-

The Expedition to the Borneo of H. M. S. Dido with Extracts from the Journal of James Brooke. By Captain H. Keppel. 2 vols.

(Экспедиция королевского корабля “Дидона” в Борнео, с извлечениями из журнала Джемса Брука. Изд. капитана Г. Кеппеля).

В первое время существования Остиндской-Компании, когда распространение торговых сношений казалось важнее приобретения территорий, торговля Индийского-Архипелага привлекала более внимания, чем торговля самого Индустана. Голландцы, ревностно стараясь об уничтожении торгового соперничества всякой другой державы в окрестностях Явы и Молуккских-Островов, затрудняли Англичан в поддержании их факторий в архипелаге. Известны убийства в Амбоине и Бэнтаме; но не одни они замечены историею колоний; таким-образом, в 1775 году, попытки Англичан завести колонию в Баланбангане и Пуло-Кандоре были уничтожены умерщвлением колонистов; уверяют, что туземцы были побуждены к этому интригами голландских купцов и даже получили помощь от голландских войск. Когда Ява и близь-лежащие острова были заняты Англичанами в последнюю войну, сэр Стэмфорд Рзффльз (Stamford Raffles) понял, что индийские моря представляют для Великобритании новое обширное поприще торговой деятельности и посвятил все труды свои для собрания таких сведений, которые бы послужили объяснением свойств торговли, ценности и важности предметов вывоза. Результаты его разъисканий были сообщены правительству, но с таким малым успехом, что на венском конгрессе лорд Кастльрэ отступился от Явы, Суматры и всей торговли индийских морей. Два обстоятельства приводят обыкновенно причинами такого необыкновенного поступка: говорят, что прошло несколько лет, а депеши и документы, столь тщательно собранные сэром [8] Стэмфордом Раффльзом и переданные лорду Бэторсту (Bathurst), найдены нераспечатанными в колониальном правлении; говорят также, что Остиндская-Компания употребила все тайные усилия свои, чтоб воспрепятствовать учреждению в индийских морях колоний, которые бы находились в прямой зависимости от короны; но каковы бы ни были причины, а английский уполномоченный отказался в пользу Голландцев от всякого права на остиндские острова и оставил при них прежнюю торговую монополию.

Во время последней воины с Китаем, встретилось много обстоятельств, заставивших обратить внимание на эти забытые острова. Необходимость безопасной гавани между Сингапуром и Китаем чувствовалась с каждым днем более и более; морские разбои Малайцев становились все обширнее и смелее; отчеты экспедиций, отправляемых для исследования этих морей, сообщали такие факты, которые не позволяли долее оставаться в бездействии; те же, которые занимались опытами колонизации северных берегов Новой-Голландии, исследовали свойство торговли с окрестными островами и представили огромные результаты, которых можно ожидать в будущем от развития этой торговли. Практический дух английского народа дает всем разнородным элементам его такое единство действия там, где есть надежда на богатство и приобретение, что немедленно являются целые общества для поддержания всякого рода коммерческих предприятий; потому самые обширные из них совершаются в Англии не правительством, а частными людьми; здесь это заметнее, чем где-либо. Великолепные и филантропические проекты сэра Стэмфорда Раффльза, клонившиеся не только к распространению английской торговли, но и к принятию мер для уничтожения морских разбоев и торга невольниками, оставлены были правительством и почти забыты; тогда за исполнение их принялся частный человек, Джемс Брук (James Brooke). Капитан Кеппель вкратце рассказывает о причинах, побудивших этого замечательного человека сосредоточить деятельность свою на восточных морях. Очерк этот составляет собственно введение к отрывкам, которые он приводит из журнала самого г. Брука:

“Г. Брук был второй (и один оставшийся в живых) сын мистера Томаса Брука, бывшего в гражданской службе Остиндской Компании; он родился 29 апреля 1803 года, в самых молодых летах прибыл в Индию в звании кадета и отличился храбростию в войне с Бирманами. Будучи тяжело ранен в одной битве, он получил благодарность правительства и дозволение отправиться в Англию для восстановления расстроенного здоровья, но остался в Калькутте и потом, для развлечения, отправился в Китай в 1830 г. Со время этого путешествия, проезжая но китайским морям, он в первый раз увидел острова Индийского Архипелага, которые, не смотря на всю свою важность в торговом отношении и необыкновенную красоту местности, оставались в забвении и неизвестности. Расспрашивая опытных людей, читая отчеты экспедиций и путешествий, он скоро убедился, что Борнео и Восточные-Острова составляют обширное поле для предприятий и исследований. Укротить племена малайские, бывшие так долго страшным бичом для европейских купеческих судов, уничтожить морские разбои и торговлю невольниками, — вот что сделалось постоянным предметом его человеколюбивых и благородных стремлений, и с этого времени вся энергия его могучей воли была посвящена осуществлению его планов. Беспрерывные неудачи и препятствия всякого рода не ослабили в нем энтузиазма и твердости и победили все затруднения: в 1833-м году, он выхлопотал наконец позволение отправиться из Англии к цели своих желаний. Последние годы своего пребывания в Европе он посвятил приготовлениям и опытам, целый год провел в Средиземном-Море, испытывая корабль свой “The Royalist”, и так хорошо изучил навигацию, так [9] освоился со всеми подробностями своего предприятия, что самый осторожный из его друзей, провожая его в дальний путь, принужден был согласиться, что как ни смело и необыкновенно было по наружности его намерение, он не пренебрег ничем, чтоб упрочить себе успех. “Я отправляюсь” говорил он: “с тем, чтоб пробудит дух уснувшей филантропии, привести в исполнение все планы сэра Стэмфорда Раффльза относительно Явы и перенести их на весь Архипелаг. Имущество и жизнь отдаю я с охотою; и пусть не удастся мое предприятие, все же я буду жить не совсем понапрасну”.

Пропустим приключения г. Брука по время путешествия его в Сингапур и посмотрим причины, которые заставили его посетить Борнео:

“Борнео, бывшее некогда гнездом морских разбойников, и к берегам которого немногие суда могли приставать безопасно, находится теперь под управлением раджи Мода-Гассима. По уверению нескольких человек, производивших торговлю с этим раджею, он отличается хорошими свойствами, добр, человеколюбив и искренно-наклонен к союзу с Англичанами. Эти причины заставили меня оставить прежнее свое намерение ехать прямо к заливу Маллуду, и в то самое время, как подул юго-западный муссон, придерживаться преимущественно северо-западного берега. Так-как Мода-Гассим живет в настоящее время в Сараваке, я предполагаю, обогнув берег от Танион-Ати, войдти в реку того же имени и проехать таким-образом до города”.

Г. Брук, достигши Саравака, нашел раджу, занятого укрощением мятежа одного племени Дейаков; но, не смотря на то, он получил позволение проехать по некоторым малайским городам и осмотреть землю Дейаков (аборигенов острова Борнео). Малайцы вообще принимали путешественников хорошо, не смотря на то, что негостеприимство их и плутовство обратились в пословицу на всех восточных морях. Приведем описание жилищ тех из них, которые поселились на берегу реки.

“Описаниеэтих малайских жилищ,построенных на реке, до-сих-пор неисследованной, мне кажется, не лишено будет занимательности. Построенные подобно прочим малайским домам, на столбах, вымощенные бамбуковыми досками и покрытые пальмовыми листьями, они представляют “beau ideal” непрочности земных благ, но в то же время представляют столько удобств, что, при небольшом изменении их, можно отлично приспособить к устройству домов в жаркой стране. Строение это стомит очень-дешево; оно просторно для помещения, защищено от сырости и дождя. Внутренность его состоит из четырех комнат; средняя велика и покойна; фасад дома умже, но имеет 36 ф. в длину; спальня всего семейства расположена на одной стороне; в задней комнате помещается кухня. Эти комнаты отделены одна от другой пальмовыми перегородками; полы устланы рогожами (изделиями дейакских мануфактур), и, при нашем прибытии, их покрыли еще другими рогожами белого цвета. Вход в дом составляет приставная лестница, которую очень-легко отнять в случае нападения”.

Любопытно сравнить это здание с еще более необыкновенным жилищем Дейаков:

“Река Лунду значительно-широка и имеет около полумили при устье и от 150–200 ярдов при Тунгонге. Тунгонг стоит по левую сторону реки, у самого берега, и окружен легким палиссадом. Внутри ограды один огромный дом для целого населения и три или четыре небольшие хижины. Внешняя часть палиссада между им и рекою занята анбарами, а по оконечностям находятся домы малайских резидентов. Общее жилище громадно; оно имеет 594 ф. в длину, а передняя комната или улица тянется во всю длину здания и в ширину имеет 21 ф. Задняя часть разделена рогоженными загородками на отдельные комнаты, служащие жилищем для различных семейств, и в эти комнаты из общественной залы (если можно так назвать ее) ведут 45 дверей. Вдовцы и неженатые живут в этой [10] зале и только одни семейные получают право на отдельное помещение. Это здание возвышается на 12 ф. над землею, и входят в него по древесному пню, на котором вырублены грубые ступени, что составляет весьма-беспокойную и неудобную лестницу. К фасаду здания примыкает” терраса, имеющая 50 ф. в ширину и устроенная, равно как и пол, из бамбуковых досок. Эта платформа, а иногда и передняя комната, кроме обыкновенных обитателей, служит приютом для свиней, собак, птиц, обезьян и представляет истинный хаос. Здесь совершаются все домашния работы, заготовляются съестные припасы, плетутся рогожи и пр. и пр. Около 200 мужчин, женщин и детей находились там во время полудня, и, принимая в рассчет тех, которые по были дома и которые занимали отдельное помещение, число всех членов общины можно положить до 400 душ. Футов на семь вверх находится другой, плохо-устроенный этаж или правильнее чердак, куда обитатели прячут свою съестпую провизию и орудия ремесл и войны. По стенам широкой комнаты расставлены древесные пни, разрубленные на двое и заменяющие днем стулья, а ночью кровати. Сибнованские Дейаки с виду дикие, но, кажется, это миролюбивое и не злое племя. Комната их начальника, по имени “Сежуга”, расположена почти в средине здания и обширнее прочих. При входе, по случаю нашего посещения, развешана была новая рогожка, а над головами нашими висело до 30 отвратительных черепов — обыкновенное украшение жилища этих дикарей”.

Черепа были трофеями, добытыми на войне; подобно диким обитателям Северной-Америки, скальпирующим убитых врагов, туземцы Борнео снимают черепа и в триумфе приносят домой эту кровавую добычу, которая почитается лучшим украшением их жилищ. Вот несколько подробностей, сообщаемых в журнале г. Брука:

“На вопрос мой о черепах, мне отвечали, что молодому человеку необходимо до женитьбы еще добыть череп. Когда я старался убедить их, что такой обычаи возмутителен, они отвечали мне, что он заведен у них с незапамятных времен, и что пренебречь им невозможно. В-последствии, однакож, во уважение трудностей, с которыми сопряжено добывание голов, Сежуга дозволил молодому человеку жениться без черепа, с тем однакож, чтоб он сделал подарок родителям своей возлюбленной. Во всякое время они горячо уверяли меня, что черепа, ими снятые, принадлежали только врагам, прибавлял к тому, что враги эти злые люди и не заслуживают лучшей участи. Я спросил одного холостого человека, должен ли он добыть себе череп прежде, чем получит жену? “Да”, отвечал он. — Когда-же ты добудешь его? — “Скоро”. — Где? “На реке Саребусе”. Я нарочно сообщаю подробности своих наблюдений, и по всему думаю, что для этой цели они не щадят беззащитных путников или Малайцев, которых им удастся застать врасплох в их жилищах или в лодках; но на этот счет они хранят глубочайшую тайну. Мужчины этого племени берут только одну жену и женятся 17 и 18 лет от роду. Их брачная церемония очень-любопытна: жениха и невесту с торжественной процессией вносят в обширную комнату, где на шею жениха ставят пару птиц; он семь раз должен их обернуть около своей головы; потом птиц убивают и кровью их обрызгивают темя четы; далее, этих же птиц жарят и новобрачные съедают их только тогда, как все прочие пируют и пьют в-продолжение целой ночи”.

Описывая отношение женщин к мужу и детям, г. Брук сравнивает их с европейскими женщинами; он уверяет, что нигде так строго не соблюдается супружеская верность, как между Дейаками, что нарушение ее — вещь почти неслыханная, и это подтвердили ему Малайцы, восхвалявшие целомудрие дейакских женщин. Такой факт тем более замечателен, что дикари эти стоят на самой низкой степени образования и почти не имеют понятия о Боге; у них нет ни жрецов, ни религиозных церемоний; молитвы, которые они воссылают очень-редко, относятся к Бидуму, великому дейакскому [11] предводителю давно-прошедшнх времен. Вообще, простота этого племени и здравое суждение о нравственных правилах заставляют предполагать, что они, если только явятся к ним миссионеры, легко приймут христианство со всеми его благодетельными последствиями. Доказательством склонности их к образованию может служить усовершенствование механических искусств, которые заметно улучшились со времени посещения страны Дейаков первыми путешественниками; особенного внимания заслуживает производство железных вещей, которые, при всей простоте орудий и кузниц, отличаются необыкновенною прочностью и даже изяществом.

Г. Брук изучал естественные науки и сообщает много интересных сведений относительно ботаники и зоологии Индийского-Архипелага. Не разбирая спорного вопроса о справедливости бюффонова рассказа о понго, он приводит несколько обстоятельств, доказывающих, что знаменитого натуралиста слишком-поспешно обвинили в легковерии.

“Я получил от раджи в подарок молодого орангутанга, который совершенно сходен был с прочими животными своей породы и отличался только тонкой волнистой шерстью светло-каштанового цвета. Меланхолическое выражение, характеризующее лица этой породы обезьян, видно было и на лице Бетси, и хотя недавно поймали ее, она была совершенно спокойна, если ее не дразнили. От человека, который привел Бетси, я приобрел еще экземпляр Lemur tartigradus, называемый у Малайцев Кукан а, а не Пукан, как пишет Кювье (у Марсдена, в словаре, имя это написано правильно) и в то же время отрубленную руку оранг-утанга огромного размера. Эта рука далеко превосходит длиною, шириною и крепостью всякую человеческую руку, и пальцы ее, даже в том виде, как я получил ее, т. е. ободранную и высохшую, толщиной равняются человеческим. Туземцы Борнео называют оранг-утана Миас и различают их два рода; один Миас ромби, похожий на экземпляры, находящиеся в зоологических собраниях, и Миас паппан, которые ростом гораздо больше, и которых поймать несравненно-труднее. Животному последней породы принадлежит полученная мною рука. По уверению туземцев, миас-паппан ростом равняется человеку, часто бывает выше его и одарен необыкновенною силою; лицо у него шире и полнее, чем у миаса-ромби, и шерсть темно-бурая, иногда переходящая в черную. Миас-ромби никогда не бывает выше четырех или четырех с половиною футов; лицо у него длинное, шерсть всегда рыжая. Я верю рассказам и вот по каким причинам: 1) туземцы так согласны в своих показаниях и так хорошо знакомы с различием двух пород и названий их, что невозможно предполагать со стороны их обман; многие, которых я спрашивал в различное время и в различных местах, согласно подтвердили мне признаки различие между миасом-ромби и паппаном. 2) Огромный размер руки, находящейся у меня, огромный рост животного, убитого на берегу Суматры, и череп, лежащий в парнасском музеуме, невозможно применить к обыкновенной породе оранг-утангов”.

Между произведениями страны и предметами торговли, по наблюдениям г. Брука, первое место занимают минералы, именно: золото, цинк и медь (последняя не разработывается, но, по несомненным признакам, должна находиться в изобилии). Во-вторых, растения: лес всякого рода для постройки кораблей и другого употребления; сверх-того, алоэ (lignum aloes), эбеновое дерево и камыш отличного свойства; к этому можно прибавить саго, рис, и проч. Дикий мускатный орех растет в изобилии на островах Садунге и Сумпудине; он очень-хорошего качества и при возделывании может доставить такой же выгодный предмет вывоза, как и на Молуккских-Островах. Много еще других менее-значительных предметов исчислено в дневнике предприимчивого автора, и все они доказывают, что острова Индийского-Архипелага [12] вмещают в себе неистощимый источник богатства. Во время пребывания своего в Борнео, г. Брук находился постоянно в дружеских сношениях с туземцами, и потому мог свободно делать свои наблюдения. Раджа просил его принять деятельное участие в укрощении мятежа некоторых племен, отказавшихся повиноваться его распоряжениям; союзники и неприятели г. Брука равно не отличались ни искусством, ни храбростью. Образ ведения этой войны так любопытен, что мы не можем не привести некоторых подробностей, заключающихся в журнале.

Близь лагеря, которым расположился раджа с своими воинами, находилось возвышение, и с него автор наш осмотрел всю окрестность, на которой находились неприятельские укрепления и город Саниаван. Отряд солдат, обученных по-европейски, мог бы кончить всю войну в несколько часов, потому-что укрепления устроены были дурно, не исключая и главного пункта, крепости Баллидах, против которой войско раджи должно было повести аттаку; она находилась на небольшом возвышении, примыкающем к самому берегу реки, и состояла из большего дома, построенного на самой вершине покруженного деревянным бруствером футов в шесть или семь вышиною. Другие укрепления были еще незначительнее; весь гарнизон состоял из 350–500 человек, из которых половина вооружена была мушкетами, прочие же мечами и копьями; они были расставлены но разным местам и сверх-того должны были защищать город, что и увеличивало их слабость. Со стороны раджи выступило до 200 Китайцев, отличных ремесленников, но довольно-плохих солдат. Они были сильны, но дурно вооружены; ружей у них не было, и несколько мушкетов составляло все их огнестрельное оружие; зато у всех были мечи, копья, щиты и сверх-того весьма-длинные железные трубы с мушкетным стволом и отверстием с двух сторон. Это оружие приводили в действие два человека: один наводил его, другой стрелял; в то время, как один держал трубу на плече, другой прицеливался и прикладывал фитиль. Заряжение этого оружия так же забавно, как вид его и стрельба. Порох насыпают в трубу, затыкал с другого конца ствол, чтоб придержать порох; потом вкладывают пули; все это вместе составляет самое грубое, неловкое и беспокойное оружие. Несколько недель продолжалась война и окончилась только деятельным посредничеством г. Брука. Он не только убедил мятежников помириться и срыть их укрепления, но, что было несравненно-труднее, уговорил раджу пощадить их жизнь. Но окончании войны, г. Брук получил в управление область Саравак, которая и теперь остается под его властью. Управление его произвело самые благодетельные следствия; ничем-необеспеченные прежде права личности и собственности утвердились на прочном основании; деспотический произвол уступил место неподкупному правосудию: покровительство оказывается Дейакам без уничтожения дружеских отношений к Малайцам. Важность этой перемены лучше можно оценить, читая отчет, который Дейаки дали своему новому начальнику о притеснениях, делавшихся в прежние времена:

“С давних времен мы были подданными Патека-Борнеоского. Борнеосцы старшие братья, мы младшие; а обычай старших таков, что мы должны им платить дань и пользоваться за то их покровительством. Но они забыли справедливость, забыли обычаи отцов, грабят Дейаков и утесняют их. Мы не делали никакого зла. Мы слушались повелений Патинги, который поставлен был над нами Патеком. Если он делал зло, то он и должен быть наказан; но мы страдали, потому-что повиновались правителю, поставленному над [13] нами законом. Ты бы увидел, повелитель, еслиб ты был на этой реке несколько лет назад, что не было племени счастливее нашего. Наши дети были с нами; у нас было в изобилии пшено и плоды; наши свиньи и птицы были многочисленны; мы могли давать все, чего от нас требовали, и со всем тем были счастливы. Теперь мы ничего не имеем. Народ Садонгов и сакарранские Дейаки напали на нас: они сожгли наши домы, опустошили наши поля, срубили наши плодовые деревья, перебили множество наших единоплеменников и увели в рабство наших жен и детей. Мы могли выстроить вновь свои домы, могли насадить плодовые деревья, обработать пшено, но где же найдем себе жен? можем ли позабыть своих детей? Мы просили Патека отдать нам их; просили о том же Пангерона Макоту: они отвечали нам, что желали бы сделать это, но не могут; мы не верили им; их слова были приветливы, но в сердце своем они не хотели помочь нам. У нас одна надежда теперь только на тебя — хочешь ли помочь нам? Возвратишь ли нам жен наших и детей? Если ты отдашь наши семейства, ты не раскаешься: мы тебе вечно останемся верны”. — Что мне было отвечать им? Я не мог разочаровать их совершенно, но изъявил опасение, что едва-ли возможно исполнить их желание; я сказал, что буду стараться об их счастии, и чтоб и они с своей стороны старались о том же. Бедный, несчастный народ, страдающий за преступления других! Бог видит, что я буду помогать тебе сколько станет сил моих”.

Доказав свое искусство на поприще законодательства, г. Брук должен был еще испытать свои дипломатические способности в переговорах с начальниками соседних племен. Многое в переговорах этих также любопытно:

“Матари или “Солнце”, начальник сакарранских Дейаков, о которых я упомянул выше, прибыл на двух шлюпках и сделал мне несколько визитов. Он уверял меня, что желает заключить со мною мир, чтоб ни один из нас не обижал другого. К этому договору я принужден был прибавить условие, чтоб он не разбойничал ни на море, ни на земле, и чтоб ни под каким предлогом не пускался во внутренность моих владений. Его хитрость и ловкость по истине замечательны. Он начал вопросом, если какое-нибудь племя Сакарран или Саребус будет разбойничать на моей земле, что я намерен сделать. Мой ответ был таков: “Напасть на их землю и опустошить ее”. Потом он спросил меня опять: “Позволишь ли ты мне, твоему другу, иногда украсть несколько голов?” — “Ни одной” отвечал я: “ни даже входить в мою землю не позволяю тебе; а если ты или твои единоземцы преступить это запрещение, то я возьму сотню сакарранских голов за одну, взятую здесь”. Он несколько раз потом повторял свою просьбу: “только одну или две, не более”, подобно школьнику, который выпрашивает себе яблок. Нет сомнения, что оба племена Сакарран и Саребус страстно любили охотиться за головами и считали обладание ими необходимостью. Чем более имеет их кто-нибудь, тем важнее его значение; и нигде не было попыткий уничтожить или смягчить этот варварский обычай. Малайцы всех классов, на этом берегу, считают приобретение голов за такую же великую честь, как и сами Дейаки, с тою только разницею, что они не помешают их в своих домах и не соединяют с ними никакой суеверной мысли. Я спросил Матари, какое самое торжествеиное изъявление согласия между его племенами, и он отвечал мне, что самое торжественное состоит в том, чтоб выпить несколько капель крови одному у другого: тогда заключившие союз считаются братьями; высосать вместе кровь из живой птицы считается другою торжественною формою”.

Пропускаем интересные подробности об управлении г. Брука и послушаем рассказ его о поездке в город Борнео, составляющий одно из самых необыкновенных поселений на Востоке:

“По мере приближения к городу (тогда был прилив), он показался мне настоящею Венецией), наполненною [14] шалашами. Для тех, кому нравится такое поселение, место выбрано недурно. Холмы примыкают к самой реке и образуют амфитеатр; несколько других рек и ручьев впадают в нее; между ними построены дома. При высокой воде, они окружены водою со всех сторон; при низкой — стоят совершенно в грязи. Когда мы подъехали к городу, то нас окружили лодки, шедшие впереди и сзади, и мы приехали на пловучий рынок, где женщины в огромных шляпах из пальмовых листьев продавали всякого рода съестные припасы, качаясь в легких челноках, то гребли веслами, то продавая, отъезжали с места во время прилива и, по окончании торга, возвращались назад. — Первое впечатление города неблагоприятно. Домы сплочены и многочисленны, даже дорога к дворцу не представляет ничего заманчивого; самый дворец велик, но дурно построен и не отличается от плохой хижины”.

Уничтожение морских разбоев было задачею, превышавшею ограниченные средства г. Брука; но по счастию для него, британское правительство обратило наконец внимание на этот предмет, и капитан Кеппель, бывший уже прежде в Сараваке и оказавший много полезных услуг, получил начальство над экспедициею. Уничтожение гнезда пиратов окончено было без больших затруднений; рассказ об этом капитана Кеппеля отличается скромностью и добросовестностью; он не скупится на похвалы никому, кроме себя. Повествование его также исполнено интереса; но, конечно, журнал г. Брука далеко превосходит его занимательностию. Говорят, что появление его в Англии побудило многих даровитых и предприимчивых молодых людей присоединиться к нему, и что, в настоящее время, с помощию новых поселенцев, произведения минералов и земледелие достигают в Сараваке быстрого развития. В Борнео приняты уже меры к учреждению купеческих контор, и едва-ли можно сомневаться, что обширная торговля Британии приобретет скоро новое поприще для себя в богатых дарами природы островах Индийского-Архипелага. Мы, чуждые этого коммерческого и промышленого интереса, с удовольствием читаем книгу г. Кеппеля, который так хорошо представил благородную и во многих отношениях замечательную личность г. Брука.

Текст воспроизведен по изданию: The Expedition to the Borneo of H. M. S. Dido with Extracts from the Journal of James Brooke. By Captain H. Keppel. (Экспедиция королевского корабля “Дидона” в Борнео, с извлечениями из журнала Джемса Брука. Изд. капитана Г. Кеппеля). // Отечественные записки, № 11. 1846