-

Но спрашивается: если так настойчивы и неизменны стремления нового султана к усилению вооружений Турции, то против кого же они назначаются, что за цель этих стремлений? Очевидно, нельзя допустить, чтобы султан Абдул-Асиз думал о каких бы то ни было завоеваниях; но все военные приготовления его ясно клонятся к тому, чтобы силою оружия поддержать нераздельность Турции, а главное — чтобы противодействовать всеми силами постоянно усиливающимся стремлениям турецких христиан к самостоятельности. Стремления эти, в последнее время, все более и более проявляются, а та роль, какую готовятся, как кажется, принять в этом движении христиан Сербия и Черногория, еще более должны затруднять турецкое правительство.

Сербское правительство громко возвышает свой голос на защиту угнетаемых христианских подданных Турции и удвоивает свои усилия к освобождению от турецкого влияния. В последнее время, Сербия прямо потребовала от султана, чтобы Турки, находящиеся в пределах Сербии, или были выселены оттуда, или же подчинены местным законам и властям. Хотя Порта и дала на это требование самый уклончивый ответ, но князь Михаил не поколебался обявить в своей речи, сказанной им при открытии скупчины (народного сейма), что, несмотря на отказ, сербское правительство примет [518] всевозможные меры для достижения, в этом деле, удовлетворительного результата. В этой же речи, князь обявил, что оказывает у себя полное покровительство всем христианским изгнанникам, удаляющимся из Турции. Весьма понятно, что подобные слова, сказанные правителем Сербии, обращают на него внимание всех христиан целой Турции, которые уже заранее видят в нем будущего своего защитника; вместе с тем, подобная политика князя Михаила должна возбуждать опасения в турецком правительстве, тем более, что, вместе с этими обещаниями, князь озабочивается и о том, чтобы иметь средства к их выполнению, и предложил собравшейся скупчине рассмотрение вопроса о необходимости преобразования народной сербской милиции.

Вследствие такого предложения, скупчина представила уже проект нового устройства милиции, который и предположено привести в исполнение с будущего 1862 года. По новому положению, в милицию зачисляются все жители княжества, без всякого различие, по достижении ими 20-летнего возраста, и остаются в ней до 50-летнего возраста; от службы в милиции освобождаются только духовенство и люди, признанные, по физическим недостаткам, совершенно неспособными к военной службе. Вся милиция разделяется на две категории: первая состоит из четвертой части всего населения, подлежащего службе в милиции, и пополняется младшими возрастами, начиная с 20-летнего. Эта часть милиции должна быть всегда готова, по первому призыву, выступить в поход. Списки зачисленных в милицию проверяются и дополняются ежегодно в каждом округе отдельно. Вся национальная милиция состоит из пехоты, кавалерии, артиллерии и пионер. Артиллеристов выставляет только Белград, с округами Врачарским и Крагуевацским; для сохранения же соразмерности между другими родами оружия положено брать, из 100 человек, 93 в пехоту, 5 в кавалерию и 2 в пионеры. Люди одной общины или нескольких смежных общин образуют роту; роты одного и того же округа соединяются в один или несколько баталионов, а все баталионы нескольких округов или одного уезда образуют полки. Кавалерия формирует в округах взводы, которые, соединяясь, составляют эскадроны. Артиллерия образует шесть батарей, а пионеры в каждом уезде составляют особые [519] отделы. Общее начальство над всеми войсками милиции будет разделено на пять больших управлений, средоточие которых будет находиться в Валиево, Карановаце, Зайтчаре, Свильниаце и Крагуеваце.

Милиционеры обязаны сами себя одеть и вооружить, а кавалеристы, сверх того, приобрести лошадь и содержать ее на свой счет; правительство снабжает милиционеров только боевыми припасами. Инструкторы для милиции будут нанимаемы из числа солдат, выслуживших свой срок в постоянной армии. Обучение милиционеров производится только в воскресные и праздничные дни, и лишь в случае неотлагательной крайности может быть производимо и в другие дни, но не более одного или двух дней в неделю. Обучение пехотинцев сперва будет производиться в их округах, а потом, по мере успеха его, милиционеры будут собираемы в роты и баталионы; но эти последние сборы не должны быть делаемы чаще одного раза в две недели. Артиллеристы для обучения тоже будут собираемы не чаще двух раз в месяц в Белграде и в Крагуеваце, как единственных пунктах, где находится вся материальная часть артиллерии. Осенью каждого года будет собрание всех милиционеров целого уезда, для совокупного их обучения. Эти сборы не должны продолжаться более 15 дней. Наконец, сборы милиции нескольких уездов могут быть производимы не иначе, как по особому приказанию владетельного князя, при чем, в таких случаях, старанием местных гражданских властей должны быть образованы интендантские управления, а от общин доставлены и перевозочные средства, нужные для милиционеров. Для обеспечения, в подобных случаях, продовольствия милиции, во всех общинах должны быть учреждены провиантские магазины, которые будут пополняться контрибуциями, налагаемыми на граждан, не входящих в состав милиции.

Таковы главные основания нового положения о сербской милиции. Очевидно, что подобная система набора армии как нельзя более пригодна для небольшого и небогатого княжества, каково Сербское: система эта будет весьма дешева для государства, что особенно важно при общем итоге доходов Сербии, не превышающих двух миллионов руб. сер. Между тем, при патриотизме, воинственности и единодушии Сербов, можно [520] надеяться, что милиция эта будет вполне достаточною для защиты страны и прав Сербии.

Всего, считая население Сербии до 1 000 000, надо полагать, что общая масса всей национальной милиции будет простираться не менее, как до 200 000 чел., а числительность милиции 1-го разряда определена на первое время следующая:

Пехоты — 45 844 чел., или 62 бат.
Кавалерии — 2 467 чел., или 26 эск.
Артиллерии — 4 200 чел., или 6 батарей.
Пионер — 985.

Но эти войска могут быть совершенно подготовлены не ранее, как к осени будущего времени, и нельзя предполагать, чтобы до того времени Сербы решились открыто выступить против Турции на защиту угнетаемых своих единоверцев: до времени Сербия, по необходимости, должна ограничиваться лишь одними протестами, пока окончательно не соберется с силами, чтобы открыто освободиться от турецкого влияния.

Между тем, как Сербия только что собирается еще с силами, чтобы противостать Туркам на защиту христиан, Черногория уже смело выступила на эту борьбу. В прежних «Военных Обозрениях» мы имели уже случай упоминать вкратце о тех волнениях, какие с конца прошлого года почти безпрерывно происходят на границах Черногории. Волнения эти, в нынешнем году, охватили всю Герцеговину, имеющую до 630 000 жителей, из которых всего не более 25 000 мусульман; остальные исповедуют православную, а отчасти и католическую веру. Восстание это подготовлялось уже давно, но с особенною силою развилось только в нынешнем году, когда главою инсургентов является некто, как кажется, родом Черногорец, Лука Вукалович. Предприимчивый, отважный до безумия, он явил себя прекрасным партизаном и в короткое время сделался грозою Турок. Само собою разумеется, что его действия более всего опираются на содействия Черногорцев, которые по собственному своему влечению к своим несчастным одноверцам, помогают им, действуя, в этом случае, против приказаний черногорского князя Николая, который желал сохранить, в начале борьбы, строгий нейтралитет. Но это было для него делом совершенно невозможным. Три соседние с северною границею Черногории герцеговинские [521] нахии, или округа, а именно: Лабржникская, Пивская и Дробнякская, обявили себя, еще при жизни прежнего князя Даниила, его подданными, и теперь право на владение этими округами составило яблоко раздора между Черногорией и Турцией. Следовательно, теперь, когда Турки решились употребить все усилия для подавления восстания в Герцеговине, очевидно, явилась прямая необходимость для Черногорцев стать на защиту тех округов, которые добровольно им предались. Наконец, и сам Лука Вукалович счел наиболее удобным сосредоточить все свои силы в юго-западном углу Герцеговины, который представляет чрезвычайно гористую и пересеченную страну, где на каждом шагу можно с незначительными силами держаться против более сильного неприятеля; притом же, перенося войну в эту часть Герцеговины, инсургенты приобретали то важное преимущество, что в тылу у себя они имели черногорскую границу, откуда всегда могли получать подкрепления и куда, в случае неудачи, могли укрыться.

Между тем, турецкое правительство принимало самые деятельные меры для скорейшего усмирения Герцеговины. И морем и сухопутно туда направлялись войска; наконец, в июне начальство над всеми этими войсками вверено было Омеру-Паше которому театр войны в Боснии был хорошо известен, так как он на нем же усмирял инсургентов в 1852 году. При этом Омеру-Паше даны были самые подробные инструкции, предписывавшие ему действовать как можно решительнее. Но, прибыв в Боснию, Омер-Паша увидел, что еще очень много нужно сделать прежде, чем открыть военные действия: силы Турок в Герцеговине состояли не более, как из 15 000 регулярных войск, между тем как инсургенты имели во всех своих отрядах тысяч до двадцати человек; притом же, турецкие войска не имели хорошей горной артиллерии и вообще были снабжены всем для них необходимым очень плохо. Поэтому-то, весь июль и август месяцы, Омер-Паша изыскивал все средства для того, чтобы, по возможности, более отдалять начало военных действий, а тем временем выждать прибытия направленных к нему подкреплений, а также и полного разяснения отношений Сербов и Черногорцев к инсургентам. Вследствие того он, чрез посредство европейской коммиссии, хотел открыть переговоры с князем [522] Николаем, чтобы последний употребил свое влияние на инсургентов для склонения их к повиновению турецким властям. Но недоверие Черногорцев к Туркам и их обещаниям разрушило всякую возможность подобных переговоров. Князь Николай предложил Турции условия, на которых соглашался употребить свое влияние к умиротворению Герцеговины. Условия эти следующие: 1) чтобы признана была полная независимость Черногории со всеми нахиями, признавшими, в последнее время, власть князя Николая, и 2) чтобы Черногории уступлена была часть морского берега у Спиццы и Сутторины. Конечно, Омер-Паша не мог принять этих условий, несмотря на то, что, как говорят, требования Черногорцев были поддержаны представителями России и Франции. Не успевши в переговорах, Омер-Паша стал блокировать границы Черногории, желая тем самым вызвать Черногорцев на какую нибудь отчаянную меру, чтобы иметь предлог для вторжения в Черногорию.

Князь Николай протестовал против этой блокады, а турецкое правительство, с своей стороны, отнеслось к европейским державам с нотою, в которой доказывает, что Черногория постоянно служит главным гнездом беспорядков, убежищем и опорою возмущающихся христиан и что, по необходимости, турецкие войска должны будут открыть военные действия против Черногорцев. Нота эта служит как бы прямым открытым обявлением войны Черногории, и последняя смело подняла брошенную ей перчатку и вполне готовится встретить Турок. В Цетинье, перед дворцом владетельного князя, выставлено было военное знамя Черногории — белый крест на красном поле, и толпы вооруженных горцев стали стекаться отвсюду. Черногория всего занимает не более 70 квадр. миль пространства, с 125 000 жителей; но население ее в высшей степени воинственное и за свою свободу готово сражаться до последней капли крови. Княжество это в XV столетии было покорено, или, лучше сказать, считалось только покоренным Турками, так как власть турецких султанов в этой стране была номинальная. В конце же XVII столетия Черногорцы сделались совершенно независимы от Турции, и с 1700 года управляет ими фамилия Петровичей-Негошей. Прежде верховная, военная и гражданская, власть соединялась с властию [523] духовною в одном лице, имевшем титул владыки; ныне же две первые власти отделены от последней. В помощь князю, для управления делами Черногории, придаются пять сардарей, избираемых старшинами селений. Кроме того, власть князя ограничена сенатом, состоящим из 12 членов. В случае нужды, все граждане от 15 до 60-летнего возраста должны становиться на защиту отечества, и тогда Черногория может рассчитывать на 25-30 000 воинов. По последним известиям, Черногорцы уже выступили в поход, на северную свою границу. Вот что пишут по этому поводу из Каттаро от 7 сентября (26 августа):

«Черногорский князь Николай стал во главе гвардии и выступил в граховский лагерь. Все остальные военные силы Черногорцев, то есть все мужчины от 15 до 60 лет, отправились на северную границу, под начальством Диковича, из Грахова, и Петра Вукаловича. Последний временно примет начальство, в ожидании прибытия главнокомандующего, Мирко. В Черногории все вооружились, и перед дворцом князя развевается военное знамя с белым крестом на красном поле. Траур по покойном князе Данииле кончился, и иллюминация в Цетинье возвестила войну. Старики и дети взялись за оружие, и даже женщины сопровождают на войну мужей своих».

Между тем, Омер-Паша, видя неудачу своих переговоров с князем Николаем, решился вступить в сношения с самими инсургентами через посредство европейских коммиссаров. Но и здесь было встречено полное недоверие со стороны инсургентов к обещаниям турецкого главнокомандующего. Глава инсургентов, Лука Вукалович, прямо обявил, «что чем заманчивее обещания Турок, тем менее надо на них полагаться», и что «здесь нет места для них и для нас». Инсургенты совершенно справедливо предлагают, что если правительство султана намерено действительно облегчить судьбу христианских подданных Турции и даровать им новые права, то пусть оно прежде утвердит и введет эти права для той части населения, которая еще не поднялась: тогда, по крайней мере, инсургенты будут видеть в этом действительное стремление Турок исполнять свои обещания.

Таким образом, все старания Омера-Паши предупредить кровопролитие остались тщетными, и главную причину [524] этому надо полагать в том, что турецкий главнокомандующий далеко не действовал с полною искренностию, а желал только выиграть время, чтобы собрать возможно большие силы и выждать время, когда удобно можно начать военные действия. Надо заметить, что в юго-западном углу Герцеговины, где сосредоточены инсургенты, военные действия возможны только весною и осенью. Зимою горы покрыты снегом, а летом жар так силен, что даже если бы реки и колодцы и не высыхали и отдых не был необходимостию, то и тогда ни турецкие войска, ни инсургенты не могли бы действовать. Этим также отчасти обясняются медленность и нерешительность первых действий Омера-Паши. Только уже в августе, получив все ожидаемые подкрепления, Омер-Паша придвинул свои главные силы к юго-западному углу Герцеговины и к северным границам Черногории. Вот что, между прочим, пишет о расположении турецких войск в Герцеговине один английский офицер, служивший некогда в южно-итальянской армии и, после взятия Капуи, отправившийся через Венгрию в Боснию, Сербию, Герцеговину и Черногорию:

«Со времени своего прибытия в Герцеговину, в июне, Омер-Паша принял все меры к тому, чтобы собрать большие силы, с которыми надеется нанести решительный удар, окружив инсургентов со всех сторон. Он сделал приготовления, чтобы расположиться главной квартирой в Билеки, в трех днях пути от Мостара (Главный город Герцеговины) и в трех часах от черногорской границы. Свежие войска ежедневно прибывают из Румилии или из Константинополя, через Сутторину. Австрийское правительство противится, однако, другим высадкам в Клеке и, весьма недавно еще, австрийский комендант крепости Кастельново уведомил шкипера отоманской канонирской лодки «Гакии», на которой находились войска, что не может пустить ее в порт; но шкипер Ахмед-Бей оставил это запрещение без внимания. В Герцеговине находятся уже в полном составе два корпуса, и великое множество баши-бузуков, или иррегулярных войск, ежедневно прибывает из Албании. Бригадный генерал Осман-Паша, [525] прибывший недавно из Боснии с 10 000 редифов (резервных войск), назначен командиром корпуса, которому предстоит действовать против нахий Пивской и Дробнякской. В настоящее время, в самой Боснии вовсе не осталось войск. Бывший главнокомандующий Дервиш-Паша назначен командиром правого крыла, расположенного вдоль Банийской нахии и юго-западной границы до Требинья. Вот, впрочем, обзор оттоманских сил в Герцеговине к 15 (3) августа:

Низамы, или регулярные войска, были расположены нижеследующим образом. Бросив взгляд на карту провинции, мы увидим, что все сколько нибудь важные в стратегическом отношении пункты уже заняты военным образом:

5 000 человек в Билеки, под начальством ферика (Чины ферика, ливы, миралаии и бимбаши соответствуют чинам генерал-лейтенанта, генерал-маиора, полковника и капитана) Дервиш-Паши, 8 000 чел. в Гаско — ферика Осман-Паши, 2 000 чел. в Требинье — ливы Мегемета, 3 000 чел. в Карафаче — ливы Ягии-Паши, 800 чел. в Столаце — ливы Шакира-Паши, 800 чел. в Мостаре — миралаии Решид-Бея, 800 чел. в Клобуке — бимбаши Гуссейна-Эффенди, 1 800 чел. в Никшиче — бимбаши Алиа-Эффенди, 500 чел. в Конице — бимбаши Махмуда-Эффенди, 500 чел. в Ганелее — бимбаши Якупа-Эффенди, 2 000 в небольших редутах. Всего 25 200 человек.

В различных госпиталях лежит около 2 000 больных. Много можно насчитать случаев тифа, холеры и кровавого поноса. Один эскадрон кавалерии расположен в Невессине, а другой в Билеки; но в этих каменистых местах их вряд ли можно будет употребить с пользою. Во всей Герцеговине не более дюжины горных артиллерийских орудий, которые перевозятся на мулах. В оврагах или горных ущельях нападают в штыки или с ятаганами. Кроме исчисленных мною выше регулярных войск, есть еще 11 000 баши-бузуков, или иррегулярных, как пехоты, так и кавалерии, которые расположены в разных пунктах, ожидая сигнала атаки. Эти баши-бузуки составлены из элементов самых разнообразных и, с своими разнородными костюмами, представляют зрелище как нельзя более живописное. День и ночь они жгут, в своих лагерях, патроны свои, вопреки всем предписаниям. Так как их [526] воинственный жар становится через это довольно дорогим, то сердар-экрем отдал, недавно, предписание поставлять им только по два патрона во все время пребывания их в лагере. Баши-бузукам производят плату более правильную, чем низамам, ибо когда казна пуста, то эти люди всячески стараются оставить службу или даже перейдти в неприятельский лагерь. Регулярным войскам не додано теперь жалованья за семнадцать месяцев. Каково бы ни было намерение сердар-экрема, он несомненно собрал все войска, которые оттоманское правительство может отдать теперь в его распоряжение для кампании. Недавно даже он отправил арнаутских вождей в Дураццо, Вальму и Янину, с поручением навербовать других Албанцев, для кампании против Черногорцев. Необходимо заметить, что 150 пиастров (около 7? руб. сер.) в месяц составляют огромную сумму для этих фанатиков, которые питают к Черногорцам вековую вражду и всегда готовы рисковать жизнью, для удовольствия отрезать нос или уши Черногорцу. Силы, находящиеся в Герцеговине, более чем достаточны для истребления всего населения раиев (немагометан), и непонятно, почему сердар-экрем требует новых подкреплений, когда коммиссия пяти великих держав три месяца уже добивается полюбовного разрешения дел».

На последний вопрос отвечать очень нетрудно: Омер-Паша, по собственному опыту, знает очень хорошо, как трудно вести войну против целого народа в горной стране, где на каждом шагу можно останавливать наступающего, и особенно еще имея дело с таким отчаянно-храбрым народом, каковы Черногорцы. Рассказывают, что недавно сердар узнал, что около 30 человек Черногорцев из нахии Васойевичи, находившиеся в Сербии, желают пробиться через турецкие линии в Черногорию. Для преграждения им дороги, выслан был отряд в 4 000 — 5 000 человек; но Черногорцы, как львы, ринулись на турецкие баталионы, расстроили их и пробились в горы, при чем Турки потеряли до 70 человек убитыми. Говорят, что, слушая донесение об этом геройском подвиге, Омер-Наша выпустил из рук свой кальян и погрузился в серьезные размышления. Да и действительно есть о чем подумать, прежде чем вступить с подобным народом в открытую борьбу. Главное же, что должно, без всякого [527] сомнения, колебать решимость Омера-Наши, это ответственность, какая может пасть на него в случае неудачи. Очевидно, что Турция употребила все силы, какими может располагать, для подавления восстания в Герцеговине и для смирения Черногории. За начинающейся борьбою с усиленным вниманием следит теперь не только Сербия, но и все христианское население Европейской Турции; везде настроение умов находится в крайне натянутом положении — восстания надо ожидать со дня на день — можно полагать, что первая несколько более значительная неудача Омера-Паши против Черногорцев послужит сигналом для всеобщего восстания христиан и заставит даже и Сербию выйдти из выжидательного положения. Поэтому-то неудивительно, что Омер-Паша, понимая всю важность предпринимаемой им кампании и особенно громадность последствий, какие повлечет за собою первая его неудача, все еще колеблется, действует нерешительно и, не находя себя достаточно сильным для предпринимаемых действий, испрашивает постоянно новых подкреплений.

Но вот наконец, с первых чисел сентября, начались наступательные действия Турок, тем, что Дервиш-Пашa, с 5 000-м отрядом, из Требиньи направился к Зубцам, где были расположены главные силы Луки Вукаловича; но инсургенты очистили это селение почти без боя и отступили на гору Корандо, которая составляет отрог гор, проходящих по Черногории. Таким образом, они вполне обеспечили себе свободное отступление в пределы Черногории. Дервиш-Паша расположился было у подножие горы и всячески старался выманить на равнину инсургентов, но, видя безуспешность этого, отступил, 7 сентября, снова к Требинье. Главные же силы Черногорцев, во все это время, находились в окрестностях Грахова, укрепляя доступы к этой крепости.

Между тем, как незначительные действия происходили на северной границе Черногории, на южной ее границе около 1 000 Турок и Албанцев-католиков вторглись в пределы Черногории, сожгли несколько селений и, в виде трофеев, унесли 28 голов своих неприятелей, которые были выставлены на площади в Скутари, при чем убийцы получили от скутарийского губернатора Абди-Паши 5 000 пиастров [528] вознаграждения. В отмщение за это и Черногорцы перешли границу, сожгли три турецкие селения и обложили турецкую крепость Жабляк, лежащую при устье р. Морачи в Скутарийское озеро, для чего заняли даже один из ближайших к крепости островов.

Таково положение дел, по последним известиям, на черногорском театре войны. Как ни незначительны пока еще там военные действия, но они могут принять гораздо более обширные размеры и, без всякого сомнения, покажут еще раз, как трудно турецким войскам вести войну против Черногорцев. Особенно же затруднения, какие неминуемо встретят Турки, значительно усилятся и усложнятся, если Черногорцы найдут себе поддержку в соседнем христианском населении, преимущественно в Сербии.

При общем волнении христианских подданных султана, и Придунайские Княжества, Молдавия и Валахия, могли бы также, подобно Сербии, играть весьма значительную роль. Но, к сожалению, в этих княжествах, соединенных, в настоящее время, под властию князя Кузы, происходят постоянные беспокойства и волнения, вследствие почти непрерывной и упорной борьбы между консервативною, или умеренно-либеральною, партиею и демократическою. За этою борьбою исчезает совершенно всякое попечение о развитии благосостояния страны. Беспорядки и злоупотребления в администрации повсеместны; налоги увеличены в последние четыре года более, чем впятеро, а, между тем, нет ни железных дорог, ни пароходов, даже простые дороги в страшном запустении; земледелие и торговля в упадке, промышлености мануфактурной почти вовсе не существует. Несмотря на то, оклады высших сановников княжеств сильно увеличены и составляют главную статью бюджета. До 1859 года доходы Молдавии простирались до 10 миллионов, а доходы Валахии до 28 миллионов пиастров, теперь же первые возрасли до 55, а вторые до 75 миллионов; но это произошло вовсе не от увеличения богатства страны, а вследствие увеличения налогов, которые невыносимо тяжелы для народа. И куда же идут эти сборы?

Чтобы пояснить этот вопрос, приведем следующие данные: до 1859 года, министры получали 2 500 пиастров в месяц; теперь же им назначено ежемесячного содержания 10 000 [529] пиастров, да, кроме того, военному министру отпускается, во время его разездов, по 50 пиастров в день, независимо от тех прогонов, которые ему следуют. Таким образом, выходит, что военный министр княжеств, в которых всего не более 4 1/2 миллионов жителей и которые содержат менее 30 000 войск (с войсками внутренними — драбанцами и граничарами), получает более 120 000 пиастров, или более 12 000 руб. сер. в год, между тем, как известно, что, например, маршал Франции имеет не более 7 500 руб. сер. годового содержания!

Текст воспроизведен по изданию: Военное обозрение // Военный сборник, № 10. 1861