44. Донесение королеве Христине от 30 января 1650 г.
Я всеподданнейше благодарю ваше кор. в—ство за высокую королевскую милость, оказанную в том, что вашему кор. в—ству угодно было не только посредством трех особых королевских посланий отозвать меня от здешнего московского резидентства, но и позволить мне возвратиться в мое любезное отечество с [463] почетным поручением, состоящим в том, чтобы сопровождать и привезти 100.000 рублей в Нейгаузенскую крепость. Но так как Бог до сих пор еще не благоволил склонить ум или сердце Русских к тому, чтобы они приняли и позволили приехать в Москву назначенному вашим кор. в—ством резиденту Якову де Мулину (Iacob du Moulin), хотя я, по письменной просьбе помянутого Мулина, 18-го и 21-го января усердно просил о том, —то я, вследствие этого, по справедливости живу в сомнении, какие приказания вашего кор. в—ства для меня более обязательны, те ли, которые заключаются в двух указах вашего кор. в—ства от 15-го и 26-го октября, а именно, чтобы по прибытии помянутого Мулина я передал и сдал ему шведский двор, или же —третье милостивейшее приказание вашего кор. в—ства в указе от 29-го октября, который без помянутого условия повелевает, что если Иоган де Родес (Iohan de Rodes) не так скоро будет готов к выезду из Москвы, чтобы ему самому привезти те 100.000 рублей, то тогда я должен принять их под конвоем его царск. в—ства доставить в Нейгаузенскую крепость в Лифляндии. При этом и русский государственный канцер 21-го января от имени его царск. в—ства объявил мне о желании его царск. в—ства, чтобы я уехал отсюда, так как его царск. в—ство дозволил быть здесь резиденту лишь на короткое время, я же пробыл здесь более двух лет; ибо так как теперь добрый и надежный мир существует между обоими великими государствами, то нет де надобности ни в каком резиденте. Я возразил, что как при прежних резидентах вашего кор. в—ства, так и в мое время здесь был добрый мир и что в мирное время больше всего нужны резиденты, чтобы исполнять поручения монархов и поддерживать соседскую добрую дружбу, о чем я старался больше всего, как это знает очень хорошо и сам государственный канцлер. Мне ответили, что хотя он обо мне ничего другого, кроме всего хорошего, не знает, он должен однако объявить мне волю его царск. в—ства. Когда я далее спросил, будет ли шведский двор тогда стоять пустым, он ответил, что достаточно, чтобы дворник жил там для того, чтобы когда гонцы или купцы вашего кор. в—ства будут приезжать, то могли бы там останавливаться; в мирном договоре ничего не говорится о каком-либо резиденте. Тогда я в заключение заявил, что так как оба великие потентата (монарха —potentater) в этом отношении были согласны и я получил милостивый указ вашего кор. в—ства (т.е. о новом резиденте), то я охотно желал бы его исполнить. На это [464] помянутый канцлер очень дружественно ответил, что его царск. в—ство приказал ему объявить это мне. Поэтому я всеподданнейше прошу ваше кор. в—ство о помиловании, если я не в состоянии буду исполнить этих различных королевских повелений, а равно и о милостивом указании, как мне далее в этом деле поступать, в особенности, если его царск. в—ство впредь прикажет объявить мне, чтоб я уезжал отсюда. Дай Бог мне возможность верно исполнить волю вашего кор. в—ства. —Москва, 30 января 1650 г.