Ввиду большого объема комментариев их можно посмотреть здесь
(открываются в новом окне)

ДИЕГО ЛОПЕС КОГОЛЬЮДО

ИСТОРИЯ ЮКАТАНА

Глава V. Как они хранили память о своих событиях, делили годы и считали свои, и эпохи

Во времена своего неверия эти индейцы Юкатана имели книги из коры дерева с белым и прочным покрытием, в десять и двенадцать вар длиной, которые хранили, складывая их как веер. На них они рисовали разноцветными красками счет своих лет, войны, наводнения, ураганы, голодные годы и другие события. Из одной из них, которую доктор Агиляр отобрал у неких идолопоклонников, я узнал, что одну древнюю эпидемию они называли 62 майякимиль [Mayacimil], а другую – окнак'училь [Ocna Kuchil], что означает "внезапная смерть" и "времена, когда вороны входят пожирать трупы в домах". Наводнение или ураган они называли хунйекиль [Hunyecil] 63, "затопление деревьев".

Они читали годами 64 из трехсот шестидесяти пяти дней, разделенными на месяцы по двадцать дней, соответствующие нашим следующим образом:

12 января – называли Yaax;

с 1 февраля – Zac;

с 21 – Ceh;

с 13 марта – Mac;

со 2 апреля – Kan Kin;

с 22 апреля – Muan;

с 12 мая – Paax;

с 1 июня – Kayab;

месяц Cum Ku начинался 21 июня;

Vayeab – 11 июля, а по другому его называли Vtuzkin, а также Vlobolkin, что означает "Лживое время", "Плохое время", потому что приходился на пять дней, не хватавших для счета, которые считали такими плохими, как я сейчас расскажу.

17 июля начинался месяц, называемый Poop;

6 августа – Voo;

26 августа – Ciip;

15 сентября – Zeec;

в октябре – Xul;

в ноябре – Yax Kin;

в декабре – Mool,

и Cheen заканчивался 11 января.

По этому счету они подразделяли год на восемнадцать месяцев, но начинали свой новый год в нашем июле, 17 числа. Пять дней, которых недоставало, чтобы закончить триста шестьдесят пять, назывались у них днями без имени. Они считали их зловещими и говорили, что в них случались многочисленные и внезапные смерти, ужаления и укусы змеями, и хищными зверями, и ядовитыми, и драки, и раздоры, и особенно плохим считали первый. В них они старались не выходить из своих жилищ, и потому запасались необходимым, чтобы не иметь потребности идти за ним в поле и другие места. В эти дни учащались их языческие обряды, когда они просили своих идолов, чтобы те избавили их от зла в эти опасные дни и дали бы им хороший следующий год, плодородный и изобильный, и эти столь страшные дни были 12, 13, 14, 15 и 16 нашего июля. Все дни месяца имели свое собственное имя, которое я оставлю без упоминания, потому что, по моему мнению, это было бы многословием.

Согласно этому счету они знали время, когда должны расчищать леса, сжигать расчищенное, ждать дождей, /186/ сеять свою кукурузу и другие овощи, имея для этого свои поговорки. Первые монахи (говорит Агиляр), святые и истинные виноградари Иисуса Христа, старались искоренить этот счет, полагая его суеверием, но не преуспели, так как большинство его знает. Что он сообщает о великом монахе, апостольском муже по имени отец Солана [Solana], вместе с другим, не меньшим, по имени брат Гаспар де Нахара [Gaspar de Najara], великих служителях и проповедниках, – это то, что они полагали, что он не является вредным для христианства индейцев; но отец Фуэнсалида [Fuensalida] говорит в своем сообщении, рассуждая об этом древнем счете: "Стоило бы еще, и было бы лучше, чтобы они не понимали его и не знали о древностях, так как они обнаруживаются в их идолопоклонстве, совершаемом теми, кто отпал от нашей Святой Католической Веры, поклоняясь демону в тысячах идолов, находившихся в этой провинции etc". Но его использование во зло, кажется, не убеждает, что он по внутренней сути своей дурен.

Они считали свои эры или эпохи, которые помещали в своих книгах, по двадцать лет, а периоды [lustros] – по четыре 65. Первый год они устанавливали на востоке, называя его Кучхааб [Cuchhaab], второй – на западе, называемый Хииш [Hiix], третий – на юге, Кавак [Cavac], и четвертый, Мулук [Muluc], на севере, и они служили им обозначениями воскресных дней [letra Dominical]. Когда проходило пять таких периодов, составлявших двадцать лет, их называли к'атун [katun], и ставили обработанный камень на другой обработанный, закреплявшийся при помощи извести и песка на стенах храмов и жилищ жрецов, как видно сегодня на сооружениях, о которых я сказал, и на некоторых древних стенах в нашем монастыре в Мериде, над которыми расположены кельи. В селении, называемом Тишвалахтун [Tixualahtun], что означает: "Место, где один обработанный камень поставлен на другой", говорят, был архив, собрание всех событий, как в Испании в Симанкасе.

На их общем языке, чтобы считать их годы, который был для этих эпох или к'атунов, чтобы сказать: "Прошло шестьдесят лет" – говорили: Oxppelvabil 66, – прошло три эры лет, то есть, три камня; для семидесяти – три с половиной или четыре без половины. Из этого явствует, что они не были совершенными варварами, но жили с этим счетом, о котором говорят, что он был точнейшим, настолько, что с ним они точно знали не только год события, но также месяц и день, когда оно произошло.

Для почета и для украшения они надрезали некими ножами 67, сделанными из камня, грудь, руки и бедра, пока не появлялась кровь, а в раны втирали определенную черную землю или размолотый уголь. Когда те заживали, оставались шрамы с фигурами орлов, змеев, птиц и зверей, нарисованных ножами, и продырявливали носы. И оттого, что он был так разрисован, Герреро, пленный испанец, не пожелал прийти в присутствие дона Эрнандо Кортеса 68, когда у него был Херонимо де Агиляр. Купули [los Cupules], те, что были на территории города Вальядолида, очень употребляли это.

В своем язычестве и сегодня 69 они танцуют и поют по образцу мексиканцев, и имели и имеют главного певца [Cantor principal], который запевает и показывает, что они должны петь, и его уважают и почитают, отводя место в церкви, на своих собраниях и застольях. Его называют хольпоп [Holpop], и его заботой являются барабаны или тункули [Tuncules], и музыкальные инструменты, как флейты, свистульки, черепашьи панцыри и другие, какие они используют. Тункули из полого дерева, некоторые так велики, что слышны на расстоянии двух лиг с наветренной стороны. Они поют о своих преданиях и древностях, что можно было бы изменить, если бы приходские священники сделали это во многих местах, дав им жития святых и некоторые мистерии /187/ Веры, чтобы они пели их, по крайней мере, во время публичных танцев на Пасху и праздники, и так забыли бы древние песни.

Имели и имеют лицедеев 70 [Farsantes], разыгрывающих басни и древние истории, и я уверен, что было бы хорошо, чтобы они их оставили, по крайней мере костюмы, в которых они их представляют, потому что они, кажется, как у их языческих жрецов, ведь даже если и нет другого зла, кроме сохранения памяти о них, она кажется очень вредной, и, кроме того, поскольку они склонны к идолопоклонству, а они в нем использовались, они всегда казались мне дурными; каждый будет иметь свое мнение и, соответственно, в большей или меньшей степени на каждое будет свое возражение.

Они изящны в афоризмах и шутках, которые они говорят о своих главных и судьях, если те жестоки, тщеславны и алчны, разыгрывая случаи, которые с ними происходили, и даже то, что видят в своих приходских священниках, говорят им в лицо, иногда одним единственным словом. Но тот, кто хочет их понять, должен в совершенстве владеть языком, и быть очень внимательным. Эти представления еще опасней, когда происходят ночью в их домах, потому что Бог знает, что там происходит, по крайней мере, многие превращаются в попойки. Этих лицедеев называют бальцам [Balzam] 71, а иносказательно этим именем – тех, кто является говорунами и шутниками, и они передразнивают птиц на своих представлениях.

Устраивали и устраивают свои застолья и пирушки 72 на помолвках, поедая многих индюков и индеек, которых целый год растят для одного дня. Те, кто уходят с должности алькальдов, также дают пир тем, кто в нее вступает, гнусная забота, и в ночь выборов у них большие пьянки.

Индейцы этой страны были и остаются очень искусными стрелками из лука, и поэтому являются отличными охотниками, и выращивают собак, с которыми ловят оленей, кабанов, барсуков, тигров, неких маленьких львов, кроликов, армадиллов, игуан и других животных; отстреливают королевских индюков, птиц, называемых фазанами, и многих других.

В настоящее время они большие подражатели во всяком ремесле, какое видят, и потому с легкостью выучились всем профессиям, и в их селениях есть, кроме тех, кто помогает в городах и поместьях, много прекрасных кузнецов, слесарей, шорников, сапожников, плотников, резчиков, скульпторов, мебельщиков, ремесленников, изготавливающих преинтереснейшие вещи из раковин, каменщиков, каменотесов, портных, художников, обувщиков и прочих. То, что достойно восхищения – что есть много индейцев, которые занимаются четырьмя, и шестью, и более ремеслами (тогда как испанцы обычно одним), которыми кормятся, и иногда с орудиями и инструментами, на которые смешно смотреть, но усидчивостью, которую имеют в работе почти сверхъестественную, восполняют их недостатки, и получаются хорошие вещи, которые выходят дешевле, чем у испанцев, из-за чего те, кто приезжает на Юкатан в качестве ремесленников, терпят нужду со своим ремеслом, и поэтому их мало, и они ищут другие способы зарабатывать на жизнь.

Одеваются в одежду из белейшего хлопка, из которого шьют рубашки и штаны, и плащи почти в полторы вары, квадратной формы, которые называют тильмами [tilmas] или айате [hayates]. Они служат им накидками, когда они связывают два угла над плечами узлом или лентой; впрочем, большинство использует сделанные из грубо тканой шерсти, а многие даже из материи, которую привозят из Кастилии, и из камки [damascos], и даже из шелка. Некоторые одеваются в куртки [jubones], а многие носят кожаные и тряпичные сандалии [zapatos y alpargates], но обычно ходят босыми, особенно у себя дома и на поле, кроме некоторых касиков и знатных людей, и так же женщины. Большинство мужчин носят сомбреро из соломы или пальмовых /188/ листьев, и многие уже покупаю фетровые. Женщины носят вайпили [Vaipiles], которые являются одеждой, покрывающей от горла до середины голени, с отверстием вверху, чтобы продевать голову, и двумя другими вверху по сторонам, откуда выходят руки, так что они остаются закрытыми более чем до середины тела, потому что не подпоясывают эту одежду, которая служит им также рубахой. От пояса до ног они носят другую одежду, называемую "пик" [pic], и она как юбка или поддевка, выступающая из-под верхней одежды; большинство из них отделаны и вытканы с голубыми и другими цветными нитями, что делает их нарядными. Если испанка наденет такой наряд, она в нем очень соблазнительна. Маленькие индеанки, которые воспитываются вместе испанками, выходят отличными рукодельницами, швеями и вышивальщицами, и изготовляют вещи дорогие и ценимые.

По воскресеньям и на праздники, когда они идут на мессу или исповедываться, мужчины, как и женщины, надевают более чистую и опрятную одежду, которую хранят для этого. Другие их обычаи и дела будут известны в связи с законами, которые им дали для их исцеления 73, что описано в следующей книге пятой.

Их обычная еда кажется малопитательной, так как они едят мало мяса; обычно они питаются овощами, плодами и разным питьем, которое делают из кукурузы. Они сильны, как для пропитания столь слабыми средствами, хорошо сложены, хотя великие недруги труда и преданы безделью, с приятными чертами лица, смуглые, как все индейцы. Очень большие любители есть рыбу.

В прошлом индейцы были боле крупными 74, чем обычно сейчас, и в могилах этой страны находят останки гигантского роста. В 1647 году возле селения Бекаль [Vecal] на королевской дороге в Кампече отец брат Хуан де Каррион [Juan de Carrion] (ныне Провинциальный Комиссар ближайшего Генерального Капитула) приказал сделать навес для приема паломников и, копая, чтобы установить опоры для него, они наткнулись киркой на одну очень большую могилу, сделанную из плитняка, положенного один на другой без какой-либо аккуратности. Индейцы убежали от нее и принялись звать падре, который, придя, приказал им вынуть то, что в ней было. Индейцы не захотели, говоря, что им запрещено трогать в них что-нибудь, из-за чего священнослужитель при помощи одного мальчонки вынул кости некоего человека замечательного роста. В погребении было три больших сосуда из тончайшей глины, с тремя полыми шариками у каждого вместо ножек, и шкатулка из темного камня, похожего на яшму. Он разломал кости и разбросал их, приказав заполнить пустоту, и укорял индейцев за суеверие, состоявшее в том, что они не захотели тронуть это, говоря, что это запрещено. Это случилось в сентябре того года.

Глава VI. О вероисповедании этих индейцев, которые, кажется, имели сведения о нашей Святой Католической Вере

Когда испанцы открыли Юкатан, он нашли в его обитателях народ более развитый [mas politica], чем остальные, открытые в то время, и это открытие было таким громким, что воодушевило Диего Веласкеса, губернатора Кубы, давшего знать Королю, со столь великими надеждами, какие описывает "Всеобщая История" и о чем рассказано вначале; это происходило /189/, когда не проявилось и не было известно великолепие Новой Испании. Впрочем, в общественных делах [en lo politico] они были народом большего разума [era gente de mas razon]; имели сходство в исповедании религии, относительно того, что были идолопоклонниками, поклоняясь различным идолам и почитая разнообразных выдуманных божеств, и не зная единого Господа Всемогущего (духовная болезнь этих индейских народностей), давшего им знать свою божественную милость, приведя в повиновение Римской Церкви, единой матери истинного вероисповедания, и в подчинение нашим Кастильским Королям. Кажется, что все индейцы этих королевств видели свое наибольшее счастье в множественности богов, которых почитали идолопоклонническим культом, в чем были подобны прочим языческим нациям, и особенно римлянам, когда они были, о чем святой папа Лев говорит, что, господствуя над почти всеми народами, подчиняли себя заблуждениям всех язычников, и им казалось возвышением своей религии не презирать никакой лжи из тех, какие они у тех находили. Также и эти индейцы Юкатана для почти каждой вещи имели своего бога, как и в Новой Испании, они отличались только по именам, и так происходило без того, чтобы объединить их всех; однако, то, что пространно описал отец Торкемада в своей "Индейской Монархии", может ли обозначить краткое изложение в настоящем.

Не забудем и этого замечания капитана Берналя Диаса 75 в его "Истории", который, описывая то, что произошло на мысе Коточ, говорит: "Чуть дальше от того, где у нас случилась стычка, о которой я рассказал, была некая площадка, и три дома из извести и камня, которые были молельнями, где они имели много идолов из глины, одних, как лица демонов, и других, как женщин, в человеческий рост, и других с иными гнусными фигурами, таким образом, что, казалось, они предавались содомии друг с другом, а внутри домов они имели деревянные шкатулки, а в них других идолов с дьявольской внешностью".

Священнослужители этой провинции, чьею заботою произошло обращение этих индейцев в нашу Святую Католическую Веру, со рвением, которое имели в том, чтобы они в ней преуспели, не только разрушили и сожгли все изображения, которым они поклонялись, но даже все их записи (которые они по своему способу вели), при помощи которых они могли запоминать свои примечательные дела, и все, что по их подозрению вело бы к какому-либо суеверию или языческим обрядам. И произошло так, что они не смогли найти особенностей, которые должно было бы выделить в этих записях, но даже сведения об их истории оказались утраченными для будущего, так как в свертках были все, какие они смогли обнаружить, преданные огню без разбора разницы в их содержании. Я ни соглашаюсь с таким решением, ни осуждаю его, но, кажется, могла и сохранится светская история, как она сохранилась в Новой Испании и других обращенных провинциях без того, чтобы стать препятствием для возрастания их христианства, из-за чего я смогу сказать лишь немного более того, что есть в других написанных историях о соблюдении религии во времена их язычества.

Неизвестно с точностью, чтобы Евангельская проповедь пришла пролить свет народам этой Америки до того, как явилась нашим испанцам. Что такое могло быть и вызывает изумление – это то, что была особая вера, которую среди всех прочих народностей этих обширных королевств имели индейцы Юкатана, и по поводу которой по меньшей мере трудно понять, как она могла бы быть без /190/ проповеди евангельских таинств, и в качестве доказательства этого я расскажу то, что описывает отец Ремесаль 76. Итак, он говорит, что когда епископ дон брат Бартоломе де Лас-Касас пришел в свое епископство, что, как сказано в книге третьей, было в тысяча пятьсот сорок пятом году, он поручил одному священнику, находившемуся в Кампече, по имени Франсиско Эрнандес [Francisco Hernandez] (о котором сохранилась память как об основателе Меридского и других капитулов), знавшему язык индейцев, чтобы он посетил их, с неким наставлением о том, что тот должен им проповедовать, и чуть менее, чем через год, этот священник написал ему. Что он нашел одного знатного владыку и что, когда он спросил его об их древней религии, которую они проповедовали, он сказал ему, что они знали и верили в бога, который находится на небесах, и что этот бог был Отцом, Сыном и Святым Духом, и что отца звали Ицона [Yzona], который создал людей, а сын имел имя Бакаб [Bacab], родившийся от одной непорочной девственницы, называемой Чибириас [Chibirias], пребывающей в небесах с господом, и что мать Чибириас зовут Ишчель [Yxchel], а Святого Духа зовут Эчвах [Echvah]. О Бакабе, который является Сыном, говорят, что его убили, и заставили бичевать, и надели корону из шипов, и что его поставили с растянутыми руками к столбу, и не знали, что он был прибит, а не привязан, и там он умер, и три дня был мертв, а на третий день вернулся к жизни и поднялся в небеса, где находится вместе с Отцом. И вскоре после этого пришел Эчвах, который является Святым Духом, и наполнил землю всем, что необходимо. И когда его спросили, что означают эти три имени Трех Лиц, сказал, что Ицона означает "Великий Отец", а Бакаб – "Сын Великого Отца", а Эчвах – "Торговец". Чибириас упоминается как Мать Сына Великого Отца. Он добавил также, что придет время, когда все люди должны будут умереть, но о воскресении во плоти они ничего не знают. Его спросили также, откуда они имеют сведения об этих вещах. Он ответил, что владыки обучали им своих сыновей, и так переходило из уст в уста это учение. Утверждали, что в древние времена пришли в эту землю двадцать мужей, и главного из них звали Коцас [Cozas], и что они приказали, чтобы люди исповедывались и постились.

Поэтому они постились в день, соответствующий пятнице, говоря, что в него умер Бакаб. Сообщая о столь особенных вещах, в других частях Америки невиданных и неслыханных, епископ говорит в своей "Апологетической истории" так: "Если эти вещи правдивы, кажется, что в этой земле была известна наша Святая Вера. Но почему ни в одной части Индий не нашли такой новости (потому что в земле Бразилии вообразили, что нашли след святого апостола Фомы), и как такая новость не разнеслась вперед? Воистину, земля Юкатана являет нашему разумению вещи совершенно особенные, и большой древности огромного, восхитительного и непомерного вида строениями, и надписями некими знаками, каких не находили ни в каких других странах. В конечном счете, это тайна, которую один Господь знает". Стоит обратить внимание, что это суждение принадлежит лицу столь серьезному, ученому и в наибольшей степени осведомленному обо всех особенностях этих королевств, которые были в те времена.

Не только описанное, кажется, указывает на то, что индейцы Юкатана знали о нашей Вере, но и то, что узнали о них монахи из ордена нашего отца Святого Доминго, когда они находились в Кампече, направляясь с епископом Чиапаса, как сказано /191/, так как первые испанцы нашли среди этих индейцев крещение со словом на их языке, которое на нашем значит "рождаться во второй раз" 77, и сегодня Святое Крещение сообщается им под этим именем. Они верили, что они получают с ним полную предрасположенность к тому, чтобы быть добрыми, не испытывать вреда от демонов и достигать рая [gloria], на который надеялись. Его давали им в возрасте от трех лет до двенадцати, и они никогда не вступали в брак без него, потому что, согласно утверждению отца Лисаны 79, говорили, что тот, кто его не получил, был одержим демоном, и что он не мог совершить доброго дела и быть мужчиной или женщиной доброго образа жизни. Они избирали, чтобы совершить его, день, который не был бы зловещим, и родители постились три дня перед эти, и воздерживались от женщин. Первый обряд состоял в том, что жрец очищал жилище, изгоняя вон демона некоторыми обрядами, ибо он желал завладеть существом с момента его рождения и даже раньше. Затем дети шли друг за другом, и жрец бросал им в руки немного маиса и размолотого курения, и дети клали это на жаровню, служившую курильницей. Затем одному индейцу давали сосуд с вином, которое они имели обычай пить, и отправляли его за пределы селения с приказом, чтобы он не пил его и не оглядывался назад, после чего считали, что демон оказался окончательно изгнанным. Когда это приготовление и изгнание демона [exorcismos] завершалось, выходил жрец в своем длинном одеянии и с кропилом [hysopo] в руке; спрашивали старших, не совершили ли они какого-нибудь греха, и, исповедав, помещали их на одну сторону и благословляли молитвами, размахивая над ними кропилом 80, и на головы всем повязывали белые куски ткани [panos blancos] 78 на голову. Затем водой, которую сохраняли в некоей кости, увлажняли им лоб, части лица, и между пальцами рук и ног. Поднимался жрец, снимал с детей ткань и, сделав некоторые подарки, они становились крещеными; завершался праздник пиром, и девять следующих дней отцы детей не должны были приходить к своим женам. Отец Лисана добавляет к тому, что говорят Ремесаль и Торкемада, что такой способ крещения устраивался каждые три года, и что они назначали сорок человек, чтобы те как крестные отцы опекали детей.

Отец брат Луис де Уррета [Luis de Vrreta] 81 в своей "Истории Эфиопии", обсуждая, почему абиссинцы и некоторые другие народности, будучи католическими христианами, обрезаются, защищал их, что это не было греховное деяние вследствие цели, с какой они его совершали, и почему демон заставляет почитать себя многие языческие народы обычаями и обрядами, данными Господом Его Народу, говорит следующими словами: "Один из них – это обрезание, каковым демон желает передразнить Господа, как мы видим это в Индиях, где жители Юкатана, тотоны [Totones] из Новой Испании, жители острова Акусамиль [Acuzamil] обрезаются". О жителях Юкатана это упоминает также Пинеда [Pineda] 82 в своей "Церковной Монархии" и доктор Ильескас [Yllescas] 83 в "Понтификале". Что это не так в том, что касается жителей Юкатана и Кусамиля или Косумеля, кажется, убеждает то, что ни те доминиканские монахи, ни епископ Чиапаса, осуществив столь тщательное изыскание, не упомянули о том, что обнаружили такую вещь, ни наши монахи, первые проповедники Евангелия у этих индейцев, не сказали, что узнали такое. Я спросил об этом всех стариков, какие живы, и мне ответили, что никогда не доходило до того, чтобы так было среди индейцев, и у них не было преданий, чтобы придерживались такого обычая их предки.

/192/ Индейцы Юкатана верили, что был единый Бог, живой и истинный, который, как говорили, был главным из богов, и не имел образа [figura], и не мог быть изображен, так как был бестелесен. Его называли Хунаб К'у [Hunab Ku], как это приводится в их большом словаре 84, который начинается с нашего кастильского языка. От него, говорили, происходят все вещи, и так как он бестелесен, не поклонялись каким-либо его изображениям, и не имели их (как говорится в другом месте), и что он имеет сына, которого называют Хун Ицамна [Hun Ytzamna] или Йашкокахмут [Yaxcocahmut] 85. Это кажется тот, о котором некий владыка рассказал клирику по имени Франсиско Эрнандес.

Глава VII. О прочих обрядах религии, которую имели эти индейцы во времена своего неверия

Не только то узнали эти монахи (упомянутые в предыдущей главе), что сказано, но также то, что имели и использовали эти индейцы Юкатана устное признание в грехах 86, некоторым образом похожее на Святое Таинство Исповеди, и некоторые другие обряды Католической Церкви.

То, в чем они признавались, были некоторые тяжкие прегрешения, а тот, кому о них говорили, был жрец, или знахарь, или жена мужу, или он жене. И тот, кто служил исповедником, объявлял грехи, о которых ему сказали, между родственниками, и это для того, чтобы все просили бога, чтобы они были прощены, для чего устраивали особую молитву. В старинном документе, говорит отец Лисана, который он нашел, для этой цели не искали одного из тех богов, которым поклонялись, но со многими вздохами призывали бога, говоря: "К'уе" [Kue] – что есть то же самое, что Господь, потому что говорить о Господе "К'у" таким же образом принято в настоящее время, так как в их языке "К'у" это то же самое, что "Dios" в нашем кастильском, и не обозначает некоего бога из тех, кому суетно поклонялись язычники, но единого Бога, который истинен. Хотя такой способ молитвы при этих обстоятельствах кажется особенностью индейцев юкатеков, но не то, что касается устной исповеди, так как и другие народы Новой Испании ее совершали, как упоминает Торкемада в разных местах, и Ремесаль говорит об индейцах Чиапаса, но ни те, ни другие не поступали со столь доброй целью, как юкатеки.

Среди этих индейцев имелось некое представление об Аде и Рае 87, или, по крайней мере, о том, что в ином мире после этой настоящей жизни наказывались злые многочисленными карами в темном месте, а добрые были вознаграждаемы в прекрасных и приятных местностях, и эти вещи они почитали несомненными, что побуждало их не грешить и знать, что нужно просить о прощении, если грешили, и также имели предание о том, что мир должен кончиться [el mundo se auia de acabar]. Они говорили с демоном, которого называли Шибильба [Xibilba], что означает: "Тот, кто исчезает или рассеивается".

Они имели очень предосудительные басни о сотворении мира 88, и некоторые из них (после того, как научились) записали и хранили, хоть уже и окрещенными в христианство, и читали их на своих собраниях 89. Доктор Агиляр упоминает в своей записке, что имел тетрадь с ними, которую отобрал у одного руководителя хора [Maestro de Capilla], по фамилии Куйтун [Cuytun] из селения Цукоп [Zucop], который убежал, и он никак не мог разузнать о происхождении этой их "Книги Бытия". Вскоре после того, как я прибыл из Испании, я услышал, как один монах по имени брат Хуан Гутиеррес [Juan Gutierrez], большой знаток языка этих индейцев, говорил, что видел другую запись, похожую /193/ на названную, и что в ней повествовалось о создании первого человека, говорилось, что он был сделан из земли и сакате [zacate], или тонкой соломы, и что плоть и кости были сделаны из земли, а волосы, борода и волоски на теле были из соломы или сакате. Я не запомнил других подробностей, ибо если бы я предполагал тогда, что должен буду писать об этом в свое время, было бы возможно, что я сохранил бы сведения и о других многих неточностях, подобных упомянутой.

Отец Лисана говорит, что также существовал самый естественный брак между этими индейцами, потому что никогда не допускали, чтобы мужчины имели двух жен, ни женщины двух мужей; правда, муж по некоторым причинам мог развестись с женой и жениться на другой, а разведенная – выйти замуж за другого, и так всегда была одна жена и один муж. Агиляр возражает в своей записке, что жена была одна 90, говоря, что имели многих, и, хотя и с трудом, при своем обращении в Веру расставались с ними, оставляя единственной первую.

До сегодняшнего дня сохраняется память, помимо того, что об этом написано в исторических сочинениях, о том, что остров Косумель был верховным святилищем [Supremo Sanctuario], как Рим этой страны, где не только его жители, но и из других земель собирались на нем для поклонения идолам, которых на нем почитали, и видны остатки мощеных дорог, пересекающих все это царство, и, как говорят, они заканчиваются на восточном морском побережье, там, где проходит пролив шириной в четыре лиги, которым этот материк отделяется от того острова. Эти дороги были как королевские тракты, которые вели, без опасения потеряться на них, так, чтобы пройти на Косумель во исполнение своих обетов, для пожертвования даров и чтобы попросить поддержки в своих надобностях, и для ошибочного поклонения вымышленным богам.

Кроме этого, они имели разнообразие весьма пышных храмов во многих местах этого материка, и до сегодняшнего дня сохранились части этих строений, как те, что находятся в Уцмале [Vtzmal] или Ушумуале [Vxumual], в Чичен-Ица [Chichen-Itza], в селении Ицамаль [Ytzamal], между Чапабом [Chapab] и Тельчакильо [Telchaquillo], и другие, о которых говорят, что они очень большие, расположенные к востоку от дороги, идущей из селения Нохкакаб [Nohcacab] в Болончен [Bolonchen] и Тикуль [Ticul], помимо многочисленнейших, находящихся в разных местах по лесам, меньших величием, чем упомянутые, хотя все одной формы. Они как те, которые в Новой Испании описал отец Торкемада в своей "Индейской Монархии": от земли поднимается насыпной фундамент сооружения, и над ним идут вверх ступени в форме пирамиды, хотя не завершают ее, так как на вершине устраивают площадку, на чьей поверхности разделены (хотя малым расстоянием) две маленькие часовни, в которых находились идолы (так в Ушумуале), и там устраивали жертвоприношения мужчин, женщин и детей, как и других вещей. Некоторые из них имеют высоту более ста ступеней, чуть более полуфута каждая. Я поднялся однажды на одно в Ушумуале, и когда должен был спускаться, я раскаялся 91, так как ступени были такие узкие, и большое количество их очень круто поднималось на сооружении, и так как высота была немалой, у меня закружилась голова, и я подвергся определенной опасности. В одной из этих двух часовен я нашел пожертвованное какао и следы копала (который является их воскурением), незадолго до того сожженного там, и что там было некое суеверие или недавно совершенное идолопоклонство, хотя мы не можем проверить что-либо там, где /194/ мы побывали. Господь да укрепит слабость этих индейцев, ибо демон обманывает их за самую малую цену.

Жрецы этих храмов носили в качестве одежды плащи из хлопка, более длинные и белые, чем у других, которые их не имели, и волосы, отросшие, насколько можно, и перепутанные, которые никогда не расчесывали, и не могли, потому что мазали их кровью принесенных в жертву, и так ходили настолько грязными, что невозможно представить. Такими их увидели первые испанцы, когда прибыли в Кампече, как это говорит Берналь Диас 92. Носить так волосы было, кажется, общим обычаем всех жрецов этой Новой Испании. Они приносили в жертву 93 мужчин, женщин и детей с безжалостностью, хоть и не в таком количестве, потому что народа было меньше. Кроме этого, имели много способов приносить в жертву животных, птиц и другие вещи. Имели обычай поститься по два, и по три дня, ничего не употребляя в пищу, и протыкали все части своего тела, извлекая свою кровь, которую жертвовали демону. Он много раз говорил с ними с одного очень большого столпа [vna coluna muy grande] и приказывал им то, что они разносили по всей стране, и по каждому поводу, что бы они ни делали, они приносили в жертву многих, которых расстреливали стрелами, ибо позволяло Божие Величие со своим скрытым промыслом эту ложь демона, для чего – ведомо Божию Величию. Также имели помещения, как у монахов, таким же образом, как было рассказано о целомудренных девах.

Они были очень усердны в своей языческой религии, и для того, чтобы разрушить ее обряды, подвергали карам жрецов, которые имели в ней больше прав, чем их царьки. И не так, к нашему несчастью, с нашей Католической Религией, хотя есть забота, о которой говорится далее в этой книге. Потому что вообще (хотя многие кажутся добрыми христианами) они не усердны в Служении Господу, малые любители слушать мессу и катехизис, и если бы приходские священники не должны были их считать, было бы очень мало тех, кто присутствовал бы на этом, и так они имеют обычай говорить, когда приходят на вечерню: иду, чтобы меня посчитали, – и, кажется, только на это обращают внимание. Для исполнения предписания о годичной исповеди, которая обязательна для всех верующих, приходят как по принуждению, и если бы их оставили в покое, мало из них отправилось бы искать столь целительного средства для своих душ, и знает Господь наш, что испытывают в душе их исповедники в то время, когда ее проводят. В этом приходе [Guardiania] Какальчен [Cacalchen], где я нахожусь, дорабатывая эти записи в году пятьдесят пятом, не было ни одного индейца, ни индеанки во всем нем, состоящем из двух селений, насчитывающих по крайней мере семь сотен семей, которые захотели бы получить Святейшее Таинство Причастия в святой четверг или получили бы его на Великий Пост. Присутствующими в церкви являются мать энкомендеро (сам он мальчик) с ним и вся его семья, которые видят это, и они остаются только потому, что их после укоряют по этому поводу, на вечернюю проповедь в Страстной Четверг.

А случиться быть так называемой мессе, то индейцы слоняются по внутреннему двору монастыря или по церковному дворику, и даже у внешних стен, безо всякого желания войти послушать ее, и, выходя в селение, объединяются с другими для того, чтобы их сосчитали вместе с ними, обманывая так своих приходских священников, которые, так как служат мессу, не могут знать правды; но много раз, приходя служить ее в другие селения, мы находили их по углам, ожидающих часа, когда их сосчитают, к немалому огорчению нашему. Чтобы оправдаться, менее боязливые остаются, насколько им не препятствуют, на своих работах в лесу, потому что, /195/ ссылаясь на это, находят наилучший выход, чтобы не быть наказанными.

Прошло уже заметное время, как я прибыл из Испании, когда наш приор приказал в своих посланиях [letras patentes] всем приходским священникам, чтобы они в своих приходах звонили в колокола, подавая сигнал к чтению катехизиса и мессе, и чтобы, даже если бы не пришел ни один индеец, их не наказывали бы никаким насилием, но только укоряли словесно. Породило это послабление (о котором, вредно ли оно, пусть судит истинный христианин) разную клевету некоторых, за которой последовали неодобрительные заявления тех, кто правил, потому что по всякому поводу они имели обычай говорить, что мы, церковники, присвоили себе королевские полномочия правосудия, и из-за этого подчас утаивались вещи, которые могли принести большой вред христианству индейцев. Господу дадут отчет те, кто виновен, так как кое-кто много раз являлся причиною того, что индейцы теряют уважение к своим приходским священникам, давая им понять, что мы ничего не можем и не стоим, и , осуждая их, относятся к тем так в еще большей степени. Осознавал вред, который может причинить это наш проницательнейший король Фелипе Второй, и позаботился о лекарстве, как видно из его грамот, упомянутых в этих записях. Но когда помышление – о бренном теле, хватает всяких поводов смягчить требования, хотя бы и столь высокие и достойные всякого почтения к пожеланиям господина, выискивая предлоги, чтобы не казалось, что они противоречат воле столь великого монарха, и только монашеское смирение, с каким я должен писать, не позволяет мне говорить об этом в других выражениях, которые называли бы вещи своими именами.

Я признаюсь, что сделал отступление, но я вижу время от времени оскорбляемым духовное сословие, и презираемыми священнослужителей, и что без должного почтения рассуждают о том, что посвящено Божественному Культу, и все-таки редко в каком месте этих записок говорится или хотя бы подразумевается, что это одна из причин того, что Господь попустил бедствия, испытанные этими королевствами, ибо Господь очень ревностен в том, что касается уважения к его служителям. Как были бы привлечены в свое время индейцы к христианству, если бы слышали только звон колоколов, которые не были многочисленны, с рассвета по всем кварталам подававших им голос, что настал час мессы (хотя они это знали), чтобы они шли в церковь?

Они так мало склонны к благотворительности, что, если бы предыдущие губернаторы и епископы (за что им признательны) не сделали бы установления, как они должны обеспечивать своих приходских священников, по одной только своей воле и милости редко нашелся бы тот, кто дал бы нам хоть одно яйцо, хотя, это правда, что так, как это устроено, нас хорошо обеспечивают, Господь за это вознаградит. Редко какой индеец, который приходит, дает милостыню на то, чтобы отслужили мессу за его душу или за души его родителей, и когда умирают, хотя бы и имели имущество, завещают только, чтобы отслужили одну мессу. В году пятьдесят четвертом они попытались отказаться и от этой, под предлогом, что от оспы умерли многие, бывшие бедными индейцами, и что по всей лесной стране много нужно было бы дать за них. Для податей и других повинностей никогда не находили их бедными, но такими они оказались для того, чтобы оказать столь малое благодеяние (я говорю о сумме) душам их родителей и родственников. Несчастные индейцы, которые своим потом и трудом кормили столь многих, когда пришел ваш смертный час, вам отказали в этой единственной заупокойной молитве, с видом неуклюжего почтения, ваши дети и живущие родственники.

Глава VIII. О некоторых особо почитавшихся идолах и причинах. которые они для этого имели

Прежде, чем начать о пустоте некоторых идолов, которым поклонялись эти индейцы, расскажу об одном случае, который обнаруживает, как мало они знают о добродетели, как сказано в конце предыдущей главы, и, чтобы не распространяться, мне кажется, следует начать с этого из-за особенных обстоятельств того, что произошло. Один индеец из города Мериды напился, и в таком виде ему нанесли опасную рану. Это увидел один горожанин из благородных, который, с милосердной и христианской душой приказал перенести его в свой дом, разыскать хирурга и лечить его за свой счет, заботясь о нем, пока тот не выздоровел. Благодарность индейца состояла в том, что он пошел к губернатору и сказал ему, чтобы тот приказал испанцу заплатить ему то, что он ему должен. Губернатор удивился, так как знал этого столь известного горожанина, и он послал к нему сказать, чтобы он заплатил этому индейцу. Тот ответил, что ничего не был должен ему перед тем, как стал лечить его в своем доме. На это тот возразил, что, поскольку он с ним так поступил, то, несомненно, в чем-то ему задолжал, ибо зачем он делал это? Увидев это, губернатор приказал хорошенько высечь индейца и с позором прогнать его с глаз долой, и лишь так они понимают добро, которое им сделали, имея такое правило, что только Господне милосердие заслуживает внимания. Я не считаю из-за этого такими всех их, потому что некоторые имеют признательность за оказанные им благодеяния; но перейдем к предмету настоящей главы.

Хотя разнообразие идолов, которых чтили индейцы Юкатана, было чрезвычайным, я взял тех, кого упомяну в этой главе из-за особых причин, имевшихся у них для почитания, с которым они им поклонялись.

Они измыслили, что главный бог изо всех прочих, которого они называли также К`инчахав [Kinchahau] 94, был женат, и что его жена была изобретательницей ткачества материй из хлопка, в которые они одевались, и так ее почитали в качестве богини, называя ее Иш Асаль Вох [Ix Acal Voh] 95. Сына единого Бога, который, как я уже сказал, по их мнению, имелся, они называли Ицамна [Ytzamna], и, полагаю несомненным, что он был человеком, который первым среди них придумал знаки, служившие буквами этих индейцев, потому что того они также называли Ицамна и почитали его за бога, также как другого идола одной богини, которая, как они говорили, была матерью прочих богов, и ее называли Иш К`анлеош [Ix Kanleox] 96 и другими разными именами.

Другой идол был изображением одной женщины, изобретательницы живописи и того, чтобы ткать разные фигуры на одежде, в которую они одевались, из-за чего ее почитали, и ее звали Иш Чебель Йаш [Yxchebelyax] 97, также как и другого, другой большой колдуньи, которая, как говорили, изобрела или нашла среди них врачевание, и ее звали Иш Чель [Yxchel] 98, хотя имели и бога врачевания, именуемого Китболонтун [Citbolontun] 99.

Хотя имели бога пения, которого называли Шокбитум [Xocbitum] 100, почитали в качестве идола статую одного индейца, который, говорили, был великим певцом и музыкантом, по имени Ах К`ин Шоок [Ah Kin Xooc] 101, и ему поклонялись как богу поэзии и называли его также Пислимтек [Pizlimtec] 102.

Почитали идол одного, бывшего между ними великим военачальником, называя его К`ук`улькан [Kukulcan] 103, и один другого, о котором придумали, будто он носил в сражениях огненный щит, которым заслонялся, по имени К`ак`упакат [Kakupacat] 105, "Огненный Взгляд". Во время войн четыре военачальника носили /197/ одного идола, чье имя было Ах Чуй К`ак` [Ah chuy Kak] 106, бывшего богом их сражений. Они имели в качестве бога Кецальковата [Quetzalcohuat] из Чолулы, называя его К`ук`улькан, в соответствии с тем, что говорит отец Торкемада 104.

Они придумали других богов, поддерживающих небо 107, которое опиралось на них: их имена были Сакаль Бакаб [Zacal Bacab], К`аналь Бакаб [Ganal Bacab], Чакаль Бакаб [Chacal Bacab] и Экель Бакаб [Ekel Bacab]. И они, говорили, были также богами ветра.

О другом говорили, что это был гигант по имени Чаак [Chaac] 108, изобретатель земледелия, и за это его почитали. Его имели за бога хлебов, громов и молний. О другом, называемом Муль Тум Цек [Mul Tum Tzec] 109 говорили, что он царствовал в плохие времена, и его дни были зловещими и несчастными по мнению индейцев.

Иногда и по случаю не особенно почитали одного идола: имели деревяшку, которую одевали вроде соломенного чучела и помещали на скамеечку на циновке, подносили ему съестное и другие дары во время праздника, который называли Вайейаб [Vayeyab], а когда праздник заканчивался, его раздевали, а палку бросали на землю, не заботясь более об уважении к нему, и его называли Мам [Mam] 110, "Дед", пока длилось жертвоприношение и праздник.

Почитали другого идола, о котором говорили, что он имел выросты [espinillas], как ласточка, его имя было Теель Кусам [Teelcuzam]. Другой имел очень уродливые зубы, называемый Лахунчаам [Lahunchaam] 111. О другом они выдумали, что он выплевывал драгоценные камни, чье имя было Ахтубтун [Ahtubtun] 112. Идолы – также те, кто украшал тела индейцев, о которых говорили, что они превратились в цветы, их называли Акат [Acat]. Идолы – у торговцев, и эти имели один каменный, особенно сильно почитаемый. Имели их путешественники 113, рыбаки, охотники, земледельцы и другие, которых призывали в бурные времена. Бог и богиня вина и один древнейший одного великого чародея. Богиня тех, кто повесился 114, о которой говорили, что она к ним являлась. Идол любви, представлений и танцовщиц, и другое бесчисленное количество идольчиков, которых они помещали при входе в селения, на дорогах, на лестницах храмов в других местах.

В селении Ицмаль 115, возле одного холма из многих, о которых говорится, что они рукотворные, бывшего жилищем языческих жрецов, а после этого на нем основан монастырь, существующий до сегодняшнего дня, был храм, построенный для одного идола, который был очень восхваляемым, которого называли Ицамат Уль [Ytzamat vl] 116, что означает: "Тот, кто получает и обладает благодатью [gracia] или росой небес". Индейцы говорили, что это был великий царь, владыка этой страны, которому они подчинялись как божьему сыну, и когда его спрашивали, как его зовут или кто он, он отвечал только такими словами: "Ytzen caan, ytzen muyal" – что означало: "Я роса или вещество [sustancia] небес и облаков". Царь умер, и ему воздвигли алтари, и был оракул, который давал им ответы, и там ему построили храм. Когда он жил, народ советовался с ним о вещах, происходивших в отдаленных местах, и он имел обычай говорить им о будущем. Говорили, что к нему приносили мертвых, которых он воскрешал, и исцелял больных, и поэтому они питали к нему большое уважение. Эти индейцы были такими доверчивыми, и потому не знали иного Господа – творца жизни, кроме этого идола, о котором говорили, что он их воскрешал и исцелял. Это невозможно, если только он не был неким великим колдуном, который посредством демона чарами обманывал индейцев. О воскрешении мертвых мы знаем, что это отведено лишь Господнему Всемогуществу, таким образом, никакое творение не имеет силы для этого, и потому те, о ком говорят как о воскресших, должно быть были лишены чувств демоном (если то попускал Господь) для того, чтобы затем, когда они приходили в себя, /198/ они укреплялись в этой вере и поклонялись этой фигуре.

Другой храм они имели на другом холме, находившемся к западу, посвященный тому же идолу, где имели изображение руки, которое служило им памятью, и в этот храм приносили мертвых и больных, где, как они говорили, те воскресали и излечивались. Называли его К`абуль [Kab vl], что означает "Рука-работница", и туда жертвовали большие дары и подношения, и в него совершали паломничества изо всех мест, и для этого были сделаны четыре мощеные дороги на восток, запад, север и юг, шедшие по всей этой земле и проходившие в Табаско, Чиапас и Гватемалу, и сегодня в некоторых местах есть их признаки.

Bмели другой храм на другом холме, в северной части, и его называли К`инич К`ак` Мо [Kinich Kakmo] 120, потому что так назывался один идол, которого они в нем почитали, что означает "Солнце с лицом". говорили, что его лучи были огненными, и он спускался сжигать жертвы в полдень, как спускается, паря, гуакамайя (это одна птица вроде попугая, крупная телом, и с очень многоцветным оперением). К этому идолу обращались во времена массовой смертности, мора и всеобщих болезней, как мужчины, так и женщины, и приносили многие дары, которые жертвовали. Говорили, что в полдень на виду у всех нисходил огонь, который сжигал жертвы. После этого жрец говорил им о том, что должно было произойти с тем, о чем они хотели знать по поводу болезней, голода или смертности, и они становились знающими о своем добре или зле, хотя много раз испытывали противоположное тому, что им сказали.

Жители Кампече имели особенного идола, которого называли богом жестокостей, и ему жертвовали человеческую кровь, его имя было К`инчахав Хабан [Kinchahav haban] 117. Жители Тихоо [Tihoo], где находится город Мерида – другого, называемого Ахчунчан [Ahchunchan]. И так называется холм, находящийся к востоку от нашего монастыря, и он должен был находиться на нем. Чтобы забыли эту память основали на нем скит, посвященный святому Антонио Паскуалю, и поэтому все уже называют его холмом Сан-Антонио, хотя отшельника там нет. Древнейшие жители Тихоо имели другого, называемого Вакломчаам [Vaclomchaam]. На Косумеле – одного особенного, которого рисовали со стрелой, его имя Ах Хулане [Ahhulane] или Ах Хульнеб [Ahhulneb] 118.

Тех, кто оставался в обителях, о которых сказано, что они были как женские монастыри, потому что некоторые никогда не желали уйти оттуда, чтобы вступить в брак, и оставались девственницами, считали очень добродетельными, и когда такие умирали, их чтили в их статуях за богинь. Одна из них была дочерью царя, ее звали Сухуй К`ак` [Zuhuy Kak] 119, то есть "Девственный Огонь". Поклонялись как богам своим уже покойным царям и, что уж вовсе вне здравого смысла, рыбам, змеям, тиграм вместе с другими нечистыми тварями, и даже самому демону, который являлся к ним в ужасных обличьях; но это поклонение больше похоже на происходящее из рабского страха, и им казалось, что этим они предотвратят вред, который эти вещи могли бы им причинить; и достаточно говорить о столь презренном предмете, и перейдем к другому, более примечательному.

Глава IХ. На Юкатане обнаружили кресты, которым они поклонялись, будучи языческими идолопоклонниками, и то, что об этом говорят

Большинство писателей истории этих королевств упоминают, что первые испанцы нашли, /199/ когда открыли Юкатан, в этой земле кресты, относительно чего также имелись различные суждения. Отцы Ремесаль и Торкемада говорят 121, что жрец по имени Чилам Камбаль [Chilam Cambal] или Чилам Калькат [Chilam Galcat] (и не называют его Чилам Балам [Chilam Balam]) незадолго до того, как пришли испанцы, предсказал их приход, что является пророчеством, описанным во второй книге, и что тогда он показал им знак Креста, и что он приказал сделать его из камня и поставить во дворах их храмов, откуда его было видно, и что к нему сразу же пришло много людей из-за такой новости, и с того времени почитали его. Это было причиной того, почему, говорят, когда прибыл Франсиско Эрнандес де Кордова, индейцы спросили испанцев, не пришли ли они оттуда, где рождается Солнце. Это было причиной (говорят также), по которой, когда пришел аделантадо дон Франсиско де Монтехо, и индейцы увидели, что испанцы оказывают такое уважение Кресту, сочли истинным то, что говорил им их великий пророк.

Доктор дон Педро Санчес де Агиляр в своей записке против индейцев-идолопоклонников говорит, что начало рассказам, что на Юкатане были кресты, положило то, что, когда дон Эрнандо Кортес нашел Херонимо де Агиляра на острове Косумель, как рассказано в первой книге, он поставил там крест, который приказал почитать, и который после года 1604 бывший губернатором этой страны дон Диего Фернандес де Веласко 122 отправил маркизу дель Валье [Marquez del Valle], внуку дона Эрнандо Кортеса. "Из-за этого креста – говорит он – имел побуждение один жрец идолов по имени Чилан Камбаль создать некую поэму на их языке, которую он читал много раз, в которой сказал, что новый народ, который должен их завоевать, почитал крест, и что с ними они должны породниться. То же самое (говорит он) упоминает Антонио де Эррера, и так как аделантадо Монтехо, чьим бременем стало завоевание этой провинции, задержался более, чем на десять лет с возвращением в нее, наши подумали, что эти индейцы поставили этот крест и признали за пророчество поэму Чилана Камбаля, и такова истина, которую я проверил, зная ее язык, и по сообщениям старых индейцев, первых новообращенных, каких я нашел, и которые совершали свое паломничество в храм Косумеля". Таковы точные слова доктора Агиляра.

Что дон Эрнандо Кортес оставил крест жителям Косумеля, несомненно, и как очевидец об этом упоминает Берналь Диас дель Кастильо в своей "Истории", хотя и не говорит в этом месте, чтобы видели какой-либо крест на Косумеле; но, рассказывая ранее о первом случае, когда вместе с Франсиско Эрнандесом де Кордовой они прибыли в Кампече, говорит, что в одной большой молельне идолов вокруг подобия алтаря было полно капель совсем свежей крови, а по другую сторону идолов имелись знаки, похожие на кресты. Епископ Чиапаса дон брат Бартоломе де Лас-Касас, когда, как сказано, он пришел в свое епископство с доминиканскими монахами, которых вел, прибыл в Кампече 6 января 1545 года, и, как они смогли узнать, говорит отец Ремесаль, Чилан Камбаль был до прибытия кастильцев, хотя и не за много лет. Отец Торкемада согласен в этом, и говорит также, что, когда открыли Юкатан, там нашли не один крест, а несколько, и среди них один из извести и щебня, высотой в десять пядей, в одном очень великолепном и посещаемом храме на Косумеле. А тот, который поставил дон Эрнандо Кортес, был из дерева, которое вновь /200/ использовали, как говорит Берналь Диас, видевший, как его делали.

Утверждает также Торкемада, что в году 1527, который был, когда прибыл аделантадо с завоевателями Юкатана, тот убедился, что знак креста имел происхождение от упомянутого индейца Чилана Балама. Но я скажу на это, во-первых, что названный аделантадо был вместе с доном Эрнандо Кортесом в качестве одного из его капитанов, когда тот оставил им крест, о котором сказано, на Косумеле, и если бы не видели других до того, как им сделали этот, легко развеял бы сомнения тех, кто пришел с ним позже для этого завоевания, говоря, что по подобию этого были сделаны другие, которые нашли. Но дон Эрнандо Кортес не был первым, кто открыл Юкатан, ведь здесь уже дважды побывали испанцы, что общеизвестно, и установлено, и никем не оспаривается, и ведь первые писатели повествуют, что именно первые испанцы нашли кресты на Юкатане, так что остается признать, что это не был тот случай, когда Кортес поставил его на Косумеле, ведь Гомара, описывая 123, как он пришел на этот остров, а затем, рассуждая о религии индейцев, говорит: "Возле одного храма, похожего на квадратную башню, где они имели одного очень прославленного идола, у ее подножия была ограда из камня и извести, очень блестящей, и с зубцами, посреди которой был крест из извести такой высоты как десять пядей, который считали и которому поклонялись как богу дождя, потому что, когда не было дождя и не хватало воды, шли к нему шествием и очень набожно. Они приносили к нему перепелов, пожертвованных для того, чтобы смягчить его гнев и ярость, которые он имел к ним или проявлял, кровью этих простых птичек. Они сжигали также определенную смолу в качестве воскурения и опрыскивали ее водой. Вследствие этого, что они считали несомненным, вскоре должен был пойти дождь. Такова была религия этих косумельцев [Acuzamilanos]. И невозможно узнать, ни откуда, ни как они взяли молитвы этому богу креста, потому что нет ни следа, ни признака ни на этом острове, ни даже в какой-либо другой части этих Индий, чтобы в них проповедовали Евангелие, как более пространно говорится в другом месте, до нашего времени и до наших испанцев".

Во-вторых, я скажу, что, хотя конкистадоры, пришедшие с аделантадо, сочли тогда, что Чилам Балам был за немногие годы до их прибытия, это произошло потому, что из-за малого знания языка они не были точны в счете лет, ибо нелегко даже тем, кто его знает хорошо, подсчитать их эпохи. На то, что это время не было столь малым, как восемь лет, прошедшие от прихода Кортеса до начала этого завоевания, кажется, ясно указывают слова пророчества, ведь оно кончается, говоря: "В конце тринадцатой эпохи" – а эпоху они считали в двадцать лет, как говорит сам Агиляр. Итак, если бы это было в ту, в какую он жил, он сказал бы: "В нынешнюю эпоху", – как сказал Ах К`ук`иль Чель [Ah Kukil Chel] (другой из упомянутых) в своем пророчестве. И это также не была, кажется, непосредственно следующая эпоха, потому что о ней не предсказывали бы в выражениях, которые дают понять о продолжительном времени, и было бы проще сказать: "В эпоху, которая следует за этой". По крайней мере, приход наших испанцев восемьдесятью годами ранее предсказал другой языческий жрец по имени На Хав Печ [Nahau Pech], говоря, что они придут туда через четыре эпохи. И даже отец Фуэнсалида [Fuensalida] 124 в своем сообщении, говоря о том, когда индейцы ица [Ytza], оставив эту /201/ землю, заселили ту, в которой живут сейчас, утверждает, что это было более чем сто лет назад, и что они бежали туда от прихода испанцев, о котором имели сведения посредством пророчеств неких индейцев, которых имели жрецами, и которые им его предсказали. И также не было необходимости, чтобы им ранее проповедовали евангельский Закон для того, чтобы у них были кресты, так как они имели происхождение, о котором я сказал ранее. И кажется невозможным, чтобы за столь короткое время, как описано, настолько могло укорениться среди индейцев поклонение кресту, который почитали в качестве бога, воздвигали ему храмы и приносили такие разнообразные жертвы.

Посреди дворика, который образует галерея нашего монастыря в городе Мерида, есть один каменный крест толщиной в одну восьмую вары с каждой из четырех сторон и в одну вару высотой, и бросается в глаза, что он сломан в длину, и у него не хватает куска. На передней стороне у него на том же камне барельефное изображение Святого Распятия, в полвары высотой. Известно, что это один из тех, которые во время неверия индейцев были на острове Косумель. Много лет он находился наверху церкви, и говорят, что с тех пор, как его поставили там, в нее почти не попадали молнии, а перед тем обычно многие ударяли в монастырь. Он упал во время одной бури, и его положили в церкви, где мы видели его некоторое время прислоненным к подножию алтаря капеллы капитана Алонсо Каррио де Вальдеса [Alonso Carrio de Valdes], с малым приличием. Когда провинциалом был избран преподобный отец брат Антонио Рамирес [Antonio Ramirez], из-за того, что говорили об этом святом Кресте, и чтобы поставить его более пристойно, он устроил основание из тесаного камня, и над ступеньками, посреди колонны соответствующей высоты на ее завершении укрепил основание креста, поставив его прямо и таким образом, чтобы изображение Святого Распятия было на востоке; основание креста, украшенное нарядной лепниной, позолочено. И по общему мнению как монахов, так и мирян, и чтобы не утверждать вещей, относительно которых нет полной уверенности, поместил позади него надпись, говорящую: "Этот крест находился на Косумеле без предания". Когда дон Эухенио де Алькантара [Eugenio de Alcantara] (который умер бенефициантом прихода Хоктун [Hoctun], и был из приходских священников, наиболее сведущих в языке этих индейцев, любознательнейшим в исследовании их древностей, великий церковник и ревностнейший в том, чтобы они были истинными христианами) узнал, что я занимаюсь этими записками, он говорил мне не один только раз, что я могу написать с уверенностью, что этот Святой Крест имели индейцы Косумеля во времена своего неверия, и что годы назад его перенесли в Мериду, так как он слышал от многих то, что говорят о нем, и было проведено особое расследование среди самых старых тамошних индейцев, и они подтвердили это.

Могло бы представлять сложность изображение Святого Распятия, которое он имеет, но, принимая во внимание сказанное в этой книге, что эти индейцы верили, что Сын Божий, которого они называли Бакаб [Bacab] умер, помещенный на крест с растянутыми руками, не кажется столь трудным предположить, что это его изобразили согласно религиозной вере, которую они имели.

Отец Торкемада говорит, что после того, как индеец Чилан Балам объявил им знак креста, они считали его богом дождя, будучи уверенными, что не будут испытывать недостатка в них, когда благоговейно их попросят. Доктор Ильескас также говорит 125 в своем "Понтификале", что у них был бог в форме креста, которого называли /202/ богом дождя. Это подтверждает дополнение к латинскому "Описанию" Птолемея следующими словами: "В глубине на этом острове был укрыт квадратный храм, построенный из камня, очень почитаемый в древней религии этих индейцев, внутри которого был виден крест высотой в десять пядей, которому они поклонялись". И далее говорит, что они верили о нем то, что позже сказали доктор Ильескас и Торкемада. Но этот автор, рассуждая, откуда происходит, что индейцы почитают крест, говорит, что это неясно, также, как это говорит Гомара, хотя замечает, что Педро Мартир Миланес [Pedro Martyr Milanes] упоминает, что "обитатели этого острова по преданиям их старцев говорили, что через эту землю в древности прошел некий весьма сияющий муж, который был Солнцем, пострадавший на кресте, и что по этой причине они чтили его память и изображение креста".

Особенность одного идола, которого имели в том храме, и по причине которого был так посещаем паломниками тот остров, я оставил, чтобы завершить описание времен неверия индейцев. Этот идол находился в квадратном храме, о котором сказано, и был очень непохожим и отличным от других, его материалом была обожженная глина, это была большая фигура, и полая, прикрепленная стене известковым раствором. Имелось позади нечто вроде ризницы, куда заходил один из жрецов и оттуда отвечал на вопросы, которые тому задавали. И верили несчастные обманутые, что их идол говорит с ними, и верили в то, что им говорили, и потому почитали его больше других разными дарами, жертвоприношениями крови, птиц, собак и даже иногда людей. Так как он, по их мнению, всегда с ними разговаривал, было огромным стечение народа со всех сторон, чтобы посоветоваться и попросить поддержки в их заботах; с чем я рассказал, насколько возможно, о древнем состоянии этой страны и перехожу к тому, какое она имеет после ее обращения в христианство.

Текст переведен по изданию: Historia de Yucatan compuesta por el M. R. P. Fr. Diego Lopez Cogolludo, lector jubilado, y padre perpetuo de dicha provincia. Madrid, Ed. Juan Garcia Infancon, 1688. (электронное факсимиле). http://www.famsi.org/reports/96072/cogolludtm1.htm  

© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© перевод: Талах В. 2009
©
дизайн - Войтехович А. 2001

Мы приносим свою благодарность сайту
А. Скромницкому за предоставление текста.