ПОПОВ А. Н.

ПУТЕШЕСТВИЕ В ЧЕРНОГОРИЮ

ВТОРОЙ ОТРЫВОК ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ В ЧЕРНОГОРИЮ

(См. № 215)

Наконец наш пароход обогнул горы и чрез porta di ombla вошел в совершенно круглый залив, ограниченный со всех сторон горами. — Ни одной волны не было в заливе: он лежал ровно, как стекло — голубой и прозрачный. Окружающие горы не были голыми и бесплодными верхами, как большею частию по берегам Далмации; но покрыты зеленью масличных садов и виноградников, над которыми кое где возвышались кипарисы. Вокруг всего залива живописно разбросаны здания Гравозы, предместья Рагузы. [392]

Лишь только остановился наш пароход, я спрыгнул в первую попавшуюся лодку, причалил к берегу и отправился отъпскивать нашего консула. Догадливые далматинские мальчишки, которые всегда толпами окружают пристани, сей час поняли чего мне нужно, не смотря на мои выговор и толпою пошли провожать меня. Консул в это время жил на даче в Гравозе, в двух шагах от места, где мы причалили, и в несколько минут я уже был в его доме.

После ласкового приема, узнав об моем намерении побывать в Черногории, он сказал, что теперь мне предстоит самый для этого удобный случай. Владыка Черногорский здесь и на нашем же пароходе отправится в Каттаро. Я должен был ехать вместе с ним. Нельзя было найти благоприятнее случая, как приехать в Черногорию вместе с самим Владыкою. Консул советовал мне еще здесь познакомиться с Владыкою и я сей час же отправился к нему в город. Рагуза отделена узким горным перешейком от Гравозы и лежит на берегу такого же круглого залива. Старик Далматинец, который провожал меня в город, дорогой рассказывал об Владыке, часто прибавляя «добар чоек и леп чоек, Богами».

У ворот города подле небольшой кофейной стояло много народа. В городе все улицы покрыты были народом, который прибывал все [393] более и более и наконец густыми толпами теснился вокруг дома, в котором жил Владыка. — Перед домом гремела музыка, с одной стороны стоял отряд Турецкой конницы, с другой несколько Черногорцев. Только войдя в город я узнал, что здесь и Визирь Герцеговинский. Воскресный день, присутствие Черногорского Владыки и Визиря взволновали весь город. Шумный говор, гром музыки и разнообразные одежды придавали особенный характер толпе; здесь были и Турки, они красовались на арабских конях или лениво развалясь у домов курили трубки; Черногорцы, которые с трагическими жестами шумно разговаривали между собою или опершись на посеребреные ружья гордо и равнодушно смотрели на толпу; рагузские пандуры и наконец окрестные жители, все в роскошных и живописных костюмах. Странно было видеть в этой толпе Европейцев в их бедных костюмах и особенно Австрийских чиновников отличавшихся странною шапкою в роде гречневика с поднятым вверх козырьком. Подойдя к дому, мой спутник сказал Черногорцам: вот Русс пришел к Владыке. Русс, повторили Черногорцы и бросились обнимать меня. Через несколько минут я очутился в комнате, где сидели Владыка и Визирь окруженные Черногорцами и Турками. Они съехались [394] здесь для заключения мирного договора. — Русс сказал Черногорец, введший меня в комнату.

Ко мне подошел, молодой, стройный и прекрасный Черногорец, в котором я сей час узнал Владыку. В качестве Господаря Черногории, ведя переговоры с Визирем, он был одет в национальный костюм Черногорский. На голове красная феска, обвитая черным платком в виде небольшой чалмы; яркопунцовый джамадан (в роде жилета) роскошно шитый золотом обнимал его крепкую грудь, широкий кожаный пояс, за которым обыкновенно Черногорцы носят кинжал и пистолеты, перепоясывал белую гуню (в роде сюртука), обложенную золотым голуном. Сверх всего пунцовый элек (куртка без рукавов) тоже шитая золотом, широкие шаровары по колена, чулки и башмаки; — таков был костюм Черногорского Владыки. Анненскою звездою и лептою через плечо он отличался от других Черногорцев. Воинственный и живописный костюм так хорошо соответствовал его прекрасному и выразительному лицу, сильному сложению и высокому росту.

Он приветствовал меня чистым Русским языком и представил Визирю, который был родом Серб — Ризван Беговичь, хотя Магометанин. Чрез несколько времени Визирь уехал. Будьте как дома, говорил мне Владыка. Его [395] прямодушное открытое лице, простота и естественность в обхождении, привлекательные манеры, располагают к нему с первого разу. Через несколько минут я в самом деле был как дома. «Какое огромное пространство разделяет Россию и Черногорию, гаворил Владыка, и вот как скоро мы сошлись; видно родство племенное сильнее географических разделений. Руский и Черногорец всегда братья, когда и где бы ни встречались».

Вскоре Владыка отправился к Русскому Консулу пригласив меня провести вместе вечер, а я пошел осматривать город. Рагуза небольшой городок, окруженный стенами как большая часть прибрежных городов в Далмации, с тесными улицами и разнообразным характером. Разнородность составляет вообще отличительную черту всей Далмации. Самою природою ее жители делятся на бесчисленные общины, обозначенные особым характером, у каждой свой костюм, свои обычаи и прежде было свое правление. Рагуза принадлежит к числу таких общин и некогда была одною из сильнейших республик Далмации. Скоро я осмотрел весь город и пошел к православной церкви, которая стоит на вершине горы отделяющей Рагузу от Гравозы. — Она не велика и бедна снаружи, кругом разбросаны груды камней, часто обвитых плюшем и увенчанных тяжелолистными кустами Алоэ. [396] Виноградные лозы живописно вьются по стенам церкви; подле нее несколько кусков розанов покрытых цветами и два три кипариса. Узкая дорожка проходит мимо церковной паперти и за ней обрывистый скат к морю. Направо видна Рагуза и весь ее залив, на лево залив Гравозы, прямо прибрежные горы Далмации и синее Адриатическое море. Сидя на паперти церковной я любовался видом, как вдруг подъехал ко мне верхом на коне Владыка: он возвращался в город от Консула.

«Вам нравятся горы, сказал он мне, вы еще не соскучились по своим равнинам, можно восхищаться прекрасною природою, но любить только свою родную. Черногорец ни зачто в мире не променяет своих гор.»

Он сошел с лошади и пешком мы пошли в город. Со всех сторон стекался народ посмотреть на прекрасного властителя грозной Черногории.

«Они с любопытством смотрят на меня, но я не думаю, чтобы дружелюбно, говорил Владыка, им еще памятно то время, когда Черногорцы, помогая Русским, взяли и разрушили Рагузу.»

Вечером Турецкий Визирь заехал проститься к Владыке. Проводив его, все отправились на пароход и там провели ночь. [397]

На другой день в 5 часов уже начался обычный шум на пароходе.........................

Мы скоро миновали Ragusa Vechia и вдали уже виднелись утесы, окружающие Каттарский залив.

Все пассажиры были на палубе, но не толпилися и не шумели как прежде. Присутствие Черногорского Владыки водворило порядок. Он сидел задумчиво, окруженный старшинами, хладнокровно курившими свои трубки и, кажется, не обращавшими никакого внимания на толпу. Австрийцы выискивали средства, как бы заговорить с Владыкою, а трое Албанцев молча стояли вместе прислонясь к решетке и смотрели на Владыку. Это были самые шумные из наших спутников, они родом из Скутари и возвращались домой из Триеста, куда ездили по торговым делам. Но теперь и они замолкли. Наконец один из них, видя как дружелюбно обходился со мною Владыка, подошел ко мне и сказал: попроси Господаря, чтобы он позволил нам поцеловать его руку. Да ведь вы Латины, отвечал я, а он православный Епископ. Мы соседи и уважаем его, отвечал Албанец. Но вы с ним враги? — Так чтожь, он юнак и добрый человек. Я передал Владыке просьбу и он исполнил их желание. Все толпились вокруг Владыки, только несколько молодых Черногорцев стояли вдали на краю парохода и что то шумно спорили. Я только что обернулся, [398] чтобы вслушаться в их речи, как по воздуху полетел апельсин и вслед за ним раздалось несколько выстрелов, порядочно перепугавших дам и Австрийцев. Стой, закричал один из переников, надо стрелять по порядку. Они спорили между собою кто на лету пулею попадет в апельсин. Выстрелы магнетически подействовали на Черногорцев. Они все оживились, каждый поднял ружье и осматривал, хорошо ли заряжено. Выстрелы раздавались один за другим.

Время прошло незаметно, обед уже был готов. Когда мы встали из за стола, пароход подошел близко к утесистой скале, повернул на право и вошел в porta rosa. Перед нашими глазами открылся огромный и живописный Катарский залив окруженный утесистыми горами. На склонах гор были расбросаны деревни, вдали виднелись стены Катаро, скудная зелень покрывала горы и только один Ловеик, у подножия которого лежит город, а на вершине Черногорская граница, был лишен всякой растительности и голыми серыми грудами камня высоко поднимался над соседними горами.

«Взгляните на наших Черногорцев, говорил мне Владыка, им так и хочется спрыгнуть с парохода, чтобы поскорее побежать на родные горы.» В самом деле они все собрались к [399] носу корабля и с напряженным вниманием и молча смотрели на Ловчин.

Смеркалось, когда мы вошли в Каттаро, и на другой день едва занималась заря, мы уже всходили на Ловчин, по новой устроенной Австрийцами дороге. Мы ехали молча, только то один то другой Черногорец забегал вперед и не раз сам Владыка пускал в галоп лошадь по дороге, бесчисленными изгибами взбегающей почти на отвесную высоту горы. Лишь только мы въехали на самую вершину, раздались сотни выстрелов и вся толпа развеселела и живо разговаривали между собою. Надо было оставить лошадей и несколько времени идти пешком. Один старик Черногорец, принимая у меня лошадь, спрашивал: какого цвету наши горы? —

«Серые», отвечал я. «Такие же, продолжал он, какими сотворил их Бог, а Наполеон говорил, что будут красные, что он польет их нашею кровию!» С вершины Ловчина открывается странный своею дикостию, но вместе с тем и величественный вид: серые вершины гор каменистых и бесплодных беспорядочно подымаются одна над другою, не видно ни растений, ни животных, ни следов человеческого жилья. Вдали ярко блистала освещенная солнцем часть Скутарского озера, а за ним снежные горы, а по другую сторону тихо колебалось Адриатическое море. [400]

Пробираясь по узким излучистым тропинкам, часто, чтобы сократить дорогу, оставляя тропинки, перепрыгивая и карабкаясь по грудам камней, мы миновали одну из вершин Ловчина и спустились в небольшую долину. Среди долины пробирался ручей, между грудами голых камней, только местах в трех из камня были сделаны небольшие квадраты; в них наложена земля и засеяна кукурузой и картофелем. Вся катунская нахия бесплодна и усиленным трудом удается выработать клочек земли бедному Черногорцу, и с какою тщательностью он ухаживает за этим почти единственным своим имуществом. Со всех сторон огораживает каменною стеною, чтоб ветер не разнес и дождь не смыл слоя земли, очень неглубоко лежащего на грудах камней. Катуняне по бесплодию гор не могут иметь и больших стад и если имеют, то для прокормки угоняют их в другие нахии, более плодоносные. Вдали видно было несколько дерев и изба хорошо построенная и обнесенная тыном. Это куча Капитана Лазаря, дяди Владыки. Когда мы приближались к ней, хозяин бодрый старик вышел на встречу с вином, поцеловав руку Владыки, во первых предложил ему и потом обнесши всех нас приглашал в свой дом. Этот дом расположением похож на наши постоялые дворы, он разделен на две половины, в одной чистые [401] комнаты, в другой изба с большого печью, впереди длинная галлерея с навесом. При входе в дом нас встретили несколько женщин, они целовали руку у Владыки. Хозяин радушно угощал нас кофеем и завтраком, который состоял из вареной ветчины и плодов.

Смотря на необыкновенное радушие, с которым хозяин угощал всех и каждого, я говорил Владыке: «Черногорцы сохранили Славянское гостеприимство.»

«Это самый святой у нас обычай, если бы кто пришел в дом своего заклятого врага, то и тогда он в нем безопасен: всякий вступивший под кров дома, брат и друг.»

При этом Владыка рассказывал мне о посещении Черногории Саксонским Королем, и негодовал на Французские журналы, которые по этому случаю удивлялись, как он мог так рисковать своего жизнию. —

«Они не понимают, говорил он, что значит Славянское гостеприимство и привыкли считать за разбойников народ, который своей веры и свободы не променяет хотя бы на золотые узы. Другие журналы уверяли, что мы были необыкновенно счастливы посещением Короля и что я униженно принимал его, — нет Черногорец ни перед кем не унизится.» —

«Несколько лет тому назад вот было какое происшествие, которое доказывает как [402] безопасен иностранец в Черной горе: он гость и пользуется правом гостеприимства. В Цетин пришел Шваб; заметили, что у него было много денег, после мы узнали, что он был подосланный шпион. Когда он возвращался в Каттаро, Черногорец провожавший его, соблазнился, зная, что деньги с ним; и с пистолетом в руке требовал кошелька, тот закричал и вдруг из за камней вышли двое других Черногорцев. Узнав об происшествии, они спросили провожавшего Черногорца, правда ли это. Не смея явно солгать, он отвечал: да, и вслед за этим признанием раздались два выстрела и убили его на повал. Эти два Черногорца были старшие братья провожатого. И брата не пощадили они за нарушение законов гостеприимства.»

После полудня мы продолжали наш поход далее к Цетину. Между домом Капитана Лазаря и Цетинскою долиною, есть одна довольно обширная долина Негоши. В ней живут 10 племен разделенные на 10 отдельных сел построенных на скатах гор одно возле другого. Здесь родился Владыка, туг его дом, в котором до сих пор живут его родители. Боясь опоздать в Цетин, мы проехали мимо Негошей. Только Владыка заехал повидаться с своею семьею, обещав догнать нас на дороге. Уже солнце начинало садиться, когда мы вошли на [403] вершину последней горы отделяющей Цетинскую долину от Негошей. Перед нашими глазами открылось все Скутарское озеро, часть Рецкой и Черницкой нахии и глубоко внизу обширная Цетинская долина, ровная и покрытая зеленью, ее со всех сторон окружают бесплодные горы, но далее к Скутарскому озеру уже видны были горы покрытые зеленью виноградников. Солнце село, когда мы спустились в долину и была темная ночь, когда подъехали к дому Владыки.

Переход через горы меня сильно утомил, и на другой день я спал еще крепким сном, когда в мою комнату вошел переник и от имени Владыки приглашал к завтраку.

Мне была отведена комната в доме Владыки и рядом с его собственным помещением. Этот дом построен недавно и есть самое большее и лучшее здание по всей Черногории. Одна его часть занята Сенатом и квартирами Сенаторов и народного секретаря, в другой живет сам Владыка и некоторые из его приближенных. Он окружен невысоко каменною стеною с четырьмя башнями по углам.

Когда я вошел к Владыке, он был уже занят делами, толпы Черногорцев теснились в первой комнате, которая служит приемной, столовой и билиардной. Все желали знать, чем кончились переговоры с Визирем, война или мир с Босниею. Один рассказывал о состоянии дел [404] на границе Боснийской, другой Герцоговинской; одни говорили о внутреннем порядке или беспорядке в разных селах, племенах и нахиях, другие приносили частные тяжбы на суд Владыки. Каждый поочередно подходил к нему, целовал руку и потом с трубкою в руках, такою же необходимою принадлежностию Черногорца, как и оружие, непринужденно и свободно передавал свои известия. Черногорцы по личному уважению к Владыке, любят приходить с своими спорами на его суд. Не смотря на существование судов земских, у них силен обычай третейского суда и Владыка в этом случае представляется третейским судьею. К нему свободный доступ всем и во всякое время. Часто когда мы гуляли по долине, встречали нас тяжущиеся Черногорцы. Тут же сидя на камне Владыка выслушивал их просьбы, тут же произносил суд и отсылал их в Сенат для окончательного решения.

Все утро проходит у него в подобных занятиях, иногда он присутствует в Сенате, если есть какие нибудь важные дела. В 4 часа обед самый простой и умеренный. Между тем как готовили к столу, я вышел в другую комнату, где помещена Библиотека Владыки. Здесь были произведения почти всех лучших Русских писателей, много Французских и Италиянских книг; здесь нашел я много Французских [405] журналов, которые получает Владыка, и даже Северную Пчелу. — Странно было видеть внутри Черной горы, которая слывет и до сих пор гнездом разбойников, все признаки просвещения. Образованный предшественник Владыки, Петр, внушил ему любовь к просвещению и Литературе. Г. Милютиновичь замечательный Сербский поэт был его воспитателем. Владыка следит за всеми успехами просвещения, но вместе с тем остается вполне Черногорцем и пламенно любит свою родину. Третья и последняя комната Владыки, которая вместе и его спальня, вся увешана оружием; над письменным столом портрет Императора Николая.

Обыкновенно после обеда назначались прогулки, по Цетинской долине, или на окрестные горы. Подле дома Владыки, на уступе гор, построен небольшой монастырь, со времен Черноевича он служит Митрополиею. Несколько раз он был разрушаем Турками и выстроивался снова. Когда в последний раз Турки проникли в Цетинскую долину, палатка Кара-Махмуда стояла на небольшом возвышении называемом Даново бердо, возле монастыря, а вокруг лагерь его двадцатипятитысячного войска. Каждое утро и вечер с этой горы Турки палили из пушек в знак своего господства над Черною горою. Кара-Махмуд по примеру предшественников хотел тоже разрушить монастырь и [406] поручил это дело Бею Соколовичу. Подойдя к монастырю, он сам полез на кровлю, чтобы сорвать крест, стоявший над олтарем, но вдруг упал и внезапно умер. Неожиданная смерть Бея поразила Турок и они не тронули монастыря. В нем две небольшие церкви, бедно украшенные; в одной из них лежит нетленное тело Владыки Петра. Каждый воскресный день бывает служба в этой церкви. Услыхав в первый раз литургию по всем нашим обрядам, слыша на эктенье, Государя нашего Императора Николая Павловича и потом Владыку Черногорского и Патриархов православных, мне казалось я возвратился на родину.

Кроме двух церквей в ограде монастыря есть небольшое здание, где помещается Архимандрит — других монахов нет в Цетине. Тут же были и комнаты Владыки, в которых теперь устроена школа. У ворот монастыря на площадке несколько пушек, отнятых у неприятелей, некоторые из них с вензелем Наполеона. Между монастырем и новым домом Владыки видны следы разрушенного здания — здесь по преданиям был дом Черноевича. Недалеко от него, на одном из предгорий горного хребта, ограничивающего долину Орлий верх, стоит башня. В нее складывают Турецкие головы. Многие из них видны из за зубцев башни. Там лежит и голова Кара-Махмута. Возле нового [407] дома Владыки построено несколько небольших но чистых домиков; — многие их них принадлежат его родственникам. Таков Цетин, он похож более на пустыню, жилище отшельников, нежели на город.

Села Цетинской долины — Дальний край, Баицы и Гунцы — едва заметны от монастыря и разбросаны по скатам гор, окружающих долину.

Послеобеденные прогулки часто сопровождались скачками, стрелянием в цель и играми Черногорцев. У Владыки несколько прекрасных арабских коней и он сам хороший наездник. В первый день моего пребывания в Цетине, во время скачки был особенно замечателен старый воевода, так называют Князя Радовича — Княжевича, который был с Владыкою в Рагузе. Это человек, которому уже далеко за 80 лет, он был еще сподвижником покойного Владыки и дрался в битвах с Кара-Махмудом.

Вечером, когда мы пили чай, я стал расспрашивать Владыку об старом воеводе.

«Это славный человек, говорил Владыка, юнак до сих пор и счастлив. Он был в трех стах битвах и ни разу не ранен. Турки убили у него и сына, и братьев и племянников. Он один мущина в доме, остались только женщины да дети. Его любят Черногорцы за его храбрость и за его ум и остроту.»

Этот разговор навел Владыку на рассказ [408] про битвы с Турками, в местах около Спужа и Подгорицы, в которых постоянно отличался старый воевода.

Между тем как Владыка рассказывал, старый воевода сидел в другом углу комнаты, окруженный Черногорцами. Их громкий смех часто прерывал рассказ; он смешил их своими шутками. Иногда Владыка, забывая число или имя, обращался к нему с вопросом, как главному деятелю в этих битвах. В двух словах он отвечал на каждый вопрос и снова принимался за свои шутки, нисколько не заботясь об том, что рассказывают про его подвиги.

«Что старый воевода, сказал наконец обращаясь к нему Владыка, страшна Турецкая сабля.»

«Иногда Черногорская палка, страшней Турецкой сабли» отвечал он и рассказал один случай с Котунским воеводою Вукотичем. Как Турки за выкуп его родных взяли все его имущество и он остался с одною палкою и сказал им: эта палка остается вам на горе — и после жестоко отмстил им.

Постоянно живет в Цетине Переник Новица, родом из Ускоков, любимец Владыки. Геройским подвигом он заслужил эту любовь. Он отличился в 1838 году в битву при Рогали. Ему было 15 лет, он не носил еще ружья, а вооруженный одним пистолетом, бросился в битву и схватил под устцы коня Чехай-Паши [409] Албанского. Паша замахнулся на него саблею; но он быстро ушел под лошадь и за ногу сбросил с нее Пашу и его же саблею отрубил ему голову. Этот подвиг он совершил под выстрелами Албанцев. Черногорцы сложили про него песню, Владыка взял в Переники и он всегда находится при нем. В последствии он отличался во многих битвах. Смотря на него; нельзя подумать, чтобы это кроткое выражение лица и робкие движения скрывали храброго воина.

Старик Опиро, служивший некогда Сенявину, который крестил всех его детей, также постоянно живет в Цетине или лучше сказать ходит по Черногории служа проводником всем путешественникам. Однажды, когда я переходил с ним Черногорскую границу к Адриатическому морю у Костесь Ластвы с вершины Грбаля перед нашими глазами открылся вид диких камней Черногорских с одной стороны, а с другой плодоносные равнины: Турецкой и Австрийской Албании и Адриатическое море. Опиро посмотрев вокруг сильно задумался. «Ты устал Опиро?» «Нет» отвечал он и смолчав немного прибавил, — «все взяли: Турки поле, а Латины море! Черногорцам одни камни остались»...

Не много постоянных жителей в Цетине, но за то в продолжение года, там перебывает вся Черногория. Вокруг дома Владыки всегда толпы ежедневно меняющиеся, сидят на камнях и [410] разговаривают кротко и живо или внимательно слушают разказ одного или песню. Цетин средоточие Черной горы, не смотря на то, что лежит на краю владений, близь Австрийских границ. Песни, говоря об Владыке, всегда прибавляют, что живет на Цетине, средь горе Црной.

Ал. ПОПОВ.

Текст воспроизведен по изданию: Второй отрывок из путешествия в Черногорию // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 55. № 220. 1845

© текст - Попов А. Н. 1845
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1845