Очерки прошлого

ДЕ ВОЛЛАН Г. А.

ОЧЕРКИ ПРОШЛОГО

(См. “Русская Старина” апр. 1916 г.)

С трудом добрались мы до стоянки Тимокской армии.. Лошадей и повозки надо было брать с боя. Хлудов, видя неуспешность наших исканий, завалился спать и его трудно бывало привести в бодрствующее состояние, когда каким-нибудь чудом приводили лошадей. Холодная мгла покрывала, землю, и мы шагом подвигались к месту нашего назначения. Дохтуров с двумя адъютантами показался впереди. Наш возница не знал дороги и следовал за ними. Но вот они исчезли из виду, и нам пришлось целый день путаться по незнакомой местности. Когда мы доехали до главной квартиры, то при нас привели шпионов. Все это был народ с виду тупой, бедный. Нельзя удивляться, что турки знали о наших намерениях. По всей Сербии говорили о предстоящем сражении. Турки, раньше дня, условленного для нападения со стороны сербов, сами затеяли рекогносцировку.

По диспозиции графу Келлеру надо было начать сражение в 11 часов дня. Накануне вечером я приехал к графу Келлеру. Он лежал на траве вместе со своими ординарцами. Ели они мед с сардинками. Одна коробка приходилась на всю компанию. Хлеб можно было достать разве у солдат-сербов. Когда кому-то захотелось воды (а воды не было), то другие сказали: “Ничего, завтра напьемся в Зайчаре, там и лавки есть”.

Лагерь располагался на возвышенности; по обоим концам были батареи; Келлер приказал мне находиться при нем и ждать его распоряжений. В 6 часов утра лагерь был уже на ногах. Нашелся добрый человек, который раздобылся водой, заварили чай, и мы, имея много времени до сражения, стали наслаждаться чаепитием; но не успели выпить и по чашке чая, как грянул один и другой выстрел с турецкой [316] стороны. Я стоял около батареи вместе с Келлером, Гирсом, Мельниковым. Граф Келлер вскочил на ноги, расставил людей, сел на лошадь. Отряд выстроился и понесся на турецкие шанцы. Кавалерийский отряд княгини Наталии также пошел вперед. В воздухе раздавалась пушечная пальба, шипение лопающихся гранат. Граф Келлер, как его ни упрашивали беречься, невозмутимо сидел на своей лошади и отдавал приказания. Вот и серб-артиллерист Неделькович сидит на коне и посматривает в турецкую сторону. Шипение, и бомба не долетает; слышатся палильники. Вот другая, третья... Но это что-то ударило очень близко? Всех обдало землей. Лошадь Недельковича уже валяется на земле в предсмертных муках, и бледный Неделькович под нею. Целая лужа крови вокруг седока и лошади. Подбежали к нему, подняли лошадь и освободили Недельковича. Солдат и я взяли раненого и отнесли его на ближайшую колу. Потом вернулись. “Оставьте, бросьте меня", стонал раненый.

Стройно двигавшийся вперед отряд уже возвращался бегом в полном расстройстве. “Турци, турци”, раздавался испуганный голос. “Пушки увезть, а то турки возьмут их”, слышал я распоряжение, и артиллерия понеслась вскачь. Панический страх овладел массою дрогнувшего войска. Кто не мог бежать, хватался за колеса, садился на пушку. “Турци, турци”, только и слышно было отовсюду. Огонь становился убийственный. Кроме пушечных выстрелов раздавались ружейные залпы. Граф Келлер и Трофимович остановились с артиллерией на следующей высоте. Мне нельзя было за ними следовать, потому что у меня не было лошади — к счастью для меня один серб подвел мне лошадь, и я сел на нее (лошадь была ранена); я дал ему на чай за то, что он помог мне сесть. Так много грязи собралось на сапогах, что трудно было положить ногу в стремя. Турки наступали по большой дороге. Бегущих трудно было удержать: чувство самосохранения заговорило в каждом так громко, что заглушало собою чувство долга и любовь к отечеству. Войска не было; было несколько человек, окружавших Келлера и артиллерию. Кавалерии не было видно. Осману стоило только энергичнее вести наступление, и сербы потерпели бы ужасный разгром, но турки тоже остановились в нерешительности. Пушки загремели в другом направлении, должно быть в центре. Солдат трудно было отыскать. Были, правда, еще [317] целые отряды, не находившееся в огне, но они должны были прибыть позднее. Вся дорога покрылась бегущими. Граф Келлер выходил из себя, кричал, упрашивал; но тут нужны были другие средства. Серб Топакович увидел одного бегунца и сказал мне: “У вас есть револьвер, застрелите его". Но я без разговора подал ему револьвер, не желая брать на свою душу такой грех. Сербы, которых я видел в этом сражении, держали себя с достоинством. Но чего можно требовать от человека, взятого прямо от сохи? Его и не одели как солдата. Он сошел с дороги, высыпал патроны, бросил пушку, ружье (Селяк, отправляясь в битву, в одной руке держал гуся, а на штык воткнул курицу. Понимал ли он, что он, как солдат, идет в бой?), и вы не признаете его за солдата. Топакович, заметив, что лошадь моя скоро свалится, кликнул больничару, который вел двух лошадей за уздцы, чтобы он отвел ее в Банью, а мне дал бы другую, и я сел на нее.

Граф Келлер смотрел в бинокль. Он обратился ко мне: “Вы возьмите двух коняников (верховых) и поезжайте осмотреть по этому направлению, не заходят ли турки, нам в тыл". Кавалеристы оказались русские. Мы спускались ко всем крутизнам, но не нашли турок. Вот возвращаемся назад. Между моими провожатыми завязывается разговор: “Смотрите, турки”. “Нет, это не турки, это сербы”. Когда мы пoдъеxaли, то увидели, что это были наши. Народу было много уже, и войско подымалось на прежнюю позицию. Граф Келлер кричал некоторым: “наперед, наперед, там нема турци”.

Турки действительно отступили. По дороге валялись трупы людей, лошадей, разный скарб, брошенный бегущими. Кто рисует себе битву как какой-нибудь торжественный праздник с музыкой с одушевлением на всех лицах, тот в настоящем случае далек от истины. Что может быть поэтического, когда околевает лошадь, когда падает перед вами человек и когда на лицах видны не то страх, не то ужас. Слышатся только сигналы противников, наступление, отбой, визг пуль, лопанье гранат и стоны раненых.

(Продолжение следует).

Григорий де-Воллан.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки прошлого // Русская старина, № 5. 1916