СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПРОТИВНИК ПЕТРА ВЕЛИКОГО

Эпоха великой Северной войны, выдвинувшей Россию в первый ряд европейских держав, у нас вообще еще очень мало исследована. Существует только описание этой войны А. П. Карпова, изданное еще в 1851 году ¹, составленное очень талантливо, но которое представляет лишь учебник для кадетских корпусов, и потому излагает события в самом кратком виде. К тому же, в его описании встречаются некоторые неточности относительно хода сражений, что объясняется, конечно, недостатком материалов, известных автору во время его исследования. Этот недостаток материалов ощущается в особенности по отношению к материалам, современным описываемой эпохе и представляющим описания, составляемые с полным беспристрастием, а не иностранными авторами сочинений, относящихся к описываемой эпохе. В последнее время появилось начало исследований В. Баскакова ², задавшегося исследованием событий Северной войны только с 1706 до 1709 года; но вышедший выпуск представляет главным образом одно лишь вступление, [169] с подробным изложением театров войны на севере, западе и юге. К описанию послужили преимущественно произведения иностранных писателей и отчасти оффициальные изложения событий. Еще новее является издание сочинения почтенного автора, Д. Ф. Масловского, напечатанное в 1891 году под названием: «Записки по истории военного искусства в России, выпуск I». Автор названного труда, для своих общих заключений по развитию русского военного искусства, останавливается подробнее только на Полтавской операции и на действиях русских войск по завоеванию Ингрии. Действия шведов он как бы оставляет в тени. Между тем, противники Петра и его учители, шведы, стоят того, чтобы о них сказать подробнее, без чего самый обзор Северной войны, столь мало еще исследованной, не может быть выражен во многих подробностях. С целью пополнить, хоть отчасти, этот пробел, мы и останавливаемся в настоящем очерке на обзоре наиболее интересных эпизодов войны, веденной Карлом XII, и в особенности на его личных характерных чертах.

В этом отношении большую важность приобретает неизвестная до сих пор рукопись, составленная еще в 1720 году на русском языке неизвестным автором, очевидно, однако, бывшим свидетелем событий своей эпохи и хорошо знавшим современное положение дел. Эта рукопись носит несколько мистическое название: «Весьма нечаянное и незапное пришествие Кароля (Карла) второго на десять, бывшего шведского короля, в государство умерших. 1720 года».

В этом описании неизвестный автор говорит словами самого Карла XII, находя такую форму изложения более удобной. По тщательным библиографическим справкам, в настоящее время не оказывается в печати подобного сочинения ни на русском, ни на иностранном языках, хотя, повидимому, оно писалось в Лейпциге и во Франкфурте.

Кто бы ни был автор названной рукописи, он видимо был хорошо посвящен в дело и пополняет многие подробности, касающиеся шведов.

Автор говорит, что он «тщался писать непристрастно», и действительно в его описании нет ни чрезмерного самовосхваления, ни самобичевания — черта довольно редкая между русскими писателями прежних, а, может быть, отчасти и наших дней. В рукописи есть некоторые подробности, пополняющие исследования других авторов, но им не противоречащие в общем изложении, что указывает на хорошее знакомство автора с событиями своей эпохи.

Так как на упомянутую рукопись мы будем часто ссылаться, то будем обозначать ее просто: «Рук. Z. 1720 г.». [170]

Мы вовсе не имеем в виду описывать, события Северной войны, а намерены ограничиться лишь изложением некоторых интересных ее эпизодов, преимущественно рисующих характер Карла XII, одного из трех главных деятелей эпохи (Петр I, Август II и Карл XII). Эти три личности определяли собою все содержание эпохи на севере и северо-западе Европы; каждый из них представлял собою особый и замечательный тип: Август II по своей необычайной физической силе, Петр I по силе своего гения и Карл XII по своему исключительному характеру, напоминающему легендарных героев древнего мира. Говоря об этих трех представителях своей эпохи, Вольтер справедливо замечает, что они переносят нас «во времена Геркулеса и Тезея».

В настоящем случае нас особенно интересует личность Карла XII, так блестяще начавшего свою политическую роль, и который втечение девяти лет, участвуя в сражениях, доходящих числом до ста, не знал ни неудачи, ни поражения. Везде он оставался победителем, благодаря своей необычайной храбрости и счастью, соединенным с выдающимися военными дарованиями. Везде и во всем он служил личным примером отваги, непоколебимой твердости характера, переходящей в упрямство, и чисто спартанской воздержности в обыденной жизни, особенно на войне и в походе.

С таким-то противником пришлось столкнуться великому Петру, обладавшему также необыкновенною настойчивостью и также всем служившему личным примером. Этим и объясняется упорство самой борьбы, длившейся более 20-ти лет и кончившейся смертью Карла и торжеством Петра, хотя было время, когда оба противника едва не стали союзниками и друзьями. Мы достаточно знаем личность Петра, но мало знаем Карла XII, хотя имя его каждый слыхал с раннего детства и привык окружать его ореолом легендарной славы ³. Итак, перейдем к изложению. [171]

Карл XII родился 7-го июня 1682 года, а в 1697 году, по смерти своего отца Карла XI, объявлен королем Швеции. До совершеннолетия он должен был состоять под регентством бабки своей Гедвиги-Элеоноры и пяти сенаторов, членов регентства, которые должны были следить за его образованием. Он хорошо был подготовлен по математике, отлично знал латынь, употребляя латинский язык в разговоре с иностранцами, хотя знал немецкий и французский языки, причем никогда не говорил на последнем. Любимым его чтением были жизнеописания Юлия Цезаря и Александра Македонского, которые поражали его юное воображение. Чувствуя себя рожденным для военного дела, он умел отлично фехтовать, скакать на быстром коне, был ловок в физических играх и необыкновенно вынослив в физических трудах и лишениях. Ко всему этому присоединились с самых ранних лет необыкновенные упорство и настойчивость. Имея еще не более 10-ти лет от роду, он хотел однажды пройти из одной комнаты в другую, двери в которую были заперты. Употребив все усилия открыть дверь и не успев в этом, он с разбега ударил в дверь головою и упал без чувств. Так проявились в нем первые задатки необыкновенной настойчивости. Вообще характер и привычки Карла очерчены им самим, по словам автора приведенной нами рукописи Z. 1720 года, в следующих выражениях:

«Никогда никто не видал меня пьяным, и виноградного вина, водки и вообще никаких крепких напитков я не любил, а пил только слабое пиво (полпиво) или воду. Поэтому я не мог видеть пьяного человека, особенно когда мне приходилось ему отдавать приказания.

Стол мой, когда то было возможно, отличался изобилием, никогда, впрочем, не переходившим в излишество. Сам я за столом оставался не более получаса, если того не требовало приличие принимать гостя. В походах же или при недостатке в провизии повар мой имел не много труда, и я ограничивался куском холодной говядины, окороком, копченым языком, а не то и одними сухарями, которые я предпочитал всяким сладостям. Не любил я ни игр, ни гуляний, сохраняя время для чего либо более [172] полезного. Звериной охоты я также не любил, и от меня звери покой имели. С самого моего детства не видал я ни опер, ни комедий, ни карнавалов, ни маскарадов, и очень удивился, когда узнал, что есть на свете люди, которые занимаются такими глупостями ⁴. Танцовал я также очень редко, хотя в молодости, в моих двадцатых годах, танцовал раз на свадьбе генерала Мейерфельта, в Саксонии.

Женщин я не любил, не смотря ни на какую красоту их, и ни одна из них не может похвалиться, чтобы меня ослепила или возбудила любовь в моем сердце.

Я избегал жить в дворцах, предпочитая крестьянские избы или шляхетские дома, когда был в Польше; так, я прожил целый год близ Лейпцига, в Саксонии, в частном доме в Альтранштадте.

Носил я платье самое простое. Оно состояло из темно-василькового кафтана, лосинных рейтуз, таких же камзола и рукавиц и крепового галстуха. Сапожники мало от меня наживались. Башмаков я не носил вовсе, а предпочитал им высокие сапоги. Пуговицы на моем кафтане были медные, золоченые через огонь, так же как и эфес моей сабли. Никаких галунов или золотого шитья на кафтане не допускал. Только в первый год войны в Саксонии, по просьбе моих приближенных, надел я золотом шитое платье и спросил их: «Кто я теперь?». «Ваше величество король шведский», — отвечали они. «Что-ж, — спросил я их снова: — теперь я больше значу, чем когда носил простое платье?». Они молчали. Тогда я сбросил свое платье и надевал только по воскресеньям, пока находился в Саксонии, новый васильковый кафтан. Особенною чувствительностью души я не отличался и мог без всякого движения сердца смотреть на нужды моих подданных и лишения солдат, «хотя я и рад был всем вспоможение учинить».

Если кто из равных мне по положению (король, правитель и проч.) чем либо досадил «или мало что противучинил, то восприял я противу того такой неугасимый гнев, что уповать не мог скорое примирение учинить», и мое мщение ему все казалось недостаточным.

Жестоко наказывал я измену моих подданных и проявление всякой трусости, и никто не мог надеяться на какое либо помилование за эти преступления, хотя по другим случаям я иногда прощал, как, например, простил графа фон-Сабора ⁵. [173]

За то я всегда был правдив и верен моим друзьям, и кому я что обещал, тот мог твердо рассчитывать на верность моего слова.

Я был трудолюбив и набожен, чего требовал от моих солдат и офицеров, подавая им собою пример. Во время молитвы всегда стоял на коленах, и при всех полках, два раза каждый день, велел отправлять божественную службу. Никогда я не клялся, не любил никаких шуток и насмешек» ⁶.

Указывая на свои недостатки, Карл XII, по словам автора рукописи, признавал за собою: 1) что, когда был в славе, не был скромен; 2) в несчастии не мог смириться, и 3) когда при обсуждении какого либо важного вопроса «головою потряс», то ни один министр или генерал не смел уже возобновлять речи об этом вопросе, к чему они строго приучены были.

«Я мало занимался правосудием (юстицией), потому что военные заботы и командование армиею не давали мне к тому возможности, — продолжает Карл XII. — Однако же, от сената я требовал строжайше блюсти правосудие и жестоко наказывал виновных за несправедливое решение, если из подаваемых мне жалоб я мог убедиться, что правосудие было нарушено.

Я был очень чувствителен (ревнив) ко всему, что затрогивало мою честь, и всеми средствами старался восстановить ее, «если кто оную повредил».

В сражениях мне было приятнее видеть тысячи неприятеля убитого, чем взятого в плен. Сперва мои офицеры и солдаты этого не знали и старались приводить ко мне пленных. Так, однажды подполковник Мейерфельт привел ко мне 24 человека сильных и рослых русских, взятых им в плен. Посмотрев на них, я сказал: «мертвая собака не кусается». Вслед затем все русские пленные были переколоты, и с того времени мои солдаты редко давали пленным пардон, а всегда их убивали; кто же попадался в плен, с тем поступали жестоко. Но когда русские стали брать у меня много пленных и начали обращаться [174] с ними также, то я, для облегчения их участи, приказал обходиться легче и с русскими пленными.

Я имел крепкое и здоровое сложение и редко страдал от болезней. Всякое лишение, жар, холод, дождь и ветер переносил, и мне было безразлично спать на пуховой постели или на соломе и голой земле. На коне мог пробыть целые сутки. Я не любил покоя, и мне было бы очень тяжело хотя один год провести в бездействии».

Таков был, в общих чертах, юный король Швеции. Вся его подготовка к предстоящей ему широкой деятельности была направлена к тому, чтобы выработать из себя сурового и храброго воина. Не его наставники в юности, а он сам постоянно трудился над собою в этом направлении. В юности его приучали к охоте, старались расположить к музыке и к обстановке, свойственной его положению. Придя в возрост, он сам от всего этого отказался, и вот по каким соображениям.

«Королевское достоинство, — говорил Карл XII, — есть тяжелое бремя. Прав тот философ, который сказал, что если бы он нашел на дороге лежащую королевскую корону, то не поднял бы ее, не смотря на то, что звание короля и свято, и славно, потому что «тягость ее, которая на плечах положена, возможно называть неносимою (невыносимою), ибо ему надлежит быть отцом всем подданным».

От этих святых обязанностей, — говорил Карл, — легко уклониться, благодаря пустяшным мелочам, например: когда на охоте от тебя уйдет олень или кабан — вот уже причина раздражения и скорби. Дирижер оркестра или оперный певец сфальшивят — иной рассердится до того, что заболеет; повар любимое кушанье пересолит, особенно при приеме гостей, — и испорчено настроение духа, требующего полного спокойствия для решения дел, быть может, великой важности» ⁷.

Из развлечений Карл любил только шахматную игру, причем всегда выдвигал впереди всех фигур короля, почему почти всегда проигрывал; но зато выдерживал свое правило, что в бою король должен быть впереди всех, чтобы все его видели, за ним следовали и знали, что и он всех видит и за всеми следит.

По достижении зрелого возроста, Карл совершенно отказался от женщин, влиянию которых опасался подчиниться и изнежиться.

На вопрос своего зятя, герцога Голштинского, правда ли, что он никогда не знал женщин, Карл отвечал:

— «Я был бы вам очень благодарен, любезный зять, если [175] бы вы не касались этого вопроса; однако же я на него отвечу. Почти все думают, что я с самого моего рождения был совершенно чист и целомудрен. Я оставлял всех в этом мнении, но это было не так. Особенно в Мариенбурге была одна девица из мещаночек, у которой был сын, похожий на меня, как две капли воды» ⁸.

Ознакомившись с замечательною личностью Карла XII, перейдем к рассмотрению выдающихся сторон его деятельности в эпоху Северной войны. Повторяем, что мы вовсе не намерены излагать систематически ход этой войны, а укажем только на некоторые эпизоды ее, до сих пор не известные, и которые рисуют личность Карла XII, как полководца, с которым пришлось бороться Петру Великому.

В 1700 году против Швеции составился тройственный союз, в который вошли Дания и Польша, а потом и Россия. Государственный совет Швеции, признавая невозможность борьбы против коалиции, склонен был уже путем значительных пожертвований и уступок обеспечить мир. Тогда юный Карл, до сих пор, как казалось, не принимавший никакого участия в делах государственных, обратился к совету с словами:

— «Господа! Я решился никогда не начинать войны несправедливой, но законную войну закончу только по уничтожении врагов моих. Решение мое твердо. Я нападу на первого, кто мне объявит войну, и, победив его, надеюсь устрашить остальных» ⁹.

Сообразно с таким решением Карл быстро собирает армию, делает дессант к Копенгагену и заставляет столицу Дании капитулировать. 8-го августа н. ст. Дания заключила мир в Травендоле, с обязательством отказаться от своих союзников и не принимать участия в возникшей войне. Затем Карл XII делает в октябре высадку у Перновы и спешит на освобождение Нарвы, осаждаемой армиею Петра. 19-го (30-го) ноября Карл наносит страшное поражение русским под Нарвой и считал уже себя обеспеченным и с этой стороны. Оставался только один противник — Август II, король польский и курфюрст саксонский.

Перезимовав около Дерпта и усилив свою армию до 40 000 человек, Карл XII решился внезапно напасть на саксонцев, осаждавших в это время город Ригу. С северной стороны Рига омывается рекою Западною Двиною, имеющею здесь ширину около версты (1 500 шагов). Перейти такую реку, в виду всей армии саксонцев, казалось невозможным, и потому саксонцы расположили свои батареи только на южной стороне крепости, [176] оставив без наблюдения северную ее часть, со стороны реки. Этим Карл XII и решился воспользоваться для своего смелого предприятия и предпринял оригинальный способ переправы.

Никому не объявляя о своем намерении и оставив в Дерпте всех бывших при нем иностранных послов и агентов из опасения, чтобы они не передали о его намерении идти к Риге ¹⁰, Карл XII взял с собою 25 000 человек и в конце мая 1701 года двинулся к Риге. Саксонцы не высылали даже разъездов для разведок на правом берегу Двины, считая себя совершенно обеспеченными с этой стороны от всякого нападения. Быстро приблизясь к Риге, Карл XII остановил свою армию скрытно и приказал собрать или приготовить заново до 100 плотов, к бокам которых были приделаны высокие борты. Борты эти можно было откидывать на петлях. Поднятые, они укрывали находящихся за ними людей; откинутые, они образовали род мостков, по которым можно было перевозить орудия с плотов на берег.

Заготовив плоты и не замеченный неприятелем, Карл стал ожидать попутного ветра, т. е. ветра в направлении с севера на юг. Это ему было необходимо не только в виду облегчения в движении плотов с правого берега реки к левому, но еще и в виду другой, весьма оригинальной мысли. Дождавшись желаемого ветра, он приказал разложить по правому берегу Двины множество костров из смоченой соломы и зажечь их. Густой дым понесло в сторону саксонцев. Тогда шведы, разместившись на плотах с поднятыми бортами, начали переправу. Впереди гнались отдельные барки с зажженною на них смоченою соломою, что постоянно прикрывало переправляющихся густою дымною мглою. Саксонцы сперва не поняли, в чем дело; потом они открыли по переправляющимся пальбу, не наносившую шведам никакого вреда, так как они прикрывались высокими бортами, да и самые плоты не были видны за дымом.

Эта отважная переправа была произведена в ночь на 9-е июля н. ст., в числе 7 000 шведов. Затем были переправлены и остальные шведские войска, и саксонцы, понеся полное поражение сняли осаду Риги, потеряв затем Митаву и Динамюнде ¹¹.

Объявив в 1702 году Августа II лишенным польского престола, Карл XII победоносно распространил свои действия в Литве и Польше. Саксонцы везде оказывали слабое сопротивление. Заняв 30-го апреля (11-го мая) 1703 года город Пултуск, Карл XII не считал этого даже за победу и говорил: «что неприятель не хотел стоять, но больше конфузиею ушел, и я за [177] ним гнался с такою быстротою, что мои полки с ним вместе в город вломились и сквозь улицы их из других ворот выгнали» ¹².

Серьезное сопротивление саксонцы готовились оказать только при защите крепости Торн, к которой Карл подступил в начале июля 1703 года, не имея осадной артиллерии. Защитники Торна, в числе 8 000 человек лучшего саксонского войска, рассчитывали на то, что пылкий Карл прямо начнет штурмовать твердыни Торна, и потому заранее уже торжествовали его неудачу. Они не сомневались, что при этом сам Карл будет взят в плен вместе с большею частью армии, которая, как решили саксонцы, должна быть вся расстрелена. Но Карл, сделав осмотр крепости, убедился, что взять ее штурмом нельзя; не имея артиллерии, нельзя было рассчитывать и на удачу осады, а потому он решился только блокировать Торн, так как ему было известно, что, не смотря на обилие припасов в крае, они не были заблаговременно собраны в крепость. Вместе с тем он решился доставить к Торну осадную артиллерию из Швеции. Но как это сделать, когда для этого потребовалось бы провозить транспорт через Данциг, одну из сильных крепостей противника? Карл опять прибегнул к хитрости. Собрав к Торну суда, которые мог найти на Висле, он приказал нагрузить их всем, что было взято в Польше контрибуциею, и отправил все это, вместе с большою суммою денег, в Швецию, через Данциг. Для того же, чтоб обеспечить проход этого транспорта через Данциг, Карл XII дал Августу II понять, что готов начать переговоры о мире. Август II был до того рад этой готовности, что, не желая подавать повод к раздражению своего противника, беспрепятственно пропустил в Швецию все забранное Карлом в Польше имущество. Мало того, тот же транспорт, нагруженный осадною артиллериею, проследовал обратно через Данциг к Торну. Карлу только того и было нужно. Когда хитрость удалась, Карл «не хотел более и слышать о мире и еще более прежнего оказался врагом Августа» ¹³, а с Данцига взял 100 000 ефимков контрибуции.

Получив артиллерию к Торну, Карл немедленно потребовал сдачи крепости. На сделанный отказ он отвечал бомбардированием крепости 24-го сентября н. ст. В крепости начались пожары, и, сверх того, стал ощущаться сильный голод. Но комендант Торна, храбрый генерал Ребель, продолжал упорно обороняться. [178]

Тогда жители, собрав всех бывших в крепости беременных женщин и имея во главе все бывшие в Торне монашеские ордена, мужские и женские, двинулись крестным ходом к коменданту Ребелю, умоляя его сдать крепость, так как от дальнейшего сопротивления погибнет не только настоящее, но и будущее поколение. Но Ребель выслал всю эту процессию за город, в лагерь шведов, и еще упорнее продолжал оборону, производя частые вылазки. Но в гарнизоне от голода развилась цынга; видя невозможность продолжать защиту, Ребель предложил сдачу на условиях. Карл XII требовал безусловной сдачи. Произведя еще несколько бесполезных вылазок, Ребель сдался безусловно 3-го (14-го) октября 1703 года.

4 000-ый гарнизон Торна, по приказанию Карла, был сперва употреблен на очистку нечистот, которыми была засорена Висла во время осады. Потом все эти люди, почти нагие, были распущены кто куда хочет, но почти все они погибли от голода и холода ¹⁴. Разрушив до основания все укрепления Торна, Карл XII взял с него 100 000 ефимков контрибуции, а всю артиллерию отправил в Стокгольм. Затем часть пленных саксонцев и бывших при них русских также отправлены были в Стокгольм, на работы по возобновлению королевского дворца, сгоревшего и теперь возобновляемого. Саксонцы работали до полудня, а русские — после полудня ¹⁵.

С покорением Торна, Карл сделался полным хозяином в Польше. Он ввел во всей Польше в действие шведские законы, а пасторам велел проповедовать в католических костелах. «Я это сделал нарочно, — говорил Карл, — чтобы вся Польша и весь свет знали, что я никого и ничего не боюсь» ¹⁶. Карл действительно никого и ничего не боялся, получив во время осады Торна уверенность, что его хранит Провидение для избранных целей. Эта уверенность возникла в нем по следующему случаю. Однажды, во время осады он вышел на бруствер батареи, в сопровождении генерала Ливена, который был в генеральском, шитом золотом, мундире. Карл, имевший на себе кафтан без шитья, заметил Ливену, что его могут принять за короля и станут целить в него. Не заботясь о себе, Карл взял Ливена за руку и поставил его на свое место, а сам стал впереди него, закрывая его собою от выстрелов из крепости. Но в ту самую минуту, когда Ливен стал на новое место, на котором до того стоял Карл, он был убит наповал. Этот случай убедил Карла в его неуязвимости и много способствовал проявлению им необычайной храбрости во весь дальнейший период войны. [179]

Не станем следить за дальнейшими действиями Карла в Польше, где он, по выражению современников, так долго «застрял».

Польша давала ему все способы вести войну на средства страны, из которой он пересылал еще большие суммы, набранные контрибуцией, в Швецию, для сформирования там новых подкреплений в армию, ничего не требовавшую из Швеции.

Разбивая при всех встречах польские и саксонские войска, Карл содействовал избранию в короли Польши своего любимца Станислава Лещинского, покорившего его добродушием своей физиономии. 4-го октября н. ст. 1705 года новый король Польши был коронован в Варшаве и от имени Польши заключил с Карлом союз для продолжения войны с Августом II и Россией, и с обязательством не прекращать ее до тех пор, пока Польше не будут возвращены все ее древние владения, а Петр не будет свержен с престола. Окончив это дело, Карл решил теперь вступить в Саксонию, из которой разоренная уже Польша получала все средства для продолжения войны. Почти все главнейшие города Саксонии отворили свои ворота для встречи Карла. Никем не поддержанный Август II вступил в переговоры о мире, который и был подписан 15-го ст. ст. сентября 1706 года в Альтранштадтском замке, близ Лейпцига, польскими уполномоченными, превысившими свою власть и признавшими за Станиславом Лещинским наследственные права на польскую корону. Когда Карлу говорили, что по польской конституции сам Август II, без решения страны, не может отказаться от короны, Карл отвечал: «Я знаю, что этого сделать нельзя; но этим миром я сниму с головы Августа не только корону, но и шляпу» ¹⁷.

Теперь Карлу не хотелось оставлять богатой Саксонии, где его армия, усиленная до 45 000 человек, жила в полном довольстве. Всю поземельную собственность в Саксонии Карл обложил денежным налогом. Сверх того, продукты для продовольствия шведских войск собирались посредством контрибуций. Но, вместе с тем, Карл строго запретил солдатам брать что либо у жителей произвольно. Один солдат отнял у крестьянина индюка. Обиженный принес жалобу Карлу. Призвав виновного, король приказал строго наказать его. «Ваше величество, — сказал солдат, — велика ли вина моя? Я отнял у него только индюка, а вы отняли у него короля, а у короля корону и престол». Карл посмотрел на говорившего и сказал: «Но я из всего взятого [180] не взял ничего для самого себя; ты же взял индюка только для себя и один им воспользовался, лишая тем своих товарищей принадлежащей им части контрибуции. Поэтому подлежишь примерному наказанию» ¹⁸. Между тем, за эти семь лет Петр Великий во многом уже успел пересоздать свою армию и покорил всю Ингрию, отбросив шведов до самого Ревеля. Карл видел, что настало время снова обратиться против Петра, армия которого стояла в укрепленном лагере при Гродне. 1-го сентября 1707 года Карл выступил из Лейпцига против Петра, направляясь на Дрезден, где в это время находился Август II. Следуя всегда один, верхом, впереди своих войск, Карл, подъезжая к Дрездену, возымел странную мысль — отправиться на свидание с Августом.

Никому ничего не сказав о своем намерении, Карл дал шпоры лошади и ускакал в Дрезден к человеку, которого он лишил престола и родину которого разорил до нищеты. Подскакав к гауптвахте, он вызвал караульного офицера и сказал:

— Где дворец?.. Я Карл, король Швеции!

Офицер тотчас назначил провожатого, которому Карл передал свою лошадь, и вместе с ним отправился пешком во дворец.

Август принял своего противника чрезвычайно любезно. Объятий и поцелуев с обеих сторон было не мало. При свидании присутствовала и мать Августа, которая приходилась теткой Карлу ¹⁹. В разговоре как-то зашла речь о необыкновенной силе Августа. Карл просил показать ее на чем нибудь. Август взял стоявшую у камина толстую железную кочергу и, обратясь к Карлу, сказал: «Вытяните обе руки и сложите их ладонями». Затем он, как веревкой, обвил обе руки Карла, выше кистей, толстым железным прутом, в несколько раз, образовав таким образом род оков. «Да, — сказал Карл, — это очень большая сила». «И вы, — заметил Август, — не боитесь находиться в таком положении пред человеком, которого вы лишили короны и родину которого вы разорили?». «Я никогда ничего не боюсь, — скромно отвечал Карл, — мне неизвестно чувство страха». Август с такою же легкостью раскрутил железное кольцо, с какою и согнул его, и убедительно просил своего гостя переночевать у него хоть одну ночь. Карл, однако, отказался. Август провожал его верхом, с пушечным салютом, через весь город. Распростившись с Августом, Карл поехал к своим войскам, где уже начали сильно беспокоиться на счет [181] исчезновения короля. Генералы собрались даже на совет для решения вопроса, что предпринять.

Когда Карл рассказал им о своей выходке, ему заметили, что разве он не боялся стать пленником своего врага, или чего либо еще худшего.

— Правда, — сказал он, — это было дерзостью с моей стороны; но я знал, что Август ничего подобного не сделает в виду моей армии, которая могла уничтожить его, со всею его Саксонией ²⁰.

Продолжая далее путь к Гродно, Карл приказал 10-го октября н. ст. 1707 года колесовать в Казимире известного лифляндского агитатора Паткуля, осужденного еще Карлом XI, но успевшего бежать из-под стражи и явившегося сначала при дворе Августа II, а потом и при дворе Петра Великого. Паткуль состоял даже в качестве русского посланника при Августе II. Карл потребовал его выдачи, как изменника Швеции, еще в 1706 году, в эпоху переговоров о мире в Альтранштадте, грозя в противном случае не оставить «камня на камне во всей Саксонии» ²¹.

Автор рукописи 1720 года говорит по поводу столь известной у нас личности Паткуля, любимца Петра Великого, что когда, еще до начала войны, Паткуль был в Берлине, он познакомился с прусским министром фон-Ильгеном, занимавшимся хиромантией. Рассматривая линии на руке Паткуля, Ильген нашел у него какие-то зловещие знаки на руке, предвещавшие жестокую кончину. Паткуль тогда рассмеялся, и потом, снова побывав в Берлине, спросил Ильгена: «Не переродились ли мои зловещие знаки на руке?». Ильген, внимательно осмотрев руку, сказал: «Знаки выступили с большею еще ясностью» ²².

Присоединив к себе из Померании еще 9 000 человек, Карл увеличил свою армию до состава 54 000 человек, с которыми и намеревался аттаковать русских под Гродном. Но Карл сознавал, что теперь русские уже не те, что были под Нарвой в 1700 году; с другой стороны и шведская армия была уже иная, и сам Карл говорил о своих солдатах: «Это уже не были прежние, закаленные в боях, суровые воины». Жизнь в Саксонии избаловала шведских офицеров и солдат, «которые полюбили спать на пуховиках и саксонских красавиц, бывших к ним очень благосклонными, и отучились спать в шатрах и на голой земле» ²³.

Поэтому, прежде чем начать решительные действия против Петра, Карл решился простоять в Польше еще два месяца, с [182] целью заняться обучением и боевою закалкою своих войск, которым предстояло впереди много трудов и лишений.

Не станем описывать всех операций, начатых с Гродна, продолженных победою русских при Лесной 28-го сентября ст. ст. 1708 года и законченных боем 27-го июня 1709 года при Полтаве, боем, положившим резкую грань в политической судьбе Карла. До сих пор он не знал неудач; с этого времени начинается для него целый ряд годов постоянных бедствий, испытываемых им в Турции, куда бежал он после Полтавы, чтобы не попасть в плен русским.

Еще в 1707 году Петр начал с Карлом переговоры о мире. Но Карл отверг все предложения, решив подписать мир только в Москве, свергнув Петра с престола и назначив ему преемником кого нибудь из своих любимцев, как он поступил с Польшей. Кто знает, быть может, эта высокая роль предназначалась Мазепе, которого Карл также любил и с которым был уже давно в тайных сношениях. Видя полное поражение шведов под Полтавой, Карл говорил потом: «Невозможно изобразить словами того, что я чувствовал и в какую приведен был ярость. Я скрежетал зубами, бился головою об носилки и стучал больною ногою, но все это было напрасно». Любимый его генерал Рейншильд и министр Пипер были взяты в плен. Карл к концу боя лишился чувств. Придя в себя, он тотчас отправил Майерфельта к Петру с просьбою отпустить к нему Пипера, хотя на два часа. Петр отказал. «Хорошо еще, — сказал Карл, — что и Майерфельта не задержали, как я часто делал с посылаемыми ко мне» ²⁴. Вскоре Карл опять лишился чувств. Тогда генерал Шпор и адъютант его Кроон уложили Карла в карету Шпора (своей кареты у Карла в походе не было) и, сев вместе с ним в карету, приказали всю ночь ехать к Переволочне. Их конвоировало всего 300 человек конницы. К рассвету приехали к Днепру, на котором не было переправы. Тогда Карл приказал разобрать бывшую по близости сельскую церковь и из ее бревен сбить плот, на котором и переправился с экипажем. Конвой переправился вплавь, при чем многие утонули ²⁵. К чести Карла нужно сказать, что самые бедствия не сломили его железной воли и упорства характера. Ему удалось возбудить в 1711 году войну между Россией и Турцией, кончившуюся для нас Прутским миром и едва ли не поставившую на Пруте Петра в положение Карла под Полтавой. Но мы не коснемся здесь любопытных подробностей пребывания Карла в Турции, описание которых напоминает подвиги героев старика Гомера.

А. Петров.

Комментарии

1. Карцев. Военно-исторический обзор Северной войны, Спб., 1851 г., 134 стр. in-8°.

2. Северная война 1700-1721 гг. Кампания от Гродна до Полтавы 1706-1709 гг. Выпуск I. 1890 г. Исследования Соловьева и Устрялова мало касаются военной стороны.

3. Из сочинений о Карле ХII упоминаем:

Voltaire, Hist. de Charles XII, roi de Suede.

Nordberg, Histoire de Charles XII, roi de Suede, 1742 г., 4 vol.

Adlerfeld, Hist, militaire de Charles XII, roi de Suede, 1740 г., 4 vol.

Sarauw, Veldzüge Karl’s XII, 1881 г.

Все эти сочинения последовательно повторяют те же ошибки, которые имеются у Nordberg’a, шведского писателя, пристрастного к шведам.

Вышедшая в 1868 году в Стокгольме брошюра нынешнего шведского короля Оскара-Фридриха, под названием «Carl den tolfte», не дает ничего нового о Карле XII. Это речь, читанная по случаю 150-ти-летия смерти Карла XII. Написанная прекрасным языком, брошюра не делает ссылки на источники, из которых автор берет свои указания о Карле XII и его времени, замечая только, что Карл XII был очень хорошо образован, посещал университет в Упсале, отлично владел латинским языком и отличался способностями к математике. Говоря о Карле XII, как о полководце, автор справедливо замечает, что у него была своя собственная тактика, не имеющая иногда ничего общего с общепринятыми ее началами; что первенствующую роль в деле он возлагал на кавалерию, а затем на пехоту; артиллериею же в полевых сражениях пользовался вообще мало. Поэтому он был лихой кавалерист, но и храбрый пехотинец. Обстоятельства смерти Карла XII автором не выяснены, хотя для этого впоследствии был открыт и его гроб.

4. «Удивился я зело, когда услышал, что во свете такие люди обретались, которые такие глупости творят».

5. Австрийский граф Сабор, находясь в частной компании с шведским посланником в Вене, отказался выпить бокал вина за здоровье Карла XII. Шведский посланник вынул шпагу и требовал, чтоб граф Сабор принял предложенный тост. В ответ на это граф Сабор тоже обнажил шпагу, и дело дошло бы до кровопролития, если бы присутствующие не развели противников. Тогда шведский посол поехал во дворец и потребовал, чтобы граф Сабор был ему выдан для отправления его на суд к Карлу XII, угрожая, что в противном случае король сам явится в Вену со всею своею армиею для удовлетворения своей чести. Граф Сабор был выдан и арестованный отправлен в Штетин. Карл XII счел себя удовлетворенным и возвратил графу Сабору свободу.

6. Рук. Z. 1720 г., стр. 10-12. Мы приводим из этой рукописи точный смысл ее содержания и только местами делаем выписки дословно, с целью облегчить чтение. Этой же системы мы будем держаться и при дальнейших исследованиях этой рукописи.

7. Рук. Z. 1720 г., стр. 15.

8. Там же, стр. 18.

9. Voltaire, Hist. de Charles XII, v. I, p. 54.

10. Рук. Z. 1720 г., стр. 40.

11. Там же, стр. 40-41.

12. Рук. Z. 1720 г., стр. 49.

13. Там же, стр. 51.

14. Рук. Z. 1720 г., стр. 52.

15. Там же, стр. 54.

16. Там же.

17. Рук. Z. 1720 г., стр. 71-73. Как курфюрст саксонский, Август должен был носить не корону, а особую шляпу, которую нигде не должен был снимать.

18. Рук. Z. 1720 г.

19. Там же, стр. 78.

20. Рук. Z., 1720 г., стр. 79.

21. Там же.

22. Там же, стр. 79.

23. Там же, стр. 80.

24. Рук. Z., 1720 г., стр. 84.

25. Там же, стр. 84.