Предисловие
Предлагаемые здесь вниманию читателей исторические материалы мы предполагали первоначально издать в виде приложения к исследованию о сношениях России со Швециею в первой половине XVII века. Но исследование еще не кончено и мы выпускаем теперь эти материалы в виде особого сборника. Ждать, когда дойдет очередь до издания в полном виде всех архивных материалов, касающихся истории России, особенно иностранных, было бы, конечно, слишком долго. Да и едва ли это возможно и нужно: безчисленное количество повторений, встречающихся особенно в дипломатических документах, делает издание их в полном виде и излишним и затруднительным. Извлечение существенного в виде отрывков представляется, поэтому, наиболее целесообразным.
Настоящий сборник далеко не исчерпывает, конечно, источников, относящихся к истории сношений России со Швециею в данную эпоху, но отдельные части его тесно связаны друг с другом, взаимно пополняют друг друга и представляют довольно полную картину дипломатических сношений России и Швеции за указанное время. В нашем исследовании немного придется приводить такого, что не вошло бы в сборник. Содержание сборника распадается на шесть отделов. В первом отделе помещены отрывки из документов, касающихся заключения Столбовского мирного договора (стр. 1-92). Они находятся в тесной связи с документами следующего отдела, касающимся заключения Стокгольмского договора о перебежчиках в 1649 году. Отрывки касаются преимущественно двух вопросов: союза России со Швецией против Польши и положения областей, уступленных Швеции, в особенности положения так-называемых перебежчиков. Шведы, выговаривая себе русские области (Ингрию и Карелию) не могли не предвидеть, что православное и частию русское население этих областей неохотно будет подчиняться чуждой иноверной власти и предпочтет переходить в Московское государство. Поэтому шведские послы при переговорах в Столбове, "сердитуя" настаивали на том, чтобы Московское правительство выдавало обратно всех тех людей, которые вздумают переселяться из уступленных областей в Московское государство. Русские послы попытались было сперва "урвать" эту статью, т.е. отложить ее [IV] обсуждение до другого, более благоприятного момента, но при окончательных переговорах им всетаки пришлось согласиться на такую редакцию статьи, которая допускала выдачу всех вообще "перебежчиков" (а не преступников только, как хотели сперва русские послы). Переходы новых шведских подданных обратно в Московское государство начались немедленно после заключения мира. Пока не истек двухнедельный срок, назначенный по договору для свободного перехода, шведские власти принимали всевозможные меры, чтобы удержать население в уступленных областях. Но это мало помогало. По окончании срока переходы продолжались и все усиливались. Шведское правительство показывало, правда, вид, что оно совсем не будет стеснять православия, а намерено даже покровительствовать ему: шведские послы, отправленные в Москву для подтверждения Столбовского договора, ходатайствовали о том, чтобы новгородский митрополит ведал духовные дела их православных подданных и поставлял им священников, чтобы православным дозволялось приезжать в Новгород по духовным делам и не подвергаться при этом насмешкам со стороны местных жителей. Но это делалось только для виду, только для успокоения и московского правительства, и самих православных. В действительности в то же самое время шведским правительством стали издаваться указы о вытеснении православия. Ездить в Новгород для поставления священников прямо было воспрещено. Шведские власти предлагали, правда, поставлять православных священников лютеранским епископам или писали о назначении от константинопольского патриарха особого архиерея для этих областей, но это было, очевидно, лишь отговоркой или издевательством. Лютеранский фанатизм скоро вступил в свои права. Началась систематическая пропаганда лютеранства. Вместо умерших православных священников, стали назначать лютеранских пасторов. Запрещали восстановлять и строить вновь православные монастыри и храмы. Издан был славянскими буквами на финском и русском языках лютеров катихизис. Его распространяли среди населения и выдавали особые награды тем священникам, которые соглашались обучать по нему прихожан. Кроме того, шведское правительство стало переселять в эти области финнов лютеран из внутренних частей Финляндии. Край этот притом сделался местом ссылки преступников; администрация в нем допускала нередко произвол и злоупотребления. При таких условиях понятно, что православное русское финское население целыми толпами устремлялось, с пожитками и семьями, в пределы [V] Московского государства. Шведские власти настойчиво требовали постоянно выдачи перебежчиков. Они обращались с этими требованиями и к пограничным русским воеводам, новгородскому и псковскому, и к московским властям. Сохранилась обширная переписка об этих требованиях. Московское правительство, дорожа добрыми отношениями к Швеции и все разчитывая на возможность заключения с ней союза против Польши, старалось как можно предупредительнее относиться к этим требованиям. Оно рассылало строгие наказы воеводам следить за перебежчиками, устраивать на границе заставы и возвращать их немедленно за рубеж. Для выдачи перебежчиков назначались часто особые уполномоченные с той и другой стороны и устраивались съезды на рубеже. Но давая предписания о выдаче перебежчиков, уже и в это первое время, московское правительство повторяло обыкновенно воеводам, чтоб они выдавали перебежчиков "против отдачи" со стороны Шведов, т.е. в обмене на русских перебежчиков. Были случаи перехода также русских подданных за шведский рубеж; такие случаи были, конечно, сравнительно очень редки; но русские власти вели точный список этим людям и столь же настойчиво требовали их выдачи. Лишних перебежчиков, т.е. таких, которым не было соответствующих у Шведов, увозили с съездов обратно и держали под надзором до следующего съезда. Так накоплялось невыданных перебежчиков все больше и больше. Кроме того, многие перебежчики не могли быть сысканы; да и шведское правительство не могло уследить за всеми перебегавшими и требовать их выдачи. 1 В документах, касающихся выдачи перебежчиков за все царствование Михаила Федоровича, нет никаких указаний на то, чтобы возникало какое-либо разногласие между шведскими и московскими дворами в толковании статьи Столбовского договора о перебежчиках или чтобы Московское правительство применяло к ней какое-либо особое толкование. По всей [VI] вероятности, не являлось тогда и мысли об особом толковании, да и не обращали внимания на самый текст статьи. Но вот в первые годы царствования Алексея Михайловича, когда вопрос о перебежчиках уже настолько обострился, что представлялось необходимым разрешить его в ближайшем будущем, в Московском посольском приказе начали внимательнее всматриваться в текст статьи и открыли возможность нового толкования ее, при котором вопрос может быть разрешен вполне благоприятно для русских интересов. Статья гласит следующим образом: "Також которые от измены, душегубства, татьбы, или для которые другия причины ни буди, с одной стороны на другую сторону учнут перебегати, Русские, или иного народа люди: и тех людей как с той стороны, отколе они сбежат, просити учнут, с другой стороны безоборонно со всем тем, что они покрали, пограбили, или с собою свезли, опять назад выданным быти. 2 Смысл статьи допускает, таким образом, такое толкование, что выдаче подлежат лишь люди, совершившие какой-либо проступок и убежавшие от его последствий, люди "причинные", как выражались московские власти; другие же перебежчики, ничего дурного не сделавшие и даже ничего с собою за рубеж не увезшие, выдаче не подлежали. Еслибы это толкование с самого начала последовательно и настойчиво применялось Московским правительством, то, вероятно, оно не встретило бы сериозных возражений с шведской стороны. Но, как уже сказали, московские власти выдавали перебежчиков без всякого разбора, о таком толковании статьи в переписке о выдаче перебежчиков не было и помину и теперь дело уже было испорчено. Тем не менее, Московское правительство попыталось постоять на своем. В наказе посольству окольничего Бориса Ивановича Пушкина, отправленному в Стокгольм для ведения переговоров о перебежчиках в марте 1649 года, подробно излагалось это толкование и предписывалось настаивать на нем. Оказалось при этом, что в Тявзинском договоре 1695 [OCR-опечатка:1595] года слов "которые другия причины ни буди" даже и не было, и это, конечно, служило дальнейшим подтверждением правильности русского толкования (стр.114-122). Наказ этот приведен нами во втором отделе сборника (стр.93-157) почти целиком; а затем следует в отделе статейный список послов (стр.157-267), в котором они излагают ход переговоров своих со шведскими думными людьми. Они, действительно, твердо настаивали на помянутом [VII] толковании статьи, подробно развивали его, но напрасно. Шведские государственные люди с самого начала отнеслись к этому с крайним раздражением, как бы чувствуя свою неправоту, и не хотели и слушать о новом, по их словам, толковании. Они ссылались на практику, говорили об убытках шведской казны от перебегов, о разорении и жалобах помещиков и т.д. Московские послы, видя неуспех переговоров, начали, согласно наказу, разведывать секретно о положении Шведского королевства и о его силах и настроении. Они узнали, что Тридцатилетняя война окончилась благополучно для Швеции, что войска ее свободны и собираются в Швецию. Между тем шведские думные люди стали прямо грозить войной. Тогда послы, скрепя сердце, вынули, вместо "большего наказа", запасное тайное "меньшое письмо" и стали делать "государево дело" по нему. Они предложили шведским людям "тайно" учинить на будущее время договор о том, чтобы, подобно тому как было с Польшей, перебежчики могли переходить свободно на обе стороны и предлагали дать за это соболей на 50 тысяч рублей; дело это, говорили они, угодно будет Богу. Но шведские думные люди отказались и от этого условия и продолжали настаивать и угрожать. Тогда послы стали предлагать деньги за невыданных перебежчиков и спор шел о сумме выкупа. После продолжительной борьбы, в которой московские послы обнаружили изумительное дипломатическое искусство, они уговорились дать за невыданных перебежчиков 190.000 рублей и заключили договор в этом смысле.
В третьем отделе помещены извлечения из актов, касающихся сыска и выдачи перебежчиков. Они дополняют два предыдущие отдела. Московское правительство, как показывают эти акты, с самого начала уже неохотно выдавало православных людей, вышедших из Швеции, обратно, и лишь политическая необходимость заставляла его отказывать им в приеме. Само население также охотно принимало перебежчиков; они селились среди него, роднились с ним и оно прямо противилось силою выдаче перебежчиков. Это видно из приводимых в виде примера "отбойных памятей" (стр.284-287).
В четвертом отделе приводятся довольно обширные извлечения из актов, касающихся мятежей в Пскове и Новгороде в 1850 году. [OCR-опечатка:1650] Прямого отношения к собственно политическим сношениям России и Швеции эти акты не имеют. Но они тем не менее живо характеризуют их. Население Новгородской и Псковской областей по соседству со Швецией давно и близко было знакомо с нею и [VIII] живо помнило еще те времена, когда Швеция сносилась лишь с новгородскими воеводами: Московское правительство стояло для этого слишком высоко. Швеция была незначительным для нее государством. Новгородцы и псковичи не могли понять, как и почему обстоятельства так скоро, в течение нескольких десятков лет, с конца XVI века, изменились, как Швеция могла стать чуть не выше и могущественнее России. Они видели, что теперь Россия старается во всем угождать Швеции, владеющей коренными русскими землями и утесняющей их. В народе разнеслись слухи о посольстве Пушкина. Ждали уступок со стороны Швеции. А между тем оказалось, что в Швецию посылают большую казну и хлеб; а в самих этих пограничных местностях был в то время неурожай. Элементы мятежа были на лицо. Послышались толки об измене бояр и когда в Псков прибыл швед Логин Нумменс с частью денег, выданных московским правительством, народ заключил его под стражу; деньги переданы были на хранение выборным людям. Около того же времени в Новгороде толпа, приняв датского посланника Краббе (Граба) за шведа, задержала его и тоже произвела мятеж. В Новгороде волнение, благодаря участию Никона, скоро было усмирено, но во Пскове продолжалось. Туда пришлось послать войско для осады города. Между тем в Швецию отправлен был гонец с объяснением. Мятежников обещали наказать и за все обиты и убытки вознаградить. Правительство предлагало даже королеве Христине прислать своих уполномоченных для присутствия при казни мятежников; но королева удовольствовалось тем, что вознаграждение было исправно выплачено и все убытки возмещены. 3
В пятом отделе помещены извлечения из русских актов, касающихся пребывания в Москве шведского резидента Карла Поммеренинга. Сближение России со Швециею после Столбовского мира, переговоры о союзе против Польши, содействие России в сборе иноземных войск для борьбы с Польшей побудили шведского короля Густава Адольфа теснее сойтись с Москвой и добиваться у царя Михаила Федоровича установления постоянного дипломатического представительства для Швеции в Москве, а для России в Стокгольме. Дело это было тогда новое и вообще в Европе, а в России в особенности: на иностранных посланников смотрели подозрительно, [IX] их окружали стражей и не позволяли сноситься с местными жителями. Но из желания угодить Швеции Московское правительство решило сделать уступку: оно согласилось принять присланного Густавом Адольфом в 1631 году агента Ягана Мёллера. Он поселился в Москве на особом дворе и стал посредником в сношениях обоих дворов. Он извещал Московское правительство об успехах Шведов в Германии. О том же московские власти старательно осведомлялись "вестовыми письмами", присылавшимися от новгородских воевод. 4 Мёллер писал своему двору донесения о событиях в Московском государстве. 5 В 1631 году он уведомил царя о победе под Лейпцигом и добавил, что в обычае дружественных держав праздновать залпами из пушек победы своих союзников. И вот в Москве произошло никогда небывалое торжество, палили из пушек в честь победы при Лейпциге. Густав Адольф очень дорожил добрыми отношениями в Москве и извлекал из них значительные выгоды. Он ходатайствовал нередко, ссылаясь на недостаток хлеба в Швеции, об отпуске русского хлеба по казенной цене. Хлеб этот перепродавался затем его агентами в Голландию, а прибыль шла на подкрепление тощих финансов Швеции. Таким образом Тридцатилетняя война в известном смысле велась на русские деньги. На место Мёллера назначен был скоро резидентом в Москву другой, Петр Крузебиорн. Он тоже вел сношения с московскими властями и писал донесения своему двору. Тогда и Московское правительство, соблазненное примером Швеции, решило попробовать: оно послало в качестве своего агента в Стокгольм иноземца Францбекова. Но действиями его оно осталось недовольно, находя их слишком маловажными и скоро отозвало его. Между тем Крузебиорн продолжал оставаться и действовать в Москве. 6 После него шведскому правительству пришлось [X] усиленно ходатайствовать о допущении нового резидента. С большим лишь трудом добилось оно, что допущен был в 1647 году Карл Поммеренинг. Документы о его пребывании в Москве читатели найдут в пятом отделе. Кроме биографических сведений, там есть записки, подававшиеся им в посольский приказ и приказные записи о его переговорах в приказе с дьяками.
В шестом отделе помещены самые донесения Поммеренинга в русском переводе. Они являются в печати первый раз. 7 По нашему мнению, они должны стать одним из важнейших источников для истории первых лет царствования Алексея Михайловича. Содержание их можно разделить на два главных отдела: в одном автор сообщает о сношениях Москвы со Швецией и другими государствами и занимается вообще внешними делами; в другом сообщает о внутреннем состоянии и о событиях в Московском государстве. Оба отдела, конечно, смешаны вместе. В общем является, однако, довольно полная и яркая картина событий. Особенно важны известия Поммеренинга о бунте 1648 года, об убиении думного дьяка Назария Чистого, 8 с которым он был близко знаком и о борьбе московских придворных партий в последующее время.
Донесения переведены нами по возможности с буквальною точностью. В сомнительных случаях приводится подлинный текст. Язык его вообще темен, сжат и иногда не совсем вразумителен. Есть места, переданные неизвестным нам шифром, которые пришлось оставить без перевода.
Конст. Якубов.
Гельсингфорс, май 1897 года.
Комментарии
1 О лютеранской пропаганде в областях, уступленных Швеции, много сведений находится в разных сборниках официальных актов на шведском языке, например, в сборнике Вааранен, Samling af urkunder rorande Finlands historia (Сборник источников, относящихся к истории Финляндии), ч.V, в сборнике Лагуса Handlingar och uppsatser rorande Finlands Kyrkohistoria (Акты в известия, касающиеся церковной истории Финляндии), Акиандера Herdaminne и др. Некоторые из этих сведений сообщены были нами Д.В.Цветаеву при издании его исследования "Протестанты и протестантство в России" (стр.591 и др.), но большая часть остаются неизвестными в нашей литературе.2
Карнович, Собрание узаконений Русского государства, т.I, стр.183.3
Соловьев в своей "Истории России" (т.X, стр.181) ошибочно утверждает, будто королева Христина не ответила ничего. Грамота с ответом королевы хранится в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел.4
Вследствие недостаточного знакомства с историческими источниками у нас утвердилось мнение, перешедшее даже в учебники (см. "Очерки русской истории," Д.И.Иловайского, стр.228), будто первые русские рукописные газеты появились при московском дворе лишь при Нащокине. Оне на самом деле были уже в царствование Михаила Федоровича и много их сохранилось в виде приложений к отпискам новгородских воевод.5
См. Cronholm, "Sveriges Historia under Gustaf II Adolfs regering" ("История Швеции в царствование Густава II Адольфа"), т.V, ч.II, стр.183 и след.6
Г.Форстен в статье "Сношения Швеции с Россией в царствование Христины" ("Журнал Мин. Нар. Просв.", 1891 г., июнь, стр.360,362) излагает о пребывании Крузебиорна в Москве в таком смысле, как будто он в 1634 году лишь хлопотал о допущении резидента и уехал в Швецию. "После этого, говорит автор, проходит около десяти лет, в продолжение которых оба правительства, шведское и московское, не сносятся между собою по вопросам политическим." Между тем в московском архиве хранятся записи о пребывании Крузебиорна за все это время в Москве в качестве резидента и никакого прекращения сношений не заметно. Ошибка произошла, вероятно, оттого, что в Швеции не сохранилось сведений о деятельности Крузебиорна. В 1645 году он продолжал быть резидентом, а не вновь назначен.7
Некоторые извлечения, касающиеся религиозного быта иноземцев сообщены были нами Д.В.Цветаеву для его книги "Протестанты и протестантство в России" (стр.83 и др.). Затем небольшие отрывки из некоторых донесений Поммеренинга изложены г. Форстеном в его вышеупомянутой статье.8
Г.Форстен, излагая в вышеупомянутой статье своей (стр.373) место о нападении стрельцов на Назара Чистого, говорит, что он "после долгого сопротивления был сброшен вниз и убит." На самом деле в донесении ничего не говорится о сопротивлении, а сказано лишь, что Назар Чистый, "после продолжительного издевательства" (efter mycket begabberi) больной сброшен был вниз и убит. О сопротивлении нет и помину. Да и как мог бы сопротивляться больной человек вооруженной толпе, внезапно напавшей на него?