-

Извлечение из путешествия, сделанного в 1786 году г. Левенерном для открытия восточного берега Гренландии.

Люди, которые по нескольку лет жили в Гренландии, говорят, что они летом видели в горах узкие долины и рытвины, на коих льду не было и на коих могли кормиться олени, зайцы и куропатки; но что после суровой зимы, во время которой выпадало множество снега, наставала вдруг оттепель, после сего снова наступал мороз, от чего образовывалась льдяная кора, которую солнечные лучи, отражаемые горами растопить уже не могли. Таким образом ледники распростерлись до берегов моря и до мыса Фереввельского, самой полуденной оконечности страны сей, под 59° 40' широты (Я думаю, что в Канаде и Северной Америке не столько льду и снегу потому, что в сих странах много пространных равнин и плоских мест, на коих солнечные лучи могут действовать свободно. В сих землях есть также обильные воды, большие озера, болота и проч. Прим. Соч.). [340]

Невозможно людям взобраться на сии горы и проникнуть на некоторое расстояние в глубину страны. Только в окрестностях самых полуденных заливов, на несколько миль во внутренность находятся многие долины, где солнце и весенний воздух растопляют снег и где растут березовые кустарники; приближиться к ним можно не иначе как на лодках и в отверстия сии проникнуть можно только тогда, когда лед разломит течением. Тогда открываются озера, реки, водопады, низвергающиеся с гор и даже горячие ключи (Неизвестно в точности находятся ли в Гренландии огнедышащие горы; есть только догадки о существовании их во внутренних частях страны сей. Прим. Соч.); но скоро достигают до подошвы гор и ледников, которые противополагают преграду непреодолимую. В сих то местах наиболее встречаются остатки прежних жилищ, о коих мы говорили выше. [341] Датчане, которые в новейшее время прибыли в эту часть страны сей, пытались разводить там некоторых домашних животных, как то коров и овец; но это им не удалось, как потому, что скот трудно кормить зимою, так и потому, что почти невозможно построить хлева, которые бы совершенно защитили его от ужасного холода.

Столетие протекло с тех пор, как Пастор Егед (Egede), движимый небесным вдохновением, оставил паству свою и решился ехать проповедывать Евангелие Гренландским Эскимосцам. Он без сомнения слышал об Гренландии от китоловов и читал сочинения древних Норвежцев, которые в давнее время поселились в стране сей, но которых следы ныне потеряны. Но сей достойный священник, не смотря на все свои старания, не получил ни позволения, ни средств, совершить свое путешествие.

Дания вела в то время войну; но по заключении мира, Правительство оказало Егеду необходимое пособие; и он в 1721 году отправился к сим негостеприимным берегам с женою и внучатами. Он был первым Датским поверенным [342] в сей земле: за ним последовали другие миссионеры и основали разные заведения на западном берегу Гренландии, одном, о котором промышленики, производившие китовую ловлю в Девисовом проливе, имели довольно точные сведения; но к берегам пристали они с большим трудом по причине плавающих льдов.

Имя Егеда и ныне с уважением упоминается в наших летописях. Он трудился с рвением истинного проповедника и скончался в занятиях по своей миссии. Одного из сыновей своих воспитал он в том же духе Христианского милосердия и потом послал его в Копенгаген окончить ученье и посвятиться в духовный сан. Достойный сын возвратился в Гренландию помогать отцу и наследовал его должность. Достигнув престарелого возраста и изнурясь тяжкими трудами, он поехал в Копенгаген и получил сан Епископа, который истинно заслужил; в остальное время своей жизни, он обучал Гренландскому языку молодых духовных особ, намеревавшихся отправиться миссионерами в страну сию; он до последнего издыхания принимал деятельное участие в управлении миссиею. [343]

Не смотря на долговременное пребывание обоих Егедов, отца и сына в Гренландии; не смотря на многотрудные путешествия их вдоль западного берега, от 70° широты до полуденного мыса, лежащего близ 60°; не смотря на все старания их собрать сведения о древних обитателях Остербигда, они ничего положительного не открыли. Видели только нескольких Эскимосов, которые живут недалеко одни от других на север и на северовосток от мыса Феревелля или по восточному берегу, и по временам с большими трудностями приезжают посещать западных своих собратий — они не получили от них никаких сведений, ибо люди сии, как выше сказано, не сохранили никаких преданий о древних временах.

Я не должен умолчать о том, что около половины минувшего века, т. е. в 1750, 1751 и 1752 годах, один фактор или прикащик Датских заведений на западных и полуденных берегах Гренландии, человек весьма воздержный, привыкнувший жить с Эскимосами и одевавшийся также как они, когда ездят на западный берег, сел в тамошнюю лодку с несколькими дикими; которых он [344] привязал к себе и отправился вдоль восточного берега отыскивать древнюю страну Остербигд. Он возвратился, перенесши труды и страдания несказанные, проехав только весьма небольшое пространство и не могши, за неимением инструментов, определить пункта, до которого достигнул. Он нашел только берег пустынный и весьма мало населенный, мало пособия в рыбной ловле и охоте, чрезвычайную и беспрерывно возобновлявшуюся трудность добывать средства пропитания и беспрестанно встречал льдины, плававшие вдоль берега.

Однако ж миссионеры не отстали от мнения, что земля, которою прежде овладели Европейцы, лежит на восточном береге и против Исландии. Они сверх того были уверены, что пролив Фробишерский существует или существовал, ибо изображен на всех картах. Он находится также и на карте Г. Верден дела Кренна, который, как я уже говорил, черпал из источников, найденных им в Копенгагене. Не постигаю, каким образом сии ошибки могли вкрасться во все карты; наконец добрые миссионеры искали устья сего морского рукава в Девисовом проливе на [345] западном береге Гренландии и думали, что оно, по времени, было загорожено льдами, что не совсем невероятно. Почтенный Епископ наш Егед, занимаясь всегда Гренландиею и Остербигдскими Гренландцами, не преставал просить Правительство снова попытаться отыскать сию потерянную землю. Он полагал, что не следовало ездить туда морем по самой прямой дороге, что должно было отправляться не от мыса Феревельского и не вверх вдоль берега к северу и северо-востоку, а из Исландии искать потерянного берега почти под 65° широты или около. Шнеефильд-Иекуля (Sneefield-Ioekul), горы весьма примечательной, которую, в ясное время, весьма хорошо видно за 30 миль.

Если верить преданию, может быть дурно объясненному, то можно вдруг видеть и сию гору, называемую Белою рубашкою и другую, которую зовут Синею рубашкою и которая принадлежит к Гренландии; предание сие подтверждает мнение о близости берегов.

Наконец, постоянное рвение Епископа достигло в 1760 году того, чего так горячо желал он: решились снарядить Экспедицию, и начальство над оною [346] вверили мне. Со мною отправился Лейтенант морской службы, сын Епископа. Судно, назначавшееся для ловли китов, избрано было для сей Экспедиции, потому что оно лучше других могло сопротивляться ударам льдов. Епископ думал, что мы приедем слишком поздо и что летом к берегу можно было иногда приставать. Чтобы все споспешествовало успеху нашего предприятия, к судну присоединили куттер или яхту, которая, за год перед сим, ходила в Гренландию, и которая должна была отвезти в Исландию провизию и все нужные вещи, а потом остаться в моем распоряжении и сопровождать Экспедицию; но в случае, если бы плавание наше остановлено было льдами, я должен был снабдить ее съестными припасами и оставить зимовать в Исландии, под начальством Г. Егеда, и следующею весною он должен был выйти в море как можно ранее и отправиться отыскивать желанную землю, которую надеялись открыть (Я был совершению противного мнения. Я думал и теперь еще думаю, что если можно когда нибудь достигнуть этого берега, то не иначе, как в довольно уже позднее время, по отбытии пловучих льдов, которые идут от севера и проплывают вдоль земли сей. Я об этом буду говорить подробнее. Впрочем, я по многим причинам, был очень рад, что мог иметь это судно. Прим. Соч.). [347]

Получив таковое поручение, я должен был заняться чтением описания путешествий, деланных в сии страны. Посему я начал читать путешествие Фробишера в собрании Гаклюйта. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что сей Англиский путешественник, совершивший сряду три путешествия ко входу в Гудсоново море, в 1576, 1577 и 1578 годах, не открыл никакого пролива, который бы проходил чрез Гренландию! В первые два путешествия, густые туманы и льды помешали ему приблизиться к берегу; он видел только горы, покрытые снегом и льдом. В последнем ему удалось отправить к берегу лодку, но он не нашел никакой гавани. Между тем видел он Эскомосов и думал, что земля сия есть западная Фрисландия. В это время, по недостатку астрономических и морских наблюдении, в означении имен и положений новооткрытых земель, царствовал ужасный беспорядок. [348]

Посему я поспешил послать в Академию Наук записку, которая была помещена в ее Собрании сочинений; я доказал в оной, что Форбишерский пролив никогда в Гренландии не существовал: это сделал я для того, чтобы после не стали меня упрекать в том, что я, не открывши Остербигда не отыскал сего пролива. Если бы я знал древний Исландские язык, и мог посему читать Саги, то сказал бы: «не посылайте меня искать остатков Норвежских жилищ против Исландии» но я об этом предмете знал также мало, как и другие (Г. Секретарь Еггерс (Eggers), человек чрезвычайно сведущий, который посвятил себя изучению древних языков, рассматривал со вниманием старинные описания путешествий, которые могли бросить некоторый свет на древние заведения Норвежцев в Остербигде, изложил следствия своих изысканий в Записке, которую он издал в 1792 году. По моему мнению, он неоспоримо доказал то, что говорю я. Я привожу только его мнение с некоторыми объяснениями. Прим. Соч.).

Дабы Экспедиция стояла не так дорого и была как можно полезнее, я взял с собою груз строевого леса, чтобы отвезть его в Исландию; наконец, я потребовал предписания на счет [349] употребления средств, которые могли мне представиться для делания астрономических и морских наблюдений. В этом отношении были пункты, которые меня тем более занимали, что в минувшем году основан был архив морских карт, коего управление вверено мне. Я знал по опыту, что на всех картах острова Шетландские были дурно означены. Часть Исландского берега, именно та, к которой я намеревался ехать, была снята, но карта оного еще не была сделана. Тот, кто принял на себя составление оной, умер, не довершив труда своего; надобно было исполнить его предприятие.

В 1783 году, появился в окрестностях Исландии вулканический остров; после он исчез, но он мог оставить по себе подводный камень, коего положение следовало определить. В наставлениях, мне данных, наиболее говорено было об этом, к большому сожалению тех, которые из того заключали, что открытие Гренландии я почитал делом посторонним.

Я сообщу отрывок из моего журнала и в заключении представлю замечания мои о движении льдов в высоких арктических широтах. [350]

Мне предписано было отправиться в путь 20 Апреля 1786 года; к этому времени я был совершенно готов к отплытию, но нас задержали препятствия, непреодолимые силами человеческими. Зима 1786-1786 годов была то очень тепла, то чрезвычайно сурова. В Феврале и начале Марта сделались такие сильные морозы, что в последнем месяце можно было ездить по льду от Зееландского берега к Шведскому. В Апреле лед начал ломаться; но как погода стояла прекрасная, дождя и сильного ветра совсем не было, то весь Зунд был покрыт пловучими льдинами: они наполняли рейд и порт Капенгагенский так, что последний, походящий на глухой переулок, был ими совершенно заперт. Корабли, отходившие в Балтийское море или приходившие оттуда, плавали между льдинами, но опасности большой не было.

Наконец 2 Мая, свежий северо-западный ветер разломал лед и прочистил в нем канал. Я тотчас начал снаряжать корабль, и мое судно было первое, которое без больших препятствий прошло эту банку, если только можно так [351] назвать ее (В наших странах зимы весьма не ровны: иногда они в начале очень суровы и скоро проходят; иногда же совсем напротив. В иную зиму бывают сильные морозы и множество снега, а по временам сильные ветры, оттепели, дожди; иногда рейд Копенгагенский еще покрыт льдинами в Мае, как то случилось в 1786 году; а в иной год лед совсем не прерывает навигации, как то было зимою 1821-1822 годов. Прим. Соч.). Я намеревался пройти между островами Оркадскими и Шетландскими; 9 ч. обознан Файр-Гилль. Погода была хороша и довольно тиха; я делал сколько возможно наблюдения, и снял полуденную часть островов Шетландских и Фулоэ, намереваясь остановиться тут подолее при возвращении.

14-го увидел я Вестманнейеры, острова, лежащие у полуденного берега Исландии, 15-го обошел Рейкиянес и прошел между сим мысом западного берега и подводными камнями, называемыми Фюглеер (птичьи островка). Погода была хорошая, ветры дули переменчивые, иногда противные; почему я принужден был лавировать и снял берег, чтобы исправить карты. В ясный день, от подводных [352] камней всегда бывает видна гора Шнефильд-Иекюль, (Иекюль, по-Исландски, значит высокую гору, которой вершина всегда покрыта льдом и снегом (ледник). Прим. Соч.) которая возвышается на горизонте, как белое облако.

16-го по полудни я бросил якорь в Гольмешевне (так называется порт Рекиявика, главного на сем острове города, в котором живут Губернатор и главные чиновники). Я тотчас качал выгружать лес, бывший на моем судне, и взял другой груз, сообразный назначению оного.

С самого приезда устроил я небольшую обсерваторию на Орфарзее, островке, возле которого стоял я, и на котором был домик. Я не стану описывать здесь наблюдения, деланные мною в сем порте и в других местах Исландии, в коих я останавливался, ни те, которые делал во время плавания вдоль берегов. Они послужили к поправлению карты, которую уже давно составлял Г. Минор и дали мне возможность издать в 1788 году карты западного берега Исландии. Я подробно описал сии наблюдения, в дорожнике приложенном к сим [353] картам (Сия карта и другие, изданные Архивов, состоящим под моим управлением, отосланы были в главное Депо морских карт во Франции, с рукописным переводом записок и дорожником к ним принадлежащим. Прим. Соч.). Если бы я не был в сих странах, то никогда бы невозможно было разобрать рукописи покойного Минора. Я льщу себя надеждою, что изданные мною карты весьма точны и принесли большую пользу. Притом, это был один из главных плодов моего путешествия. Что касается до других занятий моих, как в сей обсерватории, так и в других местах, то они наиболее обращены были на уклонение и суточные изменении магнитной стрелки; эти наблюдения сообщил я Академии Наук. Посему я не стану упоминать о них в сей Записке, а буду говорить только о моей Экспедиции.

В порте Рекиявикском нашел я яхту, о которой говорил в введении: она, воспользовавшись благоприятным временем, вышла в половине Апреля из Копенгагенского порта, прежде меня пришла в Исландию и выгружалась. По окончании выгрузки, я принял судно под [354] свое начальство, и вверил его Лейтенанту Королевской морской службы, Г. Грову (Что ныне Член Королевского Совета Адмиралтейства. Прим. Соч.), а Г. Эгед перешел на мой корабль.

Я тотчас отправил Г. Грова для открытия вулканического острова, который явился и в 1783 году исчез. Офицер сей недели две крейсировал около того места, где был остров; дурная погода и туманы много ему препятствовали; он уже отчаивался найти что нибудь, как вдруг увидел скалу или камень, который был виден поверх воды, при низком стоянии моря, и казалось, был длиною в несколько кабельтов. Неправильное волнение притиралось на два или почти на три кабельта в направлении от востока к западу. Г. Гров снял на карту что было нужно, определил положение сего опасного места в отношении к Фуглеерам и к мысу Рейкиянессу (Смотри Плавание фрегата Флоры, соя. Гг. Вардень де ла Кренна, Борда и Пингрс. Прим. Соч.), и потом соединился со мною.

Во время пребывания моего в Рекиявике, я старался собрать сведения о [355] Гренландском береге, который должен был находиться почти насупротив, под теми же параллелями и спрашивал не слышно ли было, чтобы корабли, шедшие в Исландию, были совращены с пути противными ветрами и видели сей берег или встретили острова, лежащие между этою землею и Исландиею; но я совершенно ничего об этом не узнал.

1 Июня мы все почувствовали на корабле сотрясение, которое всякой объяснял по своему: одни думали, что в судне что нибудь упало, другие утверждали, что то было действие сильного порыва ветра. Скоро мы узнали, что это произошло от землетрясения, которое чувствуемо было и на земле и более не продолжалось.

20, окончив все занятия, сообразные с предметом моей Экспедиции, я занялся свежими съестными припасами, которые можно было достать в этой стране, и приготовился к отплытию; но дурная погода и противные ветры удержали меня в порте.

Наконец 27, при благоприятном ветре, на моем судне и на яхте подняли паруса. В это время прибыл из Копенгагена корабль и привез нам письма [356] и разные вещи, в которых мы имели нужду. Несколько дней было тихо и переменные ветры; мы делали наблюдения, сколько то позволяла пасмурная погода, на северном берегу Факсефиорда. Мы вышли на параллель Шнефильд-Иекюль, чтобы принять его пунктом отплытия и править как можно более к западу. У нас были два хронометра, но к несчастию, испорченные; впрочем, употребляемые с осторожностию, они иногда были нам полезны.

29 мне повиделось явление, которое было, может быть, не что иное, как оптический обман, ибо я никогда не слыхивал, чтобы кто нибудь замечал таковой феномен; между тем, офицеры наши были, также как и я, свидетелями оного. Утром, погода была тиха и ясна, море спокойно, небо безоблачно; солнце светило слабо; лучи его притуплялись легким туманом или чрезвычайно густою атмосферою, если позволено таким образом выразиться; на северо-западе у горизонта, воздух был не так тяжел, хотя не совсем прозрачен; не видно было эфирной лазури, придающей небесам вид столь великолепный. Во время такового состояния атмосферы, [357] которое я не могу означить иначе, показалось нам в этой стороне как северное сияние; оно имело движение, подобное движению остроконечных огнистых столбов, которые иногда возвышаются по ночам над горизонтом; выше, терялись они в небе: они были беловаты, бесцветны, потому что явились днем; но игра и движения их в воздухе были явственны, хотя слабы; метеор сей виден был по крайней мере с полчаса. На другой день показалось нам таковое же явление, но слабее прежнего. Предоставляю ученым решить, может ли северное сияние быть видимо в сие время года. О ночном сиянии и говорить нечего, потому что в это время года в широте, в которой мы тогда находились, темноты не бывает.

30 ч. в 6 часов по полудни, горизонт снова прочистился, и мы увидели Шнефильд-Иекюль, в расстоянии от нас на 27 миль к востоку. Впереди, горизонт покрывался по временам пасмурностию и густыми облаками. Однако ж в светлых местах нам весьма ясно казалась в большом отдалении земля, усеянная горами, которых вершины [358] были покрыты льдом и снегом (То были белые облака. Прим. Соч.). Воображение наше заиграло, и мы, в эту минуту, не сомневались в истине древнего предания, которое говорит, что при благоприятной погоде, можно видеть обе земли в одно время. Мы были в полной надежде. Я плыл к западу, сколько позволял то переменный югозападный ветер.

1-го Июля мы правили к западу 1/4 N; окружены были пасмурностию, которая препятствовала нам видеть далеко; в 5 часов пополудни, в минуту, когда воздух прочистился, показалось нам, что видим пред собою землю. Ветер вдруг перешел к востоку; пасмурность сделалась так густа, что мы не могли видеть на длину корабля; я начал лавировать, надеясь что благоприятный ветер позволит нам наконец увидеть сию, столь желанную землю. В 10 часов вечера, мы снова были обмануты просветом (un eclairci), и опять показался нам берег; я тотчас обратился к этой стороне, но густая пасмурность заставила нас поплыть в открытое море. В полночь, новый просвет и новый [359] обман. Мы были тогда под 65° 13' 30'' северной широты и 31° 16' западной долготы от Парижа. Со всех сторон плавали около нас льдины, между которыми надлежало лавировать.

2 числа в два часа утра, мы снова вообразили, что видим в просвете землю; но солнце поднялось на горизонте, пасмурность рассеялась, и мы, к величайшему огорчению нашему, увидели только огромные массы льда. Что-то выдавшееся показалось к юго-западу; мы начали править к этому месту, думая, что то была масса льда, остановленная мысом, хотели приблизиться к ней и обойти ее. Воображение экипажа было возбуждено в высочайшей степени; мы уже думали, что видим землю; но погода была ясная, и мы с помощию лучших зрительных трубок и вскарабкавшись на большую мачту, видели только льды; земли не было ни малейших признаков. Обойдя их, мы ничего впереди невидали; почему я велел править к западу, и при хорошем ветре и хорошей погоде, прошли мы до другого дня около 30 морских миль.

5 числа, мы были под 65° широты и 30° долготы; вправо видели мы только [360] беспрерывные ледяные банки. Если древние предания справедливы, или хорошо поняты, то мы должны были находиться вблизи земли, или давно уже ее видеть. Мы тогда были на 75 миль от Шнефильд-Иекюль. Погода всякий день стояла прекрасная. Воображение наше было сильно разгорячено, и потому сторожевые матросы кричали, по временам: «земля впереди», но по мере приближения, все признаки исчезали.

Поутру встретили мы множество плавающих льдов; компас склонялся на 45° 10' к западу. Наконец на другой день около полудня, мы действительно увидели землю и высокие горы, которые были от нас на С. 36° 3. Мы видели эту землю во все время после полудня и на другой день, и были твердо уверены, что то были действительно горы, а не массы льда, которые беспрерывно переменяют свой вид и место. Всем известно, что определение отдаленности от нас предметов всегда бывает не точно; самые опытные на нашем судне, и я сам, полагали, что находимся в расстоянии миль шести от берега, который видим. Между тем он отстоит по крайней мере на 86 миль от Шнефильд-Иекюль, и мне [361] кажется неоспоримо доказанным, что, по расстоянию, отделяющему сии горы от берега, никто не мог видеть их в одно время.

После полудня пловучие льды начали сильно беспокоить нас; они совершенно нас окружили; не было возможности из них выбраться: слабый ветер дул с юга. Иногда было только по три пункта компаса свободного пространства, по которому можно было выйти в чистое море. Я лавировал от одной стороны льда к другой. В этом положении внимание наше привлечено было морскими птицами, которые в некотором расстоянии от нас бросались на что-то черное на поверхности воды. Сначала я боялся попасть на скалу; но опустив лот, мы не нашли грунта в 200 брассах. Я послал шлюпку посмотреть, что это такое; офицер, возвратясь, сказал мне, что то была не скала, но огромный кусок дерева; его втянули на борт; то был брус акажу, длиною во 15 футов, толщиною от 15 до 16 дюймов.

Часто, в этих странах, встречаешь плавающие куски дерева, даже целые деревья с корнями и брусья. Известно, что они приходят из [362] Белого моря; Сибирские реки уносят их во время своего разлития; течением прибивает их в довольно большом количестве к северному берегу Исландии и даже к западному берегу Гренландии, около мыса Фареввельского и чрез Баффиново море. Ныне этих деревьев видно уже не столько, потому что приречные леса уменьшаются, по причине большого отпуску леса в чужие края. Таким образом известно, откуда эти деревья приносятся; но они бывают не акажу, как то, которое мы с удивлением встретили в этой стране. Оно, без сомнения, долгое время носилось по воде; ибо, распилив его, мы увидели, что оно насквозь проточена морскими червями, которые протачивают дощатую обшивку кораблей, что заставляет обивать их медью. Сосна и даже дуб, употребляемые на постройку кораблей и гидравлических машин, в несколько лет бывают совершенно испорчены червями; но известно, что они не так скоро проникают в другое дерево и особенно в акажу. Спрашивается: могли сии течения принести сей брус на столь высокую широту.

Я должен заметить, что с тех пор, как мы были окружены льдами, [363] мы не видали других живых существ, кроме птиц, которые, вероятно, ловили червей, бывших на поверхности дерева.

4-го числа мы были в таком же затруднении: боялись, что льды нас раздавят. Ветер дул с Ю. Ю. В. К счастию погода была прекрасная. Около полудня льды, казалось, начали направляться к западу; я пошел в эту сторону, дабы, если можно, пробраться между льдами к берегу; но скоро мы увидели, что огромные массы льда покрывали море к западу и северу. Я старался из них выбраться. К вечеру погода испортилась; сделалось пасмурно и пошел дождь; я перестал править к юго-западу; однако же удалялся в другую сторону как можно менее; к счастию, около полуночи, ветер сделался южный, и потом постепенно перешел к З. Ю и к Ю. З. Ю. Я тотчас поворотил и прошел 14 миль к югу, дабы выбраться из льдов, которые и остались у нас вправе. Что было делать? Возвратиться к северу, чтобы осмотреть землю, которую мы видели, было невозможно, по причине льдов; плыть к югу и стараться пристать к земле в широте, более [364] полуденной, куда льды, быть может, еще не достигли, было бы поступить противно данным мне наставлениям и моим собственным намерениям; ибо я еще не оставил мысли, что древних обиталищ Эстербигдских должно искать на берегу, насупротив Исландии. Но теперь мы знали, что весь лед идет от севера на северо-восток и направляется к югу и юго-западу, вдоль берегов Гренландии. Посему мы думали, что вся масса льда, около которой мы проходили, должна принять это направление и противоположить нам те же препятствия, если бы мы продолжали плыть к югу, вдоль берега Гериольфс-Несского.

Будучи уверены, что если берег Эстербигда действительно таков, каким изображен на карте Вердень-де-ла Кренна, то лед должен скоро от оного удалиться и очистить нам путь, мы возвратились к востоку и потом поплыли к северу, дабы оставить льды за собою.

5 и 6-го числа погода была весьма неприятная, море дурно, воздух тяжел; я правил к В. С. В.

7-го около полудня, мы пришли почти в ту же самую широту, в которой в [365] первой раз встретили льды, и я поплыл с попутным ветром к северу, сколько можно более. После полудня, под 65° широты и 30° 30' долготы, почти на 35 миль к 1/4 С. З. С. от Снефильд-Иекюля, нам показалось, что впереди нас земля. Погода была пасмурная, ветер очень слабый. Воображение снова разгорячилось, и мы предположили, что то должны быть наконец острова или подводные камни, между Исландиею и Гренландиею, которые древние называли Гундбиернекиер, и о которых было столько баснословных или по крайней мере сомнительных рассказов (Если бы тут были острова, то об этом давно бы уже знали; они были бы так близко от Исландии, что китовные суда не могли бы не открыть их. Прим. Соч.). Но скоро погода прояснела и обман исчез. Мы правили к этой мнимой земле, и увидели, что то были массы пловучего льда, между которыми мы принуждены были маневрировать и которые простирались к северу и востоку. Я уверен, то они были те же самые, которые мы встретили 2-го числа сего месяца. Посему я поплыл к востоку и оставил льды вправе. [366]

8-го, мы опять нашли множество отдельных, льдов, от которых с трудом избавились. К счастию, погода была хороша и довольно сильный ветер помог нам обойти их. Сии огромные массы шли иногда против ветра и волнения, и даже против видимого течения; ибо течение в глубине действует иногда на их основания сильнее, нежели течение на поверхности. Однажды мы попали между двумя такими горами; одна была голубоватая, а другая белая, вероятно от покрывавшего ее снега.

Посему мы приблизились к берегу Исландии, в широте мыса Стаальборгского (мыса Бевердин у Вердиня де-ла Кренна), от коего были в расстоянии от 15 до 16 миль. Оставаясь в море, мы никаким образом не могли достигнуть цели нашей Экспедиции; надобно было дать время пройти льду. Я решился пристать к земле в каком нибудь северном порте Исландии, надеясь, что льды пройдут к югу и очистят море, и также для того, чтобы собрать сведения о состоянии моря около сих северных частей острова.

Многие причины заставили меня предпочесть другим порт Дирефиордский; [367] порт Скюттес-Фиордский в бухте Изефиордской, севернее, но он слишком далеко в заливе, и входить в оный и выходить из оного не так удобно. Притом же я велел притти туда моему запасному судну которое от нас отделилось. Посему я начал править к мысу Гаальберскому, дабы потом плыть вдоль берега Исландии и лучше обознать мысы и выдавшиеся части берега около заливов, дабы не пройти тот, в котором хотели остановиться.

9-го числа поутру, были мы пред Арнафиордом: оставалось только обогнуть первый выступ, находившийся прямо перед нами, чтобы войти в Дирефиорд, как вдруг ветер утих. После обеда подул с севера свежий ветер и нанес густую пасмурность; тогда надобно было уйти опять в море и лавировать. Ночью погода была весьма переменчивая и очень пасмурная; Г. Гров, не смотря на сигналы, от нас отделился.

10-го, утром, ветер сделался правильнее и погода по временам прочищалась. Я поплыл к земле; но пасмурность, которая все еще покрывала вершины и углубления гор, чрезвычайно изменяла [368] вид берега; я не попал в Дирефиорд, который в ясную погоду узнать не трудно и мимо коего я проплыл (Пасмурность и пары беспрерывно странным образом изменяются; иногда они очень высоки иногда низки: когда они сильны и густы, то плавание бывает труднее, нежели ночью. Прим. Соч.).

Таким образом я зашел в Оннундарфиорд, залив, лежащий недалеко от Дирефиорда. То же случилось и с Г. Гровом. Не узнав скал, разделяющих сии два залива, он обогнул оный и скоро узнал, что был не там, куда хотел притти; бросив лот, он увидел, что можно остановиться против домов на береге Себо. Тотчас послал он на землю людей, чтобы узнать куда приехал. Рыбак обещал провести его в Дирефиорд, как скоро прилив будет благоприятен и пасмурность рассеется. Г. Гров прибыл туда за два часа до меня.

В то время, как я обходил выдавшийся скалы, под которыми он стоял на якоре, он случайно увидел верхушки мачт моего корабля, но мы его не заметили; не сомневаясь в том, что это точно мое судно, он выпалил из пушки; мы тотчас отвечали, и он [369] дал нам знать сигналами, каким образом надобно маневрировать. Он оказал мне тем большую услугу, избавив меня от труда продолжать путь мои в пасмурную и туманную погоду и углубляться в Оннундарфиорд, который уже других заливов. Скоро пасмурность рассеялась; я увидел яхту, стоявшую на якоре в заливе, и узнал, что то был не Дирефиорд. Так как ветер дул южный, то мы были под ветром залива, в которые хотели итти; но пользуясь свежим ветром, мы подняли паруса: море было покойно и течение нам благоприятствовало; мы без труда обогнули мыс, находящийся между обоими заливами, вошли в Дирефиорд и в тот же день бросили якори.

Прежде всего послал я письма к чиновникам, купцам и другим людям, живущим в северных портах Исландии, дабы осведомиться о положении льда в открытом море, узнать близко ли он от берегов или в заливах, или унесен юго-западными ветрами. В тот день, как мы остановились в Дирефиорде, погода на море была весьма дурная; но в заливе догадывались мы о ней только по волнению в открытом море. В [370] самом заливе была или совершенная тишь, или шквалы с градом, которые вырывались из глубины долин, как из пропастей. Маневрировать надобно было с величайшею осторожностию, чтобы не лишиться мачт. Рыболовы, которые в этот день и на следующий укрывались в заливе от дурной погоды, согласно утверждали, что море между Гренландиею и Исландиею покрыто чрезвычайным множеством льдов, что они недалеко от Исландского берега, и что это много препятствует ловле; она была не так успешна, как бывает, когда море свободно от льда, или по крайней мере, не много им покрыто.

Климат и произрастания острова также ощущают пагубное влияние этого соседства не только на северных берегах и вблизи оных, но на всем его пространстве и даже в полуденной его части, куда большие льды не доходит. От этого лето не так приятно; оно бывает сырее и пасмурнее, когда лед стоит вдоль северного берега, нежели когда море чисто. В этом отношении нельзя вывести никакого заключения из сравнения годов одних с другими; нет никакого постоянного [371] правила. В иные годы рыбаки, которые ловят треску, половив несколько времени на банках к западу от Патриксфиорда и Дирефиорда, отправляются на север Исландии, и там продолжают заниматься своим промыслом, и потом достигают восточного берега, не встречая стоячих льдов; напротив того в другие годы, море между Исландиею и Гренландиею бывает совершенно покрыто оными. Тогда они загораживают весь северный берег этого несчастного острова и часть восточного. Лед наконец отделяется, когда ветер и дурная погода его разломают и потом уносит его течением; но время года тогда уже так неблагоприятно, дни так коротки, и плавание столь трудно, что ловля непременно должна прекратиться. Наконец в другие годы лед приходит и уходит в эпохи неопределенные.

К несчастию, Экспедиция каша происходила в один из этих дурных годов. Лед совершенно загородил путь, по которому обходят Северный мыс Исландии, и положил непреоборимую преграду между сим островом и Гренландиею. Тоже случилось в 1772 году, когда [372] Г. Верденнь-де-ла-Креннь посетил сии страны.

Показания всех моих посланных, равно как и рыбаков, которые возвращались, чтобы укрыться от непогоды, или запастись пресною водою, отнимали у меня всю надежду успешно произвесть новое покушение. Ожидать, чтобы порывы ветра и осенние дожди разломали лед, и следственно эпохи, когда день не что иное как сумерки, продолжающиеся насколько часов, было бы дерзко и противно данным мне наставлениям, ибо мне велено было поручить Г. Эгеду продолжать изыскания весною, в хорошую погоду.

Всего лучше было бы для нас, если б мы могли найти хороший порт и прозимовать в нем; но мое судно не было ни снаряжено, ни снабжено для столь сурового климата: посему я решился выйти из Дирефиорда, чтобы узнать, в каком положении находятся льды и сообразно с тем действовать.

23 Июля вечером, вышел я в море: ночью погода была тихая. 24-го, ветер подул от северо-востока: я держал как можно ближе к северу, сколько позволял то ветер, дабы видеть, ушел ли [373] лед из этих стран к югу, как то случается, когда ход его бывает правилен. Погода сделалась неблагоприятная и пасмурная. Вскоре после обеда встретили мы пловучие льды; они скоро увеличились в числе и объеме; а в 7 часов вечера, когда мы были в широте 66° 35 и в долготе 29° 10, погода прочистилась и мы увидели лед, простиравшийся к северу. Я пошел к западу вдоль этого льда; он был крепок и покрыт огромными массами или горами, из коих некоторые имели вид чрезвычайно странный и живописный. Подвигаясь вперед, мы были заперты в большой ледяной бухте; к счастию, в то время дул ветер. 25-го в пять часов утра, мы обогнули восточную оконечность этой бухты, проведя ночь весьма беспокойную, ибо мы принуждены были маневрировать между огромными массами пловучего льда: выбравшись из этой бухты, мы прошли к югу около одиннадцати миль. Не видя совсем льда к полуденной стороне, я опять начал править к востоку. Может быть, лед, который видели мы в начале месяца, был рассеян или унесен далее; может быть, что не смотря на лед, стоявший к северу, мы бы [374] могли приблизиться к земле, которую тогда видели. Некоторые из нашего экипажа думали, что мы, по крайней мере можем встретить острова; но время стояло мрачное и пасмурное. Я заметил, что вблизи от больших масс льда, пасмурность была не так сильна и скорее расходилась, нежели в отдалении от них.

26-го в семь часов вечера, когда мы были под 65° 35' широты, пасмурность рассеялась, и мы увидели перед собою льдяные равнины и горы: я принужден был убрать паруса и лавировать. Погода делалась опять мрачною и пасмурною, как скоро мы удалились от льдов; но когда мы к ним приближались, то видели одни только бесконечные льды. Тогда были мы только несколькими милями севернее, но под тою же долготою, как в начале месяца, когда мы в первый раз встретили необъятные равнины льда, вдоль коих шли к западу более тридцати миль. Вся надежда сделать в тот год какое нибудь открытие казалось, исчезла. Причины, приведенные выше, непременно заставляли меня возвратиться до зимы. Посему я решился итти назад в Исландию и в [375] точности исполнить наставления, данные мне в рассуждении Г. Эгеда.

31-го Июля, мы бросили якорь в порте Гавнефиордском, который я предпочел другим по многим причинам: он удобнее всех других для таких судов, какое я хотел оставить в нем на зимовку; он лежит не далеко от Рекиявика, столицы Исландии, где живет Губернатор, и где скорее можно достать все, что нужно. Я тотчас начал исправлять яхту. Г. Гров возвратился со мною, а Г. Эгед (Г. Эгед умер через несколько лет после сей экспедиции. Г. Рот один из отличнейших наших моряков; ему деланы были многие важные поручения; он был Губернатором Датских островов в Америке; ныне он Генерал-Адъютант Короля и Член Адмиралтейского Совета. Прим. Соч.) принял начальство над оною. Г. Рот, корабельный Лейтенант, его родственник, пожелал остаться с ним, и я на то согласился. Я снабдил судно сие припасами на шесть месяцев, оставив у себя только то, что нужно было на обратный путь до Копенгагена. Яхта сия был небольшой кутер в 60 тоннов, [376] весьма хорошо построенный; я дал ему также боевые снаряды и инструменты для наблюдений. Г. Эгеду очень хотелось иметь при себе еще судно, но ни Губернатор, ни я не были в состоянии доставить ему оного. После ему прислали из Копенгагена судно, почти совершенно подобное тому, на котором он сам находился.

8-го Августа, сделав для Г. Эгеда все, что от меня зависело, чтобы он не имел ни в чем недостатка, я при попутном ветре поднял паруса, и утром вышел из Гавнефиорда.

(Продолжение впредь).

Текст воспроизведен по изданию: Извлечение из путешествия, сделанного в 1786 году г. Левенерном для открытия восточного берега Гренландии // Северный архив, Часть 25. № 4. 1827