-

ДЕ ВОЛЛАН Г. А.

ОЧЕРКИ ПРОШЛОГО

Поездка в Боснию и Герцеговину в 1878 г. ¹

Письмо Аксакова.

В 1878 г. в Московском Славянском Обществе возник вопрос о посылке меня в качестве уполномоченного в Боснию и Герцоговину. И я получил следующее письмо:

Февраля 18 дня 1878 года.

Милостивый Государь,

Григорий Александрович!

Совет Московского Славянского Благотворительного Общества покорнейше просит Вас принять на себя труд отправиться в Черногорию и во-первых привести в надлежащую ясность: дошли ли до Черногории и если дошли, то в каком положении и где находятся, употреблены ли по назначению, вполне или частью, или же нет, транспорты с вещевыми пожертвованиями, состоящими преимущественно из предметов одежды и обуви.

Всего до сих пор отправлено в Черногорию, на имя Уполномоченного Красного Креста П. Л. Васильчикова, 298 мест или 912 пудов. Из них 152 тюка отправлены через С.-Петербург, т.-е. через посредство Главного Управления Общества попечения о больных и раненых воинах, и 146 тюков через Варшаву, при посредстве Начальника главной станции Варшавско-Венской железной дороги Новака, также под красным крестом. С вещами, отправленными через г. Новака, посланы от Совета подробные описи, которые препровождены г. Новаком на имя Васильчикова. [111]

Все эти вещи предназначены преимущественно для бедных герцеговинских семейств, укрывшихся в Черногории.

Вы, конечно, примите меры, чтобы все вещи были розданы по назначению и послужили бы действительно цели, указанной жертвователями...

Во-вторых Совет просит Вас также обратить внимание на школы и временные церкви, устроенные для бедных герцеговинцев в Рагузе, под наблюдением православного местного протоиерея Новаковича, которому на сей предмет послано было в 1877 г. в два раза 1200 рублей.

О получении последних 600 рублей Совет не имеет никакого уведомления.

Вручая Вам восемь тысяч девяносто пять рублей и четыре русских полуимпериала, жертвованных разными лицами на Черногорцев, Босняков и Герцеговинцев, Совет уполномочивает Вас обменяв оные в Варшаве или в Вене на золото по курсу, употребить их согласно назначению, по ближайшему Вашему усмотрению, или для предотвращения вопиющей нужды, если таковые случаи Вам встретятся, или же для пособия церквам и школам кроме нижеследующих сумм:

1) 500 руб., разменяв их на австрийские гульдены, передать «Одбору за припомочь Босански Бегуница» в Врлике в Далмации, от которого Славянское Общество получило просьбу о пособии от 18 января сего года, за подписью православного священника Сильвестра Боговаца, доктора Казимира Манджера и проч. Подлинное письмо при сем прилагается.

2) 400 руб., разменяв их на гульдены, передать от имени Ливенского (Орловской губ. г. Ливны) купца Ник. Ив. Аксенова Его Светлости князю Николаю и непременно взять официальную квитанцию из Канцелярии или Казначейства, для доставления оной жертвователю.

Вместе с тем потрудитесь справиться, дошли ли к митрополиту Илариону отправленные к нему по почте, через наше Общество, тридцать рублей старыми серебряными монетами в кожаном мешочке и с письмом от крестьян Осинского уезда, Пермской губ., Василия и Феклы, равно получена ли в Черногории пожертвованная московским купцом Глинским церковь со всеми принадлежностями, давно отправленная (не через нас, а через Александровский Комитет Общества Красного Креста в Москве), но о которой Глинский не имеет никакого уведомления.

Во всем, что касается раздачи денег и вещей и вообще организации благотворительной помощи, необходимо войти Вам в [112] соглашение с А. А. Рихтером, посланным в Черногорию с особым поручением от правительства, с г. Зубовым, заместившим П. Л. Васильчикова по Красному Кресту, а также и с агентом Петербургского Славянского благотворительного общества, дабы объединить общие ваши действия ради пользы самого дела.

На поездку в Черногорию и обратно имеете Вы отчислить из 8115 рублей пятьсот рублей. В употреблении врученных Вам денег благоволите доставить впоследствии подробный отчет.

Председатель Ив. Аксаков.

Вена.

25 февраля (9 марта).

Вена богатеет. Роскошно убранные гостиницы полны народом и во всех концах города воздвигаются все новые и новые дворцы. Но есть люди, которые находят, что государству грозит гибель, что австрийский парламент потерял всякое обаяние в народе и превратился в машину, служащую для поглощения депутатского содержания. Все это говорил вчера Шенерер (Schoenerer) в палате и говорил довольно резким и неприятным тоном. Но более всего смеялась палата, когда Шенерер обвинил правительство в подтасовывании голосования с помощью всесильных русских депутатов из Галиции и Буковины. И было, конечно, чему смеяться...

Кто не знает, как жалка участь галицийских русских. Русский депутат Наумович напрасно плакался на горькую судьбу, постигшую русских в Галиции, напрасно старался доказать, что император Фердинанд только тогда заснул спокойно, когда узнал, что находится под охраною русских батальонов. И это не первый раз русские депутаты умоляют поверить их преданности австрийскому престолу, но все эти выражения совершенной преданности не идут им в прок. Верно уже им никогда не быть достойными внимания в глазах Австрии.

Знает ли, например, русское общество о существовании в Вене кружка галицийских студентов под именем «Русская Основа». Этот маленький кружок поддерживается членскими взносами в 50 крейцеров в месяц.

Странно, что русские, посещающие довольно часто Вену, не заглядывают в «Русскую Основу». Один из членов высказал мне: «русские как будто тяготятся ближайшим [113] знакомством с нами». Между тем русский нашел бы там русские газеты.

Одно меня удивило — отсутствие московских газет. Не мешало бы, право, московским редакциям уделить один даровой экземпляр «Русской Основе». Общество слишком бедно, чтобы истратить все свои наличные средства на выписывание газет.

Не мешало бы также снабдить его хорошими книгами. А то у них нет книг по медицине, юриспруденции, новейшей литературе со времен Пушкина. Я вспомнил факт, уже давно мне знакомый. Мне показывали в Новом Саде (у венгерских сербов) целый шкаф с русскими книгами. И что же там было? Отчеты разных обществ, старые месяцесловы, книги богословские, буквально газеты времен очаковских и покорения Крыма. — Много читают эти книги? — спросил я. — Нет, только для изучения русского языка. — Есть у вас Пушкин, Гоголь, Островский, Толстой? — Нет, мы эти вещи читали в немецком переводе. У нас, действительно, вошло в обыкновение сбывать в славянские земли все, что залежалось у нас за многие годы. И это называется пропагандировать славянскую идею. В Австрии нас считают к этому способными. На деле же оказывается, что, сбывая ненужный литературный хлам в славянские земли, мы еще удивляемся, что славяне обращаются за научными, литературными сведениями к западной Европе.

Славянское благотворительное общество непременно должно составлять образцовые библиотеки русских книг по всем отраслям знания и рассылать их бесплатно в славянские земли, а не потворствовать высылке старья, на которое и у нас нет спроса.

Я так заговорился о русских в Вене, что забыл о другом вопросе. Как думают венцы о войне. Жители Вены сожалеют, что война кончилась и что все барыши по случаю войны должны прекратиться.

Настроение тут самое миролюбивое. Я надеялся здесь встретить воинственный азарт. Ничуть не бывало. Даже «Neue Freie Presse», выставляя бесцеремонность, коварство, неблагодарность России, требует все-таки сохранение мира. Прелестный рисунок помещен в сатирическом «Kikeriki». Изображены три канцлера. Бисмарк с тремя волосками и русский без оных. За то Андраши с роскошными кудрями. Подписано «wenn sich die drei in die Haare kriegen, so geht es dem unseren am schlechtesten (Если трое ссорятся, то нашему приходится хуже всех). И это, кажется, общее мнение. Здесь не помышляют о войне... Даже мадьяры что-то притихли. [114]

Скажу при этом о панславизме — пугало, придуманное врагами славянства для притеснения различных славянских национальностей. Ни немцы, ни мадьяры не могут понять того, что славяне хотят также жить, также развивать свою особенность, свою индивидуальность. Если бы те, которые бредят об этом призраке ², присмотрелись к делу, к жизни славянских народов, то они увидели бы совершенно обратное тому, что они говорят. Славяне, за исключением всего русского народа, бредут врознь, развивают до самых крайностей сепаратизм. Посмотрите на сербов, освобожденных от всякой опеки: они сепаратисты в самом широком смысле слова. У них, когда великий германский канцлер на всю Европу объявил пользу изучения русского языка, нет ни одной кафедры русского языка, они отворачиваются от произведения русской мысли. Им они чужды так же, как и хорватам, чехам, словакам и угорско-руссинам. Нигде вы не найдете такого незнания России, как между славянами. Они знают Россию меньше, чем англичане, немцы, французы. Нигде нет такого игнорирования русского общественного быта. Русские, к которым эти вести доходят различными путями, не могут не отвечать известным раздражением на то, что родичи, которым они сочувствовали без всяких политических видов, игнорируют Россию и ставят ее на ряду с каким-нибудь Бухарским царством; она как deus ex machini явится к нему на помощь в борьбе за свою независимость. А что так называемый панславизм скорее немецкого происхождения, доказывают следующие строки: Durch die Gegenwart geht eine Ahnung, wie vom sterben kleiner Voelkerschiften, als koennte die Weltgeschichte sie nicht mehr brauchen. Sie werden erdreicht und aufgesangt von dem gewaltig National-und Kulturstaatcn. Noch einrml ehe sie auf immer verloescht blitzt und brandet alle ihre Volkskraft, sic wehren sich mit wilder Verzweiflunoj, und greifen nach abenteuerliche Idealen.

Так пишет немец, член вольной германской семьи, но так не напишет ни чех, ни серб, ни хорват, ни словак.

Сказав эти несколько слов в доказательство, что панславизм не существует, что существует сепаратизм отдельных славянских народностей, желающих итти к прогрессу путем индивидуального развития, я должен прибавить, что русские в Венгрии так немногочисленны, что они не могут представлять опасности для государственного единства Венгерской державы. [511] Хотелось бы сказать венгерцам: не гоните их за то, что они читают по-русски, сочувствуют творениям русской мысли, что русское имя им чуждо, как другим славянским народностям, а воспользуйтесь их знанием русского языка, узнайте поближе русский дух и вы увидите, как мало в нем национального фанатизма, как всеобъемлюща эта среда, как она веротерпима и беспристрастна. Русские в Венгрии, не стыдитесь, что вы русские: вы принадлежите к громадному народу, который не последний фактор в деле цивилизации и прогресса. У вас нет противогосударственных стремлений и потому с чистою совестью изучайте Россию и знакомьте с нею венгерский народ. Венгерцы, познакомясь с Россией, не будут косо смотреть на каждую русскую книгу, а напротив, я надеюсь, дадут ей почетное место и в своей славной литературе. Вообще поменьше национального фанатизма, а более беспристрастия в отношении к культурным достоинствам германских и славянских народов.

Задар (Зара).

15 марта.

Что за удивительная страна Австрийская империя! Вы на одном из пароходов австрийской компании на пути в Рагузу и несколько раз в дороге спрашиваете себя, туда ли вы попали. На пароходе слышится чистейший тосканский говор. По-немецки вам не ответит даже капитан парохода. Итак, я в итальянском обществе. Неправда, побудьте часа два-три на пароходе, и вы узнаете, что все эти господа — славяне.

Каждый из этих господ, когда вы с ним разговоритесь и спросите его, понимает ли он по-славянски, ответит вам: «ma diavolo io son slavo».

Красноречиво изъясняясь на языке Данте и Маккиавели, эти господа объяснят вам, что они сочувствуют России и не будут против нее сражаться, если будет война. Мы испорчены, говорят они, но народ наш остался чистым от всякого иноплеменного влияния (virgine). — «Вы настоящие итальянцы», осмелился я высказать им. «Неправда, посмотрите, в этой деревне никто не знает по-итальянски».

Далматинцы привыкли к итальянскому языку, как русские к французскому. Хорошие патриоты в роде Vulecevic’a пишут по-итальянски в защиту своих славянских интересов. Он доказывает в своей брошюре «Italiani е Slavi», что Триест — славянская страна (terreno slavo). Замечательны анекдоты про депутата Любиша. Он говорил в присутствии одного [116] высокопоставленного итальянца таким изящным языком, что тот поневоле высказался: «Как он говорит по-итальянски!.. Как он должен говорить на родном славянском языке?».

Любиша должен был сознаться, что он совсем не так знает славянский язык. Австрийские офицеры должны говорить по-итальянски. По-немецки здесь знают, но не хотят говорить. Мне кажется, что неимение одного общего дипломатического языка для всех славян заставляет их поневоле обращаться к посредству итальянского, немецкого языков. Национальная партия вся состоит из людей, преданных народному делу. Австрийское правительство относится к далматинцам очень гуманно. В Далмации уже существуют три гимназии, в которых преподавание ведется на славянском языке. Может быть это делается с тем, чтобы ослабить итальянский элемент.

Есть еще партия самобытности Далмации (autonomish). Она не желает присоединения к Хорватии. Сама природа нас разделила. Эти чудные горы (Велебит) служат нам лучшею границей. Что мы выиграем от присоединения? — Мы подпадем мадьяризму и променяем австрийскую Gemuehtligkeit на мадьярскую нетерпимость. Теперь у нас есть свои школы, свои газеты, нет цензуры, а тогда будут подати и притеснения. Подождите, дайте нам пожить нашею особенною жизнью, и вы увидите, какие успехи мы сделаем в течение двадцати лет. Присоединение Боснии и Герцеговины к нам является в экономическом отношении вопросом жизни и смерти. Деятельность наших портовых городов самая ничтожная, потому что богатые производительностью страны находятся во власти турок. Но в интересах славянства мы не желаем присоединения к Австрии Боснии и Герцеговины. Мадьяры воцарятся там вместо турок. Герцеговинцы высказывают тоже известного рода сепаратизм. Лучше турки, чем австрийцы, говорят они. Мы не верим занятию; австрийцы встретят против себя турок и славян. Россия знает, что делает. Она позволяет Австрии взять эти провинции, но она должна знать, что Австрия не готова. Турки непременно пойдут против Австрии. Правда, австрийцы собирают подписи. Собирают подписи и другие. Но Герцеговина желает автономии под властью Турции.

Далматинцы патриоты (как их называют здесь) любят поговорить о будущем единстве славянского племени. Но это единство заключает в себе желание сохранить свою индивидуальность, свою самобытность под верховенством России. Оно и понятно. Русские порядки слишком чужды для этих городов, выросших на основах римской гражданственности. Городской [117] голова у них называется podesta. Везде встретите вы следы древней муниципальной жизни. Стоит вам только пройтись по улицам, и вы нападете на древние храмы, на разные piazza della signoria. Присутствие старой культуры видно на каждом шагу. Газеты составляют потребность каждого. Дороги все шоссированы. Колизей (в Поле), древние храмы в Задаре и Шебенике, храм Диоклетиана в Сплете говорят о минувших днях величия.

Австрия не мешает им развивать эти начала муниципальной и политической свободы. Свобода сходок, газет дает им широкое поле борьбы и деятельности. Есть люди, которые находят, что Австрия слишком мало для них сделала. Передо мною брошюра, написанная Старчевичем: «Woran wir sind», в которой говорится, что Австрия мало сделала для славян. Ей следует, говорит автор, воссоздать великое хорватское государство, которое помешало бы честолюбивым замыслам России. Вот оно что! Сделай нас сильными, а не то мы сделаемся русскими. Чем же устрашает г. Старчевич Австрию? «Россия не только освободила рабов, нет, она даровала им земельную собственность. Многие реформы вдохнули новую жизнь в русское государство. Успехи просвещения теперь ощутительны даже для иностранцев. Развиваясь по пути свободы и самоуправления, Россия притянет к себе все славянские народности, не исключая и поляков. И тогда — конец Австрии, которая не поспеет на этом поприще».

Из этих нескольких строк можно видеть, что страшит особенно наших врагов. A bon entendant salut...

Любопытно то, что сказал мне австрийский офицер. Мы не хотим брать Боснию и Герцеговину. Мы устроим там дороги, а через двадцать лет вы начнете агитировать и отберете ее у нас.

Рагуза.

В Дубровнике я познакомился с Ястребовым. Он сообщил мне очень много интересного о комиссии, которая была послана для умиротворения герцеговинцев. При всех их спрашивали о нуждах, уговаривали возвратиться на родину. Но наедине их спрашивали: «можете ли вы держаться до весны». — Можем. — «Ну, тогда с Богом: бейте турок!» Черногорские воеводы не в odeur de saintete у бедных герцеговинцев. Рассказывают ужасные вещи: Р. украл 10 т. гульденов, М. — 250,000... Вещи, посланные в комитеты, сортировались в Рагузе. Самые лучшие из них отобраны и спрятаны в [118] одном доме с тем, чтобы, по окончании войны, продать их. Говорят, украдено всего 124 тысячи четвертей кукурузы, не считая провизии, т.-е. забора от продавца. Покупали, напр., за 4 р. 25 к. м. продавали русским за 5 р. 75 к. кукурузу. Проделка выбрасывания (яко бы) гнилой кукурузы в море. Здесь обыкновение выдавать два счета: один показной, а другой настоящий. Родственники князя не без греха. Князь потому не желает и слушать о злоупотреблениях. «C’est moi qui suis responsable du tout — il n’y а rien», сказал он Буху. Бух был встречен государыней, и когда он стал говорить правду, то она от него отвернулась и оставила его. Сенаторы воспользовались сукном для своих кабаниц. Герцеговинцы по целым неделям ждут получения пайка. Им особенно не понравилось обращение с ними черногорцев. Вы райя, — говорили им последние. Князь и многие черногорцы не любят Сербию. Он сказал в присутствии герцеговинских и боснийских вождей, что Милан подчиняется конституции, я бы этот закон попрал ногами. Относительно России князь говорит иногда с почтением: «je suis le sujet de Sa Majeste. Comme c’est dommage que je n'ai pas de cuirasses pour faire du tort rux Anglais». А с другой стороны, он сказал Боголюбову: «Mon fils n’apprendra j mais la russe». В действительности эти недопеченные блины на французской сковороде все питаются обрывками бульварного и кофейного образования. А русский язык для них чужд. Князь получил деньги на Миридитов, но он им выдал только самую малую часть. Вот главная причина неудавшегося восстания. Боголюбов в откровенной беседе высказал: «это атаман разбойников». Действительно, мне опротивело это попрошайничество больше всего. Кто не попрошайничает здесь? От мала до велика не заражено этим? Подойдет чистокровный черногорец и начнет: «во здравие царя нашего и черногорского князя» и кончит, что ему нужно столько-то золотых или материю на кабаницу. Начнет все это с приправою лести похвалы, — но не беспокойтесь, скоро появится самое интересное, т.-е. просьба помочь, ибо он сиромах (сирота) и т. д.

Герцеговинцы, которые не боялись черногорских ушей, высказывали: «лучше турки, чем черногорцы».

Жизнь в Рагузе, говорят, шла весело и широко. Славянские деньги были тут важным стимулом. У одного появились экипажи с тройкою лошадей. Другой, говорят злые языки, поднес фермуар бриллиантовый одной прелестнице. Корреспонденты кормились и сочиняли небывальщину. Граф Паццо (Пучик) рассказывает, что 200 матрацов, хирургические инструменты так и не видели места своего назначения... [119]

Князь встретил меня ласково. «Si vous ne trouverez pas ici tous les bienfaits de la civilisation, vous trouverez des bons coeurs». Он говорил с восторгом о новых приобретениях Черногории. В Подгорице он устроит столицу. В Dulcigno (Уциньо) у него есть вилла. Там очень красиво. При мне приехали турецкие беки представляться князю. Он говорил с ними по-итальянски и сказал им: «Мы, когда будет мир, обратим внимание на торговлю».

По мнению А. Сем., репутация князя, как героя, несправедлива. Он видел его в минуты, когда тот праздновал труса. Но, желая отклонить от себя опасность, он прибегал к Боголюбову, и тот, как милый царедворец, угадывал его желание. Отношения А. Сем. к князю довольно оригинальны. Он живет в доме князя и постоянно с ним видится. Часто А. Сем. по своей нервности даже и сделает неприятность ему, но ему все прощают, говоря: он больной человек. Главное, если что нужно, то он всегда выхлопочет из Петербурга. Подчас, должно быть, князь желает освободиться из этой опеки. Ионин был всем во время войны: он был de facto первым министром Черногории, и если Черногория выйдет из этой борьбы увеличенною в объеме, то это в большей степени заслуга Ионина. Эпическим духом дышат рассказы его о геройстве черногорцев. Как они боролись в первый раз против броненосцев! Батареи в Антивари были буквально засыпаны снарядами, но черногорцы и не дрогнули. Когда им сказали, что придется брать приступом крепость, то они радовались как дети. Не любили они разных эволюций тактических. Зачем эти переходы, когда просто можно итти на юриш (ура)? Зато под Бишином им пришлось плохо. Ястребов выслал двух герцеговинцев к князю с своею карточкою (боясь компрометировать себя письмом), чтобы предупредить о движении турок. Герцеговинцы ночью подползли к лагерю черногорцев, но их взяли и связали. Потом хотели их повесить. Но, очутившись в незнакомой местности, князь был в большом затруднении. Тогда герцеговинцы вызвались вывести его оттуда.

Князь не любит популярности своих воевод, и потому он часто подводит их под удар. Это очень понятно. Дипломатия еще не окрепла в народном сознании, и если явится юнак доблестнее князя, то он, пожалуй, потянет весь народ на свою сторону. Божо Петрович, самый искусный из его полководцев, был устранен им. Марко Миланов был, говорят, подстрелен с ведома воеводы Пламенаца. Но молва приписывает и тут часть ответственности князю. [120]

Замечательна в Черногории большая честность. Смело оставляйте ваши вещи: никто их не возьмет. Можете поручить их нести черногорке, и все будет в целости доставлено к месту назначения. Но казнокрадство в большом ходу. Раздачи вещей были неудовлетворительные, потому что составление списков было неправильно, пристрастно. Лучшие, богатейшие семьи были записаны, а бедняки пропущены. Я собственноручно надевал на самых бедных в Вир-Базари теплую шубу, я слышал возглас: «А вы много видели теплого платья на бедных? Лучшие вещи пошли капитанам».

В Рехе находится первая типография сербского народа, пильный завод и тут же переделываются ружья. Замечательно то, что пильщики — болгаре. Черногорцы не любят труда... Река Черноевича вьется лентою среди скалистых берегов. Все пустынно кругом; лишь изредка увидишь на берегу маленькую избушку. Вход в Скутарийское озеро по случаю бури был затруднителен. Вдали виднелся Жабляк. Мы проехали мимо пустынной Лессендры, и черногорцы показывали мне, где была батарея (русски топ — русская пушка). «Много Россия для нас сделала, — говорили они. — Фала Царю Русскому».

Вир-Базар. Отсутствие всякого комфорта. Вши и другие насекомые не дают покоя. Есть тоже нечего. Совершенно голые васоевцы громадною толпою ждут выдачи хлеба. При раздаче платья происходит невообразимый шум и перенники и старшие отгоняют их палками. Вообще тут принцип власти в большой силе. Здесь нет демократизма, который вас поражает в Сербии. Там самый простой селяк подойдет к министру и похлопает его по плечу. Здесь низшие подходят к высшему непременно к руке или с целованием плеча. Мне это очень не понравилось.

Барон Каульбарс желал присутствовать на заседании сената. Слушалось дело о дезертире. Он сказал дерзость относительно князя, и тот собственноручно произвел над ним расправу. Замечательна здесь патриархальность. Здесь ничего нельзя сделать без ведома князя. Нужна ли кому лошадь — докладывают, хотели устроить школу и перетащить вещи в другое место — надо сказать князю. И он входит во все, дает словесное приказание, и дело идет отлично. Телеграфная проволока проведена повсюду — в самую маленькую деревушку, — и вот, если что нужно, то прямо телеграмма, и сейчас же исполнение.

Это личный режим доброго старого времени, когда действительно между владыкою и народом не было загородок, а они сносились непосредственно друг с другом. [121]

Еще надо заметить одну особенность относительно славян вообще. На севере проводником цивилизации среди славян Австрии служит немецкий язык. В Венгрии мадьярский. У черногорцев, далматинцев и у албанцев — итальянский. В Константинополе царствуют французский и итальянский языки. Дороги в Черногории ужасны. Там, где птица пролетит и человек может поставить ногу, — то леп путь (хорошая дорога). Пешком идут скорее, чем верхом. И тут измеряется расстояние наоборот: если пешкл — 6 сад, если на кони — 7 сад и т. д.

Новая Черногория.

Бар (Антивари), 28 марта.

Хочу сказать о новом крае, покоренном черногорцами с оружием в руках, — о благодатном береге Адриатического моря от Служи до реки Бояны. В качестве уполномоченного от московского славянского благотворительного общества, я должен был присутствовать при раздаче вещевых пожертвований беднейшим жителям Цермницкой и Крницкой нахий в Вир-Базаре. Бедность васоевичей превосходит всякое описание. В толпе я видел детей, стариков совершенно нагих. Одежда некоторых составлена из каких-то лохмотьев, сшитых на живую нитку; холст, в который запаковываются тюки, составлял pium desiderium этих бедняков. Вообще, мне кажется, благотворительность в здешнем крае была поставлена на совершенно ложный путь. Каждый черногорец и герцеговинец получает русский хлеб, но что он ему стоит! Голодный, он должен пройти пять дней до Каттаро по самым отвратительным дорогам для получения своей месячной порции. Часть он сбывает уже в Каттаро. Он продает кукурузу, покупая в три-дорога испеченный хлеб. По всем закоулкам Черногории вы видите изнемогающих от непосильной ноши женщин. Истративши миллион, разве не могли заменить тяжелый труд человека лошадиною силой? Отчего все склады сосредоточены в Австрии, а складов внутри Черногории не устраивали? Конечно, рассуждали, герцеговинцы и дальше пойдут за хлебом, но сколько тут теряется совершенно непроизводительно человеческого труда. Труд, потраченный на одно путешествие за хлебом, мог бы окупить этот самый хлеб. Но что об этом говорить. Дело это приближается к концу, и не теперь переделывать его на новый лад. Черногорцы, несмотря на свою бедность, довольны, и с гордостью говорят [122] о новых приобретениях княжества — об Антивари и Уциньо (Дульциньо). Вот этот край следует вам посмотреть. Там целые леса оливковых деревьев, лавров, там виноградники и затем море...

Добравшись с большим трудом через Сутормане в Бар, я был действительно поражен роскошною растительностью этого края. Но и тут война оставила свои неизгладимые следы.

Город, состоявший из тысячи домов, представляет теперь груду развалин. Плантации вырублены. В городе уцелел храм Св. Георгия. В равнине осталось еще несколько домов, принадлежащих католикам. Население Антивари — турки — бежали в Албанию.

Как устроят черногорцы свои отношения к католикам-сербам, к туркам, к албанцам? В разрешении этого вопроса черногорцы выказали большой такт и умение. Католики-сербы были назначены ими в разные почетные должности по управлению краем. Турки в Дульциньо (там они остались) были обласканы, успокоены и очень довольны своим новым положением. Правда, что турки здешних мест, в сущности славяне, и потому я не удивляюсь, когда один турок, хвастаясь знанием языков, сказал мне: «я говорю по-албански, по-турецки и по-нашему» (т.-е. по-сербски). Другой турок говорил: «во здравие Царя Русского и князя черногорского». Турецкие беки в Дульциньо очень дружелюбно относятся к черногорцам. Проводник мой был турок. Он убил в Албании низама и бежал в Черногорию. Вместе с тем это был самый добродушный малый. Он говорил об этом убийстве, как говорят о зарезанной птице...

Все это прекрасно, скажете вы, но есть же недовольные новыми порядками. Об отыскании их очень хлопочет Австрия. Вице-консул Нетович (должно быть славянина) вербует в Антивари между католиками австрийских поданных. Местный патер, как правый славянин (так говорят здесь), в своей проповеди высказал, что следует повиноваться черногорскому князю; за такие верноподданнические чувства он был сменен скутарийским епископом. Зачем эти происки?

Знакомство с новыми подданными Черногории обещало быть интересным. Я остановился в доме одного зажиточного старика Ж. Отец семейства относится спокойно к происшедшей перемене. Старший сын носит попрежнему албанский костюм. Второй сын, служивший еще год тому назад в Константинополе. теперь уже носит черногорский костюм. Он был при осаде родного города в войске князя. Он в совершенстве [123] владеет иностранными языками и придерживается европейских обычаев. Жена его родилась в Дубровнике и тоже говорит по-французски.

Женщина в Черногории и Албании поставлена в самое зависимое и рабское подчинение к мужчине. Целование руки у каждого мужчины, проходящего по улице, считается обязанностью женщины. Сам Ж. (младший) смеется над этими обычаями, но он не может доставить своей жене то место, которое она занимала бы в европейской семье.

В присутствии черногорца она скромно должна стоять в углу и ждать приказаний. Гулять с нею под руку считается срамом. Не даром черногорцы, говоря о своих женах и дочерях, приговаривают: «простите, жена, девочка» и т. д.

Ж. много потерял вследствие войны. В городе у него сгорело несколько лавок, дом, плантации разрушены.

Жизнь Ж. показывает, что они больше черногорских воевод понимают, что такое комфорт. Турки их не особенно притесняли. Это видно по обилию посуды, живности, по тем запасам хлеба, которые хранятся в амбарах. Но он был rajah — неполноправный член общества, турок мог прийти и поколотить его (что и было с стариком Ж.), отнять у него богатство. Теперь оба сына носят на своей шапке капитанский герб. В настоящее время нет торговли. Прежде Антивари и Дульциньо продавали одного масла на двадцать миллионов гульденов. Пароходы Ллойда заходили в Бар. Когда из этой груды развалин возникнет новый город — трудно сказать. Для этого потребуются миллионы, а где Черногория найдет их?

Никшич, 5-го апреля.

Не знаю, говорить ли о неудовольствии герцеговинцев их новыми условиями жизни. Говорить, право, не хочется о наших славянских пререканиях; умолчать совершенно нельзя в виду того, что зло требует скорого и решительного врачевания. Герцеговинцы недовольны европейскою дипломатией, которая об них забыла; они недовольны тем, что, начавши первые борьбу за освобождение, им грозит окончательная гибель. «Болгары, — говорят они, — сделали меньше нашего, а мы разорваны на два куска». Самая воинственная часть нашей страны перейдет к Черногории. Та часть, которая имеет меньше силы сопротивления иноземному влиянию, перейдет к Турции или Австрии и не будет иметь автономии. Она погибнет для славянства. Затем герцеговинцы высказывают неудовольствие против черногорцев, которые в течение всего времени пользовались [124] услугами и храбростью герцеговинцев и все успехи присвоили себе. Насколько это справедливо, не берусь решать. Так же трудно решить вопрос о том, не потеряли ли герцеговинцы тем, что вначале не соглашались на предложения Англии. «Нам давали больше тогда, чем выговорено для нас теперь», Желают они целостности территории Герцеговины и автономии под покровительством России. Если нет, то лучше Турция, чем Австрия.

Все эти требования, претензии могут показаться чрезмерными, но что касается страданий герцеговинского народа, то они превосходят всякое описание. Герцеговинцы, как они сами говорят, жили хорошо под турецким владычеством. У них много было скота, живности. Требинье, Мостар служили складочными пунктами довольно значительной торговли. Земля, хотя и принадлежала туркам, но на ней получались великолепные урожаи. Виноградники в окрестностях Требинье славились своею хорошею обработкою. «Мы жили лучше черногорцев. У нас были каменные дома и, если мы восстали, то из желания освободиться от турецкого ига. И теперь мы пойдем вместе с черногорцами против общего врага».

Положение герцеговинских усташей ужасно. Они живут в каких-то кучах (домах) из камня. Некоторые добыли себе палатки и жили в этих убежищах на снежных вершинах Ловчина. Дети поражают своею наготою. Даже воеводы, и те живут в своих курных кучах. В этих кучах нет окон, потому что они вделаны большею частью в скалы. С приходом почетного гостя посреди кучи раскладывается огонь и вокруг «ватра» греются все члены семейства. Что могла сделать русская благотворительность для этих несчастных, лишенных пропитания и крова?

В Перании Васильев стал раздавать деньги, и я помог ему организовать это. Везде так и сквозила нелюбовь герцеговинцев к черногорцам. Как-то сошлись жители Куч, герцеговинцы и черногорцы, и стали спорить о доблестях каждого народа. В Ризано нас принимал начальник серб и в школу мы вошли с колокольным звоном. Я удивился, как многие знают русский язык в этих местностях.

Мы приехали в Грохово и были приняты с распростертыми объятиями вождями герцеговинцев. Лука Петкович, Ковачевич, Поп Богдан Зимонич все живут в домах без окон, греются около костра. Подают вам ракии и кофе. Лука Петкович держал себя с достоинством, постарался поместить своего сына школьным учителем. Местный капитан содрал [125] за помещение, сколько мог. Ковачевич много рассказывал о своих похождениях в Венгрии и как его там боятся.

Вечером на сцену выступили гусли, и каждый: старался превзойти другого поэтическим замыслом.

Многие герцеговинцы высказывали свое неудовольствие на Сан-Стефанский договор. Один только Лука Петкович вел себя дипломатом и оправдывал Черногорию, сравнивая ее с собакою, идущею через мост с куском мяса.

...В Никшиче устроилась школа в бывшем госпитале. Жокич рассказывал, как в Австрии хотели у него отнять оружие: «Срамота, я буду как девочка, и передал оружие другому черногорцу и не хотел отдать его австрийскому офицеру».

Надо сознаться, что черногорцы не меньше пострадали от нашествия Сулеймана. Вся Белопавлинская долина, роскошная, цветущая, обращена в пустыню. Только изумрудная Зета льется среди зелени оставленных садов, полей. Дома все сгорели до-тла и вам встречаются наши несчастные оборванцы, просящие подаяния. Значит, помощь требовалась громадная, несоразмерная с силами какого-нибудь общества.

Склад вещевых пожертвований находится в Грохове. Приходится помочь, если возможно, 1/6 части самого беднейшего населения, и вот на Дробняк, Рудин, Изера и Шоранце, Пива Пешивцы, Жупа приходится 6,000 чел. (только 1/6 часть).

Между ними приходится распределить рубах 2,087, панталон — 841, чулок — 3,493, жилетов — 657, фланели — 166, сюртуков — 266, кожухов — 142, капотов — 377, кож — 262, юбок — 632, женского белья — 3,069 и платков — 1,215.

Из этой росписи легко убедиться, как трудно даже помочь и 1/6 части бедствующего населения. Одно дело производит отрадное впечатление — это школы, открытые для герцеговинских детей в Ризано, в Несутах, в Цетинье.

В этих школах, которые поступили теперь на иждивение с.-петербургского и московского славянских благотворительных обществ, дети все одеты, сыты, насколько можно насытиться 1 фунтом хлеба.

Учителя черногорцы и герцеговинцы показали себя достойными наставниками. В три месяца дети выучились читать, писать, считать, петь и отвечают на многие вопросы по географии и истории. Очень понравилось мне, как их спрашивали о России. Где она? — На Востоке. — Кто царь Русский? — Александр II. — Как зовем мы его? — Царь-Освободитель герцеговинского [126] народа. Герцеговинские дети очень способны, восприимчивы. Учитель, спрашивая одного, должен останавливать рвение других, желающих дать ответы. Все те, которые знают ответ, так и стоят с поднятою рукою и впиваются умными глазенками в учителя. Весь класс следит за вопросами. В свободное время учитель преподает им комнатную гимнастику. Детей в Цетинье, Несутах, Грохово и Никшиче будет около 2,000. В других школах наберется тоже несколько сотен. Желание учиться громадное. Придется только пожалеть, если этот восприимчивый, способный к цивилизации народ подпадет вновь мертвящему сну или, что хуже, все эти задатки славянской цивилизации завянут под влиянием мадьярщины. Выработаются, несомненно, таланты, но они будут потеряны для славянства.

Никшичское поле, говорят черногорцы и герцеговинцы, способно прокормить всю Черногорию. Действительно, где найдете вы в Черногории такое громадное пространство удобной и возделываемой земли? Теперь все это пока пустынно и не видно земледельца, заботящегося о будущем урожае. Город Никшич обладает хорошими каменными зданиями. Крепость меньше той, которая находится в Баре, и не представляет картины разрушения. В лавках торгуют турки и райя. Черногорец только прохаживается по улицам и дружелюбно разговаривает с своим давнишним врагом. Вообще, надо удивляться такту, с которым держатся черногорские власти относительно турок. Я не могу знать сокровенной мысли турок в Никшиче, но они имеют довольный, приветливый вид. Они признали легко, по-моему, господство черногорцев над собою. «Наш господарь», слышишь постоянно. Был я в мечети; там турок (мулла) объяснял рослому и красивому черногорцу, показывая ему на повреждения стены от бомбы: «вот твоя работа», — и это говорилось без всякого фанатизма, ожесточения; напротив, с улыбкою на устах. Веселый смех раздавался среди оживленной группы черногорцев и турок. О ссорах между ними не слышно. «Где я? — спрашивал я себя. Неужели это враги на жизнь и смерть?» Что касается швабов, то черногорцы презирают их. «Пускай они попробуют. Мы сейчас будем в Каттаро, Ризано». А солдаты? — спрашивал я. «Знаем мы их: им не устоять против наших и герцеговинских чет». Австрийское правительство держит в тисках Черногорию, оно не желает дать ей порта, а вместе с тем оно не прочь и пококетничать с Черногориею и поманить ее разными обещаниями. [127]

Воевода Марко Миланов.

Хочу сказать о замечательной личности, которою гордились Кучи, это храброе племя, признавшее с трудом над собой верховенство Черногории. В этом племени еще живут стремления к независимости. В этом рассказе много может быть неверно и прикрашено поэтическими вымыслами, но характер Марко Миланова по своему благородству, простодушию и отваге, достоин изучения. Марко Миланов в детстве ходил за стадами. Эта жизнь среди дикой природы развила в нем предприимчивость, отвагу, которую он проявлял в дальнейшей своей жизни. Пастушеская жизнь ему надоела, и он пошел в гайдуки. Вскоре он своею неустрашимостью достиг такого авторитета между своими товарищами, что они выбрали его начальником четы. Чета ходила против турок, против албанцев, и везде Марко Миланов показывался впереди своего маленького войска. Как ни направляли албанцы на него свои меткие выстрелы, но в пороховом дыму выделялась стройная фигура Марко и, направляясь к ним, наносила им жестокое поражение. «Этот человек заговорен от пули», говорили албанцы, и Марко сделался для них каким-то сверхъестественным существом. Когда он нападал на турецкого пашу, то он предпочитал открытый, честный бой засадам, обману. Он прямо говорил турецкому паше: «ты провинился передо мною, я пойду на тебя в таком-то месте. Приготовься меня встретить». В Черногории есть обычай: когда князь хочет разбирать какую-нибудь тяжбу, он идет под большое дерево, которое растет одиноко перед его дворцом. Такое историческое дерево существует в каждом племени. Марко не только воин, он умеет сказать мудрое слово, и ему выпала честь сидеть под деревом и решать споры своих односельчан. Справедливость его решения заставляла албанцев, турок итти к нему на разбирательство... Вся страна заговорила о мудрости Марко.

Покойный князь, услышав про Марко, пригласил его к себе и говорит ему: «Марко, ты будешь моим перенником (телохранителем). Полюбил князь Марко и сделал его вскоре своим капитаном. Но не выдержала правдивая натура Марко при виде несправедливости князя... Марко в звании капитана держал себя с князем, как равный с равным. «Зачем ты тратишь деньги народа, заводишь роскошь?» — говорил Марко князю. Не понравились эти речи князю, и он велел посадить Марко под арест. Перенники (жандармерия князя) любили [128] своего товарища Марко больше князя. Они сели около темницы, поджидая, когда выйдет любимец их Марко. Князь сумрачный ходил по главной улице в Цетинье. Где его оруженосцы, где его друзья?.. Все там, говорят, у Марко. Выпусти ты его на волю, пожалуй, город взбунтуется и призовет Марко к себе на княжество. Пошли ты его в Кучи на родину. Ты видишь, как он популярен. Князь последовал мудрому совету и послал его на родину. Он вернулся на родину воеводою. Вскоре сделали его сенатором. То, что сделал начальник четы, то продолжал воевода Марко Миланов. Он был так популярен в своем племени, что поговаривали о нем, как о будущем князе в Черногории.

Теперь скажу о Милене. Милена по своему уму и даже образованию выделялась из женского общества. Физическая сила в соединении с красотою и умом делают ее заманчивою невестою. За нее сватался Рити. Она не любила его, но родители принуждают ее выйти за него. «Ты не будешь моим мужем», говорит она ему под венцом... Обряд свершон, и вот Рити идет к своей жене. Она лежит в постели и повернулась к нему спиною. Он пробует ……, но она отвечает ему: «И ты смеешь прийти ко мне! Я скорее умру, чем буду твоею женою»... Силою выталкивает она его из комнаты. На другой день Милена, увидев мужа, идущего к ней, стала на пороге дома, облокотилась у двери и подперла ее своею рукой. Муж начинает опять упрашивать ее. Ее красота, презрение к нему разжигает его пылкую страсть. Он готов на всякое унижение. «Умоляю тебя», говорит он, — и полновесная пощечина раздалась в воздухе. «Ты не мужчина, ты не умеешь со мною справиться», звучит речь, полная презрения Милены. «Я подчинюсь только тому, который покорит меня. Ты меня больше не увидишь». Милена вышла гордая, надменная из дома своего. Она появилась в Албании. Как она встретилась с Марко, неизвестно, но она полюбила его. Величавая красавица нашла своего господина в сильном, могучем характере Марко Миланова. Марко любил ее только сначала. Ему нравилось, что такая женщина, как Милена, слепо исполняет его волю. Но ее мужские наклонности, умение стрелять, ездить верхом, недостаток женственности заставили его разлюбить ее. Он влюбился в другую — противоположность Милены. В той были грация, мягкость и кротость характера, и он решил оставить Милену. Трудно пришлось гордой Милене, когда она узнала, что Марко, ее любимый, великодушный, благородный Марко, ее оставляет. [129]

«Он меня не любит, — говорила неутешная Милена, — и я стерплю этот позор? Он изгоняет меня из-за какой-то женщины, перед которою он преклоняется». Встречает она воеводу Пламенаца, друга Марко Миланова. «Куда ты, Милена?» — «Меня прогоняет от себя Марко, он разлюбил меня». — «Неужели во всей Черногории нет других мужчин, кроме Марко, что ты так горько плачешь? Другой готов отдать все, что у него есть, чтобы иметь такую красавицу, как Милена». Заслушалась Милена речей Ильи. Она посмотрела на него. И он тоже статный, красивый мужчина, — отчего же мне не полюбить его. Он тоже храбрый полководец: не мало турецких голов срубил он своим ятаганом. «Иду за тобою», сказала Милена... Когда началась война с турками, Марко обошли, ему дали маленький отряд, а командование отдали Пламенацу. Боялись, что его популярность возрастет в случае победы, а в его способностях не сомневались. Турки окружили войско Пламенаца, который об этом не подозревал и лежал в своей постели. Марко узнает, что предстоит его сопернику, и спешит туда с своим маленьким отрядом. Он возбуждает своим примером войска Пламенаца и разбивает турок.

Милена почувствовала, что ей предстоит быть матерью. У нее есть брат, но брат этот трус и не хочет отомстить за сестру. Народ негодует на брата Милены, который не знает, что за позор сестры следует мстить ятаганом. Пламенац в разговорах с разными лицами сваливает вину на Марко. Марко не знает ничего об этих кознях, и когда его спрашивают, говорит всем: «Я знаю Пламенаца; вину беру я на себя, Милена будет моею женою». Милена уже не хочет вернуться к Марко. Сердце ее слишком наболело от прежней обиды. Она останется там, и гордому Марко будет наказание. Она слышала, как смерть готовили ему. Во дворце рады будут, если этот популярный, непобедимый Марко исчезнет с лица земли. У Ильи есть брат, и вот он убьет Марко. Брат у Ильи был трус, он боялся встретиться с глазу на глаз с Марко. Где ему справиться с его могучею рукою. Надо его подкараулить, подстеречь, когда он будет ехать один в лесу. «Марко, тебя хотят убить, ты прими меры», говорили ему. Он едет в лесу, а враг его стережет. «Как будто что-то щелкнуло», сказал Марко своему товарищу. То была осечка в ружье попа. Он не решился стрелять в другой раз, суеверный страх напал на него, и он бежал из леса. Марко идет в трактир и там видит попа. Тот дружески встречает его, подчует его вином, но Марко осенила мысль [130] и он говорит ему: «ты замышляешь что-то недоброе против меня». — «Марко, тебя хочет видеть народ», говорят ему, и он идет на улицу. Товарищ накидывает на него кабаницу. И вот он посреди своего народа. Вдруг раздается выстрел, и Марко, падая, схватывает револьвер и направляет его туда, откуда раздался выстрел.

Илья, узнав, что Марко упал замертво, говорит: «собаке собачья смерть». Но Марко жив, его спасла кабаница. Он узнает, что мстители, в числе 20 человек, хотят убить его соперника. Марко посылает друга с своим кольцом и с приказанием людям вернуться. Жизнь Ильи спасена, но Марко знает, что Илья с этого момента рискует быть застреленным. Марко рассыпает самых верных людей для охраны Ильи. Закончив таким великодушным поступком свои распри с Ильею, он удаляется в свое воеводство... Забытый великими мира сего, он доживает свою жизнь.

Гр. де-Воллан.

NB Прилагаю при сем извлечение из письма И. С. Аксакова.

Я догадался, что Вы проехали прямо к себе в деревню, и передал свою догадку Вашей тетушке, Варваре Францовне, которая обращалась ко мне с вопросом, где Вы, куда Вам писать (это было ей нужно по какому-то делу).

Напрасно Вы сетуете на мое безмолвие. Я Вам писал в Цетинье, но должно быть оно до Вас не дошло, или пришло, когда Вы уже оттуда уехали. Затем Вы телеграфировали из Корфу и из Филиппополя. В Филиппополь я Вам телеграфировал, что никаких таких поручений, о коих можно было бы передать по телеграфу, я не имею. Помнится, что раз телеграфировал и в Каттаро для передачи Вам о получении Ваших донесений и отчетов. Извлечение из Вашего большого письма со всеми квитанциями и расписанием одеяний по нациям было нами за Вашею подписью напечатано в «Московских Ведомостях». Затем уже было получено Ваше письмо о злоупотреблениях, которое, конечно, напечатано не было, но лишь сообщено многим Членам Совета. Оно утвердило меня в мысли о непроизводительности затраты денег подобным манером. Мы только деморализуем черногорцев, кормя их третью зиму, и даем фальшивое понятие о денежном богатстве России. Попрошайничество страшно развито и у черногорцев, и у сербов. Даже воспитывающиеся здесь, в Москве, получающие одинаковые стипендии с болгарами, вечно пристают с просьбами, тогда как болгары довольствуются получаемым и учатся во сто раз [131] лучше. Устранить злоупотребления можно было бы личною раздачею платья и денег действительно нуждающимся, но это не по силам агентам, для этого нужно было бы отрядить целую роту раздатчиков, так как в самой стране нет правильной надежной организации и никаких путей сообщения.

В принципе я ничего не имею против выдачи денег князю на школу, но Вы немножко поторопились ³. Какая тут навигационная школа, когда самый порт отнимают. Да и руки опускаются, не хотят работать на Австрию..

Искренно преданный

Ив. Аксаков.

Комментарии

1. Настоящий очерк является одной из глав воспоминаний Г. А. де-Воллана («Очерки прошлого»), не предполагавшейся для помещения в «Голосе Минувшего». В виду происходящих событий он приобретает интерес современности, почему, прерывая хронологическую последовательность уже напечатанных глав, возвращаемся к 1878 г. — Ред.

2. Это как будто противоречит всем моим всеславянским вожделениям и стремлениям. Но хотя я лично всегда был и буду панславистом, но не закрываю глаза перед действительностью и вижу все трудности осуществления моей идеи.

3. Давая деньги князю на навигационную школу, я поступил так вопреки совету Ионина, который не советовал давать князю много денег. Но я руководствовался тем соображением, что несколько тысяч, розданных по мелочам, принесут мало пользы, а князь, во всяком случае, если и не употребит их на навигационную школу (первое начало славянского флота на Адриатике), то воспользуется ими на неотложные нужды Черногории. И в этом вопросе он лучший судья. — Авт.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка в Боснию и Герцеговину в 1878 г. // Голос минувшего, № 9. 1914