СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЛАМАРТИНЬЕР

(1653)

Пьер Мартин де-Ламартиньер — французский врач, много путешествовавший по Азии и Африке, автор нескольких медицинских трактатов и книги «Путешествие в северные страны». В 1653 г., в бытность его в Копенгагене, Датское торговое общество отправило морскую экспедицию к северным берегам Европы для изучения местных рынков и закупки мехов. Ламартиньер на отправляемом корабле получил место судового врача. В путь двинулись в конце февраля 1653 г. Через северные берега Норвегии и Лапландии путешественники добрались до Печоры, затем до Новой Земли; потом совершили путь до Гренландии и вернулись в Копенгаген. Описание этой экспедиции Ламартиньер издал в 1671 г. в книге «Voyage des pays septentrionaux. Dans lequel [260] se void les moeurs, maniere de vivre et superstitions des Norvegiens, Lapons, Kiloppes, Borandiens, Syberiens, Semojedes, Zemblins et Islandais». Как то обстоятельство, что между самым путешествием и изданием описания его прошло 18 лет, так и то, что в книге находится много легендарных или плохо объяснимых известий, а географические названия большею частью сильно искажены, составили книге плохую репутацию. Уже старые иностранные исследователи, как например Йог. Бекман, отзывались о ней не слишком лестно (Весктапп Joh. Litteratur der alteren Riesebeschreibungen. — Goettingen, 1807. — Bd. 1. — S. 102—103), как о книге, в которой много «давно уже разоблаченных басен» (ср.: Adelung. Kritisch-literarische Uebersicht der Reisenden in Russland. — SPb., 1846. — T. 2. — S. 320—322), a B.H. Берх в своей «Хронологической истории всех путешествий в северные полярные страны» (СПб., 1821. — Ч. 1. — С. 95—101) упоминал об этом «баснословном путешествии» даже «единственно для того, чтобы показать читателям, до какой степени простиралась ложь древних странствователей». Новейший исследователь А. Браудо отмечает в свою очередь: «Действительно ли De la Martiniere является автором этого описания или он дал ему только свое имя, был ли он действительно в описываемых им местностях или нет — эти вопросы не представляются важными, потому что каких-либо новых, особенно интересных данных сочинение De la Martinier'a не заключало в себе даже для того времени, когда оно появилось в свет». Необходимо однако отметить, что Витсен, описывая в «Noord en Oost Tartarie» страну самоедов, цитирует неоднократно Martinier'a. «Но оно имело большой успех, выдержало в течение полустолетия более пятнадцати изданий на разных языках и заслуживает поэтому внимания, как показатель интереса, какой общество того времени проявляло к такого рода сочинениям вообще и в частности к описаниям России» (Браудо A. Russica // Сборник в честь Д.Ф. Кобеко. — СПб., 1913. — С. 251—256). В 1911г. В.Н. Семенкович издал это сочинение в русском переводе по французскому изданию Роже 1671 г., а в предисловии и комментариях пересмотрел заново вопрос о достоверности его как исторического и географического источника: «Путешествие в северные страны, в котором описаны нравы, образ жизни и суеверия норвежцев, лапландцев, килопов, борандайцев, сибиряков, самоедов, новоземельцев и исландцев». Перевод, объяснения и примечания В.Н. Семенковича см.: Записки Московского археологического института. — 1912. — Т. 15. — С. XXXI + 229; и отд.: М., 1911. Реабилитация Ламартиньера-путешественника В. Семенковичу удалась в значительной степени. Сличая многочисленные издания книги, автор показал, что позднейшие издания и заслужили Ламартиньеру упрек в легковерии и невежестве; отдельные издания разнятся между собой не только редакционными или стилистическими поправками, но в некоторых из них сделаны столь большие и существенные вставки, что они совершенно изменяют характер книги. Благодаря обилию изданий и переводов книги Ламартиньера, в характере этих изменений разобраться нелегко (в руках Семенковича не было всех изданий; большим количеством их располагал А. Браудо, на с. 252—253 указанной статьи давший перечень всех изданий, имеющихся в Государственной публичной библиотеке в Ленинграде, но и он, видимо, имел под рукой не все; наиболее полный список их дает книга: Chavanne J., Carpf A., Monnier Fr. Die Literatur ueber die Polar-Regionen der [261] Erde. — Wien, 1872. — N 1125-1127. — S. 48-49 (в ней названо, между прочим, и издание 1656 г., неизвестное русским библиографам, если это не корректурный недосмотр, вообще отличающий эту книгу); следующие французские издания: 1671, 1672-1676; 1672, 1690, 1708 — английские, начиная с 1674 г., немецкие — с 1675 г.). Однако Семенковичу удалось все же показать, что разные, приписываемые Ламартиньеру, нелепые сообщения о рогатых людях, «китайской Мавритании», людоедстве самоедов и т.д. принадлежат не автору, а издателям, исказившим первоначальный текст, или же переводчикам, не понявшим подлинника; в некоторых же случаях, например при описании покупки ветра у лопарей, сам Ламартиньер «добросовестно ошибался, подчиняясь распространенному тогда взгляду на лопарей, как на волшебников». Комментируя Ламартиньера, Семенкович дал вполне правдоподобное объяснение и некоторых странных, встречающихся у автора, названий. Так, г. Витцорана на Печоре есть, вероятно, с. Виска или Великовисочное, Борандия, населенная борандайцами, есть часть материка между Печорой и Хайпудырской губой против о-ва Варандея; килопами автор называет «диких лопарей» («дикая лопь» русских текстов); Папин-город — Ляпин-городок, остяцкая деревня на р. Сыгве; горы, будто бы закрывающие проход между Вайгачем и материком, которые Ламартиньер называет Патенотр, есть, вероятно, искажение самоедского названия части Урала — Пае-Hep и т.д.

Таким образом, можно как будто считать доказанным, что Ламартиньер самолично «совершил одно из удачнейших путешествий по северу Европы в половине XVII столетия» и что «эта заслуга или, — как склонны думать другие, — это слепое счастье во всяком случае должны быть отмечены в историко-географической литературе нашей» (Семенковин. Указ. соч. — С. 1). В вопросе, однако, нет согласия. «Нельзя не согласиться с переводчиком, — замечает и Г. Танфильев, — что книга Ламартиньера, которую считали не заслуживающей внимания, является, на самом деле, очень интересной и важной для познания прошлого нашего севера» (Изв. Одесского библиографического о-ва. — 1914. — Т. 2, вып. 8. — С. 349-352). Особого мнения придерживается А. Браудо (Op. cit. — С. 225), который считает, что «если относительно плавания от Копенгагена до Колы, а пожалуй и до Новой Земли, еще может быть допущено предположение, что автор действительно принимал в нем участие, то длинный рассказ о высадке в устьях Печоры и пребывание среди самоедов и борандийцев носит характер вымысла. Мы встречаемся в этой части описания с рядом географических названий, которые, все именно в таком искаженном виде, могли быть заимствованы у других авторов или из географических карт того времени». Следует, однако, отметить, что для Сибири книга дает в сущности очень мало: помещенный переводчиком в приложении отрывок из Амстердамского издания, где дается описание России (между прочим, Сибири) со слов ссыльного лотарингца, которого будто бы [262] Ламартиньер встретил в низовьях Печоры, является не чем иным, как переводом из книги Самюэля Коллинза, о чем, впрочем, В. Семенкович не знает. Что же касается приводимого ниже описания перевала через Урал и Ляпина-городка в Березовском уезде, то заключающийся в нем фактический материал очень незначителен и, по справедливому замечанию С.В. Бахрушина, считающего возможным пользоваться книгой Ламартиньера как источником, «точно установить, где он совершил перевал, невозможно» (Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. — М, 1928. — С. 62). Отметим еще, что пересказ путешествия Ламартиньера в Борандай и Сибирь находится в книге: Everhardii Guerneri Happehi, Mundus Tripartitus Oder Wunderbare Welt, — Ulm, 1689. — Bd. 3. — S. 608-616. Нижеследующий отрывок приведен по изданию Семенковича (Указ. соч. — С. 59—61).

Мы перевалили горы, которые разделяют Борандай от Сибири ¹, — путь очень тяжелый и трудный по причине безлюдности этих мест, которые и не могут быть обитаемы как по своей бесплодности и множеству снега, так и по чрезмерному количеству белых медведей и волков. Их так много, что мы постоянно были в страхе, пробегая этими местами и ежеминутно ожидая нападения, хотя, оказывается, они нас столь же боялись, как и мы их, и видно было, как они разбегались то в ту, то в другую сторону при нашем приближении, считая нас за охотников, благодаря нашему блестящему оружию, а мы были просто купцы. И вот, после больших затруднений, с которыми должны были справляться олени при перевале через хребет, на что мы употребили 10 или 12 часов, мы спустились в одну сибирскую деревушку, обитатели которой были одеты в медвежьи шкуры, шерстью вверх, но носили белье и сапоги с подковами, из чего мы заключили, что они более образованны, чем те, которых мы только что оставили. Они и приняли нас более учтиво и расспрашивали: кто мы, откуда и куда едем? Мы выпили и закусили с ними тем, что имели, а они нам принесли своего угощения, которое состояло из соленого волчьего и медвежьего мяса, пряников и водки; мы скупили у них на деньги меха, за исключением соболей_! потом, отдохнув часов пять на медвежьих шкурах в одной из хижин, построенной на лапландский манер, мы выпили на каждого по глотку водки, сели в сани и продолжали наш путь к Папинову-городку ², куда и прибыли часов через 20, с отдыхом для кормежки наших оленей.

Мы отдохнули 6 или 7 часов в доме воеводы, который встал тотчас же, как только один из слуг доложил ему, что мы проснулись и пришел нас проведать в нашу комнату; за ним слуга нес бутылку водки: сам он выпил большую чарку и нас угостил. Затем он спросил, хотим ли мы купить его меха ³; приказчик отвечал утвердительно, попросив осмотреть их все, сторговался и уплатил деньги. Не имея больше мехов сам, воевода позвал некоторых обывателей, у которых, как ему было известно, были меха, и мы купили их с его разрешения; после этого нам снова пришлось приняться за выпивку и курение табаку. В то время как наш приказчик с подручным был занят торговлей, я пошел прогуляться по городу, который расположен в [263] красивой местности, в небольшой болотистой котловине, окруженной довольно высокими горами; подле города протекает очень красивая и рыбная река; дома дурно построены, низки, все сделаны из дерева и дерна, щели между бревен проконопачены мхом, а городская мостовая состоит из деревянных досок, плотно пригнанных одна к другой.

Важные обитатели этого города носят штаны, чулки, длинное платье, которое у них спускается до пят, и узкие рукава, — все из сукна, у одного — одного, у другого — другого цвета; обувь составляют кожаные сапожки, то синие, то красные, то желтые, с железными подковами на каблуках, как у поляков, а на голове суконная шапка, отороченная то черной лисицей, то белкой, то горностаем, а у некоторых соболем. Что касается женщин, то они очень красивы, белы и полны, с темно-русыми волосами и, как все московиты, очень приветливы; подобно своим мужьям, они носят платье до пят из сукна красного, фиолетового или голубого цветов, сшитое наподобие полукафтанья, отороченное белым лисьим или собольим мехом, с длинными висячими рукавами, которые приколоты к платью; других рукавов, куда бы они могли поместить свои руки, у них нет, так как рукава их рубашек необычайно длинны и каждый имеет до пяти локтей длины; сшиты они из очень тонкого полотна и собраны на рукавах в складки. На голове носят они род овального чепчика, а волосы заплетены у них в косы, украшенные лентами, которые спускаются позади плеч. Башмаки у них из русского сафьяна; они носят также пояса из жемчуга средней величины. Что касается до родившихся в Сибири, то они не очень отличаются от самоедов, борандайцев и других северян как по нраву и костюму, так и по образу жизни.

Комментарии

1. Мы перевалили горы, которые разделяют Борандай от Сибири]. Под Борандией, как вслед за Ф.П. Литке убедительно показал В.Н. Семенкович (Ламартиньер. Путешествие в северные страны. — М , 1911. — С. 40—42), нужно понимать часть материка между Печорой и Хайпудырской губой против о-ва Варандея. На европейских картах начала XVII в. мы встречаемся с этим названием — Bolsoi Borandey. так назван мыс, находящийся к востоку от устья Печоры на картах Исаака Массы (1612), Гесселя Герритса и т.д. (Кордт В.А. Материалы по истории русской картографии. ~ Киев, 1906. — Сер. 2, вып. 1. — Табл. XIII, XV). О «борандайцах» же, т.е., очевидно, о жителях этой местности, еще Klinsgtedt (Historische Nachricht von den Samojeden und Lapplandern. — Riga; Mitau, 1769), no указанию А.И. Браудо (Russica // Сборник в честь Д.Ф. Кобеко. — СПб., 1913. — С. 256), заметил, что это «народ, существующий только в воображении». Не зная о толковании Семенковича, P. Cronheim (Fahrten und Forschungen der Hollander in den Polargebieten. — Leipzig, 1913, — Bd 7. Quellen und Forschungen zur Erd und Kulturkunde. — S. 161) замечает: «Что касается борандийцев, то название такого народа вообще неизвестно». Ф.Литке (Четырехкратное путешествие — СПб., 1828. — Т. 1. — С. 66) пишет: «Загадочный Борандай <...> не сомневаюсь я принять за остров Варандей, лежащий под Большеземельским берегом, в 68 ит. милях к востоку от устья Печоры. Ламартиньер <...> легко мог название одного острова распространить на всю прилежащую землю и ее жителей. Его могли также ввести в заблуждение и карты того времени: на всех почти надпись, принадлежащая острову Варандею, Bolsoy Boranday, продолжена на матерой берег, так что и в самом деле нелегко догадаться, что она относится к острову. Итак, борандийцы его суть, конечно, ни что иное, как самоеды и россияне, выезжавшие на промыслы к острову Варандею».

2. продолжали наш путь к Папинову-городку]. Papin seu Papinovugorod известен также Герберштейну, который заметил даже, что «жители его называются папинами и имеют язык, отличный от русского», фигурирует он и на картах, например на карте Гильома Сансона «Russia Bianca Moscovia», на карте Кантелли «La gran Tartaria divisa» (см.: Кордт В.А. Указ. соч. — Табл. XVI). Весьма вероятно, что это — Ляпин-городок, получивший свое название от р. Ляпина или Сыгвы и завоеванный русскими в 1501 г. Новейший путешественник по Ляпинскому краю Д.И. Иловайский (Верхнеюрские аммониты Ляпинского края: Работы геологического отд. — М., 1917. — Ч. 1. - С. 11), сославшись на то, что «Папинов город» Ламартиньера — Ляпин-городок, замечает: «В книге де-Ламартиньера я могу отметить одно место, из которого видно, что автор или сильно прикрасил свой рассказ, или же совсем не был на Ляпине. описывая Ляпин-город, де-Ламартиньер говорит, что он расположен "в небольшой <...> котловине, окруженной довольно высокими горами". Между тем, прежний Ляпин-городок находился, по всему вероятию, на берегу Ляпина против Саран-Паула, как раз там, где и теперь еще можно видеть развалины старинной крепости. <...> В этом месте берег реки низменный, котловины никакой нет, гор тоже нет, да и Урал отсюда едва виден». В другом месте тот же автор рассказывает, что «в Ляпинском крае имеются следы очень старинных поселений: на левом берегу Ляпина, напротив Саран-Паула, недалеко от реки находятся довольно хорошо сохранившиеся остатки старинной деревянной крепости, которая, без сомнения, может представить большой интерес для археологов. Мне осталось совершенно неизвестным, построена ли эта крепость русскими или вогулами до прихода русских. Возможно, что это и есть тот Ляпин-город, о котором говорит де-Ламартиньер» (Там же. — С. 30—31). Небезынтересно отметить для характеристики рассказа Ламартиньера, что в описываемое время Ляпин-городок, вероятно, играл большую роль в русско-сибирской торговле. Так, Лерберг (Исследования. — СПб., 1816. — С. 3) находит очень вероятным «утверждение тамошних жителей, что в упомянутом Ляпине были некогда порядочные русские лавки и что место это уже до XVI века было известно по торговле, которая производилась там, как в складочном месте товаров, русскими и зырянами, с предками тамошних природных жителей». По словам И. Завалишина (Описание Западной Сибири. — М., 1862. — С. 295), «в древности тут был вогульский городок, славившийся своей меновой торговлей».

3. Затем он спросил, хотим ли мы купить его меха]. Как известно, продавать соболей или куниц можно было только в казну; поэтому открытой продажи их частным лицам не было, но была тайная; характернейшей иллюстрацией злоупотреблений воевод в этом направлении является рассказ Ламартиньера; кроме того, он упоминает в своей книге, что воевода Печоры продал датчанам в 1653 г. из царского магазина два наилучших сорока совсем черных соболей (Путешествие в северные страны. — М., 1911. — С. 91); поэтому за воеводами отдаленных сибирских городов иногда числились весьма значительные недочеты, не говоря уже о том, что они умели скрыть. Так, например, на воеводу якутского (кн. Волконского) в 1675 г. начтено было всего «12 413 р. 3 алтына 3 деньги, да мягкой рухляди два сорока двадцать четыре соболя, да лоскут, да хвост, да четыре сорока, да четырнадцать пупков собольих, да девятнадцать лисиц красных» (см.: Чичерин Б. Областные учреждения. — СПб., 1858. — С. 327—329; Лаппо-Данилевский А. Организация прямого обложения о Московском государстве. — СПб., 1900. — С. 432—433).