-

ЦАЙ ТИН ЛАНЬ

ЗАПИСКИ КИТАЙЦА ОБ АННАМЕ

По выходе из пещеры, на право, в нескольких шагах, мы перешли деревянный мостик, за которым увидели еще одну пещеру, снизу широкую, а к верху съеживающуюся, на подобие повешенного колокола. В ней лежат две каменные плиты, из коих на каждой может усесться несколько десятков человек; в пещере струится извилистый поток: в сильнейшие жары здесь царствует живительная прохлада, и своды пещеры оглашаются мелодическим журчанием ручья. Был полдень, когда мы, пройдя вдоль горы около двух, достигли пещеры, называемой третьею (сань цин дун). Она вдвое больше второй, но уступает ей в глубине и разнообразии предметов; впрочем помещает в себе множество изображений разных духов, буддийских святых, ярко росписанных, и блестящих как золото, жемчуг и драгоценные камни. На потолке также много сталактитов: из невидимого источника непрерывно сочатся капли воды, которые по непостижимым законам природы сцепляются и образуют камни самых причудливых форм! Перед устьем пещеры возвышается, отдельно стоящий пик, называемый Вань фу шань. Время было за полдень, и мы, отыскав старую дорогу, возвратились в город.

После полудня мы пошли смотреть пещеры, находящиеся на запад от города. Нет никаких письменных памятников, которые объяснили бы время открытия сих пещер. Дорога по горе чрезвычайно трудна: то цепляясь за травы, то опираясь на камни, мы кое-как поднялись на половину горы, ко входу в пещеру. Отвислые скалы, без всякой опоры кажется готовы обрушиться. Пред входом на стене высечены знаки: [112] Ши фо гу цзи т. е. древние следы каменного Фо (будды). Наклонясь всем телом, мы вошли в пещеру, которая далее расширяется; в ней находится статуя буддийского святого, называемого Гуань инь пусса образованная самою природою. Эта драгоценная статуя по красоте не подряжаема: ее контура, руки, лице, глаза, совершенно как живые. Когда глядишь на нее, то все, что есть на душе мелочного и неблагородного исчезает, и сердце наполняется тихим благоговением. За статуей, в нескольких шагах, пещера суживается и идет вверх до самой вершины горы; вход очень труден. Перед статуей в левую сторону идет углубление; шагов через 10 в нем находится отверстие вверху, пропускающее солнечные лучи. Проводники мои говорили, что далее есть еще одна пещера весьма замечательная, но, к сожалению, было уже поздно: солнце на закате и сам я выбился из сил. Впрочем и те пещеры, которые я осмотрел, были очень любопытны, и не только для меня, но и заморем считаются чудом природы.

24-го числа губернатор со всеми чиновниками и учеными, в парадных костюмах и с записными дощечками в руках, совершали жертвоприношение в храме Конфуция. В этом храме нет жертвенных сосудов, не делают никаких пантомим под музыку, и самый оркестр очень беден; только и играют на флейте и гитаре, бьют в барабаны, звонят в колокола. Подле храма выстроены были в две линии рослые солдаты с копьями; за воротами, также в два ряда, только полукругом стояли солдаты сожигавшие фейерверк, представляющий огненных драконов. По окончании жертвоприношения, чиновник поднес мне часть жертвенного мяса.

27-го числа (31-го марта.) получен ответ от областного правителя из Тай пин фу, в котором предписывалось мне явиться [113] в пограничную заставу 5-го числа третьей луны (8-го апреля.). Губернатор, узнав, что мне настало время отправляться в путь, устроил для меня большой пир в гостиннице и пригласил для компании мне Чандинского Чжи фу (областного правителя), Дэн хой шу и других пятерых чиновников. Когда от радушного угощения все развеселились, то г. Дэн предложил для забавы заняться сочинением дуй цзы (краткие надписи в стихах), и носорожий кубок и штрафный бокал снова пошли по рукам. Г. Дэн пил и сочинял стихи прекрасно, и в игривом разговоре высказывал глубокие мысли. Весь день наше общество было весьма весело.

29-го числа (2-го апреля.) я пошол к губернатору поблагодарить его за все и объявить, что завтра отправляюсь в путь. Он сожалел о моем отъезде, и на прощанье сам предложил мне десять лан серебра и разных лекарств; но я отказался от серебра, а за лекарства благодарил стихами. 30-го числа я простился со всеми.

В проводники мне было назначено четыре офицера и двадцать человек солдат. Губернатор, с подчиненными чиновниками, проводил меня за город; он просил меня, по прибытии в Амой кланяться тамошнему прокурору Чжоу юнь гао, уверить его в любви и доброй памяти об нем, и сказать, что он, губернатор, лишь потому не пишет письма в нему, что государственные законы не позволяют этого. Затем этот добрый сановник отер слезу и расстался со мною. Перейдя реку, мы проходили чрез рынок Цюй мой пу до которого дозволяется доходить купцам губерний китайских: Гуан дун и Гуан си, а чрез 35 ли достигли города Вынь юань чжоу.

1-го числа третьей луны (4-го апреля.), окружной правитель, Жуань [114] mao пригласил нас на обед, а вечером того же дня один из моих провожатых, Жуань тин си устроил пирушку. На другой день окружной письмоводитель Чжан чун ли и студент Нун мын цюй, оба уроженцы губернии Гуан си, приходили ко мне со стихами. В тот же день областной начальник г. Дэн с нарочным прислал мне стихи и две связки денег, а окружной, узнав об этом, сделал мне такой же подарок; я обоих благодарил стихами.

5-го числа, рано, мы выступили из Вынь юань чжоу. Путь наш лежал по малым тропинкам, извивающимся между гор. Тихо, пустынно! Нигде не видно следа человеческого; не слышно ни пения петуха, ни лая собаки. Чрез 45 ли мы достигли караула Ю ай или Нань гуань находящегося в китайской губернии Гуан си, в области Тай пин фу; им командует Ба цзун (коммендант). Аннамцы называют эту заставу Ю цюнь ай. В этот день Цзо цзянский прокурорский приказ, областное Мин цзянское и окружное Нин минское правления выслали людей в пограничную заставу, Нань гуань (южная застава), для принятия меня. Я поблагодарил моих провожатых, Аннамцев, и продолжал путь на север уже с новыми проводниками, соотечественниками.

Таким образом, после долгого странствования, я ступил наконец из чужой страны на родную землю! Радуюсь, но и глубоко храню в памяти дружелюбие и ласковость аннамских чиновников, гостеприимство и радушие тамошних жителей, и всегда, невольными слезами, плачу дань благодарности при воспоминании о них.

По выходе из заставы, на пути, мало селений; дорога неровная, трудная; все еще тянутся отроги тех же пустынных гор. Пройдя 25 ли, мы остановились отдохнуть в казенной гостиннице Вынь коу гуань, в урочище Ся шы (нижний камень). Хозяин гостинницы, Сунь пэй сюнь пригласил нас, не много выпить и закусить, после чего мы продолжали путь, [115] и пройдя еще 20 ли, прибыли в город Шан шы чжоу (верхний камень). Я остановился у окружного начальника, Би чэн сю. Он уроженец этого же города (следовательно инородец, потому что Китаец, по законам, не может занимать должности в той области, в которой родился). Пища для меня и моих провожатых доставлялась от окружного начальника. На другой день окружной начальник, назначив Мне провожатых из местных инородцев (Т. е. не китайского происхождения.) проводил меня за город, и в вечеру мы достигли города Нин мин чжоу, пройдя 70 ли.

7-го числа я виделся с окружным письмоводителем, пекинским уроженцем, Люй чжень лу. Окружной начальник уехал в губернский город, а дела и хранение печати поручил письмоводителю и своему домашнему советнику Ван сунь сюань. Они меня удержали у себя, и устроили пирушку в садовой беседке; в дружеских, откровенных разговорах мы провели весь день, и лишь вечером я возратился в свою квартиру. На другой день приехал новый окружной правитель, Юй мао дянь, которого я просил, выдать мне паспорт и охранный лист на всю дорогу до Фу цзяньской губернии не желая производить хлопоты на каждой станции. Бумаги эти получил я 9-го числа (12-го апреля.) и продолжал путь.

Чрез 40 слишком ли мы прошли мимо небольшой горы, на которой находится укрепление, с надписью на воротах: Фын мынь, цзюнь лин. Пройдя еще 4 или 5 ли остановились ночевать в деревне Ван сюй; а 10-го числа пришли в областной город Тай пин фу, пройдя от Нин мин чжоу 135 ли. Мы остановились за рекою, в северном предместий Цзин гуй сюй. Областной начальник был в губернском городе, и я с ним не виделся. 11-го числа за большим [116] дождем, мы не могли продолжать пути; но 12-го, не смотря, на дождь, мы отправились в дорогу. В четыре дня, пройдя 310 ли, мы достигли областного города Нань нин фу, и остановились в улице Шуй ша цзе. Здесь, наняв небольшую барку, мы отправились по реке Цэй си, и вечером проехали мимо уездного города Юн чунь сянъ, пройдя водою 200 ли.

19-го числа мы проходили один из многочисленных на этой реке порогов; на нем множество подводных скал, и проход между камней весьма труден. Вечером миновали окружной город Хэн чжоу, в 160 ли от уездного города Юн чунь сянъ.

20-го числа (23 апреля) мы рано пустились в путь, и пройдя 50 ли достигли местечка Тын тан яг в котором, на берегу реки находится кумирня. Есть предание, что второй государь Минской династии Чэн цзу, сверженный с престола своим дядей (в 1403 году) скрывался в этих местах. 21-го числа мы достигли пикета Тан шоу сюнь, и осматривали кумирню, построенную здесь в честь полководца Фу бо; она обширна и величественной архитектуры. Опираясь на горы она с лицевой стороны опоясывается рекою, а сверху осенена густою тенью леса, растущего на скатах горы. Перед кумирней триумфальные ворота, с надписью золотыми буквами: «Памятник полководцу Фу бо». Дух Фу бо и теперь проявляет много чудес в этих местах; поэтому все, проезжающие через пороги, непременно заходят в кумирню и жгут курения и бумажные деньги. В полдень мы спустились с порога Ци цзин тань (порог внушающий ужас). Здесь вода, стремясь с быстротою стрелы, кипит и кружится так, что нет возможности удержать судно в прямом направлении. А между тем повсюду торчат из воды острые скалы, как зубы тигровой [117] пасти; между скал один тесный проход: в нем-то судно, бросаясь то в право, то в лево, спорит с водою о дороге. Из всех порогов по реке Нэй си, это опаснейший. Пройдя от Хэн чжоу 180 ли, мы вечером остановились подле уездного города Гуй сянь, а 22-го числа, пройдя 190 ли, миновали областные город Цинь чжоу фу, за которым чрез 40 ли находится порог Тун гу тань (медный барабан). Здесь вода, падая отвесно, разлетается в брызги; судно мгновенно слетает вниз; сверху угрожает ему громадный камень, называемый шахматною доскою (Ци пань шы), а внизу мель из красного песку. Ужасный спуск!

23-го числа пройдя 80 ли, миновали уездный город Пинь нань сянь, за которым находится порог Цзянь цзюнь тан (маршальский). Огромные камни выставляются из воды, и масса реки раздробляется на множество тонких ручьев; от сильного напора быстрота воды ужасная; свист, шум и плеск оглушают слух. Проносясь между камней, судно часто ударяется об них. На конце водопада находится каменный свод, называемый Чжан коу (широкая пасть), на подобие корзины; при малейшей оплошности кормчего, судно, попав в отверстие этого свода, непременно погибает.

24-го числа, через 160 ли, от Пин нань сянь мы проехали мимо уездного города Тэн сянь; а 25-го поутру достигли порога Си ма (лошадиная купальня) — это последний из порогов. Вечером, в 120 ли от Тэн сянь, миновали областной город By чжоу фу. 26-го числа, чрез 60 ли, прибыли в уездный город Фын чуань сянь, и вступили в пределы губернии Гуан дун, а пройдя еще 100 ли, вечером, остановились в окружном городе Дэ цин чжоу.

27-го числа пройдя 180 ли, миновали областной город Чжао цин фу. В стороне от берега видна башня Юэ цзян лоу, а далее, подле заставы Лун мынь (драконовы ворота), видна гора Ван фу шань. Ночью, в 130 ли от Чжао цин [118] фу, миновали уездный город Сань шуй сянь. 28-го числа проехав 100 ли, достигли местечка Фо шань чжен, окрестности которого весьма живописны и жители очень богаты. Торговля, производимая здесь местными и приезжими купцами, обширна; здешний рынок, по богатству, первый после Кантонского. За три дня пред сим вода из западных гор быстро нахлынула в местечко, и так поднялась, что многие дома стояли в воде, фута на три и четыре. Сев в лодку, я поехал через площадь; мне показалось, что я вступил в долину, наполненную миллионами цветов: здесь все привлекает внимание, и зрение утомляется от созерцания множества великолепных, изящных товаров. Чрез 70 ли, мы достигли Кантона.

От Нань нин фу до Кантона, водяным путем, считается более 1,700 ли; плавание везде вниз по течению; 68 порогов, пройденных нами, все в губернии Гуан си. Сначала по сторонам реки идут довольно высокие горы, покрытые тощими деревьями; редко где заметна яркая зелень травы, или густая тень рощи. По нескольку дней стоят туманы, или идут дожди. В это время и горы и город, равно пустынны; рынки безмолвны, под кровом тумана и облаков; только в Нань нин фу и By чжоу они несколько оживлены. По проезде Чжао чжоу, вдруг, и горы и воды принимают веселый вид: все блестит новизною, все полно жизни; на рынках богатство; куда ни взглянешь везде товары лучших сортов. Подлинно счастливая страна!

29-го числа (1-го мая.) я виделся с соляным приставом Чжэн кай си; узнав, что я ему земляк, он сделался ко мне весьма ласков; но во все продолжение разговора ни разу не спросил меня о моем путешествии. 1-го числа четвертой луны (3-го мая.) проходя по [119] улице Ин сян цзе, и отыскивая своего приятеля Лин бо ляо, я нечаянно встретился с земляком Ду гуан цзи. Приятели его Чэн тянь ю и Цай цзе пригласили меня с собою в город. Сначала мы пошли в кумирню By ян цы (пяти баранов). Есть предание, что при заложении города (Кантона) явилось пять старцев, которые превратясь в баранов, вдруг исчезли. Они признаны святыми; городу дано имя By ян чэн (так прежде назывался Кантон), и в честь их построена кумирня. Потом поднялись мы на весьма высокую гору Гуань инь шань, почитаемую городским палладиумом, на вершине ее стоит кумирня Гуань инь сы. С фасада кумирни открывается вид на город, здания которого расположены рядами, как рыбья чешуя; городские башни, кумирни, беседки, обелиски, магазины, все видно вдруг, как на ладони. Город вокруг опоясан горами, между которыми извивается множество речек и ручьев. Вблизи разбросаны уединенные рощи, а далее синева лесов сливается с туманом облаков. К морю виднеются одна за другою три башни; даже гора Сян шань и залив Ао мынь (Макао) видны довольно ясно. Соединение вод и гор в одном пейзаже — картина превосходная!

Помолясь в кумирне, мы вышли на восток; прошли пятиэтажную башню, в 200 футов вышины, и зашли в кумирню Чэн гун цы. Отсюда пошли в Инь фын гэ (музыкальная палата ветров), посмотрели Цюнь юй шань фан (горный музеум драгоценностей), и возвращаясь зашли в Пын лай гун. Во все эти места чиновники, ученые и все богатые люди собираются для прогулок и пиров; здесь все роскошно: окна светлы, капризы и рамы резные и раскрашены; в садовых беседках, закрытых цветами и зеленью, живительная прохлада. Подумаешь, что это место небожителей, и мой восторженный дух, кажется готов был отрешиться от мира. [120]

Перед вечером, проходя торговые ряды, я видел золото, камни и дорогие ткани всевозможных цветов; иностранные товары и разные драгоценности, лежали целыми горами. При солнечном закате мы вышли в южный форпост, Фу сюй чжэнь. По воде разносились звуки флейт и свирелей; суда наполнены были песенниками и комедиантами; по всей реке сверкали огни фонарей; богатые люди всех сословий толпились на суда, называемые Му лань чжоу. На другой день, переехав реку, я осматривал кумирню Хай чжуан подле которой находится селение Ша юань цунь, славящееся своими жасминами; по входе в село думаешь, что вступил в царство ароматов. На обратном пути я смотрел скалу Хай чжу шы, грозно стоящую среди волн; все суда, большею частию, проходят мимо ее. Был полдень. Солнечные лучи жгли, как огонь: но мгновенно пролетал по реке ветерок, скользя по лицу и продувая платье: жар и прохлада менялись поминутно. Я вздохнул при мысли: «Жадным взором человек следит, неутомимо гоняется за удовольствиями жизни, но мгновение, и его нестало, он сам уж стал предметом воспоминаний! По этому, хотя мне здесь и весело, однако не должен же я забываться до того, что бы и не думать о возвращении». С этой мыслию я взял за руки моих спутников, и поспешил с ними на квартиру. Возвратясь, я сей час же назначил срок для своего отъезда.

4-го числа (6-го мая.) Ду гуан цзи дал мне взаймы 20 лан серебра и нанял для меня место на судне купца Шы цзюнь, с условием высадить меня на берег у пристани Лао лун. Я всех благодарил, со всеми простился и отправился из Кантона.

7-го числа, отъехав 310 ли, мы проехали милю уездного города Бо ло сянь, и видели гору Ло фо. Есть народная поговорка: когда плывем к северу, и скроется гора Ло фо, то [121] близок Хой чжоу; а плывя на юг, когда скрывается то открывается Кантон. Проехав от Бо ло сянь 35 ли, вечером миновали областной город Хой чжоу фу; он разделен на две части: в одной живет военный начальник китайского гарнизона, а в другой гражданский правитель. В городе находятся древние достопримечательности, как-то: колдунья гора, аистовая пещера, могила утренних облаков и проч.; все это построено, когда управлял городом знаменитый поэт Дун по. За рекою уездный город Гуй шань сянь. Проехав 447 ли, мы миновали 12-го числа уездный город Лун чуань сянь. На юг от города в 5 ли находится башня мертвецов. Есть предание, что здесь было множество могил; когда на этом месте хотели заложить город, то все мертвецы всполошились: в одну ночь они собрали весь кирпич, сколько было его у окрестных жителей, и построили башню, в следствие чего город заложен в другом месте. Вид этой башни уродлив и страшен; она, кажется, готова тотчас развалиться, однакож не падает.

Проехав от города еще 25 ли мы прибыли на пристань Лао лун, проехав от Кантона в 9 дней более 800 ли. Во все время плавания было весьма жарко и скука нестерпимая. К счастию, со мною были два спутника: Лин хой шань и Дин цзюнь чжень, которые то шутками, то сериозной беседой разгоняли скуку; последний знал астрономию. По торговым делам он прожил несколько лет на острове Люсоне, и там, научился астрономии у иностранцев. Во всю дорогу он объяснял мне эту науку; подарил мне земной глобус и секстант. Этот новый способ считать по звездам похож на Жунь тянь и, изобретенный древнейшим государем Фу си, но еще лучше и удобнее. Я собрал, какие мог, сведения о усовершенствованиях астрономии, и если издал их, то надеюсь, что читающие с благодарностию вспомнят имя того, кому я был обязан этими сведениями. [122]

13-го числа у пристани Лао лун я вышел на берег. Чрез 30 ли, сухим путем, достиг горы Цин лин, а еще через 20 ли вошел в крепостцу Лань гуань. Путешественники из Кантона в Ху чжоу и обратно, непременно проходят чрез эту крепость. В ней находится кумирня в честь Хань вынь гуна, недавно обновленная, бывшим Кантонским губернатором Чжао вынь цю. Войдя в кумирню, я взглянул на кумир святого: он будто живой, кажется шевелится. Совершив обряд поклонения и осмотрев все здание, я тотчас отправился в дальнейший путь, и чрез 10 ли достиг горы Ци лин. Пред солнечным закатом в Ци лине я нанял малую барку, и плывя день и ночь, 15-го числа поутру прибыл в Сань хэ ба (плотина трех каналов), проехав 334 ли. Здесь водный путь разделяется на три ветви: одна идет в Да пу, другая в Чжао чжоу, а третья в Ци лин. На берегу небольшой городок, с малым дозорным караулом, а за городом рынок довольно богатый и оживленный. Вечером я прибыл в уездный город Да пу сянь, проехав 170 ли. 16-го числа я продолжал путь сухим путем; после полудня достиг уезда Юн дин сянь, и здесь вступил в свою родную губернию.

17-го числа (19-го мая.) в уезде Нань цзин сянь я переходил гору Тянь лин (Небесный хребет). Сначала подъем на гору идет узкими, излучистыми тропинками, и на расстоянии 5-ти или 6-ти ли круги и обходы не слишком трудны; но с приближением к вершине горы, должно останавливаться почти на каждом шагу; подъем труден, как на небо; носильщики едва переводят дух. За то при спуске не сходишь, а слетаешь, быстро сбегая по ступенькам, которых насчитав около трех тысяч, мы очутились на равнине. Пройдя от горы более 20 ли, я пришел на берег реки, и заняв место в барке, [123] на другой день достиг небольшой речки Гуань си. Так как путь от Да пу и доселе был горист и излучист, то я не мог определить его расстояния. От Гуань си до Хой чжоу и Чжао чжоу места гористы: всходишь на гору, а глядишь, впереди, еще гора; спускаясь переходишь речку; спустишься ниже, еще новая речка. На этом пространстве жители строят свои лачужки из земли, прислоняя их в скалам. Мрачные пади, и длинные, глубокие овраги благоприятны для укрывательства мошенников. Небольшие поля и садики устроены на уравненных склонах гор, а равнин благоприятных для земледелия вовсе не видно. Море также далеко, и нет возможности заняться рыбною ловлею, или соляным промыслом; по этому жители только переноскою товаров через горы добывают себе пропитание: они бедны и суровы, как природа их окружающая.

Из Гуань си, я, наняв место на барке, отправился ночью, и, проехав 152 ли, утром 19-го числа прибыл в областной город Чжан чжоу фу. Здесь, вышедши на берег, я нарочно ходил посмотреть областное правление; потом на север от города ходил на гору Чжи шань, посмотреть памятник знаменитому мудрецу Вэнь гуну (философу Чжу цзы). Но время все изгладило: нет даже беседки, называвшейся Ян чжи тин; только и сохранилась, у подошвы горы, древняя кумирня. Поклонившись в кумирне, я продолжал путь подле города на юг, и ночевал в городе у южных ворот.

20-го числа, вышедши из города южными воротами, я нанял небольшую шлюпку, и по реке Нэй ци спустился в море. Ветер был благоприятный; я в тот же день вечером прибыл в Амой. 22-го числа я представлялся бывшему своему наставнику, прокурору Чжоу юнь гао, который очень обрадовался, увидя меня в живых. Он расспрашивал меня о разных обстоятельствах моего странствования, и когда я представил ему описание бедствий претерпенных нами на море, [124] он посоветовал мне описать и сухопутное странствование, что бы прочитать его родным и знакомым на острове Формозе.

2-го числа пятой луны (3-го июня.) я сел на морское судно и 8-го прибыл на остров Пын ху, в родное село. У порога дома где жила матушка мы упали с братом на колени. Она, увидив нас, сначала изумилась, потом со слезами кинулась в нам на встречу. Когда я стал припоминать прошедшее, то мне показалось, что я воскрес из мертвых!

На пройденном мною пути, расстояние морем я не мог исчислить. Сухим путем я отправился из Гуан и (аннамского города) 21-го числа 12-й луны (28-го декабря.) и прибыл в Амой 20-го числа. 4-й луны (22 мая.). Сухопутьем прошел я в 42 дня, приблизительно, 3,300 ли; а водою, по рекам, в 33 дня, проехал 3,374 ли. Считая вообще путешествие сухим путать и по рекам, также разные остановки, я пробыл в дороге 118 дней. Испытав в этом дальнем странствовании различные опасности и лишения, я, ничтожный островитянин, получил от Неба то вознаграждение, что могу описать их.

КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О ГОСУДАРСТВЕ ЮЭ НАНЬ (АННАМ).

Государство Юэ нань в древности называлось Юэ тан шы. Плывя от острова Формозы на юг, страну эту можно достигнуть в 83 вахты (8-мь суток слишком.). С востока оно омывается морем; на западе граничит, с племенами Мань, иначе называемыми Лао чжуа; на юге оканчивается областию Чжань чен, которая прежде составляла отдельное государство, и только [125] при Минской династии (в XVI веке) храбрецом Ли присоединена к Аннаму; а на север граничит с китайскими областями: Сы мин фу, Гуансийской губернии и Лин ань фу губернии Юнь наньской. Страна Жи нань, или Гуан нань, прежде прозывалась Си цзин (западная столица), а страна Цзяо чжи или Ань нань прозывалась Дун цзин (восточная столица, Тункин). Эти две области составляют ныне одно государство. При государях китайских Яо и Шунь (За 22 века до Р. Х.) китайцы называли его Нань цзяо. При династии Цинь (в 3-м веке до Р. Х.) его называли Сян цзюнь (Царство слонов). При Ханьской династии этою страною овладел Чжао то, а государь By ди сделал ее китайскою провинциею Цзяо джи. При государе Гуан ди (в начале 1-го века по Р. Х.) две девицы: Чжен цэ и Чжен эр произвели возмущение. Китайский полководец Ма юань, усмирив бунт, поставил на границе области две медные колонны, которые существуют и доселе. В средине правления Цзян ань (около 210 л. по Р. Х.) эта страна названа округом Цзяо чжоу. При Танской династии (в 7-м в. по Р. Х.) страна называлась Ань нань; в ней был китайский военный комиссар; все другие чиновники также были китайцы. Впоследствии по причине непостоянства жителей, то покорявшихся, то бунтовавших, управление страною оставлено, а только принималась от нее дань при китайском дворе.

В начале династии Сун (в 10-м в. по Р. Х.) туземец Дин лянь овладел страною, и получил от китайского двора титул князя Цзяо чжи’ского. Чрез три поколения у дома Дин лянь отнял престол подданный их Ли хуань; а у этого дома, также чрез три поколения владение было отнято подданным Ли юнь. Чрез восемь поколений фамилия Ли юнь пресеклась в мужеском роде и наследство перешло к Чен [126] жи чжао, зятю последнего владетеля. Царствовавшая в Китае Монгольская династия Юань (в 13-м в.) напала на Аннам, победила Чен жи чжао; но поручила управление сыну его Гуан бину, дав ему титул князя страны Цзяо чжи. При Минской династии, в начале правления Хун ву (во второй половине 14-го в.) Чен жи куй получил титул князя Ань наньского, и начал понемногу присоединять к своим владениям страну Чжань чен. У этого дома государство было отнято, чрез четыре поколения, подданным его Ли цзи ли, и все члены фамилии Чен истреблены. В первый год правления Юн лэ, в Китае (в 1403 г.) сын похититель Ли хо куй утвержден от Китайского двора владетелем Аннама; но в следующем году меньший брат Чен жи куя, Тян пин, с преданным ему вассалом Пэй бо ци, явились в Китай, и просили у двора заступничества. Поэтому от двора послано было повеление, о возвращении владения законному наследнику; но Ли цзи ли, заманив в сети претендента Тянь пин, убил его, а с ним и провожавших его китайских солдат и чиновников. Китай отправил войска в Аннам; которые разными путями вдруг заняли страну, и захватили в плен владетеля с сыном. Так как потомков фамилии Чен, более не нашлось, то страна была разделена на провинции и уезды: образовано 17 областей, 47 округов, 157 уездов и 12 военных коммисарств, а для общего управления поставлены три наместника.

Чрез несколько времени Чен цзянь дин, с сыном своим Цзи ко, один за другим подняли возмущение, которое едва было прекращено, как два семейства Ли снова взбунтовались. Во 2-й год правления Сюань де (в 1427 г.) дом ли отправил посла в Китай, с просьбою утвердить в княжеском достоинстве Гао из дома Чен. Император, по совету министров Ян шы ци и Ян жуна, не посылал уже войск в Аннам, и признав претендента государев, отозвал [127] своих наместников. По смерти государя Чен гао дом Ли ложно донес китайскому двору, что дом Чен совсем пресекся, и дому Ли дозволено править государством. Второй князь из дома Ли, называемый Ли лин присоединил к своим владениям всю страну Чжан чен. Дом этот в десятом колене свержен был ненаходившимся в его подданстве Мо ден юном. В 16-й год правления Цзя лун (1537) сын последнего владетеля из дома Ли, по имени Ли нин, явился к Пекинскому двору, прося вспомогательных войск. Мо дэн юн испугался и прислал годичную дань. В следствие этого двор распорядился так: Мо дэн юн оставлен правителем в качестве Аннамского наместника, а претенденту Ли нин назначен для жительства город Ци ма цзян. Впоследствии фамилия Мо была изгнана сыном Ли нина, Ли вэй шанем, который и признан был от китайского двора правителем государства, а фамилии Мо велено жить в городе Гао пин. Это повторение прежней истории в стране Ци ма цзян.

В четвертый год правления Тань ци, (другой) дом Ли напал (в 1624 г.), на город Гао пин, и фамилия Мо пришла еще в больший упадок. При воцарении в Китае нынешней (Маньчжурской.) династии обе фамилии владели равными участками. Но в 5-й год правления Кан си (в 1666 г.) Вэй си; из дома Ли утвержден был государем Аннамским. Правления Цянь лун в 54-й год (1789) дом Ли пал, и указом императора государем Аннамским утвержден Гуан нянь, по фамилии Жуань. Правления Цзя цин в 7-й год (1802), владетелю Аннамскому пожалован титул: Юэ нань го ван т. е. Ю? наньский государь, потому и страна стала называться Юэ нань.

Обо всем этом существуют исторические документы; любопытные могут справиться в них сами. Но что я сам [128] видел на пути, то еще очень ново, и не могло быть достаточно поверено и исследовано. Я записывал — что и как видел, дабы доставить читателям предмет для разговоров о странах заморских. По сказанию иностранцев, живущих в Аннаме, под конец царствования фамилии Ли было множество возмущений, и государство разделилось на три части. Отец нынешнего Государя, давший название своему правлению Цзя лун (имени его подданные не смеют произносить, а фамилий его Жуань) занял область Лун ай, ныне называемую Цзя дин; Тай дэ занял область Син чжоу, называемую ныне Пин дин. Гуан чжун занял область Шунь хуа, называемую ныне Фу чунь. Ни имени, ни фамилии последнего владетеля я не узнал; но, говорят, что он был простой купец; овладев областию, он наименовал свое правление Гуан чжун, и титуловал себя государем западных гор, но народ величает его разбойником западных гор. Каждый из этих владетелей правил своим уделом, и в сношениях они взаимно назывались братьями. По смерти Тай дэ, сын его, устраненный от правления своими подчиненными, отправился к Гуан чжуну с просьбой о помощи. Гуан чжун умертвил просителя и завладел его участком. Цзя лун вознегодовал на такой поступок; собрал войска, напал на город Синь чжоу (принадлежавший умерщвленному), овладел им, и поручил охранение его своему зятю. Гуан чжун также послал войска, поручив начальство над ними своему дядьке, и другому военоначальнику, которые осадили город Синь чжоу. Несколько лет они не могли взять его; но Гуан чжун прислал своего главнокомандующего, умножил армию и усилил приступы. В городе не стало съестных припасов. Вспомогательные войска подоспели в это время на выручку города, но изнуренные дальним переходом, они вступив в сражение, были разбиты. Город взят, а комендант его, королевский зять, сжег себя в пожаре. [129] От Синь чжоу Гуан чжунов главнокомандующий направился в Лун-ай, столицу Цзя луна. Войска последнего разбежались, и сам он, бросив город, бежал в море. Гуан чжун после этого весьма усилился: присоединил к своим владениям и Дун цзин, и, подобно прежней фамилии стал единодержавным государем.

Между тем, когда Цзя лун бежал на корабле в море, морской разбойник Хэ сянь вынь (уроженец кантонский) собрал несколько сот мелких судов и окружил его. В такой крайности, Цзя лун, облачась в церемониальные одежды, вышел на палубу судна и воскликнул: «Я владетель княжества Лун ай. Потеряв его, я отправляюсь в чужие страны для приискания войск, с помощию которых мог бы возвратить свои владения, и отомстить врагу. У меня нет ничего ценного на корабле, и тебе, атаман, нет выгоды нападать на меня. Но если ты, собрав все свои силы, поможешь мне победить врага: то, по возвращении княжества, я отдам тебе половину, и будем владеть дружелюбно». Пират обрадовался. Заключили клятвенный договор, и вместе отправились в королевство Сян ло (Сиам); там наняли несколько десятков тысяч лучших войск; вступили в Аннам разными путями, и в одно время взяли города: Лун ай и Синь чжоу. Пользуясь победою, они быстро устремились на столицу Гуан чжуна, Шунь хуа; овладев ею, они взяли потом и Дун цзин, а Гуан чжун, с остатками войска, бежал в горы. Его дядька и другой военачальник (взявшие Синь чжоу) сначала бежали скрытыми путями в Дун цзин, но по взятии и его, были схвачены. Цзя лун велел намазать их горючими веществами, и сжечь, как свечи, живых, в жертву погибшему в пожаре своему зятю. С покорением Дун цзина весь Аннам снова подпал власти одного повелителя. Город Лун ай переименован в Цзя дин, а Дун-цзин — в Шен лун, а название правления Цзя лун [130] произошло от того, что король начал свои победы в Цзя дине, а окончил в Шен луне.

Утвердясь на престоле и приняв название правления Цзя лун владетель этот отправил к пекинскому двору посла с данью и заявлением покорности. При этом случае в императорской грамоте он был наименован не Ань наньским, а Юэ наньским владетелем. Покончив свои дела, Цзя лун не забыл и помощника своего пирата Хэ сянь вынь: отдал ему одну область, и тот не посмел высказать неудовольствия. Шайка Хэ сянь вынь мало по малу уменьшалась; народ перестал ему повиноваться, и он, бросив свое владение, снова ушел в море.

Цзя лун всегда оказывал китайцам покровительство и благосклонность.

Нынешний государь правит страною уже более десяти лет. Сначала, подобно, своему отцу, он покровительствовал Китайцам, приезжающим для торговли; но ныне благосклонность его уменьшилась, и вот по какому случаю:

Начальник губерния Цзя дин поднял возмущение: в один день разрушил четыре областных города и овладел всею губерниею, имея на службе многих иностранцев. Государь послал войска, которые окружили мятежников; но последние несколько лет не сдавались; у осаждающих погибло более 50 тысяч человек. Более всего убито бревнами, которые бросали со стен города на осаждающих. Мятежники узнав, что Цзя лун находится в несогласии с королевством Сянь ло, послали туда письмо с просьбой о помощи.

(Несогласие Аннама с Сиамским королевством произошло последующему случаю: королевство это снабдило Цзя луна войсками, при помощи которых он овладел всем Аннамским государством. В благодарность за это Цзя лун, ежегодно посылал к владетелю Сиама по несколько сот человек для разных служб; люди эти сменялись ежегодно. Впоследствии, когда с присланными стали обращаться слишком жестоко, то все они разбежались, а государь аннамский перестал посылать новую партию, на место разбежавшейся; по этому согласие между двумя государствами расстроилось. Примеч. авт.) [131]

Получив письмо от аннамских мятежников, владетель сиамский посадил на суда 100 тысяч войска, которое и высадилось в Аннаме. Проводниками служили Китайцы, которые, не доходя до города Цзя дин украли военную казну, и сами бежали. Иностранные войска, не зная дороги, заблудились; войско аннамское напало на них в расплох, и истребило на половину; остальные рассеялись. Таким образом мятежный город не получил подкрепления; а войска государя усилили осаду. Они возвели вне городских стен другие, выше, и с них высматривая внутренность города, производили по нем стрельбу из больших пушек, в течение 15 дней. Наконец город был взят и почти совершенно разрушен.

Правления Дао гуан в 12-й год (1832) жители губернии Гао пин также взбунтовались: связавшись с бродягами китайской губернии Гуан си, составили большие шайки, овладели губернским городом Гао пин, и мало по малу достигли губернии Лян шань. Только через два слишком года мятеж был усмирен. Говорили, что главною причиною этого мятежа были Китайцы, а не знают, что в числе предводителей были одни туземцы, а из Китайцев не более одного или двух: прочие же, пользуясь беспорядками, шли только для грабежа, а иные, может быть, даже против воли увлечены в мятеж. Не смотря на это многие десятки тысяч китайских переселенцев лишились благосклонности государя и подпали его гневу: даже на суда, приходящие для торговли прямо из Китая, увеличена пошлина.

Разбойник западных гор, Гуан чжун, нашел средство подчинить себе горные племена, составил из них [132] войско, и продолжал разбои и грабеж, по прежнему величая себя царем западных гор. Потомство его и теперь владеет горами, и у преемников Гуан чжуна были названия правлений Лян шен, Бао синь и другие.

В глубине гор еще обитает одно независимое племя Ше гуй (змеиный дух) из рода Бай мяо; оно довольно многочисленно и управляется своим старшиною. Часто, выходя из гор большими толпами, оно убивает и грабит окрестных жителей. Впрочем, сколько я могу судить, мне кажется, что Аннаму нечего бояться подобных соседей, особенно столице его. Этот город с одной стороны опирается на горы, с другой омывается морем; местность укрепленная самою природою; почти во всей стране гряда гор тянется непрерывной цепью с севера на юг на расстоянии более пяти тысяч ли (Около 2800 верст.); вся страна подчинена одному повелителю, который не боится даже и внутренних возмущений; словом, я думаю, что это государство могущественнее всех иностранных государств, только жаль, что характер народа испорчен и непостоянен. Нынешний аннамский государь питает твердую покорность к китайскому двору и весьма опытен в управлении. Он хорошо знает историю и словесность, и издал свои сочинения в стихах и прозе; уважает сословие ученых, отдавая им лучшие должности и весьма почтителен в матери. Я слышал, что он скопил огромные богатства, и что его кладовые полны золота и серебра: этому можно поверить. Покровительствуя торговле, он расширил ее во всем государстве и сам получает от того большие выгоды, все нужные предметы, хотя бы страна и не производила их, у него есть; он собирает сведения о редких искуствах, и вводит их у себя. Хотя он носит платье древнего, отечественного покроя, но в государственном управлении совершенно подражает Китаю. Он часто, говорил: «Для меня и моего потомства непреложный [133] закон — сохранять покорность и почтение к Небесному Двору (китайскому), о прочих иностранцах нам не стоит и говорить». И действительно, он доселе не перестает представлять дань ко Двору, а чиновников и ученых китайских, занесенных бурею в его государство, принимает с отличным вниманием.

В первой луне года аннамский государь раз или два прогуливается вне дворца. На этих прогулках он либо сидит в носилках, либо едет верхом на лошади, или слоне, и надевает корону и великолепные одежды. Его сопровождают тысяча телохранителей и множество знамен и разных регалий, пышных и блестящих. В этот поезд повсюду на площадях и по улицам, перед домами и лавками народ выставляет столы с благовонными курениями, и государь велит на каждый стол класть по три связки монеты, в знак милости его к народу. Когда нет особенных дел, государь всегда живет во дворце, а дети его, коих более 100, помещаются в особых дворцах. Стол для детей отпускается в определенном количестве и качестве; кто провинился, тому убавляется пропорция блюд; некоторые из сыновей государя занимаются преимущественно науками, другие военным искуством. Если кто из родственников государя, пользуясь большою властию и связями, обижает народ, то не взирая на родство и высокий сан, он судится также строго, как и последний из подданных. Гражданские чиновники в столице, и вне ее имеют теже степени и названия, как и в Китае. Прежде выходили в чины всегда из канцелярских писцов; по теперь чины и должности даются, смотря по степени учености. Ученые экзамены производятся в три года один раз; по губерниям, студенты собираются в свой губернский город; здесь главный экзаменатор назначает им тему для рассуждений; потом их испытывают в словесности: объяснении классических книг, сочинении [134] стихов и прозы. Оказавшиеся лучшими удостоиваются степени Цзюй жень (кандидата), посредственные степени Сю цай (действительного студента), и эти последние, по достижении 40 лет получают места уездных учителей, а первые (Цзюй жэнь) должность уездного начальника. Не получившие должности кандидаты должны являться в столицу и держать экзамен на степень Цзинь шы (магистра). Из получивших степень Цзинь шы государь сам назначает, одних в академики, других к занятию должностей в столице, а некоторых наконец, определяют немедленно в уездные правители, хотя бы и не достигли 40 лет. Военное сословие управляется по древним обычаям страны, и для военных не бывает правильных испытаний.

Гражданские чиновники получают очень малое жалованье; при всем том судья, разбирающий тяжбу, не смеет принять взятку, в противном случае наказывается весьма строго. Вот почему, хотя должность председателя губернской казенной или гражданской палаты, и высокая должность, но занимающие ее не в состоянии скопить и нескольких сот лан серебра. В обыкновенное время чиновники не носят ни шапки, ни башмаков; они босые принимают просителей и посетителей, и даже к государю представляются в таком же виде. Только за заслуги государь награждает некоторых башмаками, в которых они и должны являться ко Двору; башмаки эти красные, не имеют каблуков, и попросту называются туфли. Только во время важнейших жертвоприношений чиновники надевают церемониальное платье по чину каждого. Полный парад состоит: из кафтана, верхней тоги, пестрой шапки и записной дощечки, которую держат в руках, точно как это было в Китае при династии Хань. У каждого на поясе два мешечка, в которые укладывают писчий прибор, съестное и другие вещи; мешечки эти носят с собою во всякое время. Выходят из дому всегда с [135] зонтиком из клеенчатой материи, какого угодно цвета. За заслуги позволяется увеличивать число зонтиков, и чем более над кем несут их, тем это лицо знаменитее.

Носилки, как у знатных людей, так и у простых, всегда только о двух носильщиках. Устройство этих носилок похоже на койку; к длинной бамбуковой жерди привешена шелковая сетка, распяленная поперечными палками; вдоль жерди привязаны цыновки из бамбуковых листьев, составляющие крышу носилок; из под нее спускаются по сторонам цыновки из камыша, и составляют занавески; чтобы войти в носилки, приподымают боковую занавеску, наклоняясь, влезают в них, и ложатся. У чиновников жердь носилок из дерева, и выкрашена красным лаком; а сетка (или правильнее переплет дна), у чиновников от 3-го класса и выше красная, а у прочих голубая, либо черная. Впереди идут попарно десять и более солдат, с саблями у пояса, и с копьями, либо тростями в руках. Солдаты находятся не в распоряжении военных начальников, а состоят на службе у гражданских чиновников, либо занимают служительские должности в присутственных местах, для чего существует определенный штат (Вероятно только в мирное время. Примеч. перев.). В губернских городах солдаты называются губернскими; они носят шляпу с малыми полями, выплетенную из бамбука и позолоченную; на шляпе куриное перо; платье из красного драдедаму с зеленым воротником и обшлагами. Солдаты, служащие в областных и уездных городах называется областными и уездными, у первых шляпа зеленая, у вторых черная, также с куриным пером на верху; платье у тех и других из черного холста, с красным воротником и обшлагами. Оружие у всех вообще хорошее, и содержится в исправности, только очень дорого, потому что в государстве нет своего железа. [136] Мало также и пороху; отчего на ученьи солдаты учатся только приемам ружья, а не стреляют. Если солдат или офицер не ловок или малосилен, то строго наказывается; по военным законам, они, вступив в сражение, обязаны хоть до одного пасть, но не отступать. В военное время военачальники ценятся по степени их искусства и удачной распорядительности: одержал победу, ему все послушны; а проиграл сражение, и народ и солдаты перестают повиноваться. От того в народе попеременно бывает, то покорность властям, то восстание против них. Эти частые мятежи, кажется, происходят от того, что власти не умеют привязать к себе подчиненных благодеяниями, и внушить им доверие к себе.

Обыкновенные способы наказаний за проступки следующие: удары тростию, надеванье колодки на шею, и оковы. При телесных наказаниях всегда употребляют камышевую трость; за легкие проступки надевают на шею бамбуковую раму; за более важные деревянную, а иногда и с прибавкой оков. Что касается смертной казни, как-то отсечения головы, удавление, а также ссылки, то все эти роды наказаний теже, как и в Китае, и полагаются за такие же вины. Суд производится весьма строго и точно. Виновный услышав, что полицейские пришли за ним, сам выходит к ним; его тотчас связывают; часто, несколько солдат полиции с простыми тростями в руках, провожают несколько сот арестантов, и ни один не смеет бежать.

В селениях и деревнях учреждены старшины, которые, в нужных случаях, ударами в деревянный отрубок, внутри выдолбенный, созывают народ. В случае воровства в селе, старшина бьет в набат три раза; в соседних деревнях повторяют тоже; народ рассыпается по всюду, загораживает пути, и всегда почти ловит вора. Пойманный вор уличается украденными вещами; а если он выбежал на улицу, или за село и при нем не отыщут краденых вещей, то он [137] отпускается; от чего мелких воров повсюду очень много. В случае драки, оба противника, вцепившись друг в друга, лежат на земле, не подымаясь: кто первый поднялся тот неправ; ни родные, ни приятели не смеют помогать кому либо из противников. Старшина, узнав о драке, бьет в набат, собирает народ, и ищет средств в примирению враждующих, и только истощив все средства в примирению представляет спорящих в суд. Изувеченного отправляют в дом нанесшего побои, и там больной день и ночь стонет, не принимая пищи. Судья сначала заставляет виновного вылечить больного, а потом уже принимает жалобы от обеих сторон. По этому в драке народ не употребляет никакого оружия, и вообще очень мало бывает смертных случаев.

Беременных женщин запрещается наказывать; а за нанесение им побоев, виновные наказываются вдвое.

Во всем государстве нет публичных домов, служащих притонами разврату; курение и продажа опиума строжайше запрещаются: как продавцы опиума, так и курители подвергаются смертной казни, а имущество их отбирается в казну. Прелюбодеяние различается по лицу с которым оно совершенно: если девица согласна выйти за своего обольстителя, то суд на том и кончается; нарушение же супружеской верности, наказывается смертию. Азартные игры за деньги не запрещены; многие бродяги игрой только и живут; иностранцы также страстные игроки, и многие игрою успевают нажить порядочное состояние. Эта гибельная забава сильно распространяется; народный характер со дня на день портится более, а правительство не обращает на это никакого внимания. Об этом нужно было бы позаботиться!

Государственные налоги довольно тяжелы: каждый туземец должен внести в казну двенадцать связок монеты; Китайцы платят только по шести; кроме того семь человек должны [138] доставить провиант на одного солдата. Приняв в соображение беспечность народа, вследствие которой множество земель остается без всякой обработки, поймем, что средства жизни в этой стране весьма ограничены. Действительно: первые богачи едва владеют десятью тысячами лан серебра (Около 21 т. руб. сер.) а бедные живут поденным заработком, большею частию занимаясь, либо переноскою товаров, либо рубкою дров.

В горах водится множество тигров. Я часто видал, что несколько дровосеков, поймав тигра в клетку, представляли его областному начальнику, и получали от него за это пять связок монеты. Однажды такого тигра из клетки вогнали в тенета, и связав его весьма крепко, вырвали у него зубы и когти. Потом вывезли его на площадь, где производится смотр войску, и туда же привели стадо слонов. Увидев слонов, тигр страшно заревел, а слоны в испуге начали отступать, и смотрели куда бы скрыться; только один старый слон прямо пошёл вперед, и схватил тигра за шею; три раза тигр вырывался, но после каждого раза был снова захвачен, наконец он припал к земле, и притаил дыхание. Стадо слонов устремилось на тигра, и чрез несколько минут от него остались лишь истерзанные клочки. Когда я спросил для чего это делается, мне отвечали, что этим способом приучают слонов не бояться тигра.

Сила слона чрезвычайна и он легко научается понимать человека. У всякого областного правителя воспитывается более десяти слонов, и ежегодно два раза их учат сражаться. Расставляют войска в боевой порядок, но в первых рядах вместо людей, ставят соломенные чучелы, и ведут на них слонов. Подойдя к первым рядам слоны схватывают чучел, бьют хоботом, и в миг растерзывают; отступают они только тогда когда встретят дым и огонь. Слоны эти называются непобедимым отрядом; куда он направится, [139] трудно его чем нибудь удержать. Правления Юн лэ, в 4-й год (1406) китайский полководец Чжан фу, во время войны с Аннамцами, встретил войско на слонах. Он нарисовал льва; надел это изображение на своего коня, и устремился на слонов: они тот час обратились в бегство. Из этого можно вывести заключение, что хотя это животное и сильно, но тот сильнее, кто надеется на доверие своих подчиненных и обладает большим умом.

Хотя в Аннаме живет множество Китайцев, еще со времен Ханьской династии, но характер и обычаи коренных племен остаются почти во всей силе между простым народом. Обман, легковерие, скупость составляют несноснейшие пороки народа. Мущины или гуляют и играют в карты, или же праздно сидят дома, едят и спят, предоставляя жене заботы о хозяйстве. Носят черные кафтаны и красные панталоны, а на голове шляпу из бамбука, на подобие котла. При встрече с знакомыми, снимают шляпу, и скрестив руки, кланяются, в знав почтения. Не моют платья пока оно не изорвется; и в нем несметное множество беспокойных насекомых, которых они, поймав кладут в рот и кусают. Это делает не один простой народ, но и чиновники; при гостях, и в должности, и это не считается странным. Все любят купаться; даже зимой окачиваются холодною водою. Женщины ходят босые. Выходя на рынок, они связывают волосы в пучок; обвертывают голову куском материи, и сверху надевают плоскую шляпу. Одеваются в длинное до самой земли платье, с узкими рукавами, сделанное из чорной или красной материи; на шее носят ожерелье из яшмы или сердолика, иногда надевают на кисть руки чугунное запястье; не носят юбки, не белятся, не румянятся. Взяв на плечи съестные припади, или другие вещи, они отправляются на рынок, называемый Бай хан цзянь, и там раскладывают их на земле. Базар собирается два [140] раза в день: утром и вечером; товары раскладываются без особенного порядка, но во множестве. Чай, лекарства, фарфор, готовое платье, большею частию привозятся морем из Китая и китайскими купцами.

При заключении брачных союзов, число и цена подарков родным невесты неопределены, и беднейшие платят не более десяти связок монеты. В назначенный день жених со свахой отправляется в дом невесты, и ведет ее в свой дом; невеста идет пешком. Это шествие, при котором не бывает ни фонарей, ни разных украшений, ни даже музыки, сопровождают одни женщины из обоих породнившихся домов. Если жена пожелает развестись с мужем, то она обязана только возвратить мужу свадебные дары, и за тем свободна. Девушки предпочитают выходить замуж за Китайцев. Наследство по народному обычаю разделяется между сыновьями и дочерьми; равным образом замечательно и то, что, при жертвоприношении предкам, глава семейства приносит жертву умершим родителям жены наравне с своими. В честь умерших не ставят дощечек с надписью их имен; но пишут стихи, наклеивают на стенах, и ставят столы с куреньем. Дух, которому в каждом доме приносят жертву, как покровителю жилищ, называется Бэнь тоу гун. На средине двора приносят жертву девам девяти небес. Для этого вкапывают в землю высокую мачту, к вершине которой привязывают небольшой кивот, и в нем зажигают курения; внизу подле мачты садят тонкий бамбук и разные цветы. В кумирнях не бывает ни скульптурных, ни живописных изображений духов или святых, а только ставятся дощечки, с надписью их имен. Для призывания духов один человек идет и поет песни, по сторонам его идут восемь человек и бьют в барабаны, под такт песни; других инструментов вовсе нет. При входе в кумирню сожигают множество ракет, говоря, что это приносит счастие. [141]

Большая часть народа живет в соломенных шалашах, потому что кирпич, черепица, камень и известь весьма дороги. Эти шалаши высоки по средине, а у стен очень низки; дверь в них заменяется занавеской, сплетенной из бамбука, которая днем всегда поднята. В жилищах нет ни столов, ни стульев, а только сбит из земли диван, довольно низкий, на котором проводят день и ночь; не употребляют также ни тюфяков, ни одеял, а озябнув, прикрываются циновками. Впрочем, состоятельные из Китайцев строят дома и кирпичные, под черепицей, с высокою дверью и прилично меблированные; такие дома называются Да цзя т. е. знатными.

Приготовляясь обедать, садятся в кружок, среди коего разостлана цыновка; на ней расставляются медные тарелочки с мясом. Вино употребляют чистое, крепкое, и пьют неподогретое. Мясо говяжье и свиное, также рыбу, едят полусырые, не прибавляя в ним ни каких приправ; простой кусок мяса, с едва запекшеюся кровью, считается наилучшим блюдом. Но вообще мяса на тарелках подают не много; так что все можно захватить в один раз. За тем подают несколько блюд с сырыми овощами, которые приправлены разными травами и супом из соленой рыбы. Приправы из лекарственных трав употребляются для того, что они, как думает народ, разрешают яд, сообщаемый пище медною посудою, а соленый рыбий суп, употребляется вместо соли; приправы эти по вкусу и запаху весьма неприятны. Покончив обед, умывают лицо руками, не употребляя полотенец, и каждый выпивает по чашке чаю Шунь хуа. Чай этот растет в главной губернии Фу, которая прежде называлась Шунь хуа; он уничтожает ядовитое влияние медной посуды, и в жары весьма освежает; на вкус горек и вяжущ. Напившись чаю, завертывают в кусов бумажки мелкоискрошенного табаку, зажигают и курят, а [142] трубок и чубуков не употребляют вовсе. Многие постоянно жуют арек, и от того имеют чорные зубы.

По случаю домашних праздников и пиров призывают фокусников или труппу комедиантов, и заставляют их играть разные пьесы. На пути из Чан син фу, я часто замечал, что в гостинницах содержатся целые труппы актеров и актрис, которых посетители награждают двумя связками денег и более, смотря по их искуству. Кроме разных пустых представлений, танцев и песен, иные играют и драмы, взятые из древней истории Китая. Но вообще, тамошние театральные игры, хотя по внешности и многим отличаются от китайских, но цель их почти таже, что и в Китае, — забава людей праздных и рассеянных.

Заклинатели, врачи, астрологи, гадатели и т. п. все из Китайцев. Как только приходят купеческие суда в порт, и соберется там множество народа, все эти искусники являются там с своими услугами. Китайских судов наиболее приходит в Цзядин фу, но не мало приходит и в другие города, как то: Гуан нань, Пин дин, Фу чунь, Нань дин и другие города. Стечение народа и торговые обороты, количество пошлины с товаров не везде одинаковы: от того и годовая ценность подарков, подносимых таможенным чиновникам, тоже не везде одинакова, а зависит от числа и величины приходящих судов. Суда китайские приходят зимою, а уходят летом. Есть народная пословица: «На место улетевших павлинов, приходят китайские суда и начинает петь птица Су хэ». Поводом же к этой поговорке было следующее происшествие: В древности одна женщина имела сына, по имени Су хэ, который в чем то провинившись, бежал в Аннам. На другой год мать послала своего пасынка, искать беглеца; но посланный, обойдя всю страну, и не нашедши даже следов бежавшего, не смел воротиться домой, и помер от печали. Его душа, превратившись в птицу, по [143] всюду летала, и кричала: Су хэ, Су хэ! Когда же китайские суда начали отплывать из Аннама, то она кричала еще сильнее и жалобнее. По ее крику дано ей и имя. Теперь этих птиц множество, и криком своим они действительно выражают звуки: Су хэ!

В Аннаме не всякие товары могут быть продаваемы за границу частными лицами; так на пример продажа корицы, сахару и еще некоторых предметов исключительно принадлежит государю. Для этого предметы казенной монополии предварительно скупаются повсюду по казенной цене и потом уже отпускаются частным лицам, для розничной торговли. С тех пор как на китайские суда увеличена пошлина, приход их уменьшился на половину, и это значительно увеличило бедность прибрежных жителей, занимающихся перегрузкой и переноской товаров. Впрочем жители губерний Хэ нэй и Пин шунь, занимаются перевозкой товаров из Китая и на собственных мелких судах, и с выгодой торгуют ими. Суда эти называются я цзы, и большие из них подымают более 200 мешков. В статистическом описании острова Тай вань говорится, что «Правления Кан си в 56-м году (1717), к островам Пын ху принесено было бурею небольшое судно, сколоченное гвоздями из камыша». Это было Аннамское судно я цзы. У этих судов дно выплетено из пластинок бамбука, и покрыто кокосовым маслом; одна палуба из досок; мелкие лодки строятся из того же материала. Есть, впрочем, суда с дном из деревянных брусьев, плотно сколоченных бамбуковыми гвоздями; но в пазы, где брусья соединяются, вода протекает и ее поминутно отливают деревянными ковшами. Жители берегов весьма радуются, когда приходит много судов с товарами, за выгрузку которых, и особенно за переноску, они получают значительную прибыль. Без этого занятия множество бедных принуждены были бы умирать с голода. [144]

Земледельцы неудобряют земли навозом, даже нестали бы есть овощей взрощенных на удобренной земле; не знают также употребления рычага (журавля) для черпания воды из колодца, и вместо деревянных ведер употребляют фарфоровые кувшины. Не орошают полей, и в случае засухи, хлебные всходы погибают. Рис сеют, не различая времени года; как только жатва созрела, то убрав рис с нивы, сейчас же засевают ее снова. На местах возвышенных сеют просо двух видов и Ло хуа шен (Земляной орех, Arachis hypogaea.). Тыкв сеют мало, а барбатского проса (сорго), гороху и пшеницы вовсе нет. Страна производит: золото, жемчуг, черепаховую кость, кораллы и перламутр, также редкие деревья: южный кедр, алойное благовонное дерево, белый сандал, корицу, чорное дерево, красный сандал и перец; есть дорогие рога горных баранов, слоновая кость, носорожьи рога; не мало буйволов, тигров и обезьян; павлинов, белых фазанов и зеленых колибри весьма много; есть змея-полоз и муравьи; из растений замечательны: хлебное дерево (Бо ло ми), сахарный тростник, кокосы и масло из них, арек, камышевые трости и хлопчатая бумага. Жители умеют ткать холст, креп, узорчатую тафту и тонкую полутафту.

Все государство разделено на 32 губернии:

1) Столичный город Фу чунь, 2) Гуан нань, 3) Гуан и, 4) Пин дин, 5) Фу ань, 6) Гао мянь, 7) Цин хэ, 8) Пин шунь, 9) Бянь хэ, 10) Цзя дин, 11) Хэ сянь, 12) Ань цзян, 13) Дин сян, 14) Юн лун, 15) Гуан чжи, 16) Гуан пин, 17) И ань, 18) Хэ цзин, 19) Цин хуа, 20) Нин пин, 21) Нань дин, 22) Син ань, 23) Син хуа, 24) Шань си, 25) Сюань гуан, 26) Хэ ней, 27) Хай ян, 28) Тай шань, 29) Бэй нин, 30) Гуан ань, 31) Лян шань и 32) Гао пин.

Государство Аннам в длину, с юга на север, [145] простирается более, чем на 5 тысяч ли (Около 2800 верст.), но в ширину, местами, оно не более 40 ли: — это узкая полоса земли, по направлению морского берега; только губернии Хэ нэй и Цзя дин, значительно широки и богаты естественными произведениями: из первой вывозится много жемчуга, драгоценных камней и разной посуды, а вторая славится обилием хлеба, сахару и масла. Не будь этих двух губерний, то все произведения Аннамского государства не превосходили бы произведений одной китайской губернии. На юго-западной границе начинаются высокие горы, покрытые дремучими лесами, которые тянутся на тысячи; в них не видно следов человека: это страна не изведанная.

В это несчастное плавание, занесенный бурею в чужое государство, я, разумеется, не всегда мог понимать в точности переводчиков: но к счастию, я почти повсюду встречал земляков, из одной со мною губернии, проживающих там по разным делам. От них-то особенно собирал я разные сведения, о проходимой мною стране. В этом путешествии я еще более уверился, что в отдаленнейших странах, куда только проникает благодетельное влияние нашего правительства, люди просвещаются, начинают жить новою жизнию, и смотрят на Китай, как на свой образец. Заброшенный в страну чужую, я получил там средства, безбедно возвратиться на родину; нужно ли говорить, что собственно всем этим я обязан безмерному величию и человеколюбию своего Императора?

Исполненный таких чувств, я и решился издать описание всего, что, при моих слабых способностях, мог увидеть и узнать в этом путешествии.

Текст воспроизведен по изданию: Записки китайца об Аннаме // Восточный сборник, Том 1. СПб. 1877