СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ГАЗЕНКАМПФ М.

ОБЗОР СОБЫТИЙ НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ

ГЕРЦЕГОВИНСКОЕ ВОССТАНИЕ

(При чтении этой статьи может служить карта Герцеговины, приложенная к № 10 «Военного сборника»)

Вот уже четвертый месяц, как весь образованный мир с напряженным вниманием следит за ходом восстания в Герцеговине. Все сочувствуют восставшим, но никто не решается пожелать им полного успеха, так как все убеждены, что подобный успех привел бы к распадению Оттоманской империи, которое почти неминуемо должно повлечь за собою важные политические затруднения. Поэтому все великие державы и стараются предотвратить эту катастрофу; с самого начала восстания все усилия их направлены к тому, чтобы его локализировать, чтобы из этой искры не разгорелся страшный пожар, пламя которого могло бы распространиться далеко за пределы Герцеговины. Хотя в этом отношении европейская дипломатия и достигла благоприятного результата, но он не может считаться прочным, пока не будет умиротворена сама Герцеговина.

При таком значении герцеговинского восстания, мы полагаем, что читателям небезынтересно будет проследить в общем очерке весь ход его с самого начала. По газетным известиям чрезвычайно трудно составить себе общее и связное представление о восстании; читатель поневоле запутается в массе отрывочных сведений, сообщаемых ему ежедневно в продолжение четырех месяцев, тем более, что некоторые сведения противоречат друг другу, другие оказываются неверными, третьи получают впоследствии совсем не то значение, которое придавали им первоначально и т. д.

Имея это в виду, мы и решились рассортировать весь накопившийся за все время восстания газетный материал и попытаться свести его в краткий исторический очерк.

В №10-м «Военного Сборника», в статье «Очерки Герцеговины», читатели, конечно, уже прочли самое обстоятельное описание [56] театра войны. Поэтому мы ограничимся в этом отношении лишь тем, что напомним характеристические его особенности.

Герцеговина горная страна, труднодоступная как по характеру наполняющих ее гор, так и по первобытному состоянию путей сообщения. Доступ в эту страну удобен только из Боснии и Далмации и, пожалуй, еще из Черногории; сухопутное же сообщение с внутренностью Турецкой империи до крайности затруднительно. В двух пунктах Герцеговина примыкает к Адриатическому морю: у Клека, к заливу Станьо, и в так называемой Суторине, — к заливу Катарскому (Боко-ди-Катаро). Таким образом, эти два пункта составляют узкие перемычки, разделяющие Далмацию на три отдельные прибрежные полосы. Чрезполосность эта имеет историческую причину: эти кусочки прибрежной полосы добровольно уступлены были Турции Рагузскою республикою, которая, в виду постоянных покушений Венецианской республики на ее независимость, решилась оградить себя от непосредственного ее соседства турецкими владениями, неприкосновенность которых Венеция в то время не осмеливалась нарушить.

В настоящее время один из этих прибрежных пунктов, а именно Клек, очень пригодился туркам. Если бы с моря не было доступа в Герцеговину, то турецкому правительству пришлось бы направлять туда войска сухим путем, что было бы сопряжено с крайними затруднениями. Ниже мы увидим, что все посланные в Герцеговину войска, за все время восстания, были подвозимы туда морем именно в Клек. Другим прибрежным пунктом, Суториною, турки вовсе не могут пользоваться для высадки своих войск, так как пункт этот примыкает к Катарскому заливу, воды которого считаются исключительно австрийскими и поэтому для турецких военных судов закрыты (mare clausum). Необходимо, впрочем, еще заметить, что и самый порт Клек, по настоящему, должен бы быть недоступен для турецких войск, так как он лежит уже на австрийской территории; но в силу договора 1855 года турки могут пользоваться этим портом для высадки своих войск с тем только условием, чтобы на это было испрашиваемо каждый раз разрешение австрийского правительства. Так оно и делается. Представитель Турции в Клеке, получив известие о предстоящем прибытии турецкого военного корабля, телеграфирует об этом в Вену министру иностранных дел. Последний дает немедленно разрешение на высадку и сообщает об этом военному министру, который, с своей стороны, телеграммою предписывает [57] военному губернатору Далмации (в настоящее время генерал Родич) допустить высадку в присутствии австрийского офицера и военного брига.

Но, допуская высадку в своем порте, австрийское правительство не допускает, однако, прохода турецких войск и провоза боевых запасов по австрийской территории. А именно по этой территории и идет кратчайшая и удобнейшая дорога из Клека в главный город Герцеговины, Мостар; дорога эта вступает в турецкие владения только за австрийским пограничным городом Метковичем. Только одни продовольственные запасы дозволяется направлять по этой дороге и то лишь с условием, чтобы их не сопровождали турецкие войска (которые, вследствие этого, постоянно стоят на австрийской границе против гор. Метковича и начинают конвоировать обозы по вступлении их на турецкую территорию); военные же турецкие запасы и войска должны сворачивать из Клека по вьючной тропинке на Неум (на большой береговой дороге в Рагузу) и оттуда в долину р. Требинщицы.

Из этого видно, что порт Клек есть пункт первостепенной важности для Турции. Назвать его важным стратегическим пунктом мы не решаемся, так как под это понятие могут быть подведены лишь такие пункты, которые могут сделаться предметом действий. Клек же, как пункт, принадлежащий Австрии, не может быть предметом действий воюющих сторон: ни туркам нет надобности его защищать, ни инсургентам нет возможности его занять. Следовательно, важнейшее стратегическое значение принадлежит не самому Клеку, а дорогам, ведущим из него внутрь страны. Понятно, что если бы инсургентам удалось утвердиться на этих дорогах и преградить вновь прибывающим турецким войскам и обозам доступ внутрь страны, то те войска, которые уже там находятся, были бы поставлены в критическое положение.

Посмотрим теперь, какие еще пути имеют важное стратегическое значение; но для этого необходимо сперва указать, какие именно пункты в стране имеют это значение. Постараемся вкратце сделать это.

Прежде всего условимся относительно того, в чем именно заключается стратегическое значение отдельных пунктов в данном случае. Ясно, что подобное значение будет принадлежат: во-первых, таким пунктам, которые могут служить опорными для той или другой стороны; во-вторых, таким, которые запирают [58] свободное сообщение с Сербиею и Черногориею. Разумеется, есть и такие пункты, которые соединяют в себе и то, и другое. Переходим к перечню их (Карта Герцеговины приложена к статье Бобрикова в №10 «Военного сборника»):

Значение опорных пунктов и, вместе с тем, запирающих свободное сообщение с Сербией и Черногорией принадлежит только «пяти» пунктам: Требинье, Никшич, Колашин, Преполье и Сенница (последний пункт уже вне Герцеговины, в той узкой полосе, которая отделяет ее от Сербии и называется Старой Сербией или Рассией).

Значение только опорных пунктов имеют: главный город Герцеговины Мостар; города: Столац, Любинье, Билеч, Гацко; отдельные форты и блокгаузы в округе: Зубцы, Граб, Туль а еще четыре блокгауза, названия которых передаются газетами сбивчиво; на кратчайшей дороге из Требинье в Рагузу — форт Дриено; на Поповом поле — укрепление Полица; в центре страны: форт Корыто на дороге из Гацко в Билеч, там где отделяется дорога на Никшич; на этой последней дороге четыре укрепления: форт Крстач, блокгаузы Голия, Ноздре и Пресека; на дороге из Гацко в Пиву — форты Равно и Горанско.

Наконец, исключительное значение пункта, замыкающего сообщения с Черногорией, имеет только форт Клобук (к востоку от Требинье, на самой черногорской границе).

Постараемся оценить значение этих пунктов.

Требинье, маленький и бедный городишка, подле которого лежит на р. Требинщице небольшое укрепление в виде земляного редута с полуразвалившимися ронделями по углам. Редут этот окружен широким и глубоким водяным рвом, который и служит ему единственною серьезною защитою. Выход в поле (через мост) один. Вместимость редута — не более как на 1,800-2,000 человек.

Стратегическое значение Требинье заключается в том, что укрепление это лежит на единственном пути сообщения между крайним южным уголком Герцеговины, округом Зубцы (Суторина тож), и остальною частью страны. Мало этого: в Требинье же отделяются кратчайшие дороги: в Рагузу; в Черногорию через форт Клобук; в Клек через Попово поле; в Мостар через Любинье и Столац; вдоль черногорской границы через Косиерово в форт [59] Никшич; и, наконец, в Пилеч и далее в Корыто и Гацко, откуда расходятся пути по всей стране.

Итак, тот кто владеет редутом Требинье, владеет всею южною Герцеговиною, тем более, что в округе Зубцы находится главный очаг восстания. Пока этот пункт в руках турок, до тех пор они имеют еще возможность разъединять инсургентов; раз, что они его потеряют, восстание распространится по стране уже сплошною широкою волною.

Понятно поэтому, что главные усилия инсургентов направлены к тому, чтобы вырвать Требинье из рук турок. Хотя эти последние и в настоящее время не могут воспрепятствовать инсургентам сообщаться с Далмацией, с Черногорией и с остальными округами Герцеговины, но все-таки сношения эти сопряжены с разными затруднениями и требуют известных предосторожностей. А владея Требинье, инсургенты получили бы полную свободу действий и возможность совершенно беспрепятственного сообщения и с морем, и с Далмацией и с Черногорией.

Стоит взглянуть на карту, чтобы понять, почему округ Зубцы сделался центром тяжести всего восстания. С одной стороны он примыкает к нейтральным водам Бока-ди-Катаро; с другой— к Далмации (к Рагузскому округу); с третьей — к Далмации же (Катарский округ) и к Черногории; и только с четвертой стороны он открыт для турецких войск, которым приходится, следовательно, постоянно ограничиваться одними фронтальными атаками. А плацдармом для подготовки этих атак и ретраншементом на случай их неудачи только и может служить Требинье. Надеемся, что из этого последнего замечания значение Требинье выяснилось окончательно.

Никшич, на черногорской границе, есть укрепление, имеющее весьма важное, но совсем иное значение, чем Требинье. Укрепление это важно, главным образом, как опорный пункт против Черногории. Оно замыкает собою две дороги: одну, ведущую к нему прямо из Цетинье, а другую из Скутари в Подгорицу (Пограничное турецкое местечко в Албании, известное по происшедшей там в прошлом году резне между турками и черногорцами) и оттуда долиною реки Зеты через всю Черногорию. По мирному договору 1862 года между Черногориею и Турцией, турецкие войска имеют право проходить по этой дороге через черногорские владения из Албании в Герцеговину и обратно. Но за все время восстания турки только один раз воспользовались этим кратчайшим путем [60] сообщения. Во всяком случае, Никшич имеет огромное значение и как преграда на кратчайшем пути, по которому могут вторгнуться в Герцеговину черногорцы, и как опорный пункт для наступательных действий самих турок против Черногории.

Поэтому Никшич имеет значение важного стратегического пункта постоянно, тогда как Требинье приобрел это значение лишь вследствие восстания.

Отсюда понятно, что укрепления Никшича находятся в гораздо более благоустроенном виде, чем укрепления Требинье. В то время как последнее состоит из полуразвалившихся земляных валов и было вооружено артиллериею лишь во время восстания, Никшич обнесен высокими и толстыми каменными стенами с бойницами, с присыпанным позади земляным валом, с банкетами и барбетами, на которых орудия находились постоянно. Гарнизон Никшича может состоять из 800 человек, но вокруг самой крепостцы расположены еще небольшие отдельные блокгаузы, в которых может поместиться, по крайней мере, столько же. Вооружение Никшича в точности неизвестно; вернее всего, что в нем находится от 10-12 орудий, хотя по некоторым источникам число их доходит до 18.

Из Никшича внутрь Герцеговины ведут два наиболее важные в стратегическом отношении пути: через Косиерово в Требинье (от этой дороги отделяется кратчайший путь на Мостар через Билеч, Дабру и Столац) и через форты Пресека, Ноздре, Голию, Крстач и Корыто — в Гацко, т. е. в самый центр страны. Дороги эти важны потому, что могут служить кратчайшими и удобнейшими путями наступления для черногорцев, если бы они решились открыто двинуться на помощь восставшим. То же значение дороги эти имели бы и для турок, если бы они имели возможность вторгнуться в Черногорию со стороны Герцеговины.

Но при настоящем положении дел Никшич не может оказывать влияние на успех восстания. Инсургентам даже и нет расчета расходовать свои силы на овладение им: обладание Никшичем было бы важно для них только или при открытом участии черногорцев в войне, или же в том случае, если бы турки пользовались своим правом прохода через Черногорию, чтобы притягивать кратчайшим путем подкрепления из Албании в Герцеговину. Но мы уже говорили, что турки всего только один раз воспользовались этим правом; они не могут тронуть из Албании ни одного [61] солдата, потому что в этой стране также начинается брожение, которое еще неизвестно как разыграется.

Колашин, небольшой городок на реке Таре, также на самой границе с Черногорией. Значение его в том, что он лежит на кратчайшем пути сообщения Черногории с Сербией (через Герцеговину); при этом Колашин связан телеграфом с Константинополем через Беране и Сенницу. Но, тем не менее, нет никаких известий о том, чтобы этим путем пользовались, хотя в Колашине едва ли даже есть турецкий гарнизон. Это объясняется составом окрестного населения. В общем числе жителей Колашина и окрестностей почти вдвое больше мусульман, чем христиан, так что в этом уголку Герцеговины все спокойно и инсургенты сюда заходили только один раз, в начале восстания.

Но за то в той части страны, которая прилегает к Колашинскому округу с востока и севера, восстание в полном разгаре. В особенности в последнее время оно усилилось в крайнем юго-восточном углу Герцеговины, в Васоевичском округе, в окрестностях городка Беране. К северу от Колашина, в окрестностях городов Плевле и Преполье, оно началось уже давно; в этой местности действует известный читателям но газетным сведениям поп Жарко. Настойчивые действия инсуррекции в этой местности объясняются желанием овладеть двумя находящимися там важными пунктами, на которые мы уже указывали в вышеприведенном перечне: Преполье и Сенница.

Эти два пункта, из которых последний находится уже в Старой Сербии, лежат на кратчайших путях сообщения Герцеговины с Сербией. Обладание этими пунктами открыло бы инсургентам возможность совершенно свободных сношений с сочувствующим им единоплеменным государством. Обладание Сенницею, сверх того, прервало бы сообщение. между театром восстания и остальными частями Оттоманской империи, так как в Сеннице находится узел телеграфной линии: здесь сходятся все телеграфные проволоки из Боснии и Герцеговины, и отсюда уже идет главная государственная линия.

Оба эти пункта укреплены и заняты турецкими войсками; но ни о характере и силе укреплений, ни о числительности войск мы не имеем точных сведений.

Переходя теперь к характеристике пунктов, имеющих исключительное значение опорных, поясним сперва, как мы это выражение понимаем. Под эту категорию мы подвели, как видно из [62] вышеприведенного перечня, не только форты и блокгаузы, имеющие буквально значение опорных пунктов, но и некоторые города, в которых находится администрация, сосредоточивается мусульманское население и находится постоянный гарнизон. Таковы, кроме главного города Мостара, города Столац, Любинье, Билеч, Гацко и Фоча.

Все эти города находятся на важнейших путях сообщения, а Мостар, на единственном существующем в Герцеговине шоссе, которое служит сообщением между Клеком и главным городом Боснии — Сараево. От этого шоссе отделяется, впрочем, еще у Буны одна ветвь длиною в 18 верст, которая идет только до Столаца.

Мостар лежит на Неретве (Нарента), единственной реке Герцеговины, доступной хотя отчасти для судоходства, впадающей в море, и текущей все время открыто, тогда как обыкновенно реки Герцеговины имеют подземное течение или вполне, или отчасти (См. статью г. Бобрикова «Очерки Герцеговины»). Из всего этого видно, какое важное значение имеет этот пункт. Но мы не можем согласиться с автором прекрасной статьи о герцеговинском восстании, помещенной в немецком журнале «Militar Wochenblatt», который говорит: кто владеет линией реки Неретвы, тот владеет Герцеговиной. Нам кажется, что это не совсем так. Если бы инсургентам удалось овладеть Требинье, Никшичем, Гацко и Сенницей, и отрезать туркам сообщение с Клеком, то они владели бы и всею Герцеговиной, а турки так и остались бы при одном Мостаре и при свободном сообщении с Сараево, откуда им, в виду начинающегося восстания и в Боснии, нечего было бы рассчитывать на какую либо помощь.

Поэтому Мостар важен не столько для инсургентов, сколько для турок, и притом лишь при условии господства на других опорных пунктах: в противном случае, Мостар пал бы сам собой, потому что туркам пришлось бы самим очистить его.

Не вдаваясь в подробности относительно других городов, значение которых, как опорных пунктов, уже указано в общих чертах, скажем еще несколько слов о характере турецких укреплений и блокгаузов, перечисленных нами в своем месте.

Все они устроены па небольшое число войск, состоят частью из каменных, частью из деревянных стен, с бойницами для ружейной обороны, приспособлены для жительства гарнизона и снабжены ключевою водою. При обыкновенных обстоятельствах, большая часть этих укреплений и блокгаузов стоит впусте; потому [63] то некоторые из них и попали с самого начала в руки инсургентов. Но те форты и блокгаузы, которые или были заняты до начала восстания, или которые турки успели еще сами занять потом, вполне достигают своей цели: плохо вооруженные и беспорядочные толпы инсургентов овладевают ими лишь с большим трудом.

Итак, мы охарактеризовали значение важнейших стратегических пунктов и путей на театре восстания; желающих ознакомиться с театром войны подробно, отсылаем к статье г. Бобрикова, а сами ограничимся лишь следующими общими замечаниями.

Театр войны, представляя местность, изрезанную по всем направлениям высокими и скалистыми горами, крайне беден путями сообщения и в количественном, и в качественном отношении. Колесные пути все на перечете: во-первых, единственное шоссе от австрийской границы у Метковича через Мостар, Яблоницу и Конницу в Сараево; во-вторых, две грунтовые дороги: от Мостара через Столац и Любинье в Требинье; и из Требинье по долине Требинщицы в Клек, с ветвью от Полицы на Рагузу. Все остальные пути сообщения — или вьючные дороги, крайне затруднительные для движения, или же горные тропинки, известные одним только местным жителям. Но даже и вьючных путей немного, так что некоторые из них (см. выше) имеют весьма важное значение.

Из этого видно, что действия большими силами на театре восстания невозможны, что регулярные войска не могут вполне воспользоваться своим превосходством перед бандами инсургентов, и что эти последние, будучи хорошо знакомы с местностью и привычны к преодолению представляемых ею препятствий, имеют полную возможность не только с успехом сопротивляться, но и одерживать верх над регулярными войсками.

Бедность страны, средства которой едва хватает на самое необходимое пропитание местных жителей, вынуждает продовольствовать войска посредством подвоза извне. А так как подвоз этот возможен только морем, а затем по отвратительным дорогам, то правильная организация продовольственной части сопряжена с крайними затруднениями. Помимо этого, подвоз продовольствия есть дело весьма рискованное, так как, по характеру местности, инсургентам весьма легко отбивать транспорты беспрестанно.

Климат страны; представляющий резкие перёходы от зноя к нестерпимой стуже, могут переносить, в особенности зимой, только люди, вполне к нему привычные. В этом отношении преимущество [64] находится также на стороне инсургентов, так как турецкие войска, действующие в Герцеговине, привезены большею частью из Малой Азии и, следовательно, совершенно непривычны к местным климатическим условиям.

Перейдем теперь к очерку тех событий, которые совершаются на этом театре войны.

Всем известно, каким невыносимым гнетом лежит турецкое владычество на христианах Балканского полуострова. Этот гнет и вызывает беспрестанные восстания, которые собственно никогда и не прекращаются; они вспыхивают то в той, то в другой части Оттоманской империи непрерывно, так что только наиболее серьезные и продолжительные привлекают на себя внимание Европы.

Поводом к настоящему восстанию Герцеговины было вторичное вымогательство уже раз уплаченных налогов в округе Невесинье. Жители этого округа заволновались, а когда турецкие сборщики податей с сопровождавшими их заптие (жандармами) по обыкновению прибегли к насилию, то жители убили жандармов, а сборщиков исколотили и прогнали. Это было в половине июня.

Разумеется, турецкое правительство не могло оставить это без наказания. Но оно не в состоянии было сделать это немедленно, потому что располагало слишком слабыми силами.

По сведениям газеты «Militair Wochenblatt», в Герцеговине в это время находилось всего 4 батальона, 1 эскадрон, 1 горная батарея и отряд жандармов (заптие), силою около 100 чел. По всей вероятности это были: Никшичский пограничный батальон, Австро-герцеговинский батальон и два батальона одного из полков боснийской бригады. Непонятно только, почему была только одна батарея, тогда как существуют три горные батареи, которые даже называются герцеговинскими и поэтому должны были бы находиться там постоянно.

Как бы то ни было, но у нас нет других данных о числительности войск, находившихся там в половине июня. Полагая батальон в 400 чел., эскадрон в 60 чел. и 40 чел. артиллеристов, получим, что все число войск составляло около 1,700 чел. пехоты (в том числе и жандармы), 60 чел. кавалерии и 40 чел. артиллерии; всего 1,800 чел. Это незначительное число войск было притом разбросано по всей стране, а именно следующим образом.

Два батальона и горная батарея в Мостаре. [65]

Один батальон в Требинье и в окрестных фортах и блокгаузах (в Зубцах и в форте Клобук).

Один батальон был рассеян малыми частями, в различных пунктах, по всей стране; самая большая часть — отряд из двух рот, находилась в Никшиче. Такими же малыми отрядами были рассеяны и жандармы.

Наконец эскадрон кавалерии находился в Фоче.

Имея в своем распоряжении столь незначительные силы, мутасериф (губернатор) герцеговинского санджака, Селим-паша, не счел возможным сам предпринять что-либо для наказания виновных, а ограничился донесением о происшедшем вали (генерал-губернатор) боснийскому, Дервиш-паше. Прошло около 10-12 дней, прежде чем этот последний решился дать Селим-паше предписание (Нужно заметить, что Мостар соединен телеграфом с резиденциею генерал-губернатора — Сараево) сделать то, что Селим-паша мог и должен был сделать сам, а именно: двинуться для усмирения возмутившихся с теми силами, какие есть под рукою.

Во исполнение этого предписания 28-го июня (10-го июля) Селим-паша двинулся с двумя батальонами и батареею из Мостара в Невесинье. Но едва успел он приблизиться к Невесиньскому полю, как был встречен несколькими ружейными выстрелами и целым градом камней. Этого испытания турецкая военная доблесть не выдержала. Селим-паша поспешил отступить. Полученная им легкая рана была для него вещественным доказательством исполнения своего долга.

Естественно, что столь легкий успех при первом же столкновении был сигналом к общему восстанию в угнетенном населении, которое всегда готово воспользоваться первою благоприятною минутою для отмщения своим притеснителям. Тотчас же явился в Невесинье и человек, готовый стать во главе восстания, — австрийский серб Любибратич. По его почину, все недовольные Невесиньской казы, числом около 400 чел., забрали с собой жен, детей, все имущество и скот, бросили свои дома и потянулись через Дабру и Любинью в долину Требинщицы с тем, чтобы собраться в Зубцовском округе, представляющем столь удобное убежище по своему географическому положению. По дороге к ним, разумеется, пристали целые массы недовольных из других близлежащих местностей. Само собою разумеется, что все подвернувшиеся по пути беги и аги (несчастные землевладельцы из [66] отурчившихся славян) были ограблены, а некоторые из них, особенно ненавистные, убиты. Малые турецкие отряды солдат и жандармов, стоявшие в различных пунктах для наблюдения за порядком, были только обезоружены и затем отпущены.

Прибыв в долину за Требинщицы, инсургенты заняли монастырь Дуже, и Любибратич учредил там свою главную квартиру. Отразив слабый турецкий отряд, сделавший вылазку из Требинье, инсургенты вслед затем окружили все блокгаузы и укрепления в Зубцах и по черногорской границе, а около 20-го июля обложили самую крепость Требинье и отрезали ей всякое сообщение.

Все это было совершено инсургентами вполне безнаказанно; никто и не думал их беспокоить. Селим-паша, потерпев неудачу в первом столкновении, не решался предпринять наступательные действия до прибытия подкреплений и ограничился лишь тем, что снабдил гарнизоны всех фортов и блокгаузов провиантом. Генерал-губернатор Дервиш-паша, имея в своем распоряжении также лишь самое незначительное число войск, и опасаясь, чтобы герцеговинское восстание не отразилось и в Боснии, в которой также стало обнаруживаться брожение умов, ничего не мог уделить сам на подкрепление Селим-паше. У себя в Боснии он мог созвать только два батальона редифов из таких местностей, которые исключительно населены мусульманами. Сделав это, он в 20-х числах июля лично привел эти батальоны в Мостар. Затем он все время только и делал, что посылал, телеграмму за телеграммою в Константинополь, прося о присылке подкреплений. Но по причине царствующей в Турецкой империи неурядицы во всех отношениях, просьба эта оставалась без исполнения целый месяц. К тому же турецкое правительство, получая в тоже время со всех сторон донесения о неприязненном настроении умов в Сербии и Черногории и о волнениях, начавшихся также в Ново-Базарском санджаке (Старой Сербии), долго не могло решиться что предпринять, тем более, что во главе управления стояли два лица различного образа мыслей: великий визирь Махмуд Недим-паша предлагал примирительный образ действий по отношению к восставшим герцеговинцам и крайнюю осторожность по отношению к Сербии и Черногории; военный министр (сераскир) Гусейн Авни-паша, наоборот, советовал подавить восстание неумолимыми мерами строгости, а главное отнять у Сербии и Черногории всякую возможность содействовать инсургентам; в случае же явно неприязненного образа действий со стороны этих двух государств — без [67] замедления вторгнуться в них, нанести им решительный удар, прежде чем они успеют опомниться и, таким образом, отнять у восстания всякую точку опоры.

В военном отношении этот способ действий, бесспорно, самый правильный; но при существующих обстоятельствах он имел один только маленький недостаток: он вовсе не соответствовал силам Турции, а следовательно, не мог иметь никаких шансов на успех. Но, тем не менее, в начале восстания, правительство решило на нем остановиться, и потому стало одновременно мобилизировать войска как для подавления герцеговинского восстания, так и для сформирования корпусов для наблюдения за Сербией и Черногорией.

Мы видели, что восстание вспыхнуло в половине июня; 10-го июля (нов. ст.) был разбит Селим-паша; около 20-го июля инсургенты уже обложили Требинье; а только 4-го августа прибыл в Клек первый пароход «Хапринусвет» с подкреплениями из Малой Азии. Таким образом, прошло более полутора месяца прежде, чем могли быть начаты серьезные действия против инсургентов. Правда, что и они не сумели воспользоваться подаренным им временем, но ведь нужно принять во внимание, что это была только нестройная толпа полувооруженных крестьян, которую весьма мудрено было немедленно же организовать в правильную военную силу.

На пароходе «Хапринусвет» прибыл 4-го августа в Клек Неджиб-паша с двумя батальонами, численностью около 1,000 человек. Высадившись, он перешел в Неум и остановился там, чтобы выждать прибытия еще двух батальонов. По прибытии их, Неджиб-паша, имея, таким образом, всего около 2,100 человек, выступил 8-го августа из Неума, но не против инсургентов, а по дороге на Столац, на соединение с Дервиш-пашой. Это может служить доказательством, до какой степени турки струсили перед восстанием. Но и инсургенты, если только им было своевременно известно о прибытии Неджиба-паши, упустили случай одержать новый успех, нравственное значение которого могло бы быть громадно. Стоило бы только устроить турецкому отряду засаду на пути в Столац (путь этот вьючный и идет все время в ущельях гор), и отряд этот наверное был бы объят паникою и со всем своим обозом сделался бы легкою жертвою инсургентов. Но они не могли или не сумели воспользоваться удобною минутой. Неджиб-паша, после двухдневного утомительного марша, прибыл 10-го августа в Столац, не сделав [68] ни одного выстрела. Для обеспечения сообщения с Клеком он расставил по всему пути небольшие сторожевые отряды.

Этих подкреплений генерал-губернатору Дервиш-паше все еще казалось мало для начала наступательных действий. Он решился выждать прибытия двух следующих пароходов, которые должны были придти в Клек около 14-го августа и привезти еще три батальона с батареею, а равно и продовольственные и боевые припасы.

Но если можно было медлить наступлением, то надо было немедленно помочь гарнизону Требинье, уже почти целый месяц сидевшему в тесной блокаде и, конечно, терпевшему большую нужду в продовольствии. Поэтому Дервиш-паша, тотчас по прибытии Неджиб-паши в Столац, двинул из Мостара в Требинье продовольственный транспорт под конвоем двух батальонов, т. е. половины всего числа войск, стоявших в Мостаре (Два батальона было там в начале восстания, да два батальона боснийских редифов приведены самим Дервиш-пашой.). 17-го августа этот транспорт благополучно прибыл в Требинье: инсургенты не решились атаковать такой многочисленный конвой.

Мы ничего не говорили о действиях инсургентов с того времени, как они обложили Требинье, т. е. с 20-го июля. С 20-го июля по 17-е августа восстание сильно распространилось, и если инсургенты не сделали всего что могли сделать, то все-таки одержали значительные успехи. Жители округа Зубцы присоединились к восстанию поголовно; восстали также жители всей полосы, пограничной с Черногорией; появились банды инсургентов в окрестностях Билеча, Гацко и Пивы. Обложили форт Клобук и крепость Никшич; взяли приступом форты Крстач и Корыто и, завладев там оружием, боевыми и продовольственными припасами, утвердились, вместе с тем, на путях от Гацко в Билеч и в Никшич. Наконец, им удалось близ Колашина окружить и обезоружить целую турецкую роту. Явилось несколько предводителей, кроме Любибратича; черногорец Пеко Павлович, поп Жарко, Лука Петрович, наборщик из Лайбаха Мирослав Губмайер и другие. Завязались сношения с Далмацией и Черногорией; улучшилось вооружение. Кроме старинных кремневых ружей, которые были у некоторых лишь инсургентов, — появились ружья ударной системы, нарезные различных систем и даже заряжающиеся с казны. Все эти успехи значительно ободрили инсургентов. Они стали готовиться к решительному сражению с турками. [69]

С своей стороны Дервиш-паша, тотчас по прибытии в Клек еще двух батальонов с батареею и с запасами, приказал начать общее наступление. Гусейну-паше, под командою которого состояли вновь прибывшие войска (1,200 человек с шестью горными орудиями), предписано было наступать прямо из Клека по кратчайшему пути в долину реки Требинщицы и уничтожить инсургентов в окрестностях Требинье и в Зубцах. Неджибу-паше, с четырьмя батальонами и тремя горными орудиями (2,100 человек), наступать от Столаца через Дабру и Фатницу к Билечу, очистить от инсургентов окрестности этого города, а затем освободить от блокады Никшич.

Наступление было начато: Гусейном-пашой 14-го, Неджибом-пашой 16-го августа. 16-го же или 17-го августа прибыл в Клек еще один пароход (пятый по счету с начала восстания) с двумя батальонами под командою Ахмеда Хамди-паши. Этим войскам Дервиш-паша приказал оставаться на дороге из Клека в долину реки Требинщицы и прикрывать тыл Гусейна-паши.

Отряду этого последнего действительно удалось разбить инсургентов. 10-го или 20-го августа Гусейн-паша заставил их снять блокаду Требинье, очистить дорогу в рощу и монастырь Дуже и отступить с значительными потерями в Зубцы. Достигнув этого, он, однако, не преследовал инсургентов, а остался в Требинье, где собралось, таким образом, 4 1/2 батальона и шесть орудий (всего около 2,200 человек).

Неджибу-паше, наоборот, не посчастливилось. Он еще и не успел дойти до Билеча, как был атакован инсургентами врасплох в окрестностях Дабры, потерпел большие потери и должен был отступить к Столацу.

Но, несмотря на это, турки все-таки выручили крепость Никшич. Ввиду крайней важности сохранения этой крепости, они решились рискнуть воспользоваться своим правом прохода через Черногорию. Транспорт с продовольствием, под конвоем двух батальонов и отряда башибузуков (всего около 1,200 человек), действительно, благополучно прошел 20-го августа в Никшич прямою дорогою из Албании через Подгорицу, долиной реки Зеты, и заставил инсургентов снять блокаду. Но затем турки уже ни разу не пытались повторить этот опасный эксперимент.

Через несколько дней после этого, в 20-х числах августа, Неджиб-паша возобновил свое движение к Билечу и на этот раз ему удалось занять этот пункт. Но ему не везло: как только [70] он захотел открыть сообщение с Гусейном-пашой, находившимся в Требинье, и выслал с этою целью один из своих батальонов, инсургенты напали на этот батальон и отбросили опять к Билечу. 30-го августа он послал в Требинье вьючный транспорт с продовольствием, под конвоем двух батальонов; инсургенты опять атаковали его, почти под самым Требинье, отбили из числа 200 вьючных лошадей 80 и затем быстро исчезли, так что высланный из Требинье на подмогу батальон уже опоздал.

Между тем Гусейн-паша совершил первую и довольно удачную экскурсию в Зубцы. С двумя-тремя батальонами он дошел до форта Граб, отнял его у инсургентов, поставил там гарнизон и затем благополучно вернулся в Требинье.

Этим закончились военные действия в августе месяце. К 1-му сентября Дервиш-паша располагал в Герцеговине следующим числом войск:

В Требинье (Гусейн-паша) 5 бат. и 6 оруд.,

итого около 2,200 чел.

В Билече (Неджиб-паша) 4 бат. и 3 оруд.,

итого около 2,000 »

В Никшиче 2 1/3 бат. (орудия крепостные) и отряд башибузуков,

итого около . 1,300 »

По разным фортам и блокгаузам 2/3 бат.,

итого около 300 »

В Фоче 1 эскадрон, около 60 »

На сообщениях Требинье с Клеком (Ахмед Хамди-паша) 2 бат.,

итого около 1,000 »

В Мостаре (Селим-паша) 2 бат. и 3 оруд.,

итого около 850 »

Вновь прибывшие в Клек подкрепления, еще не получившие особого назначения:

23-го августа (Шевкет-паша) 2 бат., итого около 1,200 »

30-го августа кавалерия около трех эскадр.,

итого около 300 »

и 31-го августа пехота, 2 бат., итого около . . 1,200 »

__________________________________________________

Всего к 1-му сентября в Герцеговине около 10,500 чел.

или 20 бат., 4 эск. и 12 горн. орудий.

Против этой регулярной силы приблизительно такое же число инсургентов, от 8,000 до 10,000, почти исключительно [71] природных герцеговинцев. Число волонтеров из Черногории не превышало 500 человек; число иностранных искателей приключений — около того же, преимущественно итальянцев. Организовавшись в отряды, инсургенты стали даже тяготиться присутствием в их рядах иностранцев, так как огромное большинство их состояло из людей, совершенно непривычных к лишениям и трудностям горной войны. В одной венской газете было даже напечатано письмо от предводителей восстания с просьбою к инсургентам-волонтерам: по возможности заменять личную свою помощь денежною.

Нужно заметить при этом, что все восставшие герцеговинцы принадлежали и принадлежат, по настоящее время, исключительно к православной части населения. Не говоря уже о мусульманах, но даже католики-герцеговинцы, следуя внушениям своего духовенства, не принимают в восстании никакого участия. Бывали даже примеры, что некоторые католические деревни обезоруживали небольшие отряды инсургентов и выдавали их туркам. Некоторые католики-герцеговинцы сообщают туркам сведения об инсургентах, служат проводниками, доставляют провизию. И несмотря на столь глубокую и прискорбную рознь в населении, крайне благоприятную для турок, инсургенты все-таки с успехом сопротивлялись им и даже одерживают над ними победы, уступая им в числе. Что же было бы тогда, если бы все население, забыв свои религиозные предрассудки, восстало бы на турок единодушно?

Мы сказали выше, говоря о мобилизации турецких войск для подавления восстания, что, вместе с тем, было приступлено и к формированию обсервационных корпусов на сербской и черногорской границах. Сравнительно с отправкою войск в Герцеговину, это было сделано довольно быстро, в месяц времени с небольшим. К концу августа на южной границе Черногории уже стоял наблюдательный корпус впереди Скутари, а на границах Сербии начади стягиваться четыре корпуса: у Зворника, Нового-Базара, Ниша и Виддина (последний, вместе с тем, и для наблюдения за Румынией). О числительности корпуса, наблюдающего за Черногорией, мы ничего не знаем; что же касается до числительности корпусов, собранных на сербской границе, то они имеют следующий состав:

В Зворнике 10 батальонов, 1 эскадрон и 3 батареи (18 орудий.), под командою Шевкета-паши; итого около 8,500 чел.

В Новом-Базаре 20 батальонов, 11 эскадронов и 5 батарей (30 орудий), под командою венгерского ренегата Махмуда [72] Али-паши, при котором состоит начальником штаба также ренегат, бывший доминиканский монах Берзецкий, ныне Мустафа Джелаль-паша, итого около 18,000 чел.

В Нише 30 батальонов, 10 эскадронов и 8 батарей (48 орудий), под командою Ахмеда Зяура-паши, итого около 28,000 человек.

Наконец, у Виддина 15 батальонов, 5 эскадронов и 4 батареи (24 орудия), под командою Явер-паши, итого около 13,000 человек.

Следовательно, всего на сербской границе стянуто около 67,000 человек, если перечисленные войска приведены в военный состав.

Черногория отнеслась к этому формальному изъявлению недоверия довольно сдержанно; по крайней мере, она не прибегла к явным вооружениям. Но из этого не следует заключать, чтобы общественное мнение Черногории было спокойно. Напротив, волнение умов обнаружилось очень сильно, и настроение черногорцев делалось с каждым днем грознее, ввиду близости театра борьбы и страданий тех несчастных, которые по своему возрасту и полу не могли взяться за оружие и принуждены были искать убежища на черногорской территории. Только общее уважение и доверие черногорцев к своему князю Николаю удерживает их от открытого участия в борьбе. Если бы князь не относился так серьезно к советам великих держав, то стоило бы ему только намекнуть, что он не препятствует своему народу сражаться за дело своих братьев, и тысячи черногорцев перешли бы в Герцеговину. Не так взглянули на дело сербы. Правительство, во главе которого стоял один из членов омладины (партии молодой Сербии, стоящей за войну с турками во что бы то ни стало), Ристич, протестовало против сосредоточения турецких войск. Когда же жалобы ее остались без результата, Сербия решилась принять меры предосторожности и мобилизировала около 35,000 милиции, которые и собраны, в начале сентября, на границе: против турецких войск, сосредоточенных у Ниша, около 15,000; против Зворника и Нового-Базара — до 5,000; всего около 20,000. Милиционеры почти полтора месяца содержалн себя во время сбора на собственный счет; только в половине октября скупщина разрешила выдавать им пособие в размере четырех пиастров (около 20 коп.) на каждого человека и по три пиастра (около 15 коп.) на каждую лошадь.

Таким образом, турецкие и сербские войска стали лицом к лицу. Положение дед сделалось крайне опасным, тем более, что [73] при возбужденном настроении народа, во главе сербского правительства стояли лица, принадлежащие к партии борьбы. Ежедневно можно было опасаться, что какое-нибудь случайное, мелочное столкновение произведет взрыв, последствия которого уже нельзя будет устранить. Европейские державы убедились, что настала минута совершенной необходимости вмешательства в дела Балканского полуострова.

Чтобы успокоить умы славян, державы убедили Порту согласиться на назначение особой комиссии из консулов всех шести великих держав, под председательством чрезвычайного уполномоченного со стороны Порты, для исследования на месте причин восстания и для переговоров с инсургентами. Порта поневоле должна была согласиться на это предложение; будучи обязана локализацией восстания единственно только влиянию европейских держав, она, конечно, должна была отблагодарить их за это серьезным доказательством своей готовности беспристрастно исследовать причины восстания. Председателем международной следственной комиссии и чрезвычайным комиссаром назначен был в Герцеговине Сервер-паша, который и прибыл в Клек на пароходе «Изедин», 18-го августа, а оттуда тотчас же отправился в Мостар.

В скором времени собрались в Мостар и консулы России, Германии, Австрии, Англии, Франции и Италии. По совещании с Сервером-пашой, решено было пригласить предводителей восстания приехать в Мостар для изложения своих желании. Но, как и следовало ожидать, вожди инсургентов отказались приехать. Тогда, с согласия Сервера-паши, консулы решились лично отправиться в разные пункты страны и переговорить с инсургентами.

В течение сентября месяца им действительно удалось завязать эти переговоры. Но результаты их были таковы, что оставляли мало надежды на соглашение между Портою и ее восставшими подданными. На первое приглашение, с которым консулы обратились из окрестностей Требинье к вождям восстания, Любибратичу, Луке Петковичу и Трифке Вукаловичу, эти лица отвечали, что без соглашения с другими вождями они не могут вступить ни в какие переговоры; а для того, чтобы условиться с другими вождями, они требовали перемирия. При этом они предупреждали, что во всяком случае, т. е. даже если Порта согласится на перемирие, переговоры могут быть ведены только с европейскими консулами, без всякого участия представителя Турции, и непременно или на австрийской или на черногорской территории. Так как подобные условия немыслимо было предложить Серверу-паше, то консулы ограничились [74] сообщением этих условий своим правительствам и вторично просили вождей инсургентов явиться для личных переговоров и формулировать те условия, на которых они согласны положить оружие. Предводители восстания отвечали письменно, что они положат оружие тогда, когда Порта согласится признать автономию Боснии и Герцеговины; намерению Турции ввести серьезные реформы поверят лишь в таком случае, если приведение этих реформ в исполнение будет поручено князю черногорскому; переговоры же на турецкой территории ни в каком случае вести не согласны.

Таким образом, консулы принуждены были возвратиться в Мостар, не добившись ничего. Но, но крайней мере, они вынесли из своего путешествия по Герцеговине близкое знакомство как с бедственным положением страны, так и с характером действий турок и инсургентов, а равно могли сделать самостоятельное заключение о степени серьезности восстания и о шансах турок на его подавление.

Посмотрим теперь, какой характер имели военные действия в то время, как консульская комиссия старалась добиться соглашения с инсургентами.

В сентябре восстание еще более усилилось. Число инсургентов возросло, сравнительно с предшествующим месяцем, на 25%, а турецкие силы увеличились всего на 2,900 чел. (В сентябре прибыло в Клек только четыре парохода: три с войсками (всего пять батальонов или около 2,900 чел.) и один с продовольствием и боевыми запасами, тогда как в течение августа пришло девять пароходов. Из этого видно, как трудно Порте собрать достаточное число войск), т. е. тоже на 25%; следовательно, отношение осталось прежнее: с обеих сторон почти совершенно равные силы. С какою энергией ведется восстание, видно из того, что в течение этого месяца было 16 серьезных дел, т. е., средним числом, чаще, чем через день. В августе театр действий ограничивался окрестностями Требинье, Никшича и Дабры (между Билечом и Столацом); в сентябре уже происходили, кроме того, серьезные стычки: в центре страны, в окрестностях Гацко и на р. Пиве; в крайнем юго-восточном углу, в окрестностях Беране; в восточной части, пограничной с Сербиею, в окрестностях Плевле и Преполье; наконец, даже в северо-западном углу, на границе с Боснией и Австрией, близ далматского города Имошка. Другими словами: в сентябре одни только окрестности Любушки, Мостара, Конницы, Фочи и Чайницы были [75] свободны от инсургентов, т. е. такие местности, которые населены мусульманами или католиками.

Постараемся теперь дать понятие о том, где происходили в сентябре важнейшие стычки и к каким они привели результатам.

Гусейн-паша, единственный турецкий генерал, который до сих пор выходил победителем из стычек с инсургентами, в первых числах сентября также потерпел поражение, и притом весьма серьезное. Дело было так. Австрийское правительство разрешило турецкому правительству подвозить продовольствие не только в Клек, но и в Рагузу (Дубровник), и направлять оттуда транспорты по прямой дороге на Требинье. На один из таких транспортов, шедший под небольшим конвоем, (По австрийской территории транспорты идут без конвоя; конвой поджидает их на границе) 7-го сентября напали инсургенты, рассеяли конвой и захватили транспорт. Так как это произошло уже весьма недалеко от Требинье, то Гусейн-паша тотчас же узнал об этом, немедленно выступил на выручку с половиною своего отряда (около 1,100 чел.) и настиг инсургентов у Главской Доли. Инсургенты (около 600 чел.), которыми командовали Любибратич и Пеко Павлович, начали было отступать, но, получив подкрепление из 200 чел. зубчан, перешли в наступление, смяли турок, преследовали их до Требинье и затем, ободренные успехом, возобновили блокаду этой крепости (припомним, что блокада была снята по прибытии туда первого подкрепления вместе с продовольственным транспортом). Турки потеряли около 200 чел. одними убитыми; решаемся привести эту цифру лишь только потому, что она согласно приводится в различных газетах одновременно и затем несколько раз подтверждается.

Около того же времени, а именно 5-го или 6-го сентября, был разбит в окрестностях Гацко злополучный Селим-паша, но при каких обстоятельствах, — трудно вывести заключение. По всей вероятности, он был послан с подвижною колонною для очищения окрестностей Гацко от инсургентов. Дервиш-паша, узнав об этом, поспешил ему на помощь лично, с войсками, прибывшими в конце августа на подкрепление, и возобновил наступление, но безуспешно: в окрестностях того же города Гацко, при Равно он также потерпел поражение около 10-го сентября.

Наконец, к этому же времени относятся и успехи, одержанные в восточной части Герцеговины попом Жарко. Против него были высланы войска не из числа действующих в Герцеговине, а из [76] корпуса Махмуда Али-паши, сосредоточенного у Нового Базара в Старой Сербии. Поп Жарко разбил эти войска около 8-го сентября между Плевле и Треполье и, усилившись перебежчиками из Сербии, двинулся во главе отряда из 3,000-3,500 чел. на Сенницу, с целью утвердиться там, обеспечить самому себе свободное сообщение с Сербией, а турецкому корпусу, стоящему у Нового Базара, отрезать сообщение с Боснией. От этого смелого плана он должен был, однако, отказаться: не дойдя до Сенницы, он повернул вправо, на юг, в Васоевичский округ.

Таким образом, до 10-го сентября, турки повсеместно терпели поражения. Но вслед затем пришла и для них счастливая полоса: они почти одновременно одержали победы в различных местностях Герцеговины. Во-первых, в окрестностях Требинье им удалось отбить с большим уроном нападение инсургентов на транспорт, шедший к ним из Рагузы. Во-вторых, они снова предприняли наступление на Гацко (около 2,000 человек, под начальством Шевкета-паши и Селима-паши), завладели этим пунктом, прошли дальше до реки Пивы, разбили инсургентов, осаждавших форт Горанско, отняли у инсургентов форт Крстач, и затем, отрядив часть своих сил для очищения дороги в Никшич и для усиления гарнизона этой крепости, благополучно возвратились в Гацко. Шевкет-паша с тремя батальонами был тотчас же оттуда отозван для действия против инсургентов в окрестностях Требинье. В тоже время третий отряд, из четырех батальонов, под начальством Али-паши, столкнувшись, около 14-го сентября, с инсургентами в ущельях Войницы (между Гацко и Невесинье), также разбил и рассеял их, а затем тоже направился в долину реки Требинщицы. Наконец, четвертый турецкий отряд, производивший поиски в окрестностях Столаца, открыл и разбил инсургентов у Дабры. Обо всех этих успехах, разумеется, поспешили телеграфировать в Константинополь, а оттуда и во все концы Европы, в преувеличенном виде и с невероятным искажением местных названий, так что к первым телеграммам, пока они не подтвердились впоследствии, общественное мнение отнеслось с сомнением. Например, отражение атаки инсургентов на транспорт, шедший из Рагузы в Требинье, было объявлено «совершенным очищением дороги из Рагузы в Требинье от инсургентов». Тем не менее, через несколько дней это «совершенное очищение» пришлось повторить опять и т. д. Дело очень просто: когда дорога пуста — и инсургентов на ней нет; как только получается [77] известие о приближении к границе какого либо транспорта или небольшого отряда, они появляются опять, и, или отбивают транспорт, или же бывают сами отражены, т. е. дорога опять «совершенно очищается».

Этими очищениями дороги из Рагузы в Требинье и занимался все время Гусейн-паша, отряд которого таким образом действовал все время только в районе Требинье. Но силы его, как доказало дело 7-го сентября, были слишком недостаточны для наступательных действий. Поэтому-то на подкрепление ему и были направлены, как мы упомянули выше, семь батальонов из окрестностей Гацко: три батальона под начальством Шевкета-паши и четыре батальона под начальством Али-паши. Войска эти подоспели чрезвычайно кстати для турок, которым, без их поддержки, пришлось бы потерпеть одно из самых серьезных поражений. Вот как было дело.

Любибратич и Пеко Павлович, собрав отряд из 2,400 человек, и оставив отряды вокруг Требинье для отвлечения внимания Гусейна-паши, пробрались из Зубцов в долину реки Требинщицы и двинулись вниз по этой реке, через Попово поле, по направлению к Клеку, с целью стать на сообщениях турецких войск с этим пунктом. Как раз в то время, когда они подходили к Струйцам, они узнали, что вновь высадившиеся в Клеке турецкие войска (это были три батальона, всего около 1,200 человек, прибывшие в Клек еще 12-го иди 13-го сентября на пароходе «Ходавенкиар») идут по направлению на Столац. Инсургенты решились их атаковать и отбросить обратно к австрийской границе. Для этого они двинулись им на перерез к Утову (на пересечении дорог из Клека в Столац и из Струйцы в Столац; пункт этот на карте г. Люсилина («Военный Сборник», № 10-й) не показан), устроили там засаду и, 16-го сентября, дав туркам втянуться в ущелье, стремительно атаковали их. Вновь прибывший отряд оказался, однако, стойким (к сожалению, неизвестно, кто им командовал) и упорно отбивался целый день. На другой день, 17-го сентября, сражение возобновилось в той же местности у Пранатницы и длилось опять целый день без всякого результата. Наконец, на третий день, 18-го сентября, турки начали изнемогать, и инсургентам удалось уже отчасти обратить их в бегство и овладеть вьючным обозом с казной, как вдруг, в тылу у самих инсургентов неожиданно показались турецкие войска в числе около 2,500 человек. То были отряды Шевкета-паши и Али-паши, [78] которые, следуя из окрестностей Гацко в долину реки Требинщицы, случайно подоспели на помощь. Инсургенты, попав таким образом между двух огней, поспешили отступить, и так как обратный путь через Попово поле в окрестности Требинье и далее в Зубцы уже остался в стороне, то им и не оставалось ничего более, как отступить горными тропинками на Любинье. Турецкие же войска, не преследуя инсургентов, соединились, отдохнули и затем продолжали свой первоначальный путь: отряд (три батальона), шедший из Клека, пошел в Столац, а Шевкет-паша и Али-паша (семь батальонов) двинулись далее в Требинье. Они прибыли туда 24-го сентября, так что к этому времени в Требинье собралось трое пашей (кто из них принял общее начальство — неизвестно) и одиннадцать батальонов, (Из пяти батальонов, состоявших под начальством Гусейн-паши, один батальон был разбит по окрестным фортам и блокгаузам и нес сторожевую и конвойную службу по дороге в Рагузу, так что его считать нельзя.) или около 4,000 человек.

С этими силами турки решились предпринять решительные действия. Целью действий они поставили себе — совершенно очистить главное гнездо восстания, Зубцовский округ. По-видимому, они не знали, что главная масса инсургентов, базировавшаяся на Зубцы, вышла оттуда, вместе с двумя главными предводителями восстания; что именно с нею происходил трехдневный бой 16-го, 17-го и 18-го сентября при Утове и Прапатнице, и что она все еще не возвратилась в Зубцы. Заблуждение турок поддерживалось беспрерывными внезапными нападениями, которые делали на окрестности Требинье малые партии инсургентов из Зубцов. Партии эти так же быстро исчезали, как и появлялись, но, тем не менее, эти нечаянные нападения держали турок в беспрерывной тревоге.

Между тем, Любибратич и Пеко Павлович, которых турки полагали в Зубцах, преспокойно перешли из Любинье опять на Попово поле, в окрестности Струйцы, очевидно с прежнею целью отрезать туркам сообщение с Клеком. Любибратич успел даже съездить оттуда на два дня в Рагузу. 29-го сентября инсургенты получили известие, что накануне в Клеке высадился 2,000 турецкий отряд, и что отряд этот с целым обозом продовольствия двинулся но направлению на Столац. Действительно, 28-го сентября прибыло в Клек на пароходе «Султание» два батальона, но числительность этих войск не превышала 1,200 человек; а за два или за три дня перед тем пришел в Клек пароход с продовольственными запасами. По всей вероятности, часть этих [79] запасов и была отправлена по прямой дороге через Меткович, а часть оставлена в Клеке до прибытия войск, с тем, чтобы вместе с ними следовать на вьюках в Столац.

Как бы то ни было, но инсургенты, получив вышеупомянутое известие, повторили свой прежний маневр, т. е. направились наперерез туркам опять к м. Утову и опять устроили там засаду. 30-го сентября, утром, подошел турецкий отряд с обозом. Отряд сильно растянулся и шел в большом беспорядке, без всяких мер предосторожности, так что засада инсургентов удалась вполне. Напав на турок врасплох, они рассеяли отряд и отбили обоз. Часть бежавших турок очутилась на австрийской территории, в гор. Метковиче.

В тот же вечер показалась другая турецкая колонна, но со стороны Столаца. По всей вероятности, она пришла на выстрелы, но уже опоздала: у инсургентов руки были уже вполне развязаны, они вступили в бой и отбросили турок назад к Столацу с значительною потерею.

Этим успехом инсургентов и закончились военные действия в сентябре месяце. Для полноты очерка нам остается еще только упомянуть, что в продолжение этого же месяца произошли серьезные беспорядки в Эпире, началось восстание в Боснии (Для организации восстания в Боснии туда отправился, в исходе сентября, австрийский выходец Губмайер из Лайбаха) и турецкой Хорватии и произошло уже несколько, хотя и незначительных, стычек (у Слобинья, Преджа и Стабницы; верность этих названий, которые нельзя найти на карте — под сомнением); что около 24-го сентября произошло довольно серьезное дело в Васоевичском округе в окрестностях Беране; что одновременно с этим значительный отряд инсургентов сделал неудачную попытку атаковать крепость Никшич и что, наконец, в северо-западной Герцеговине произошла стычка на самой австрийской границе близ далматского города Имошка. Эта стычка, окончившаяся в пользу турок, замечательна тем, что турки в пылу преследования перешли на австрийскую территорию и даже будто бы убили нескольких австрийских солдат. Последнее, впрочем, недостаточно выяснилось, но факт нарушения границы не подлежит сомнению. Австрийское правительство нарядило следствие, а в предупреждение подобных случаев на будущее время, поставило у Имошки наблюдательный отряд.

К началу октября общее число инсургентов во всей Герцеговине дошло уже, по крайней мере, до 15,000 человек, в том [80] числе около 2,000 иностранцев. Из этого последнего числа около половины черногорцев, а другая половина — преимущественно итальянцы, далматинцы и сербы. Таким образом, контингент иностранных волонтеров в течение сентября возрос почти вдвое.

Силы турок, расположенные собственно в Герцеговине, можно определить к началу октября в 14,000 человек, не принимая в соображение понесенных ими потерь, о размере которых нет никаких других данных, кроме крайне ненадежных цифр о числе убитых и раненых в делах, цифр, доставляемых обыкновенно из славянских источников. Но нужно заметить, что кроме этих войск, следовало бы также причислить к числу подавляющих герцеговинское восстание и те отряды, которые посылаются из под Нового Базара в Восточную Герцеговину Махмудом Али-пашой для действий против попа Жарко. Но до сих пор не было никаких определенных сведений о числительности этих отрядов.

Обзор сентябрьских событий нельзя окончить, не упомянув о важном государственном акте, обнародованном Портою в течение этого месяца, об ирадэ или манифесте султана. Акт этот должен был служить перед лицом всей Европы доказательством, что султан готов сделать все возможные уступки для умиротворения своих восставших подданных.

«Ирадэ» был обнародован в воскресенье, 21-го сентября (3-го октября). Сущность его заключалась в следующем:

1) Добавочный налог в 2 1/2 процента со всего имущества, взимавшийся вместе с десятинною податью, — отменяется.

2) Все недоимки, накопившиеся до 1872 года, — слагаются.

3) Для более справедливого распределения и взимания налогов будут назначены особые доверенные лица.

4) Десятинный налог будет обращен в поземельный.

5) В управление Боснией и Герцеговиной вводится представительное начало, а именно: при генерал-губернаторе учреждается административный совет из лиц всех вероисповеданий без различия, избираемых самими общинами, наконец

6) От всех провинций могут быть посылаемы, раз в год, депутации в Константинополь для изложения своих нужд и жалоб непосредственно высшему правительству, которое будет принимать эти заявления в соображение.

Разбор и оценку значения «ирадэ» мы отлагаем до следующей статьи, так как одновременно с обнародованием его произошли [81] многие важные события, разъяснение которых требует много места и времени. Теперь мы ограничимся только перечислением этих событий. Ирадэ повлек за собой, во-первых, отставку военного министра Гусейна Авни-паши и боснийского генерал-губернатора Дервиша-паши, а во-вторых, министерский переворот в Сербии, в пользу умеренной партии, произведенный самим князем Миланом в интересах сохранения мира. Наконец, 24-го сентября, почти одновременно с обнародованием «ирадэ», вышел другой манифест, которым объявляется о приостановке на пять лет уплаты половины процентов по внешним займам 1858 и 1862 годов. Другими словами, манифест этот возвещает в замаскированных выражениях начало банкротства Турции, в pendant к ирадэ 21-го сентября, заключающему в себе косвенное признание турецкого правительства в своем бессилии справиться с восстанием.

Что касается до инсургентов, то они не обратили на обещания «ирадэ» никакого внимания. Почему — будет объяснено в следующей статье.

23-го октября.

М. Газенкампф

(Продолжение будет.)