СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 50

ЗАПИСКА К. Д. ПЕТКОВИЧА П. Н. СТРЕМОУХОВУ

(СТРЕМОУХОВ Петр Николаевич (1828-1885) — русский дипломат, чиновник Азиатского департамента российского МИД с 1843 г., генеральный консул в Дубровнике (1856-1858), директор Азиатского департамента в 1864-1875 гг)

8 мая 1869 г. С.-Петербург

Оставив Рагузу, где я в качестве русского консула имел честь заведовать сношениями императорского правительства с Черногориею в продолжении 12 лет, я не могу закончить таковую мою службу, не высказав вашему превосходительству моего последнего слова об этом интересном крае, в судьбе которого наши великодушные государи принимали и принимают самое живое и самое бескорыстное участие.

Из рапортов моих императорскому министерству хорошо известны те кризисы, чрез которые Черногория прошла в эти 12 лет, важнейшие перемены, совершившееся в самом Цетинье, и роль, какую играли русские агенты во всех этих событиях; а потому о прошедшем я считаю излишним говорить и позволяю себе лишь изложить положение дел в Черногории так, как оно теперь есть, и представить мои скромные соображения о ходе, какой они могут принять о будущем при благоприятных или неблагоприятных обстоятельствах.

Положение Черногории относительно Турции.

Черногория не занимает больше относительно Турции того выгодного положения, в какое она была поставлена блистательною Граховскою победою. Неопытность молодого князя и крутой, необузданный нрав его отца, бывшие главною причиною несчастной войны 1862 года, лишили ее того обаяния, которым она до того пользовалась между окружающими ее народами. Однако ж, в последние годы, благодаря содействию сербского правительства и денежным средствам, полученным из С. Петербурга, Черногория значительно поправилась в военном отношении и стала опять по-прежнему внушать к себе уважение турок. Черногория имеет теперь у себя оружейную фабрику, несколько миллионов патронов, горные батареи и милицию, правильно организованную и вооруженную капсюльными ружьями, которые в скором времени будут заменены скорострельными. Правда, что и турки сделали в это время большие успехи относительно своего вооружения, но они знают из опыта, что не так легко мериться с Черногорцами при равенстве оружия и что скорострельные ружья в скалах и теснинах Черногории произведут совсем другое действие, чем кремневые, бывшие в употреблении в последнюю войну, в особенности при достатке военных запасов и разумном обращении с ними.

Положение черногорцев в стратегическом отношении улучшилось бы, если бы только их правительство умело пользоваться этими средствами, какие представляют ему подвластные Порте воинственные племена Герцеговины и Албании. К несчастию, и в этом отношении Черногория потеряла много со смертью князя Данила: молодой правитель и его отец не сумели удержать влияние, которым Черногория пользовалась в этих областях, а во время волнений 1861 года своими неблагоразумными поступками показали им, что они не много выиграют, променяв турецкое иго на черногорскую неурядицу. Поездка князя Николая в Россию подняла немного его кредит в Герцеговине и Албании; тамошние жители, как христиане так и мусульмане, стали опять обращать свои взоры на Черногорию, интересоваться тем, что происходит в Цетинье и заявлять готовность и желание поднять оружие против турок в согласии с черногорцами. Этот факт имеет сам по себе [415] немаловажное значение, и Черногория могла бы извлечь из него громадную пользу, если бы только в Цетинье поняли его как следует. До войны 1862 г. христиане в Герцеговине и Албании восставали против турок с желанием примкнуть к Черногории; теперь, же не отвергая солидарности с черногорцами в преследовании цели освобождения, они вовсе не выказывают большого желания подпасть под управление черногорских сенаторов и капитанов и думают, что Белград представляет больше условий для благоустроенного государства, чем Цетинье.

Положение Черногории относительно Сербии.

После смерти князя Михаила прекратились всякие доверительные сношения между Цетиньем и Белградом, и хотя в последнее время черногорский князь прибегал к различным ухищрениям, чтобы доказать противное, но ни для кого не тайна, что в настоящее время сербское и черногорское правительства не идут по одной дороге и рука-об-руку, а что каждое из них домогается первенства и преобладания в ущерб другому. Императорскому министерству известно из моих рапортов, что в Цетинье никогда не смотрели серьезно на последствия договора с Сербиею и старались лишь о том, как бы извлечь для себя побольше выгод материальных. Так думали и поступали при жизни кн. Михаила, присылавшего щедрою рукою свои червонцы в Цетинье; а теперь явно говорят, что со смертью Михаила обстоятельства изменились, и что по этому на будущее время не Сербия, а Черногория должна идти вперед в деле освобождения славян из-под турецкого ига. Правитель Черногории, не только при своих бессловесных сенаторах, поддакивающих ему во всем, но даже и в присутствии иностранных агентов, бесцеремонно говорит, что Призрен будет столицею Черногории, а Герцеговина и Албания — черногорскими провинциями. При этих агентах он сам поет и других заставляет петь сочиненную им песню, в которой высказывается намерение и желание его занять Призрен со Старою Сербиею. Князь Николай мечтает из Черногории сделать Пьемонт, а из себя второго Виктора-Эмануэла, забывая, что ни он сам, ни управляемая им Черногория не представляют ныне ни одного из условий, необходимых для такой трудной и славной роли. Всякий раз, когда его светлость в откровенной беседе со мной высказывал подобные мечты, я не пропускал замечать ему, что для добровольного привлечения к Черногории окрестных племен, необходимо представить им черногорское правительство лучше турецкого во всех отношениях, так как в природе человек стремится всегда к лучшему, а не к худшему. В этом отношении Сербия имеет огромные преимущества перед Черногориею: Сербия имеет больше миллиона народонаселения, пути сообщения, телеграфы, торговлю и промышленность, цветущие финансы, [416] многочисленное и хорошо вооруженное войско, а главное — благоустроенное правительство, прочную надежную администрацию и писанные разумные законы, обеспечивающие гражданина во всех его жизненных проявлениях. Черногория же представляет еще зрелище первобытного патриархального общества, не имея ни законов писанных (большая часть сенаторов — судей — люди безграмотные), ни правительства в строгом смысле этого слова. В Европе представляют себе, что Черногорцы самый свободный народ, я же из 12 летних наблюдений вывел совершенно противное заключение, а именно, что черногорцы с восстановлением княжеской власти сделались безгласными, покорными рабами, не переставая быть по-прежнему храбрыми, терпеливыми, а главное — бедными. При таком положении дел было бы смешно и безумно предполагать, чтобы Черногория могла сделаться руководительницею славянских стремлений на Балканском полуострове и увлекла бы за собою в этом деле Сербию, не говоря уже о том, что такой подвиг далеко не под силу и не под рост нынешнему князю. Этим я вовсе не хочу сказать, что решение славянского вопроса в Турции может обойтись без участия Черногории и черногорского князя, напротив, я признаю, что они занимает крепкую фланговую позицию, затрудняющую и парализующую военные силы западной Турции. В этой позиции черногорцы с хорошим оружием могут быть непобедимы, но вне ее — они как рыба на суше, и могли бы двинуть свои отряды в Албанию и Герцеговину не иначе, как под условием общего и правильного восстания народонаселения этих областей, а главное — при открытом участии Сербии, которая доставляла бы всем оружие, военные запасы и содержание, без которого всякая черногорская экспедиция вне черногорских пределов превратилась бы в военный грабеж. Повторяю, Черногория не имеет данных для того, чтобы играть главную роль в будущих событиях на Балканском полуострове; она может только, пользуясь своим исключительным положением, — подать сигнал к общей дружеской работе, бросить из своего лагеря сигнальную ракету, а за тем предоставить ведение дела рукам более опытным и располагающим нужными средствами.

Положение Черногории относительно Австрии.

Австрийское правительство всегда следило зорко за черногорскими делами, но надзор его в последнее время особенно усилился. В прежние времена австрийцы весьма редко заглядывали в Цетинье, а теперь не только офицеры разного оружия предпринимают частые поездки из Каттаро в Черногорию, но даже сами генерал- губернаторы Далмации стали посещать князя Николая в Цетинье под разными предлогами, и привозить австрийские ордена черногорским сенаторам. Австрийцы имеют в Черногории своих друзей, хотя немногих, и главное место между ними занимает семейство Радоничей, бывшее всегда на тайном содержании венского правительства и действующее постоянно в пользу его интересов.

Князю не безызвестны таковыя отношения Радоничей в Австрии, но несмотря на это, по своей природной беспечности, он поддается весьма часто их пагубному влиянию, в особенности влиянию своего [417] адъютанта Станко Радонича, по совету которого он позволил недавно австрийским офицерам, приехавшим из Вены, заняться триангуляциею некоторых важных пунктов Черногории. При проезде князя Николая чрез Вену, на обратном пути из России, австрийский император пожаловал ордена всем чинам его свиты, и ему самому оказаны были особенные почести и ласки. Митрополит Иларион в доверительном разговоре со мной, сообщил мне, что князь принял на себя в Вене какие-то обязательства относительно Австрии, но какие именно, — он не мог объяснить мне. Скорый мой выезд из Рагузы не позволил мне проверить, имеет ли какое-либо основание сообщение его высокопреосвященства, но тем не менее последние частные поездки австрийцев в Цетинье дают мне повод предполагать, что под ними должно что-нибудь скрываться.

По возвращении князя из России, венские казеты стали слишком много заниматься Черногориею, и я не думаю, чтобы и генерал- губернаторы Далмации предпринимали поездки в Цетинье с целью обыкновенных туристов.

Внутренние дела Черногории.

В правлении кн. Николая Черногория не только не подвинулась вперед, что касается внутреннего ее развития; остается еще в первобытном состоянии, без путей сообщения, без торговли и промышленности. Даже финансовая реформа 1868 г. от которой так много ожидали, не принесла пока никаких благих результатов. Митрополит Иларион сказал мне откровенно, что от этой реформы выиграл один только князь, потому что он, получая в год по 6 т. австрийских червонцев, продолжает по-прежнему распоряжаться самовольно и остальными суммами, поступающими в кассу. Сенаторы, заведывающие кассою, люди безгласные, родственники и любимцы князя, исполняющие его требования без всякого прекословия, из опасения впасть в немилость и лишиться своих мест.

Права и обязанности сенаторов и прочих чиновников в Черногории не определены никаким писанным законом, а потому все зависит от произвола и каприза правителя. Князь назначает и отрешает своих чиновников словесно; держит их пока они угодны ему лично, и отпускает их, когда заметит, что они начинают размышлять о том, что их обязанность служить не только князю, но и народу.

Представляя Вашему превосходительству мой последний рапорт о Черногории, я не могу пропустить этого случая, чтобы не сказать несколько слов и о самом кн. Николае, тем более, что при отсутствии закона и правительства, его должно считать главным виновником всего, что делается в Черногории как хорошего, так и дурного. Имея случай встречаться с ним в Цетинье еще в то время, когда он был учеником, и проведении затем девять лет в постоянных с ним сношениях, я имел возможность хорошо узнать его и могу дать пояснительное мнение об его характере и способностях.

Князь Николай, кроме природной и свойственной всем черногорцам хитрости и лукавства, не обладает ни одной из тех способностей, какие необходимы для правителя Черногории. Он не выказал доселе ни храбрости, ни решительности, и еще менее ума и [418] знания. Продолжительная опека Мирко сформировала его характер; от своего отца он перенял все, что было в нем дурного: честолюбие, корыстолюбие, зависть, мстительность и отвращение к истине и откровенности. Алчность его к деньгам не знает никаких пределов, а слабость к лести и низкопоклонству превышает всякую меру. Честные и благонамеренные люди не имеют к нему доступа; его окружают большею частию льстецы, люди уклончивые, не пользующиеся никаким уважением в Черногории. Находясь постоянно в такой сфере, князь Николай лишился и тех зачатков доброты и благородства, которые сказывались в нем в начале его правления. Высказанная прямо и откровенно истина раздражает его и приводит даже в бешенство. Не раз бывали случаи, что он в подобных припадках подступал с кулаками к своему оппоненту, подвергая этим опасности свою жизнь. Князь не имеет никакой любознательности и проводит время в бездействии или в пустых и бесполезных занятиях. В нем нет никакого постоянства, он меняет мнения и решения десять раз в день. Дать торжествен(н)о слово и обещание и не исполнить его — ему ничего не стоит. В самых важных делах он руководится минутными впечатлениями или внушениями своих льстецов и поклонников. Логические доводы на него мало действуют; он подчиняется только аргументу материальной пользы или страха и дорожит мнением новых друзей больше, чем старых, в самообольщении, что будто старые не могут не действовать в его пользу. По причине приведенных мною выше обстоятельств, я находился с кн. Николаем в самых интимных отношениях, вследствие чего и моя переписка с ним была двоякого рода — официальная и частная. Официальным путем мне было всегда трудно добиться от него чего-нибудь, но в частных письмах или в дружеских беседах, я без всяких околичностей указывал ему на его обязанности к черногорскому народу и к России его благодетельнице, и высказывал ему прямо, без всяких приправ такие истины, какие никто не смел ему говорить в Цетинье. Этими письмами мне удавалось не раз предостерегать его против разных неблагонамеренных личностей и удерживать его от поступков и предприятий, которые были бы гибельны для его народа и для него самого.

Моему преемнику в Рагузе уже нельзя будет писать князю Николаю подобных писем, но зато он найдет почву в Цетинье, очищенную от всяких плевел; он не встретит там французского влияния и французских мод, с которыми мне привелось бороться так долго. В настоящее время говорят в Цетинье больше о России и Петербурге, чем о Франции и Париже; но во всяком случае, при известном непостоянстве кн. Николая, нашему консулу нужно будет не дремать и не ограничиваться одними лишь официальными бумагами, а главное — постараться с первого же раза поставить себя в независимое положение и показать, что императорское правительство не желает вмешиваться во внутренние дела Черногории, но, тем не менее, оно имеет право требовать уважения к своим советам и внушениям, клонящимся ко благу и счастию Черногорского народа,

С совершеннейшим и проч.

АВПР, ф. ГА, Политотдел, д. 3, л. 1-11. Копия.