СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РОССИЙСКИЙ ДИПЛОМАТ К. А. ГУБАСТОВ И ЕГО СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

"ЧЕРНОГОРИЯ. 1860-1900 гг."

Отечественные и зарубежные исследователи не перестают находить в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ) уникальные документы. Заслуживает опубликования, на наш взгляд, и служебная записка министра-резидента российской дипломатической миссии в Цетинье Константина Аркадьевича Губастова. Она была написана в июне 1900 г. и адресована министру иностранных дел М.Н. Муравьеву. Прежде чем рассказать об обстоятельствах появления этой записки и ее содержания, хотелось бы в общих чертах изложить служебную биографию ее автора — человека незаурядного.

К.А. Губастов родился 25 апреля 1845 г. Обучался в кадетском корпусе, после окончания которого в 1863 г. был принят в "число воспитанников Учебного отделения восточных языков при Азиатском департаменте" МИД. Дипломатическую службу он начал в Константинополе, куда был "определен студентом". Карьера Губастова складывалась успешно. Усердие и "отличие" кандидата неизменно отмечались при назначении его на новую должность и присвоение очередного чина. Губастов работал секретарем и драгоманом в консульстве Адрианополя (с 1867 г.), вице-консулом в Видине (с 1869 г.), делопроизводителем в Азиатском департаменте МИД (1872), младшим секретарем посольства в Константинополе, где в 1875 г. был повышен и стал вторым секретарем. В 1877 г. он "исправлял должность" секретаря миссии в Гааге, в 1878 г. управлял генеральным консульством в Константинополе, в 1879 г. был назначен чиновником особых поручений при Варшавском генерал-губернаторстве. В 1881 г. Губастов — консул в Вене, в 1885 г. — генеральный консул. В 1896 г. он стал вице-директором Азиатского департамента МИД. 5 июля 1897 г. "высочайшим указом назначен министром-резидентом при его высочестве князе Черногорском". В октябре 1900 г. Губастов был переведен на должность министра-резидента при Папе Римском, в марте 1904 г. отправлен чрезвычайным посланником в Белград. Наконец, в 1906 г. ему довелось стать товарищем министра иностранных дел, руководить министерством в отсутствие министра [1]. В этой должности и в чине тайного советника К.А. Губастов закончил свою дипломатическую карьеру, подав в 1908 г. прошение на имя царя "уволить [его] от службы по домашним обстоятельствам" [2]. Ему было тогда 63 года. Николай II высоко оценил заслуги дипломата, отметив в высочайшем рескрипте, что Губастов начинал службу еще при Александре II и достойно продолжал ее в разных местах много лет. "Ныне с сожалением снизойдя на ваше ходатайство об увольнении вас от службы, — говорилось в рескрипте, — я признаю справедливым выразить вам мою искреннюю признательность за вашу свыше 44-летнюю отлично-усердную службу. Пребываю к вам неизменно благосклонный и благодарный (это [36] слово написано царской рукой. — В.X.) Николай. В Царском Селе, 30 января 1908 г." [2. Л. 10].

Не стоит перечислять всех иностранных орденов и знаков отличия, которыми был награжден дипломат — это было обычной практикой. Однако хочется вспомнить его отечественные награды, чтобы не говорить голословно о заслугах К.А. Губастова. Он был кавалером орденов св. Станислава 2-й и 1-й степеней, св. Анны 2-й и 1-й степеней, св. Владимира 3-й и 2-й степеней, имел серебряную медаль на Александровской ленте и знак отличия "беспорочной службы за 40 лет" на Владимирской ленте. Каждая запись "формулярного списка чиновника МИД, тайного советника Губастова" свидетельствует о том, что начальство высоко ценило его [1]. Причем, как нам кажется, не только за усердие и дисциплинированность. Знакомство с многочисленными донесениями Губастова, а также с архивом русской дипломатической миссии в Цетинье [3] позволяет утверждать, что это был человек глубоких знаний, незаурядных способностей, умевший ясно выразить свою точку зрения, невзирая на то, что она могла быть приятна не всем высокопоставленным лицам. Далее читатель увидит, как нелицеприятно отзывался Губастов о семье черногорского князя, хотя это могло иметь негативные последствия для него лично. Из мемуарной литературы хороша известно, каким значительным влиянием пользовались при русском дворе две черногорские княжны, дочери князя Николая. Давлению с их стороны подвергались и более крупные государственные чиновники (см. [4]). Но это не останавливало дипломата, считавшего своим долгом сообщать правительству только объективную информацию.

Губастов был министром-резидентом в Черногории сравнительно недолго¹. Но он успел оставить о себе хорошую память. Писатель и путешественник М. Петрович, побывавший как раз в это время в Черногории, вспоминал, как встречался с Губастовым, и как они обсуждали проблемы работы Мариинского женского института в Цетинье [5].

Очевидно, несмотря на краткость пребывания в Черногории, дипломат сумел увидеть и верно понять многое, что характеризовало ее внутреннюю жизнь. В публикуемой записке он дает сравнительно-исторический очерк прошлого и настоящего Черногории, пытается подвести итог ее государственного развития в последние сорок лет [6. Д. 3352. 1906 г. Л. 11-48 об.].

Появление этого документа было вызвано особыми обстоятельствами. На рубеже ХIХ-ХХ вв. некогда ясный небосклон российско-черногорских отношений омрачился тучами. Княжество оказалось на грани финансового краха из-за многочисленных долгов банкам стран, которые нельзя было назвать дружественными России, — Австрии и Турции. В случае неуплаты ему грозила не только экономическая, но и политическая зависимость от этих "злейших врагов славянства", если выражаться языком русской публицистики того времени. России и раньше приходилось выручать из денежных затруднений своего "единственного друга". Так, в 1889 г. были срочно выплачены немалые задолженности австрийским и турецким банкам, и княжество оказалось должником России на 20 лет. Русское правительство тогда снисходительно отнеслось к правящим кругам Черногории, хотя и было удивлено тем, на каких тяжелых условиях были заключены эти поспешные займы. Желая оградить своего союзника от таких ошибок в будущем, российское Министерство финансов поставило условием конверсии долга Черногории "вновь не обязывать себя подобными займами [6. Д. 3345. 1898 г. Л. 3 об.]. Князь Николай охотно обещал это, лишь бы скорее дали денег.

Но прошло десять лет, и оказалось, что ситуация повторяется. Снова княжество оказалось у края долговой ямы, снова непосильные долги, первый из которых был сделан уже год спустя после данного обещания, когда черногорские правители заняли [37] деньги в австрийском "Лендербанке". Потом последовал заем в 1892 г. в Константинопольском банке, в 1893 г. — в австрийском "Воден Кредит", и "затем уже редкий год проходит без нового займа" [6. Д. 3349. 1899-1902 гг. Л. 3-3 об.]. Нетрудно догадаться, почему займы предоставляли только турецкие и австрийские финансовые учреждения. Черногория исчерпала свой кредит в Европе. Никто не ссужал ей деньги, наверное зная, что они не будут возвращены. Турция и Австрия сознательно шли на такие траты, преследуя политическую цель — подчинить княжество, которое в недав нем прошлом было застрельщиком национально-освободительной борьбы на Балканах. Княжеское правительство, конечно, понимало это, но твердо знало, что Россия, стремясь во что бы то ни стало сохранить на Балканах сложившуюся расстановку сил, будет вынуждена платить по черногорским счетам. Поэтому князь Николай вновь просил денег у своего царственного покровителя. На этот раз за помощь он обещал довести до полного совершенства военные силы Черногории (на русские средства) и тем самым упрочить военное положение России на Балканском полуострове.

Но теперь российское правительство было настроено скорее недоброжелательно. Министр финансов С.Ю. Витте не мог скрыть своего раздражения. Он писал министру иностранных дел: "...денежные субсидии, выдаваемые княжеству из нашего государственного казначейства, достигают уже столь крупных размеров, что дальнейшее увеличение сих субсидий представлялось бы, по моему мнению, решительно невозможным. Помимо постоянных расходов в размере около 220 000 руб. в год на содержание в Черногории учебного батальона и полубатареи, духовной семинарии и женского училища, а также на выдачу черногорскому правительству субсидии для уплаты долга Государственному банку и других пособий — единовременные расходы нашей казны в пятилетие 1894-1898 гг. на снабжение Черногории запасами оружия и патронов и на устройство церкви в Никшиче составили около 2 600 000 руб. Между тем, у нас самих имеются настоятельные нужды первостепенной государственной важности, которые, однако, остаются без удовлетворения по ограниченности средств государственного казначейства. Ввиду чего и принимая во внимание, что, несмотря на значительность оказанных уже нами воспособлений черногорскому правительству, последнее предъявляет к нам все новые и новые требования о субсидиях, я полагаю, что настоящее ходатайство князя Черногорского не могло бы подлежать удовлетворению" [6. Д. 3347. 1899 г. Л. 21 об. — 22]. Так же отрицательно отнесся С.Ю. Витте к более скромной просьбе черногорского двора — гарантировать заем в одном из европейских банков.

Российский МИД попытался было предоставить черногорцев их судьбе, но напрасно. К.А. Губастов доносил: "Все черногорские власти находятся в состоянии какого-то оцепенения, делами не занимаются и не чувствуют себя в силах принять какое-либо решение. Все их помыслы обращены единственно на ожидаемое ими избавление от финансовых затруднений и при помощи императорского правительства. Я повергаюсь чуть не ежедневно допытываниям о наступлении этой счастливой минуты" [6. Д. 3349. 1899-1902 гг. Л. 39]. Князь Николай, минуя официальные инстанции и используя свои связи при российском дворе, обратился с личным письмом к Николаю II, который обязал правительство решить этот вопрос. В Черногорию был командирован чиновник по специальным поручениям, действительный статский советник Миллер для проверки финансового положения княжества. Проехав по стране и тщательно изучив документацию, связанную с расходами черногорского правительства, он пришел к выводу, что причины постоянного денежного дефицита кроются в элементарном отсутствии государственного бюджета. Двор и администрация даже приблизительно не знали, какими будут доходы в очередном году, поэтому тратили гораздо больше, чем позволяли материальные ресурсы страны. Особенно щекотливым являлось то обстоятельство, что князь Николай не имел "цивильного листа" и был уверен, что все поступления в казну находятся в его личном распоряжении. В результате деньги уходили на постоянно растущие нужды двора. Чиновники же (которых, по мнению Миллера, было слишком много для такого маленького государства) по нескольку месяцев не получали [38] жалование. Никаких контрольно-финансовых органов в Черногории не существовало. Обо всем этом русское правительство было обстоятельно информировано [6. Д. 3349. 1899-1902 гг. Л. 31-38 об.). Докладная записка Миллера, которую упоминает Губастов, легла в основу "всеподданнейшего доклада" царю.

Однако для принятия решения недостаточно было знать одну только финансовую сторону дела. Нужны были самые разнообразные данные о внутренней и внешней жизни княжества, которые помогли бы определить дальнейшую позицию правящих кругов империи в черногорском вопросе. Стоило ли идти на столь серьезные затраты ради хотя и давнего, но слишком слабого союзника, если черногорская дружба обходилась так дорого российской казне? Эту цель и преследовала записка Губастова -показать настоящее состояние Черногории, выяснить перспективы ее развития. Этот аналитический разбор, по нашему мнению, был выполнен успешно. Он не только насыщен информацией и оценками, но и содержит любопытные психологические зарисовки, позволяющие понять характер людей, с которыми контактировало правительство России. Записка написана выразительным языком, ее интересно читать, хотя местами дает о себе знать бюрократический стиль.

Губастов старается максимально объективно разобраться в том, что происходит в княжестве. Он отмечает все, что составляет положительный заряд деятельности черногорской администрации за последние годы (строительство дорог, школ, хотя и медленно, но все же идущее вперед развитие земледелия и скотоводства и т.п.). Но вместе с тем, как бы предупреждая МИД о возможных неприятностях (которые и произошли несколько лет спустя), дипломат детально разбирает все обстоятельства, мешавшие поступательному движению Черногории по пути модернизации, делавшие ее не таким уж надежным партнером, как считали в России. В этой критической части записки особенно впечатляет то, что говорится о самом князе Николае, личность которого не получила пока исчерпывающей характеристики в отечественной литературе². Между тем он был фигурой первостепенной важности в политической истории Черногории второй половины XIX — начала XX в. Насколько Николай был энергичен и целеустремлен в своих политических замыслах, настолько же он был противоречив в своих действиях, связанных с политическими и финансовыми обязательствами по отношению к России. Не случайно Губастов отмечал, что князь воплощает в себе все положительные и отрицательные качества современного черногорца. Нельзя было полагаться на его "славянские чувства" и рассчитывать на неизменную благодарность. Нужно было помнить, что у Николая на первом месте стояли собственные поли тические планы (что и понятно). Принципы же его не совпадали с теми, которые провозглашала европейская дипломатия рубежа Х1Х-ХХ вв., были сродни "лукавой политике Востока. Не зря Губастов все время подчеркивал патриархальность нравов в Черногории, напоминал, что эта страна только-только перешла к государственно жизни, что во многом черногорцы сохранили приверженность "племенным основам' Не говоря об этом прямолинейно, Губастов формирует у читателя образ черногорского правителя как хотя и одаренного, но все же "варвара".

Наконец, особого внимания заслуживает вывод, к которому приходит в конце обзора русский дипломат. Ссылаясь на авторитет И.С. Аксакова, он берет на себя смелость утверждать, что черногорское государство нежизнеспособно. Как опытный политик, Губастов почувствовал, что усилия России, десятилетиями направлявшиеся на укрепление Черногории, пропадут втуне. Конечно, автор не мог знать, что произойдет в ходе первой мировой войны. Но он почти пророчески предвидел, что существовать самостоятельно княжество не сможет. Он, видимо, понял неразрешимое противоречие черногорской политики: по мере того как страна будет вставать на ноги, она все больше будет стремиться действовать независимо от воли и своих врагов, и своих друзей. А внутренних резервов для этого не хватит, и Черногория будет вынуждена снова и снова прибегать к чужой помощи, давая самые далеко идущие обещания, но [39] не выполняя их. Так и случилось в русско-черногорских отношениях в начале XX в. С одной стороны, правящие круги России, которым без конца приходилось решать политические и экономические проблемы княжества, настойчиво внушали черногорскому двору мысль о необходимости соизмерять поступки с последствиями, а желания с возможностями, чем крайне раздражали князя, хотевшего быть абсолютно самостоятельным. С другой — у черногорской камарильи до последнего момента сохранялась какая-то детская уверенность в том, что есть все условия для достижения самых авантюрных внешнеполитических целей, таких, как, например, присоединение албанских земель к княжеству. А если при этом возникнут серьезные дипломатические осложнения, то могущественный русский царь, которому так нужны храбрые черно горцы, все уладит. При этом князь наивно полагал, что между ним и императором стоят высшие государственные чины России, которые навязывают ему свою волю и посягают на суверенитет его монархии.

Публикуя текст записки К.А. Губастова, надеемся, что историки найдут в ней достоверную, разностороннюю и оригинальную информацию о Черногорском княжестве второй половины XIX в. В тексте сохранены без изменений обороты и выражения автора. Исправлены только явные описки. Знаки препинания расставлены в соответствии с современными требованиями, также даны современные окончания слов. Слова и выражения, подчеркнутые в тексте записки, даются курсивом.

Хлебникова Варвара Борисовна — докторант кафедры истории южных и западных славян МГУ.

Его Сият[ельст]ву графу М.Н. Муравьеву

Совершенно секретно

Одно приложение

Милостивый государь граф Михаил Николаевич,

Имею честь представить при сем на благоусмотрение Вашего сиятельства краткую записку о современном положении Черногории сравнительно с тем, что она была 40 лет тому назад, в начале правления князя Николая. Представляя общие и краткие цифровые данные касательно Черногории в 1860 и в 1900 годах, я счел нелишним сделать во второй части записки очерк политическим отношениям княжества к иностранным государствам и характера князя Николая.

Не вдаваясь в изложении моем ни в какие излишние подробности, я старался лишь сделать по возможности правдивую картину страны маленькой, бедной, материально ничтожной, но на долю которой выпало судьбою играть довольно значительную роль в истории южного славянства.

Я воздержался от всяких выводов и заключений касательно будущего Черногории, которое, как и всякое будущее, зависит от совокупности многообразных обстоятельств. Предвидеть их теперь невозможно. Я ограничился изложением настоящего. Оно, как Ваше сиятельство изволите усмотреть из записки, во многих отношениях [40] крайне печально. Большинство черногорцев это сознает и мирится только по необходимости с существующим положением дел в княжестве, в надежде, что если императорское правительство окажет материальную поддержку Черногории, то оно заставит ее отказаться от того несвойственного ей пути, по которому она шла в последние годы, живя в долг, выше своих средств, и доставая деньги на непроизводительные расходы где и как только можно было.

С глубочайшим почтением и искреннею преданностью имею честь быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою

К. Губастов

К № 14 (1900 г.) Совершенно секретно

ЧЕРНОГОРИЯ в 1860 г.

2-го будущего августа исполнится 40 лет со времени провозглашения Николая Петровича князем черногорским.

Ему было тогда 19 лет. Он был на 4-м курсе в Коллегии Людовика Великого в Париже и случайно, вследствие своей болезни, приехал в апреле 1860 г. в Черногорию.

Первые семь лет молодой правитель находился под исключительным влиянием своего отца, воеводы Мирко, человека умного, но необразованного, корыстного, нрава крутого, жестокого и мстительного. В июле 1867 г. Мирко умер.

Что представляла из себя в то время Черногория? Пространство ее равнялось 73 квадр. милям (4.000 кв. килом.). Жителей обоего пола считалось 120 т. Страна была разделена на 7 нахий, во главе которых стояли капитаны. Высшая судебная власть принадлежала Сенату.

Финансы княжества, по собранным в 1863 г. консулом нашим в Рагузе, г. Петковичем, официальным сведениям, представляли следующие цифры.

Доходы:

Прямые налоги .......              56 000 гульд.

Косвенные налоги .......         32 000

Субсидия из России .......     40 000 гульд.

______________________________

                                                128 000 гульд.

Расходы:

Содержание администрации и войска ....... 55 000 гул.

Покупка пороха и военных запасов .......      15 000

Чрезвычайные расходы .......                          10 000

_______________________________

                                                                        80 000 гул.

В остатке 48 000 гульденов. [41]

Консул наш прибавляет, что князь не имеет определенной законом суммы на свое содержание, а распоряжается по своему усмотрению всеми доходами, поступающими в казну.

Пахотной земли во всем княжестве было не более 12т. десятин.

Скота:

Рогатого крупного ....... 49 000 гол.

Овец и коз .......              350 000 гол.

Свиней .......                   15 000 гол.

Регулярного постоянного войска в Черногории не было. Всякий черногорец с 19-ти до 40-ка летнего возраста считался военным и обязан был идти против неприятеля.

Воевода, главарь или старшина в своем племени, услышав, что опасность угрожает стране, обязан был собрать своих людей и выступить в поход. Князь Даниил первый дал черногорской милиции некоторую организацию.

По переписи, сделанной после войны с турками, в конце 1862 г. оказалось, что в княжестве было 13 400 человек, способных носить оружие и идти на войну. Артиллерия состояла из 2-х батарей нарезных горных орудий и около 20 полевых крепостных пушек. Г. Петкович полагал, что крайним пределом черногорских сил можно было считать 20 000 человек.

Первая народная школа в Черногории была устроена владыкою Петром II при Цетинском монастыре.

Князь Даниил намеревался открыть школы во всех нахиях, а из Цетинского училища образовать семинарию и гимназию. В 1868 г. в Черногории было 8 школ и около 300 учащихся. В ней было в то же время 11 монастырей, митрополит, один архимандрит, 5 монахов и около 150 приходских священников. Колесных дорог не было вовсе.

Князь Даниил после Крымской войны не только искал союза с Францией, но и рассчитывал на покровительство и поддержку Наполеона III во всех внешних делах. Он был побуждаем к тому женою своею Даринькою, офранцуженною триестскою купчихою, и французским консулом в Скутари Гекаром, весьма ловким и энергическим агентом, который, из-за личных выгод, сумел приобрести на Даниила значительное влияние. Французское правительство, с своей стороны, заигрывало с новым клиентом, назначив ему небольшую субсидию и пригласив нескольких черногорских юношей воспитываться в парижских учебных заведениях.

Отношения Черногории к России в 1857-58 гг. были весьма натянутые. Незадолго до своей трагической смерти князь Даниил повинился перед государем императором, и прежнее неблагоразумное поведение его было предано забвению.

ЧЕРНОГОРИЯ в 1900 г.

По Берлинскому трактату Черногория увеличилась на 93 кв. мили, что вместе с прежними 73-мя составляет 166 кв. миль или 9 400 кв. километров.

Бывший наш комиссар в пограничной комиссии полковник (ныне генерал-лейтенант) барон Каульбарс считает границы Черногории удовлетворительными для обороны. Страна эта, говорит он, обладая благоприятными топографическими условиями, обладая геройским духом своего народа и возвышенным патриотизмом, который его воодушевляет и внушает ему гордость, не допускающую чужого господства, всегда сумеет защитить свою территорию. Но, с другой стороны, пока существуют совре менные отношения, она должна отбросить всякую надежду подать руку или внять голосу своих братьев Герцеговины или Новобазарского санджака.

Жителей в княжестве считается теперь до 200 тыс. обоего пола. Около 20-30 тысяч черногорцев разбросано во всех частях света. Этот излишек обречен на жизнь вне отечества за ненахождением в оном средств к существованию. [42]

Всей пахотной земли в Черногории не более 35-40 тыс. десятин. Лугов и пастбищ 7 500 кос.

Земледелие, по наблюдению Ровинского, идет в княжестве вперед, но особенно усиливается виноградарство. Скотоводство при всех колебаниях все еще значительно прибавляется, и в полной силе остается старое убеждение черногорцев, что главное их богатство состоит в скоте, о котором они более всего заботятся.

По официальным сведениям за 1899 год количество скота было следующее.

Овец и коз .......                          1 300 000 гол.

Коров и быков .......                  140 000

Лошадей, мулов и ослов ....... 50 000

Свиней .......                              30 000

В настоящее время в Черногории 205 километров шоссейных дорог, построенных с помощью Австрии и ее инженеров. Плавание по внутренним водам производится только пароходом по Скутарскому озеру и в лодках по реке Черноевича.

Доходы княжества за последние годы достигают 1-1 200 000 гульденов.

Командированный сюда нынешнею зимою д[ействительный] с[татский] с[оветник] Миллер собрал о финансовом и экономическом положении Черногории подробные сведения и представит их в скором времени императорскому министерству, а потому я этого предмета касаться здесь не буду.

В церковном отношении княжество делится на 2 епархии: Цетинскую и Захолмскую.

В 1-ой три монастыря, во 2-ой одиннадцать, при них 17 монахов, которые получают 6 120 гульд. содержания. В Цетинской епархии 245 церквей, в Захолмской 102 и, кроме того, в первой имеется еще 76 и во второй 74 приходских церквей. Всего священников 197. Жалованье им в 1 200 гульденов.

Школьное дело за время княжения князя Николая сделало несомненно значительные успехи. Народных основных школ теперь:

8 них 6725 учащихся и 138 учительского персонала. Расходы по содержанию школ достигают 38 000 гульденов в год.

Кроме того, Черногория, несмотря на скудость своих доходов, содержит 11 школ в Албании и в Старой Сербии, тратя на них 3 500 гульденов ежегодно.

Учрежденное владыкою Петром II училище при Цетинском монастыре преобразовано в гимназию с 3-мя высшими классами для богословия. В гимназии 143 воспитанника и в богословской школе 37. Это заведение получает от императорского правительства ежегодное пособие в размере 10 000 гульд. В настоящее время деятельность гимназии сокращается ввиду того, что кончившие в ней курс юноши, стремясь освободить себя от физического труда и суровой жизни своих отцов, требовали от правительства помещения их на казенную службу, и поэтому чиновничество совершенно бесполезно расплодилось и стало бременем для казны княжества.

Из всех существующих здесь мужских и женских школ лучше всех, конечно, поставлен Цетинский Мариинский институт. За свое 30-тилетнее существование это заведение оказало большие и неоценимые услуги. Покойный П.А. Васильчиков без всякого преувеличения сказал истинную правду, что институт это "единственный может быть примером действительно полезного и удачного применения русского культурного влияния в славянском деле". [43]

В нем в настоящем учебном году 72 воспитанницы. Если бы материальные средства и размер здания позволили, то эта цифра могла бы быть гораздо более.

Завоевав вполне заслуженную известность во всех соседних с Черногориею славянских землях, институт осаждается просьбами родителей из Далмации, Боснии и Герцеговины, Старой Сербии, желающих поместить своих дочерей в это заведение. Было во всех отношениях весьма полезно расширить плодотворную деятельность института. Для этого достаточно было бы увеличить даваемую ему ежегодную стипендию на 3 тыс. руб. и отпустить единовременно 15 000 гульд. не необходимые пристройки к зданию.

Современные военные силы Черногории состоят из народного войска, разделенного на 7 бригад, и из 3 500 чел., прошедших через учебный батальон. Всего от 35-37 тыс. пехоты. Они вооружены нашими 3-х линейн. скорострельными ружьями и берданками. Артиллерия еще не сформирована за неимением лошадей, а образованы только небольшие артиллерийские кадры. Князь постоянно заявляет, что Черногория — небольшой русский военный округ и что в случае войны России с Австрией он в состоянии оттянуть от главного театра 100-тысячную австрийскую армию. Интендантства в Черногории не существует, и, вероятно, в будущую войну, по примеру прежних войн, войска будут продовольствовать черногорские женщины.

В административном отношении княжество делится на 10 нахий, управляемых окружными начальниками. Весь административный персонал состоит из людей едва грамотных, к управлению совершенно неподготовленных и заботящихся лишь об исполнении приказаний, получаемых из Цетинья.

Черногорцы, сознавая теперь, что живут более не в племени, а в государстве под верховною властью князя, все еще, однако, руководятся своими старыми племенными понятиями и инстинктами. Прежняя и нынешняя суровая школа сделала здешний народ послушным, покорным и выносливым.

Правосудие составляет одну из самых печальных, темных сторон государственной жизни Черногории.

Рассказы иностранных путешественников о простоте и патриархальности княжеского суда, происходившего под тенью вяза на площади вблизи дворца, — не более как вымысел. Легенда эта, вместе со многими другими о Черногории, поддерживалась нежеланием писавших говорить об этой оригинальной и во многих отношениях симпатичной стране правду.

При своем вступлении в управление Черногориею князь застал законник князя Даниила (1855 г.), состоявший из 95 статей, большею частью уголовного характера, которые удовлетворяли несложным потребностям народным. В 1873 году князь обратился к императорскому правительству с просьбой поручить бывшему одесскому профессору Богишичу (родом из Рагузы) составить свод гражданских законов для Черногории. Просьба эта была удовлетворена, и г. Богишич целые 15 лет занимался собиранием материалов и приведением их в систему.

Между тем, в 1879 г. из Сената князя Даниила было образовано 5 министерств и учрежден Великий суд как высшая судебная инстанция.

Существовавшее до тех пор патриархальное правосудие уступило новому, и в Черногории сразу выросло 5 судебных инстанций: 1) кмет, 2) капитанский суд, 3) окружной суд, 4) великий суд и 5) князь.

Так как этим судам не дано правильной организации и не установлена даже их компетенция, то каждое дело может разбираться в любом из судов по нескольку раз и, будучи решено даже князем, подлежит иногда рассмотрению особой комиссии, назначен ной также князем! Результаты такого юридического хаоса получаются самые печальные. Народ приучился к сутяжничеству, а судебные порядки ведут его к разорению.

Законник Богишича был опубликован и торжественно введен в действие 25 марта 1888 г. Труд этот обогатил и прославил автора. В законнике 1031 статья. В нем нет ни семейного, ни наследственного права, ни постановлений об опеке. В законнике нет ни слова о судопроизводстве. [44]

Этот труд, по словам очень сведущего лица, недостаточный, отрывочный, оказался совершенно почти бесполезным, за неимением под собою никакой почвы. Редко применяемый на практике князем, решающим обыкновенно дела по своему усмотрению или вдохновению, и не понимаемый безграмотными судьями, законник Богишича перестал быть Законом, а сделался только ширмою для прикрытия в некоторых случаях видом законности самых вопиющих несправедливостей.

Г. Богишич, получив за свой труд портфель черногорского министра юстиции и занимая этот пост 6 лет, пробыл за все это время не более 5-6 месяцев в Цетинье и управлял министерством из Парижа!

Между членами Великого суда нет ни одного юриста; персонал этой верховной судебной инстанции набран из родственников княгини и из оказавшихся непригодными администраторов, которые, не отличаясь дарованиями, не отличаются также и честностью.

Великий суд не пользуется никаким уважением в народе, и редкое дело, там решенное, не поступает на рассмотрение князя.

В Черногории две тюрьмы: в Цетинье и в Подгорице, обе находятся в таком ужасном виде, что вызывают только одно удивление — как могут жить в них человеческие существа!..

К России

Отношения Черногории к России столь хорошо и обстоятельно известны императорскому министерству, что нет надобности в настоящей записке останавливаться на этом предмете.

К Австро-Венгрии

После окончательного присоединения Далмации к Австрии в 1815 г.. Габсбургская монархия вошла в непосредственное соприкосновение с Черногориею. Соседство это не может быть ни полезно, ни выгодно для княжества как в политическом, так и в экономическом отношениях.

За все 35 лет только однажды Австрия вступилась за Черногорию и спасла ее от турецких неистовств. Зимою 1853 г. венский кабинет, желая предупредить наше заступничество, отправил в Константинополь графа Лейнингена с ультиматумом Порте, требуя немедленного отозвания войск Омер Паши из Черногории. Одновременно с отъездом австрийского чрезвычайного посла выехал в Константинополь и князь Меньшиков, который должен был, между прочим, предъявить Порте те же требования. Порта, как известно, поспешила уладить черногорский конфликт до приезда нашего посла.

Враждебное настроение черногорцев к Австрии началось тотчас же по присоединении к ней Далмации и Каттарской бухты. Здесь до сих пор не могут примириться с этою последнею уступкою, сделанною на Венском конгрессе в пользу Австрии. Попутно черногорцы вменяют и императору Александру 1-му в вину неоставление за ними Каттарской бухты. Некоторые из наших писателей и историков присоединяются к этому обвинению. Мне кажется, что они подкупаются невольным сожалением в пользу союзников наших в борьбе с Наполеоном.

Если принять в соображение, что Черногория в то время была не более как союз нескольких горских полудиких племен, союз 80-100 деревушек, без всякой прочной власти, то обладание для такой страны роскошною морскою бухтою, чуть ли не первою в мире, в соседстве с державами как Турция и Австрия, было бы не благодеянием для Черногории, а бременем и даже, вероятно, ее гибелью. [45]

Если Черногории удалось геройски отстоять в течение нескольких веков сперва свою полунезависимость, а потом и независимость, то несомненно это произошло, главным образом, благодаря ее неприступным, голым, непроизводительным скалам, которые не привлекали к себе ни одного завоевателя.

Бокезцы в культурном отношении всегда стояли выше черногорцев, и потому весьма вероятно, что после самого непродолжительного пастушеского черногорского управления они бы постарались от него избавиться. Но если бы владыкам и удалось удержаться в Бокке силою, то не подлежит сомнению, что Австрия или Турция не заставили бы себя долго ждать и вступили бы в самую беспощадную войну с Черногориею, которая бы кончилась отнятием Бокки и, быть может, совершенным истреблением черногорцев.

С тех пор как Турецкая империя начала клониться к упадку и из ее провинций стали образовываться христианские государства, каждое из них поспешило наметить себе заранее земли из турецкого наследства, на которые можно будет предъявить свои права. Черногория надеялась получить при окончательном разделе соседнюю Герцеговину. Обе эти страны населены одним и тем же племенем. Язык, вера, нравы — одни и те же. Оба народа боролись зачастую вместе против общего врага — турок. Как ни тяжело жилось в Черногории, но в Герцеговине было еще хуже. Поэтому герцеговинцы предпочитали, конечно, черногорское правление турецкому.

Берлинский трактат разрушил эти надежды и вожделения. Ни один черногорец не хочет примириться с действительностью и признать законным установленный в Берлине порядок вещей. На министра Каллая смотрят здесь как на самого злейшего врага Черногории. Вследствие принятых им со времени вступления своего в управление мер, сношения и связи между Герцеговиною и Черногориею все более и более ослабевают. Что герцеговинцы продолжают быть недовольны австрийским правлением — это не подлежит сомнению, но теперь рождается вопрос: захотят ли герцеговинцы опять слиться когда-нибудь с Черногориею?..

Третья причина черногорской вражды к Австрии — это ее намерение пробраться через земли Старой Сербии к Салоникам и захватить, если будет возможно, все побережье Адриатического моря, занять Албанию.

Если бы подобные австрийские планы когда-нибудь осуществились, то, очевидно, положение Черногории сделается совершенно нестерпимым. Княжество борется, на сколько может и умеет, с распространением австрийского влияния между албанцами. Главари же албанские не отказываются ни от австрийских пособий, ни от черногорских бакшишей, и не рассуждая о будущем устройстве их родины, вполне довольствуются существующим турецким правлением или, вернее сказать, бесправием и безначалием.

Говоря об отношениях Черногории к Австрии, нельзя не упомянуть о роли, которую играет в этом случае пресса. Ни в одном вопросе ни внешнем, ни внутреннем не высказывает австро-венгерская (немецкая и венгерская) печать такого единодушия, как когда дело идет о Черногории. Все решительно органы, не только венские или будапештские, но даже самые ничтожные провинциальные газеты, все враждебно относятся к Черногории и при малейшем удобном случае начинают против нее травлю.

Князь Николай весьма близко принимает к сердцу газетные уколы и теряет нередко самообладание, прочитав направленные против него статьи и корреспонденции. Будучи сам подвержен полемическому задору, он пишет или внушает ответы и возражения на австро-венгерские нападки, но, не располагая средствами, принужден печатать свои обличения в ничтожных, на сербском языке выходящих, газетах, с которыми ни один значительный журнал не вступает даже в полемику.

Положение князя по отношению к венскому кабинету несомненно трудное. Ему приходится иногда действовать, может быть, и против внутреннего убеждения и желания, для поддержания своей популярности fire pour la galerie. Но иногда он заходит в подобного рода действиях слишком далеко и должен потом за них расплачиваться. Вот [46] один пример: в 1897 г. во время пребывания здесь короля Александра Сербского пришли в Цетинье несколько сербских патриотов из Бокки. Прибытие их, конечно, не могло не быть известно австрийскому министру, который предупредил князя, что если он желает быть корректным по отношению к Австрии, то пусть скажет этим лицам, что они должны быть представлены королю австрийским министром; в противном же случае, добавил Кучинский, венский кабинет не оставит это дело без неприятных для Черногории последствий.

Князь не захотел следовать тому, как предлагал Кучинский, и решился его пере хитрить. В саду у наследника был устроен музыкальный вечер, куда пришли все бокезцы, и король Александр подошел к ним с князем как бы случайно и вступил с ними в разговоры.

За эту "случайность" австрийское правительство прекратило выдачу 30 т. гульд. в год, выдававшихся под видом возмещения расходов на содержание шоссейных дорог в княжестве.

Что касается до экономических отношений, то, конечно, Австрия располагает всеми средствами благотворить Черногории или теснить ее. В прежнее время черно горцы ввозили в Далмацию беспошлинно кукурузу, скот и домашних птиц. В 1882 г. Австрия ввела у себя протекционистский тариф, и таможенные ставки на все пред меты ввоза были значительно увеличены. Она не захотела сделать исключения для Черногории. Так как здешний скот мал и тощ, то ввозить его в Австрию при нынешней пошлине почти невозможно. За быка или корову приходится более платить в таможне, чем можно выручить за них денег на рынке. В Каттарской бухте всегда, однако, недостаток в скотине, и пригон ее из Далмации невыгоден, а потому пограничные бокезцы и черногорцы установили постоянный контрабандный сбыт скота. Австрийское правительство предлагало несколько лет тому назад княжеству заключить торговый договор и обещало сделать уступки по пограничному ввозу, но Черногория отклонила это предложение по двум соображениям: 1, она не хотела. чтобы в договор этот были включены Босния и Герцеговина для того, чтобы не было черногорской подписи на международном акте, в котором провинции эти признавались бы австрийскими; 2, какие бы уступки Австрия ни сделала, контрабанда для черногорцев во всяком случае приносит более выгоды.

Все цетинские, подгорицкие и никшичские крупные и мелкие торговцы выписывают исключительно почти товары из Триеста и Фиумэ. Торговля производится в долг. С тех пор как финансовый кризис здесь обострился, австрийским купцам приходится ждать уплаты денег по целым годам и добиваться уплаты судебным путем.

К Сербии

Черногория входила в состав эфемерного Сербского царства Душана, распавшегося после 16-тилетнего существования при первом его преемнике. Со времени покорения Сербских земель турками (1389), связь между черногорцами и сербами почти пре рвалась и возобновилась лишь в самое последнее время.

Князь Николай полагает, что дом его имеет более прав считать себя преемником Неманей, чем Обреновичи, и потому города Призрен, Ипек и Дьяково, игравшие когда-то значительную роль в сербской истории, должны достаться Петровичам. Он высказывает эти претензии в поэтических своих произведениях и заявил также королю Александру в одной из интимных с ним бесед в Цетинье в 1897 г., в которой они намеревались наметить будущий раздел Старой Сербии. Возбудившийся спор за будущее обладание Призреном прекратил дальнейшие переговоры.

Довольно дружественные отношения существовали между князьями Николаем и Михаилом Обреновичем. Последнему удалось привлечь в 1866 г. юного тогда черно горского господаря к принятию участия в химерическом проекте освобождения Кроации (Хорватии. — В. Х.) и Далмации от Австрии и Боснии с Герцеговиною от Турции. По секретному трактату, заключенному Ристичем (от имени князя Михаила), [47] князем Николаем и епископом Штросмейером (!), Кроация должна была составить с Далмациею отдельное независимое государство, Сербия получала Боснию, а Черногория Герцеговину.

Князь Михаил крестил трех старших дочерей князя Николая, и, наконец, приступлено было к составлению секретного государственного акта, по которому князь Михаил за неимением детей и желая устранить от престола отдаленного своего родственника (Обреновича) Милана, назначал наследником своим князя Николая. Переговоры по этому предмету были поручены архимандриту Дучичу. Когда этот полномочный прибыл в Белград, то вместо проектированного акта ему предложили другую комбинацию. Князь Михаил должен был развестись с бесплодною женою своею, графиней Юлиею Гуниади, и жениться на вдове князя Даниила — княгине Дариньке. Приверженцы князя Николая поспешили сообщить ему об этом новом проекте, и Дучич, как неоправдавший доверия посланец, был навсегда изгнан из Черногории.

В 1883 г. старшая княжна черногорская Зорка вышла замуж за сербского претендента Петра Карагеоргиевича. В политическом отношении брак этот был большою ошибкою, а еще большею было дозволение, данное князю Петру, проживать в Цетинье. По счастию, в 1894 г. он покинул Черногорию и переселился в Женеву. Это обстоятельство дало возможность Новаковичу, а затем и Симичу сблизить короля Александра с князем Николаем, и позволило им посетить друг друга.

Лица, бывшие с князем в Белграде, уверяют, что энтузиазм, с которым сербский народ встречал его высочество, был вполне искренний и пламенный. Сербы, легко поддающиеся по своей впечатлительности несбыточным надеждам, готовы были видеть наступление для них каких-то счастливых событий. Приезд короля в Цетинье (1897) не носил уже этого характера. В конце же 1897 г., по водворении Милана в Белграде, братские отношения уступили место совершенно враждебным.

Князь Николай пользовался, несомненно, значительною популярностью в Далмации, в Кроации и в Сербском королевстве. Весьма возможно, что там существовала некоторая партия, которая желала бы его видеть королем. Не подлежит, с другой стороны, также сомнению, что князь преувеличивал и популярность свою, и число приверженцев.

Вряд ли сербы, привыкшие к конституционным порядкам, решились бы призвать к себе патриархального правителя черногорского. В последнее время, впрочем, вследствие газетных разоблачений здешних финансовых злоупотреблений, престиж его во всем Сербстве до того упал, что, кажется, и сам князь более не мечтает о возможности быть призванным в Белград. А когда сербы познакомятся с его сыновьями, то не будет более и речи о Петровичах в королевстве.

Фатальным образом Черная Гора и Сербия представляют из себя политический дуализм. Трудно и в будущем представить себе такие условия, при которых сербские земли соединились бы в одно государство. Сербский народ, как показывает вся его история, гораздо более способен к жизни разрозненной, общинной, чем к сплоченной государственной. Центробежные силы очевидно преобладают в политических инстинктах серба.

Настоящие отношения Черногории к Сербии сводятся к взаимному укрывательству политических эмигрантов и разного рода недовольных лиц, которым в Цетинье и Белграде оказывается не только гостеприимство, но и материальная поддержка. Виновными в этом нужно признать оба правительства.

К политической вражде добавилась в последнее время еще литературная. Сербский ученый, монах Руварац, издал историческое исследование под названием "Montenegrina",

в котором старается доказать, что Черногория не жила независимою государственною жизнью до нынешнего века и что династия Петровичей правит страною всего лишь 50 лет с князя Даниила, а не с митрополита Даниила (200 лет). По этому поводу происходит ожесточенный спор. [48]

К Турции

Борьбою с турками обусловливалось существование Черногории. В этой борьбе были причины и цель ее бытия. В 1878 г. Черногория завершила свои подвиги. Настал конец 4-х вековой борьбы. В 1881 г. она вошла в свои настоящие пределы.

В 1883 г. первый раз со времени существования Черной Горы ее правитель отправился в Константинополь в гости к султану и был осыпан орденами и подарками. Через 16 лет князь Николай без особенной нужды отправился вторично на поклон к Абдул Хамиду.

Об установлении прочных и искренних отношений к Турции не может, конечно, быть и речи. Черногорцы не скрывают своих поползновений расшириться к востоку и югу за счет султановых владений и желали бы, чтобы эта счастливая минута насту пила как можно скорее.

Как ни шатки исторические права Петровичей на наследство Неманей, но их можно еще принять во внимание ввиду того, что коренное население Старой Сербии то же, что и в Черногории, и жители этой дикой и забытой турецкой области невольно тяготеют к княжеству, тратящему последние гроши на поддержание связи с призренскими христианами. Но взоры и вожделения князя не ограничиваются одними сербами. Они постоянно устремлены на соседнюю Албанию. Скутарский санджак по морской береговой линии до Дураццо намечен князем для Черногории. Ей, а никому другому, должны достаться богатые скутарийские поля. Воображение князя не останавливается ни перед трудностями захвата, ни перед еще большими трудностями управления страною, населенною фанатиками горцами, мусульманами и католиками.

Князь убежден, что льготы, дарованные им подгорицким и приморским мусульманам, сделали его имя популярным в Албании и что тамошнее население предпочтет черногорский образ правления всякому другому, после наиболее приятного ему турецкого. Князь постоянно озабочен, как бы привлечь к себе албанских главарей. Он приглашает их на цетинские празднества, дарит им оружие, беседует с ними, дает даже... денежные подарки! Скутарские власти не одобряют этих посещений, наказывают ходивших в Цетинье и угрожают им тюрьмою.

Самообольщение князя не мешает ему, однако, сознавать, что главный соперник его в Албании — Австрия — располагает большими и вернейшими средствами проложить себе путь в албанские дебри, чем Черногория или даже Италия, тоже не покинувшая еще своих претензий на эту страну.

Не делая никаких предсказаний о том, что готовит будущее для Албании и которому из трех на нее претендентов она достанется, здесь будет уместно только сказать, что для создания из нее самостоятельного независимого или даже полунезависимого государства, о чем мечтают итальянские албанцы-патриоты, не может быть и речи. В ней нет и не будет для этого необходимых внутренних элементов. Поэтому с окончанием турецкого владычества она неминуемо должна сделаться добычею кого-нибудь.

В последнее время австрийская политика на побережье Адриатического моря и в Албании сделала заметные успехи. Учерждено несколько новых консульств. Все пароходные общества, "Ллойд", "Адриа" и др., усиленно развивают свою деятельность. Австрийские агенты вступают в открытую борьбу с теми иностранными или местными элементами, которые оказывают противодействие их влиянию (смена призренского католического епископа Трокси по проискам австрийского вице-консула Рапопорта).

Князь Николай

Князю Николаю 59 лет. Он воплощает в себе, до известной степени, все достоинства и недостатки современного черногорца. Проведя детство среди негушских полей и несколько лет юности в школах Триеста и Парижа, он сохранил любовь к народу, знает отлично его нужды и потребности. Он умеет говорить с простыми [49] людьми, воодушевлять их, заставлять терпеть невзгоды и лишения в ожидании лучшего будущего. Без преувеличения можно сказать, что господарь знает всех своих подданных в лицо или по имени, осведомлен, кто из них зажиточен, кто беден, кто добронравен и кто дурен. Несомненно, что вся Черногория его любит, слушает и боится. Все свои надежды подданные его возлагают только на него, на его счастливую звезду. В последнее время суеверное обожание, которым он пользовался в народе, несколько умалилось; семейные торжества проходят уже без обычных здравиц за господаря. Всеобщее обеднение приписывают расточительности его семейства и его слабости и потворству.

Недостаток солидного образования и правильного воспитания проявляется, однако, в его жизни и общественной деятельности. Будучи очень доступен, он охотно принимает всех просителей и проводит целые часы, слушая рассказы словоохотливых черногорцев. Но он мало способен к усидчивому труду; не может сосредоточить своего внимания при продолжительном обсуждении новых законов, положений и пр. Вряд ли осилит он чтение какого-нибудь серьезного многотомного сочинения. В одном только случае князь проявляет терпение и трудолюбие — когда он поэтизирует. Все его драмы, поэмы, из коих некоторые имеют несомненные достоинства, грешат необыкновенною длиннотою. Известность, которою пользуются его литературные произведения, далеко его не удовлетворяет. Ему бы очень хотелось занимать первое место на сербском Парнасе. Слава его деда, владыки Петра II, ему неприятна.

Вероятно, от отца своего князь наследовал некоторые недостатки: хитрость, скрытность и умышленную неправдивость. Этими дурными свойствами отличается большинство черногорцев. Будучи словоохотлив, князь любит делать всевозможные обещания, им тотчас же забываемые, но запоминаемые его доверчивыми слушателями, которые считают себя потом огорченными и обиженными.

Не придавая часто настоящей цены своим просьбам или высказываемым желаниям, князь ставит иногда в весьма неприятное положение иностранных представителей, которые дают этим просьбам ход, и затем, когда они сообщают ответы их правительств, то князь удивленно их слушает.

Князь жалуется, но совершенно неосновательно, на то, что вблизи его нет ни одного умного, даровитого и правдивого помощника. Он окружен одними безгласными личностями. Виноват в этом он сам. Стремясь в долголетнее свое княжение развить все более и более единоличную волю и успев достигнуть этого, он действительно оказался окруженным лицами, старающимися только ему угождать и слепо исполняющими его желания. По его же вине лучшие здешние люди, как Божо Петрович и Симо Попович (министр просвещения), не принимают никакого деятельного участия в общих делах по управлению.

В этом случае не помог ему и печатно преподанный совет бывшим при нем фран цузским доктором Фрилейем, который, заметив в князе неограниченное желание властвовать во всем (desir immodere de dominer en lout et sur tout), цитирует ему в предостережение о советниках-льстецах Макиавели и Фенелона! К князю Николаю можно применить слова знаменитого Вука Караджича о князе Милоше: "Господарю хочется, чтобы никто (в Сербии) кроме него не имел ни заслуг, ни чести, ни почтения"... В настоящее время Цетинье представляет из себя положительно гнездо самых мелких интриг, личных заискиваний и неблаговидных подкапываний друг под друга...

Насколько князь властолюбив и деспотичен относительно своих подданных, настолько слаб и бессилен в семье, особенно с сыновьями.

Не решившись расстаться с ними и поместить их в учебные заведения в России или в Европе, он задумал воспитывать их при себе. Наставниками наследника были полковник Овсяной и швейцарец Пиге, наставниками князя Мирко — тот же Пиге и полковник Сумароков. Если долг правды обязывает сказать, что полковник Овсяной не обладал всеми необходимыми для педагога и преподавателя качествами, то относительно полковника Сумарокова и г. Пиге не может быть сомнения, что они [50] были совершенно на высоте их обязанностей. Но что же может сделать самый первоклассный преподаватель, когда 20-тилетний воспитанник на глазах своих родителей уделяет в течение 7 месяцев всего 12-15 часов времени на занятия с ним?' Или когда тот же 20-тилетний юноша до того рассеян и мало прилежен, что не может припомнить правила деления простых чисел?!

Оба сына князя Николая не только ничего не знают, но даже и не желают ничего знать. Они буквально не умеют грамотно писать ни на одном известном им языке и не имеют решительно никаких фактических познаний. Как это ни невероятно, но, по свидетельству самих наставников, ни один из молодых князей не открыл по собственной охоте ни одной книги, а если случайно и взял книгу в руки, то не дочитал ее до конца. Несмотря на то, что преподавание многих предметов происходило по-русски, ни Данило, ни Мирко не могут ни правильно, ни даже свободно или бегло говорить по-русски.

Что касается до нравственных основ, то, судя по действиям наследника, можно заключить, что он не имеет о них ни малейшего понятия. Брат его находится на скользком пути о них забыть.

Вот какие поистине печальные результаты дала безрассудная любовь родителей к своим детям. Только подчиняясь этой любви, князь и княгиня не решились расстаться со своими сыновьями, а воспитывали их при себе, не обладая ни тот, ни другая: никакими педагогическими способностями. Юноши росли в самой нездоровой атмосфере безграничного баловства родителей и рабской угодливости перед ними окружающих лиц.

Не только цетинские чиновники, но и простые черногорцы начинают страшиться наступления княжения Данилы II, странные и несимпатичные поступки которого все более и более становятся известны народу и приводят его в сомнение и страх. Появление молодой княгини не оказало до сих пор никакого благотворного влияния на характер ее супруга.

Трудно сказать определительно, видит ли отец недостатки своего сына, и заставляют ли они его печалиться. Кто бы и когда бы не заговорил с князем о действиях наследника, князь всегда является горячим и наружно убежденным его защитником.

Один сербский, весьма серьезный, сведущий и беспристрастный патриот в разговоре со мною сделал следующий очерк карьеры князя Николая:

"Ни одному из сербских правителей не выпадало такого счастья в жизни, как князю Николаю. Попав благодаря случайности в князья, он приобрел в короткое время любовь и доверие своего народа. Не обладая особенными военными талантами, он сумел прославиться как военачальник, расширив свое княжество и сделав его известным всему миру.

Имея 8 дочерей и рассчитывая выдать их за простых смертных, он нежданно для себя вошел в родство с российским императорским домом, с королевскою итальянскою семьею. Значение и личное положение его росли с каждым годом. Имя его стало популярным во всем юго-славянстве. Наконец, государь и повелитель 130 миллионов громогласно провозглашает его верным и единственным другом могущественнейшего в мире государства! Кому из сербских королей или князей могло сниться такое небывалое счастие? Материальные благодеяния для Черногории продолжали идти своим чередом. Ее вооружили, устроили ее регулярное войско, воспитали ее юношество.

Скажу по правде, что удержаться князю Николаю на той высоте, до которой он достиг, было необычайно трудно.

Черногория, вступив в новую обстановку, требовала от князя и от всех его органов знаний, выдержки, энергии, подготовки и, наконец главное, нравственных устоев, которых у всех у них, полувоспитанных и выросших чуть не во времена гайдучества, в запасе не оказалось...

Бедная и обреченная на вечную бедность Черногория захотела зажить на широкую; ногу. Начали тратить деньги на полезное (дороги, школы) и на бесполезное (дворец [51] наследника, поездки по Европе, приемы и пр.). Денег не оказалось. Приучились занимать и жить вечно в кредит. А когда иссяк и кредит, то прибегнули к недозволенным средствам... Это сделалось известным. Престиж и популярность князя сразу упали! Дай Бог, чтобы этот урок послужил ему на пользу!.."

Все это совершенно справедливо. Но я позволю себе еще, в заключение, привести мнение покойного И.С. Аксакова, который кратко и ясно указал, почему Черногория не может стремиться к несвойственной ей государственной обстановке. Вот что сказал известный русский публицист 30 лет тому назад (Полн. собр. соч. Т. 1. С. 56-57):

"Черногория никакой гражданской задачи, предлежащей другим обществам, не имеет и иметь не может. Никакая государственная форма не может иметь место в этой стране. Как государство Черногория бессильна. Она неодолима как боевой стан, как военная община. Как государство она мала и чересчур бедна и лишена способов для мирного гражданского существования. Как государство Черногория невольно сама в себе дает доступ требованиям, удовлетворение которых разорительно для страны, а неудовлетворение тягостно для народного самолюбия. Как военный стан она может сохранить простоту жизни и нравов, отсутствие притязаний на внешность, нередко жалких и недостойных"...

Эти немногие простые и как бы наскоро набросанные суждения полны глубокого смысла.

Замечательно, что ни один русский и ни один иностранный писатель, изучавший Черногорию, не уяснил себе так верно, как покойный Аксаков, истинного значения в истории югославянства этой маленькой, своеобразной, полудикой страны и не определил граничную черту, за которую ей не следует переходить, не рискуя утратить свое значение.

АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482.

Комментарии

1. Например, его коллега К.А. Аргиропуло провел в княжестве 13 лет. Он тоже был преуспевающим дипломатом и стал товарищем министра. Видимо, черногорская миссия была неплохим местом для продвижения в МИД.

2. Исключением стало [7].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. АВПРИ. Ф. Департамент личного состава и хозяйственных дел. Формулярные списки чиновников МИД. Оп. 464. Д. 1044а. 1845-1907.

2. АВПРИ. Ф. Циркуляры по МИД. 1908. Д. 54. № 4. СПб., 7 февраля 1908 г.

3. Државни музеj. Цетинье. Архивско оделенье. Ф. Приновльени рукописи. 1897-1900 гг.

4. Витте С. Ю. Избранные воспоминания. М., 1991; Коковцов В.Н. Из моего прошлого: воспоминания [министра финансов России]. М., 1992.

5. Петрович М. По Черногории. Путевые впечатления и наброски. М., 1903. С. 53-57.

7. Писарев Ю. А. Шесть десятилетий на троне: Черногорский монарх Николай Петрович-Негоша // Новая и новейшая история. 1991. № 6. С. 113-142.