ЗИГФРИД КАПЕР

КНЯЖЕСТВО ЧЕРНОГОРИЯ

(В журнале «Unsere Zeit» («Наше время»), помещена статья Г. Зигфрида Капера, под заглавием «Княжество Монтенегро», в которой подробно изложено географическое, этнографическое и политическое положение этой страны. Находя эту статью, особенно при настоящих обстоятельствах, весьма интересною, мы приводим из нее, на сколько возможно, полное извлечение, опуская лишь некоторые подробности, не представляющие, по нашему мнению, большой важности, а именно: г. Капер, с немецкой пунктуальностью, перечисляет все места, по которым прошла новая граница, проведенная международною комисией, на основании дополнений парижского трактата 1856 года, между Черногорией с одной стороны, Австрией и Турцией — с другой. Далее, он делает подробный перечень, даже самых незначительных, вершин, хребтов гор, речек, ручьев, полей и племен, населяющих Черногорию, а между тем, к статье не приложено даже обыкновенной карты, что, по нашему мнению, только затрудняет читателя. На этом основании мы оставили наименования лишь тех пунктов, хребтов гор и рек, которые читатель может найдти в любом хорошем атласе и, кроме того, позволим себе (в выносках) выразить несогласие с теми выводами автора, которые мы нашли не вполне справедливыми. За всем тем, статья г. Капера заслуживает полного внимания, благодаря беспристрастию автора, столь редко встречающемуся между немецкими публицистами, когда они трактуют о других племенах. Наконец, предлагаемый труд тем ценен, что г. Капер долго жил в Черногории, совершенно освоился с нравами и обычаями тамошних жителей и основательно изучил их язык. Автор напечатал всего два очерка. В первом, под заглавием «Страна», он описывает територию и политическое разделение Черногории, во втором. — исключительно говорит о народе.)

Страна.

(При чтении этой статьи может служить карта Герцеговины и Черногории, приложенная при № 10 (октябрь) «Военного Сборника», за 1875 год.)

Если на положение вещей в юго-восточной части Европы посмотреть с точки зрения общего исторического исследования и сделать точный анализ движению, которому подвергается эта полоса почти с самого начала настоящего столетия — так начинает автор статью — то, при подобном исследовании, прежде всего, обнаружатся два несомненные по своей фактической действительности обстоятельства, а именно: повторяющиеся в различных частях Отоманской империи восстания подвластных ей народов и бессилие этой державы, не смотря на все находящиеся в ее распоряжении средства, справиться с этими восстаниями и даже ограничить их район. Хотя наследник пророка, по [361] власти не имеющий себе равного, постоянно выступал против непокорных с оружием в руках, но, не смотря на то, неприязненные действия оканчивались обыкновенно договором с восставшими, прямым следствием чего, с одной стороны, был упадок и вообще ослабление власти, относительно подчиненных ей элементов, а с другой — прямой выигрыш восстававших. Между тем, положение вещей нисколько не устанавливалось, восстания повторялись каждый раз с новою силой. Греции, при поддержке всей Европы, удалось совершенно сбросить с себя османское иго и образовать отдельное, независимое государство. Египет, Румыния и княжество Сербия, связанные только тонкой нитью ленной зависимости, с номинальным своим повелителем, падишахом, постоянно стремятся порвать и эту слабую связь. Хотя европейские государства, до сих пор, не высказывались ни разу относительно безусловной независимости Черногории от Порты, тем не менее, это княжество, само на себя никогда не смотрело иначе, как на самостоятельное государство, а потому решительно отвергает даже и подобные обязательства, как ленные. Болгария, Албания, Босния и Герцеговина, именно в настоящий момент, стремятся достигнуть того же, что удалось получить их соседям, которые, вместе с тем, почти все и их единоплеменники.

В виду событий, совершающихся теперь на востоке, автор находит необходимым обратить внимание на разрешение двух вопросов: заключают ли в себе постоянные восстания против отоманских властителей основательную причину, и почему турецкое правительство не в состоянии прекратить подобного положения вещей, которое, в конце концов, так или иначе, волнует и остальную Европу. Только ответ на эти вопросы, даже в общих чертах, по мнению г. Капера, может показать исход, к которому приведут беспрерывные потрясения в этой обширной и важной части Европы.

Что касается первого вопроса, то, по мнению автора, к какой бы политической партии ни принадлежал человек, он не может оспаривать, что положение вообще христианских подданных Порты, и в особенности христианского народонаселения Старой Сербии, Албании, Боснии, Болгарии и Герцеговины положительно невыносимо, унизительно для человеческого достоинства и просто невозможно как во всеобщем интересе человечества, так и в непосредственных интересах европейских государств, прилегающих к Турции. Вероятно, замечает автор, не потребуется фактов в доказательство сказанного. Наконец, едва ли бы и удалось добавить что либо новое к тому, что, более или менее, стало общим достоянием. Тут не может быть речи не только [362] о человеческих, но даже общих государственных гражданских правах, составляющих в настоящее время основной закон для всех образованных государств. Достаточно заметить, что для христианских подданных падишаха не только не существует права собственности, по даже простой гарантии прав супружеских и вообще семейных. Подтверждением сказанному может служить всеобщее участие к защитникам Боснии и Герцеговины, а равно и прогресивный ход самого восстания. Дело, начавшееся на юго-востоке Европы, по мнению г. Капера, должно представлять громадную важность не только для государств Европы, так или иначе в нем заинтересованных, но и для всего образованного мира. Европейская Турция представляет собою естественный пункт, с которым соприкасаются все три части света восточного полушария; это место встречи (rendez-vons) их торговых сношений. Здесь сходятся самые важные сухопутные границы Европы, Азии и Африки; тут, за многие тысячи лет, зародилось и достигло высокого развития человеческое знание. Наконец, восклицает автор, на юго-востоке Европы, народы трех частей света призваны, изменив и обновив характер своих сношений, создать новый центр просвещения, степень развития которого даже трудно предугадать в настоящее время; а потому, эту в высшей степени богатую и важную в будущем часть мира ни в каком случае не следует обрекать на отсталость, и, по меньшей мере, нельзя порицать народности, осужденные турецким деспотизмом на невежество, за стремление их освободиться от того унизительного положения, в котором они содержатся султаном. Что же касается вопроса: почему именно турецкое правительство не в состоянии прекратить подобного положения вещей, то, по мнению автора, благодаря увеличению за последние годы самых достоверных сведений, относительно сущности и характера отоманского владычества, ответ на него более или менее будет также очевиден для каждого.

Османы не могут усмирить движения, направленного против них, по той простой причине, что они не обладают ни физической, ни нравственной силой. Недостаток физической силы обусловливается отсутствием нравственной, а этой последней нет потому, что османы принадлежат к народу, не имеющему в себе никаких элементов, необходимых для государственного устройства. Распространяя всюду ужас огнем и мечем, турки могли завоевать обширные пространства и покорить массы народов, но они никогда не были в состоянии, да и не могут, дать завоеванным странам государственное устройство, вести покоренные народы по пути прогреса, упрочением материального [363] его благосостояния и умственного развития, словом — примирить их с собой. Известно, что османскому правительству весьма часто и настойчиво, но без всякого успеха, советовали вступить на путь реформ, и на бумаге оно это делало, но никогда не исполняло на практике. По мнению г. Капера, было бы даже и несправедливо упрекать его в этом. Если бы отоманское правительство, говорит он, опустив все существенное из даваемых ему советов и продолжая смотреть на райев, как на людей, не имеющих никаких прав, решилось им предоставить хотя то положение, которое во второй половине прошедшего столетия христианские государства обеспечивали за своими еврейскими подданными, то и этого оно не в состоянии сделать, не впадая на каждом шагу в противоречия с основными условиями своего существования и с кораном. Османское правительство не может так поступить без самоуничтожения, без отречения от власти, а понятно, что к этому его нельзя принудить мирными средствами. Успех здесь только и возможен при полном поражении, безразлично — будет ли оно произведено мечом или умственным влиянием. Конечно, в этих рассуждениях не принималась в расчет, так называемая, партия «Молодой Турции», людей, получивших образование в Париже, Вене или Берлине, хотя человеку, близко знакомому с лицами этой партии, хорошо известно ее действительное внутреннее содержание. Прививная цивилизация обыкновенно освобождает турка только от внешней оболочки, и под новым покровом сидит прежний мусульманин. Если же допустить, что изменение пустило более глубокие корни, то в последнем случае преобразованный турок прежде всего перестает быть мусульманином.

(По нашему мнению, ссылка г. Капера на коран не вполне справедлива: известно, что мавры в Испании были также мусульмане, но это не мешало им быть людьми просвещенными. Испанское правительство, выгнав этот народ, обрекло свою страну на обеднение. По нашему мнению, хотя религиозный вопрос весьма важен в смысле развития страны, но он не имеет решающего значения. В Испании и Франции господствующая вера одна и та же, а какая разница между обеими странами в политическом, а следовательно, и умственном развитии? Турецкое правительство, — на наш взгляд, не боится мусульманского духовенства, как желают заверить многие, а скорее смотрит на него как на своего естественного помощника в деле фанатизирования мусульман. Оно, как и все мало образованные правительства, полагает, что его сила основана на невежестве масс, безразлично, какую бы религию эти массы не исповедывали. Оставаясь мусульманским, оно могло бы идти по пути прогреса, если бы действительно того хотело; но дело в том, что турецкий султан, как персидский шах, или римский папа, желают, в глазах непросвещенной черни, оставаться непогрешимыми. Не мусульманская религия препятствует министрам объяснить султану настоящее положение дел, а жалкий, узкий эгоизм и раболепие. Наконец, что последнее восстание не исключительно религиозное, доказывает тот факт, что высшие чины православного и католического духовенства в Турции на стороне султана, а простой мусульманский крестьянин в Болгарии и Албании — на стороне восставших. Словом, настоящее движение в Турция носит отпечаток не столько религиозный, сколько экономический. (Примеч. состав. статьи).) [364]

После этой громкой, хотя не вполне справедливой тирады, автор задает следующий вопрос: когда, рано или поздно, прекратится господство ислама в европейской Турции, то на чью долю выпадет осуществление задачи, направить избавленных от летаргии райев к выполнению их призвания, принять участие в общей работе Европы на пути прогреса? Кто в состоянии будет поддержать и руководить ими в этом деле? Очевидно, что, так называемый, восточный вопрос, во всяком случае, не исключительно вопрос о власти: это обстоятельство даже не главное, а второстепенное. Сила не в том, на чью долю выпадет господство над подвластными Турции областями, а в том, кто окажется в состоянии целесообразнее направить это господство ко всеобщему благу. Автор полагает, что трудность в разрешении этого вопроса заключается не столько в положении самих вещей, сколько в тщеславии влияющих на это решение факторов или, говоря прямо, руководящих в этом деле держав.

Различного рода проекты о разделении Турции, умирающие в самом зародыше, дают, по мнению г. Капера, мало надежды на разрешение восточного вопроса в том смысле, чтобы освобожденные народы были предоставлены самим себе. Но, впрочем, приняв во внимание бывшие примеры, с некоторой вероятностью можно предположить, что рано или поздно освобожденным народам будет предоставлено право войти в добровольный союз с остальными европейскими нациями. С общей исторической точки зрения, почти безразлично: последует ли тот час за освобождением образование независимых или же расширены ныне существующих вассальных государств, или, наконец, образование одного или нескольких новых вассальных владений. Все это, на самом деле, только ступени, фазы к достижению более высокой цели. В сущности, интересен вопрос, представляют ли эти национальности, по своим физическим, нравственным и умственным качествам, достаточное ручательство в том, что остальная Европа, в борьбе за высшие блага человечества, т. е. за умственный, нравственный и материальный прогрес, словом, в борьбе за свободу, приобретет в этих племенах достойных и надежных союзников? Для правильного ответа на это, по мнению автора, прежде всего, необходимо подробно исследовать и изучить, как самые народности, так равно и [365] територию, на которой они живут. При изучении должно обращать внимание на все свойства и особенности, присущие этим племенам, тем более, что исследование територии, по мнению г. Капера, может дать ответа, на что они пригодны, а ознакомившись с их историей, можно уже будет узнать, чего мы вправе ожидать от этих народностей в будущем. Г. Капер далее замечает, что для большинства европейцев, юго-восток Европы и в особенности места, заселенные славянами, мало известны. Имея это в виду, автор, с своей стороны, старается настоящей статьей несколько дополнить такой пробел.

Южно-славянские народности, говорит он, в теперешнем своем стремлении освободиться от турецкого ига собственными силами, берут за образец, во-первых, Черногорию, опередившую их в этом на четыре столетия, и хотя в своем сопротивлении владычеству турков, страна эта до последнего времени оставалась одинокой, при всем том, не смотря на самые невыгодные местные условия, она ни на одно мгновение не упускала из виду выпавшей на ее долю задачи, служить опорой освобождающимся народностям; а, во-вторых, Сербию. Хотя эта страна начала борьбу за освобождение только в начале настоящего столетия, но, благодаря более удобному географическому положению, лучшей почве и при большом пространстве, она далеко опередила Черногорию в государственном развитии и внутренней культуре. Как легко предугадать, соперничество между этими двумя странами не может не иметь глубокого влияния на дальнейший ход событий. Автор, впрочем, находит, что культурное развитие Сербии несколько скороспело.

Хотя о Черногории и много было писано, но почти все, что говорилось о ней, по заявлению г. Капера, или неверно понято или же искажалось преднамеренно.

Правильное суждение и вообще обстоятельное знакомство с територией Черногорского княжества и его жителями, говорит он, невозможно, без знания языка, народа и основательного изучения его истории. Но, к сожалению, на эти обстоятельства не было обращено должного внимания теми европейцами, которые посещали Черногорию и составили ее описание. Цель настоящей статьи, говорит г. Капер, помочь ближайшему и более верному суждению об этом, еще очень мало известном, факторе. Если бы статья и ничего не дала, кроме личных субъективных мнений, то, по крайней мере, каждый смело может иметь полное доверие к ее автору, как человеку вполне знакомому с языком черногорцев, их нравами, воззрениями и историей.

После такого вступления, автор прямо переходит к описанию [366] територии Черногорского княжества. Пространством в 76 квадратных миль, Черногория окружена скалами на протяжении от 110-120 часов пути (506-552 версты) (Час пути равняется 4,6 верст.), спускающимися крутыми откосами в соседние области; внутрь же страны, отлогости менее круты и образуют каменистое плато, перерезанное во многих местах скалистыми гребнями, так что сравнение этой, неуютной горной страны, с гигантским, окруженным скалами, редутом, прорезанным только немногими ущельями для стока воды — вполне оправдывается.

Наибольшее протяжение этой страны с запада на восток, между Вучи-Зуб и пограничною речкою Градишницею, впадающею в Лим, слишком 28 часов пути или 120 верст. Затем, следует протяжение с севера на юг, от южных склонов Дормитора, который, однако, до настоящего времени, на многих картах ошибочно показывается в Черногории, до Сутормана, — около 24 часов пути (слишком 100 верст). Наименьшее протяжение с северо-запада на юго-восток, между двумя турецкими пограничными крепостцами Спужем и Никшичем, несколько менее 6 часов пути (около 25 верст). Очертание границ Черногории имеет большое сходство с формой цифры восемь, что не представляет больших удобств в стратегическом отношении. Черногория, почти неприступная с других сторон, в месте перехвата легко подвергается нападениям; именно в этом направлении в нее вторгнулись: Кёпризли-паша, в 1714 и Омер-паша, в 1860 годах.

Границы Черногории, до 1860 года, были известны в общих чертах. Она окружена турецкими и австрийскими владениями, а именно: на севере граничит с Герцеговиной, на востоке — с Боснией, на юге — с Северо-Албанским эйялетом (губернаторство Скутари), на западе — с префектурой Катаро.

Споры за пограничное владение, сначала с Венецией, а потом с Австрией, обыкновенно оканчивались не в пользу Черногории и устранены не ранее 1837 года. В этом году, Черногория была вынуждена отдать за 100,000 гульденов (66,000 руб.) горные отроги, лежащие выше Катаро, с монастырями Майне и Станевичи, к югу от Котар, а за долго перед этим, она уступила Венеции береговую полосу Помори и плодородную — Грбарий.

В настоящее время, по словам автора, не существует более спорных владений между Черногорией и Австрией; все же показания об этом новейшей карты Киперта — не верны. Что же касается до границ Черногории с Турцией, то они беспрестанно изменялись, смотря [367] потому, кому из них удавалось овладеть известной територией. Борьба нередко начиналась просто из-за пастбища и, по словам автора, в продолжение нескольких столетий, за эти клочки часто необработанной земли проливалось иногда более крови, чем за обладание в Европе прекрасно культивированным герцогством. Когда узнаешь, восклицает г. Капер, что именно в том пункте цивилизованного мира, где соприкасаются три части света, в нескольких часах пути от Адриатического моря и в непосредственном соседстве с Венецией и Австрией, до самого последнего времени существовали племена, как, например: белопавличи, пипери и васоевичи, не знавшие, кому они принадлежат, то этот, сам по себе странный, факт лучше всего освещает положение дел в этих странах. Зная это, становится понятным, почему племена, предоставленные самим себе, управлявшиеся по патриархальным обычаям, могли решиться, с оружием в руках, прогонять пашей, приходивших из Скутари с требованием дани. Далее, одинаковые религиозные верования, желание защиты противу общего врага естественно должны были увеличивать симпатию этих племен к соседним жителям Черной-горы (Црна-гора), на которых они сначала смотрели как на союзников, а затем, как на братьев, и в конце концов совершенно слились с ними в своих интересах. Приняв все это во внимание, становится также понятным, почему на всех прежних и даже теперешних картах, в обозначении границ между Черногорией и Турцией существует такая неопределенность. Известно, например, что племена белопавличи и пипери, в 1796 году, присоединились к Черногории, после того, как им удалось, в союзе с черногорцами, наголову разбить скутарийского пашу Кара-Махмуда. В пятидесятых годах настоящего столетия, к Черногории присоединились граховяне и рудинцы, в 1870 году — племена морача и ровцы, а в самое последнее время — васоевичи. За долго до этого присоединения, все эти племена сражались в рядах черногорцев против турок.

Хотя, для более правильного определения пограничной черты, постоянно были делаемы различного рода попытки, но, вследствие возбуждаемого с обеих сторон недоверия, они всегда оказывались безуспешными. Порта постоянно стремилась проявить свою власть, а Черногория — независимость. Драма, которая разыгрывалась, да частию и продолжает разыгрываться в настоящее время, восклицает г. Капер, просто непонятна, когда соображаешь, что она происходит в Европе — части света, где, как известно, существуют правильные международные отношения. Впрочем, соединенным усилием России и Франции удалось, дополнением к парижскому трактату 30-го марта 1856 года, [368] привести к некоторому соглашению и вопрос о границах между Черногорией и Турцией и поставить его под гарантию европейских держав. На основании этого дополнения, все пункты, фактически считавшиеся за Черногорией, а равно и приобретенные в 1858 году после побед, одержанных Черногорией над турками, предположено было включить в пределы этого княжества, на что изъявило согласие отоманское правительство. Г. Капер подробно указывает все пункты, чрез которые велась новая граница между Черногорией и Турцией, причем замечает, что хотя подобным распоряжением имелось в виду окончательно определить постоянную границу между означенными двумя владениями, но даже сами члены международной комисии (Австрии, Франции и Англии) нисколько не сомневались в том, чтобы проведение границы на вышеупомянутых началах, могло служить достаточным ручательством к упрочению мирных отношений между Черногорией и Турцией, так как на самом деле, при размежевке, не принимались в расчет ни заявления соседних племен, ни действительные потребности самих Черногорцев.

При постановке пограничных столбов, комисия равнодушно отнеслась к охранению безопасности Черногории со стороны Турции, и не ослабила прежнего операционного базиса последней державы на случай столкновения ее с Черногорией. Другими словами, комисия решила, как пограничные турецкие крепости, воздвигнутые против Черногории, так равно и те пункты, с которых турецкие войска могут вторгнуться в эту последнюю, сохранить непременно за Турцией, дабы, оставляя на глазах черногорцев подобные предостережения, обуздать слишком широкое проявление их страстей. Упуская из виду естественную пограничную черту, комисия повела новую границу дугой, так что она поворачивает внутрь страны около подобных пунктов, каковы: Клобук, Никшич, Колашин, Спуж, Подгорица и Жабляк.

В отношении первого из этих пунктов можно еще привести кое-какие уважительные причины; ибо, не смотря на то, что Клобук не более как старый разрушающийся барак с ничтожным гарнизоном, расположенный на изолированной высоте, его все-таки можно считать передовым фортом крепости Требинье, от которой он отделен всего тремя часами пути (13,8 версты), и, оставляя черногорцам Клобук, пришлось бы оставить и Требинье. Но относительно Никшича, даже и подобные соображения не могли иметь места. Естественную границу около этого пункта образует горный хребет Будош и проход Дуга. Старая крепостца Оносошт, собственно цитадель Никшича, едва ли в состоянии оказать серьезное сопротивление действительному нападению, и [369] если раз, при проведении границы, за Черногорией решились оставить половину никшицкого плато, так называемое жупа-Никшичи, то могли бы оставить за ней и другую половину. Точно так же у Спужа естественную границу образует река Морача, но комисия сделала уклонение от такой грани и тем самым как бы увековечила распри между Черногорией и Турцией, так как на подобные пункты, каковы: Дельта-Морача, Жабляк, Лешко-поле (Ореховое поле), Мало и Бело-брдо, Черногория никогда не уступала своих прав. Черногорцы, как прежде, так и после разграничения, бесспорно пользовались пастбищами и сенокосом на этих самых местах, которые в последнее время сделались поводом к беспрерывным кровавым стычкам, прекратившимся только в 1869 году, когда Черногория отказалась от них в пользу Турции, за вознаграждение в 120 тыс. гульденов. Насколько подобное уклонение от естественных границ было полезно к упрочению дружеских отношений, лучшим доказательством служит известное и недавно случившееся Подгорицкое дело. Вообще, при таких обстоятельствах, трудно ожидать конца неприязненным действиям, тем более, что на заявления соседних племен, при разграничении, не было обращено должного внимания. Так, зубчане, живущие выше Суторины, корьеничи — выше Клобука, граховяне, рудинцы, баняны (последние живут на плато между Требинье, Гацко и Никшичем) стали постоянно враждовать между собою с самого начала проведения новой границы, и ссоры эти удалось в 1858 г. прекратить только вооруженной силой. Эти племена точно так же, как пипери и васоевичи, издавна считали себя вполне независимыми и пользовались никем не нарушаемым самоуправлением: они имели своих наследственных или выборных князей и воевод. Вмешательство со стороны Порты, с целью ограничить их прежние права, они постоянно отражали оружием, особенно в пятидесятых годах. Сначала они отстаивали свою независимость даже от Черногории, но, во время управления князя Данилы, признали его власть и с тех пор считались подданными княжества, на что они, главным образом, и ссылались во время разграничения. Порта, с своей стороны, протестовала. Хотя борьба этих племен с Турцией окончилась в их пользу, тем не менее, при разграничении, зубчане, корьеничи и баняны были отделены от Черногории, и этим общая связь их с другими племенами была порвана; некоторые села остались за Черногорией, остальные были отданы Турции. Все это делалось в видах сохранения крепостцы Клобук за Турцией. Та же участь постигла жупанцев, живущих близь Грачепицы (?), дробняков — близ Пивы, васоевичей и кучи — у Комо. Не смотря на то, что все они без исключения, во время разграничения, объявили себя [370] принадлежащими Черногории, их все-таки разъединили: одна часть осталась за Черногорией, другая перешла к Турции. Каждое из подобных племен, в целом своем, на самом деле есть ни что иное, как одна огромная семья, живущая под властью одной и той же главы; — подобное племя поймет все, что угодно, но только не раздробление на две части по приказанию третьего. Прямым следствием такого неестественного положения со стороны обиженных было неминуемое озлобление и желание, во что бы то ни стало, скорее соединиться с более счастливыми братьями. Вот где, по мнению автора, следует искать причину настоящего восстания, начавшегося среди этих племен; здесь разгадка той необъяснимой солидарности между всеми племенами, живущими от Клобука до Колашина, и причина, что на них производит чарующее действие имя одного человека Луки Вуколовича, который был не больше как секретарем у чтимого ими предводителя шестидесятых годов. Слиться с Черногорией — цель стремлений этих племен. Участие их в восточном вопросе заключается только в желании присоединиться к Черногории; решение вопроса именно в этом смысле они считают самым естественным и единственным средством к умиротворению. Менее благоприятный исход дела могут ожидать для себя южные соседи Черногории. Хотя славяне в смешанном населении Албании составляют довольно значительный процент и хотя, и до настоящего времени, они горячо симпатизируют Черногории, владыки которой были когда-то и их духовными пастырями, тем не менее, албанский элемент, вместе с турецкими ренегатами, до такой степени перевешивает славянский, что невозможно ожидать активного вмешательства со стороны Албании в дела восточного вопроса (Последние события на востоке не оправдали предсказаний г. Капера. (Примеч. состав. статьи.)). Скутари совершенно албанский город, населенный магометанами и католиками; оба эти элемента, по словам автора, относятся одинаково недружелюбно к черногорцам. Албанское племя хоти — на восток от Скутари, питает просто ожесточенную вражду к черногорцам, и только несколько славянских городов, лежащих между Паяной и Суторманом у Адриатического моря, со старым городом Бар (Антиварий), смотрят на присоединение к Черногории, как на единственное средство освободиться из под турецкого ига.

Относительно происхождения названия Черногории существует большая неопределенность.

Коренные обитатели называют ее Црна-гора, т. е. Черная гора; по-турецки — Кара-Даг; албанцы ее называют Мал-эзи, а в [371] Западной Европе называют ее по-итальянски Монтенегро. До нас не дошло доисторическое название гористых стран, лежащих на запад, север и восток от Ловчена. Этой горе прежде других было присвоено название Черной горы и затем уже оно постепенно распространилось на соседние горы. Нельзя даже сказать вообще, имели ли в доисторический период эти места какое либо название. Было известно только одно имя: «Mons-labiaticus», позднейшее — Ловчен; но это последнее точно так же, как названия Дормитор, Пирлитор, Тара, Лим и проч., по своему происхождению, относится еще к более раннему периоду, чем греческий и римский. В настоящее время допускают следующее предположение, что когда по восточному берегу Адриатического моря и в недалекой Фракии стали образовываться греческие и римские колонии, то коренным обитателям этих мест пришлось убираться в непроходимые и негостеприимные каменистые равнины около Монс-лабиатикус. Со времен христианства, византийцам, а затем разным сербским династиям, царствовавшим в соседних землях, как полагают, не представлялось возможности сохранить первоначальное название этой страны. К Монс-лабиатикусу совершенно примыкали: герцогство св. Саввы (нынешняя Герцеговина), королевство Босния и царство Сербское. Но кроме нескольких пастухов, посещавших со своими стадами в летнюю пору отлогости Ловчена, вообще, в теперешней Черногории или верхней Ксенте, как кажется, не существовало никаких других поселений. Только после падения великого Сербского государства, покорения турками Боснии, Герцеговины и Нижней Зеты (низменности около озера Скутари и реки Морачи) и, наконец, после того, как dominus Xentae (владыка Ксенты), боевой товарищ Скандербега Иван Црноевич перенес свою резиденцию сначала в Жабляк, находящийся у самой горной подошвы, а потом в Обод и, наконец, в самые горы — в Цетинье, — только с этих пор семейства, бежавшие из соседних стран, стали искать убежища в непроходимых ущельях, и в это время появилось и название «Црна-гора». Но если даже допустить, что оно существовало и раньше, то, во всяком случае, именно к этому периоду следует отнести его наибольшую распространенность. Еще в начале прошлого столетия, ни самое название, ни перевод его на итальянский язык не употреблялись в официальных бумагах. Даже самый энергический из владык, настоящий основатель теперешнего государственного устройства в Черногории, положивший начало существующей династии, не назывался Црно-горским владыкой или митрополитом Монтенегро (Metropolita di Montenegro), доказательством чего может служить надпись на одном из [372] монастырских колоколов, отлитых в 1718 году в Цетинье: «Daniel metropolita di Scanderia et oltra marina». Последние слова означают: «Зеты и прибрежной земли». Только после Даниила, при владыке Петре I-м, когда упрочилось политическое значение этой горной страны, слово «Черногория» начинает употребляться в дипломатическом языке.

Нельзя также с достоверностью сказать, что было причиной к названию страны «Црна-гора». Возникло ли это название, как полагают некоторые, вследствие темных лесов, когда то будто бы покрывавших эти дикие горы, или, наоборот, благодаря печальным пустыням; связано ли оно с именем Степана-Црна — родоначальника Црноевичей или его сына героя Ивана, строителя Цетинского монастыря; или, наконец, это название произошло даже вследствие тех ударов, которые падали с вершин гор на головы турок; — все это, по мнению автора, весьма загадочно и имеет за собой мало достоверности. Что касается, например, до темных лесов, то стоит только взглянуть на эту каменистую пустыню, какой представляется Черногория в настоящее время, чтобы по меньшей мере усомниться в том, что она и вообще весь крутой восточный берег Адриатического моря могли когда либо быть покрыты густым лесом, который, как полагают некоторые, был вырублен римлянами и венецианцами для постройки судов. На этих отвесных скалах или стенах, как их называет народ, едва ли может держаться не только лес, но даже какая либо растительность. Но, если допустить, что лес был на самом деле, то нельзя предположить, чтобы на таком огромном пространстве он мог быть истреблен до такой степени, что даже уничтожилась самая возможность его произрастания, тем более, если его рубили только для постройки судов. Гораздо вероятнее, что эти скалистые массы были такими же темными, обнаженными и пустыми, с самого мироздания, каковыми представляются и в настоящее время. Нет также никакой надобности доискиваться и справедливости легенды о страхе, который будто бы жители этой страны внушали туркам. Но при этом автор обращает внимание на то легковерие, с которым даже нынешние писатели заимствуют друг у друга ни на чем не основанные сказания; эти измышления имеют, на его взгляд, одинаковую научную цену с теми, на основании которых название «Франция» производят непосредственно от Ноева ковчега. Несомненен только тот факт, что горам и рекам все народы, всех времен часто придают названия, «черной», «белой», «красной», «Черная гора», «черный лес», «черная вода». Так, в Малой Азии, турки имеют [373] свой «Кар-даг», т. е. Црна-гора-врх (Черная гора); «Црна пианина», т. е. черный хребет повторяется несколько раз в ближайших по соседству с Черногорией местностях. Далее, например, на немецком языке, слово черный придают следующим предметам: черная душа, черное дело, чернить кого нибудь. На сербском языке, слово «Црн» означает понятие угрюмый, неприятный, страшный, злополучный.

Меловая формация составляет характерный признак Черногории, то же замечается в Герцеговине и Далмации. Черногория представляет ряд террас, состоящих из отвесных, обнаженных, бело-серых скал, поднимающихся от морского берега и низменностей Скутари. Внутренность страны изрыта подземными водами и пещерами, это напоминает ее морское происхождение. Поверхность изрезана более или менее глубокими оврагами, ложбинами иссякнувших или текущих еще небольших речек и бедными водой котловинами. При более или менее внимательном исследовании страны замечаются огромные пространства, усеянные каменистыми глыбами, напоминающими собой могильные памятники, с глубокими без конца расселинами, в иных местах несколько, а в других совершенно размытые водой от дождей и влияний атмосферы. Между этими глыбами встречается кое-где скудная растительность, которая становится несколько богаче только в котловинах или низменностях. Горы Черногории автор делит на четыре групы: западную, восточную, северную и центральную.

Центр западной групы — Ловчен (5,100')', по итальянски — Монтеспелло. Это главная вершина теперешнего и древнего хребта «Црна-горы». Самая небольшая его часть покрыта лесом, а остальное пространство пустынно и обнажено. За исходную точку северной трупы автор принимает Яблонов врх, с басейнами Пивы и Морачи; центральной — Планиницу, прилегающую к границе у Никшича. Воды, вытекающие из этих гор, распределены крайне неравномерно. Каменистая горная страна, собственно Црна-гора, до такой степени бедна проточной водой и источниками, что для поддержания растительного и животного царств, равно самой колонизации представляются большие неудобства. Собирание дождевой воды в ямах и цистернах, во всяком случае, не может вполне удовлетворять всей потребности. «Жива вода» т. е. живая, животворящая вода, так называет Черногорец источники в противоположность сточной, собранной воде. Как скромны требования Черногорцев относительно воды, доказывает легенда о ловченских, довольно жалких источниках. По этому поводу, в народе рассказывается: некая недоступная красавица задала влюбленному пастуху пересчитать источники Ловчена. Он провел целые недели за этим и [374] все-таки не мог выполнить возложенной на него задачи. Тогда Наде ним сжалился один из горных духов и сообщил, что число источников Ловчена превосходит число дней в году, именно достигает числа 370. Подобный же рассказ сложился и о Дормиторе — «Небесные вилки», как его называют босняки. Все различие легенд заключается в том, что считавший источники последней горы был менее счастлив. Духи, боясь, что он замышляет что либо дурное, заманили его на самую вершину горы и затем внезапно оставили. Не зная обратной дороги, он погиб печальным образом.

Понятно, что в местах, где находятся эти источники, их берегут как самое драгоценное сокровище. Так, например, на дороге в Цетинье, там где она выходит из долины Негуши, содержание и сохранение источников отнесено на общественный счет.

Пастухи пригоняют сюда свои стада, работники с поля приходят освежиться, путешественники со своими мулами находят здесь отдых.

Реки Черногории, не смотря на небольшое протяжение этой горной страны и незначительность самих рек, тем не менее принадлежат двум отдельным басейнам: Черноморскому — чрез Дунай и Адриатическому, где они сначала впадают в общий басейн озера Скутари, которое соединяется с морем единственным истоком — рекой Баяной. К Дунайскому басейну, по направлению на север, текут выходящие из южных склонов: Комо, Белощица и Дормитор — небольшие горные потоки. Из рек басейна озера Скутари наиболее замечательны: Црноевита, выходящая из Ловчена, Морача и Зета. Црноевита образуется из двух маленьких, небогатых водою источников, судоходна, а несколько ниже Зинжона по ней могут ходить и пароходы; так, в 1862 году, Омер-Паша на турецких пароходах у Зинжона высадил свой десант. Црноевита впадает в озеро Скутари не далеко от Морачи; по длине течения и по величине басейна Морача одна из самых больших рек. Течение верхней ее половины чрезвычайно быстро, во многих местах находятся водовороты и пороги, русло узко и каменисто, с крутыми берегами; нижнее течение Морачи более покойно, но даже и в этом месте правильное судоходство сопряжено с большим риском. Зета (Черногорская) самая замечательная и после Морачи самая большая из рек страны.

В конце обзора о реках Черногории, автор упоминает и о герцеговинской Зете, замечательной тем, что около ущелья Сильвия, после продолжительного подземного течения, Зета снова выходит на [375] поверхность у подошвы Павии при Церово и затем уже течет по Черногории. Вот почему она имеет тоже название как в Черногории.

Самое замечательное из озер Черногории и вместе всего Балканского полуострова — Скутари имеет 10 часов пути в длину (46 верст) и два часа в ширину (9,2 версты); оно простирается от устья Црноевиты, около часу пути выше Скутари, и идет между полем бывшей нижней Зеты (Xenthae inferior) и южными склонами Сутормана. Собственно Черногории принадлежит сегмент этого озера, заключающий устья Црноевиты и Селашницы, а также лежащие в них острова. Остальная часть озера принадлежит Турции. Едва ли можно сомневаться в важном значении этого озера, как в политическом, так и в промышленном отношениях, и вообще как в одном из средств, способствующих развитию не только Черногории, но и северной Албании. Озеро Скутари, на самом деле, есть ни что иное, как расширение устья Морачи, словом оно представляет тоже самое, что Боденское озеро для Рейна, а потому реку Баяну, выходящую из него, правильнее бы было до самого ее впадения в море называть Морачей. По реке Баяне могут плавать даже большие суда и ее, без особенных усилий, легко обратить в широкий канал и в этом случае озеро Скутари будет служить естественной гаванью прилегающих к нему стран. Автор полагает, что это озеро предназначено в будущем играть значительную роль. С берегами озера, а равно с островами, на нем лежащими, для каждого черногорца связаны важные воспоминания. В крепостце Жабляк, находящейся около верхнего края озера в дельте Морачи, когда-то заседал прославленный герой Иван Црноевич, с личностью которого соединяются, с одной стороны, величие и храбрость, а с другой начало падения прежней Черногории.

Старая крепостца Скадар (Скутари), белые стены которой виднеются на расстоянии нескольких часов пути, некогда была местом пребывания наместников Сербских королей и царей. На острове Ордынска-гора еще и теперь видны развалины сожженного турками монастыря Комо. Этот монастырь был основан племянником Ивана, Степаном II-м Црноевичем (ум. в 1409 году) и женою его Мариею. От него сохранилась только церковь, или, правильнее сказать, она была кое как восстановлена. В этой церкви, над могилой основателей, совершается богослужение, на которое приплывают в лодках жители округов и соседние райи.

Перед покорением турками нижней Ксенты и удалением Ивана Црноевича со своими сподвижниками в соседние горы, резиденция митрополитов, как Зеты, так и прибрежной морской области была [376] перенесена на остров Вронийна. Митрополиты Черногории предшествовали владыкам Детинье. Еще сорок лет тому назад, этот остров, а равно и острова Лизандра и Грножур принадлежали Черногории. Последний владыка должен был уступить их туркам, и в настоящее время, на этих островах османы устроили «вышки» (блокгаузы, castelle) для наблюдений за черногорцами. На островах Бешка и Старцево, еще до настоящего времени, видны развалины когда-то существовавших монастырей. Приняв это во внимание, нельзя удивляться, что путешествие по озеру Скутари не представляет особенно радостных явлений для каждого черногорца.

Ложбины (Rinnsale), по которым текут и вытекают источники, внутри гор весьма незаметно расширяются. Быстрое течение повело за собой образование сильных и шумных потоков, но не долин; образование последних, как известно, обусловливается постоянной и более спокойной подземной работой воды, слишком же быстрое течение препятствует образованию обвалов.

Речные долины черногорских вод, за весьма немногими исключениями, находятся вне ее пределов. Хотя черногорцы весьма много толкуют о долинах (до), равнинах (ровно) и полях (поле), но как по числу, так и по протяжению, они весьма ограничены. В то время как в других странах ровная или холмистая, но плодородная земля занимает почти все пространство, голые же скалы не более как исключение, — в Черногории, на оборот, почти все пространство состоит из пустынных скалистых масс, а редкие и довольно тощие поля составляют не более как исключение. Автор перечисляет все поля и луга в Черногории. Самое большое из полей — Бело-Павличко, лежащее по берегам Зеты, занимает 18,4 версты в длину и около 2,3 вер. в ширину. Самый большой из лугов тянется по берегам Веруши и Тары 23 версты в длину и около семи верст в ширину.

При подобных условиях почвы и при географическом положении страны между 42° 8' и 43° 3' северной широты и 16° 16' 27'' и 17° 14' 12'' парижской долготы, замечает г. Капер, нельзя удивляться крайним противоположностям в климате. Трудно встретить где либо в другом месте, говорит автор, до такой степени непосредственно следующие одна за другой мягкость южного климата и суровость северного, как в Черногории. В низменностях верхнего края Скутарийского озера и в долине Зеты зима большею частию начинается около нового года, не продолжительна и не слишком сурова, так что термометр в редких случаях спускается до нуля; в феврале уже начинается весенняя теплота, в марте растения в полном цвету, в [377] конце мая или начале июня начинается уже жатва, лето удушливо и термометр показывает до 30° по Реомюру. На соседних средних высотах зима начинается уже в конце октября, а в начале ноября морозы доходят до 20° Р. и зима продолжается вплоть до апреля. Весна также довольно холодна, растения распускаются поздно. Благодаря постоянным ветрам, лето в этих местах не жаркое; наконец, на вершинах гор, на уступах Комо, Дормитора, зима начинается нередко в начале октября и продолжается до июня; в то самое время, когда от голых стен скал отражаются яркие и ослепительные лучи солнца, вершина горы покрыта снегами и в ущельях, даже в летние месяцы, довольно свежо.

Атмосферические явления, как-то снег и дождь, особенно часты у Адриатического моря и у Скутарийского озера; так время дождей в Черногории — для жителей Катаро — время сплина. Грозы весьма сильны и продолжительны. В суровое время года мятели бывают до того ужасны, что иногда нет возможности сделать шагу из дома. Дороги во время мятелей до того заносятся, что путник иногда лишен всякой возможности выбраться из сугробов. Переходы от одного времени года к другому постоянно сопровождаются или дождем или снегом, или крупой (сумуга); в жаркое время года часто бывает сильный град. На вершинах гор — нередко лавины.

Благодаря метеорологическим наблюдениям лейб-медика князя Николая, Реври, сделанным в Цетинье, в 1874 году, видно, что высшая температура в этом городе,

Движение ветров в том же году и на том же месте, по степени повторений отдельных течений воздуха, было следующее:

Северный, южный, СВ, СВ, В, З, ЮВ, ЮЮЗ, ЮВ, ЮЮВ, ССВ, ССЗ. Преобладали северные ветры, но впрочем не многим меньше и южные.

В общем, в южных частях Черногории климат мягкий; на средних высотах — хотя суровый, но, благодаря постоянному возобновлению, вследствие течения воздуха (сильных ветров), эти места избавлены от вредных миазмов, так что, вообще, климат Черногории может считаться здоровым. Эпидемии здесь почти неизвестны, хотя, в 1867 году, в Черногорию была занесена холера из Скутари. Но это случилось в первый раз. В самых низменностях, и именно около Скутарийского озера, нередки перемежающиеся лихорадки, а на вершинах гор встречаются мускульные ревматизмы и болезни дыхательных органов.

Имея в виду меловую формацию, сходную с отрогами Далматских гор, и все вышеуказанные обстоятельства, само собою разумеется, что растительность Черногории тоже должна представлять самые резкие противоположности; особенно, что касается продуктов земли. Разнообразие и богатства самого умеренного из южных климатов здесь идут рядом с крайней бедностью почвы, которую привыкли встречать в северных широтах Европы. Так, в Црнице, Река и Лешко-поле — бесспорно в местах наиболее черноземных, наилучше орошаемых и обработываемых, кроме превосходного хлеба, родится маис, прелестный виноград и дыни. Эти места богаты всеми родами южно-европейских плодов; там, рядом с оливками, растут каштаны, вместе с орехами — гранаты, а рядом с фигами — миндаль.

Непосредственно за ними следует поле Белопавличко, замечательное только богатым лесом и роскошными лугами. Это сад и гордость черногорца. Жупско и Загорачско поля, также хорошо орошенные и удобренные, дают еще богатый сбор диких плодов, кормовых трав и даже винограда; но уже каменистые и бедные равнины Цетинье и Негуша слабо вознаграждают двойной, тройной и даже четверной и притом усиленный труд.

По этим горным долинам (котловинам), покрытым обломками скал и усеянным крупным щебнем, не струится ни один ручеек; очевидно, что в подобных местах поселенец не мог иметь в виду хорошо оплаченной работы, а только шел сюда, укрываясь от неприятельских преследований. Овес, рожь, картофель и разного рода [379] зелень — вот что дает тут земля, и то в весьма ограниченных размерах. Впрочем, на особенно удобных местах попадается несколько стебельков маиса. Цистерны и ямы, в которых собирается дождевая и ключевая вода, здесь заменяют собою колодцы и источники. В этих местах особенно бросается в глаза отсутствие деревьев.

На всем поле Негушском нет ни одного дерева, не считая бузинных кустов. На Цетинском поле однообразие ландшафта прерывается только в некоторых местах несколькими вязами, дающими тень — но и эти вязы растут только под монастырем.

Предполагается также развести небольшой парк около нового княжеского дворца. За исключением этих небольших обработанных участков, вся остальная Черногория представляет собою обнаженную, сплошную каменистую пустыню, прерываемую только на небольших пространствах тощими лугами и отдельными, далеко отстоящими друг от друга, можно сказать, клочками, на которых ростут шалфей, ромашка, дрок, тимьян и репейник. На менее высоких, крутых склонах гор попадаются слаболиственные кустарники; тогда как на высоких отлогостях эти деревья встречаются, но только в одиночку. Обнаженная каменистая пустыня тянется иногда на пространстве нескольких часов пути, прерываясь лишь изредка отдельными пнями или дубом, вязом, буком, но и эти деревья посажены только вблизи какого нибудь населенного пункта или церкви. На расстоянии 46 верст, от Цетинье до Грахова, не встречается ни одного клочка плодородной земли и, только убедившись во всем этом во очию, перестаешь удивляться, что под пахатью Черногории считается всего около 1/10 части поверхности.

Теперешнее политическое и административное разделение Черногории частью обусловливается топографией и историей этой страны. Племя в этой стране имело, как издревле, так и в настоящее время, одинаково важное значение: семейство, род, разветвление последнего — братство. Братство, в свою очередь, есть ни что иное, как потомство одного из сыновей родоначальника племени. Братства, происходящие от одного родоначальника, составляют племя. С течением времени, племена, связанные одними общими интересами, добровольно соединились в округа, а несколько округов, также при добровольном соглашении, составили государство.

В начале XVI столетия, спустя 25 лет после смерти Ивана Црноевича, его потомки сложили с себя власть, оставили страну и бесславно бросили ее на произвол судьбы. Жители прежней Ксенты которой границы простирались от Дрино до Герцеговины и от Боснии [380] до Адриатического моря, теснимые, с одной стороны, венецианцами, с другой — турками, принуждены были удалиться в Ловчен и его окрестности; так что поверхность Черногории составляла в то время не более 1/5 части нынешней. На север, она доходила до Грахова, а на восток — до Гарачского хребта, но за то, жители этой части Черногории долее всех сопротивлялись туркам и никогда не были покорены османами. Из всей Черногории это было самое пустынное, не уютное и наименее плодородное место, представляющее весьма мало удобств для жизни. Слишком богатое скалами, оно бедно водой: в полном смысле этого слова Црна-гора — печальная, горная страна. При всем том, благодаря горсти неутомимых борцов, поселившихся в этом пункте, он вскоре сделался убежищем для всех христианских племен, находившихся в неустанной борьбе с турками. Беглецы из Герцеговины, Боснии и даже самой Албании искали здесь прибежища и основывали новые братства и племена. Сначала эти племена сопротивлялись османам поодиночке, затем стали искать союза с черногорцами и, наконец, совершенно слились с этими последними.

В конце прошлого столетия, племена, живущие по верхней Зете, провозгласили себя за «Црна-гору» и, вследствие этого, граница Черногории на запад дошла до Планиницы и Преконицы. Первые беглецы, провозгласившие себя за Черногорию, были из племен Брда. Их примеру последовали в разные периоды племена, живущие по берегам Морачи, у Грахово, у Комо и Дормитора. Верная раз принятому ходу развития, теперешняя Черногория разделилась на две трупы племен: на собственно Црна-гору и на Брда, из которых первая занимает западную половину, а вторая — живет в меньшей — восточной.

Наиболее употребительные поземельные меры в Черногории: «рало» — плуг — исключительно для земледельческих работ; «барьелло» — мера вместимости для вина и «коса» — для лугов. Рало, есть единица меры, означающая пространство земли, которое можно запахать в один день, барьелло равняется нашему ведру, а коса равняется тому, что может быть скошено в один день.

Первая трупа племен — Црна-гора — разделяется на четыре округа: Црницкий, Река, Лешанский и Катунский.

I. Округ Црницкий находится на северных отлогостях Сутормана, между австрийской Далмацией (Пастровичи) и западным берегом Скутарийского озера. В нем считается семь племен, вместе с тем, «капетаний» (административное разделение округов). Во всем округе 17 сел, с 10,522 ралами пахатной земли, 4,161 барьеллов вина. [381]

II. Округ Река — к северу от предыдущего, по обеим сторонам Црноевиты, тянется до северного конца озера. Этот округ разделен на четыре капетании и в нем считается семь племен, 30 сел, 11,035 рал пахатной земли и 2,089 барьеллов вина. Самое многочисленное из племен — Цеклинцы; в нем одном считается 16 братств.

III. Лешанский — северо-восточнее предыдущего, по берегам Ситницы; всего четыре племени, 14 сел, 4,308 рал пахатной земли и 200 барьеллов вина.

IV. Катунский — севернее обоих последних, по пространству в два раза более, чем все три вышеупомянутые. На север он простирается до Герцеговины, на восток — до Брдо. В него входят самые пустынные и наименее уютные части всей земли. В этом округе живут аборигены Црна-горы; он представляет большое сходство с первыми швейцарскими кантонами. В Катунском округе 13 племен, 155 сел с 21,785 ралами пахатной земли и 7,923 косами лугов. Вина только 400 барьеллов.

Вторая трупа:

Брда — с округами: Белопавлицким, Пипери, Васоевицким, Морачским.

I. Белопавличи — на обоих берегах верхней Зеты, четыре капетании, с 52 селами, — содержит 9,283 рала пахатной земли, 800 барьеллов вина и 4,077 кос лугов.

II. Пипери, восточнее предыдущих, на правом берегу Морачи — 10 капетаний, 16 сел.

III. Васоевичи (Васоевичи, одно из сильнейших и воинственных племен, разделяются на верхних (горных) и нижних (живущих в низменностях); при разграничении, более 2/3 последних отошло к Турции. (Примеч. автора).) — по берегам Тары, с шестью капетаниями — 43 села.

IV. Морача — с пятью капетаниями — 49 сел.

В последних трех округах число рал пахатной земли, а равно кос, лугов и барьеллов вина в точности не определено, но все эти продукты получаются в весьма небольшом количестве. Итак, во всей Брде 17 племен, 135 сел, 17,603 рала пахатной земли, 880 барьеллов вина и 11,216 кос лугов. Образование городов в Черногории находится, до сих пор, в зачатке, но как бы то ни было, они существуют. Начало их, как и везде, положили те места, жители которых постоянно занимались торговлей или же принуждены были собираться для обсуждения общих дел. В собственно [382] Црна-горе три города: Река, Вир и Цетинье. В Брде — только один Данилов град.

Река находится в Црницком нахийстве, в верхних частях Црноевиты. Один из самых старых и больших городов Черногории. Еще в XIII столетии в нем был монастырь, знаменитый церковью, а в средине XV столетия — учреждена была типография, в которой печатались первые сербские книги. Вытесненный из нижних частей Морачи и Скутарийского озера, Иван Црноевич основал свою резиденцию около монастыря в замке Обод. После того, как црноевичи оставили Црна-гору и сделались подданными венецианской республики, турки овладели также Ободом; монастырь и церкви были обращены в мечети и собственно основание теперешнего города положили турецкие фамилии. В начале прошлого столетия, черногорцы, поселившиеся в Ловчене, прогнали турок, ввели опять правильное богослужение в церкви, и с этого времени началось постоянное сношение с соседями. В настоящее время в Реке считается 30 хорошо построенных домов с 300 жителей. Теперь это самое значительное торговое место (рошов) Черногории.

В том же округе Црницком у Вировщицы, недалеко от берега озера, лежит местечко Вир, которое также называют Вир-Базар, с 30 домами и около 120 жителями. В нем бывают еженедельные ярмарки.

Самый замечательный город в стране — Цетинье, лежащий к югу от долины того же имени, временная столица Црна-горы и Брда. Довольно вероятно, что в XIII столетии в нем уже. был построен монастырь; что же касается до того, что Иван Црноевич считается основателем существующего теперь монастыря в Цетинье, то это можно объяснить тем, что он просто перестроил прежний монастырь и бывшей там метрополии дал новые привилегии.

Цетинье была резиденцией всех владык Црна-горы, начиная с XVI столетия, и этот город положил начало возрождению страны. Настоящее поселение в Цетинье началось не ранее Петра II-го, последнего владыки. Вслед за выстроенным им дворцом, вблизи монастыря, стали появляться присутственные места и другие дома для служащих, как то: церковь, госпиталь, дома для сенаторов. В настоящее время в Цетинье считается около 120 домов с 550 жителями. Он служит средоточием всех присутственных мест и вооруженных сил страны. В последнее время в Цетинье построена школа. Данилов-град, хотя по времени основания гораздо моложе Цетинье, но следует быстро по его следам. Он основан на берегах Зеты, [383] на месте бывшего села Тероница-Главица. Выбор именно этого пункта для большого города, по мнению автора, можно назвать вполне удачным.

Данилов-град, в самом своем зародыше, весьма успешно конкурирует с Подгорицой, местом, в котором когда-то сосредоточивался торг всей Брда. План для постройки Данилова-града, проектированный сербским инженером Мимотиновичем, г. Капер находит также вполне целесообразным. По его словам, в тех видах, чтобы восточные соседи, на будущее время, направлялись прямо по албанским владениям, вместо езды по Мораче, предположено построить мост чрез реку Зету.

Ф.

(Окончание будет.)

Текст воспроизведен по изданию: Княжество Черногория // Военный сборник, № 6. 1876

© текст - Ф. 1876
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1876