СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДОГОВОРЫ НОВГОРОДА С НОРВЕГИЕЙ

Скандинавские источники XIII и XIV вв. сохранили нам ряд сведений о борьбе Новгородского государства с Норвегией в стране саамов. Если не считать статьи акад. П. Г. Буткова, написанной свыше ста лет назад и безнадежно устаревшей, а также малоизвестной работы архангельского историка А. Каарана ¹, которая не представляет большой ценности, богатый материал по истории новгородско-норвежских отношений, содержащийся в западных источниках, не нашел освещения в русской исторической литературе. Скандинавские исследователи довольно много занимались этим вопросом и собрали большой фактический материал, позволяющий восстановить общую картину русско-норвежских отношений XIII-XIV вв. Наиболее крупные работы по данному вопросу написаны П. Мунком и О. Ионсеном. П. Мунк, один из крупнейших исследователей скандинавской истории, автор многотомной «Истории норвежского народа», специально занимался русско-норвежскими договорами, которым он посвятил две статьи: «Предисловие к договору 1326 г.» в томе II «Antiquites Russes» ² и «О пограничных договорах между Норвегией, Швецией и Россией в XIV веке» ³. Последняя крупная работа по истории русско-норвежских отношений — «Политическая история Финмаркена» О. Ионсена ⁴. В этой книге впервые дается обзор всей истории страны саамов с древнейших времен и до XIX в. Серьезное внимание уделано истории страны в ХIII-XIV вв., в том числе многим вопросам, затрагиваемым и нами в настоящей работе. Однако все статьи и монографии скандинавских ученых (как это обычно бывает, у буржуазных исследователей, изучающих историю внешних отношений своей страны) в большей или меньшей степени проникнуты духом буржуазного национализма, которым и определяются многие их исторические выводы. Поэтому работы скандинавских историков не могут нас удовлетворить. Необходимо заново пересмотреть русские и западные источники, чтобы иметь возможность восстановить общую картину отношений Новгорода и Норвегии в стране саамов в XIII-XIV вв. Пересмотр двух основных источников и является задачей настоящей работы ⁵. [39]

I

Прежде чем перейти к исследованию основных документов, мы изложим все имеющийся в источниках сведения по истории новгородско-норвежских отношений, чтобы показать читателю тот фон, на котором развертывались главные интересующие нас события — мирные переговоры 1251 и 1326 гг. При этом мы не будем вдаваться в критику источников (ею мы займемся дальше), а лишь наметим общий ход событий.

Первый намек на появление русских в стране саамов мы находим в древнейшей «Гулатингской Правде», составленной около 1200 г. В этом документе между прочим говорится, что норвежцы северного Халогаланда ⁶ должны держать морскую стражу на востоке ⁷. Эта стража на могла быть направлена против саамов, с которыми у норвежцев были тогда мирные отношения. По-видимому, необходимость содержания вооруженной стражи на восточной границе Халогаланда была вызвана появлением новгородцев вблизи норвежских владений.

Первые сведения в, русских источниках о появлении новгородце» на Кольском полуострове относятся к 1216 г. Под этим годом Новгородская летопись среди убитых в Липицкой битве упоминает «Сьмьюна Петриловиця Тьрьского даньника» ⁸.

В период между 20-ми и 50,-ми гг. XIII в. Происходит следующее известное нам событие. В саге о Хаконе Старом говорится: «Хакон конунг... велел построить церковь на севере в Трумсе ⁹ и окрестил весь тот приход. К нему пришло много бьярмов, бежавших с востока от нашествия татар, и окрестил он их и дал им фьорд, называемый Малангр» ¹⁰.

Под «бьярмами» здесь, по всей вероятности, подразумеваются карелы ¹¹.

В 1251 г. отправляется русское посольство в Норвегию. Из текста [40] саги о Хаконе Старом ¹² мы узнаем, что, посольство явилось результатом длительных вооруженных столкновений между карелами — подданными Великого Новгорода — и чиновниками норвежского короля в северной пограничной области. Послы вступили с норвежским правительством в переговоры и в результате ряда совещаний пришли к соглашению. После этого норвежские послы отправились в Новгород и там окончательно установили условия мира. Этот мир, по словам саги, продержался недолго.

В 1265 г. в русских официальных документах впервые упоминается новгородская волость Тре (обычно под этим термином в литературе подразумевается область Терского берега Кольского полуострова). Как известно, новгородские князья перед своим вокняжением должны были обычно заключать с Новгородом соглашение, оформлявшееся в специальном акте — договорной грамоте. Древнейшая из сохранившихся до нашего времени — договорная грамота Ярослав-а Ярославича тверского, написанная в начале 1265 г., — уже содержит следующую формулу: «А се, Княже, волости Новгородские: Волок со всеми волостьми..., Вологда, Заволоцье, Тръ, Перемь, Печера, Югра» ¹³. Эта формула вместе с названием «Тръ» ¹⁴ вошла и во все более поздние договорные грамоты.

С 1271 г. мы можем привлечь еще один источник — Исландские анналы. Исландские анналы под 1271, 1279, 1302, 1303, 1316 и 1323 гг. сообщают о нападениях русских и карел на северную Норвегию и на норвежских чиновников в Финмаркене ¹⁵. Главную роль в этих набегах играют, карелы (русские упоминаются лишь дважды). Из сообщений Исландских анналов явствует, что о последней трети XIII и первой четверти XIV вв. (с перерывом в 80-х и 90-х гг. XIII в.) фактически происходит непрерывная война между Новгородом и его карельскими вассалами, с одной стороны, и норвежцами — с другой, причем первые нападают, вторые обороняются. Объектом войны является Финмаркен. В результате русско-карельской экспансии норвежцы много лет не могли там собирать дань, ибо сборщиков русские убивали или захватывали в плен. К этой картине Новгородская IV летопись добавляет еще один штрих: под; 1320 г. в ней сообщается о походе новгородских ушкуйников против норвежцев ¹⁶. Из перечисленных набегов особенно крупный размах имел поход 1323 г. Русские, напав на норвежскую пограничную (на севере) провинцию Халогаланд, взяли и сожгли Бьаркэй, поместье правителя Норвегии Эрлинга сына Видкуна.

В булле папы Иоанна XXII от 10 февраля 1323 г. говорится о постоянных нападениях язычников саамов на норвежские земли и о страшных опустошениях, причиняемых набегами этих «врагов креста» ¹⁷. Епископ Аудфин в письме архиепископу трондьемскому (1324 г.?) говорит о войне «против божьих врагов — финнов ¹⁸, руссов и карел» ¹⁹ и о том, что для нужд этой войны норвежское правительство обложило» церковь дополнительными поборами. [41]

Эти два свидетельства показывают, что в этот период какая-то часть саамов присоединилась к русским и карелам в их борьбе против норвежцев.

В ответ на русско-карельское наступление норвежское правительство начало подготовку «крестового похода». Папа Иоанн XXII, к которому Эрлинг сын Видкуна обратился за помощью, буллой от 13 августа 1326 г. ²⁰ разрешил Эрлингу употребить для подготовки «крестового похода» половину десятины, собранной за шесть лет с Норвегии для папского престола. Папская булла пришла слишком поздно, ибо дальше приготовлений к «крестовому походу» норвежский правитель не пошел. 3 июня 1326 г. норвежский посол Хакон заключил с Великим Новгородом мир, которым и закончилась русско-норвежская война.

Таков общий ход событий, рисуемый источниками. Теперь перейдем, к рассмотрению самых источников.

II

В 1677 г. шведский ученый Спарвенфельд в глухой деревне близ маленького городка Шеен в библиотеке местного пастора нашел старинную пергаменную рукопись ²¹, содержавшую общенорвежский свод законов короля Магнуса Лагабетира (1274). В § 1 раздела XI свода законов тогда же или позднее была обнаружена целая страница постороннего рунического текста (со следующей страницы текст свода законов продолжался без пропуска) ²². Рунический текст состоял из двух самостоятельных частей. Первая часть, не имевшая ни даты ни собственных имен, содержала описание границ между Норвегией и Русью. Вторую часть составлял договор о границах, заключенный Данией и Швецией в правление датского короля Свена I (992-1014 г.) ²³.

В 1715 г. другой список описания русско-норвежских границ оказался в руках известного собирателя и исследователя древних Скандинавских рукописей Арне Магнуссона. На основе тогдашних представлений о палеографии он определил, что рукопись написана более 300 лет назад ²⁴. Основываясь на мнении Арне Магнуссона, знаменитый А. Шлецер отнес описание русско-норвежской границы (его мы условно будем называть «Разграничительной грамотой» ²⁵) к началу XV в. ²⁶ Г. Шепинг пошел еще дальше и связал содержание «Разграничительной грамоты» с указанием источников на существование какого-то мирного договора между Русью и Норвегией, заключенного в самом конце XIV [42] или начале XV в. По мнению Г. Шенинга, «Разграничительная грамота» является частью этого договора ²⁷. Такого же мнения вслед за Шенингом придерживался в XIX в. известный финнолог и историк русского севера И. Шегрен ²⁸.

В начале XIX в. с содержанием «Разграничительной грамоты» был хорошо знакам крупнейший историк Финляндии и русского Севера А. Лерберг. На карте, приложенной к его известной работе «О географическом положении Югорския земли», новгородские владения простираются до Люнгенфьорда; в статье «О жилищах Еми» Лерберг говорит о сборе дани новгородцами со всего берега Ледовитого океана до Малангера ²⁹.

В 1742 г. рунический список был опубликован шведским филологом и археологом Бьернером ³⁰, и с тех пор «Разграничительная грамота» вошла в более широкий научный оборот.

В 80-х гг. XVIII в., когда Екатерина II задумала писать историю России, для нее в Стокгольмском архиве были сделаны копии наиболее важных документов, касающихся внешних сношений Русского государства: Среди этих документов была и «Разграничительная грамота» ³¹. Но замысел Екатерины остался не осуществленным. Копия грамоты несколько десятилетий пролежала в бумагах императрицы, где в начале XIX в. была найдена Н. Карамзиным.

Н. Карамзин, имевший возможность судить о грамоте лишь по ее рукописной копии, предложил новую датировку документа. Он решил, что обе части рунической рукописи написаны в одно и то же время, и, следовательно, описание русско-норвежских границ, так же как и датско-шведский договор, относится ко времени датского короля Свена I — к концу Х или началу XI в. ³² В истории древней Руси это соответствовало времени Владимира Святославича. Описание «Разграничительной грамоты» и ее датировка, затерянные в примечаниях к основному тексту «Истории» Карамзина, остались незамеченными русскими историками. Спустя 20 лет «Разграничительную грамоту» заново открыл для русской науки акад. П. Г. Бутков.

П. Бутков, специально занимавшийся памятниками русско-скандинавских отношений, в 1837 г. впервые опубликовал на русском языке все три договора, заключенные в разное время древней Русью со скандинавскими государствами ³³. Среди этих договоров была грамота о русско-норвежских границах, названная им «Рунной грамотой» ³⁴. П. Бутков решительно выступил против датировки Г. Шенинга и И. Шегрена и целиком поддержал Н. Карамзина (не ссылаясь, впрочем, [43] на него). В доказательство древности «Рунной грамоты» П. Г. Бутков выставил следующие аргументы: 1) русско-норвежские пограничные столкновения начались не в XV в., а еще в XIII в., во времена Александра Невского ³⁵; 2) рунические письмена, по мнению тогдашних (XVIII и начало XIX вв.) скандинавских ученых, в X-XI вв. сменились латинским алфавитом; 3) договор Новгорода с Норвегией 1326 г. говорит о существовании древних рубежей ³⁶ между обоими государствами. По этим причинам П. Бутков считает грамоту частью русско-норвежского договора, который он относит или ко времени Харальда Харфагра (конец IX и начало X вв.) или же ко времени Владимира и Ярослава киевских, которые, как известно, имели личные и родственные связи с современными им норвежскими конунгами. Последняя датировка и самому П. Буткову и его последователям казалась более вероятной. Увлекшийся ученый не обратил внимания на тот простой факт, что, по данным всех русских и норвежских источников, владения обоих государств ни в IX ни в, XI вв. еще не могли соприкасаться, ибо русская колонизация в XI в. только еще подходила к Белому морю и между Русью и Норвегией лежали тысячи километров никому не подвластной территории ³⁷.

На статье П. Буткова изучение русско-норвежских договоров в русской науке, в сущности говоря, остановилось. За последующие 100 лет только в малоизвестной работе А. Каарана ³⁸ было высказано по данному вопросу несколько новых мыслей, заимствованных большей частью из произведений норвежских историков. Между тем в скандинавских странах изучение этих документов продолжалось. К середине XIX в. была разработана научная палеография скандинавских рукописей и появилась возможность точно датировать все списки Разграничительной грамоты.

Всего дошло до нас три списка:

1. Список, находящийся в собрании Арне Магнуссона в Копенгагене (AM 114а, 4°). Этот список входил в состав пергаменного кодекса норвежских законов, принадлежавшего некогда Эрлингу сыну Видкуна ³⁹.

2. Список, входящий в состав «Codex Tunsbergensis»; хранится в Королевской библиотеке в Копенгагене (№ 1642).

3. Рунический список, входящий в состав кодекса законов Магнуса Лагабетира; хранится в Королевской библиотеке в Стокгольме (С 14,4°) ⁴⁰.

По палеографическим признакам древнейшим оказался первый из перечисленных списков; он датируется временем между 1320 и 1330 гг. ⁴¹ Список «Codex Tunsbergensis» П. Мунк датировал временем между 1589 и 1600 гг. Рунический список грамоты по ряду особенностей его [44] написания П. Мунк отнес к XVII в. ⁴² Датировка П. Мунка получила общее признание и сохранилась до сих пор.

На основании своей датировки древнейшего списка «Разграничительной грамоты» П. Мунк предложил новую датировку самого текста. По его мнению, «Разграничительная грамота» явилась дополнением к русско-норвежскому договору 1326 г. ⁴³, где, много говорится о «старых границах», но описание самых границ отсутствует. Предположение П. Мунка показалось всем позднейшим исследователям настолько удачным, что с тех пор никто больше не пытался пересмотреть эту датировку — вопрос казался решенным. Более поздние исследователи занимались уже не датировкой, а содержанием документа, о чем мы будет говорить ниже.

Русско-норвежский договор 1326 г. имеет более скромную историю ⁴⁴. Подлинник его также не сохранился, но до XVIII в. сохранились две копии — одна в Стокгольме, другая в Копенгагене ⁴⁵. Кроме того в Копенгагенском архиве хранится немецкий перевод договора с позднейшей копии, относящейся ко второй половине XVI в. ⁴⁶.

Поскольку договор сохранился целиком и имеет в своем текста точную дату, его содержание и назначение не вызывало почти никаких споров. Содержание документа казалось настолько ясным и малоинтересным, что никто не хотел заниматься его анализом. Между тем несколько общих фраз, брошенных по поводу договора в работах скандинавских и русских ученых, выдают неправильное понимание их авторами и содержания договора и его исторического значения. К анализу договора 1326 г. мы сейчас и переходим.

III

Русский перевод текста договора 1326 г. ⁴⁷, выполненный П. Бутковым свыше ста лет назад, в наше время во многом уже устарел. Поэтому мы предпосылаем исследованию договора наш новый перевод, текста, в основу которого мы положили перевод акад. Буткова (в тех его частях, где этот перевод удовлетворяет современным требованиям).

Для удобства пользования мы разбили текст договора на отдельные статьи. Наша разбивка не является искусственной: в самом тексте договора можно проследить членение на отдельные статьи. Каждый раз, когда составители договора переходят к изложению следующего вопроса, они ставят в начале фразы слово «Item» («Также»), Само по себе это слово ничего не выражает и во всех случаях могла быть заменено равнозначными словами. Но поскольку каждый раз употребляется именно это слово, значит составители текста хотели обратить на него внимание, показать, что здесь начинается новая статья.

Каждая намеченная составителями статья договора содержит двустороннее обязательство по одному определенному вопросу. Исключением являются лишь третья и четвертая фразы договора, разделенные словом «item», но по смыслу составляющие одну статью ⁴⁸. [45]

В примечаниях мы указываем разночтения, которые дает старый немецкий перевод договора (сохраняя при этом его орфографию). Поскольку этот перевод современен (или почта современен) договору, оттенки, которые мы в нем находим, помогают правильно понять основной текст.

ДОГОВОР НОВГОРОДА С НОРВЕГИЕЙ 1326 ГОДА

«Посол прославленного государя Магнуса, короля Норвегии, Швеции и Готов, по имени Хакон ⁴⁹, установил мир со стороны всего королевства Норвегии с епископом Новгородским, по имени Моисеем, и с посадником Варфоломеем ⁵⁰, и с тысяцким Астафием, и со всеми Новгородцами вместе и в отдельности, как бывало прежде между предшественниками нашими.

1. Где простираются земли и воды короля Норвегии ⁵¹, там Норвежцы имеют право ездить, обитать ⁵² и признавать за свои земли и воды, соответственно старому осмотру, границе или размежеванию.

2. Также, если Норвежцы перешли в эти годы старые границы или размежевания земель, они должны отказаться [от захваченного] и возвратить Русским их землю по крестному целованию.

3. Также Новгородцы не должны переходить старой границы и размежевания земель, по крестному целованию; если же они перешли, [то] также должны возвратить Норвежцам их землю.

4. Также, когда послы из Новгорода прибудут к королю Норвегии, они должны разделить земли соответственно старым границам и размежеваниям земель, по крестному целованию, так, чтобы каждый владел своей землей ⁵³. Но это размежевание земли передаем ⁵⁴ богу и королю Норвегии, чтобы он его провел по своей совести.

5. Также за вред, который Норвежцы причинили Новгородцам на земле или на воде убийствами или другими обидами, Новгородцы не должны мстить или держать в памяти. И если Новгородцы причинили какой-нибудь вред Норвежцам, равным образом и Норвежцы не должны припоминать [им].

6. Также, если Норвежцы перейдут границы и размежевания земель с намерением сделать зло и, наоборот, если Новгородцы, перейдут через размежевания земель со своей земли в Норвежскую для совершения зла, таковые, как желающие совершить зло, должны быть схватываемы и обуздываемы, следуя крестному целованию, чтобы не нарушать мира.

7. Также гости из Норвегии должны без всякого препятствия ездить в Новгород и Заволочье ⁵⁵, и, с другой стороны, гости из Новгорода и Заволочья должны без всякого препятствия ездить и Норвегию.

8. Также этот мир заключен и утвержден на 10 лет. И на этом [46] мире целовали крест упомянутые выше ⁵⁶ посадник и тысяцкий со стороны всех Новгородцев. Также упомянутый выше посол Хакон целовал крест в этом мире со стороны короля Норвегии и всего королевства Норвегии. При заключении этого мира переводчиком был Вернекин ⁵⁷.

9. И какой мир Новгородцы с Норвежцами заключили, в этом же мире находятся и жители Заволочья ⁵⁸.

10. Также, если кто-либо нарушит это крестное целование, пусть покарает и судит его бог.

К этому договору, чтобы он был прочен в предстоящие годы, привешены печати упомянутых выше лиц, а именно епископа, посадника и тысяцкого.

Дано и совершено в Новгороде в лето господне МСССХХVI 3-го июня» ⁵⁹.

Попытаемся прежде всего выяснить общий смысл договора. Какая из сторон в результате договора получает преимущества, какая из сторон одержала победу? На первый взгляд кажется, что ответить на этот вопрос нетрудно. Старые исследователи давно обратили внимание на вторую часть четвертой статьи договора, где проведение границ поручается королю Норвегии. Поскольку проведение новых границ после войны является обычно основным пунктом каждого мирного договора и поскольку в данном случае проведение границ передавалось на волю короля Норвегии, делался вывод, что договор 1326 г. отражает победу Норвежского государства ⁶⁰.

Подобная трактовка договора 1326 г. нам кажется ошибочной. При внимательном, рассмотрении текста договора оказывается, что ни одна из договаривающихся сторон не получает сколько-нибудь существенного преимущества перед другой. Все основные статьи договора (кроме первой, о которой речь будет итти дальше) содержат равные условия для каждой из сторон: вторая-третья статья ⁶¹ обязывает и норвежцев и новгородцев вернуть захваченные друг у друга земли; пятая статья запрещает обеим сторонам мстить за старые обиды; шестая статья предписывает новгородцам и норвежцам бороться со всеми нарушителями мира на русско-норвежской границе; седьмая статья устанавливает право беспрепятственной торговли новгородских купцов в Норвегии и норвежских купцов в новгородских землях. И даже четвертая статья, если ее проанализировать, не изменит нашей трактовки договора.

Исследователи, изучавшие сплошной, не разбитый на статьи, текст договора, останавливались обычно на второй половине четвертой статьи и совершенно упускали из виду ее первую половину. Между тем четвертая статья (как и всякая другая) может быть правильно понята только в совокупности обеих ее частей. Вся эта статья в целом [47] содержит условия будущих работ по установлению русско-норвежской границы, нарушенной во время войны. В первой части статьи говорится, что «когда послы из Новгорода прибудут к королю Норвегии, они должны разделить земли соответственно старым границам и размежеваниям земель...» (разрядка наша. — И. Ш.). В этой фразе совершенно ясно указано, что новгородские послы будут участвовать в работах по установлению границ. Если исходить из буквального смысла слов, выделенных нами в тексте фразы, то активная роль, новгородцев в этих работах несомненна.

Вторая часть четвертой статьи гласит: «Но это размежевание земли передаем богу и королю Норвегии ⁶², чтобы он его провел по своей совести». Эта фраза отнюдь не значит, что установление границ передается на полную волю норвежского короля. Из сопоставления первой и второй частей статьи становится очевидным, что работы по установлению границ должны проводиться под главенством представителей Норвегии, но при активном участии обеих сторон.

Некоторые преимущества, предоставленные Норвегии в четвертой статье, не изменяют общей оценки договора, не позволяют говорить о победителях и побежденных. Старые исследователи, занимаясь договором 1326 г., брали из него обычно лишь разобранную нами выше вторую фразу четвертой статьи, не рассматривая всего текста договора в целом. Между тем, при изучении всего текста договора становится ясно, что четвертая статья играет второстепенную роль и не влияет на общий политический смысл договора. Договаривающиеся стороны совсем не собирались производить передел пограничных областей, проводить новые пограничные линии. Сквозь весь договор проводится мысль о восстановлении старых границ. В первой статье норвежцам разрешается жить и ездить в пределах их старых границ; во второй-третьей статьях договаривающиеся стороны обязуются отказаться от всех захваченных ими районов, находящихся за пределами старых границ; четвертая статья специально посвящена организации работ по восстановлению старой пограничной линии. Иными словами, основным политическим содержанием договора 1326 г. является, восстановление старых, существовавших многие десятилетия пограничных отношений, восстановление «status quo ante bellum».

После всего сказанного мы можем полностью поднять значение четвертой статьи договора. Поскольку договаривающиеся стороны не собираются заново делить страну саамов, а хотят лишь восстановить старую границу, результат разграничительных работ не будет зависеть, от того, кто будет ими руководить. Будут ли возглавлять разграничительную комиссию ⁶³ норвежские или новгородские послы, результат их работ в обоих случаях будет один и тот же — граница, восстановленная на старом месте. Норвежцам было предоставлено главенство в разграничительной комиссии скорее всего по той простой причине, что [48] они были лучше знакомы с положением дел в стране саамов. В Новгороде, отделенном от саамских тундр тысячами верст речного и морского пути, лишь очень немногие могли разбираться в сложных политических отношениях страны саамов. Напротив, норвежцы, непосредственные соседи саамов, начавшие собирать дань в саамской тундре еще в IX в., должны были гораздо лучше знать политическую обстановку в пограничных районах ⁶⁴.

Чем объяснить, что мирный договор, заключенный после многолетней войны, не знает ни победителей, ни побежденных, не дает ни одной из сторон никакого перевеса? Ведь знаем же мы из буллы папы Иоанна XXII об усиленных приготовлениях норвежского правительства к «крестовому походу» против русских. Почему же норвежский правитель Эрлинг сын Видкуна отказался от этого похода и предпочел заключить мир, при котором его страна не получала никаких преимуществ по сравнению с прошлым?

Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно вкратце ознакомиться о внешней и внутренней политической обстановкой Норвегии и Новгорода.

Внутренняя обстановка в Норвегии в начале 20-х гг. XIV в. сложилась не в пользу норвежского правительства. Положение дел на Севере требовало подготовки военных действий крупного масштаба, подготовки «крестового повода», ибо иными средствами было уже невозможно остановить русско-карельский натиск. Но при подготовке «крестового похода» правящие круги Норвегии натолкнулись внутри страны на серьезные препятствия. В стране был неурожай, подати поступали нерегулярно, государственная казна была почта пуста. Норвежское правительство попыталось найти выход из положения, обложив дополнительными поборами самого богатого хозяина в стране — католическую церковь. Но неурожай отразился и на церковных доходах, и духовенство отказалось платить. Правитель Норвегии Эрлинг сын Видкуна прибег к последнему средству — он обратился с просьбой о финансовой помощи к папскому престолу; Но на поездку норвежских послов в далекий Авиньон ⁶⁵ и на обратную дорогу должно было уйти много времени ⁶⁶, и Эрлинг не стал дожидаться ответа.

В свете приведенных фактов становится очевидным, что внутренняя обстановка в Норвегии во многом (или даже полностью) препятствовала организации большой войны против русских.

Внешние обстоятельства также не благоприятствовали «крестовому походу» норвежских рыцарей. Широкие замыслы норвежских правящих округов оказались практически невыполнимыми. Норвежцы не могли нанести сколько-нибудь реального ущерба Новгородскому государству. Коренные новгородские земли, отделенные от Норвегии морями и девственными лесами, раскинувшимися на многие сотни верст, были совершенно недоступны для норвежских войск. На Кольском полуострове были лишь отдельные случайные заимки поморов-промышленников. В Подвинье — единственной территории с оседлым русским населением, которая была в пределах досягаемости норвежцев, — имелось всего несколько русских сел и деревень. Совершать дорогостоящий [49] «крестовый поход» за полторы тысячи верст ради того, чтобы сжечь несколько поморских деревень, не имело смысла. Норвежские власти, побряцав мечами, в конце концов должны были отказаться от продолжения войны.

Третья причина поворота в норвежской политике становится ясной при внимательном чтении договора. Из текста договора вытекает, что Норвегии было выгодно заключение даже такого мира, при котором норвежская сторона не получала никаких преимуществ над русской стороной. Чтобы понять, в чем заключалась эта выгода, надо посмотреть, каково было (судя по тексту договора) положение в пограничных областях до заключения мира.

Наибольший интерес в этом отношении представляет первая статья договора — единственная статья, которая не содержит двусторонних обязательств и касается только норвежской стороны. В этой статье говорится, что норвежцы имеют право ездить и жить на своей же собственной территории. Отсюда можно сделать только один вывод: значит норвежцы пограничных областей не могли (или не всегда могли) пользоваться этим нравом, значит новгородцы не признавали за норвежскими поселенцами права жить и пользоваться их (норвежской) территорией. Этот пункт показывает, какой силы и эффективности достиг русско-карельский натиск на пограничные районы Норвегии, который известен нам до сих пор лишь по скудным сведениям Исландских анналов. Очевидно, что норвежцы в этих районах должны были жить под постоянной угрозой смерти или разорения.

Другие пункты договора дополняют эту картину. Вторая-третья статья свидетельствует о том, что в пограничных землях до заключения договора имели место захваты участков чужой территорий. Пятая статья указывает на вред, который постоянно причиняли друг другу обе стороны «на земле или на воде, убивствами иля другими обидами». Шестая статья предусматривает борьбу с весьма обычными, очевидно, в период немирных отношений нарушителями границы, преследующими цель «сделать зло». Наконец, из седьмой статьи можно сделать вывод, что в период враждебных отношений была сильно затруднена или же просто прекращалась торговля между обеими странами.

В свете приведенных фактов становится ясно, что Норвегии, действительно было выгодно заключение даже такого договора, где говорилось только об установлении мира на старой границе по принципу «status quo ante bellum». Коренные норвежские земли непосредственно примыкали к пограничным областям, тогда как коренные новгородские земли лежали за три тысячи верст от них. Поэтому самый факт установления мира, прекращения бесконечных набегов и грабежей на норвежской территории представлял огромную выгоду для Норвегии, ибо он позволял восстановить нормальную жизнь в пограничных районах. Кроме того договор позволял норвежским купцам наладить регулярную торговлю с Новгородом и Заволочьем.

Теперь попытаемся выяснить другую сторону вопроса: почему новгородское правительство отказалось от продолжения успешно развивавшихся военных действий и предпочло заключить мир, при котором Новгородское государство не получало никаких преимуществ по сравнению с прошлым?

Для решения этого вопроса нам нужно ознакомиться с политической обстановкой в Новгороде в первой четверти XIV в.

Международная обстановка на северо-востоке Европы в это время требовала от новгородского правительства активной внешней политики, политики большого масштаба. В конце XIII в. качалась новая [50] (третья по счету) волна шведской экспансии ⁶⁷. В 1293 г. шведы захватили Западную Карелию и выстроили в ее центре мощную крепость Выборг. Правда, их попытка захвата Невы в 1300 г. кончилась неудачей, но тем не менее Невское устье, важнейший для Новгорода путь связи ю Западной Европой, находилось под постоянной угрозой вражеского нападения. Обладание Невой было вопросом жизни и смерти для новгородской торговли. Поэтому важнейшей задачей новгородской внешней политики в эти годы было изгнать шведов с Карельского перешейка, снять угрозу захвата Невы. Эта задача требовала напряжения всех средств государства для организации большого наступательного похода, ибо шведы прочно укрепились в Западной Карелии, и построенный ими Выборг был одной из сильнейших крепостей Прибалтики.

Второй задачей новгородской внешней политики было достижение господствующего положения на далекой северной окраине в Финмаркене ⁶⁸. Господство в Финмаркене должно было дать Новгороду более широкие возможности добычи пушнины. Но кроме страны саамов Новгороду были подвластны все, прочие области крайнего севера Восточной Европы, которые в общей сложности давали основную массу новгородских мехов. Поэтому даже полный захват Финмаркена не мог внести решительных изменений в объем новгородской пушной торговли. Отсюда следует, что борьба за Финмаркен имела второстепенное значение, ибо она не затрагивала коренных, жизненных интересов Новгородского государства.

Итак, Новгород в первой четверти XIV в. должен был разрешить две большие внешнеполитические задачи, требовавшие напряжения всех сил государства. Но политическая обстановка на Руси в этот период помешала выполнению обеих задач.

В первые годы XIV в. началась историческая борьба между Москвой и Тверью за главенство на Руси, за создание русского национального государства. В начале второго десятилетия Новгород восстал против власти тверского князя ⁶⁹ и вступил в союз с Москвой. Второе и третье десятилетия XIV в. целиком наполнены ожесточенной борьбой Москвы и Новгорода против Твери. В эти события постоянно вмешивались татары, сильно осложняя политическую обстановку.

Борьба шла с переменным успехом и требовала напряжения всех сил борющихся сторон. Московский князь, Юрий Данилович, опираясь, на Новгород, временно одержал верх и получил ярлык на великое княжение. Чтобы закрепить союз с Новгородом, Юрий сделал попытку одним ударом разрешить основную задачу новгородской внешней политики: в 1322 г. он повел новгородскую рать на Выборг. В этот момент, воспользовавшись тем, что Юрий занят новгородскими делами, тверской князь Дмитрий Михайлович захватил великое княжение. Получив об этом известие, Юрий должен был снять осаду Выборга и вернуться на Русь, чтобы снова начать борьбу. Неудача выборгского, похода ⁷⁰ сделала очевидным, что Новгород, целиком занятый [51] внутриполитической борьбой на Руси, не в состоянии вести активную внешнюю политику на Западе. Пришлось согласиться на мир ⁷¹, при котором шведы оставались на Карельском перешейке, постоянно угрожая основному пути новгородской внешней торговли.

В следующие годы положение Новгорода еще более ухудшилось. В 1324 г. Юрий Данилович поехал в Орду, чтобы, вернуть себе великокняжеский ярлык, но был убит тверским князем Дмитрием. Смерть Юрия, главного организатора и вдохновителя союза Москвы и Новгорода, резко ослабила союзников. Этот союз на некоторое время даже распадается. Новгород, лишившийся князя ⁷² и защитника, продолжал несколько лет противиться Твери, но, в конце концов, в 1327 г. был вынужден (правда, всего лишь на несколько месяцев) признать власть тверского князя. Такова была политическая ситуация в Новгороде к моменту заключения мира с Норвегией. В это время новгородское правительство не могло и думать о каких-либо крупных предприятиях на Крайнем Севере. Вполне понятно, что когда в Новгород с мирными предложениями прибыл норвежский посол, новгородские правители охотно пошли на заключение мира.

Мирный договор 1326 г. отразил в своем содержании политическое положение обеих договаривающихся сторон. Договор был заключен потому, что ни одна из сторон не была в состоянии продолжать войну. Положение Новгорода было более тяжелым, чем положение Норвегии. Поэтому новгородское правительство не могло использовать плодов своих военных успехов и заключило мир на равных с Норвегией условиях.

Договор 1326 г., заключенный после многолетнего русско-норвежского конфликта, должен был (как и всякий мирный договор) разрешить и примирить основные противоречия между обоими государствами. По тексту договора мы можем установить суть этих противоречий, суть русско-норвежского конфликта, предшествовавшего заключению договора.

Вопросы обора дани в договоре отсутствуют: очевидно, существо спора было не в этом. Все главные статьи договора (с первой по пятую) свидетельствуют о том, что основным содержанием мирных переговоров, а следовательно, и основным содержанием русско-норвежского конфликта начала XIV в. был вопрос о территории. Хотя договор восстанавливает старые пограничные линии, но самый факт постановки вопроса о границах свидетельствует о том, что в ходе конфликта обе стороны (или по крайней мере одна из них) стремились к изменению существующих границ в свою пользу, к захвату территории противника.

На этом мы заканчиваем анализ договора 1326 г. я переходим к изучению обычно связываемой с договором 1326 г. «Разграничительной грамоты».

IV

«Разграничительная грамота» публиковалась на русском языке неоднократно, но ее перевод ⁷³, выполненный П. Бутковым не с оригинала, а с латинского перевода Бьернера, был очень далек от [52] первоначального текста. Поэтому мы предпосылаем анализу документа новый перевод с оригинала.

«Вот границы между владениями конунга ⁷⁴ Норвегии и конунга ⁷⁵ руссов по тому, что говорили старые люди и говорят теперь старые поселенцы и финны ⁷⁶. Русским брать дань по морю до Lynghestufva ⁷⁷, а на горах до Maeleaa, а идет она напрямик от моря от Lynghestufva и на восток к Kjelr. А норвежский конунг берет дань на востоке до Trianema и по берегу Gandvik до Veleaga там, где есть полукарелы или полуфинны, у которых матери были финки. Брать в тех крайних границах ⁷⁸ не более пяти серых ⁷⁹ шкурок с каждого лука или по старине, если они хотят, чтоб по старине было» ⁸⁰.

Прежде всего нам нужно все встречающиеся здесь географические названия определить на географической карте. «Lynghestufva» П. Мунк правильно отождествил с Lyngstue, высоким мысом, разделяющим заливы Люнгенфьорд и Ульфсфьорд ⁸¹. «На горах» границу дани грамота проводит по «Маеlеаа». А. Рестад в результате исследования этого вопроса пришел к выводу, что под термином «Маеlеаа» скрывается нынешняя Skibottnelven, впадающая в Люнгенфьорд ⁸².

От «Lynghestufva» и «Маеlеаа» граница, по словам грамоты, идет «на восток к Kjelr». Это название было без труда определено как Kjolen ⁸³ — горный хребет, идущий вдоль Скандинавии и. отделяющий Норвегию от Швеции (в данном случае — норвежский Финмаркен от шведского Лаппмаркена). «Veleaga» скорее всего может быть отождествлена с Vieljoki (Вельйоки) — небольшой речкой, впадающей в реку Умбу, одну из крупнейших рек Кольского полуострова, несущую свои воды в Кандалакшский залив Белого моря ⁸⁴. По мнению О. Ионсена, в старину название «Vieljoki» распространялось и на нижнее течение Умбы ⁸⁵.

Для «Trianema» П. Мунк предлагает два решения: 1) «Тетрина» — мыс на Терском берегу к юго-западу от Поноя и 2) «Чапома» (Tschapoma) — бухта в том же районе ⁸⁶. Из этих двух названий, конечно, ближе к «Trianema» первое, содержащее в себе тот же древний [53] корень «тер». Ионсен предлагает искать Trianema среди более важных географических пунктов побережья. По его мнению, «Trianema» скорее всего можно отождествить с мысом Орловым или мысом Корабельным — крайними западными точками Кольского полуострова, расположенными вблизи устья Поноя ⁸⁷.

В общем анализ географических названий дает весьма показательную картину политических отношений в стране саамов. В результате этого анализа мы видим, что Новгородское государство по грамоте имеет право сбора дани до Ивгей-реки и Люнгенфьорда, т. е. почти до западной границы страны саамов, почти до пределов собственно норвежской территории. Одновременно Норвегия имеет право сбора дани почти на всей территории Кольского полуострова (кроме, вероятно, восточной части Терского берега). Иными словами, и Новгород и Норвегия собирают дань со всей территории страны саамов (кроме небольших районов на крайнем западе и на крайнем востоке) ⁸⁸. Таким образом страна саамов в первой четверти XIV в. представляла собой общий округ по обору дани.

Древнейший список «Разграничительной грамоты», относящийся к 20-м гг. XIV в., с полным основанием связывается большинством исследователей с договором 1326 г. ⁸⁹. Из правильно установленного факта скандинавские исследователи сделали, однако, слишком далеко идущий вывод: они решили, что не только список, но и самый текст документа относится к 20нм гг. XIV в. С этим мнением мы согласиться не можем.

При внимательном чтении договора 1326 г. и «Разграничительной грамоты» бросается в глаза, что эти документы совершенно по-разному, освещают политические отношения в пограничных землях. Русско-норвежский договор 1326 г., судя по его тексту, не является первым соглашением между обеими странами. Во вводной статье договора говорится о давно установившихся нормальных отношениях между двумя государствами ⁹⁰. Слова «... установил мир... как бывало прежде» (разрядка наша. — И. Ш.) свидетельствуют о том, что заключение мирного договора между обоими государствами происходило не первый раз. Ссылка на «предшественников» современных правителей договаривающихся сторон, данная во множественном числе, указывает, по-видимому, что нормальные (точнее, нормализованные, регламентированные какими-то соглашениями) отношения между обоими государствами существуют в течение такого отрезка времени, за который и в Норвегии и в Новгороде успело смениться несколько королей [54] и князей. Основной текст договора, где не однократно упоминаются «старые границы», также свидетельствует о давно установившейся политической обстановке в пограничных землях. Весь договор в целом (как мы уже говорили) ставит своей задачей восстановление старых, освященных многими десятилетиями пограничных отношений между владениями Норвегии и Новгорода.

«Разграничительная грамота» отражает иной, более ранний этап русско-норвежских отношений. Из всего текста грамоты явствует, что в ней отношения в пограничных землях регламентируются впервые. Основанием для установления границ являются не какие-нибудь предшествующие соглашения, не предшествующие отношения между двумя государствами, а слова «старых людей», «старых поселенцев» и саамов ⁹¹. Очевидно, что никаких соглашений и вообще никаких отношений между Норвежским и Новгородским государствами до тех пор не существовало ⁹². Русские и норвежские данщики и стране саамов руководствовались при оборе дани лишь установившимся обычаем. В «Разграничительной грамоте» фиксируются нормы обычного права, установившиеся в пограничных землях в течение одного-двух поколений.

В договоре 1326 г., как мы уже отмечали, дается четкое понятие государственной границы, разделяющей территории обеих держав ⁹³. В тексте «Разграничительной грамоты» понятия государственной границы еще не существует. Здесь говорится лишь о границах сбора дани. В договоре 1326 г. и в ходе конфликта, предшествовавшего договору, основным предметом опора был вопрос о территории. В «Разграничительной грамоте» этот вопрос не ставится вовсе. Основным является вопрос о дани; грамота устанавливает, на какой территории, с кого и в каком размере оба правительства могут взимать дань.

Итак, текст «Разграничительной грамоты» написан задолго до 1326 г. и отражает начальный этап русско-норвежских отношений — является, по-видимому, их первой регламентацией.

Прежде чем подойти к наиболее сложному и важному вопросу — о датировке, необходимо установить, к какому роду юридических документов относится грамота: есть ли это простое описание границы или международный договор?

В рассматриваемом документе отсутствуют основные признаки международного договора: вводная статья с перечислением договаривающихся сторон и заключительная статья. Казалось бы, отсюда вытекает, что перед нами просто описание границы. Так и трактовали обычно этот документ старые исследователи. При более тщательном [55] изучении текста становится ясно, что и эта характеристика документа, не отвечает его содержанию.

Прежде всего есть основания полагать, что текст документа дошел до нас не полностью. В одном из списков грамоты (правда, в списке наименее исправном, руническом), в отличие от двух других списков, в конце текста имеются еще три слова: «seledar et cetera» ⁹⁴. Первое из этих слов не может быть объяснено; такого слова ни в норвежском, ни в родственных языках нет. По-видимому, переписчик рунического текста, и в других местах неоднократно путавший отдельные буквы, здесь также неправильно прочел текст оригинала. Гораздо важнее для нас последние слова «et cetera». Из этих слов мы можем предположить, что в каком-то из списков грамоты (в одном из протографов рунического списка) текст продолжался дальше.

Кроме того «Разграничительная грамота» содержит-в себе не только фиксацию существующих отношений, но и нечто большее. Последняя фраза грамоты — «Брать в тех крайних границах не более пяти серых шкурок с каждого лука или по старине, если они хотят, чтобы по старине было» — устанавливает (по-видимому, впервые) определенный размер дани, допуская наряду с этим и сбор дани по старым, установленным обычаем нормам. В составе описания границ такой пункт невозможен. Размер дани на территории общего округа может устанавливаться только международным соглашением; в противном случае данщики другой стороны будут по-прежнему собирать дань произвольного размера, не считаясь с установленными нормами.

Право норвежцев на сбор дани с полукарел или полуфиннов, «у которых матери были финки», тоже, по всей вероятности, не было обычаем пограничных областей. Этот сложный пункт, как мы постараемся дальше доказать, скорее всего, может быть объяснен как компромиссное разрешение русско-норвежского спора из-за права собирать дань с карел; поэтому данный пункт тоже говорит за то, что перед нами не описание границы, а фиксация какого-то международного соглашения.

Наконец, трудно предполагать, чтобы самое описание границ общего округа могло производиться одной стороной. Ведь в этом случае для другой стороны оно не было бы обязательно. Надо учесть также, что в грамоте мы имеем первую фиксацию даннических границ. Очевидно, что такая фиксация могла быть проведена только в результате соглашения между двумя государствами.

Все эти соображения подводят нас к следующей мысли: ««Разграничительная грамота» является фиксацией русско-норвежского соглашения, т. е. русско-норвежским договором. Правда, мы не можем назвать ее договором в полном смысле этого слова, ибо она дошла до нас не полностью. Поэтому оговариваемся: текст «Разграничительной грамоты» является частью текста первого русско-норвежского договора.

Как мы уже говорили, «Разграничительная грамота» отражает иной, более ранний этап русско-норвежских отношений, чем договор 1326 г. Мы говорили также, что в этом документе, по-видимому, впервые регламентируются отношения между обоими государствами. Теперь нам надо попытаться определить дату этого документа — дату первого русско-норвежского договора.

В истории русско-норвежских отношений до 1326 г. имеются события, которые можно поставить в прямую связь с содержанием [56] «Разграничительной грамоты». Это упоминавшиеся уже нами события 1251 г.

Чтобы правильно разобраться в них, мы приведем полностью рассказ о посольстве 1251 г. из саги о Хаконе Старом ⁹⁵.

«В ту зиму, когда Хакон конунг сидел в Трандхейме, прибыли с востока из Гардарики ⁹⁶ послы Александра, конунга Хольмгарда ⁹⁷. Звался Микьял и был рыцарь тот, кто стоял во главе их. Жаловались они на то, что делали между собой чиновники ⁹⁸ Хакона конунга и его сына ⁹⁹ на севере в Марке ¹⁰⁰ и восточные Кирьялы ¹⁰¹, те, что платили дань конунгу Хольмгардов, потому что между ними постоянно было немирье, грабежи и убийства. Были там совещания, и было решено, как этому положить конец. Им было также поручено повидать госпожу Кристин, дочь Хакона конунга, потому что конунг Хольмгарда велел им узнать у Хакона конунга, не отдаст ли он госпожу ту замуж за сына Александра конунга ¹⁰². Хакон конунг решил так: послал мужей из Трандхейма весной и поехали на восток вместе с послами Александра конунга. Стояли во главе их Биглейк, сын священника, и Боргар. Поехали они в Бьоргюн, ¹⁰³ а оттуда восточным путем; прибыли они летом в Хольмгард, и конунг принял их хорошо, и установили они тогда мир между собой и своими данническим» землями так, чтобы не нападали друг на друга ни (Кирьялы, ни Финны; и продержалось это соглашение недолго» ¹⁰⁴.

В этом тексте рассказывается, что в 1251 г. сначала в Трандхейме, а затем в Новгороде происходили переговоры, ставившие своей целью упорядочить положение в той стране, где встретились интересы Новгородского и Норвежского государств, — в (Финмаркене. В результате [57] переговоров обе стороны пришли к соглашению: «было решено, как этому положить конец». Соглашение затрагивало несколько спорных вопросов. Из текста саги мы видим, что это соглашение касалось: 1) отношений карел с норвежскими чиновниками в Финмаркете; 2) отношений карел с саамами. Далее из текста саги явствует, что мы имеем здесь дело не просто с пограничным соглашением, касающимся узких местных вопросов: слова «установили они тогда мир между собой и своими данническими землями...» (разрядка наша. — И.Ш.) доказывают, что здесь имело место мирное соглашение между двумя государствами.

Трудно предположить, чтобы соглашение между двумя государствами, явившееся результатом длительных переговоров и разрешавшее целый ряд спорных вопросов, могло быть устным. Оно скорее всего должно было быть зафиксировано в определенном документе — мирном договоре ¹⁰⁵. После приведенных соображений нам кажется очевидным, что в 1251 г. между Новгородом и Норвегией был заключен мирный договор ¹⁰⁶.

Итак, мы имеем, по-видимому, текст русско-норвежского договора, относящегося к XIII в., и знаем, что в середине этого столетия, в 1251 г., был заключен какой-то не дошедший до нас русско-норвежский договор.

Вполне естественно предположить, что, может быть, «Разграничительная грамота» и является договором 1251 г. Внимательное изучение текстов саги и «Разграничительной грамоты» дает некоторые основания для этой гипотезы.

Рассмотрим, что говорит сага о сущности конфликта, предшествовавшего мирным переговорам 1251 г. По словам саги, послы Александра Невского жаловались «на то, что делали между собой чиновники Хакона конунга и его сына на севере в Марке и восточные Кирьялы, Те, что платили дань конунгу Хольмгардов: потому что между ними, постоянно было немирье, грабежи и убийства».

О содержании мирного договора говорится: «и установили они тогда мир... так, чтобы не нападали друг да друга ни Кирьялы, ни Финны». Отсюда следует, что до заключения мира карелы вступали в столкновения также и с саамами.

В приведенных текстах прежде всего бросается в глаза внешняя форма конфликта карел с норвежскими чиновниками — «грабежи и убийства». Функции норвежских чиновников в Финмаркене были очень просты. Поскольку в Финмаркене (за исключением его западной окраины и побережья) тогда еще почти не было норвежских поселков, и основную массу населения составляли кочевники-саамы, норвежские чиновники в этой стране имели только одну задачу — сбор дани. Столкновения карел о норвежскими сборщиками дани прежде всего должны были принять форму грабежей. Норвежские чиновники, ездившие по саамской тундре, возили, конечно, с собой очень мало личного имущества, но они возили собранную с саамов дань — меха. Очевидно, что «грабежи» заключались в попытках карел вооруженным путем отнять у норвежских чиновников собранную ими дань.

Чем могли вызываться столкновения карел с саамами? Карелы, начавшие большими группами проникать на территорию общего округа, [58] стали, вероятно, требовать от саамов дань (русскую половину-двойной дани) ¹⁰⁷. Саамы, привыкшие платить русским сборщикам, не хотели отдавать дань карелам; по этому поводу, скорее всего, и начались столкновения.

Текст саги о Хаконе Старом позволяет вам еще глубже проникнуть в содержание конфликта 40-х гг. XIII в. Из ее текста мы знаем, что в 1251 г. жалоба исходила от новгородского правительства. Очевидно, Новгород протестовал против действий противной стороны. Выражение «Жаловались они (послы. — И. Ш.) на то, что делали между собой чиновники Хакона... и восточные Кирьялы», разумеется, нельзя понимать буквально. Конечно Новгород не стал бы жаловаться норвежскому королю на действия своих собственных вассалов (карел). Очевидно, что новгородское правительство жаловалось именно на норвежских чиновников, на их действия в Финмаркете. Поскольку чиновники норвежского короля, занимающиеся сборам дани в Финмаркене, вступили в конфликт с карелами и поскольку их действия вызвали протест сюзерена карел — новгородского правительства, очевидно, что эти чиновники пытались, не ограничиваясь саамами, собирать дань также и с карел. Вооруженное сопротивление карел незаконным действиям норвежцев оставляло в значительной мере то «немирье» в Финмаркене, о котором говорит сага.

Теперь попытаемся сравнить конфликт, предшествовавший переговорам 1251 г., с конфликтом, вызвавшим заключение первого русско-норвежского договора (содержащегося, как мы полагаем, «в Разграничительной грамоте»).

Из сделанного нами разбора текста саги становится очевидным, что основным содержанием конфликта 40-х гг. XIII в. был вопрос о дани. Именно вокруг дани развертывалась борьба и норвежских чиновников с карелами и карел с саамами.

Рассматривая текст грамоты как текст русско-норвежского договора, мы можем по ее содержанию определить сущность русско-норвежского конфликта, вызвавшего заключение мирного договора. Выше мы уже установили, что основным содержанием грамоты является вопрос о дани. Очевидно, что этот вопрос и составлял сущность первого русско-норвежского конфликта. [59]

Итак, основное содержание обоих рассматриваемых конфликтов составляет вопрос о дани.

Мы уже говорили на основании текста саги, что стремление норвежских чиновников обложить данью карел явилось одной из причин конфликта, предшествовавшего переговорам 1251 г.

Разграничительная грамота разрешает норвежцам собирать дань «там, где есть полукарелы или полуфинны ¹⁰⁸, у которых матери были финки». Этот пункт является наиболее темным местом грамоты. По его поводу высказано немало гипотез ¹⁰⁹, но только О. Ионсен дал правильное объяснение этой фразы ¹¹⁰. В данной фразе, по справедливому мнению О. Ионсена, указывается, что норвежцы могут брать дань с саамов и с полукарел, имеющих матерей-саамок. Если в тексте прямо не говорится о саамах, то лишь потому, что сбор дани, о них разумелся сам собой ¹¹¹ и не являлся никогда предметом опора. Точно так же здесь хотя и не сказано, но подразумевается, что русские могут собирать дань и с саамов, и с полукарел, и со своих непосредственных подданных — карел ¹¹².

Поскольку в текст первого русско-норвежского договора было включено только разрешение норвежцам собирать дань с полукарел, очевидно, что только в этом и заключаются изменения в существующих сборах дани, устанавливаемые указанным договорам. Смысл этого пункта заключается и в том, что норвежцам разрешается брать дань кроме саамов еще и с полукарел, т. е. норвежское правительство [60] получает дополнительные объекты обложения. Поскольку этот пункт был включен в договор, очевидно, что затронутый в нем вопрос до заключения договора был предметом спора. Очевидно, что норвежцы не были удовлетворены сбором дани с одних лишь саамов и стремились расширить объекты обложения. Разумеется, их целью не была дань с полукарел (установление этой дани договором носит явный характер компромиссного решения вопроса), которая могла затронуть лишь ничтожную часть населения «общего округа», поскольку проникновение туда карел началось недавно (не ранее начала XIII в.) и процент смешанного населения в стране саамов был еще очень невелик. Очевидно норвежцы до заключения договора стремились обложить данью кроме саамов другой более или менее значительный ¹¹³ слой населения страны — карел. Это им не удалось, и в результате переговоров получился столь странный на первый взгляд пункт о сборе дани с полукарел.

Итак, стремление норвежских чиновников распространить сбор дани с саамов также и на карел было, как нам кажется, одной из причин конфликта 40-х гг. XIII в.; это же стремление явилось одной ив причин конфликта, предшествовавшего заключению первого русско-норвежского договора.

Мы можем предложить еще некоторые соображения, сближающие «Разграничительную грамоту» с договором 1251 г. Как мы уже говорили, в тексте грамоты русско-норвежские отношения, по-видимому, регламентируются впервые. Текст саги о Хаконе Старом создает впечатление, что переговоры 1251 г. были первыми мирными переговорами, следовательно договор 1251 г. — первым соглашением между обеими странами. В тексте саги мы не находим никаких указаний на то, что до 1251 г. существовали (или могли существовать) какие-нибудь соглашения между Норвегией и Новгородом ¹¹⁴. Слова «и установили они тогда мир между собой и своими данническими землями» звучат как установление мира в первый раз.

И сага и «Разграничительная грамота» ¹¹⁵ свидетельствуют о выдающейся роли карел в политической жизни страны саамов в период, отображенный в обоих текстах. Но карельское наступление на Финмаркен приняло, по-видимому, широкие размеры лишь в 40-50-х гг. XIII в. ¹¹¹. До этого времени карел в Финмаркене было, вероятно, еще так мало, что они не могли служить объектом конфликта.

Итак, государственные интересы Норвегии и Новгорода встретились и вступили в конфликт не ранее 30-40-х гг. XIII в. Поэтому предполагать наличие каких-либо соглашений до 1251 г. едва ли возможно.

В свете приведенных соображений нам кажется наиболее вероятным, что первый русско-норвежский договор, сохранившийся в виде «Разграничительной грамоты», был заключен в 1251 г. в Новгороде в результате переговоров между правительствами Александра Невского и короля Хакона.

К подобной мысли в конце своей жизни близко подошел и П. Мунк. В «Истории норвежского народа», написанной через 6-7 лет после статей о договорах, он считает весьма вероятным, что уже во время [61] переговоров 1251 г. были установлены те условия, которые в 1326 г. зафиксированы со слов «старых людей» в «Разграничительной грамоте». Иными словам«, уже в 1251 г., это его предположению, могли быть установлены и границы дави, и право сбора дани норвежцами кроме саамов еще и с полукарел (при котором за русскими оставалось только право обора дани с карел). Поэтому П. Мунк считает возможным допустить, что текст мирного договора 1251 г. в значительной мере совпадает с текстом грамоты ¹¹⁶.

П. Мунк стоял в общем на (правильном пути, но его мысль получила неудачное оформление. Как мы уже говорили, трудно предположить, чтобы русские данщики в полярной тундре собирали дань только с карел, не трогая полукарели и саамов. Даже если подобное положение и было установлено (1251 г.), то оно не смогло бы продержаться три четверти века: русские, имевшие перевес в Финмаркене в конце XIII и начале XIV вв., все равно распространили бы дань и на саамов. Главное возражение вызывает трактовка грамоты как простой фиксации слов «старых людей». Выше мы уже установили, что в грамоте кроме фиксации обычного права вводятся и новые политические отношения в пограничных землях (дань с полукарел, размер дани). Указанные два пункта безусловно являются нововведениями: если бы дань с полукарел и максимальный размер дани были установлены за 75 лет до написания текста грамоты, то они стали бы таким же обычаем, как и обор дани с саамов, и об этом не стали бы специально упоминать. Кроме того в самом тексте новый (максимальный) размер дани противопоставляется сбору дани «по старше». Поскольку грамота вводит новые отношения в пограничных землях, очевидно, что она не является простой фиксацией обычного права, простым дополнением договора 1326 г. По-видимому, текст грамоты является частью текста какого-то другого русско-норвежского договора.

О. Рюдберг также высказал предположение, что поскольку «Разграничительная грамота» ссылается на старый порядок вещей, надо думать, что она восходит к договору 1251 г. ¹¹⁷

В общем, мнения П. Мунка и О. Рюдберга, если откинуть их неудачное оформление, лишь подкрепляют нашу гипотезу.