-

ЧЕРНОГОРИЯ И ЕЕ ОТНОШЕНИЯ К РОССИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРА ПАВЛА.

Хорошие отношения, существовавшие между Россией и Черногорией еще с 1711 года, повидимому, несколько изменились со стороны России, по случаю появления в Черногорию, 1767 года, самозванца Стефана Малого под именем русского императора Петра III. Россия смотрела на этого самозванца совсем с другой точки зрения, чем Черногория. Она видела в нем человека, который мог-бы быть опасен для общественного спокойствия России, если-бы случайно он появился в ней, чего конечно не понимала Черногория. Поэтому Екатерина II была права, что употребляла с начала довольно крутые меры против этого самозванца; ей очень хорошо были известны дела самозванцев на Руси, и потому она желала предотвратить всякие случайности, могущие отсюда возникнуть. Неблагоприятные отношения России к Черногории продолжались все до восшествия на престол русский императора Павла I, хотя и в это время императрица Екатерина II два раза — в 1769 и 1778 гг. — посылала к черногорцам свои «возбудительные» грамоты, приглашая их на войну против турок, на что черногорцы охотно соглашались; но не смотря на то, мы видим, что в 1775 году черногорским делегатам, приехавшим в Россию во главе с Петром Петровичем, бывшим тогда еще архимандритом, отказывается в их просьбах, на основании того, что черногорцы, «прилеплясь некоему презрительному самозванцу и бродяге, всячески учинили себя недостойными высочайшего покровительства государыни императрицы». А в 1785 году, тот-же Петрович, бывший уже тогда архиереем, предвидя борьбу с турками, отправился было по Европе попытать счастье «дабы мушто праха и олова дали, да понесе у Церну Гору». Сначала он [420] отправился в Петербург, но на третий день по приезде своем был, позорным образом, по повелению князя Потемкина, выгнав из России посредством полиции, без паспорта и даже без всякого допроса. Но в чем состояла его виновность? Дело в том, что Петрович, на пути своем в Петербург, заехал по приглашению генерала Симеона Зорича, серба по происхождению, в его имение Шклов, надеясь и от него получить какой-либо помощи, или по крайней мере, доброго совета. Но вышло наоборот. Еще прежде Зорич и его брат генерал Неранчич находились в нехороших отношениях с князем Потемкиным, а это было из-зa каких-то их планов на счет Балканских славян. Сербин-же какой то, по прозванию Маркович, находившийся тогда на службе в Петербурге, в качестве переводчика, воспользовался пребыванием Петровича в Шилове и сделал донос на него, что и он будто принимает участие в планах Зорича и Неранчича и что Неранчич, по договору с Петровичем, желает сделаться королем Черногорским и царем Сербским, что Петрович, желает сделаться членом св. синода и тому подобные нелепости. Все это конечно принято во внимание. Да еще и то обстоятельство, что с архиереем Петровичем находился тогда в качестве секретаря римский аббат Франциско-Долчи-де Вицкович, не мало способствовало его изгнанию ибо подозревали, что Долчи шпион австрийский. Все эти обстоятельства послужили к тому, что над Петровичем произнесен был приговор заочно, так что, когда он приехал в Петербург, все было готово. Но знал-ли архиерей Петрович про все эти интриги?... На этот вопрос пока мы не будем отвечать. Очевидно только то, что подобные дела говорят не в пользу хороших отношений между Россией и Черногорией в то время. Но по воцарении Павла I, и после того, как черногорцы, в 1796 году, одержали славную победу над турками, дела совсем изменились. В 1798 году, прислан был из Черногории, с поздравительным письмом императору Павлу I, воевода черногорский Николай Черноевич-Давидович. Давидович был принят как нельзя лучше и император исполнил все просьбы черногорцев, представленные ему Давидовичем. Кроме того, император пожаловал митрополита орденом св. Александра Невского и послал ему 15 золотых медалей для раздачи черногорским главарям. Черноевич-Давидович возвратился на родину и там вручил митрополиту знаки отличия и письмо от тогдашнего российского государственного канцлера князя Безбородко. Черногорцы ликовали, от радости. Давидовичу не долго приходилось оставаться в Черногории, ибо в следующем [421] 1799 году, послан он был опять с новыми инструкциями в Россию от митрополита и всего народа черногорского. Я и предлагаю здесь вниманию читателя те документы, из которых можно увидеть, в чем состояла просьба черногорцев, которые объясняют многое из истории Черногории, и которые, думаю, не лишены интереса и для русского человека.

Документы эти помещены в следующем порядке: 1) Письмо князя Безбородки к митрополиту черногорскому Петру Петровичу Негошу. 2) Письмо Давидовича к князю Безбородку (по первом своем возвращении из России). 3) Представленное Давидовичем императору прошение (первое). 4) Представленное Давидовичем императору прошение (второе). 5) Описание двадцати сражений, происходивших между черногорцами и турками с 1711 по 1800 год. 6) Письмо русского адмирала Ушакова к австрийскому коменданту Броди в Бокке ди Катаро и 7) Письмо митрополита черногорского Петра Петровича Негоша к Давидовичу.

Живко Драгович.

Письмо канцлера кн. Безбородко к черногорскому митрополиту Петру Петровичу Негошу.

В С.-Петербурге, апреля 30 дня 1798 года.

Преосвященнейший и превосходительнейший митрополит Черныя Горы Петр Петрович!

Присланное от господ губернаторов, воевод, князей и сердарей черногорской и бердской славяносербских областей поздравительное письмо к его им. величеству, с посланным от оных в звании ходатая обер воеводою графом Черноевичем-Давидовичем, самим им поднесено в Москве его величеству. С каким же благоволением монаршим оное принято ваше преосвященство изволите усмотреть из императорской грамоту ныне в ответ к ним и ко всему почтенному черногорской и бердской славяносербских областей обществу посланной, с тем же ходатаем их обер воеводою графом Черноевичем-Давидовичем, которая и послужит доказательством, о всегдашнем его им. величества покровительстве и милостях к тем областям и правителям оных. Поздравляю ваше преосвященство почестию особенно вам от всемилостивейшего государя моего являемою пожалованием вам кавалерских знаков российского императорского ордена св. Александра Невского при [422] сем же отправленного. Что же принадлежит до господ черногорской и бердской области губернаторов, воевод, князей и сердарей в поздравительном письме их подписавшихся, угодно было его величеству пожаловать им пятнадцать золотых медалей с портретом его им. величества, для ношения на красных лентах, которые медали покорнейше прошу ваше преосвященство приказать им раздать от высочайшего его имени по прилагаемому у сего реестру. О прочих делах представляю изустно уведомить вас помянутому обер воеводе графу Черноевичу-Давидовичу, которому я долгом почитаю отдать справедливость в усердном его и похвальном поведении, по которым и не оставлен он от щедрот монарших, как содержанием во время его здесь бытности, так и награждением при отпуске. Пребываю с искренним почтением вашего преосвященства покорный слуга, его им. величества канцлер, действ. тайный советник, сенатор и российских императорских орденов кавалер князь Безбородко.

II.

Письмо графа Черноевича-Давидовича к канцлеру кн. Безбородко.

(Перевод с французского). Ваша светлость, в первом письме моем я имел честь уведомить вашу светлость о приезде моем на родину и о торжественной присяге, принесенной этим народом его величеству, императору всея России.

В настоящее время я не могу видеть равнодушно критическое положение этого народа, который своей неизменной преданностью к своему монарху и к монарху прочих народов, родственных и дружественных нам по религии, навлек на себя величайшую ненависть со стороны австрийского коменданта, находящегося здесь в бывшей венецианской Албании: видя всюду со времени моего возвращения как восторженно они выказывают свою признательность за все милости, оказанные им его величеством через меня, и не имея никакой возможности удержать их от этого, он имеет частые совещания с Скутарийским пашою, употребляя все усилия, чтобы восстановить его против нас с одной стороны, а он со своей стороны, чтобы притеснить нас; этой комбинацией он надеется принудить нас подчиниться австрийскому дому.

Подобное вероломство непростительно по отношению к нации, которая не раз оказывала австрийцам значительные услуги, и в [423] особенности в то время, когда они вступили во владение бывшей венецианской Албанией; им никогда не удалось бы утвердиться в ней без содействия этого народа, так как французская флотилия уже пришла в Рагузу с целью прогнать их. Тогда видя свое отчаянное положение, они послали просить помощи у митрополита и у народа. Митрополит, считая их друзьями и союзниками России, тотчас явился к ним на помощь с войском; французы, узнав об этом, обратились в бегство, а они спокойно там поселились. Хороша теперь благодарность с их стороны. Но если это продолжится долго, то между нами произойдет большая резня и что мы не оказались виновны в этом, то его высокопреосвященство писал уже императору в Вену, предупреждая его о дурных последствиях, какие может повлечь за собою недобросовестное поведение его коменданта. В настоящее время мы едем с митрополитом в Острого, где находится много турок, прибывших из Герцеговины и Румынии; они ожидают нас на совещание, желая заключить с нами перемирие. Возвратившись отсюда, я отправлюсь в Петербург, чтобы иметь счастье передать его величеству уверения живейшей благодарности со стороны этого народа, и иметь счастье заявить вам лично, что я пребуду до последних дней моей жизни с искренней благодарностью вашей светлости всенижайший и всепокорнейший слуга граф Николай Черноевич-Давидович.

III.

Ваше императорское величество всемилостивейший государь. Будучи я возбужден ревностию и всегдашним моим усердием к высочайшему двору российскому, старался во всех случаях изыскивать новые средства к изобретению какой нибудь пользы для всероссийского престола, и к вящшему доказательству моей к вашему величеству преданности. Преисполнен будучи такового усердия, дерзаю я вашему императорскому величеству представить касательно до черногорских и бердских славено-сербских, храбростию отличающихся народов, нижеследующие подробности и мое об них всенижайшее мнение. Имея не заемные в том сведения, но будучи очевидным всему тому свидетелем, яко тамошний уроженец, что народ сей из древних времен ни от кого не зависящий, имея дух мужества противу нечаянных и превосходных неприятельских нападений сильнейший отпор, без всякой помощи и единственно сам собою с полезными выгодами деятельно составляют. Они от [424] юных лет своих до старости вооружены, и по единоверию с усердием ко всероссийской державе весьма преклонны, как можно видеть из прилагаемой при сем копии описания бывших до сего времени главнейших двадцати неприятельских нападений со времен Петра Великого, кроме тех сражений, которые беспрестанно с пограничными турками происходят. Но из всех оных наилучшее было то, и нам великую потерю причинившее, которое случилось в 1767 году, ибо как тогда в наших краях появилась одна персона названием Стефан Малой, под именем российского императора Петра Третьего, и народ черногорский по своему усердию к российскому престолу поверя тому всякую честь и послушание оказывал, то турецкий султан послал противу нас три визира румелийского, босанского и албанского с тремя сильными армиями; а с другой стороны венецианская республика с своим войском и флотом совокупясь с ними атаковали вдруг Черную Гору, и по жестоком сражении два месяца продолжавшееся турки и венециане прогнаны были из пределов наших, но мы претерпели тогда великие раззорения, а все для усердия нашего к России, которое никогда совершенно от того священного престола признано не было; ибо мы в таких тесных обстоятельствах потеряли самые лучшие приморские места, кои у нас венецианская республика неправильно похитила, чтоб не могли мы принимать из России присылаемых к нам никаких особ. Но ныне наша нация паки в таком цветущем и сильном положении, что еще никогда не была; ибо управляющий оною теперешний митрополит своим благоразумием и храбростию народа, по разбитии албанского визира, отобрав все прежде потерянное и учредя хорошие законы и порядки, привел ее в состояние наслаждаться благоденствием под сильным и щедрым покровительством вашего имп. величества. Но таковое наше положение и при этом великое усердие и преданность к священному престолу Вашему, всемилостивейший государь, всем нашим соседим столь противно и завидно, что они всякие способы изыскивают, чтоб нам причинить пагубу, позабывши о тех услугах, которые мы для них в равные времена против турок оказывали, а особливо теперь против французов, или чтобы отторгнуть нас от высокославной империи вашего величества представлением нам столь великих выгод и пользы, о чем можно усмотреть из прилагаемых при сем копий с писем графа де-Туро и приезжавшего к нам австрийского генерала Рукавина, которой критикуя наистрого нашу приверженность ко двору российскому, говорит, что мы никакой от того помощи получить не можем, будучи в таком [425] дальнем расстоянии, и что Россия более нам вреда нежели помощи может сделать, о чем из копии письма адмирала Ушакова писанного к австрийскому коменданту в Бока ди Катаро можно увидеть, австрийское намерение, касающееся до нашей нации; особливо против меня их злоба столь явна. что они ничего не щадили, чтобы мне не только вред причинить, но также и смерть, в рассуждении моей преданности к вашему имп. величеству, которую но токмо старался внушить в народе нашем, но и во всех протчих, вас окружающих славено-сербских народах, а напротив опровергать все их намерения и прожекты клонящиеся к нашему народу, а также и прочих неприятелей ваших особливо же французских возмутителей, как можно увидеть из писем моих к его превосходительству Сергею Лазаревичу Лашкареву и из мнтрополитских к нему же господину Лашкареву и прочим. Чрез таковое в нашей нации вновь возбужденное усердие все те народы нас окружающие готовы с нами соединиться и вместе под вашим покровительством быть и высокомонаршую вашу волю во всех случаях готовы исполнять и собою жертвовать, и имянно: Далматияне, приморские жители, Герцеговцы, Босняки, Албанцы и Сербианцы, и пред моим выездом из всех сих провинций посылаемы были тайным образом к митрополиту нашему депутаты, прося чтоб я не преминул о таковом их усердии всенижайше представить вашему им. величеству и просить споспешествования употребить их к вашим услугам. О сем можно увидеть из полномочного данного мне листа. Сколько я могу заметить из положения тех мест и из расположения народа, при первой могущей случиться, с оттоманскою портою войны можно б в тех краях весьма важные дела произвести в пользу вашего имп. величества, порядочно установя наши войска, на подобие ландмилицских, и постанови в оных подлежащее число командиров из там находящихся; в каковом случае надобноб было таковые войска разделить на три корпуса, одну часть из них посадить на флотилию, составя оную из хороших купеческих судов там имеющихся; также построить на озере лежащем между нами и скутарийскими стенами, несколько судов канонирских из находящегося там в довольном количестве леса и прочих материалов, и оные вооружить; потом подступить к Скутары с трех сторон: флотилиею с моря и блокировать его канонирскими судами с озера, а армиею с сухого пути, в каковом случае можно бы послать часть оной армии в близ лежащие горы называемые малисорскими и соединить ее с тамошними жителями, ибо тут кроме христиан никого нет, которая и остаться [426] должна там ради удержания всякого сукурса, которой бы можно, было подать из нутр Албании; в таком случае Скутары по своей слабости не долго может противиться и непременно должен в скорости сдаться. По взятии оного, яко главного города всей Албании, без всякого сопротивления можно маршировать впредь и не теряя времени завоевать всю Албанию, в которой находится по верному вычислению не более как двадцатая часть турков, а прочие все христиане, которые только и ожидают случая чтоб с нами соединиться, будучи очень турецким правлением угнетены. По завоевании же Албании, будет не в отдаленности от нас Архипелаг с Кандиею и Мореею и с прочими островами греческими и где живут христиане. И сколь мудрый столь и трудолюбивый предводитель, как на сухе так и на море с помощию оных единоверных и усерднейших воинов может весьма важные произвести дела.

Другая армия самая большая и из лучшего войска составлена быть должна, чтоб выступить в пограничную теперь с нами провинцию называемую Сербия. Здесь также почти никакого урона ни сопротивления не потерпим, ибо в сей провинции живущие народы суть с нами не только единоверные, но и единое житие и единомыслие с нами имеют, и чрез средство наше ожидают своего освобождения; а как сия провинция граничит с Валахиею и Румелиею, то по удачном начале войны, когда со стороны российской перейдет российская армия реку Дунай, может оная, армия соединиться одною частию своею с российскою и поспешествовать дальнему предприятию, а между тем другою частию останется в Сербии для удерживания всякого сукурса стремящегося из Румелии к Боснии и Сербии.

С третиею армиею надобно вступить в босанские пределы, где вдруг знатная часть оных называемая Герцеговина, с нами пограничная, с великою охотою к нам пристанет; ибо сей народ с нами единоверен и единоплеменный, а при том и угнетен малым числом магометанцов между ими находящихся; почему с нетерпеливостию и ожидает от оных освободиться. Оный соединясь с нами, может та армия тогда далее пойти в Боснию, где нигде турки не в состоянии будут устоять против тех соединенных сил, которые ежедневно будут умножаться чрез стекающихся из разных мест славено-сербских воинов. А по завоевании оной к Белграду спуститься, которой будет тогда находиться в совершенной блокаде в рассуждении положения наших войск, и можно будет иметь совершенную коммюникацию с [427] войсками вашего им. величества. Тогда зависеть будет от воли вашего им. величества дальнейшее предприятие. Из сего последует для России та выгода, что кроме помощи от наших войск, которые могут соединиться с российским, как выше упомянуто, Турки принуждены тогда будут собрать и обратить большие их силы к вам, а сверх того, Албания, Герцеговина, Босния и Сербия, где самое лучшее войско турецкое, не возмогут приуготовляться к дальнему походу и принуждены будут оставаться на месте для охранения своих фамилий и имения. Следственно таким образом можно России меньшею половиною своей армии нежели сколько оной надлежалоб, с великою выгодою и с исполнением всякого намерения с турками войну открыть. Впрочем естли невозможно в рассуждении политических обстоятельств ныне предпринять сего дела, то по крайней мере благоволите ваше имп. величество подтвердить вящше покровительство ваше нашему народу и учредить в тамошних краях при митрополите одну особу в российском чине, которая могла бы соответствовать благонамерению оного и наблюдать все то, что относится к интересу Империи Российской, которая тайным образом и под другим видом могла бы приуготовить все тамошние славено-сербские илирические народы к российской пользе, которые б готовы были ко всякому случаю. Также удалили бы от тех народов равные замыслы, намерения и происки неприятелей российских, и словом исполняла бы усердно и верно все то, что могло-б быть на нее от высочайшего вашего двора возложено, и не пропускало бы ничего без донесения вашему министерству, что токмо могло-б быть достойно примечания чрез переписки посредством ваших консулов и посланников. Но для совершенного успеха, таковая персона, должен быть тамошний уроженец, знающий народ, обычай их и местоположение; при этом же будучи он тамошний, не мог бы быть никому подозрителен и следственно, мог бы во всем успеть по желанию вашего им. величества, и ниникому б известно не было, кроме тогда, когда бы вашему величеству заблагорассудилось.

Тамошний митрополит и вся нация ведая мое усердие к вашему императорскому величеству и привязанность к своему отечеству желают, как из их писем можно видеть из тамошнего места данных мне от их, желают, чтоб это было от вашего императорского величества возложено на меня. Я с моей стороны почел бы себя счастливым когда-б только мог иметь случай совершенно доказать мое усердие и преданность вашему императорскому величеству, которую я с молодых моих лет всегда имел ко двору [428] российскому и не пропускал ни одного случая, чтоб на опытах ее доказать, как можно видеть из теперешних моих поступков в нашем отечестве. Я также и во время последней турецкой войны, сколько сил было, не щадил себя посвятить к пользе и славе российской империи, как можно видеть из приложенных здесь копий с атестатов от нации мне данных. Естьли-же в сем деле употреблен быть не могу, то всенижайше прошу ваше императорское величество принять меня в число вернослужащих престолу вашему воинов с чином полковника, которой я имел в венецианской службе тогда, когда ее оставил в силу присланного от российского двора в наши края возбудительного манифеста для вооружения нас против турок, и с награждением каким благоугодно будет, чтобы я мог чем здесь себя содержать; а тем самым не только я мог-бы приведен быть в состояние оказать пред высокославным лицом вашим мою преданность и найвящше побужден-бы был заслужить монаршие ваши милости, но еще и быть в готовности во всяком случае лететь к моим соотечественникам для исполнения вашего императорского величества приказания.

По усердию наших народов могли-бы они быть употреблены с великим авантажом и из вне нашего отечества. Я-бы о сем мог обстоятельно представить, когда-бы сие нужно было.

Ради обстоятельного усмотрения тех областей и местоположения их, о коих я упомянул, при сем представляю сочиненный мною план с подробным описанием тех стран и соседственных мест, и предая все оное как и самого себя монаршему благоволению, с глубочайшим благоговением и преданностию пребываю и проч. граф Николай Черноевич-Давидович.

Августа « » дня
1800 года.

(Из Моск. архива минист. иностр. дел. Из связки 5 дел по сношениям России с Черногорией).

IV.

Всемилостивейший монарх! Будучи избранным в моем отечестве от всего общества для принесения вашему императорскому величеству благодарности за всевысочайшие милости, которыми мы под покровительством великодержавного скипетра вашего пользуемся, и для испрошения еще нужного ко всеобщей нашего отечества пользе сопряженной и с российскою, предданейше прошу дабы всемилостивейше благоволено было: [429]

1) Повелеть изыскать средство для присоединения Бокеской провинции к Черной Горе, ибо народ в оной обитающий австрийцами не завоеван, а против всех прав французскою республикою им отдан; да и сам бокеской народ будучи очень недоволен их правлением того желает; чрез которое соединение и открытие публичного правления нашему черногорскому народу оказано будет вящшее покровительство, а для России великая польза, ибо мы тогда приобретем приморские гавани, в которых российский флот не только во всяком случае может иметь совершенное пристанище, но еще может снабжаться как провиантом, так и людьми могущими быть употребляемы для дессанта и знающими искуство мореплавания, что можно видеть и из прошедшей войны с Оттоманскою Портою, в продолжении которой знатная часть людей на российском флоте была из славян бокеских. Таковое наше положение прекратит все намерения австрийского двора, касающиеся до разных турецких владений, ибо австрийцы все средства употребляют на присоединение к себе Албании; к чему и албанский паша, будучи недоволен своим султаном и обольщен от австрийского двора великими обещаниями, охотно приступает. Но в рассуждении положения вашей Черной Горы делать им сего неудобно. О таковом их намерении узнали мы чрез посредство бывшего при конференциях между албанским пашой и австрийским находящимся в бокеской провинции комендантом драгомана их.

2) Есть-ли невозможно присоедините бокескую провинцию, то по крайней мере заставить австрийцев, чтоб нам была возвращена завладенная неправильно венецианскою республикою часть оной, как в поднесенном мною плане показано, где также находится одна гавань называемая Трасте, которая для того венецианцами отнята, дабы мы посредством оной не могли принимать россиян к нам приезжающих.

3) Позволить нам в Черной Горе иметь флаг российский, в знак того высочайшего покровительства, которое ваше императорское величество вашей нации даровать соизволили.

4) Народы, которые пожелают к нам присоединиться, позволить нам принимать и пользоваться им равным с нами покровительством России.

5) Комерция наша, отправляемая в чужих краях морем и сухим путем, была-б под защитой России, и пользовалась-бы правами на равне с природными россиянами.

6) Как ве безъизвестна вашему императорскому величеству привязанность вообще всего славянского народа к высочайшему двору [430] вашему, по единоверию и единоязычию, которые к избавлению своему от турецкого ига, всю свою надежду полагают на ваше императорское величество чрез посредство нашей Черной Горы, яко единого остатка вольного народа изо всего славянского, которую вольность мы храбростию своею сохраняем без малого 400 лет. Но могли ли бы они иметь каковую либо надежду быть причисленными к вернопреданным вашего величества, естьли бы исполнились вредные противу нас австрийского двора намерения, к исполнению которых, не преставая никогда, всевозможное старание они употребляют, дабы чрез сие расстроить благонамерение вашего императорского величества, клонящееся к избавлению вышеупоминаемых народов? Почему для сохранения оного и нашей безопасности нужно нам, для вновь учреждения во владении нашем разных необходимо нужных военных и гражданских заведений и распорядков к общему благоустройству 80,000 червонных, а для вновь ныне нами заводимой гвардии из присоединяющихся к нам наших же соотечественников, бывших в венецианской службе офицеров и протчих чинов знающих военную службу 10,000 ружей со штыками и таковое же число лядунок и артиллерийских орудий 12, 6 и 3-х фунтовых пушек, каждого сорта по 10-ти и мортиров 10-ть же. Сии орудии нужны как для оной гвардии, так и для протчего войска, а для возобновления пороховных наших заводов на десять мельниц нужных чугунных инструментов, за что все и повелеть отпустить деньги из казны с возвращением оных ежегодно по назначенному количеству. Есть ли на сие не будет соизволения, то заменять оные производимыми нам в пенсию по 1,000 червонных. Оружие (можно выдать) из старого штата российских войск, а на пороховой завод откуда заблагорассуждено будет. И на какую сумму всего оного составит, причислить оную к вышепоказанной долговой, от чего и можем придти гораздо в лутчшее состояние, и сверх нашей безопасности от австрийцев, можем при первом открытии между турецкою и российскою империями войны, к воспомоществованию России во всякой исправности готовыми быть.

7) Снабдить нас двумя малыми типографиями, из которых одна была-бы церковная, а другая гражданская, и к тому некоторое число гражданских книг, могущих служить для училищ; а также и необходимо нужным военным запасом как-то, порохом и свинцом, и оное все причислить к вышепоказанной долговой сумме 80,000 червонных. Сей военный запас находим за лутчше получить из города Николаева, в котором нужда наша превосходит все протчие, потому, что продажа оного как с австрийской, так [431] и турецкой сторон совершенно запрещена, и мы доставать оного ни от куда и не можем, а как французы во время бытности своей в Италии сделали в нашем владении дессант, то в рассуждений вновь ими оного завоевания легко могут и опять оноеже сделать, а мы желая отражать их как и прежде опасаемся недостатка в порохе. Впред-же для легчайшего доставления себе оного, как вышеупомянуто, намерены мы вновь завести в отечестве свои заводы, а для лучшего в оном успеха, повелеть мне взять с собою человека обращавшегося в сем мастерстве, а также и другого для типографии.

8) Назначенной нам от вашего императорского величества в знак благоволения портрет, повелеть препроводить до города Николаева по почте, от куда по возвращении моем могу взять его с собою на корабле, на котором мне отправиться в мое отечество, которое видеть оной портрет нетерпеливо желает и для которого еще прежде моего отъезда приуготовлено в присутственном месте, где его намерены поставить место, и которого присутствие в отечестве моем утвердит совершенную преданность России.

9) По обратному моему из России пути, повелеть кому следует, дабы я в городе Николаеве мог купить невозбранно для обуви наших войск небольшое количество кож в чем имеем крайнюю нужду.

10) По просьбе митрополита, Цетиньскому монастырю пенсии сверх положенной 600 рублей в три года кому следует повелеть всемилостивейше прибавить, и также находящегося в Москве отставного полковника Фому Марошевича уроженца Черной Горы, по желанию его, отправить в отечество.

11) Назначенную нам пенсию от вашего императорского величества по 1000 червонных в год, по случаю неполучения нами за два года, в сходственность полученного мною от митрополита письма, всемилостивейше повелеть мне выдать, а на предъидущее время от куда оная, а равно и монастырская производимы будут ныне ассигновать.

12) Находящегося в Рагузе при консуле, коллежского ассессора Ямпольского, как нация наша видит всегдашнее его старание о пользе общей и привязанность к оной, то по просьбе митрополита и оной, всемилостивейше повелеть переименовать его консулом, или чем либо наградить, а также и нам позволить наградить его, из числа всемилостивейше вашим величеством пожалованных, медалью.

13) В общих мирных с Франциею трактатах благоволено-б было протчим дворам объявить высочайшего двора вашего к нам [432] протекцию, а особливо австрийскому и турецкому, требованием от первого уступления нам вышеупомянутой Бокеской области, или по крайней мере, чтоб возвращена была нам неправильно отнятая венецианцами часть оной, называемая гавань Трасте; а от второго — о сей высочайшей вашей к нам протекции в своей империи публикования.

14) Позволить мне о всем, что усмотрю я в отечестве моем достойное примечания, и клонящееся к пользе двора вашего императорского величества доносить, и для того повелеть российскому консулу в Рагузе находящемуся, дабы он посылаемые мною к министерству вашего величества письма принимал и доставлял. За таковые-ж высокомонаршие к вам благоволения и милости обязываемся мы во всяком случае когда только вашему императорскому величеству угодно будет, как и в прежнее время всегда к высочайшему двору, вашего величества вернопреданны были, выставлять по сороку тысяч войск наших сухопутных против неприятелей вашего величества, которые будут со всею ревностию для вас великого государя жертвовать собою, и которых мы сами собою в теперешнем нашем положении располагать можем, не включая тех народов, которые в союзе нашем к вам присоединиться могут.

Всемилостивейший государь вашего императорского величества вернопреданный черногорский обер-воевода и бывший венециянской службы полковник граф Черноевич-Давидович.

Октября « » дня
1800 года.

(Из Моск. архива минист. иностр. дел, из связки 5 дел по сношениям России с Черногорией).

Черногорское славено-сербское собрание будучи в первой раз получило от российского императора Петра Первого грамоты чрез нарочно своих посланных в 1711 году Михаила Милорадовича и Ивана Лукачевича от Подгорицы, возбуждая и приглашая черногорскую нацию к подъятию оружия своего в помощь его против общего христианского врага турецкого султана, к чему оные по усердию к вере и в надежде его обещаниях добровольно согласившись, приняли вышереченных послов в свое владение, и пригласи еще прочих околичных единоверных славенских народов в [433] союзе своем, собрали знатное число войск, с которыми наступили с равных сторон на турецкие владения, от чего происходили между ими неоднократно великие, кровопролитные баталии; таковое их действие делало внятную диверсию и великую помощь России и ее армии, будучи турки обращали на их самое лутчее свое войско из пограничных своих губерний, как-то из Боснии, Герцеговины и Албании. Все сие черногорцы производили в российскую пользу без никаких от нее на то запасов ниже малейшие помощи; продолжая свое действие с великим успехом до самого конца воспоследовавшего между Россией и турками мира. Тогда черногорцы оставшись на жертву не только таковой сильной империи, каковою была в тогдашнее время турецкая, но еще венецианской республике, претерпели превеликие бедственные страдания, защищаясь сами собою без никаких помощей, противу нечаянных и превосходных неприятельских нападений как то ниже следует:

В 1712 году, армия турецкая состоящая из 60,000 войск, под предводительством сераскера Ахмед паши наступила, но была разбита совершенно. По той победе Оттоманская Порта рассудила за благо искать мира у черногорцев, но мы обещавшись исполнить соизволение его императорского величества, покусились в мире неприятелям отказать. На оное Оттоманская Порта в 1714 году, вооружась отправила более ста тысяч войска под предводительством визира Думан паши Чупрелича на нашу Черную Гору, которой дошед до нас, предпочел коварной обман храбрости, и чрез разные полезнейшие обещания нам (когда уже мы о заключении мира России с турками получили известие) охотными нас к миру сделал, так что наши вельможи, поверив лицемерным его клятвам не остереглися идти в лагерь турецкий для переговоров числом 37 человек, которые все безчестною изменою арестованы. Потом вдруг турки нападши на Черную Гору нечаянно, нашед нас в безопасности, пятую часть земли огню и мечу предали, а пленивши многих из народу и вышереченных вельмож повесили на виселицах.

В 1716 году, босанские два паши: Ченгич с бегом Любовичем и прочими окружными пашами, сильною армиею на нас наступили. Божиею же помощию от наших были побеждены и побиты; а паша с бегом Любовичем и прочими начальниками, числом до 77 человек, взяты были в полон, которым всем головы отрублены были.

В 1727 году, Ченгич-Бекир паша сильным множеством войска на Черную Гору учинил нападение, но войско его на голову [434] разбито было: он же с малым числом скоростию своей лошади счастливо себя спасти мог однако-ж под Ачаковым российским войском был убит.

В 1739 году, визир Ходаверди паша Магмут Бегович с восьмью пашами и многочисленным войском пришел на дом воеводы Дрекаловича, которое войско в конец разбито было, начальников-же из знатнейших турок числом 70 человек, которые в одной башне затворилась, живыми сожжены были.

В 1750 году, турецкое войско состоящее из босняков и герцеговцев нечаянно на границу нашу напали, но малым числом нашего войска побиты были.

В 1755 году, по прибытии из России черногорского митрополита Василия Петровича Негоша, турецкий султан, более по наговору Венецианской республики, нежели по своему хотению, 1756 года послал на Черную Гору 50,000 войск под предводительством Осман паши, которое черногорцы сусредши на своих границах 25-го декабря на голову разбили и самого предводителя Осман пашу ранили, получа в добычу не малое число неприятельского экипажа и военно-пленного оружия.

В 1758 году мая 15-го дня, турецкая армия состоящая из 60,000 войска под командою Абдула паши Пармаковича была черногорцами разбита под городом Спужем.

В 1761 году апреля 3-го дня, Бекир паша Отманагич атаковал Бердцкие владения с многочисленным войском, откуда был с великим уроном прогнан.

В 1765 году сентября 23-го дня, паша Никшичило собравши сильное войско из Боснии и Герцеговины, атаковал черногорцев при селе Тарнины, где был на голову разбит.

В 1767 году, уведомившись Оттоманская Порта, что некто по названию Стефан Малый под именем российского царя Петра Третьего появился в Черной Горе, которому народ черногорский, по своему усердию и привязанности к Российскому престолу, поверя, всякую честь и послушание оказывал, в 1768 году отправила против черногорцев три армии состоящие из 120,000 войска под предводительством трех визирей, Босанского, Румелийского и Албанского Мегмет Бушатлия. Первой стал своим лагерем под городом Оногощем при самых Черногорских с Герцеговиною границах, а второй и третий с другой стороны в Зеты на берегах реки Морачи близ Подгорицы. В то самое время венецияне по договору с турками поставили везде на своих границах войско, издавши строгой манифест между своими подданными, дабы [435] никто в нужном случае, под лишением имения и жизни, не смел принимать в своих домах черногорских жен и детей, и никакого сношения с ними не иметь, ни споможения им не делать, ниже никаких военных запасов им не продавать. В таковых столь претяжких обстоятельствах турки, желая иметь в своих руках Стефана Малого названного Петром Третьим и еще патриарха Беркича в Черной Горе спасшегося от турецких напастей, предлагали черногорцам мир и всякие выгоды естьли они согласятся их живых предать в их руки, в противном же случае угрожали огнем и мечем без пощады. Но будучи храбрость и великодушие завсегда природно было черногорской нации, не дозволяло им первое сделать, а второго избегнуть не могли; для того турки сделали с трех сторон сильное нападение на Черную Гору, ведая же при том, что черногорцам невозможно было достать никаких военных запасов, кроме тех, кои они отбирали с убитых неприятелей, намерились было завладеть без большего сопротивления всеми черногорцами, как то и удалось им с начала третью часть оной зажечь; но ни по двух месячных неприятельских действиях, турки были принуждены с великим стыдом и прежестоким своим уроном отступить в своих границах.

В 1769 году, черногорцы получа высочайшую императорскую против тогдашних российских неприятелей турков возбудительную грамоту, чрез князя Георгия Владимеровича Долгорукова, не преминули усердно употребить все силы свои против турков, как-то албанцов, герцеговцов и босняков, и обратить на их все свои силы, чрез каковую диверсию оказали России не малые услуги; однакож по заключении мира оставшись без всякой помощи и протекции, турки и венецианцы не токмо по прежнему им продолжали возможные угнетения, но еще старались всячески о их совершенном раззорении.

В 1769 году, по отъезде из Черной Горы князя Юрья Владимеровича Долгорукова, Венецианская республика отправила свое войско под командою бригадира Рафаила Краповича, чтоб завладеть черногорскими монастырями в Манне и в Станевиче, для того что в оных черногорцы принимали как первых офицеров, которые от российского императорского двора посылаемы были, также и помянутого князя Долгорукова; но второй черногорцы оружием оборонили, а первой одержать не могли, поелику оной находился близ самого венецианского города Будва между Маннами их подданными, коих венециане с недавнего времени от черногорцев похитя под свое иго ставили, который по упадению [436] Венецианской республики паки с черногорцами освобожден, ныне находятся в их владении.

В 1774 году, будучи как черногорцы, так и соседственные им бердянские народы возбуждены были высочайшею императорскою грамотою, также и упомянутым князем Долгоруковым, против тогдашних российских неприятелей турков, то по заключении между ими мирного договора того-ж 1774 года, Мегмет Бушатлия албанский паша, по султанскому повелению собравши множество турецкого войска, целой уезд по названию Кучи по жестокому сражению огню и мечу предал, и главную в оном фамилию Дрекаловича, коей более 300 домов было, в конец раззорил, многих в полон взял и темницами и равными другими мучениями, жизни лишил. Остальные же бегством в Черной Горе спаслись, кои потом чрез несколько лет с помощию черногорцев паки к своим местам возвратились, где непрестанное претерпевают и ныне угнетение.

В 1776 году августа 15 дня, Истий же паша с сильнейшим войском атаковал черногорцев в Частву, где также разбит был и сам ранен.

В 1779 году июня 1 дня, паша Магмут бей с армиею состоящей из 40,000 турков, в Бердак был разбит и сам убит.

В 1785 году, Махмут паша скутарийский, самозванный визир албанский, желая быть в независимости отступил от своего султана, у коего военным образом многие места похитя учинился довольно силен; при таковых своих благополучных успехах, не пропустил также воспользоваться распрями и междоусобными несогласиями, кои тогда происходили в черногорском народе по причине отсутствия в чужие край их митрополита; ибо он собравши все свои силы в 1786 году, сделал сильное нападение на Черную Гору, и удавшись ему пройти чрез один край оной, ступил в венецианское владение, где всю одну комунитад называемую Пастроевичи предал огню и мечу, и так далее следовал покуда ступил в своих границах.

В 1788 году, албанский визир скутарийский паша Бушатлия учинил на пограничное черногорское и бердское место, по мере с 8000 войск, нечаянное нападение, и зажегши несколько селениев, был прогнан с потерею из 320 турков и сам ранен.

В 1788 году, во время последней Российской и цесарской с турками войны, по возбудительным от обоих тогда союзных дворов чрез нарочных офицеров присланных грамотами, в доказательство всегдашней к Российской империи привязанности, [437] черногорцы вооружились и против турков всеми силами воевали, от чего наконец великие уроны претерпевали; но и в сем случае при мирном трактате забвению преданы были как и всегда.

В 1789 году, албанский визир скутарийский Бушатлия, собравши албанское войско тайным образом ночью напал на селения Белопавлицки близь Спужа находящиеся в равных местах, но и тогда равный же жребий имел.

В 1791 году, турки напали на черногорское на границе находящееся село Крусе, которое опаливши с кровию заплатили, ибо в том же году черногорцы раззорили турецкую пограничную крепость Охмутич.

В 1792 году, турки атаковали черногорцев при селе называемое Дражевина, где по великой потере с обеих сторон турки прогнаты были.

Венецианская республика разъярена будучи на черногорцев, что они как в первых случаях, так и в последней российской и цесарской с турками войны обеим империям услуги свои оказывали, забывши все те спомогательства, коих она сама всегда в своих нуждах от сего народа получала, столь бесчеловечное тиранство против черногорцев явным образом показала, что в 1795 году апреля 25 дня, находящийся тогда в Боке австрийский комендант Марко Зорзи приказал на собравшийся пред городом Катаром на базар народ черногорский, из пушек с картечию стрелять, где кроме мужского пола осталось жен и девиц 45 мертвых и раненых, от чего потом между черногорцами и бокезами великое кровопролитие произошло, которое и ныне еще не прекратилось.

Находящийся во вновь покрытых бывших венецианских владениях называемых Бокою от Катара, австрийский генерал Броди, которой ведая приверженность черногорского народа к российской империи употреблял найподлые и найковарные способы, чтобы их от того отвратить и цесарскому двору привлечь, наконец видя бесполезное его старание начинал подражать бывшим прежде его венецианцам, делая черногорцам всякие возможные притеснения. Но недовольствуясь с тем покусился было вероломным и наглым образом, 1798 года, октября 8 числа, похитить черногорцам один их монастырь в селе Махине находящейся, почему отрядил подлежащее число Солдатов с частию провинциального войска для занятия оного, о чем невестясь митрополит Петр Петрович Негош тот час послал в упомянутый монастырь своего племянника с подлежащим числом черногорцев и приказанием, чтоб в нем до последнего защищаться и его неприятелям не пустить. Потом [438] давши об этом известие черногорцам и бердьянам через несколько дней собралось великое множество на своих с цесарскими границах, откуда отправили своих послов к австрийскому генералу Броди, чтоб ему сказать, естьли не отступит от своего неправедного намерения, то они почитая его яко явного и вероломного неприятеля, готовы ступить вооруженною рукою в его провинции и отмщение делать, почему генерал Броди с великим своим стыдом был принужден, не токмо отступить от своего намерения, по и письменно в том черногорцев уверить.

В 1796 году, во время французской с австрийцами войны, албанский визир и скутарийский паша Махмут, видя себя так сильным наипаче по двукратном разбитии султанской армии, что и самой Порте страшен был, намерение его по договору с французами простиралось к соединению к берегам Дуная своих сил с французскими и с ...... Оглубея видинского имевши тому весьма удобное время поелику венециане позвали было тогда все военные из Которской Боки судна и найлутчее из всей провинции войско.

Боснийские и герцеговские народы также ожидали его в готовности, но чтобы соединиться с ними будучи надлежало ему чрез бердинские с Черногорией соединенные места проходить, кои возбранили албанцами с Герцеговиною и Босниею комюникацию иметь, то он умысливши оные прежде от Черные Горы отцепить и к себе присвоите потом соединясь с герцеговцами удобней Черную Гору обладати и так далее по учрежденном с французами плану своим оружием поступати. Для того писал черногорскому митрополиту Петру Петровичу Негошу, дабы помянутым бердянским жителям не подавать никакой помощи и не пропускать ни одного в черногорских границах уверяя его, что он ни малейшего убытка не намерен черногорцам нанести; но митрополит, которому турецкое вероломство и поступки довольно были известны не разлучая бердянских жителей от черногорских, получа таковое гордостию и коварством надменное письмо, немедленно отказавши собрал свои силы, видя удобный случай ко отмщению за прежде учиненное им раззорение по тогдашнем черногорском несогласию, соединясь с бердскими народами близ пограничного турецкого города Спужа 11-го числа июля вступил с неприятелем в прежестокое сражение, которое более сем часов беспрерывно продолжалось, однакож Божиею очевидною помощию так сильно турков разбили, что гнали их до самого турецкого города Спужа, где остальное их войско от черногорцев спаслось. Победителям досталось в добычу 11 знамен и множество военнопленного оружия. [439]

Храбрость черногорских воинов столь жесточайше озлобила албанского визира, будучи он до тех пор всегда победителем бывал, что он единственно о том и занимался, изыскивая все средства и способы как бы отомстить черногорцам за стыд и погибель своих турков, и возобновить первую славу своего оружия. Не жалея своей казны, всевозможными силами набрал войско, коих более 50,000 собравши на восемь частей разделил и на удобных местах кругом Черной Горы при границах поставил для диверсии, а сам с 30,000 лутчего войска на берегах Морачи близ Подгорицы лагерем стал, уповая таким расположением со всех сторон в беспорядок и замешательство черногорцев привести. Но черногорцы разославши везде против реченных неприятельских корпусов для удержания подлежащее число войск, оставили только шесть тысяч отборных воинов, коих раздела на три части, в 1796 году сентября 22-го числа, ступили в сражение с большим турецким войском предводительствуемым самим албанским визирем на месте называемом Крусе, где черногорцы, по долгому сражению, одержали над турками совершенную баталию, гная их до самых турецких крепостей, после коей приносили к лагеру своему бесчисленное множество турецких голов, между коими была и голова самого албанского визира, ныне находящаяся бальзамированная при митрополитской резиденции, а также и одеяние его с оружием и с конем. В том сражении получили черногорцы великое число оружия, по большей части в серебрянной оправе, 16 знамен и множество другой добычи.

VI.

Письмо адмирала Ушакова к австрийскому коменданту в Бонке ди Катаро, генералу Броди.

12-го июля, 1799 года. Благополучный корабль святой Павел при Корфу.

Ваше превосход. м. гос. По связи совершенной дружбы всемилостивейших государей наших императоров, не ожидал я интриг сих и замыслов, употребляемых вами и генеральным австрийским консулом Христоплеври в Занте находящимся, противу прежде бывших венецианских островов, победоносным оружием союзных держав от французов освобожденных. И сверх чаяния, таковой поступок перепискою вашею с означенным генеральным консулом открывается, а оной противен есть искренности и [440] совершенной дружбе ныне существующей. Также интриги, происки и неблагоприятные поступки в рассуждении митрополита и народа черногорского становятся явственны из следующего случая: по высочайшему имянному повелению всемилостивейшего государя моего императора, в минувшем марте месяце отправлен был из эскадры флота капитан лейтенант Клопанис в Черную Гору к преосвященному митрополиту Негошу, и вместо оказания ему благоприятства и пособия, со стороны вашей, под видом удерживания и карантина, всякие препятствия и затруднительности нанесены были ему бесподобно, а когда и допущен он был с письмами и до разговора с митрополитом, и тогда употреблен был строгой и неприличный за ним присмотр как бы по подозрению. Да и с самым митрополитом и народом черногорским поступки ваши не соответствуют искренности дружбы, хотя они и укрыты завесою политики вами употребляемой. Собственное письмо ваше поступки открывает достаточно. Долгом почел откровенно объясниться вашему превосходительству и просить, таковые напрасные затеи и замысли отставить и поступать с местами и народами, под протекцию и покровительством всемилостивейшего государя моего императора состоящими с искренним благоприятством. Я уверяю вас, что в замыслах ваших, без особой взаимной высочайшей воли, ни в чем и малейше успеть не можете. Впрочем рекомендую себя в продолжение дружбы и благоприятства, с каковым истинным желанием и совершенным почтением имею честь быть и проч. адмирал Феодор Ушаков.

VII.

Письмо митрополита черногорского Петра Петровича Нигоша к графу Николаю Черноввичу-Давидовичу.

Июля 14 дня 1800 года. В Черной Горе, на Станевиче.

Любезный соотечественник Николай Петрович. По отъезде вашем из Черной Горы я не имел от вас никакого известия, кроме того от 18 ноября прошлого года с острова Микуни. Я известился от тех черногорцев, которые вами отправлены в Константинополь, о вашем там пребывании, и удивляюсь, что вы не писали какой успех тамо имели по делу нашему касающемуся до Порты. Здесь как мне видеть, европейская война приближается к мирному заключению; в таком случае пожалуйста всеми [441] мерами постарайтесь при высочайшем дворе исходатайствовать, в силу данного вам от сей нации наставления, да бы благоволено было совокупить Бокельскую провинцию с Черною Горою, и под явную протекцию российскую, с открытием публичного правления, законным образом принять. Наши соседи австрийцы соуместно с турцима непрестанным угнетением и насилием нас обременяют. Поелику сейчас принял я известие, что визир Босанский посылал нарочного диздара Беговича от Требиня для договору к Бушатлие в Скадарь, который туда и обратно заезжал в Кастел Новый, где с генералом Броди свидание и постановление имели о нашем истреблении! Но о сей справедливости представте где принадлежит. И что мы терпения не имеем оное больше продолжать, а намерены в противном случае границы наши оружием защищать, и естьли воспоследует благополучный нам успех, то оной к чести и славе священного того престола имеем приписать. Я самому императору по отъезде вашем писал за вас, такожде вицеканцлеру г. Панину и Димитрию Львовичу г. Нарышкину, и при оном письмо включено и к вам. Потрудитесь по делу Ямпольского о производстве его настоящим консулом в Рагузе, поп же Джика назначен в отставку, и каковое же течение возъимеет ваше дело пожалуйте подробно в обстоятельстве здешнее национальное собрание уведомить. Такожде можете иметь сношение с Фомом Марковичем г. Марошевичем, и естьли по прошению моему резолюция о нем будет учинена, то пускай приезжает без закоснения в Черную Гору.

Впрочем да управит вас Всевышнего десница, и желаю вам во всех предприятиях счастливого успеха и пр. митрополит черногорский Петр Петрович Негош.

NB. Употребите все средства, что бы испросить несколько пороху да свинцу, в чем крайняя нужда наша состоит, так как я вам и в первом письме писал. Также постарайтесь быть назначенным по повелению его им. величества в своем отечестве званием соответствующим вашему чину. Таковое на вас возложенное со стороны императора достоинство, послужит особливо в нынешних обстоятельствах не малым выгодам и общей пользе. При прочими делами не забудьте представить где следует, о заслугах и усердию из россиян диакона Алексея, находящегося в нашей консистории при письменных делах, и просить, дабы благоволено было его с чем либо наградить. Я при сем случае отправил письма на имя графа г. Ростопчина, также и г. Лашкарева [442] упоминая об вас. Свидетельствуйте мое почтение его сиятельству графу господину Димитрию Львовичу Наришкину и пишите ко мне что скорее об вашем здоровии, состоянии и о порученном вам делу, ибо я скучаю не имея о том известия, время теперь удобное, поспешайте Бога ради что скорее к нам. Петр Петрович.

Примечание. Из моск. архива минист. иностр. дел. Из связки 5 дел по сношениям России с Черногорией.

Сообщ. в октябре 1880 г. Живко Драгович.

Текст воспроизведен по изданию: Черногория и ее отношения к России в царствования императора Павла // Русская старина, № 2. 1882