-

КАРИАНЫ

(Рассказ Аббата Жюрина, бывшего Миссионером в Малакке.)

Между многочисленными племенами, в стране известной под именем Бирмании и Верхнего Сиама, замечательнее прочих племя Карианов. Оно занимает к Западу обширное пространство земель Сиамских и бесконечные леса внутренней Бирмании, по всему протяжению горной цепи, идущей от Тибета вдоль полуострова Малакки; часть его рассеяна в провинции Аракана, в Пегу и в окрестностях Рангуна. [582]

Г. Барб, Миссионер Сиамской Миссии, первый из Европейцев, проникнул в их леса, жил с ними, и к изумлению своему, нашел народ необыкновенно добрый, гостеприимный, чуждый тех грубых пороков, которыми отличаются прочие Индийцы.

Во время краткого пребывания моего в Пегу и на берегу Тенассерима, я наблюдал это племя, без сомнения достойное внимания и любопытства более всех других народов этой части Азии, и сохранившее в невежественном состоянии своем кротость, правоту, любовь к спокойствию и множество других качеств, которые сделали бы честь любому образованному народу.

Карианы, близко подходящие чертами лица к Европейцам, не так смуглы как соседи их Бирманы, и не пятнают себе тела. Мущины вообще высоки ростом, хорошо сложены, сильны, проворны и легко переносят всякие труды и лишения; женщины, неразлучные спутницы в их полевых работах и степных странствиях, не высоки ростом, но одарены от природы крепким сложением; наружность их носит на себе отпечаток доброты и кротости, и хотя они пользуются большою свободою, но отличаются скромностию в обращении и пристойностию одежды. Они носят платье или лучше сказать кафтан, сверх которого надевают плащ с хитрыми рисунками, которые вышиты семенами каких то плодов, имеющими вид стеклянных бус; плащи же, искусно расположенные дикарками, производят необыкновенный вид своею белизною и симметриею.

Красота их наряда возвышается еще множеством ожерельев, которые они ценят очень высоко; голову же покрывают широкою тканью, развешивая по плечам оба конца. Одеяние мущин также ни сколько не походит на одеяние прочих обитателей этой части Азии: величественное, грациозное и напоминающее одежду древних, оно состоит из тоги, удивительно похожей на далматики, (с тою разницею, что не имеет по бокам разрезов), доходит до колена, и имеет широкие, хотя короткие рукава. Кариан обыкновенно выставляет правую руку из рукава, потому что в этой руке он держит острое оружие, служащее ему для защиты от диких зверей и для [583] проложения дороги между кустарниками. Иногда он надевает пояс из такой же материи и тогда одежда его принимает вид широкой блузы с обрезанными рукавами; платок или кусок ткани составляет его головной убор; иногда несколько ожерельев украшают его шею и доходят до груди. Материя, употребляемая ими на платье, и похожая на наше полотно беловатое с красными полосами, точется женщинами — искусство необходимое для молодой девушки до замужства; в нижних частях ушей у них видны широкие отверстия для украшений; женщины и особенно девушки весьма тщательно убирают их разными цветами; мущины вставляют туда куски серебра или очень крепкого дерева цилиндрической формы; туда же они кладут сигары и цветы. Обыковенно эти наряды употребляют они в дни посвященные веселью, или во время прихода друзей или чужестранцев под гостеприимный кров их бедных хижин.

Домы их очень просты и не красивы; поднятые на 12-15 футов от почвы, они утверждены на деревянных столбах, врытых в землю; стены устроены из древесной коры или плетня из бамбуковых прутьев; кровля покрыта рисовою соломою или широкими листьями; пол состоит из бамбуковой решетки, покрытой грубо выделанными рогожами. В такую хижину входят по лестнице, которая так узка и дурно утверждена, что необходима вся ловкость дикарей, чтобы предохранить себя, от падения. Внутренность домов их заключает в себе две комнаты, разделенные также перегородкою. В первой принимают дикари чужестранцев и отдыхают после дневных работ, а во второй помещается очаг, где готовят кушанье; целую ночь там поддерживают огонь, необходимый для предохранения от жестоких ночных рос; здесь, около этого камина, Карианы ужинают, курят табак, жуют бетел и тихо засыпают. Глиняные горшки для приготовления пшена, деревянные сосуды для воды и несколько корзин, куда они убирают свое платье — вот все принадлежности палат этих властителей пустыни; украшения же составляют оленьи рога, кабаньи клыки, рога носорогов и слоновые зубы, как трофеи побед, одержанных туземцами над истребителями их жатв. По уборке риса, они прячут его в некотором расстоянии от хижин [584] в местах, им одним известных — обычай, как говорят они сами, завещанный им предками. Без сомнения необходимость породила этот обычай, а время придало ему священный характер; к тому же шаткость их хижин не могла бы выдержать всего пшена, ими запасаемого. Хижины служат им не более года, и редко семейство остается на одном месте в продолжении нескольких лет 5 оно проходит безлюдные пустыни, ежегодно срубает и сожигает часть леса для посева пшена, и потом отправляется далее и снова начинает свой тяжелой труд в другом месте, на расстоянии нескольких миль!

Трудно вообразить как утомительно странствовать в этих странах: препятствия родятся так сказать под ногами путешественника, при самом вступлении в землю Карианов. Необыкновенная густота травы, высокие деревья, дающие побеги от наклоненных ветвей, и бесчисленное множество колючих растений, лишают всякого сообщения; присоедините к этому глубокие болота, быстрые потоки с брошенными поперек деревьями вместо мостов, жгучий и удушливый воздух, затрудняющий дыхание и невозможность утолять жажду, во время зноя, по причине вредной воды, и вы будете иметь довольно верную идею о страданиях бедного пушника...

Кроме того на каждом шагу вас ожидают неприятные встречи. Тигры ходят толпами по этим лесам и наводят невольный трепет на душу; слоны, насороги, медведи, дикие буйволы, кабаны производят опустошения в полях, засеянных пшеном. Впрочем они редко нападают на человека, если их не трогают, и туземцы, с детства привыкшие к ним, мало их боятся. Я помню, что они несколько раз забавлялись над моим страхом, когда тигры приходили к нашим хижинам и наполняли окрестность своим ревом, впрочем они тут же с добротою успокоивали меня, и смеясь уверяли, что покуда Карианы в хижине, то тигры нас не посмеют тронуть. Кроме диких зверей, леса наполнены оленями, ланями, обезьянами и множеством дичи; нигде не видал я в таком изобилии горлиц, попугаев, павлинов и разных птиц с [585] самыми разнообразными и прекрасными перьями (Карианы небольшие охотники до дичи, которую впрочем им и добывать трудно, по бедности в огнестрельном оружии; не смотря на это они охотно едят оленя, кабана и любят более всего мясо особенного рода обезьяны, водящейся везде в их лесах.). Равнины покрыты роскошным прозябением, доказывающим плодородие почвы.

Карианы не имеют писаных законов, и управляются обычаями предков, получившими форму законов. Тех из среды своей, которые заслужили общее уважение и умеют объясняться на языках соседних народов, избирают они начальниками для присутствия в их совещаниях, и для охранения их независимости. Власть этих начальников очень ограничена; их скорее можно назвать советниками и покровителями, имеющими право только на большое внимание, впрочем без всякого притязания на безусловное повиновение.

Не возможно определить происхождения этого народа, который не знает букв и потому не имеет летописей, а устные предания его слишком запутаны и сбивчивы, чтобы по ним можно было собрать какие нибудь, хотя несколько достоверные сведения. Я видел в Пегу и в Тенассериме иностранцев, которые случайно встретивши нескольких человек из племени Карианов, вздумали, по рассказам Бирманов, выводить их из Египта; другие пошли еще далее и сочли возможным признать их за потомков Израиля, неизвестно когда, во время пленения, отделившихся от своего народа и перешедших потом в Индию; и наконец предполагали, что теснимые соседними народами, сии потомки сынов Иакова дошли до лесов, ими обитаемых. Но эти предположения слишком произвольны; скорее можно думать, что народ этот был некогда владетелем земель, занимаемых теперь Бирманами и Пегуанцами, победившими его и оттеснившими далее; иначе трудно объяснить, каким образом, окруженный с одной стороны выше сказанными племенами, а с другой Сиамцами, он так мало имеет с ними сходства, а между тем более походит на других туземцев Индии. Мне кажется, что большое сходство можно найдти между Карианами и двумя племенами, обитающими в южных провинциях Китая, [586] известных под именем Кинов или Камов; образ жизни, кротость нравов и самые черты лица служат тому доказательством. Те же самые оттенки сходства находим между Карианами и жителями о-ва Пуло-Ниаса (на запад от Суматры); подобно сим островитянам, они допускают бытие двух существ: доброго и злого; но доброму, о котором они имеют смутное понятие, не приносят никакого поклонения, потому, говорят они, что доброты его нечего бояться; один только страх заставляет их приносить жертвы злому. Все неприятное, болезнь, потеря жатвы, самую смерть они приписывают козням враждебного духа, и стараются умилостивить его, принося ему в жертву кур, кабанов, пшено и пр. Вот в чем заключается их верование, чем ограничивается их религия: скорее можно назвать ее рабским страхом, чем истинным поклонением. Никакой молитвы к Вечному, к Духу — Творцу или Существу доброму, ни храмов, ни жрецов; только в бедствиях отец семейства делается жрецом, убивает петуха для укращения злого духа, предлагает ему пшена, плодов и цветов. К тому же Карианы весьма мало привязаны и к этому верованию, и плохо надеются на действительность своих жертвоприношений, а если и исполняют их, то скорее по привычке, чем по убеждению; они часто мне говорили об этом очень откровенно, когда привыкли ко мне, и когда я доказывал им всю нелепость их верований, всю пустоту их обрядов. В этих откровенных разговорах, добрые дети лесов умоляли меня не оставлять их и учить их доброй вере; многие изъявляли желание учиться моему языку, чтобы вернее принимать религию, которую я проповедывал.

Некоторые, более робкие, говорили мне, что они решились следовать моему учению, но не могут вдруг оставить обрядов, переданных им предками, потому что не знают как молиться доброму духу, а злой может в это время напасть на них и в гневе обременить их новыми мучениями.

Когда я изъявлял бедным дикарям мое удивление о их неясных идеях о Божестве, они отвечали мне с свойственною им простотою, что я прав, что они ничего не знают о Боге, но что предки не оставили им иной [587] веры. Другие же, хотевшие показать свои познания, сказали мне очень странную причину; добрый дух, говорили они, вознамерившись дать религию и законы всем народам, назначил день и созвал их к себе; но Карианы, слишком далеко зашедшие в пустыню и слишком занятые, по обыкновению, обработкою земли, не поспели в назначенный день, и когда пришли на место общего собрания, то прочие племена получили религию, и добрый дух исчез. Карианы, в отчаянии, что лишились законов, предались глубокой печали, плакали, жалобно взывали к Верховному законодателю, который долго не обращал внимания на их требование, наконец тронутый их воплями, явился опять на землю, и Карианы получили то, чего так пламенно желали. Добрый дух, упрекнувши их слегка за медленность, написал им на буйволовой коже правила и законы, которым они должны были следовать, и потом снова исчез. В восторге Карианы принесли ему жертвы и долго праздновали радостное событие; но во время празднования куры превратили радость их в горе. Толстая буйволова кожа, на которой написаны были законы, была еще несколько сыра, и ее разложили посушить на солнце, а проклятые куры, не ведая, что то была священная таблица законов, исцарапали ее и расклевали до такой степени, что слов уже разобрать было не возможно: и потому Карианы за свою неосторожность вторично лишились религии и законов, и с тех пор остались навсегда в состоянии невежества, ограничившись сеянием пшена и полевыми работами; между тем другие народы и в особенности Европейцы, имея истину своим путеводителем и пользуясь покровительством доброго духа, сделались столь знающими, что даже (слухи носятся) изобрели огненные домы для переезда по морям (Они разумели под сим названием пароходы. Англичане, в последнюю войну свою с Бирманами с успехом завели их на реке Пегу, что подало повод ко множеству чудесных басен, распространенных между дикими обитателями части Азии.). Да, присовокупляли они, с глубоким убеждением, верно предки наши учинили большие преступления, что добрый дух оставил их на произвол злого существа в таком невежестве. [588]

Карианы вообще расположены к принятию благовествования мира и спасения, обещанного людям; и не дерзая проникать в таинства Провидения, мы надеемся, что Бог умилосердится над ними, и приобщит их к великому семейству Христову. Их нравы и обычаи так чисты, что ясно выказывают стремление народа к добродетели даже в диком его состоянии; я смело могу сказать, что Кариан, в глуши лесов своих, без малейшей цивилизации, может простотою нравов и нравственными добродетелями пристыдить не только более образованных обитателей Ост.-Индии, но самых Европейцов перед которыми открыты все пути образования!

Необыкновенное развращение нравов, господствующее между народами Индии, не проникло в леса Карианов; полигамия им вовсе неизвестна, напротив того любовь супружеская и верность считаются первыми их качествами: согласие, обоюдное внимание между супругами, истинно изумительны. То же самое замечается и в отношениях родителей к детям, и между прочими членами семейства. Когда смерть разлучает супругов, оставшийся в живых доживает век свой одиноко и нередко делается жертвою своей горести!

Склонность к воровству, замеченная между дикарями по всему земному шару, чужда совершенно Карианам, непонимающим даже возможности отнять чужую собственность; ложь вселяет в них отвращение, и они так твердо держат данное слово, что честность и искренность их взошли в пословицу. Гостеприимство наблюдается у Карианов во всей святости обычаев Востока: каждый может приходишь в их хижину и распоряжаться чем угодно; и если у кого нибудь из них окажется недостаток в пшене, то он идет к соседу и уверен, что его примут без малейшего затруднения. Они чужды честолюбия, ненавидят ссоры; междоусобные войны им неизвестны, что впрочем весьма естественно, потому что круг их действования слишком тесен, чтобы допустить в себя присутствие страстей, потрясающих большие Государства. Довольные прожитым днем они ограничиваются горстью пшена, несколькими листами табаку и бетела. Я говорю горстью, потому что Кариан чрезвычайно умерен, [589] мало употребляет пищи, и если ему случится убить оленя, или кабана, то он делится со всеми соседями, а остальное бросает, полагаясь в будущем на неисчерпаемую щедрость природы. Только во время приготовления рисового вина, (крепкого напитка, довольно приятного на вкус), Кариан изменяет мудрому правилу умеренности; рассудок оставляет бедного дикаря, но и тогда даже он не похож на буйных Индийцев других племен; опьянение его не заключает в себе ничего опасного: он ни с кем не ссорится, но ложится и тотчас же засыпает. Этот порок легко могут искоренить миссионеры, тем более, что дикари предаются ему только в необыкновенных случаях.

Карианы, как я выше заметил, отличаются чистотою нравов и откровенностию, всею душою преданы справедливости, умеренности, гостеприимству, ненавидят ложь и скрытность; во многих заметны даже некоторое благородство и возвышенность чувствований. Они важны, скромны, привязаны к тем, кто оказывает им дружеское расположение, и готовы услужишь всем, чем могут, даже незнакомым, от которых ничего не надеются получить. Эти кочующие племена поставили себе первым правилом жить в мире с соседями; они никогда не вооружаются против себе подобных, но вместе с тем ненавидят рабство, и предпочитают жить в независимости посреди тигров и других диких зверей, чем соединиться с Бирманами. Свобода и леса тесно связаны с преданиями этого странного народа: истинное дитя пустыни, Кариан не может выносить шума больших городов; с детства привыкший жить по лесам своим, в уединении и независимости, он любит странствовать по пустыне с широким ножем, имеющим форму сабли и носящим, на берегу Тенассерима, название паранга; он отправляется в путь с этим верным товарищем, не боясь ни тигров, ни слонов, ни других лютых зверей. Дети Карианов не получают никакого воспитания; они не знают письма, и только по примеру отцев привыкают к работе и к обычаям предков; замечательно однако то, что они охотно сбираются вместе на голос миссионера слушать проповедь Евангелия, если только не боятся за свою свободу. [590]

В дождливое время года между сим народом появляются опасные болезни, и особенного рода лихорадки, известные здесь под именем степных. Туземцы тем более достойны сожаления, что будучи лишены всякой помощи, занимаются нелепыми обрядами умилостивления зла го духа. Солнце, возвращая воздуху его здоровое состояние, умножает труды дикарей — тогда они принимаются за посев пшена, и в некоторых местах обработывают хлопчатую бумагу, коноплю, черный перец и табак.

Заключу рассказ мой несколькими словами об их свадьбах и похоронах. Молодой Кариан, желающий вступить в брак, относится к родителям невесты, но если он и получит благоприятный ответ, то не все еще для него кончено — он должен искать согласия девушки, которая дает его не скоро; она сначала желает узнать того, кому вверяет судьбу своей кочующей жизни; по обычаю Карианскому, жених отправляется с визитом к невесте. Если он нравится девушке, то назначают день свадьбы; невеста приглашает своих родственников и друзей, жених является с своими и должен взять приступом хижину, чтобы овладеть своею возлюбленною. Обыкновенно выбирают в защитники невесте сильного и высокого ростом мущину, который у порога хижины начинает бой с женихом, и если последний не в состоянии одолеть его, то с кем нибудь из его родственников, пока великан не признает себя побежденным. Тогда при кликах победы, входят в хижину и вполне предаются веселью: едят рис и пьют упомянутый нами крепкий напиток, прославляя подвиги бойцев. По окончании пиршества старшины отводят в сторону молодых, и дают им наставления жить в мире и следовать обычаям предков.

Карианы, подобно прочим народам Восточным, не зарывают в землю бездыханных трупов своих друзей или родственников; они сжигают тела, и потом уже празднуют похороны покойника. Последняя церемония отсрочивается часто на пять и на шесть месяцев, (смотря потому если они заняты работою), и для этого тщательно сохраняют косточку из лба, которую вынимают перед сожжением тела; в день, назначенный для [591] погребальной церемонии, Карианы сходятся со всех сторон в лучшей одежде своей, и часто делают несколько дней пути, чтобы принять участие в пиршестве. На подмостках, сделанных в роде катафалка, привешивают косточку покойника, обернутую полотном, а вокруг раскладывают все богатство умершего, платья, ожерелья, оружия и проч. Когда все готово, начинаются песни и пляски вокруг этого катафалка; одни устают, другие заступают их место и наполняют воздух дикими криками и песнями; эта церемония продолжается часто беспрерывно восемь дней и восемь ночей, смотря по достоинствам умершего. Тризна похорон есть великое празднество Карианов; по окончании церемонии, старшины берут косточку покойника, и тайно относят ее вместе с платьем к какой нибудь горе, им одним известной. По прибытии в то место, где лежит прах прежде умерших, они заклинают покойника не покидать предков, и не приходить в хижину, где у него нет ничего, потому что платье, оружие и ожерелья находятся с ним. (Bulletin de la societe de Geographie).

Текст воспроизведен по изданию: Карианы. (Рассказ Аббата Жюрина, бывшего Миссионером в Малакке) // Москвитянин, № 6. 1843