ЛЕБЕДЕВ Л.

БОСНИЯ И ГЕРЦЕГОВИНА

Восстание в Боснии и Герцеговине, давшее работу европейской дипломатии, вызвало у нас массу газетных, несколько журнальных статей и даже две отдельные брошюры о Боснии и Герцеговине ¹. Эти статьи и брошюры или посвящены изложению хода самого восстания и характеристике его предводителей, оценке политического значения события и его шансов на успех, обозрению дипломатической деятельности по поводу восстания и проектам возможного будущего устройства Боснии и Герцеговины, или рисуют отдельные стороны учреждений, отношений, нравов и быта в этих странах. До восстания на русском языке существовала всего одна книга, специально знакомящая с Боснией и Герцеговиной, составленная покойным Гильфердингом, по поручению географического общества: «Босния, Герцеговина, Старая Сербия» (Спб., 1859 г.). Но, с одной стороны, книга эта слишком обширна (694 стр.) для людей, непосвящающих себя специальному изучению предмета, а с другой, может возбуждать сомнение, не устарели ли сообщаемые ею сведения, так как со времени издания ее прошло 17 лет. Действительно, статьи сборника Гильфердинга в некоторых отношениях, например, в статистических данных, в описаниях городов, школ, церквей, несколько устарели. Затем в других специальных сочинениях и изданиях (в сочинениях гг. Макушева ², [242] Попова ³, в «Военно-статистическом Сборнике», составленном под редакцией Обручева, выпуск 2, Турция, Спб., 1868 г.) были разбросаны отрывочные сведения, касающиеся разных сторон быта населения Боснии и Герцеговины. Короче, все существующее в русской литературе о Боснии и Герцеговине или слишком объемисто и давно издано, как книга Гильфердинга, или слишком разбросано и отрывочно, как сведения в сочинениях гг. Макушева, Попова и других. В настоящей статье мы постарались собрать данные, касающиеся религиозных, национальных, общественных и экономических отношений в Боснии и Герцеговине; мы сгрупировали здесь сведения, рассеянные в разных книгах и статьях, обновили устаревшие показания одного сочинения более свежими другого. При этом, кроме перечисленных статей и книг, мы пользовались сочинениями по истории Турции Ранке ⁴, Цинкейзена ⁵ и Вейля ⁶, книгой Эйхмана о турецких преобразованиях и о положении в Турции христиан ⁷, географией Боснии и Герцеговины Руссо ⁸ и брошюрой о нынешнем восстании Ангерштейна ⁹.

I.

Население Боснии и Герцеговины ¹⁰ состоит из турок и славян сербского племени. Определить с точностию число жителей [243] этих стран невозможно, так как вопрос о количестве населения турецкой империи принадлежит в самым запутанным. Европейские писатели дают каждый свое исчисление, а недавно рожденная официальная статистика Турции мало достоверна, [244] потому что цель турок — преувеличивать число мусульман, чтобы оправдать их господство, и преувеличивать число христиан, чтобы оправдать налагаемые на них податные тягости. Первая более или менее правильная официальная перепись населения Боснии [245] и Герцеговины была произведена турецким правительством в 1851 г., во время управления Омера-паши. По этой переписи показано жителей мусульман 212,834, христиан 329,453, евреев 1,063 и цыган мусульман 5,902. Принимая в основание исчисление Омера-паши для мужского населения ¹¹, прибавляя 9/10 для женщин ¹² и определяя естественный прирост 7 на 100 ¹³, французский консул Руссо полагает, что население Боснии и Герцеговины в 1866 году простиралось до 1,115,633 человека обоего пола ¹⁴. Но если принять в соображение, что прирост 7% населения совершается в 10 лет, в 1866 г. население должно бы составить собственно 1,154,675 человек, а [246] в настоящее время около 1,235,000. Такое исчисление приблизительно совпадает в общем итоге с исчислением, сделанным консулами европейских держав, командированными осенью прошлого года в Мостар для переговоров с инсургентами и изучения истинного положения дел. Они определяют в настоящее время население Боснии и Герцеговина в 1,212,000 душ ¹⁵. Так как исчисление Руссо сделано для специального географического сочинения и из указан в точности путь, которым он шел, то это исчисление следует предпочесть из всех разнообразных статистик населения Боснии и Герцеговина.

* * *

Первым звеном между турецким правительством и собственным населением Боснии и Герцеговина служат «турки-администратора», чиновники. Пройдя в Азии ряд метаморфоз под влиянием непрекращавшихся войн, получивших с X века по Р. Хр. новое возбуждение в преданиях воинственного распространения ислама, турки в XIV веке явились в Европе вооруженным лагерем, все устройство которого было рассчитано на постоянное продолжение войны и который руководился исключительно кораном. Такое формирование турецкой империи в Азии и в Европе усвоило ей характер обособленности и нетерпимости и сплоченность, чем более всего объясняются ее военные успехи в разъединенной Европе до 2-й половина XVI века. Покоряя различное страны и народа, турки не включали их в свое государство, не предоставляли в этом государстве всем составным частям одинаковых прав; они подчиняли завоеванные страна и народа только своему главенству, ограничивая государственную жизнь исключительно своею сферою, а из покоренных народов извлекая средства для существования [247] турецкого государства. Чем более распространялись турецкие завоевания, тем более оказывалась недостаточною такая организация государства, и поэтому уже с половины XVI века замечается ослабление турецкой империи; завоевание, на которое была рассчитана вся государственная организация Турции, в эту эпоху встретило преграды, со стороны Персии на востоке, Германии на западе. Ослабление перешло в настоящее падение, и внешнее, и внутреннее, с XVIII века, когда вместо прежней разрозненности и соперничества Европа противопоставила Турции сформировавшуюся солидарность своих государств и народов. Воинственная энергия завоевателей, с прекращением завоеваний, заменилась апатией, ленью и изнеженностью, лагерная простота жизни — роскошью; наклонность к лени и необходимость роскоши укореняли невежественность, стремление к наживе без труда, продажность, взяточничество, а между тем остались вытекающие из продолжающегося господства корана узкость мировоззрения, нетерпимость и презрение во всему не турецкому. В XIX веке турецкое правительство предпринимает непрерывающийся ряд коренных реформ государственного строя Турции, стремясь слить в одно все обитающие в ней народы и перестроить всю организацию государства на европейский лад. По новым, изданным турецким правительствен, законам Турция представляется конституционным государством, но в действительности в ней все остается по-старому, ибо все реформы парализуются фанатизмом и исключительностью мусульманского населения; внутреннее положение Турции постоянно ухудшается и многие уже предсказывают близкую гибель турецкого государства в Европе. Образование мусульман по-прежнему находится в руках фанатичного духовенства; его получают в духовных мектебах (первоначальные школы при каждой мечети) и медрессе (семинарии в каждом городе), где все преподаваемые знания более или менее выводятся из корана, и хотя с 1846 г. рядом с духовными училищами заведены мектебе-рушдийе (правительственные светские гимназии), нормальные школы в Константинополе, для приготовления учителей в мектебе-рушдийе, и различные специальные высшие учебные заведения, но число светских училищ слишком ничтожно по сравнению с числом училищ, руководимых мусульманским духовенством; в 1868 г. мектебе-рушдийе было [248] в Константинополе 14, в европейской Турции 46, в Азии 36, всего 96, с 7,595 учениками, а мектебе духовных в одном Константинополе 280, с 16,752 детьми; высшие же светские училища идут очень плохо.

Получая воспитание в ненависти ко всему не турецкому, турецкая администрация естественно не имеет никакой связи с христианским населением, в которому относится презрительно. Паши, управлявшие Боснией и Герцеговиной, всегда отличались теми же общими свойствами, какие издавна характеризуют турецких чиновников: фанатизмом, взглядом на немусульманское население как на предназначенное исключительно для того, чтобы всеми своими соками питать турок, жестокостью, невежеством, продажностью и взяточничеством; им всегда предоставлялся полный простор действий, безнаказанный произвол. Когда Порта, по жалобе боснийских поселян, предписала в 1848 г. отменить барщину на помещиков, бывший в то время боснийским генерал-губернатором Тахир-паша собрал помещиков и некоторых представителей христианского населения, в числе которых находился и сараевский митрополит Игнатий. Они поставили условием, чтобы взамен барщины установлена была плата помещикам третины (1/3) от урожая. Тогда Тахир-паша созвал старшин сельских общин и потребовал принятия постановленного помещиками условия. Те из них, которые не изъявили своего согласия, были подвергнуты истязанию палками, причем двое умерли. Таким образом, без султанского указа, одним произволом паши, была установлена третина, подать более тяжкая, чем барщина, до сих пор угнетающая сельское население Боснии и Герцеговины. Известный Омер-паша (кроат по происхождению), управлявший в 1851 г. Боснией, подозревая, что боснийская райя хочет восстать, сажал в тюрьму и пытал сельских старшин и священников и отнял у райи оружие, чем лишил ее, между прочим, довольно значительного источника дохода — возможности бить зверя. И, однакож, Омер-паша был обвинен в Константинополе в пристрастии в христианам и в намерении перейти со всею своею областью в подданство Австрии!..

Турецкая администрация держится непрерывным платежом снизу до верху. Давуд-паша после трехлетнего управления министерством [249] публичных зданий оставил своему семейству полмилиона фунтов стерлингов; Риза-паша, бивший военный министр, начавший свою карьеру учеником в пряничной лавке, составил состояние в 3 милиона фунтов; когда в августе 1872 года пал, сопровождаемый проклятиями населения, Махмуд-паша, в казначействе оказалась выданною по приказу, собственноручно им подписанному, сумма в 100,000 фунтов, употребления которой такав не могли доискаться.

Из этих фактов легко вывести заключение, сколько должны набирать провинциальные администраторы, чтобы иметь возможность, не обижая себя, удовлетворять и своих константинопольских принципалов. Покупая в Константинополе должности на прокормление, беспрестанно сменяемые вследствие огромного числа алчущих прокормления, боснийско-герцеговинские администраторы-турки спешат награбить сколько возможно у пригнетенных христиан, и при этом не останавливаются ни перед какою несправедливостью и жестокостью. Все боснийско-герцеговинские чиновники обыкновенно не понимают местного языка и вообще крайне невежественны, не думают, не читают и развлекаются только тем, что собираются друг к другу на ужины, продолжающиеся 4-5 часов, за которыми мертвецки напиваются.

II.

В тесной связи с турецкой администрацией стоит туземная боснийско-герцеговинская аристократия. Эта аристократия представляет замечательный исторический феномен. Когда султан Магомет-Завоеватель покорил Боснию, местные знатные люди или были умерщвлены, или бежали в Далмацию, или приняли магометанство, за что за ними были закреплены в собственность известные селения. Когда в XVI и XVII веках беспрерывные переходы турецких войск из Азии и Румелии в Австрию и Венгрию и моровые язвы опустошали Боснию, земледельцы-христиане разбежались. Омусульманившиеся помещики остались, потому что в качестве мусульман более были обеспечены от [250] грабежа и разбоев турецких войск и потому, что, усвоив вместе с исламом известную долю фатализма, не считали нужном бежать от эпидемий. Эти ренегаты к своим имениям присоединили большую часть запустелых земель, так что возвратившиеся по заключении мира с Австрией поселяне принуждены были вступить с ними в условия и начать обработку своей собственной земли с известным платежом помещикам. Таким образом, вся поземельная собственность в Боснии и Герцеговине сосредоточилась в руках местной отурченной аристократии, а земледельцы сделались только фермерами, арендаторами ее. Мусульмане-аристократы получили названия бегов (знатные владельцы), аг (господа вообще) и спахий. Последние получали от правительства право взыскивать в свою пользу в известных округах султанскую десятину, за что обязаны были отправлять с своими людьми военную службу султану. Беги были помещиками сел, спахий могли собирать с тех же сел в свою пользу султанскую десятину. Благодаря наступившим после покорения турками Боснии и Герцеговины смутам, славянское боярство, принявшее ислам, приобрело необыкновенное значение. Оно получило характер феодальной аристократии. Города и отдельные округа управлялись капетанами, власть которых наследственно переходила в старинных, знатных, омусульманившихся родах боснийских. Только некоторые города стояли вне господства туземной аристократии, например, Травник, местопребывание представителя турецкого правительства-визиря, и Сараево, торговый центр, охраняемый янычарами.

Боснийско-герцеговинские феодалы нередко враждовали с турецким правительством, изгоняли турецких пашой и поднимали восстания, как, например, в 1831 году, под предводительством градачского капетана Гуссейна, а с 1840 по 1846 год вели борьбу против танзимата ¹⁶. Но все это [251] делалось помещиками единственно для защити своих привилегий. С принятием магометанства славяне-помещики стали более фанатиками, чем сами турки. На самих турок, хотя несколько подчиняющихся европейским формам и тем более духу, мусульмане-босняки смотрят, как на гяуров, на возвышение христианских начал новыми законами — как на признак, что приближается светопреставление. К христианам-соплеменникам они относятся хуже, чем турки. Уроженец гор. Столаца в Герцеговине, Али-паша Ризванбегович, за борьбу во главе герцеговинцев против возмущения боснийской аристократии под предводительством капитана Гуссейна, за услуги, оказанные турецкому правительству во время восстания Мехмета-Али египетского, был сделан визирем герцеговинским, причем Герцеговина была отделена от Боснии. Он управлял Герцеговиной с 1832 по 1851 год и под конец жизни сам сделался главой оппозиции боснийской и герцеговинской аристократии против константинопольских нововведений, был взят в плен Омером-пашой и умерщвлен. Вот его воззрение на христиан-герцеговинцев, характеризующее воззрение на них вообще турецких администраторов: «пусть влах (презрительное название христиан в Боснии и Герцеговине) верно служит турку 99 лет, и тогда следует убить его, чтобы не дать умереть своею смертию; влахам ничего другого не нужно, кроме того, чтобы они не голодали; они должны ходить босы и наги, работать на всех туров и повиноваться им». Али-паша отнимал нивы, сенокосы, огороды, водяные мельницы, лошадей, воров, овец, сыр и масло, — все, что попадалось ему на глаза и нравилось ему. На отнятых местах он строил различные здания, причем из всей Герцеговины мужчины, женщины, дети, лошади, волы и ослы работали на него. За дозволение построить новую православную церковь в Мостаре Али-паша сам взял [252] 15,000 пиастров да сын его Зульфа 2,500. Мертвых не хоронили, пока родные не сделают подарка каваз-баше (начальнику полиции). В продолжении своего управления Герцеговиной Али-паша казнил без всякой вины до тысячи христиан; их рассекали пополам и сажали на кол. В 1837 году препольская райя отправила шесть депутатов в Константинополь жаловаться на притеснения Али-паши, но он, узнав об этом, просил боснийского визиря задержать посланных; их схватили и привезли в Мостар. Али-паша бросил их в тюрьму, где они, скованные, просидели около года; двое не вынесли и умерли, остальных выкупили из тюрьмы их родственники и односельчане.

При турецких администраторах, пашах Дауде, Веджиде, Хозреве, Ахмеде-Киамиле, Османе, Ходжи-Киамиле и Тахире, с 1833 до 1848 года, все дела в Сараеве и Градашце шли чрез туземцев Фазли Шерифовича и Мустафу Бабича, получивших впоследствии также титул пашой. Фазли-паша жарил христиан на огне, в полтора года казнил 77 христиан, совершенно невиновных, брал харадж (поголовная подать) с бороненных женщин в том предположении, что, может бить, родится мальчик; он заставил христиан-хлебопеков ставить хлеб на войско, что обошлось им по 6 коп. за око, и заплатил им по 1 1/2 коп.; наконец, честь изобретения замены барщины третью сбора хлеба и половиной сена принадлежит тому же Фазли-паше.

Фанатическая феодальная мусульманская аристократия сохраняла султану Боснию, лишенную всякой стратегической связи с остальной Турцией. Однакожь, неудобства чрезмерного по временам своеволия боснийско-герцеговинских феодалов вынудили турецкое правительство в 1851 году подавить их владычество в стране. Миссию подавления феодального начала выполнил Омер-паша. С 1851 года в Боснии и Герцеговине водворены турецкие чиновники, а у спахий отнята десятина с вознаграждением их десятой частью того капитала, который таким образом у них отобрали. Беги и аги, однакожь, не лишились вполне помещичьих прав, которые только были ограничены. Как люди достаточные и мусульмане, знающие местные условия и местный язык, — которого турки-администраторы не знают, а [253] христиане райя не знают по-турецки, — они сделались посредниками между властью и народом, сохранили сильное влияние на турецких чиновников и вообще большое общественное значение. Но к христианам-соплеменникам беги и аги по-прежнему относятся хуже, чем турки. В градашцкой нахии (уезд) зимой 1857 г. мусульманские помещики, вместе с своей дворней, вооруженной толпой переходили из деревни в деревню, захватывали поселян, которых считали зачинщиками посылавшихся тогда в Константинополь жалоб на притеснения, били их, сажали в тюрьму; в зворникской нахии мусульмане-помещики изготовили знамя с крестом, спрятали его в христианском селе и провозгласили, что христиане готовятся в восстанию, а затем, разумеется, принялись усмирять несуществовавшее восстание, причин убивали и грабили неповинный народ. Когда в Боснии и Герцеговине узнали о ноте графа Андраши и о том, что султан готов ввести в восставших провинциях предлагаемые австрийским министром реформы, на общем совете местных бегов было решено не признавать никаких реформ и даже силой оружие поддерживать старину. Беги сильно порицали турецкое правительство за его послабления христианам-райе.

III.

После помещиков посредствующим элементом между турецким правительством и христианским населением Боснии и Герцеговины служит духовенство. Учение пророка предписывает обращение неверных силою, а не проповедью; искоренение христиан было политическою невозможностью и ни в одной из покоренных стран турки никогда не могли обратить в мусульманство целое христианское население. Уступая необходимости, турки оставили покоренным христианским народам их веру, а с нею и церковь, и даже не только как духовное учреждение, но и как учреждение для администрации мирских дел; турецкое правительство вооружило христианскую церковь новыми, широкими полномочиями и вместе с тем возложило на нее ответственность за повиновение завоеванных народностей. Двойственный характер, усвоенный этим церкви, вполне [254] соответствовал своеобразной организации мусульманского общества, в котором смешивались религия и гражданский закон, церковь и государство. Было естественно дать покоренным народам организацию, аналогичную с организацией господствующего племени, тем более, что церковная учреждения составляли единственную форму национальной жизни, пощаженную завоеванием. Если глава государства, как калиф, облечен высшей духовною властью, то не представлялось никакого препятствия вручить патриарху — духовному главе покоренной райи — светскую ее администрацию; если кади был судьею у мусульман, почему же для христиан не мог быть судьею епископ? Таких образом христианская церковь сделалась посредницей между христианами и мусульманами, невольных орудием, с помощью которого мусульманство держало в порядке лишенные политических прав массы и облагало их податями.

Со времени халкедонского собора (451 г.) восточная церковь управлялась 4 патриархами: константинопольских, александрийских, антиохийским и иерусалимским. Впоследствии учредились самостоятельные церкви в России, Греции и Болгарии ¹⁷. Местопребывание в городе, где находится резиденция турецкого правительства, давало и дает из названных четырех патриархов первенство патриарху константинопольскому. Духовные полномочия константинопольского патриарха распространяются на все епархии европейской Турции (за исключением Болгарии и в некоторой мере Молдавии и Валахии) и на епархии Азии, непринадлежащие в антиохийскому и иерусалимскому патриархатам. Независимое положение занимает только архиепископ кипрский. Светские полномочия константинопольского патриарха простираются на всех подданных Порты православной греческой веры, несмотря на независимое в духовном отношении положение патриархатов антиохийского, иерусалимского и александрийского. Только 20% подчиненных константинопольскому патриархату в гражданском отношении подданных султана принадлежат в греческому племени, остальные — славянской расы. Однакожь с того времени, как султан Магомет утвердил на патриаршем престоле в [255] Константинополе грека Геннадия, преобладание в церковной иерархия принадлежит грекам Фанарского квартала ¹⁸.

Греки, обитающие в центральных пунктах турецкой империи, резко отличаются от энергического племени, населяющего область нынешнего греческого королевства (Пелопоннец, Элладу и некоторые острова Архипелага) и сохранившего дух независимости, несмотря на вековое турецкое угнетение. Греки турецкой империи отчасти усвоили нравы и обычаи своих властителей и давно привыкли к правительству, из которого умеют извлекать для себя большие выгоды. Конечно, не прелаты, греческой церкви часто достигающие высших почестей благодаря протекции нашей и приносящие в жертву эгоистическим расчетам достоинство и святость церкви; не нотабли, льстящие министрам дивана, оказывающие ин всевозможные услуги и глубочайшее уважение, лишь бы достигнуть влиятельного положения, интригующие с чужестранными посольствами и партиями турецких вельмож; не банкиры, ссужающие за огромные проценты деньги правительству, султану, пашам, женщинам султанского гарема, — не такие люди могли казаться опасными для турок. Их собственный интерес тесно связывал их с турецким владычеством. Они представлялись Порте удобнейших орудием, которому могла быть вверена администрация ее православных подданных. Лишь под условием подчинения и платежа дани было даровано неверным право на существование. Если они не соглашались на это условие, им оставался один выбор — между исламом и смертию; греки пошли на эти условия. Таков был смысл инвеституры Геннадия. Сделавшись послушным орудием турецкой власти, греки не только спасли собственную национальность, но достигли чрез посредство турок преобладания над милионами православных славян.

Избрание константинопольского патриарха совершается синодом, состоящим из 12 архиепископов: цезарейского, ефезского, гераклейского, кизикского, никомедийского, никейского, халкедонского, [256] деркосского, тарновского, адрианопольского и амазийского ¹⁹, к которым в этом случае, как и в других важнейших, присоединяются все находящиеся в тот момент в Константинополе патриархи и архиепископы греческой церкви. Синод и наличные патриархи и архиепископы, в присутствии султанского комисара, избирают трех кандидатов и провозглашают их имена перед собравшимися в дворе синодикона представителями мирян, лицами, занимающими установленные греческою церковью почетные должности: великого лагофета, скевофилакса, хартофилакса ²⁰, старшинами купцов и горожан, называемыми эснаф. Собрание восклицанием «аксиос» указывает того из трех кандидатов, которому отдает предпочтение, и затем избранный утверждается Портой и получает «берат», то есть диплом на патриаршество. По закону избрание патриарха пожизненно и только дурное управление церковию или прегрешения перед догматами церкви дают [257] синоду право суда над патриархом и отрешения его, а смещение патриарха правительством помимо синода допускается только в случае преступления государственной измены. Никакие жалобы со стороны греческих подданных Порты на патриарха не могут быть принимаемы иначе, как через посредство синода. Казалось бы, что этим преграждена всякая возможность действия Порты на патриарха без соглашения с синодом. На деле выходит далеко не то. Уже несколько столетий, как патриархи меняются в Константинополе почти каждые два или три года, и редко случается, чтобы они умирали на своем посту. Ни избрание, ни смещение патриарха не могут иметь места против желания турецкого правительства. Министр иностранных дел, к ведомству которого относятся дела патриархата, чрез своих креатур дает знать членам синода, что почему-либо желает избрания нового патриарха, — и тотчас приходит в движение интрига. Нотабли греческой партии входят в соглашение с членами синода, постановляется решение о смещении патриарха за дурное управление и выбор падает на лицо, которое сумело приобрести расположение сильнейшей партии, то есть партии, покровительствуемой пашой. Деньги составляют нерв интриги и только благодаря деньгам счастливый кандидат достигает победы. Он наверстывает во время отправления своей должности сделанные им при избрании значительные расходы. Наверстывание это обыкновенно совершается чрез продажу должностей; покупщики выбирают свои деньги продажей должностей, от них зависящих, и т. д. Недостающее возмещается, конечно, с народа. Легко можно представить себе, какие личности достигают высших достоинств путем такой постыдной торговли.

В этой торговле деятельнейшее участие принадлежит грекам, и для того, чтобы быть избранным, кандидат часто занимает деньги за неслыханные проценты у своих соотечественников. Симония составляет путь в престолу как для патриархов, так и для архиепископов и епископов. В Константинополе проживает значительное число греческих архиереев без епархий на деньги, которые занимают у фанариотов в чаянии будущих благ. В 1867 г., когда сербский князь Михаил после аудиенции у султана вышел из дворца, его [258] обступила толпа ожидающих места епископов, прося денежного пособия. Из этих архиереев без места выбирают на открывшуюся вакансию того, кого признают надежнее к уплате наделанных долгов.

При полном презрении к национальному низшему духовенству, при отсутствии всякой духовной с ним связи, при положительном отчуждении от интересов паствы, преобладающее стремление греков-епископов ²¹, получивших епархии в Босния и Герцеговине, — как можно скорее возместить свои расходы, сделанные в Константинополе для получения епархии. Не зная даже, в большинстве случаев, сербского языка, боснийские и герцеговинские иерархи выбирают себе доверенными лицами купцов или членов других сословий, умеющих говорить по-гречески, и чрез них обделывают свои денежные дела. Тотчас же, как приедет в епархию, владыка собирает всех священников и иеромонахов и они обязаны сопровождать поздравление с приездом денежным подарком владыке от 10 до 30 дукатов ²² и уплачивать ему за новую сингелию (переменяемую при смене каждого архиерея ставленную грамату) столько же или более, а всех священников, принадлежащих, например, к боснийской митрополии, до 300. При поставлении новых священников владыка берет 30 или 40 дукатов, берет также известную плату при назначения священника на приход с каждого дома в приходе. Если священник не заплатят требуемых денег, он лишается места и ссылается под епитемью, [259] а на его место определяется другой, обязавшийся взнести недоимку, числящуюся за его предшественником. Когда священник умрет, владыка берет все вещи покойного: церковные одеяния, книги, платье. Вступив в управление епархиею, владыка назначает определенный сбор с каждой брачной четы и затем ежегодно получает с каждой четы определенную подать. Если в одном дворе живут много женатых, подать взимается не со двора, а с каждого женатого, и если даже жена умрет, вдовец платит ее до самой смерти. Затем собирается со всякого дома особая подать под названием «филотиме». Где архиерей-грек ночует, там 20 конных служителей его берут все даром. Если владыка на своем пути совершит освящение воды, сельчане должны дать ему дукат или два. За фирман, если райя хочет строить церковь, платится архиерею 30 и более дукатов; когда райя построит церковь и пригласит владыку освятить ее, владыка берет по 50, 60 или 80, а иногда по 100 дукатов. При взыскании следующих им сборов архиереи-греки и их агенты допускают всевозможные неправильности, что, например, в 1863 году вызвало распрю между православными босняками и сараевским митрополитом Игнатием и жалобы в Константинополь. При взимании податей, при неимении у плательщика денег, берут корову и теленка; к тех же, кто решительно отказывается платить или скрывает свое имущество, священникам запрещается ходить для исполнения треб. Сараевский митрополит Дионисий накупил в Вене несколько тысяч печатанных на бумаге икон, ценою по 5 коп. за экземпляр, и потом продавал своей пастве по дукату за экземпляр. Такими мерами Дионисий в продолжении 35-ти-месячного своего управления боснийской епархией собрал одного известного всему народу дохода 649,000 турецких пиастров ²³.

На боснийских священников и монахов греки-архиереи смотрят с презрением и трактуют их свысока. Долго ожидают они на дворе и в передних владык, пока удостоятся чести быть в ним допущенными, и предварительно совершают поклонение всей прислуге владыки: его кажеджию, его келейнику, его диакону. В прежнее время владыки-греки делали визиты [260] местным жителях верхом на лошади, которую вел под уздцы священник-славянин. Когда в 1867 году английский консул в Сараеве заметил митрополиту Игнатию, зачем он допускает такое унижение духовенства, митрополит отвечал: «боснийские попы и не заслуживают большей чести». Теперь владыка, отправляясь для посещения местных жителей, садится в экипаж с своим диаконом, а священник идет подле, неся палицу, омофор и епитрахиль архиерея. Вместо того, чтобы защищать своих священников, греки-архиереи при малейшем неудовольствии сажают их в тюрьмы, ссылают в Азию или Африку, отдают на всякое поругание и притеснение туркам. Одно связывает архиереев с подчиненными им священниками и регулирует их взаимные отношения — денежное обложение.

Ha сколько греческих архиереям, заботящимся только о том, чтобы как можно больше собирать с своей паствы денег, близки к сердцу интересы ее, обнаруживается в особенности из отношений их к народному просвещению. Православная община в 1866 году образовала фонд и открыла в Банялуке богословскую школу, обещавшую принести значительную пользу благодаря просвещенной и патриотической энергии основателя, директора и наставника ее архимандрита Василия Пелагича, получившего образование в московском университете и московской духовной академии. Вместо того, чтобы поддержать эту школу, сараевский митрополит Дионисий начал ставить всевозможные преграды ее успехам. Он испугался, что народные наставники и священники, которые получат образование в этой школе, употребят все усилия для развития национального самосознании в сербском народе и что затем у архиереев-греков будет отнята возможность поставления и назначения священников по произволу, за более или менее значительную плату. В 1869 г. митрополит выставил Пелагича пред турецкими властями, как приверженца России и Сербии, способного взволновать народ, и Пелагич без суда был сослан в Малую Азию, а школа закрыта. Точно также сараевская школа, основанная стараниями патриота Спиро Райковича на пожертвования сараевской православной общины, постоянно развивавшаяся, в 1865 году подверглась гонению Османа-паши и митрополита Игнатия: лучшие книги из ее библиотеки, особенно по сербской истории, были сожжены; [261] лучшие учители изгнаны за границу Турции; преподавание сужено. Герцеговинский митрополит Прокопий запретил настоятелю монастыря Житомыслича, архимандриту Серафиму Перовичу, открыть на собранные им, между прочим в России, деньги духовную семинарию при Житомысличском монастыре, отозвавшись: «что же мы станем делать, когда у вас будут богословские школы?» По доносу митрополита Прокопия, Серафим Перович и брат его, воспитанник киевской духовной академии, Иван Перович, были посажены в сараевскую тюрьму. Митрополит Дионисий постоянно твердил, что все учители и главные православные священники в Боснии — агенты и шпионы русско-сербские, осыпанные русскими рублями, и всем им начальник белградский митрополит Михаил. В достижении путем обмана замены барщины третиной принимал деятельное участие и тогдашний сараевский архиерей. И такие иерархи не только стоят во главе духовных интересов православных общин, но ведают просвещение и брачные дела, оказывают влияние на все мирские дела, как члены административных советов (меджлисов), судят все гражданские деда, в которых обе стороны православные, имеют в своем распоряжении полицейских (кавазов) для приведения в исполнение своих решений.

«Мы терпим великую неправду от аг, мудиров, десятарей (откупщиков десятинной подати), от владык и торговцев», говорят босняки-простолюдины. «Это пастыри, полагающие свою душу не за овцы, а за новцы» (деньги), отзывался один старик-монах из Далмации, без всякой причины посаженный сараевским митрополитом Паисием в тюрьму на время до высылки в Далмацию. Народная пословица гласит: «наилучший митрополит-грек и губернатор-османлис — тот, что пошел из Цареграда и не дошел до нашего города». Таковы верховные пастыри сербского народа в Боснии и Герцеговине.

Что касается простых священников и монахов, то они — сербы, но все коснеют в невежестве; в боснийской епархии, например, едва ли найдется 10 священников, окончивших курс в белградской семинарии, остальные кое-как умеют читать и писать по-сербски и по-церковнославянски и лишь несколько знакомы с церковными обрядами, не разумея их смысла и отправляя их механически и не всегда правильно. Иногда все знание [262] священника ограничивается молитвою Господнею и символом веры, затверженными наизусть, без помощи книги. Священники и монахи-сербы, угнетенные архиереями-греками, являются перед ними не иначе, как со страхом и трепетом. Владыке ничего не стоит посадить священника в тюрьму, сослать его в Азию или Африку. Священники так же беззащитно отданы в жертву туркам, как и простые поселяне. Они обременены поборами; чтобы внести владыке все им требуемое, входят в долги и беднеют до такой степени, что не имеют ни своих домов, ни земли, ни приличных одеяния и пищи. Многие живут на мусульманской земле и обработывают ее на таких же условиях, как и крестьяне. Иногда священники, чтобы только избавиться от поборов, сами отказываются от приходов и обращаются к всевозможным способам пропитания: портняжничают, плотничают, служат поденьщиками, складчиками кож и увязчиками купеческих тюков, причем их все-таки по временам тайно приглашают прочесть молитву над больным, соборовать и т. п. Вообще сельские священники живут мало отличаясь от поселян, даже одеждою, а отличаются только бородою и длинными волосами, которые подбирают под шапки, не смея распускать их, когда выходят на улицу. Турки ненавидят и презирают священников, при встрече с попами плюют им в глаза.

Но исходя из народа, живя одинаково с ним, православные священники бесхитростно и горячо любят парод. Многие из них пали жертвами патриотизма; многие из них умирали в тюрьмах; в 1872 году был повешен в Банялуке поп Иов, известный народолюбец. Монастыри так же незатейливо поддерживают теплящийся в стране светоч народного самосознания и этому великому делу трогательно служат даже дряхлые монахи, живущие в одиночку в разрушающихся монастырских обителях в Старой Сербии. Во время народных движений священники и монахи нередко являются предводителями восставших, как это мы видим и в нынешнем восстании.

* * *

Кроме православных сербов, в Боснии и Герцеговине [263] живут еще сербы-католики ²⁴. Католическое духовенство здесь поставлено в несравненно лучшие условия, чем православное. Католическое духовенство Боснии и Герцеговины получает образование в семинариях Австрии, Венгрии и Италии. Как и везде, оно не стремятся распространять в народе просвещение; оно поддерживает свое обаяние и власть церкви, питая суеверие и невежество народа. Как и везде, оно принимает все меры, чтобы заглушить в народе всякое сознание национальности и вкоренить чувство вражды и презрения в соплеменникам православного исповедания, сделать из своих адептов только граждан римского католического мира. Несколько лет тому назад католические монахи и некоторые из хорватских фанатиков затеяли в Загребе полемику, чтобы доказать, что в Боснии нет сербов, а только хорваты (католики). Католическое духовенство имеет огромное влияние на свою паству. Даже не одни католики, но и православные, и турки уверены в сверхъестественном [264] могуществе фратров, в том, что они всегда в состоянии прогнать или связать беса или написать талисман; фратры стараются поддерживать такое убеждение, продают талисманы — печатные или рукописные бумажки с латинскими молитвами.

Католическое духовенство в Боснии и Герцеговине очень богато: монастыри в Сутеске, Крешеве, Фойнице, Брезе, Волчьей горе и Вареме имеют огромное количество земель и значительные другие недвижимые имущества, располагают всеми удобствами жизни, обладают школами и обширными библиотеками. Католическое духовенство отличается сильным корпоративным духом, мастерски управляет своими монастырями, имеет ежегодные собрания и посылает свои постановления на утверждение в Рим, — стало быть, совершенно свободно и обеспечено в делах своей церкви. Турецкие власти относятся в католическим священникам с большим уважением, дают им более свободы, чем православным. В свою очередь, католическое духовенство стеною стоит пред турецким правительством за своих адептов. Конечно, таким привилегированным положением католическое духовенство обязано неустанной энергии предстательства и поддержке со стороны западно-европейских католических держав.

IV.

Христианское население в Боснии и Герцеговине — мещане (торговцы) и поселяне ²⁵. Оно резво разделяется вероисповеданием, пред различием которого тождество языка, происхождения и обычаев теряет всякое значение. Православные смотрят [265] на латин, латины на православных как на два совершенно отдельные общества, не только религиозные, но и гражданские. Потому, исповедует ли серб православную, католическую или магометанскую веру, он считает себя членом православного, латинского или турецкого народа. Босняк или герцеговинец на вопрос, в какому принадлежит народу, ответит, какого он вероисповедания. Православная церковь одна умела совоплотиться с народностью, католичество и магометанство уничтожали народность. «Серб» значит православный. «Есте ли вы сербин?» спрашивали Гильфердинга, хотя знали, что он русский. Так как все иные проявления национальной жизни подавляются управляющими классами, православные босняки и герцеговинцы крепко держатся своей религии и всякое дело церкви имеет для них жизненный интерес. Отсюда та необычайная преданность, та теснота связи, которые соединяют православных в Боснии и Герцеговине с их бесхитростными попами-сербами, стоящими с ними на одном уровне и по происхождению, и по образованию, и по образу жизни; отсюда благоговейное оберегание народом и попами православных церквей и монастырей, всегда бедных, часто полуразрушенных. Народ и попы, несмотря на разорение, готовы последним откупаться от туров, помещиков и греческих владык, чтобы только сохранить последние остатки церквей, напоминающие, что еще не окончательно уничтожена сербская нация среди турецкого государства.

Эти остатки очень скудны. За исключением более или менее сохранившихся старинных монастырей — дужского, житомысличского, повальского, дечанского, баньского; за исключением нескольких новых больших церквей в главнейших городах, напр., в Сараеве, где в недавнее время на пожертвования членов сараевской православной общины выстроен пятиглавый собор, внутреннему украшению которого содействовали русские мастера, присланные архимандритом Сергиевской пустыни (близь Петербурга) Игнатием, — в Боснии и Герцеговине находятся или развалины монастырей и церквей, или жалкие сельские церкви, в большинстве случаев представляющие собою деревянные сараи или срубы такого размера, что могли бы поместиться в обыкновенной комнате дома, принадлежащего достаточному семейству. Внутри этих церквей досчатая голая перегородка [266] заменяет иконостас, голая валенная плита на столбике служит алтарем; ни креста, ни образов нет. При многих церквях священников не имеется, а в большие праздники, несколько раз в году, приезжают поочередно монахи из какого-нибудь ближайшего монастыря служить по изорванным кускам рукописей XVI и XVII столетий или по старопечатным сербским книгам. При затруднительности сообщений, при непрерывной работе весьма немногие поселяне могут съездить в церковной службе в монастыри и значительные церкви. Церковная служба в Боснии и Герцеговине круглый год совершается только в пяти местах. В главном городе Герцеговины, Мостаре, крыша церкви едва видна из-зa ограды, церковь как бы прячется от мусульман. Турки запрещают православным звонить в колокола. В дужском монастыре колокол, нижнею окружностью немного шире фуражки, хранился внутри церкви. Али-паша запретил держать его снаружи под угрозой, что монастырь будет сравнен с землей, а монахи убиты. Со страхом вынесен он, наконец, недавно наружу. Монахи иногда решаются звонить в него потихоньку и народ чрезвычайно дорожит и любуется ин. Не далее, как в 1873 г., турки жаловались новому сараевскому губернатору Акифу-паше, что христиане звонят в колокола, и даже сам митрополит Паисий на другой день Пасхи посадил в тюрьму одного серба за то, что тот звонил в колокол на первый день Пасхи. Жители городка Преполе, большею частию бедные ремесленники, путем огромных лишений собрали деньги для построения церкви; им разрешили построить церковь, но такую, чтобы она имела вид не церкви, а какого-нибудь другого здания. Она выстроена небольшим домом; строители хотели было обозначить алтарь снаружи обыкновенною круглою формою, но и этого не разрешили; пришлось отгородить в доме один угол, обращенный на восток, и в нем устроить алтарь. Турки подвергают поруганию и осквернению православные церкви. В 1858 г. сожжено 9 церквей. Турки разрушили милешевскую обитель, построенную в XIII в., где были мощи просветителя сербской земли св. Саввы; свинцовую крышу и мраморные колонны, взятые ими в этом монастыре, они употребили для украшения мечети, образа и картины обезобразили ножами и пулями. [267] Окрестные христиане все еще чтят милешевскую обитель, как национальную святыню, и стекаются в нее на праздник Вознесения, когда служит среди развалин приезжий священник. Подобные развалины и оголенность храмов, невежественные и нищие попы и составляют столпы, на которых держится сербская народность в Боснии и Герцеговине.

Католический босняк менее дорожит своей верой и совершенно равнодушен к интересам своей народности; его отечество в римско-католической церкви. «У нас нет ни одного серба, ин все латины», говорят католики. В то же время католическое духовенство образованно и пользуется уважением туров, монастыри и церкви католические богаты, католические державы не щадят ни умственных, ни материяльных сил для поддержания католицизма в Боснии и Герцеговине.

* * *

Если мы обратимся в другим органам народного просвещения, в школам, то и здесь мы найдем очень мало утешительного. Православные школы до недавнего времени почти все находились в руках греческого духовенства и поэтому в преподавании преобладал греческий язык и устранялось все, что могло бы способствовать развитию народного самосознания. Только при некоторых монастырях прозябали первоначальные народные школы, в которых обучение ограничивалось усвоением грамоты, большею частию по рукописным часослову и псалтырю. В сравнительно недавнее время (в 1849 г.) стараниями местных патриотов открыта школа в Сараеве. Школа эта, выдержав иного притеснений со стороны фанариотов-архиереев и турок-администраторов, о которых уже упомянуто выше, продолжает существовать на проценты от фонда, собранного из пожертвований, и на добровольные приношения родителей, дети которых в ней обучаются. Хозяйственною частию этой школы заведует особое правление, члены которого выбираются православной общиной из ее среды. Число обучающихся в школе детей дошло до 250; в ней преподаются: пространный катехизис, священная история, главные события всемирной истории, общее обозрение естественных наук, география, арифметика, сербский и [268] итальянский языки и церковное пение; учителя в этой школе большею частию природные босняки, получившие образование в Далмации или Сербии. В 1866 г., также на фонд, составившийся из добровольных приношений, была открыта архимандритом Пелагичем богословская школа в Банялуке, скоро подвергшаяся гонениям митрополита Дионисия и закрытая, а мотом восстановленная в более скромных размерах. Затем существуют школы в Ливне и Брчкоме, имеющие определенный фонд. Сверх того в Боснии можно насчитать еще школ 20 народных, существующих на добровольные приношения. В Сараеве имеется женская школа, основанная Стакой Скендеровой. Вот и все православные учебные заведения в Боснии и Герцеговине.

Школы католические находятся в руках латинского духовенства и обеспечены капиталами, получаемыми от разных миссионерских обществ и иностранных правительств, преимущественно австрийского. Из Рима, из хорватских земель являются в Боснию в большом количестве сестры милосердия, основывают школы и делаются учительницами. Австро-венгерский консул Тодорович и фра Грго-Мартич купили за 2,500 дукатов в центре Сараева пространный сад, где предположено выстроить дом для католического епископа, дом для сестер милосердия, больницу и высшее училище. Французское правительство, 2 лет тому назад, купило в Мостаре дом за 180 тысяч пиастров и отдало его под католическую школу, на содержание которой назначило ежегодно по 13 тысяч франков. Франция снабжает аптеками католические монастыри, в которых всегда имеется по нескольку монахов, прошедших медицинские курсы ²⁶. [269]

V.

Экономическое состояние народа не лучше его состояния нравственного. По корану земля составляет достояние Бога. Отсюда право владения землею переносится мусульманским законом на мири, то есть общественную казну, состоящую в распоряжения имама (султана). Таким образом, по занятии страны турками вся земля обращалась обыкновенно в государственную и затем часть ее выделялась мечетям, образуя вакуфы, часть отдавалась на поместном праве разным войсковым чинам, с возложением на них отправления военной повинности, а остальная земля поступала в непосредственное распоряжение мири. С течением времени помещики перестали давать государству с своих земель солдат и начали только платить в казну десятую часть дохода. Затем право помещиков, согласно с своим происхождением, оставаясь в сущности временным и ограниченным, несколько упрочилось и расширилось; закон 21 мая 1867 г. распространил право наследования на 8 степеней. В Боснии и Герцеговине, при такой системе землевладения, все частные земли, при завоевании, поступили на ленном праве в турецким военноначальникам и местным дворянам, омусульманившимся агам и бегам, и если некоторая часть их и оставалась у поселян-христиан, то в смутные времена XVI и XVII веков перешла окончательно к туркам и омусульманившимся помещикам, ленный характер землевладения которых потерпел также изменения, как и во всей Турции. Поселянам-христианам осталось одно: вступить с бегами в условия относительно обработки их земель. Таким образом, поселяне обратились в фермеров помещичьих земель, причем арендаторское право их определяется различными условиями, на которых беги отдают им в обработку земли. Землевладельцы в этом отношении находятся в полной зависимости от бегов, [270] которые всегда могут прогнать их с своей земли, оставив за собой, без всякого вознаграждения, возведенные ими на ней постройки, воспользовавшись всеми вложенными ими в нее затратами; притом прогнанный одним землевладельцем поселянин, при солидарности помещиков, не скоро найдет для обработки землю у другого. Такая непрочность пользования землею, разумеется, невыгодна и самому землевладельцу, потому что при этом немыслимо улучшение обработки. Но, конечно, она еще тяжелее отзывается на благосостоянии земледельца, все средства которого в удовлетворению неумолимо взыскиваемых с него поборов государственных, помещичьих и церковных, — все средства в его существованию заключаются в обработываемой им земле. Земельные отношения между землевладельцами и земледельцами служили постоянно главным поводом к многочисленным восстаниям в Боснии и Герцеговине. Безвыходность положения земледельца стала, наконец, очевидной самому турецкому правительству. В 1859 году была вызвана в Константинополь депутация от боснийской райи. Ее жалобы были выслушаны и рассмотрены и затем издан султанский фирман, которым постановлялось, чтобы на будущее время земледельцы заключали с помещиками контракты на обработку земли; воспрещалось произвольное изгнание земледельцев помещиками, предписывалось разбирательство их столкновений судом и вознаграждение отпускаемого земледельца помещиком за возведенное на арендуемой земле жилье; но этот фирман, как и все новейшие законы, издаваемые турецким правительством, остался только на бумаге. В ноте графа Андраши турецкому правительству от 30 декабря 1875 г. говорится, что «печальные условия быта христиан Боснии и Герцеговины, главным образом, находятся в прямой зависимости от характера отношений, существующих между сельским населением и землевладельцами. Почти все земли, непринадлежащие государству или мечетям, сосредоточены в руках мусульман, тогда как земледельческий класс состоит из христиан обоих исповеданий. Таким образом земельный вопрос тут усложняется вопросом религиозным»; что после подавления восстания боснийских бегов в 1851 г. быт крестьян ухудшился, собственники сделались еще требовательнее, и хотя фирман 1859 г., [271] повидимому, мог «довольно удачно примирить интересы земледельцев с интересами поземельных собственников, но фирман этот никогда не был приведен в действие», и что «надлежало бы рассмотреть, могут ли некоторый из его постановлений служить и в настоящее время исходною точкою для правомерного соглашения, которое могло бы улучшить условия быта сельского населения, или не будет ли более уместным привлечь в участию государственную казну с целию облегчить осуществление мер, которые следовало бы принять для достижения означенной цели, подобно тому, как это произошло, около двадцати лет назад, в Болгарии, где земельные повинности были выкуплены посредством государственных бумаг, так называемых «секимов». Далее нота требует постепенного улучшения в земельных отношениях сельского населения.

Осуществление требований европейской дипломатии, несмотря на их крайнюю умеренность, несомненно встретило бы неодолимые затруднения. Предположим, что турецкое правительство искренно пожелало бы улучшить быт поселян в направлении, указываемом европейскою дипломатиею, предположим, что оно было бы в силах (что очень сомнительно) побороть сопротивление бегов, — могли ли бы поселяне вынести новый налог: ежегодную уплату за выкупленную землю? Такой вопрос естествен в виду той массы налогов, которые тяготеют на несчастных поселянах в Босния и Герцеговине. Здесь земледелец обязав платить государству: 1) порез или вергию, поземельную подать, которая платится с дома по 90 грошей или 84 пиастра (4 р. 20 к.), но распределяется по степени зажиточности, так что одни платят по 100, 200, 300 и до 1,000 грошей, а другие по 15, 10, 6 и 5, причем допускаются злоупотребления и за взятку бедный облагается более тяжелым платежом, чем богатый; кроме того, мусульмане, владельцы земли, с которой собственно установлен платеж вергин, платят менее, чем поселяне, неимеющие земли. 2) Ашир или десятую часть сбора со всех произведений земли — подать, отдаваемую на откуп; при взимании ее укоренились тяжелые злоупотребления. Десятина определяется или до жатвы по произволу чиновников и откупщиков, без всякого соображения с действительным урожаем, или после жатвы, но тогда поселянин не смеет убрать хлеб, пока не приедет откупщик, [272] и хлеб мокнет, сохнет, сыплется. Откупщик, определив количество жатвы, записывает у себя и выдает земледельцу бумагу на турецком языке, но не берет десятины, а весной, когда хлеб дорожает, требует деньгами по произвольно записанному в бумаге урожаю. Откупщики вяжут людей, если они не в состоянии внести требуемой уплаты, бьют, запирают в хлевы, душат дымом от зажигаемой соломы; случалось арендаторы били беременных женщин, те выкидывали, случалось тут же умирали. Страшное угнетение поселяне терпят и от арендаторских служителей арнаутов, которых во время собирания дани обязаны кормить. 3) Войнину или аскер-беделие, введенную вместо прежнего хараджа после того, как реформами 1855-56 гг. и христианское население было призвано к отбыванию военной повинности, которая, однакожь, из опасения дать христианам в руки оружие, снова сведена была на денежный выкуп. По закону войнину следует брать с каждого мужчины не моложе 14 и не старее 60 лет, но на практике берут и с малолетних детей и даже с едва родившихся. И теперь еще многие христианские подданные Турции отказываются платить воинскую подать, и требуют, чтобы им дозволено било нести военную службу. Требование их поддерживается константинопольских патриархом. Но турецкое правительство не соглашается на такое требование потому что опасается вооружить христиан, в особенности в настоящее смутное время государственного существования Турции. 4) Жировину — подать, взимаемую за право выгонять скот в нагорные леса на «жиренье», со всякого борова по 1 грошу и 7 пар (около 6 коп.). При взимании этой подати обычное злоупотребление заключается в том, что число свиней определяется произвольно, всегда гораздо более действительного, и что подать взимается и за тех свиней, которые вовсе не пользовались пастбищем, и 5) казанию по одному дукату в год (около 8 р.) с котла (казана) для варки водки в тех местностях, где в изобилии родятся сливы.

Кроме этих государство взимает еще и другие, более или менее значительные, подати и, сверх того, обременяет сельское население многоразличными натуральными повинностями; например, турецкая армия не имеет обозов и для ее передвижения берутся обывательские лошади и телеги, причем поселяне [273] кормят сами и себя, и лошадей. Хотя за подводы определена плата, но она никогда не выдается, а лошадей под подводы хватают, так что поселяне боятся показываться даже на базарах. Подобным же образом отбывается и полицейская, а иногда и почтовая служба. Для исправления и сооружения дорог паши собирают с поселян деньги, а потом тех же поселян, иногда в самое рабочее время, выгоняют на несколько недель исправлять дороги, причем поселяне сами должны заботиться о своем пропитании. Квартирование войск, содержание разъезжающих по правительственных делам полицейских и других чиновников также ложится всею тяжестию на сельское население ²⁷.

Кроме государственных податей, земледелец обязан платить значительные подати помещику. Первоначально земледельцы отдавали помещиках девятую часть урожая и 1 1/2 ока коровьего масла за пастбища и сенокосы, но, вопреки условиям, помещики заставляли их отбывать на себя ангарию или беглук, барщину. В 1843 г., по жалобе поселян на обременительность барщины, Порта определила размеры ее: каждый христианский дом обязывался поставлять бегу еженедельно по два работника на один день. В 1848 г. барщина была совершенно уничтожена и взамен ее установлена уплата помещику трети урожая всякого хлеба и половины сбора с сенокосов. В некоторых местах, впрочем, помещикам дают не третину, а четвертину и даже пятину хлебного урожая. Правда, в то же время беги были обязаны заплатить поселянам за постройки, возвратить треть издержек на огорожу полей и вносить за них треть пореза. Но первые две обязанности исполнены не были, последняя же [274] исполняется неправильно. Мы видели, что порез, хотя и определен по 90 грошей с дома, но одними поселянами уплачивается в значительно большем размере, другими в значительно меньшем, беги же вносят за платящих более только 30 грошей с дома (то есть треть того, что установлено в уплате с дома), а за платящих менее — треть того, что они платят в действительности. При взимании третины и половины урожая хлеба и сена беги следуют системе, усвоенной откупщиками казенной десятины, именно составляют неправильные описи и берут хлеб только тогда, когда зерно высохнет, но по заранее определенной мере. Кроме того, беги не хотят брать произведений натурой, а требуют за них деньгами, в то время, когда ценность продуктов сделается наиболее высокою, оценивают плод, еще только зачинающийся в земле, требуют третины деньгами даже от цветов, которые плательщикам никакого дохода не приносят. Наконец беги заставляют поселян работать на себя, хотя барщина и отменена, а иногда отдают свои доходы, как и казна, на откуп спекуляторам цинцарам ²⁸. При взимании своих поборов беги позволят себе неслыханные жестокости, привязывают неимущих плательщиков в потолку и поджаривают, пока те не отдадут всего, что у них есть, или беги обращаются в содействию турецких властей, которые дают несчастным по 500 палок, так что многие умирают под ударами. В 1858 г. 55 христианских семейств деревни Звезды в Герцеговине, кроме уплат помещику, внесли 750 р. сер. откупщику десятины, около 226 р. пореза, около 270 р. аскерие ²⁹. С конфискованных в казну имений знаменитого Гуссейна, в которых до 1,300 домов и [275] из них до 300 колыб ³⁰, откупщик вносит в казну 26,250 р. третины и 10,000 р. десятины и при этом теряет еще 2,900 р. при вносе в казну австрийскими деньгами, так как турецких в Боснии почти нет, а австрийские принимаются по меньшей цене. Таким образом на дом приходится по 36 р. 75 в. (некоторые платят по 3 р., а другие до 200), а откупщик берет вдвое, потому что делится с каймакамами, мудирами и пашами и выручает еще свою выгоду. Далее поселянин православного исповедания в Боснии и Герцеговине платит в значительном количестве церковные подати, о которых уже сказано выше.

Если даже не принимать в расчет всех бесчисленных и разнообразных злоупотреблений, имеющих место при взимании поборов, самые установленные законом платежи государству, помещику и церкви, очевидно, тяжелы несоразмерно с доходностью сельской работы, и потому неудивительно, что, как свидетельствуют люди, достойные доверия, собственными глазами видевшие боснийскую и герцеговинскую райю, зачастую поселяне с своими семействами живут в колыбах, в хозяйстве их нельзя найти даже курицы, все их имущество стоит несколько рублей, они едят отвар кукурузных стеблей и разных диких кореньев, почти умирают с голода и ходят полуголые.

* * *

Промышленность и торговля в Боснии и Герцеговине находятся в плохом положении, как и все в этой несчастной стране. Бедность и угнетение рабочего класса, всеобщее невежество, дурное состояние земледелия, отсутствие путей сообщения, одностороннее фискальное направление правительственной деятельности и злоупотребления чиновников давят промышленность м торговлю. Страна одарена от природы плодородною почвою (в Боснии), минеральными и лесными богатствами и условиями, благоприятствующими обширному скотоводству. Около городов Крошева, Фойницы, Сараева, Вареша, в Крайне (с.-з. Боснии) и в [276] других местах находятся богатая железные руды, но правительство отдает их на откуп и потому разработывается только ничтожнейшая часть их и притом самыми первобытными способами; этим делом занимаются преимущественно рабочие из католиков. В Боснии считается 36 рудников с 127 доменными печами и добывается ежегодно от 250-300,000 пудов железа хорошего качества, но производство на заводах идет крайне плохо, с потерей около 20% метала. Во многих местах Боснии приготовляется огнестрельное оружие, в Сараеве — медная и железная посуда. Затем, одним из важных продуктов страны является лес, но эксплоатация его австрийскими, французскими и местными торговцами чужда всяких рациональных основ и стране грозит обезлесение. Земледелие, отягощенное платежами и откупною системою их собирания, а также отсутствием обеспечения положения земледельца, падает, в год собирается хлеба до 24 мил. пудов и сена до 35 мил. пудов. Скотоводство под бременем налогов также уменьшается. Количество лошадей, мулов и ослов можно полагать в 2,115,000 голов, рогатого скота в 385,000, овец и воз в 2,430,000, свиней в 935,000.

Скудная производительность, бедность и невежество населения, отсутствие путей сообщения и притеснения администрации не дают развиться торговле. По превосходным рекам, которыми природа наделила Боснию и Герцеговину, судоходство производится только на небольших протяжениях, в остальных частях рек встречаются лишь простые сплавы. Железных дорог нет и сухопутные сообщения почти все остаются в первобытном состоянии, так что по многим дорогам возможно одно вьючное передвижение. Не имея собственных портов, окруженная с севера, запада и юга австрийскими владениями, Босния ведет торговлю через адриатические порты — Рагузу, Сполато, Зару, частью чрез речные пристани Савы. Вена и Триест служат центрами тяготения для всей боснийской торговли, вполне монополизированной австрийскими капиталистами. Баланс торговли Боснии и Герцеговины выражается в отпуске на 6,790,000 р. и ввозе на 5 мил. руб. Предметы вывоза преимущественно: хлеб (на 3,620,000 р.), рогатый скот на (880,000 р.), овцы и козы (300,000 р.), железо и металические изделия (100,000 р.), [277] лес и лесные изделия (70,000 р.) и лошади (38,000 р.) ³¹. Торговля ведется большею частию австрийскими подданными, турками и евреями. Местные католики вовсе не занимаются торговлей. Сравнительно немногие православные торговцы дочти всегда уроженцы Герцеговины, население которой отличается более предприимчивым характером, чем боснийское, — преимущественно мелкие ремесленники и купцы; но в городах Сараеве, Баня-луке, Ливне и других встречаются и капиталисты из православных.

Эти последние заслуживают, чтобы об них упомянуть особо: они составляют как бы православную аристократию, дружатся с турками и мусульманами-помещиками, с греческими архиереями и не защищают поселян, своих соплеменников и единоверцев, но содействуют притеснению их. Руководствуясь исключительно торговыми расчетами, они не находят надобности отстаивать народ, который у них ничего не покупает, но чем более нуждается, тем дешевле продает им продукты своих работ, а покупатели у них товаров, турки, тем богаче, чем более угнетают народ. При каждом удобном случае, при каждом указе турецкого правительства о новой подати купцы сговариваются между собой и с турками и под залог хлеба, скота, кож и т. п. дают нищенствующему народу необходимые для взноса подати деньги за огромные проценты или за бесценок скупают последний скот и имущество поселян, а турки еще более прижимают бедняков, угрожая им тюрьмой и пытками. Православные купцы-капиталисты не заботятся и о духовных интересах своего народа, они не только не жертвуют на сооружение и исправление церквей и учреждение училищ, но даже [278] часто утаивают собранные на церкви и училища пожертвования, поступающие в их распоряжение, как почетнейших членов православных общин. Они говорят, что если все выучатся читать и писать, то перестанут их уважать. Они презрительно обращаются с учителями и низшим духовенством.

VI.

В прежние времена турецкое государство управлялось священным законом шер-иет, который образовался из корана Магомета, из сохраненных преданием изречений пророка, из толкований, указаний и решений первых четырех халифов (сунна или иджма) и из разработки этих источников путем аналогии и индукции четырьмя школами, основанными в первые два века магометанского летоисчисления теологами Абу-Ганифом, Малик-Ибн-Анесом, Магометом Ибн-Идрис-Ашаффи и Ахмед-Ибн-Ганбелем (сборник Киас). Вся администрация была в руках турок, вся юстиция в руках мусульман кади, муфтиев и имамов.

В управлении христианским населением участвовало еще христианское духовенство. Со времени начавшихся в Турции реформ в европейском смысле, со времени возникновения новых светских законов танзимата явилась новая корпорация чиновников с светским юридическим образованием (киатибы). В государственном совете (впрочем, только с 1868 г.) на 40-50 членов допущено 18 не мусульман; паралельно с духовными судами, арзы-адассо, мелкеме и судами кадиев, возникла другая ветвь судов с ахкиами-адме (высший суд или совет юстиции) во главе, в составе которого 5 членов не мусульман (2 армяно-католика, 1 армянин-грегорианец, 1 грек и 1 болгар) и который ведает смешанные торговые, уголовные и политические суды, руководящиеся гражданским, уголовным и торговым кодексами, переведенными с французского языка и кое как примененными к местным условиям. В провинциях (виляйстах) и губерниях (санджаках) в административные советы (меджлисы) допущена половина членов не мусульман, в административные советы уеядов (ваз) в число трех членов также [279] допущены не мусульмане, но сколько их должно быть — не определено ³²; в общинах совет выборных старшин распределяет налоги, заботится об общественных интересах, разрешает недоумения и споры между членами. Но все это новые названия прежних учреждений; принцип отношений не изменился. Реформы парализуются старым духом исключительности и нетерпимости, которым до сих пор проникнуты все турки сверху до низу, и еще тяготеющим надо всем влиянием магометанского духовенства. В сущности все остается в Турции по старому и все разрушается. В советах и судах члены-христиане не имеют никакого значения, вся власть принадлежит турецким чиновникам, и притом распределение христианских членов по национальностям не соответствует численным отношениям различных рас в государстве: в высших советах нет, например, ни одного представителя сербского племени. Свидетельство христиан против мусульман в действительности принимается судебными учреждениями в Константинополе и в других больших городах, но в некоторых отдаленных местностях, как в Герцеговине и Боснии, судьи не признают за показаниями христиан никакого значения. Участие христианского духовенства в светских делах христианских подданных Турции нисколько не облегчает течения этих дел.

* * *

Чиновники-турки управляют боснийским и герцеговинским народом с помощью принявших мусульманство местных дворян, греческих архиереев, разжившихся купцов-славян и часто становящихся на сторону силы кнезов (старост) сельских общин. На христианский народ в Боснии и Герцеговине, в [280] особенности на православной, смотрят, как на существующий исключительно для содержании правительства и обогащения администрации. Никакие интересы народа не удостоиваются ни малейшего внимания и его обирают до последней нитки, давя самым ужасным произволом и деспотизмом, позволяя над ним надругания и жестокости, которым в наше время приходится верить лишь уступая силе многочисленных свидетельств очевидцев, достойных всякой веры ³³; самая жизнь христианина в Боснии и Герцеговине не ценится ни во что. Только население юго-восточной Герцеговины, живущее на границе с Черногорией, сохранило сравнительную независимость управления, в которое не вмешиваются ни турецкие власти, ни аги, ограничивающиеся одним получением податей. Из христианского населения более угнетена православное и менее католики. Конечно, при господствующих в Турции порядках не благоденствуют и турки, но все же они господствуют и свои затруднения вымещают на христианах. Тягость положения доводит христианское население Боснии и Герцеговины до частых восстаний. Между тем, вообще говоря, это население мирное и покорное, привязанное, в особенности православное, к родине, гостеприимное, неразвитое, в особенности католики ³⁴. К сожалению, различие религиозных исповеданий и жизнь врассыпную, отмеченная, как характеристическая черта, еще византийскими историками VI в., Прокопием и Маврикием, относительно самых первых поселений сербов в Боснии и Герцеговине, упроченная условиями горной природы и боязнью турок, не мало содействовала укреплению в характере жителей Боснии и Герцеговины того духа разъединения, который составляет явление, общее всем славянам, — разъединения, исчезающего до некоторой степени только во время сильнейших угнетений, вызывающих восстания, подобные нынешнему. Мы видели, что кроме элементов пришлых: турецких чиновников и греческих иерархов, в населении Боснии и Герцеговины более трети составляют мусульмане, одну шестую [281] католики, остальные православные. Мусульмане, обязанные всеми относительными выгодами своего положения отречению от христианской веры и славянской народности, издавна привыкли быть союзниками турок, даже, вступая с ними в борьбу, вели ее не ради народных интересов, но из опасения отступления самих турок от древней нетерпимости учения Магомета и утраты чрез это своих привилегий, и никогда не склонялись, как не склоняются и в теперешнем восстании, на сторону христиан. Католицизм всегда и везде отрывал своих адептов от патриотической деятельности, привязывая к духовному отечеству — католической церкви. Во время действий Омера-паши католическое население Боснии и Герцеговины много способствовало его успехам и оказало ему важные услуги, и теперь, составляя послушное орудие в руках своих патеров, проповедующих, по благословению папы, покорность установленному правительству, также не выказывает солидарности с православными босняками и герцеговинцами. Чувство национального самосознания, память о былой самостоятельности хранятся преимущественно православными сербами в Боснии и Герцеговине и поддерживаются в них чужеземным угнетением, общим направлением государственной и национальной жизни Европы в нынешнем столетии и живым примером благосостояния и значительных успехов в самостоятельности, осуществляемых на глазах их родичами в княжестве сербском. Но и в самых недрах православия более зажиточные люди тянут в руку тому, перед кем их угодничество обеспечивает выгоды их положения, то есть туркам-администраторам и фанариотам-иерархам.

Восставшие босняки и герцеговинцы мужественно продержались целый год против турок. С помощию сербов и черногорцев, принявших участие в борьбе, они могут рассчитывать уже на победу. Но чем бы ни окончилась эта борьба, не может быть сомнения в том, что положение Боснии и Герцеговины должно измениться значительно в лучшему...

Л. Лебедев.

Комментарии

1. «Герцеговинское восстание и восточный вопрос», Спб., 1876 г., и «Герцеговина в историческом, географическом и экономическом отношениях», Спб., 1876 г.

2. Задунайские и адриатические славяне, Спб., 1867 г.

3. «Очерки религиозной и национальной благотворительности на Востоке и среди славян», Спб., 1871 г., и «Православие в Боснии и его борьба с католическою пропагандою и протестантскими миссионерами», Спб., 1873 г.

4. Fasten und Volker von Sod-Europa im sechszehnten und siebzehnten Jahrhundert, Berlin, 1837.

5. Geschichte des osmanischen Reiches in Europa, Gotha, 1840-1859.

6. Geschichte der islamitischen Volker, Stuttgart, 1866.

7. Die Reformen des osmanischen Reiches mit besonderer Berucksichtigung des Verhaltnisse, der Christen des Orient, zur turkischen Herrschaft, Berlin, 1858.

8. Geographie generale de la Bosnie et de l’Herzegovine.

9. Der Aufstand in der Herzegovina und die historische Entwickelung der orientalischen Frage, Leipzig und Kassel, 1875.

10. Для полноты очерка вот главнейшие географические и исторические сведения о Боснии и Герцеговине. Обе эти провинции расположены на западной оконечности турецкой империи и ограничиваются с севера Славонией и Кроацией, с запада Далмацией, с юга Черногорией и пашалыком Призрендским и с востока княжеством Сербией. Босния и Герцеговина гораздо более, чем Швейцария и Греция, и вдвое более, чем Бельгия: они занимают 1,115 немец. географических миль. Обе страны гористы. Горные цепи идут паралельно прибрежной цепи Далмации или, особенно в Боснии, направляются от с.-з. к ю.-в. Большею частию горы высотой: в Герцеговине до 4 тысяч футов, в Боснии от 2 до 4 тыс. фут., но некоторые достигают 7 тысяч и более (две вершины хребта Дормитора в Герцеговине достигают 8 тыс. фут., снег с этого хребта никогда не сходит). В Герцеговине горы острые, крутые, каменистые и оголенные, в Боснии округленные и покрытые лесом. Между гор, по течению рек, красивые долины. Главнейшие реки: Нарента или Неретва, течет в Адриатическое море, затем реки дунайского басейна — Дрина и соединяющиеся с ней Босна, Вербас и Уна, и Сава, текущая уже почти не в Боснии. Климат в Герцеговине, несмотря на ее более возвышенное положение, лучше, чем в Босния. Близость моря умеряет холод зимой и жар детом, снег в долинах никогда не лежит, но часто свирепствует северный ветер. В Боснии климат непостоянен, но ветер никогда не достигает значительной силы, так как она отделена высокою цепью гор от Адриатического берега и Герцеговины. Климат Босния и Герцеговины вообще здоров. В Босния, по свойству климата, хлеб-рожь, овес, ячмень, пшеница, кукуруза, — родятся хорошо, но возделывание более нежных продуктов производится с трудом, виноград возделывается только в долинах, хорошо защищенных с севера. В Герцеговине, по свойству почвы, земля дает мало хлеба, но здесь хорошо созревают овощи и фрукты. И в Боснии, и в Герцеговине развито в особенности скотоводство; они изобилуют рогатым скотом, порода местных лошадей славится в Турции. Естественные богатства страны, неразумно эксплуатируемые: руды, железные, медные и серебряные, и лес с преобладающими породами сосной и елью. Вот как пространство Боснии и Герцеговины разделяется по угодьям.

Всех городов в Боснии и Герцеговине 64. Свыше 15 тысяч жителей только в Сараеве и Мостаре. Важнейшие из городов: «Мостар», при р. Неретве, имеет приблизительно около 18 тысяч жителей, преимущественно мусульман, и составляет административный центр Герцеговины; «Травник», до 1852 г. столица Боснии; «Сараево» — главный город всего боснийского виляйета, резиденция вали (генерал-губернатора) и православного митрополита; в нем до 50 тысяч жителей; «Новый Базар» (в Старой Сербии) важен в стратегическом отношении, находясь на единственной дороге, соединяющей Боснию и Герцеговину с Турцией, и в узкой полосе, отделяющей княжества сербское и черногорское; «Столец» или «Столац» с крепостью, составляющею главную твердыню Герцеговины; «Банялука» на р. Вербасе, торговый центр для западной Боснии. Все города расположены живописно, большею частию при каком-нибудь хребте, и почти всегда состоят из трех частей: града (крепости, большею частию, полуразрушенной) на скале, вараша (торговый город) и паданки (поселение христиан, райи) у подошвы свалы. По характеру почвы и растительности в Герцеговине строения все каменные, белые или серые, в Боснии — деревянные, выбеленные, а в Старой Сербии (Новобазарском округе) из глины. Деревни рассеяны по горам: в одном месте, у подножья горы, обыкновенно в какой-нибудь лощине, 2-3 избушки, в другом месте 4-5. Иногда 10 и более подобных кучек носят одно имя и составляют одну общину; есть селения, раскинувшиеся на час пути и более. По некоторым нагорным плоскостям Дормитора (в Герцеговине) попадаются катуны, то есть избушки, сколоченные на живую нитку из досок, где поселяются на лето жители соседних деревень, выгоняющие свои стада в горы. В этих избушках, к которым ведут едва приметные тропинки, находят убежище неимущие жертвы сборщиков податей, сюда удаляются жители сел во время восстаний; отсюда осыпают градом каменьев и ружейными выстрелами осмеливающихся приближаться преследователей. В римские времена Герцеговина, Босния и соседняя с ними Сербия были известны под именами Далмации (вместе с нынешней Далмацией) и Мезии. При продолжавшемся великом брожении народов в VI и VII столетиях сюда нахлынула волна славян-сербов, поселения которых, при господстве у них семейно-родового быта и обособленности, рассеялись на больших одно от другого расстояниях. Мало-по-малу сербское население сконцентрировалось в несколько независимых одна от другой групп, в числе которых были Босния, Захлумье и Рама (Герцеговина). Еще в VII столетии к сербам проникли римско-католические миссионеры, но проповедь христианства на чужом языке не могла пустить корней в народе, и только в IX столетии проповедники из Византии положили у сербов прочное начало христианству. Под давлением опасности, угрожавшей сербскому населению то со стороны болгар, то со стороны Византия, выработалось единство, собравшее Сербию под скипетром королей из династии Неманичей (Стефан Неманя, 1154-1195). Босния, с X века имевшая своих отдельных избирательных князей (баны), оставалась в ленных отношениях к сербскому царству. Захлумье и Рама также управлялись каждая своими князьями, но в XII столетии были покорены боснийскими банами Баричем и Твертко. В XIV столетии сербское королевство достигло апогея своего могущества под правлением Стефана Душана Сильного (1336-1355). Но «не обольщаясь патриотизмом болгар и сербов, говорит г. Ламанский («Видные деятели славянской образованности в XV, XVI и XVII веках, историко-культурные и литературные очерки» Слав. Сборы., Спб., 1875 г., т. I, стр. 434), — не трудно заметить, что пресловутое величие независимых государств болгарского и сербского было непродолжительно и отличалось более скоропреходящим блеском и громом, чем ровным и благотворным развитием». При преемнике Стефана Душана в Сербии возобновились родовые счеты и государственное единство снова ослабело. Босния сделалась самостоятельною и в 1376 г. бан Твертко II принял королевские титул (Стефан Твертко I), Рама и Захлумье от боснийских королей перешли в ленное владение рода Храничей. Поражение при Коссовом поле (1389) положено начало покорению Сербии турками. В Захлумье и Раме один из Храничей. Стефан, в 1443 году получил от императора Фридриха III титул герцога и вследствие этого страна стала называться Герцеговиной. Турки все более и более распространяли свои завоевания, славянские князья, иногда отдельно, иногда соединяясь, старались отстоять свою независимость, но первые несли в борьбу, поддерживаемую постоянными победами, уверенность в себе, племенное и религиозное единство и одушевление, прочную военную организацию, а славяне свою беспечность и раздоры, и в 1459 г. Сербия, в 1463 г. Босния и в 1483 г. Герцеговина были окончательно покорены, сделались турецкими провинциями. После того Босния и Герцеговина опустошались моровыми язвами и продолжительными войнами между Турцией и Австрией, окончившимися систовским миром в 1791 году. В нынешнем столетии Босния и Герцеговина продолжали страдать от янычар (до 1830-х годов), феодального господства аристократии (в особенности до 1851 г.) и от турецких администраторов. Нестерпимые притеснения вызывали неоднократно восстания славянского христианского населения, из которых последнее пред нынешним, в 1863 г., под предводительством Луки Вукаловича, поддерживалось Черногорией, но было подавлено Турцией при содействии Австрии.

11. Все турецкие исчисления обнимают только мужское население.

12. По исчислениям официальной статистики в южно-славянских провинциях Австрии, смежных с Боснией, население которых по расе и характеру сходно с ее населением, мужчин 1/10 более женщин.

13. По сведениям патеров францисканского ордена, ведущих правильные реестры рождающихся и умерших, естественный прирост католического населения в период времени с 1856-1866 гг. составлял 7 на 100.

14. Именно в Боснии и Герцеговине: мусульман 448,165 чел. православных 454,796, католиков 181,766, евреев 3,752 и цыган 12,039 чел. (обилий итог 1,100,518). Из них в Боснии (санджаки Сараевский, Травникский, Бихачский, Банялукский, Зворникский, Новобазарский) мусульман 375,161, православных 397,287, католиков 137,204, евреев 3,577, цыган 9,780, всего 918,009; в Герцеговине: мусульман 73.004, православных 57,509. католиков 44,562, евреев 175, цыган 2,259, всего 182,509.

15. В частности итоги более отличаются от цифр, которые должны бы выйти по способу исчисления г. Руссо, причем почти весь прирост за время с 1866 по 1876 гг. оказывается в православном населении, именно консулами определено число православных в 572,000 (по Руссо должно бы быть около 512,000), мусульман 441,000 (по Руссо должно бы быть около 502,000), католиков 186,000 (по Руссо должно бы быть около 203,000, евреев 2,000 (по Руссо должно бы быть около 4,000) и цыган 10,000 (по Руссо должно бы быть около 13,500). Основания, принятые для исчисления населения консулами, неизвестны.

16. «Организация» — ряд уставов, выработанных постепенно и вступивших в действие в 1844 г. Все эти уставы составляют развитие гюльханейского гаттишерифа Абдул-Меджида 3 ноября 1839 г., провозгласившего неприкосновенность жизни, чести и имущества всех подданных султана, правильность и публичность в отправлении правосудия, равномерность и определенность податей, без отношения к религиозным исповеданиям плательщиков, правильность наборов магометан в войска, определение срока службы солдат, уничтожение продажности должностей с обеспечением их определенным жалованьем и равноправность всех подданных, к какому бы исповеданию они ни принадлежали. Танзимат с гаттигумайюном 18 февраля 1856 г. и последующими узаконениями составляет законодательство Турции, существующее, впрочем, только на бумаге, противоположное шер-иету, старому священному закону.

17. В Болгарии некоторое время и прежде существовал особый патриархат, также как с XIV по XVII в. в Сербии.

18. Фанаром называется квартал в Константинополе, населенный греками. Там здание патриархата, Синодикон и дворцы знатных греков, называемых потому фанариотами.

19. Архиепископы: гераклейский, кизикский, никомедийский и хадкедонский, то есть архиепископы четырех епархий, лежащих вблизи Константинополя, имеют специальное назначение заведывать вместе с патриархом синодальными делами и менее важные и обычные дела управления церковью решаются патриархом и этими архиепископами, между которыми разделяется состоящая из четырех кусков печать патриархата. Этим прелатам предоставлено право всегда жить в Константинополе и патриарх не может отсылать их в их епархии, между тем как такое право предоставлено патриарху вместе с синодом в отношении всех других архиепископов и епископов; даже патриархи антиохийский и александрийский не могут без согласия константинопольского патриарха и его синода приезжать в Константинополь. Напротив, патриарх иерусалимский летом имеет резиденцию на Принцевых островах у устья Босфора, в Мраморном море.

20. Чтобы уразуметь значение этих должностей, следует представить двойственный характер власти константинопольского патриарха. Как глава церкви, он священнослужитель, руководящий духовною жизнию христианского населения и ответственный только перед церковию в отправлении безусловно дарованных ему мусульманским правительством духовных полномочий. Как высший администратор православных турецких подданных, он — чиновник Порты и находится в постоянных деловых к ней отношениях. Уже в византийской империи посредничество в сношениях между главою церкви и государством было вверено великому лагофету. При турецком владычестве он занял еще более значительное положение; он сделался органом, посредством которого патриархат ведет с Портою все дела, касающиеся его светских полномочий. Лагофет пожизненно выбирается патриархом и синодом из нотаблей, утверждается Портой и может быть смещен только по соглашению обеих властей. Все официальные сообщения патриархата Порте идут через него и подлежат его санкции, все синодальные постановления, касающиеся назначения архиепископов, контр-сигнируются им.

21. Сербская церковь со времени первого самостоятельного сербского епископа св. Саввы, с начала XIII в., управлялась народными иерархами, а в XIV столетии, при Стефане Душане, было учреждено особое сербское патриаршество. По завоевании Сербии турками и до конца XVII столетия православная сербская церковь управлялась своим собственным патриархом, непременно сербом, жившим в Печи (Ипеке), в нынешней Старой Сербии. Патриархи избирали и подчиненных им иерархов из сербов. В 1765 году, по ходатайству константинопольского патриарха Самуила Мекнеда, сербский патриархат был упразднен и сербская православная церковь в Турции (в Шумадии, Босния, Герцеговине и Старой Сербии) была поставлена в подчиненную зависимость от константинопольской церкви. После того, по мере открытия вакансий за смертию сербских пастырей, сербские кафедры занимались греческими епископами, которых сербский народ принимал враждебно; многие из них только силою турецкого оружие добивались подчинения себе сербской паствы.

22. Дукат (австрийский) — около 3 р.

23. До 36,000 р.

24. Католичество водворилось в Боснии в IX веке, но особенно усилилось в XII в., так что в XIII веке папа Николай IV учредил в Боснии инквизицию. В 1871 году Григорий IX увеличил в ней число францисканских монастырей. Католические пропагандисты не щадили издержек на сооружение в Боснии католических церквей и монастырей и на воспитание в своих школах сербов и болгар. Со времени покорения сербских земель турками, выговоренные папами и католическими правительствами западной Европы в пользу местных славян-католиков привилегии содействовали переходу в католичество множества славян православных. Магомет II фирманом 1463 года даровал римско-католическим христианам свободу отправления их религии. Заключенными в 1740 г. между Францией и Турцией капитуляциями постановлено: «французские монахи, которые исстари живут внутри и вне Иерусалима, должны владеть теми священными местами, которыми они владели до завоевания; никто не должен их тревожить, они не должны быть обременяемы поборами, и если у них возникнет процес, который не может быть разрешен на месте, их следует отправлять к разбирательству высокой Порты». Эти привилегии впоследствии распространились вообще на все католическое духовенство в Турции. В новейшее время католическая пропаганда в Боснии и Герцеговине поддерживается преимущественно Австрией, которая ежегодно высылает толпы монахов и сестер милосердия с церковными книгами и вещами, заводит при монастырях и церквях школы, лучшие ученики которых отправляются для довершения учения в Австрию и Рим. Пропагандирующие католицизм монахи обыкновенно хорошо владеют местным языком. В настоящее время около 1/6 всего населения Боснии и Герцеговины-католики. В деле католической пропаганды Австрии помогают Италия и Франция и не мало содействует распространению католицизма всегдашняя готовность католического духовенства и представителей католических держав к защите католиков Боснии и Герцеговины и к ходатайству за них перед турецкими властями.

25. Мусульмане в Боснии и Герцеговине — чиновники-турки, помещики Славинского происхождении, немногие поселяне и племя арнаутов. В конце XVII и первой половине XVIII века здесь число мусульман разом значительно возросло; спасаясь от турецкого насилия, патриарх Арсений Черноевич с 37,000 семейств из так называемой Старой Сербии в 1690 году переселился в Австрию; вскоре потом туда же переселился патриарх Арсений IV в сопровождении многих семей. Опустевшая Старая Сербия населилась спустившимся с гор албанским племенем (арнаутами), которое уже в XVIII столетии в значительной своей части приняло мусульманство и отличается хищным, разбойническим характером. Арнауты часто нападают на полуопустелые монастыри и церкви, грабят их и убивают монашествующих, священников и поселян христиан.

26. В ноте графа Андраши от 30 декабря 1875 г., излагающей турецкому правительству требования Европы об улучшения быта населения Боснии и Герцеговины, указано, что до сих пор отношениями господствующего племени к христианам в Турции управляют «фанатическая ненависть и недоверие», что до сих пор «сооружение зданий, предназначаемых для богослужения и школьного преподавания, употребление колоколов, устройство религиозных общин еще обставлены затруднениями», и что прежде всего необходимо, «чтобы христианская религия была поставлена по праву и на деле в совершенно равное положение с исламизмом, чтобы она была торжественно признана и уважаема, а не только терпима, как это происходит в настоящее время». Поэтому державы требуют у Порты «полной и совершенной свободы исповеданий, как первой и главной уступки». Свидетельство ноты графа Андраши, по дипломатическому и осторожному характеру ее, менее всего может быть заподозрено в преувеличении и резкости.

27. В венскую «Politische Correspondenz» сообщают из Болгарии: «Торжественное обнародование новых реформ (дарованных под давлением восстания в Боснии и Герцеговине султанским ираде 20 октября и фирманом 13 декабря 1875 г.) до сих пор нисколько не изменило безотрадного положения нашей провинции. Подати взимаются с неведомою до сих пор беспощадностью. Вместе с недоимками приходится уплатить теперь всего 500,000 червонцев, которые, по приказанию, полученному из Константинополя, должны быть непременно собраны в 4 недели. Между тем население не имеет возможности вывести такое бремя налогов. Казна продает все, что ей попадется под руку: белье, платье, кухонную посуду, домашнюю птицу, быков, свиней, короче сказать — последнее достояние бедной болгарской райи.

28. Македонские валахи, в довольно значительном количестве поселившиеся в Боснии и отличающиеся непомерным корыстолюбием.

29. В брошюре «Герцеговина в историческом, географическом и экономическом отношениях» вычислено, что поселянин-герцеговинец, при доходе в 120 р. в год, уплачивает правительству и помещику 85 р. Едва ли такое вычисление можно признать преувеличенным, если вспомнить, что только помещику поселянин платит более одной трети (1/3 от хлеба, 1/2 от сена) дохода, даже при отсутствии злоупотреблений во взимании третины, и если прибавить к этому платежу значительный, как видим, взнос в казну десятины, пореза и аскерие.

30. Хаты, сплетенные из прутьев и покрытые древесною корою.

31. Заметим, что в то время, как хлеба собирается по 20 пудов на человека, что дает почти только среднее нормальное количество для пропитания (2 ф. в день), хлеб составляет главную отпускную статью (более половины всего отпуска), следовательно, в немногих руках собираются излишки хлебных запасов, сбываемые за границу, тогда как остальное население голодает. Вторую отпускную статью (несколько менее 1/5 всего отпуска) составляет скот, тогда как количество скота по населению, казалось бы, также не слишком избыточно. Напротив, лес и железо — богатство и излишки страны — вследствие недостатка разработки и предприимчивости, едва составляют сороковую часть всей отпускной торговли.

32. Члены административных советов и судов вилайетов избираются комитетом из высших правительственных чиновников, муфтия, кади и религиозных представителей не мусульманских общин; административные советы и суды санджаков отбрасывают треть избранных; вали (генерал-губернатор) выбирает членов из остальных двух третей и представляет на утверждение Порты. Подобный же комитет в санджаках составляет список членов в советы и суды санджаков, из которого советы и суды каз выбрасывают треть и вали еще половину. Также с участием собрания общинных старшин и мутесарифа (губернатора) избираются члены советов и судов каз.

33. Припомним напечатанное во всех газетах воззвание сербского митрополита Михаила, призывающее к помощи жертвам нынешнего восстания.

34. О неразвитости католиков-поселян см. в «Aus dem Sennerleben der Herzegovine» von Zverina.

Текст воспроизведен по изданию: Босния и Герцеговина // Дело, № 7. 1876

© текст - Лебедев Л. 1876
© сетевая версия - Thietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дело. 1876