-

МАЛАККА, СИНГАПУР, СИАМ И КОХИНХИНА.

Отрывок из путешествия вокруг света Лапласа на фрегате Артемиза.

После продолжительного и скучного плавания, увидели мы наконец гору Офир; вершина ее была окружена облаками; они носились над мрачными лесами, которыми эта гора покрыта. Через несколько часов, когда мы были в недальнем расстоянии от берега, фрегат бросил якорь пред Малаккой. Климат Индии и разные беспокойства очень меня расстроили; но благодаря частым прогулкам, нежному обо мне попечению семейства резидента, а всего более спокойствию души, здоровье мое начало мало-помалу поправляться. Через несколько времени я был уже совершению здоров. Почти все свободное от занятий время посвящал я на изучение страны. Каждое утро, снабдившись предварительно различными сведениями и указаниями, я отправлялся или пешком, или в носилках, осматривать различные кварталы Малакки, чтобы изучить все примечательности, которые там находятся. Таким образом посетил дом правительственного совета, обширное здание чрезвычайно Красиной архитектуры и живописно расположенное. Этот дом принадлежал прежде голландскому правительству; ныне живет здесь губернатор Пуло-Пинанга, когда он осматривает судебные места, ему подчиненные. Я осмотрел весьма много благотворительных заведений, между которыми особенно замечательна семинария, в [14] которой протестантские миссионеры, присылаемые сюда лондонским обществом миссионеров, воспитывают молодых Китайцев, предназначенных собственно для духовного звания, и школы, устроенные для обучения детей туземцев и последователей различных сект.

Большая часть зданий подобного рода находится в предместье, подле реки, на береге противоположенном тому, где возвышаются крепость, дом правительственного совета и главнейшие публичные заведения. Не смотря однако ж на это преимущество, этот последний квартал не может быть сравнен ни по величине, ни по многочисленности народоселения, ни по наружному виду домов, с тем предместьем, о котором я уже говорил. В самом деле, хотя здесь много домов, по большей части одноэтажных, но они чрезвычайно красивы и выкрашены яркими цветами; улицы прямые и везде широкие. Правые берег реки оживлен и весел столько же, сколько левый пуст и скучен. У ворот каждого дома толпится утром и вечером множество людей различного пола и возраста, пришедших подышать прохладою; между ними много жителей небесной империи, окруженных своими семействами, своими детьми. Белизна кожи, правильные черты лица и наконец красивое сложение тела некоторых из этих детей заставили бы меня усомниться в происхождении их от Малайцев, если б я не знал как бывают хороши собой племена китайского происхождения, живущие в пределах отечественной страны; там и сям видны молодые девушки; по темному цвету их кожи и полуевропейскому наряду мне легко было узнать в них португальских метиссок. Многие из них довольно хороши собой: большие, черные глаза, тонкие черты лица, белые зубы, стройная талья этих девушек особенно привлекали мое внимание; но во взгляде и в походке их есть что-то неприятное, отталкивающее, что подтверждает невыгодные о них отзывы наших европейских дам. Мужчины, принадлежащие к племени почти исчезнувшему, ставятся ни во что Европейцами, у которых они исполняют самые низкие должности. Их обвиняют в лености, разврате и неприязненных чувствах. Все они живут в крайней бедности и в этом отношении равняются с Китайцами низших сословий, с которыми и составляют самый последний класс всего малаккского народоселения.

Что же касается до уроженцев небесной империи, которые поселились на полуострове, и до потомков владетелей Гоа, то они составляют высший круг тамошнего общества и бывают по большей части или купцами, или владельцами земель и домов; [15] они пользуются везде большим уважением. Между Китайцами есть много таких, которые имеют очень большой достаток и выказывают заметную роскошь в расположении и меблировке своих комнат, чему Малайцы весьма завидуют. Хотя последние и составляют почти половину народонаселения всей Малакки и ее окрестностей, однако живут по большей части в бедности и смотрят обыкновенно на богатых чужестранцев как на виновников ее. От этого происходит отвращение, которое чувствуют они к чужестранцам, и которое, не смотря на все старания и предусмотрительность британского правительства, весьма часто доходит до грабежей, а под час и до убийства. Подобные преступления несколько раз были чрезвычайно строго наказываемы; но виновные скрывались в лесах или убегали к соседним племенам и оставались там, пока преступление их не изглаживалось совершенно из памяти.

Осмотрев внутренность города, я захотел побывать и в окрестных селениях. Один из гарнизонных офицеров, молодой человек очень милый и хорошо образованный, доставил мне случай удовлетворить моему любопытству, пригласив меня к себе, в крепость, которою он командовал и которая отстояла от гавани на 15 миль. Я предпринял это путешествие рано утром, в маленькой карете, под конвоем офицера.

Дорога, по которой мы ехали, была недавно проложена. Она чрезвычайно ровна, благодаря глине, которая при солнечных лучах чрезвычайно скоро твердеет и которою вся земля в Малакке кажется покрытою, как бы густым слоем. Земля, принадлежащая деревням, лежащим но обеим сторонам дороги, казалась мне негодною для земледелия; исключая, впрочем, тех мест, где ручеек или какая-нибудь речка орошали поля трудолюбивого китайского селянина. Растительность, хотя и дикая, была полна силы, и чем дальше углублялся я в страну, тем богаче она мне казалась. Почва улучшалась все более и более и кой-где начинали показываться домики, окруженные со всех сторон целыми рощами, или поля, засеянные рисом; нежная зелень этих полей с темной зеленью лесов представляла самый восхитительный вид.

Мы встречали целые толпы женщин, занимавшихся улучшением болотистой почвы; они ходили но пояс в воде: одни из них трудились над осушением полей, то открывая, то снова запруживая небольшие плотины, сдерживающие воду; другие очищали рисовые зерна; все вообще занимались хлебопашеством. [16] Буйволы, которых рост и толщина меня поразили, управляемые детьми, боронили землю. Я не мог рассмотреть ни одного взрослого мужчины: они или спали в хижинах, которые были тут расположены, или искали плодов в окрестных лесах, предоставив прекрасному полу работы самые утомительные. Таков обычай многих азиатских народов; мужчины почти всегда бесчеловечию обходятся с женщинами, хотя кротость, понятливость и физическая красота последних совсем не заслуживают такого обхождения.

Вскоре дорога, доселе почти пустынная, начала покрываться Малайцами, спешившими в резиденцию или из одного любопытства, или по каким-либо делам. Тут же шли толпами и Китайцы, неся на продажу различные произведения своих плантаций или своих ферм. Малайцы, лениво подвигавшиеся но дороге, не возбуждали к себе никакого во мне участия; они были небольшого роста, худо сложены, неопрятны, с лицом широким, сплюснутым, бронзового цвета, и носящим притом отпечаток самых низких страстей. Китайцы же, напротив, хотя сгорбившись под тяжестью ноши, которую взвалили себе на плечи, двигались быстро и кланялись нам с видом, исполненным добродушия и довольства: большая часть из них несла в город корзины, полные жирных гусей, индеек с гребнями огненного цвета, каплунов, очень хороших уток и кур, золотистых бананов, апельсинов с зеленой кожей, душистых лимонов, превосходных кокосовых орехов, и особенных плодов, величиною с дыню, с кожею зеленой и шероховатой; внутренность этих плодов наполнена мякотью сочной и беловатой, по издающей самый неприятный запах. Европейцы и туземцы весьма любят эти плоды. Кстати должно здесь заметить, что и тигры весьма до них лакомы, и для похищения их подходят иногда чрезвычайно близко к жилищам плантаторов; появление тигров владельцы считают несомненным признаком зрелости этих плодов. Я замечал также от времени до времени небольшие тележки, везомые буйволами; этот род езды введен во всеобщее употребление лишь несколько лет тому назад, чему впрочем очень много способствовали дороги, проложенные на счет английского правительства, во многих местах полуострова. Эти тележки были наполнены араком, перцем, сагой, кокосовыми орехами, бетелью, резиною, слоновою костью, кожей и клыками носорогов, шкурами буйволов и оленей. Все эти предметы промышлености получаются из владений компании или из малайских контор, вблизи находящихся, и [17] предназначаются по большей части для вывоза, равно как дичь и плоды, о которых я уже говорил.

Мы встречали ежеминутно целые конвои малайских преступников, присылаемых сюда из Мадраса; они срубали леса и кустарники, для проложения какой-либо новой дороги, или же строили мосты чрез ручья и реки. Эти люди казались мне весьма здоровыми и нисколько не печалящимися о своем состоянии. Вообще начальство весьма довольно их работами: большая часть из них получает позволение поселиться, по окончании работ, в той земле, которую сами изберут. Преступники мусульманского вероисповедания женятся на малайских девушках и таким образом увеличивают народонаселение.

Если немного углубиться в эти леса, сказал мне мой проводник, то можешь встретить там слонов, носорогов, тигров, леопардов, черных медведей, кабанов, оленей, лосей самой большой породы, диких буйволов чрезвычайно опасных для человека и целые стада свирепых бизонов, которые нападают на человека и с яростью топчут его ногами; кустарники покрыты ядовитыми насекомыми; между пресмыкающимися есть много пород змей боа, до того расплодившихся на полуострове, что жители находят их часто в городских своих жилищах, куда они пробираются во время ночи. Не менее многочисленна порода обезьян, которые встречаются не только в лесах, но и около жилищ; всех пород этих животных множество; вы увидите здесь начиная с оранг-утанга самого высокого роста до самой маленькой обезьяны. В этом убедился я собственным опытом: по мере того, как мы углублялись все более и более в чащу леса, нам стали слышаться самые громкие и отвратительные крики обезьян, пугавших целые стаи птиц; эти воздушные гости всякую минуту перелетали пред нашими глазами с дерева на дерево; между ними, по красоте перьев и яркости цветов, всего более поправился мне золотой фазан.

Род человеческий в этих странах не уступает прочим тварям ни разнообразием, ни многочисленностию, продолжал мой говорливый чичероне; если бы мы имели возможность проникнуть в эти огромные леса, известные лишь туземцам, то, без сомнения, встретили бы после нескольких дней ходьбы целые дикие племена, отличающиеся друг от друга обычаями, нравами и цветом кожи. Эти породы занимают всю цепь гор, которая идет на протяжении всего полуострова.

Там живут Саманги и Мавасы; цвет кожи этих [18] последних желтоватый, волосы длинные, не вьющиеся; сплюснутый нос и толстые губы еще более обезображивают их и придают всей физиономии какое-то зверское выражение. Малайцы почитают Мавасов чрезвычайно злыми, весьма их боятся и обвиняют даже в людоедстве; Мавасы обыкновенно вооружены копьем и тростью, сделанной из выдолбленного бамбука, не более трех метров длины. Посредством этих тростей Мавасы с бывают с необычайной ловкостью, на довольно большом расстоянии, самых мелких птиц, бросая в них или глиняные шарики или ядовитые стрелы.

Якуты, другой род Негров, живут на возвышенных местах, и ни в чем не походят на Саматов. Они высокого роста и отличаются правильными чертами лица. Малайцы считают их весьма кроткими и обходительными. Якуты стреляют отлично из лука и охотятся на диких зверей, которые составляют почти исключительное их пропитание; хотя боятся и избегают чужестранцев, однако ж производят с ними небольшую торговлю, преимущественно с Китайцами, поселившимися у опушки больших лесов для сношении с этим народом. Торговля производится мирно и притом чрезвычайно оригинальным образом: в некоторых местах леса, известных купцу и находящихся почти всегда близ его жилища, дикие приносят и раскладывают потихоньку слоновую кость, кокосовые орехи, бамбук и звериные шкуры; после чего они удаляются с криком, как бы давая этим знать о своем прибытии. Купец, зная по опыту те предметы торговли, которые дикие предпочитают прочим, приносит туда табаку, различных грубых материй, мелочей из различных металлов, железа, разных стекляных безделушек и возвращается спокойно домой; дикие приходят снова, производят цену товаров сами, всегда впрочем с удивительною честностью, и уносят те предметы, которые им всего более понравились. Но горе купцу, осмелившемуся употребить во зло доверенность и прямодушие их, особенно если он не вознаградить потом дикарей, им обделенных; разъяренные Якуты нападут ночью на его жилище, разграбят, разрушат и сожгут до основания.

Впрочем дикари не ограничиваются одной этой меной товаров: некоторые из них, похрабрее прочих синих собратьев, отправляются в малайские деревни и продают там различные плоды и травы, которые почитаются жителями весьма полезными от накожных болезней; эти травы ценятся весьма [19] высоко не столько по собственному своему достоинству, сколько по целительным свойствам, которые им приписывают.

Якуты живут весьма дружелюбно и никогда меж собой не воюют; большую часть времени проводят они в лесах, отыскивая себе пищу; они нападают с изумительным бесстрашием на самых огромных, сильных и свирепых зверей; они ловят оленей, которых жажда влечет к ручью, поражают стрелами дикого буйвола, в то время, когда это страшное животное проходит мимо кустарников или деревьев, в листьях которых охотники обыкновенно прячутся; для ловли слонов они прибегают к тому же самому способу, какой употребляют и жители острова Цейлана, то есть, пронзают стрелами ноги слона в ту самую минуту, когда он сходит с какой-либо высоты. Но оружие их слишком хрупко и не в состоянии проколоть толстую кожу гиппопотама, мясо которого считается у них самым вкусным, лакомым блюдом. Охотники выжидают той минуты, когда гиппопотам, водящийся преимущественно в болотистых местах, погрузится в ил и совершенно в нем увязнет; бедное животное, не смотря ни на какие усилия, не может уже оттуда выбраться и даст охотникам возможность приблизиться к себе, без всякой для них опасности, и даже обложить со всех сторон сухими ветвями, которые потом поджигают. Несчастная жертва, окруженная со всех сторон пламенем, скоро издыхает и превращается в самое обильное и сочное блюдо; все участвовавшие в охоте тотчас же сбегаются и начинается праздник.

Во все время прогулки, проводник мой не переставал говорить мне о обычаях и нравах различных обитателей полуострова; умные рассказы его так меня заняли, что я и не заметил как очутился у самой цели своей поездки, именно у ключа горячей воды, подле которого правительство выстроило несколько лет тому назад госпиталь. Говорят, будто эта драгоценная вода вылечивает от подагры, ревматизмов и множества других болезней; она с шумом вытекает из небольшого колодца и посредством желобов проводится в несколько купален, вырытых в земле. Эти купальни окружены довольно высокими, земляными стенами, покрытыми толстым слоем белой извести. Эти стены, равно как и крыша всего здания, были значительно повреждены дождями, но еще более белыми муравьями, истинным бичом всех хлебопашцев и владельцев в Азии и в наших колониях; гибельное прикосновение этих насекомых разрушает с необыкновенной [20] быстротой легкие здания, какие обыкновенно строятся во всех жарких странах.

Прочие здания, построенные около источника, были точно в таком же расстроенном положении, как госпиталь; беседка, служащая убежищем для больных известного класса, госпиталь, предназначенный исключительно для военных, и казарма, где помещается стража, охраняющая страну, были совершенно разрушены. Правда, эти здания, построенные из древесной коры и совершенно заброшенные жителями, не оказывали таким образом большого сопротивления острым зубам белых муравьев.

Дым, поднимавшийся с поверхности земли, повсюду, где мы ни проходили, обозначал направление маленьких ручьев, текущих посреди соседних жилищ и окрестных полей, растительность которых бесподобна, хотя вода, их орошающая, кажется, сильно напитана серой; впрочем эта вода годится для питья, употребляется исключительно в Малакке и ее окрестностях и, не смотря на беловатый, неприятный для глаз, цвет, предпочитается всякой другой; она имеет вкус несколько сладковатый и славится своим гигиеническим достоинством. Эту воду можно найдти на глубине одного метра, под землей, на пространстве всего полуострова; потому-то каждый дом, каждая хижина имеет свой особый колодезь.

Чтобы видеть теплый ключ, находящийся в самой крепости, нам нужно было перейдти чрез долину, открытую со всех сторон и довольно хорошо возделанную вблизи живущими туземцами: поле и огороды отделялись друг от друга группами плодовых деревьев, из которых одни цвели, другие уже усыпаны были плодами, которых насчитывают здесь до пятидесяти различных сортов. Эти плоды, хотя дикие, превосходны; рис растет чрезвычайно хорошо; сахарный тростник достигает довольно большой высоты; кофейное дерево и перец сделались бы несомненно важным предметом торговли, если бы их лучше возделывали и обработка стоила не столь дорого. Леса содержат в себе множества деревьев годных для построек и для токарного искусства; здесь же растет драгоценное дерево, из которого получается резина, предохраняющая здания от порчи насекомыми и червями и с таким тщанием собираемая в Индии, где ею покрывают борты судов и крыши домов.

Но в этой стране, равно как и во всех прочих лежащих под одной и той же широтой, климат действует чрезвычайно разрушительно на здоровье людей; различные [21] накожные болезни, самые отвратительные, как-то: проказа, вереды, горячки, оспа, кровавые поносы и даже холера, производят здесь самые страшные опустошения, и не только между туземцами, но даже между иностранцами; войска, находящиеся в крепостях, испытывают все эти болезни, не смотря на все предосторожности, которые принимает английское правительство, отсылая их в Мадрас. В экипаже Артемизы стали появляться у некоторых матросов признаки холеры и многих других вышеупомянутых болезней.

Но так как к концу июля больные наши чувствовали одну слабость, которая могла пройдти единственно от влияния воздуха, то я решился приготовляться к отплытию в Кохинхину и Манилью, чтобы приплыть туда прежде начатия периодических бурь, там свирепствующих и чрезвычайно опасных для мореплавателей. 28 июля, в восемь часов вечера, отправились мы благополучно в путь по направлению к Сингапуру.

Мы плывем вдоль плодоносных берегов королевства иогорского, славившегося своими отличными фруктами, чудесными лесами, употребляемыми для различных построек и резьбы, золотом, слоновою костью, а всего более оловом, доставляемым обширными рудниками. Столица этого королевства довольно велика, красива, и построена притом на оконечности Малайского полуострова, почти против Сингапура. Эта столица была основана в 1512 году, сыном короля, изгнанным Португальцами аз Малакки. Вскоре она сделалась столь могущественною, что могла бороться с успехом, в продолжение нескольких лет, с могущественными владетелями Гоа, которые после множества неудачных попыток овладели ею в 1608 году, но не могли долго в ней держаться, не смотря на все свое желание остаться обладателями города, который производил в ту эпоху очень обширную торговлю с различными частями великого архипелага Азии, и который считал у себя в подданстве: Бантанг, Баттам и множество других больших островов, лежащих при входе в пролив губернатора.

Эта кровавая распря и опустошения, которые от нее произошли, имели следствием лишь возросшую ненависть природных жителей страны к христианам. Действительно, жители иогорского королевства всегда были самыми смелыми и решительными морскими разбойниками из всех жителей соседних островов; предприимчивость и дерзость сделали их скоро чрезвычайно опасными для Европейцев. Впрочем основание Сингапура принудило и короля и подданных отказаться от [22] разбойнической жизни и положило предел их могуществу, которое с этого времени начало слабеть все более и более. Чрез несколько времени, королевство это сделалось почти неизвестным. Султан продал Голландцам за ежегодный пенсион Бинтанг, а чрез несколько времени уступил Англичанам и Сингапур на тех же самых условиях; столица стала производить торговлю единственно с английскими конторами; главным предметом этой торговли сделались съестные припасы, доставляемые окружными провинциями.

Все улучшения, которые английское правительство сделало впоследствии, стали заметными лишь несколько времени тому назад; трудно было приучить Малайцев к новому, более деятельному образу жизни, от которого они совсем отвыкли. Миновав все опасные места, фрегат Артемиза бросил благополучно якорь в сингапурской гавани.

В эту минуту любовались мы самым восхитительным видом, какой только можно себе представить. Заходившее солнце освещало бледным, умирающим светом края темных и густых туч, собравшихся над горами иогорскими, на другом конце горизонта. Молния блистала непрерывно; сильные громовые удары предвещали бурю, чрезвычайно обыкновенную в это время года и освежающую всякий раз воздух. Эти бури редко бывают сопровождаемы сильными ветрами и опасны лишь для небольших кораблей, за которыми весьма плохо смотрят и которые почти всегда бывают весьма дурно оснащены.

Я любовался без всякого страха и опасения прелестным видом острова Сингапура, его зелеными холмами и городом, который ясно обрисовывался на темном фоне облаков. Недалеко от нас стояло на якоре множество иностранных военных кораблей. Ближе к берегу толпились купеческие суда, симметрически расположенные; тут же находилось много лодок туземных промышлеников. На берегу расположены были целыми рядами хорошенькие, белые домики, окруженные садами и украшенные, почти все без исключения, галереями и кровлями в виде террасс; при помощи зрительной трубы я ясно различал множество дам и джентльменов, толпившихся в гавани и вероятно любовавшихся на наш фрегат, который готовился стать на якоре. Немного повыше, на скате зеленого холма или в чудесных аллеях, осеняемых большими деревьями, мне легко было рассмотреть и узнать, но ослепительной белизне стен, некоторые из общественных заведений и памятников. С одной стороны здание суда, [23] построенное в греческом вкусе; с другой стороны казармы, которые, с различными пристройками, занимают значительное пространство. Наконец я с трудом мог оторвать взор свой от прелестнейшей армянской церкви, отличающейся высокой колокольней, небольшими колоннами и щеголеватым портиком, который скрывается отчасти за густотою листьев и получает от того еще более прелести. Но все эти прелестные здания ничего не значили в сравнении с домом губернатора, замечательным не по величественному фасаду или искусной постройке, но по удивительному местоположению. Этот дом, находящийся на возвышенности, откуда веден весь остров и море, построен из дерева, с плоской крышей, окружен со всех сторон галереями и весь сквозной. Легкий ветерок освежает беспрестанно обширные комнаты, в нем заключающиеся, заслоненные от солнца вековыми деревьями.

Хозяева этого прекрасного жилища могут любоваться из своих окон на пролив и долины иогорские; перед домом, у подошвы холма, раскинуты лужайки и цветники; британский флаг, развевающийся на высокой мачте, как бы господствует над всем островом.

Я побывал в казармах и военном госпитале, содержащихся и отличном порядке и чистоте. Однако грустный и мрачный вид солдат обратил на себя мое внимание. Я вспомнил о том движении, о той жизни, которую я замечал в подобных местах в Бомбае и Калькутте; причиною ее было присутствие семейств Сипаев. Здесь же я не встретил ни одной женщины, ни одного ребенка, молчание самое глубокое царствовало повсюду; я узнал, не без удивления, что бенгальское правительство, для сокращении издержек, при перевозе солдат с материка на острова, не позволяет им брать с собой свои семейства. Эта жестокая мера имеет самые губительные последствия; несчастные Сипаи, разлученные с своими семействами, предаются пьянству, разврату, не соблюдают ни малейшей дисциплины, становятся недовольны своим состоянием и наконец умирают по большей части в госпитале.

К сожалению, я по могу отозваться с похвалой о прочих общественных заведениях, которые я осмотрел с величайшим вниманием. Гражданский госпиталь содержится и управляется весьма дурно. Уголовный суд, куда присылаются преступники из Мадраса, для производства публичных работ, и особенности для проложения новых дорог, имеет так [24] же весьма много недостатков и не соответствует своему назначению.

Осматривая город, я заметил однако ж, что правительство сделало в городе весьма много улучшения: большие улицы, проложенные по прямому направлению, тщательно вымощены; проведены канавы для стока дождевой воды; устроены небольшие водопроводы, и наконец широкие, прочные набережные облегают берега реки.

На всяком шагу я мог радоваться успехам, которые торговля делает столь быстро у народов самых непросвещенных.

В местах, где, несколько лет тому назад, были болота, поросшие мхом и кустарником, затопляемые морским приливом, там видел я обширные магазины, наполненные товарами различного рода. С каким любопытством смотрел я на эту толпу людей, непрестанно предо мной движущуюся, действующую: одни с торопливостью выгружали малайские корабли, стоявшие у берега; другие деятельно трудились над починкой купеческих судов, стоявших на якоре в бассейнах, которые были вырыты пред магазинами богатых негоциантов. Дома, над постройкой которых трудились сотни китайских работников, воздвигались везде с удивительной быстротой; но видя быстроту, с которой, они строили, я справедливо считал работу их весьма непрочной, и что эти, так сказать, импровизированные постройки не могли долго сопротивляться влиянию атмосферы постоянно сырой. И в самом деле, большая часть из этих домов весьма скоро гниют и разрушаются, отчего Сингапур с первого взгляда кажется довольно старым городом.

Во внутренности города вас невольно поражает самая разительная противоположность: величайшая роскошь и самая отвратительная нищета. Подле домиков хорошеньких и поместительных вы увидите множество малайских семейств, стеснившихся в одну кучу в тесной, развалившейся хижине, посреди огромных куч всякого сора и луж; эти лужи из самой нечистой воды, покрытые тиной, испаряются от действия солнечных лучей, падающих сквозь развалившуюся крышу. Очевидно, что подобные жилища сделались бы давно местом заразительным, если бы близ них не текли горные источники, освежающие и очищающие воздух. Но видя старание, с каким расчищают окружные холмы, можно легко предвидеть, что рано или поздно эти источники должны непременно высохнуть, и тогда Сингапур, оставшись в таком [25] положении, в каком теперь находится, сделается непременно местом заразительным.

На площадях и в улицах толпилось множество народа всех возможных азиатских наций; везде, особенно в гавани, было заметно движение. Корабли находились там по множестве и то выгружали свои товары, то нагружались снова; хотя это движение было теперь довольно велико, но оно чрез несколько месяцев должно было увеличиться еще более, потому что тогда обыкновенно приходят самые большие, малайские корабли, пользуясь хорошей погодой, предшествующею обыкновенно периодическим бурям, привозят различные произведения своей страны и меняют их на британские. С другой стороны приплывают к тому же времени и китайские джонки из Кантона или Панкина, богато нагруженные и с многочисленными пассажирами. Наконец появляются арабские лодки, наполненные пилигримами, возвращающимися из Мекки, которые высаживаются здесь на берег, уступая свое место другим последователям Магомета.

В эти месяцы народонаселение в Сингапуре, простирающееся до 25,000 душ, еще более увеличивается. Благодаря прибытию кораблей, все магазины наполняются перцем, камфорой, воском, черепахами, перламутром и жемчугом, предназначенным для вывоза в Европу; там же можно найдти в изобилии птичьи гнезда — любимейшее блюдо китайских гастрономов. Кроме вышеисчисленных произведений, должно прибавить сюда произведения, доставляемые английскими конторами с западных берегов Борнео, именно, кофе, рис и сурьма, также значительное количество золота и бриллиантов. Товары, доставляемые китайскими джонками, хотя и не имеют той ценности, не смотря однако ж на то весьма скоро раскупаются; груз джонок составляют по большей части шелковые материи, леденец, различные медицинские травы и тысячи других произведений небесной империи. Наконец, почти в то же самое время, привозятся из Малакки резина и олово; сингапурские набережные бывают совершению загромождены товарами.

В 1833 году ценность всех товаров, привезенных в Сингапур и Великобританию и вымененных на упомянутые мной азиатские товары, простиралась, как говорят, до сорока пяти миллионов франков. Вероятно эта ценность, впоследствии, возросла еще более; впрочем в число проданных товаров входил и опиум, которого весьма большое количество было ежегодно привозимо из Китая на джонках, но начало войны [26] Китайцев с Англичанами без сомнении прекратило вывоз опиума. Дороги показались мне не так хороши, как я сначала воображал; но когда я увидел множество осужденных, занимающихся осушкой болот, проводящих каналы для стока воды и наконец нивелирующих землю, то нашел, что здесь идет все к лучшему, особенно когда проводник мой обратил мое внимание на множество дач, расположенных в прелестнейших долинах. Постоянная свежесть воздуха, цветники, лужайки, рощи старых дерев придавали этим дачам необыкновенный, восхитительный вид; дачи, которые я посетил, были отделаны отличию. Мне удалось видеть в них множество молодых Китайцев, приезжающих каждогодно на джонках в Сингапур, где они нанимаются в услужение у богатых Европейцев. Вообще они отличаются честностью, понятливостью и благонравием, чем отличаются от Китайцев низких сословий, по большей части негодяев, которые дерзостью своей и склонностью к воровству сделались ненавистными жителям Сингапура.

Все земледельцы, которых жилища построены близ города, принадлежат к числу граждан небесной империи; эта многолюдная страна доставляет с незапамятных времен купцов, барышников и чернорабочих всему малайскому полуострову и великому архипелагу Азии, где Китайцы занимают в обществе то же самое место, какое в Европе занимают жиды. Туземцы ненавидят их; начальство обложило их податью; не смотра на это Китайцы всегда кажутся деятельными, трудолюбивыми, благосклонными друг к другу, но они чрезвычайно скупы и нисколько не смотрят на средства, которыми достигают богатства. В Индо-Китае, во всех европейских заведениях, Китайцы занимают самую большую часть всего народоселения. В Сингапуре они по большей части занимаются ремеслами или строят дома, чинят корабли, а иногда возделывают землю. Однако ж и Малайцы занимаются с неменьшей охотой земледелием, в чем я убедился собственным опытом, именно, я видел несколько человек Малайцев, рассаживавших сахарный тростник или заставлявших действовать небольшую машину для выделки сахара, управляемую одним Китайцем. Хотя эта машина была устроена довольно хорошо, и сахарный тростник мне показался чрезвычайно хорош, однако ж, смотря выделанный сахар, я нашел в нем весьма много недостатков, которые впрочем приписал не качеству сахарного тростника, а неискусству туземцев управлять машиной. Сахарный тростник, растущий в Сингапуре, употребляется туземцами с большою пользою против [27] желудочных болезней: некоторые из наших больных вполне почувствовали благодетельное действие этого тростинка.

Уже более двух месяцев провели мы в гавани, где бури и ураганы решительно неизвестны, то плавая по проливу, то ища развлечении на берегу. С беспокойством помышляли мы о предстоящем нам путешествии по Китайскому морю, где в то время господствовали страшные бури и было множество тифонов, топивших корабли. Однако ж надеясь на свою счастливую звезду, мы отправились из Сингапура шестого августа, и фрегат наш, благополучно миновав Педру-Бланку, вступил в Китайское море. Погоняемый сильным попутным ветром, он, как стрела, несся к Кохинхине, в которой мне столько хотелось побывать.

Влево от нас виднелся обширный Сиамский залив, усыпанный множеством мелких островов. Берег, окаймляющий этот залив, составляет множество природных гаваней, в которых весьма часто останавливаются иностранные моряки, укрываясь от непогод. Со стороны малайского полуострова особенно известен порт Паганг, куда привозят на кораблях, из Сингапура, значительный груз золотого песку, пряных кореньев, слоновой кости и дерева для токарной работы; также Трингано, жители которого производят подобного же рода торговлю, и не менее злы и жестоки, как их соседи из Патани и Сингора, привыкшие к разбою, в следствие частых на них набегов Сиамцев. Эти последние к концу прошедшего столетия совершенно подчинили их себе. Все туземные жители ходят вооруженные, и не знают никаких законов; всякий расправляется как сам знает; им известно одно только право сильного. Впрочем они храбры, предприимчивы и не терпят рабства. Тюремного заключения у них нет; кража или убийство наказываются пыткой или казнью; однако ж, по большей части, родственники отравляют виновных, если не убедят их бежать из отечества.

Немного выше к северу от последнего города, о котором я говорил, начинается собственно так называемое сиамское королевство, где, во времена Людовика XIV, Франция производила столь обширную торговлю, и где ныне первое место заняли Англичане. Мало таких в мире стран, которые щедрее наделены природой, чем это королевство: берега его представляют множество природных гаваней, куда привозят из внутренности страны, по широким, судоходным рекам, различные произведения торговли. В прекрасных лесах, [28] покрывающих горы, произрастает более сотни разного рода дерев, употребляемых для построек и для наборных работ; особенно замечательны здесь индейские дуб (тик) и сосна, из которой в Китае строятся ежегодно множество джонок; они нагружаются паллисандровым деревом в чрезвычайно большом количестве. Тем же самым путем доставляются каждые год богатые руды, которыми изобилуют все возвышенные места королевства, также произведения долин, соседственных к морю; золото, серебро, медь, олово, свинец, добываемые горными жителями на счет правительства; железо, из которого Китайцы выделывают множество сосудов различной формы для домашнего употребления, и которое с некоторого времени они отправляют в Кантон; наконец перец, кофе, рис, сахар и разные другие произведения плантации, которыми покрыты берега почти всех рек, а в особенности река Менам, где находится Бангкок, главный город королевства. Все эти произведения развозятся множеством китайских, малайских и индейских корабельщиков в различные частя Азии; они доставляются частию в Сингапур, куда привозят кроме того, в известное время года, поваренную соль, меха пушистых зверей, кожи буйволов, слонов и носорогов, слоновую кость, гуммилак, кардамон и птичьи гнезда. Эти последние, доставляемые из Сиама, вывозятся в большом количестве китайскими промышленниками в Кантон.

Взамен такого множества туземных произведений, почти все образованные народы земного шара доставляют в Бангкок мануфактурные и другие произведения. Европа доставляет туда сукна, бархат, галуны, металлические безделушки, кристаллы, огнестрельное оружие и военные снаряды; Индия снабжает своим золотом, серебром, шерстяными материями, опиумом и различными пряностями; из Китая привозятся шелковые ткани, чай, фарфор и тысячи лакированных предметов; негоцианты северной Америки присылают ежегодно от пяти до шести судов, нагруженных холстом, порохом, и выменивают все это на сахарный песок. Что же касается до Франции, то она уже не пользуется тем значением, которое имела прежде, хотя Французские миссионеры, находящиеся при дворе короля сиамского, приобрели его благосклонность.

Я говорил уже о Бирманской империи и о той ненависти, которую питают друг к другу жители Явы и Сиама. Непрерывный ряд войн и страшные опустошения были необходимым следствием этой ненависти. Однако счастье не благоприятствовало владетелю Бангкока; в конце прошедшего столетия [29] император бирманский овладел его столицей, впрочем держался в ней не долго и был выгнав, но удержал за собой лучшие порты: Мергюи, Мультейн и Таваи, которые в 1824 году перешли во власть Англичан.

С подобными наклонностями к войне, народ очевидно не может сделать быстрых успехов, на поприще образования и промышлености, особенно когда он занят кровавыми революциями.

Конец семнадцатого столетия был богат важными происшествиями, в которых приняли участие три морские европейские державы. С 1662 года Англичане спорили с Голландцами о первенстве при дворе сиамском. Двадцать лет спустя эту политическую роль заняла Франция и поддерживала ее с тем достоинством, которое характеризовало век и царствование Людовика XIV. Один Грек, по имени Фолькон, имевший торговые сношения с Бангкоком, добившись милости у короля сиамского, достиг достоинства первого министра и выказал в этом новом своем звании удивительные способности и необыкновенную энергию. Его стараниями порядок и спокойствие снова были водворены в королевстве; все внутренние возмущения были погашены; чрезвычайно опасный мятеж войск, набранных в Манкассаре и составлявших род телохранителей полномочного министра, который хотел усмирить непокорных граждан, был остановлен в самом начале.

Но Фолькон, не доверявший прочим мандаринам королевства, поддерживаемым тайно Англиею, послал во Францию, от имени своего государя, посла с поручением заключить мирный и торговый договор. С какой охотой это предложение было принято, известно уже из истории. Шесть военных кораблей, из которых на каждом находилось по тысяче четыреста человек разного оружия, бросили якорь при устье реки Менама; вскоре Французские солдаты стали строить цитадель в Бангкоке, который тогда не был еще резиденциею.

К сожалению это блистательное начало, от которого столько можно было ожидать, и следствие различных переворотов, не имело никакого результата. Фолькон и его приближенные были умерщвлены во время одного возмущения, и Англичане приобрели прежнее свое влияние на управление этой страной, или, лучше сказать, возобновили споры с Голландцами, которые, овладев Батавией, производили торговлю почти со всем сиамским королевством. [30]

Но так как Англичане и Голландцы вскоре увидели бедственное положение этой страны, беспрестанно терзаемой междоусобными распрями, то покинули совершенно свои конторы и явились снова в Сиам лишь в 1767 году; в то самое время, когда Сиамцы, предводимые вождем, одаренным необычайными способностями, изгнали из своей родины Бирманцев и водворили таким образом спокойствие.

Европейцы снова стали приезжать в Бангкок и производить там торговлю. Но в каком положении нашли они страну? Она была совершенно опустошена: народонаселение значительно уменьшилось отчасти от войны, отчасти от голода; так что, когда Европейцы возобновили свои торговые сношения, то нашли в Китайцах, толпами поселившихся в королевстве, весьма опасных соперников, могущество которых с этого времени возростало с каждым днем все более и более.

Китайцы почти исключительно ведут все дела, возделывают землю, разработывают рудники и владеют сахарными заводами; они же приобретают из первых рук все произведения этой страны. Напрасно Англичане возобновили прежние трактаты, и Американцы заключили новый в 1833 году; они ничего этим не выиграли, до такой степени все иностранцы внушают к себе недоверчивость государя, который, вероятно для того, чтобы воспрепятствовать приезжать в большем еще числе в свое государство, отказывает им не только в своем покровительстве по различным делам, но не позволяет даже иностранным консулам жить в своей столице и торговать без особенного с его стороны разрешения. Китайцы же пользуются в этом отношении самой неограниченной свободой, платят небольшую пошлину, и одни скупают главные произведения страны.

Должно впрочем полагать, что этот порядок вещей, столько вредный для европейской промышлености, должен в скором времени значительно измениться; потому что, хотя чернь и погружена еще в варварство и самое глубокое, закоснелое невежество, однако ж в высших классах общества успехи образования весьма заметны; все князья, все начальники изучают европейские науки и искусства. Один из них, брат короля, и, кажется даже его наследник, оказывает большое внимание и расположение к иностранцам и спрашивает часто их мнения и их советов. Он произвел при помощи Европейцев значительные перемены в составе войска, артиллерии и флота. С другой стороны Англичане, владея Сингапуром, весьма недовольны [31] недоверчивостью к ним короля сиамского, земли которого смежны с их владениями. Недавно еще, в знак своего к нему благорасположения, они отдали на его произвол земли короля Кедаха, старинного своего союзника. Из всего этого можно предвидеть, как я уже и сказал, различима перемены с комерческих сношениях Сиама с Европейцами.

Следовало бы желать, чтобы все эти перемены совершились как можно скорее, особенно если от этого улучшится быт народов, которые, не смотря на свое трудолюбие, находятся в самом бедственном состоянии. Сиамских мандаринов вообще обвиняют в скупости, бессовестности и сребролюбии; однако ж они, равно как и государь их, терпят иностранцев, редко их обижают и даже позволяют христианским миссионерам свободно проповедывать учение евангельское и иметь везде свои храмы. Говорят, что нынешний король весьма рад видеть новые здания, украшающие площади его столицы; хотя он и принадлежит, наравне с своими придворными, к числу последователей Будды, однако ж позволяет своим подданным свободное отправление их богослужений.

Число жителей Бангкока простирается до 100,000 душ. В этом городе находится множество школ, где мальчики и девочки могут быть обучаемы бесплатно и где правительство дозволило миссионерам преподавать закон Божий.

Многочисленное народоселение Бангкока, где миссионеры должны иметь очень много занятий, состоит из Сиамцев, Малайцев, Китайцев и даже некоторых английских купцов, которые получили от короля позволение поселиться тут на время. Впрочем туземцы живут в самой ужасной бедности, особенно с 1836 года, когда Менам вышел из берегов и потопил все жилища и плантации. От этого наводнения пострадали весьма много и плодовые деревья, которые придавали равнинам, окружающим Бангкок, вид садов и обширностью своей поражали путешественников. Множество людей погибло, скот пал по большей части от недостатка корма и почти совершенно истребился. После этого, благодаря трудолюбию и деятельности Китайцев, зло, происшедшее от наводнения, было отчасти поправлено. С 1838 стали снова вывозить сахар, перец и рис; множество джонок и кораблей загромождали как и прежде берега Менама, а мелкие суда беспрестанно прибывали со всех сторон в столицу. Но самый город Бангкок есть не что иное, как множество хижин, покрытых соломой и смазанных глиной; кой-где виднеются богатые дома зажиточных китайских купцов [32] или вельмож сиамских; дворец короля построен в роде крепости и вооружен пушками; впрочем он не в состоянии выдержать нападения, равно как и старые стены, которыми окружен весь город.

Очевидно, что картина города не имеет в себе ничего привлекательного. Правительство и полиция этого обширного города очень дурно устроены. Но, как я уже сказал, должно полагать, что королевство Сиам займет важное место в ряду государств, соседственных к Китайскому морю, как по плодородию земли и богатству произрастений, так и по многочисленности и трудолюбию жителей.

Так размышлял я в это время, как фрегат плыл быстро по водам залива, омывающего страны выше мной описанные. Скоро достиг он берегов Камбоджа, прелестной провинции, служившей долго театром войны между королем Сиама и королем Кохинхины, до того времени, как они окончательно разделили ее между собой. Еще не так давно, король Кохинхины прислал туда армию, чтобы отмстить королю сиамскому, которому он выдал короля Лаоса, искавшего у него убежища, за то что тот не отблагодарил его за эту важную услугу. По счастию владетель Бангкока так испугался военных действий, начавшихся против него, что исполнил тотчас же все, чего от него ни требовали; иначе, новые несчастия поразили бы мирных и трудолюбивых жителей Кантибона и Канкао, двух главных портов Камбоджа.

Эти два важные города, имеющие по тридцати тысяч жителей и служащие средоточием торговли между Китаем и другими странами, были разграблены жителями соседних королевств, могущество которых чрезвычайно вредно для их торговли. Часто Сиамцы, всегда жестоко поступающие в отношении к слабым или побежденным, уводили в рабство жителей этих двух городов. Но плодородие почвы и выгодное местоположение, занимаемое ими на берегах широких рек, невдалеке от моря, таковы, что, не смотря на все эти опустошения, благосостояние их не совсем еще исчезло. Толпы китайских и малайских лодочников по-прежнему загромождают гавани Кантабона и Канкао и доставляют в Панкин и Сиам те драгоценные произведения, которые Европейцы, в свою очередь, вывозят из Сиама, считая их за туземные произведения.

Немного выше к северу, находится обширная провинция Циампа, присоединенная, в конце прошедшего столетия, к [33] Кохинхине императором Гла-Лонгом, и столица которой, Сайгон, по величине и важности своей, есть второй город во всей империи. Хотя эта провинция была прежде присоединена к Камбоджу, однако народонаселение ее, по большей части мусульманского вероисповедания, гораздо храбрее и воинственнее жителей соседних стран, и кажется ни одного с ними происхождения. Потому-то Гла-Лонг, вероятно зная беспокойный характер своих новых подданных, велел тщательно укрепить Сайгон и содержать в нем постоянно значительный гарнизон.

12 Августа, 1839 года, в то время как Артемиза бросила якорь пред Тураном, эта великолепная гавань была совершенно пуста. Впрочем, иностранным купцам здесь решительно нечего делать; потому что король, который получает исключительно главнейшие произведения страны, а именно сахар, отсылает их нынче в Сингапур на военных кораблях, которые доставляют ему взамен разного рода мануфактурные европейские произведения, которые он продает своим подданным по чрезвычайно высокой цене. Те из наших купцов, которые приплыли бы в какой-нибудь из портов Кохинхины, наверное не нашли бы там ни покупщиков, ни продавцов, кроме агентов казны, которые заставили бы их платить за сахар гораздо дороже, нежели сколько платят обыкновенно в европейских конторах Индо-Китая.

С какой досадой смотрел я на эту гавань, столь безопасную и красивую, однако осужденную на совершенное запустение; столь выгодную, как в политическом так и торговом отношении, и не смотря на это оставленную без внимания; тогда как приобретение этого пункта доставило бы ей несомненно первенство в этих морях и расширило бы круг ее торговли в архипелагах, на север от Борнео.

Когда Артемиза приплыла в гавань Турана, мандарин, начальствующий над городом и крепостью, взял тотчас против нас предосторожности. Галера с вооруженными солдатами бросила якорь подле нашего фрегата. Из нашего экипажа решительно никто не мог отлучиться на берег, без сопровождения нескольких часовых вооруженных пиками, которые, хотя и не говорили нам ни слова, однако наблюдали за малейшим нашим поступком.

Так как никто из нас не мог избегнуть подобной строгости, поэтому бедным миссионерам нашим, поселенным в этой стране, не было никакой возможности дать мне хотя [34] малейшее сведение о своей участи и о том, как обходится с ними король кохинхинский. Это было мне тем более досадно, что я посетил Туран с целью убедиться в действительности тех притеснений, которые, как говорят, терпели наши миссионеры от местного начальства, и прекратить, сколько от меня это зависело, подобный порядок вещей, столь вредный для распространения католической веры и утверждения политического влияния нашего в этой стране.

Великий мандарин, который посетил меня, был тот самый, с которым имел я дело в 1829 году, и показал, как и прежде, большую осторожность во всем, что касалось политических вопросов. Он делал мне, от имени императора, самые блистательные уверения в дружественных отношениях с Франциею; старался убедить меня, что государь его очень доволен тем, что купцы наши приезжают торговать в его владения. Но не смотря на все эти уверения, надзор за нами становился все строже и строже. Я остался, после этого посещения, еще несколько дней на якоре, надеясь, что миссионерам удастся наконец доставить мне сведение о их настоящем положении. Я твердо решился, возвратить им свободу в том случае, если бы они были заключены в темницу. Но было ли преследование уже прекращено, или полагали миссионеры, что мое посредство может им только повредить, или же думали, и не без причины, что, нарушив законы этой страны, они должны будут уже беспрекословно подвернуться наказанию, предписываемому законами; как бы то ни было, но я не получал никакой от них вести. 21 августа, вечером, Артемиза отплыла в Манилью, куда призывали меня различные торговые интересы.

Текст воспроизведен по изданию: Малакка, Сингапур, Сиам и Кохинхина. Отрывок из путешествия вокруг света Лапласа на фрегате Артемиза // Сын отечества, № 11. 1848