, вооруженных копьями и кинжалами, к которым должно прибавить других, вооруженных ружьями и несколькими пушками, — без сомнения, самая опасная встреча для всякого европейского купеческого корабля».

Журналы Сингапура и Явы рассказывают, что в 1847-м году флотилия от 50-ти до 60-ти лодок балинезеких разбойников вышла из своих убежищ и распространила ужас во всем архипелаге. Они всюду пронесли грабеж и убийство, [19] опустошили проливы Банды, взяли приступом селение в соседстве Сингапура, и наконец напали на голландскую крепость на берегах Борнео. Многие английские корабли были атакованы этими разбойниками. Две шлюбки английского корабля «Виконт-Мельборн», который попал на подводные камни возле о. Сиргассана, были захвачены пиратами, и они имели жестокость одну из них предать пламени, не сведя с нее экипажа. Должно заметить, что Голландцы упрекают Англичан в медленном содействии их усилиям в истреблении разбойников, и говорят, что они способствовали скорее к распространению, нежели к прекращению зла. Англичане, с своей стороны, упрекают Голландцев в чрезмерной недоверчивости при малейшей их попытке привести в действие свою морскую силу.

Система морского разбойничества, которое опустошает Индейский архипелаг, простирается на всем пространстве от мыса Ахемского до Новой Гвинеи и даже далее к востоку. Жители Папуазской земли и соседних островов, по мнению г. Гроота, ежегодно снаряжают от 100 до 120 военных лодок и простирают свои экспедиции на значительное расстояние. В голландских документах мы находим даже, что зверское племя, живущее на Ю.-З. берегу Новой Гвинеи, пожирало пленников, которых захватывало в подобных набегах. К югу, пределы разбоев ограничиваются цепию больших и малых островов, которых Ява составляет западную границу; в направлении же к С. нельзя им назначить никакого предела; даже на филиппинских оо. пираты чрезвычайно размножились. Они чаще всего показывались на северном берегу Борнео, но в 1846-м г. их там строго проучили. Они заражают берега Кохинхины и даже прибрежия Китая.

Одним словом, одна из прекраснейших и богатейших стран в мире вся отдана на жертву разбойникам, которые сделали из нее обширную сцену грабежа, убийств и неслыханных жестокостей. Однакожь, не смотря на то, что для прекращения зла нужно действовать сильно и решительно, нельзя [20] одобрить исключительной и слепой системы истребления, принятой к отношении к морским разбойникам индо-китайских морей. Доказано неоднократными случаями, что люди, составляющие часть экипажа малайских разбойничьих лодок, были вынуждены пиратами избрать этот образ жизни. Один из этих несчастных говорил перед судилищем в Сингапуре: « Когда вы ловите нас в море, то берете в плен и осуждаете на смерть; а если мы отказываемся ехать с разбойниками, то должны ожидать той же участи от них, или даже от наших одноплеменников. Теперь мы в ваших руках, и вы можете отправит нас на виселицу. Ну, а если бы нам снова был предоставлен выбор, то мы опять предпочли бы неверную смерть от ваших рук уверенности быть убиту соотечественниками, если откажемся отправиться в море».

Обратимся теперь к человеку, который был самым деятельным помощником Англии в стараниях истребить морские разбои на индейских морях. С тех пор, как открытие Америки и Антильских островов представило такое обширное поприще смелости и гению искателей счастия, мы не находим в истории ни одного примера судьбы, которую можно было бы сравнить с удивительною судьбою с. Джемса Брука. Еще не пришло время, когда подробности истории раджи саравакского сделаются известными Европе, но мы уверены, что и теперь читатель с участием проследит небольшое число фактов, которые нам позволено сообщить. Джемс Брук, второй сын Томаса Брука, чиновника Ост-Индской компании, родился в Бенгалии, 29-го апреля 1803-го года. Смерть старшего брата доставила ему обладание значительным имением, но прежде чем независимое положение позволило ему следовать внушениям своего гения, ему суждено было перенести много испытаний, он был еще очень молод, когда вступил юнкером в Бенгальскую армию. В одном жарком сражении против Бирманов он так отличился, что индейское правительство сочло обязанностию почтить его храбрость публичными похвалами. Впрочем этот успех достался ему дорогою ценою: он [21] был ранен пулею в грудь и принужден для излечения отправиться в Европу. Пробыв несколько времени в Англии, он поехал путешествовать по твердой земле, для довершения своего образования, равно как и для окончательного восстановления здоровья. Когда отпуск приближался к концу, он сел на корабль, но на берегах о. Уайта претерпел кораблекрушение и воротился в Калькутту уже по истечении данного ему срока. Вероятно, начальники охотно извинили бы промедление, основанное на столь законных причинах, но молодой офицер, слишком нетерпеливый, чтобы дожидаться следствия и решения суда, тотчас подал в отставку. Эта внезапная решимость, которая, судя по обыкновенным правилам человеческой мудрости, казалась в высшей степени безрассудною, — сделалась для него источником необыкновенно блестящей судьбы.

Сир Джемс Брук приехал в Индию на корабле, которого главнейшее назначение было плавание в Китай. Желая ознакомиться с странами, которые он знал только из книг и разговоров, но которые давно занимали его воображение, он взял место пассажира на этом корабле. Таким образом, он увидел в первый раз оо. Индейского архипелага, где должен был провести столько лет своей жизни. Ему самому, вероятно, очень трудно было бы означить с точностию день, в который овладела им мысль избрать эти восхитительные страны местом своего пребывания. Без сомнения, воображение его было очаровано прелестями природы, и в то же самое время пробудилась в нем жажда деятельности перспективою жизни, исполненной приключений; но на этот раз он еще не принял твердого намерения посвятить все свое существование на подвиг просвещения архипелагских дикарей. Как бы то ни было, только впечатление, произведенное этим путешествием на с. Джемса Брука, было так сильно, что, не много времени спустя по возвращении в Англию, он снарядил бри к на свой собственный счет и во второй раз направил путь в китайские моря; но еще не наступило время осуществить замыслы, которые, притом, он не успел хорошенько [22] обдумать. Отец его был жив и не захотел бы способствовать предприятию, которое казалось во всех отношениях безрассудным. И так, будущий раджа саравакский был вынужден отложить свои замыслы за неимением денег, продать свой корабль в Индии и возвратиться в Англию без всякого результата, кроме приобретенной опытности в морском деле и более совершенного познания стран, которые предоставлено ему было избрать театром своих действий. Кажется, что, по возвращении в отечество, он жил почти так же, как живут все молодые люди, которых будущность обеспечена. Он был смелый наездник, неустрашимый охотник, ревностный член морских клубов, и превосходно плавал. В глазах толпы ничто не отличало его от сверстников; но те, которые имели случай узнать его короче, уже тогда предсказывали, что, если ничто не остановит его на избранном пути, он будет уметь составить себе громкую славу. Отец его умер, и в 1838-м г., т. е. 18 лет спустя после первого путешествия в Китай, он решился осуществить предприятие, которое должно было увековечить его имя. Ему исполнилось тогда 35 лет; состояние его было довольно значительно и позволяло ему устроить на широкую ногу приготовления к путешествию. Наконец он дождался исполнения мечты, которая так давно занимала все его помышления; но врожденная осторожность не оставила его и в этом случае. Экипаж корабля состоял только из 20-ти человек, но он выбрал их с величайшим старанием и приготовил к перенесению всех трудностей предприятия, так что мог совершенно положиться на их деятельность и верность. Корабль его «Роялист» был снабжен 6-ю пушками, несколькими фальконетами и множеством оружия всякого рода, чтобы быть в состоянии дать хороший отпор пиратам. Он вышел в море в октябре месяце 1838 г., а 15-го августа следующего года бросил якорь в реке Сараваке, перед резиденциею раджи Муды Гассима.

По видимому, ни в минуту отплытия из Англии, ни даже в первый период своего пребывания на о. Борнео, сир [23] Джемс Брук не предвидел будущности, которая его ожидала. Его единственною целию, казалось, было двух- или трехлетнее путешествие, предпринятое для исследования Индейского архипелага. Он всегда имел желание посещать неведомые страны и изучать неизвестные породы людей. В дневнике его мы находим многочисленные доказательства давности этой любимой мечты, с которою в уме его соединялась еще надежда увеличить свои познания в естественной истории. Он покидал Англию совсем не с тем намерением, чтобы сделаться покровителем жителей архипелага. Он не был ни Дон-Кихотом, ни Оберлином, а просто человеком с умом и душою, который не мог быть свидетелем жестоких притеснений и не желать положить им конец. Жестокости Малайцев с Диаксами, зверские поступки самых Диаксов, сделавшихся пиратами, с их родичами, пробудили его негодование, когда он сделался их невольным свидетелем. Обстоятельства, среди которых судьба внезапно его бросила, требовали ловкости политика, равно как и энергии солдата, и он умел удовлетворить этому двоякому требованию своего нового положения.

Первый успех вскоре породил другой, потом третий, и так далее, до тех пор, пока, в одно прекрасное утро, простой английский дворянин, покинувший друзей и отечество, чтобы совершить романическое путешествие на Зондские острова, увидел себя верховным обладателем княжества в империи Борнео, дотоле почти неизвестной. Это еще не все. Поведение того же самого человека было во всех отношениях так достойно уважения, что заслужило одобрение значительных лиц в его отечестве, что он сделался достойным предметом королевских милостей, и, троекратно обвиненный завистливыми соперниками пред английским парламентом, троекратно получал от этого знаменитого собрания блистательные доказательства уважения, которые перейдут в потомство.

Когда сир Джемс Брук в первый раз приехал в Саравак, страною правил раджа Муда Гассим, от имени [24] своего племянника султана брунийского, занятого войною с возмутившимися подданными. Раджа умолял его продлить свое пребывание в его владениях, надеясь, что присутствие его приведет в страх бунтовщиков; но Брук не счел приличным согласиться на эту просьбу. Он снова вышел в море, и не прежде следующего года возвратился в Саравак. На этот раз он согласился вмешаться в междоусобия страны. Вскоре потом, по усильным просьбам Муды Гассима, он принял звание правителя области и был утвержден в этой должности самим султаном. Вот как описывает новый раджа, в журнале своем, причины, побудившие его принять это предложение: «У Диаксов дни, недели, месяцы проходят, не принося никакой перемены; все та же жизнь: сплетение хитростей, обманов, побед и бегства с поля сражений. Каждый год тысячи людей бывают лишены жизни, или свободы. Ах! если бы средства мои соответствовали моему желанию освободить это несчастное племя! Пламенные стремления мои безграничны, и хотя любовь к родине беспрестанно понуждает меня к отъезду, я чувствую, что не решусь возвратиться в отечество прежде, нежели успею сделать несколько добра здесь». В самое короткое время он убедился, что не возможно думать ни о каком прочном улучшении, пока не истребится отвратительный обычай ходить на морские разбои. Он потребовал деятельного содействия нашей морской силы, и получил его; все начальники, постепенно командовавшие ею, сознавались, что невозможно сделать более полезного употребления английского оружия. Капитан Кеппель, в 1843-м г., первый поступил в распоряжение раджи саравакского. В 1845-м году, сир Томасу Кохрэну дано было поручение с эскадрою, состоящею из 7 кораблей, требовать объяснений от султана брунийского, который, не смотря на то, что был закоренелый морской разбойник, отвечал в выражениях самой смиренной покорности. Но лишь только адмирал удалился, как тот же самый султан дал приказание перерезать, начиная с Муды Гассима, всех тех из своих подданных, [25] кого он подозревал в согласии с Англичанами. Этот бесчеловечный поступок был наказан в 1846-м г. взятием Бруни и наконец разрушением разбойничьих убежищ на северном берегу Борнео. Сир Джемс Брук принимал деятельное участие во всех мерах строгости, которые он первый присоветовал. Сверх того, не одни прибрежные орды заслужили этот урок: возле него жили другие неприятели, столько же опасные, которых он должен был наказать в свою очередь.

В недальном расстоянии от устья Саравака, к В., протекают две другие реки, Саребас и Саракан, по которым капитан Кеппель поднимался в 1843-м г. с шлюбками своих кораблей, по настоятельной просьбе султана брунийского. Диаксы, жившие по берегам этих рек, считались самым страшным из всех племен, занимающихся морским разбоем около берегов Борнео. В эту эпоху они управлялись двумя шерифами арабского происхождения, которые считали себя потомками Магомета. Они могли выставить в море до 100 лодок, с 3, иногда с 4 тысячами человек. Когда какое-нибудь предприятие было между ними решено, шерифы приказывали ударять в гонг в городах и громко призывали всех Малайцев, которых им угодно было назначить для участия в экспедиции. Те, которые отказывались идти в море, были присуждаемы к значительной пене. Для завербовки Диаксов употребляли еще меньше церемоний; да это было бы и лишнее с народом, которого с детства одушевляли страсть к морским набегам и пламенное желание воротиться домой с блистательными трофеями своих подвигов — неприятельскими головами. Первый урок, данный этим дикарям капитаном Кеппелем, не имел продолжительного успеха. Малайцы думали, что присутствие английских кораблей было случайное, и, три года спустя, новые разбои, производимые на обширном пространстве, распространили ужас и смятение на всем острове. Военные действия в 1846-м г. также не принесли значительных результатов. Положение дел только усилилось; грабеж и [26] убийства царствовали сильнее, чем когда-нибудь. Не должно смешивать морских разбоев Диаксов с неприятельскими действиями диких орд между собою. В последнем случае, это ничто иное, как борьба между несколькими племенами, между тем как в первом, это отъявленная война с целым обществом. Диаксы, жившие по рекам Саребасу и Саракане, без различия нападали на все народы, и, до приезда Англичан, никто не смел им противиться. Они были слишком сильны и хорошо вооружены. Не смотря на претерпенные ими поражения, в июле 1849 года, они могли еще выехать из рек своих в числе 3500 человек, на 100 прагах. Весь берег был поражен ужасом; ни одна лодка не смела показаться в море; самые рыбаки спасались во внутренние земли. Менее нежели в 2 месяца пираты отрезали 300 голов и надеялись еще увеличить число своих зверских трофеев. Выгоды торговли, вместе с воплем угнетенного человечества, настоятельно требуют положить немедленный конец этим ужасам. Возникающая меновая торговля на Индейском архипелаге долго еще будет нуждаться для своего развития в сильном покровительстве. Одни населенные города привлекают корабли; а города эти могут существовать только среди обществ, которые пользуются спокойствием и благосостоянием... «Что породило морские разбои? говорит далее автор. — Отсутствие другого выгодного занятия. Когда островитяне, оставив варварские инстинкты и предания пяти веков, убедятся, что могут умножить свое благосостояние средствами более верными и кроткими, то покинут привычку к грабежу. Разбойничество пораждает бедность, а бедность, в свою очередь, пораждает разбои. Таким-то образом, несчастные племена архипелага движутся в роковом круге, из которого не в состоянии выдти своими собственными силами».

«Система, — продолжает автор, — которой должно следовать в отношении к пиратам, очевидна. Должно наносить им сильные удары, за которыми следовали бы промежутки спокойствия, чтобы дать народам время одуматься. Для этого [27] необходимо, от времени до времени, появляться в китайских морях пароходам и большим кораблям, чтобы показать, что мы всегда готовы унять их. Должно также поощрять туземцев, которые занимаются мореплаванием, к составлению союзов против морских разбойников. Должно, чтобы страшный урок заставил их собственным опытом понять всю великость зол, которые они причинили ближним». Недавнее открытие рудников превосходного качества каменного угля, не только на о. Либуане, где основана английская колония, но и на самом о. Борнео, есть одно из тех событий, которых достаточно для того, чтобы переменить судьбы целой страны земного шара. Огромный запас угля теперь одно из самых неизбежных условий для широкого развития мореплавания в китайских морях, где необходимость учреждения правильных сношений становится с каждым днем очевиднее. Беспрестанно умножающиеся массы людей, смелых, готовых на все, чтобы добиться счастия, теснятся на северо-западных берегах американского материка, принадлежащего Соединенным Штатам. Море, которое так легко переплыть, одно отделяет их от Небесной Империи; австралийские колонии также требуют более скорых способов сообщения с английскою Индиею и своею метрополиею. Английские негоциянты в Сингапуре с нетерпением ждут минуты, которая отворит им королевства Сиям и Кохинхину. Недавно мы узнали об американской экспедиции в Японию. Еще несколько времени, — и нам скажут, что железная преграда, отделявшая этих необщежительных островитян от остального света, вдруг сокрушилась. Несколько позже мы узнаем, что Панамский перешеек, который уже переезжают путешественники, открыл широкий проход кораблям. Со всех сторон просвещенный свет как будто назначает себе общее сходбище в китайских морях. Все меры, способствующие благосостоянию народонаселений архипелага и примирению раздоров, которые их разделяют, будут также чрезвычайно полезны. Самые утешительные надежды этих племен основаны на мудром развитии системы [28] торговых сношений с европейскими народами, а также, — нам приятно это думать, -на чувствах доброжелательства и человеколюбия наций, называющих себя просвещенными. И так станем надеяться и верить, что, когда Зондские оо. будут освобождены от двоякого бича притеснения и варварства, то с своими величественными лесами и благоухающими рощами, с своим лучезарным небом и лазуревым морем, они будут блистать между всеми странами земного шара, как чистый отблеск славы Создавшего их.

Текст воспроизведен по изданию: Голландская Индия. Политика Голландии и морские разбои в Зондском архипелаге // Москвитянин, № 13. 1853