-

ПОПОВ А. Н.

ПУТЕШЕСТВИЕ В ЧЕРНОГОРИЮ

ОТРЫВОК ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАПИСОК О ЧЕРНОГОРИИ. ¹

(Переезд из села Река, через Скутарское озеро в Черницу).

...Дождь усиливался все больше и больше, и лил как аз ведра. Черногорцы собирались в кружки и толковали между собою о том, что нельзя ехать; я не слушал их слов, сидел на узкой скамейке, положив ноги на бочку с вином и смотрел в маленькое окошечко, из которого меня обдавало брызгами дождя. «Вишь ты какая киша (дождь), божети вера, словно [228] море прорвалось, теперь и вода прибыла, небось и озеро разлилось, нельзя ехать!» — толковали между собою Черногорцы с трагическими жестами, а женщины стояли возле подгорюнясь, и поддакивали им. — Толковали громко и посматривали на меня, в ожидании моего решения; но я молчал. — Наконец Сердарь и Воевода подошли ко мне: — «люди говорят, нельзя ехать, лучше ночуй!» «Надо ехать», отвечал я хладнокровно. — «Надо ехать», повторил он, обращаясь к другим с повелительным тоном. — Но снова начался разговор, и опять они стали упрашивать меня ночевать; «ехать», отвечал я снова, и встал чтоб идти на лодку. — «Ехать так ехать», повторил громко воевода, давая знак гребцам. «Какая киша», проговорили они, надевая капоты, «и капот пробит насквозь». «У вас и капоты есть, отвечал я, да вы боитесь; а у меня ничего нет, да я не боюсь, едем Черногорцы!» «Едем, едем», закричали они, хлопая меня по плечу. — В самом деле, в одном макинтоше, с легким зонтиком в руке, дерзко было отважиться в путь, во время проливного горного дождя. — Мы сели в маленькую плоскодонную лодку, и отправились с четырьмя гребцами. — Дождь не только не переставал, но усиливался более и более. Река поднялась выше. Она течет между утесистыми горами, и наполняет всю узкую долину; вид и так стеснен, а теперь [229] ничего нельзя было видеть, в двух шагах едва можно было заметить встречающиеся лодки: так силен был дождь. Но между тем никто не обращал на него внимания; мои спутники шумно смеялись и толковали между собою; а ко мне подсел молодой монах из Дечан, православного монастыря в Герцеговине, и рассказал мне о состояний тамошних христиан православных. Он приехал для сбора милостыни в Черногорию! Довольно сказать это, чтобы видеть каково их положение. Когда я был в Цетине, он пришел к владыке с письмом от своего игумена, и принес в подарок ковры, работы братии. Игумен просил позволения пройти Черногорию для сбора милостыни. — Прочтя письмо, Владыка обратился ко мне, говоря: «досадно, а должно отказать: я знаю, что все будут давать ему, но между тем, вот несколько лет у нас неурожай; после ко мне же придут за хлебом.» — «Не ужели же он прошел даром?» — «Как можно даром! я сам дам ему за народ». Получив милостыню от Владыки, этот монах возвращался домой. Подобные монастыри рассеяны по всей Боснии и Герцеговине, как остатки прежнего православного Сербского царства: прошли прежние люди, положение новых изменилось. — С одной стороны Турки гнетут Христиан, с другой сами христиане-католики. — Убить, ограбить Христианина Турок считает за святое дело, и [230] это часто повторяется внутри Боснии и Герцеговины; только на границах Черногории не смеют нападать явно на Христиан. Каждое насилие Черногорцы осветят (отмстят), и Турки за одну голову поплатятся десятью. — Сотни ходят об этом рассказов. Недавно в одном селе, не далеко от крепости Никшичи, Турки убили Христианина; чрез несколько дней в виду крепости Черногорцы повесили 12 Турок. — Несколько лет тому назад, один Черногорец из села Доброго, — Бук Радоничь пошел на базар к Подгорицу. На базаре один Турок обругал веру пограничного раяса, которые все православные и единоверцы с Черногорцами. Радоничь вступился, и обругал в отмщение Магометанскую веру. — Турок не выдержал обиды, и ударил его чубуком. — Черногорец выхватил ятаган, и хотел разрубить ему голову; по турок отшатнулся в сторону, и он отрубил ему руку. — Весь базар взволновался, и окружил Черногорца. Но он ятаганом проложил себе дорогу, через все село и ушел в дом Бея. — Бей был сам потурченный Черногорец, родом из Цетина, и потому не выдал его разъяренному народу, а заковал, и на другой день обещал предать суду. Но Радоничь ночью ушел, и невредим возвратился домой. — Этим не кончилось, за оковы снова началось мщение, и десятки чет отправились к Подгорице. Попятно, что [231] подобное положение держит несколько в узде необузданный фанатизм пограничных Турок.

Монах рассказывал мне сколько рукописей и грамот хранится в монастырях, и особенно в Бече, бывшей митрополии Сербской. — Но Русскому путешественнику нет никакой возможности туда проникнуть. Постоянные победы Русских над Турками внушили страх и ненависть, а католические пропагандисты развили и усилили это чувство до высшей степени. — Они объясняют Туркам, что покоренные ими Сербы единоплеменники и единоверцы Руским, — и этим развивают в них подозрение ко всякому Русскому путешественнику.

Так длился наш разговор под шум дождя. — Его прерывали только частые остановки; беспрерывно мы должны были причаливать к берегу, чтобы вылить воду из лодки. Наконец, не оставив на нас сухой нитки, дождь начал прекращаться. Реже и крупнее падали капли, река покрылась волнами, подул свежий ветер с Скутарского озера, к которому мы приближались, облака редели, и ясное, голубое небо выглянуло из-за туч. Горы раздались, и река становилась шире; массы воды прибывали, и через час, обогнув горы, мы вошли в озеро. Юго-западная сторона неба прояснилась совершенно, между тем как на противоположной лежали густые тучи. — День склонялся к вечеру, но [232] солнце еще ярко горело на голубом небе, и освещало пред нашими глазами все, блиставшее под его лучами пространство Скутарского озера. Озеро лежало тихо, зеленовато-голубое и прозрачное: только изредка из гор вырывавшийся ветер взволновывал его поверхность, но когда затихал порыв ветра, снова улегалось озеро, и проникалось все теплым светом вечернего солнца. Скопившиеся на юго-востоке тучи отражали назад лучи и, казалось, весь свет падал на озеро. Я встал, чтобы посмотреть на вид. Мой спутник, Переник, встал также и начал мне объяснять окрестные места. «Смотри, вот далеко Скадр, как белая звезда блестит!» В самой глубине озера, — где особенно как то сосредоточивался свет и горы также стали прозрачны как небо, и легкою волнистою тканью лежали на горизонте, — виднелась белая светлая точка: это — Скутари.

Высокие горы со всех сторон окружали озеро, и оно, как глубокая долина, лежало между ними. — Кое где оно было покрыто темными пятнами. «Смотри, полосы-то, говорил мне Переник Джуро, это — на дне горы», и стал объяснять, как у одного Турка в Скутари, потурченного Серба, есть Сербские книги, которые писаны еще тогда, когда вовсе не было Скутарского озера. Направо от Скутари, до самой реки Морачи, протянулась гряда высоких, снежных [233] гор, отделяющих озеро с прибрежными долинами от горной Албании. — После дождя поднявшийся туман, просвеченный лучами солнца, придавал прозрачность этим массам; волнистою, голубою тканью поднимались они над поверхностью озера. — Снег, лежавший на вершинах, ярко блистал. Горы походили на ряд густых облаков, за которыми скрывалось солнце, и лучи его освещали только их края. Проехав немного, мы обогнули горы с левой стороны, и перед нами открылась далекая перспектива второй половины озера, противоположной Скадру. На этой стороне еще лежали облака, и бросали густую тень на дальний берег. В голубом прозрачном дыму едва заметны были окрестные горы, и широкая Зентская долина утопала в тумане. Эта долина, самая большая во всей Черногории, составляет границу между собственною Черногорией) и Бердою. — Она образуется рекою Зетою или Зентою, впадающею в озеро в противоположной оконечности Скутари. По имени этой реки некогда вся Черногория называлась Зетою и делилась на горнюю и дольнюю. Когда дольняя Зета подпала под власть Турок, и независимые Черногорцы удалились в горнюю; когда река Зета досталась также Туркам, — это первоначальное название исчезло. — Неприступная горняя Зета остановила силу Турок. Укрепленная природою и свободным духом народа, она отразила все [234] нападения: беспрерывно посылаемые войска уже не возвращались назад — все погибали в горах неприступной Зеты. — И эти горы прослыли у Турок ужасными, черными (Карадаг). Это Турецкое имя Черных гор распространилось, и стало общим названием Черногории.

Прямо перед нами, высокими горными верхами выдавались из воды два острова: Бранима и Лисендре; на правой сторон от них виднелся неприступный Жаблик, и далее монастырь Ком. «Видишь, это наша куля», говорил мне мой спутник, указывая на маленькую белую башню на остров Вранине, который с недавнего времени принадлежит Черногорцам: и остров весь наш и Лисендре». «Знаю, отвечал я, но прежде и Жаблик был ваш и Скадр, а теперь Турецкий». Мой спутник задумался. «Придет время, продолжал я, Сербы осветят Туркам Косово поле (битва в которую пало Сербское царство)». «Придет», отвечал он, гордо смотря на Турецкую сторону, и стал мне рассказывать про последние битвы под Жабликом.

Несколько лет тому назад (1835 г. 10 марта), после сражения под Мартыничами, Турки нарушили заключенное с Черногорцами перемирие. Неожиданно напали на пастухов Кучской нахии, и отрубили 20 голов. Такой поступок не мог остаться без отмщения. Но племя Кучи было слишком слабо, чтобы отважиться на осаду [235] крепкого Жаблика. Он стоит почти на неприступном утесе, окружен со всех сторон рекою Морачею, снабжен гарнизоном и пушками. Потому прошло несколько времени, пока собрались другие племена, чтобы отмстить за собратий. Но при всем этом Черногорцев собралось не более 2000. Отважиться на правильный приступ почти неприступной крепости для простых ятаганов и ружей было невозможно. — Но поступок Турок требовал отмщения. Жаблик должно было взять во чтобы то ни стало. После нескольких совещании, чтобы облегчить предприятие, решились на хитрость. Выбралось трое юнаков: Кене Янковичь, Милот Янковичь и Перашта Радовичь; к ним присоединилось еще девять и положили заклятье между собою на жизнь и смерть отмстить Туркам. — Часто прибегают Черногорцы к этой отчаянной мере, ибо часто и почти всегда находятся в неравном отношении к силе Турок. При хладнокровном разборе обстоятельств всегда оказывается, что Турки несравненно сильнее Черногорцев, а эта посылка ума противоречив неизменному правилу Черногорца — защитить свободу и победить Турок. — Нет иного средства, как твердою волею укрепить внешнюю силу, чтобы привести ее в равенство с силою врагов; а при равенстве сил — победа несомненна. — Решились ночью ворваться в крепость, и выбрав дождливую, пасмурную ночь, перебили стражу, и [236] завладели крепостными воротами. Народная песня об войне под Жабликом рассказывает, что в эту ночь приснился странный сон жене Юсуфа, Паши Жаблицкого. Ей казалось, что неверные завладели Жабликом, умертвили ее друзей и родных и сожгли дома. Проснувшись, она стала будить мужа, но он спал крепко. Она заплакала с горя и слезы падали на него. С гневом Юсуф проснулся. Верно сильный дождь прокапал кровлю моего дома, говорил он. Не дождь, а мои слезы разбудили тебя, отвечала Турчанка, и рассказала сон свой. Нечего бояться мне, есть у нас и пушки и десять тысяч по первому зову могу я собрать войска и крепок Жабляк, Черногорцам ли взять его.

Не мучи ми дапочинем трудам. ²

Он заснул, а Турчанка вышла на кровлю дома. Едва занималась заря, она взглянула на городские ворота и видит — Черногорцы держат стражу и брат ее мужа связан и в их руках; она воротилась и снова начала будить мужа.

Штоми не дашь спавать на уранку. ³

Он отвечал ей с досадой, но когда услышал что Черногорцы уже в крепости, быстро вскочил и сзывал дружину: [237]

На ноге е мое соколове
Власи нама Жаблик уграбили. ⁴

Внутри крепости началась битва. Возбужденные отчаянным поступком собратий, остальные Черногорцы под предводительством Филиппа Сердара Рецкой нахии двинулись в крепость — выручать их из опасности, и подоспели в то время, когда они напали на гарнизон. Турки заперлись в башнях; Черногорцы сожгли и разрушили башни, и Диздаря со всем гарнизоном взяли в плен. — На другой день из соседних крепостей собрались Турки, и выступили против Черногорцев в несравненно большем числе. Под степами Жаблика завязалась битва и продолжалась 6 дней беспрерывно. Наконец Турки были разбиты, и бежали в крепость. Черногорцы взяли ее снова. Вук Лешевичь первый вошел в нее. К Туркам пришла новая помощь 3 тысячи Албанцев; но и к Черногорцам подоспел Мало Мартыновичь, Сердарь Катунской нахии, с отрядом. Черногорцы разбили Турок, сожгли все предместья, и с огромною добычею и с пленом воротились домой. — Владыка отпустил назад всех пленных мущин и женщин, отобрав только оружие у первых. Со стороны Черногорцев убитых и раненых было 70 человек, со стороны Турок гораздо более. — [238] В числи добычи было взято 4 пушки; две из них и теперь лежат в Цетин, на площадке около монастыря с следующими подписями; на одной:

Жабляк мя Цетино
Дарова на силу. ⁵

На другой большой, чугунной:

Церногорцы, кадь оно витешки
Жабляк твердый турский похараше,
Он да мене старца заробише
На Цетине Сербско до викоше. ⁶

Это сражение было очень важно для Черногории, ибо с сего времени все поля, обширные и плодородные, с селом Додоше — до самого Жабляка принадлежат им равно и часть Скутарского озера с островами Враниною, и Лисендре. На Вранине построена башня, и снабжена одною из пушек отнятых у Турок. Черногорские поля подходят теперь под самый Жабляк, и отделяются от него только рекою Морачею. Но после этого сражения на крепости оставалась пушка, и Черногорцам никак не льзя было обработывать земли на пушечный выстрел от крепости. Это смущало Черногорцев: земля завоевана, а обрабатывать не льзя; как быть в этом случае? Несколько человек решились украсть [239] пушку с крепости. Выбрав темную и ненастную ночь, они как-то пробрались в крепость, свалили пушку с стены, и переправили через Морачу. Дело кончилось благополучно; но нет — этого было мало; лишь только притащили пушку на луг, как зарядили ее ружейными патронами, и начали палить в крепость. Турки послали выручать пушку, но Черногорцы никак не хотели выдать, говоря: что раз взято от врагов, того не отдают. На другой день Турки собрав войско, нагнали Черногорцев и начали войну; но Черногорцы устояли, и принесли пушку в Цетин. — Слух об этом смелом поступке навел на ум и Пиперов. Им также мешала пушка на Колашине. Точно также собралось несколько человек; ночью пробрались в крепость, украли пушку, вытащили на луг, и тоже зарядив ружейными патронами открыли пальбу на крепость. Из крепости выступили войска и началась битва, она решилась в пользу Черногорцев: но не было никакой возможности большую, тяжелую пушку перенести через горы. Между тем, как одни дрались, другие, нарубив дров, на костре растопили пушку. — Медь унесли, и после продали в Каттаро.

Завоевание земель и особенно села Додоше Черногорцами после битвы под Жабляком возмутило Турок, и потому вслед за тем почти беспрерывно были небольшие стычки, пока наконец [240] Турки не открыли настоящего похода на село Додоше. В Сентябре 1840 года, предводитель Албанского племени Мелесия, живущего вокруг Скутари, Гассан-Хот соединившись с Муселином, Пашею Подгорицким, и Мехмедом-спахием, Капиджи-Пашею из Спужа, у которого была пушка, собрали до 7,000, и выступили на село Додоше. 8 числа перешли через Морачу, готовились неожиданно ударить на Додоше и пограничные селы Эрваши и Друшичи. Но Черногорцы накануне узнали об этом предприятии: Вук Лешевичь, отличавшийся и в первую битву под Жабликом, собрал до 300 человек, в ночь пошел предупредить Додошан, и помочь им. Рано на заре они пришли в Додоше, и едва успели им рассказать об опасности, как Турецкие войска уже показались в долине Салковине, прилегающей к Додоше, — мешкать было нельзя, только успев собраться, выступили в поле. Обе стороны встретились на берегах узенькой речки Катуни, перерезывающей эту долину. Турки выпустили калаузов (первенцев, расстрельщиков), но первый залп черногорский смешал их, и они обратились в бегство. С криком бросились 400 Черногорцев в брод через реку и ударили на все силы турецкие. — Турки, смущенные поражением первенцев, и считая Черногорцев только передовым отрядом, стали отступать. Черногорцы преследовала их, но не слишком [241] подавались вперед боясь на ровном мест быть окруженными со всех сторон. — Но следующее обстоятельство придало особенную силу их нападению. — У Черногорцев считается особенным знаком храбрости, когда войска стоят друг против друга не более как на ружейный выстрел, и перестреливаются общими залпами: выдти из ряда своих, броситься на противников, вырвать из их ряда одного и на средине, под выстрелами, отрубить ему голову. В этом случае делают такой маневр: тот, кто схватит противника, сам падает, закрываясь им от выстрелов, и во время падения отрубает ему голову. Совершивший такой подвиг Черногорец уже беспрекословно пользуется названием юнака. В новое время Владыка завел медали, которые даются только за подобное дело. Эти медали величиною с наш серебрянной рубль, на одной стороне двуглавый орел, под ним лев — герб Черногории, с другой надпись: вера, свобода, за храбрость. — Разумеется, что подобная награда возбуждает к таким подвигам, и ее имеют уже многие Черногорцы. — Вук Лешевичь

У Турки е загон учинио
Да уграби главу Арбанашку, ⁷

Как говорит народная песня, воспевающая эту битву. Но Турки обратили на него выстрелы, и [242] он упал, покрытый ранами; Турки окружили его со всех сторон. — Отбить тело храброго юнака и отмстить за его смерть — священная обязанность Черногорцев. — Смерть Лешевича возбудила их силу, и с отчаянною храбростью бросились они на Турок. — Между пограничными Турками, особенно Албанцами, отличающимися своею храбростью, считается бесчестным отдавать тела убитых в руки врагов. Потому во время битвы, когда дерутся одни, другие уносят тела убитых своих собратии. С другой стороны отбить тела противников считается особенною храбростью. Черногорцы отбили тело Лешевича, который не был еще убит, а сильно ранен, и умер после, потом преследовали Турок до самого Жабляка. Они бежали без оглядки, но Жаблицкие женщины вышли им на встречу и укорили их в трусости. Так говорит песня, и мой расскащик подтверждал действительность этого происшествия, которое не может показаться странным человеку, знающему характер Черногорских женщин: а пограничные Турки в том же положении, как и они.

Но жаблячке буле излазише
Укротите три турске сердара,
Пи! Сердари женске страшльивице
Буде ли сте силу сакупили
Сакупили Дженар и Крайну
Седам хиляд люте Арбание;
Што бежите гласом без обзира, [243]
Не чера вас, но двеста момчада
От Додоше и Брде крваве,
Како чете Жабляк, оставити
И несречно робле, у Жабляку. ⁸

Когда услышали это турецкие предводители

Изъеде их укор и срамота.

Они собрали силы, повернулись назад, ожесточеньем ударили на толпу Черногорцев, и обратили их в бегство до села Салковины. Тут выбралось шесть человек юнаков: Милош Янковичь, Даица Савичев, Поп Дайковичь, Никола Казивода, Даица Костичь и Керцун Янковичь крикнули товарищам, укоряя их за бегство, и заключили между собою заклятье умереть; к ним присоединились еще 20 человек, и все заперлись в развалинах одного дома. Большая часть селений Черногорских не строятся сплошными рядами и улицами, чему препятствует и самая местность; но дома разбросаны отдельно. В селах пограничных некоторые дома, принадлежащие главарям и более богатым Черногорцам, строятся в роде укреплений, и называются кулями; в противоположность с простыми, не [244] укрепленными избами (куча). — При нападении в них запираются, если мало силы, и так защищаются от врагов. Но 26 юнаков заперлись не в кулю, а в простую и притом полуразрушенную избу. Турки окружили ее со всех сторон, и началась жестокая резня. Дружным залпом отбили Черногорцы первое нападение, но предводители Турок упрекнули Албанцев в трусости; что-бы смыть обвиненье, с жестокою яростью бросились они вновь на приступ. Черногорцы стреляли сквозь отверстия стен, но Албанцы подступали так близко, что руками схватывали ружья за дула и сгибали их. Стрелять уже было невозможно и началась резня в двух дверях, которые вели в избу. В двери избы грянул залп Албанских ружей и пять человек Черногорцев упало мертвыми а 6 было ранено. — Около избы стояли 2 стога кукурузной соломы; Албанцы зажгли их: изба наполнилась дымом, и Турки снова ударили в двери. — Черногорцы втащили несколько человек в избу, отрубили им головы, а туловища выбросили через стены. — Это еще более возбудило ярость Албанцев: они бросились к дверям, но их встретил дружный залп, и мертвые тела грудой завалили двери. Между тем, как Албанцы очищали двери, изба начала загораться; погибель Черногорцев казалась неизбежною. — Но в эту минуту остальные Цеклиняне, собравшись с новыми силами, ударили на [245] Албанцев, выгнали их из села, и преследовали до самого Жаблика. — Так кончилась эта битва. Турки потеряли 250 человек убитыми, а Черногорцы 11; все остальные, защищавшиеся в избе были изранены. — Пришедши домой, они ругали Турок, что дрались бесчестно, стреляли дробью, ибо все они были покрыты мелкими ранами; но это от того, что пули, ударявшиеся в стены тесной избы, раздробляли стены, и брызгами камня обдавали их. После этого поражения было заключено перемирие, которого Турки уже не нарушали. Срок этого перемирия приближался в то время, когда я был в Цетине, и Паша Скутарский присылал к владыке просить настоящего миру. Это мирное время не было нарушаемо, исключая походов чет, которое часто бывают с обеих сторон.

Во время моего пребывания в Цетине, Визирь Герцеговинский писал к Владыке, жалуясь на Черногорцев, которые убили двух Турок на озере Скутарском, и просил его рассудить это дело, чтобы помирить семейства убитых и убийц. — Это случилось вслед за тем миром, который был заключен в Дубровнике. Владыка призвал виновных: обе стороны вместе, они должны были объяснить свое дело. После долгих споров оказалось, что Черногорцы встретили их на лодках, не далеко от Жаблика и приняли за Албанцев; потому и убили. Но если [246] бы они знали, что Турки были из Герцеговины, то никак бы не решились нарушить мира. — В самом дел Черногорцы никогда первые не нарушают мира. Владыка заставил их клятвою подтвердить верность показания, объяснив наперед Туркам, какое важное значение имеет клятва. — В вознаграждение же семейств убитых, положил глобу (пеню) на убийц, представив ее количество определить Сенату.

Между тем мы проехали почти половину озера и готовились повернуть в Церницу; пройденные нами острова Вранина и Лисендре закрыли Жаблик, и едва, едва можно было видеть Ком. Этот монастырь построен Стефаном Черноевичем, внуком Баоши, и отцем знаменитого Ивана Черноевича. — Он в нем погребен, и до сих пор цела гробница. «А в Коме ставили владыку», говорил мне мой спутник, заметив, что я всматриваюсь в ту сторону. — По смерти святого Петра, его племянник Радое, по завещанию умершего и общему желанию народа, был провозглашен Владыкою, когда ему было 16 лет, и он не имел никакого духовного сана. По избрании, он писал к Паше Бушатлию в Подгорицу, чтобы он прислал в Ком епископа Захарию, который и постановил его в Архимандриты в 1830 году, 8 Октября, назвав Петром, по имени предшественника. — Ком стоит на берегу озера, недалеко от Жаблика; это [247] место называется остров; может быть, прежде тут была речка, которая отделяла его от твердой земли; но теперь он стоит уже на твердой земле, и окружен лесами, которые считаются у Черногорцев заповедными. — «Всякий, говорил мне мой спутник, может пользоваться лесом на месте, сколько хочет; но если осмелится вывезть, то непременно умрет, или утонет в озере. И когда я смотрел на него с видом некоторого сомнения, он продолжал, сомневаясь уже сам: говорят, что это правда, рассказывают, что так бывало.

Между тем мы повернули направо. Высокий хребет гор с левой стороны, идущий от самого озера до Бара и оканчивающийся Суторманом, одною из высочайших гор Черногории, сокрыл от нас одну часть озера до Скутари. — Перед нами лежала низкая, глубокая долина Черницкая, между двумя высокими горными хребтами. — Скаты гор, наклоненные к долине, почти до самых вершин покрыты были виноградными садами, смоковничными и гранатными деревьями, а вдали между зеленью кое где виднелись разбросанные избы Черницы. — Глубоко лежала ровная и тесная долина, покрытая тенью от горного хребта, за которым закатывалось солнце. Но еще ярко блистала зелень на противоположных горах под желтоватокрасным освещением заходящего солнца и лиловели голые и [248] каменистые верхи. — Самую средину долины прорезывала речка Церница. — Мы повернули в нее; весла гребцов почти касались берегов этой узкой реки; она была полноводна, как и все горные реки, а теперь после дождя вода прибыла еще более, и она текла совершенно в ровен с берегами; густая прибрежная зелень купалась в воде; и гранаты, растущие по берегам, во многих местах были залиты. — Во время сильных дождей вея эта долина покрывается водою, и образует как бы один из рукавов Скутарского озера, сливаясь с ним совершенно. Несколько минут мы ехали молча, как вдруг все мои спутники встали, и закричали в один голос, причаливай! Мы причалили к правому берегу, где стояла маленькая изба: это была гостинница; тут продается ракия; — село же гораздо далее. На этом месте каждую пятницу бывает ярмарка, и потому построены жилища. — Эта ярмарка такого же роду, как рецкая; сюда сходятся пограничные Турки и Черногорцы разменивать свои товары. — Хозяин гостинницы уже давно заметил лодку и, хорошо зная причину остановки, вышел на берег, только что мы причалили, с глиняным кувшином ракии (водки) и маленьким стеклянным стаканчиком.

Между тем, как мои товарищи пили ракию, я нечаянно взглянул назад, на Скутарское озеро, и долго, не мог отвести глаз. Вид был [249] съужен высокими горами, окружающими долину; небольшая часть Скутарского озера, оканчивающаяся снежными Хотскими горами, терялась в дали. Вид горел под чудным освещеньем зари. Весь пожар запада отражался в озере и оно блистало пурпурным светом, как бы выходящим из воды, и падающим из горы; горы утопали в розовом тумане, покрытые бесчисленными тенями от изгибов и впадин; только снежные вершины горели, и яркою, блестящею полосою разграничивали небо и землю. Небо, еще светлое становилось бледно; только облака блистали желтым лиловым и пурпурным светом; а выше ночь уже спорила со днем. — Нас, промокших совершенно, обдавал вечерний холод, и тень от горы покрывала густым сумраком, между тем вдали казалось и тепло и светло.

Наша лодка двинулась дальше. Сумерки становились гуще и гуще, было холодно от воды и ночного тумана и еще холоднее от ветра, который изредка дул, прорываясь сквозь горы. Наконец мы причалили к левому берегу; отсюда должно было продолжать путь пешком до Черницы. Некоторые из наших спутников пошли по долине, но эта дорога, была немного длиннее горной и потому мой Переник не смотря на ночь отправился через горы; я шел за ним. Не прошли мы пяти минут, как дорога [250] сделалась просто невыносимою. Между тем деревня еще была далеко, а наступала глубокая ночь и было холодно. Тропинки были смыты дождем в должно было идти по грудам острых камней; то взбираться вверх между колючими кустами гранат, то спускаться вниз во рвы покрытые водою, на дни которых с шумом бежали горные ручьи. Мои Переник шел скоро, изредка сердясь на ружье, которым цеплялся за кусты. Наконец вдали мелькнули огоньки и через несколько минут мы уже были в куче Князя Пламенца: хозяина не было дома, когда мы вошли в избу. В первой комнате, она же составляет и кухню, в средине на, каменном полу был разведен огонь; вверху навешана рыба и разные съестные припасы; они сушились и коптились; в углу широкая печь в роде русской, и вокруг узенькие скамейки. Мы нашли маленькие стульцы и уселись у огня, чтобы просохнуть и отогреться, а услужливая хозяйка хлопотала чем бы угостить нас. Из разных предложений мы избрали два, ракию да кофе. В несколько минут поспело и то и другое. Пришло еще несколько Черногорцев; мы сидели вокруг огня, пили кофе, читали песни и разговаривали. Наконец Джюро обратился ко мне с вопросом: «ты никогда не резал Туркам голов? никогда, отвечал я; так ты проживешь век девойкой, сказал он помолчав немного и потом прибавил заботясь об [251] моей славе: вот скоро пойдет чета к Скадру, поди с ними!» — Походы чет не смотря на мир часто случаются на границах; частные обиды большою частию бывают причиною таких походов; а иногда просто за пирушкой после рассказов об юнацких подвигах, закипит южная кровь, соберутся несколько человек, и пойдут на промысел.

Название чета уже показывает значение подобных дружин. Это несколько людей соединенных между собою взаимным договором на жизнь и смерть. Бесчисленное множество ходит рассказов про геройские поступки чет; многие из них воспеты в народных песнях. Сохранились имена некоторых героев, особенно прославившихся в подобных походах. Например, много лет тому назад жил пастух Никац Томановичь Катунской Нахии из племени Цуцы, лице славное в народных песнях, гроза соседних Турок. Он прозывался Чайкою. В год смерти Митрополита Даниила, Чехай Паша с 20-ю тысячами войска напал на Убли, так называлось место, где были пастбища и несколько хижин пастухов. Пастухи убежали, потеряв стада и все имущество. В их числе был и Никац. Он уговорил своих товарищей, (их было 40 человек), заключить между собою заклятье отмстить Туркам, пойти в лагерь и убить Пашу. Пастухи согласились, и Никац повел [252] их в Турецкий лагерь. Войдя туда, он объявил Туркам, что они Дробняки и пришли помогать им, и хотели бы видеть Пашу и поцеловать у него руку. Паша был доволен этим предложением, видя в нем покорность Дробняков Ускочьского племени, которое всегда бунтовало против Турок. Лишь только размахнули полы палатки, чтобы их ввести туда, они выстрелили общим залпом, ранили Пашу и перебили всех его окружавших Турецких предводителей! Турки напали на них, убили 13 человек, остальные возвратились домой. Никац получил 6 ран. Турки отложили поход на Черногорию.

Так начались подвиги Никаца, — воспетого во многих песнях. Я расскажу одну из них известную под именем Четекии заям. «Прилетели два черные ворона от Рудины Никшицкой горы, сели на кровлю дома Сефера Пипера. Никто не видал птиц, только увидела их жена Сефера, и так говорила: к счастью, или к горю прилетели вы, птицы, так рано от Рудины, не видали ли там моего Сефера Пипера и с ним Шукича знаменосца и их храбрую чету? они пошли встретить чету Черногорскую. Удалось ли им встретить и победить ее? Видели, отвечали птицы, мы Сефера и знаменосца и чету; видели мы, как прилегли они в траву и посреди дороги лег Сефер, когда увидал вдали чету [253] Черногорцев, перед нею был Никац. Чета возвращалась из Герцеговины и была утомлена, но Никац шел впереди и попевал: Ах если бы Бог да Богородица послали мне встретить в горах Сефера Пипера или знаменосца Шукича, славно поздравствовался бы я с ними. Лишь только ближе подошел Никац; Сефер выстрелил в него, но не попал и убил за ним молодого Черногорца, потом бросился было отрубить ему голову, но Никац защитил его и убил твоего Сефера. Другой Черногорец убил знаменосца и вся чета разбежалась или побита, если же нам ты не веришь, посмотри в окно. Взглянула в окно Турчанка и видит по двору несут несколько носилок, на одних убитый муж ее а за ним идет его конь, на других Шукичь знаменосец; не сдержала горя Турчанка, бросилась из окна и

Без духа е землю дочекао.

Наконец дерзость Никаца дошла до такой степени, что он потребовал подати с Турецкой крепости Никшичи. Он требовал ста баранов и оружие. Беи собрались на совет и уже соглашались исполнить его просьбу, как вышел Якша Бабичь, бей отличавшийся наездничеством и просил 600 человек воинов, обещаясь привезти голову Никаца. Турки дали ему 600 человек и с ними в расплох ночью, он напал на жилища [254] пастухов, ограбил их и отбил стада. Подойдя к хижин Никца, добро утро, сказал ему Бей отворяя дверь и прицеливаясь в него. Никац уже был вооружен и вместе с выстрелом отвечал ему: добра среча. Но их выстрелы раздались в одно и тоже время и оба они упали мертвыми в дверях хижины.

АЛЕКСАНДР ПОПОВ.

Комментарии

1. Этот отрывок взят из книги: Путешествие в Черногорию Г. Попова, который провел некоторое время в Цетине. Сведения, собранные им о Черногории, заимствованы большею частию из рассказов самого Владыки, или из документов, им же сообщенных.

2. Не беспокой меня я устал и хочу спать.

3. Что мне не даешь спать в такую раннюю пору.

4. Вставайте мои соколы, Христиане отняли у нас Жаблик.

5. Силою оружие Жабляк подарил меня Цетину.

6. Когда храбрые Черногорцы сожгли твердый Турецкий Жабляк, тогда добыли меня старика и привлекли в Цетин.

7. Напал на Турок чтоб добыть Албанскую голову.

8. Но вышли женщины из Жабляка, укорили трех Турецких предводителей: вы Сердари трусливые как женщины, вы ли силу совокупили, весь Дженар и Крайну, 7 тысячь лютых Албанцев и теперь бежите без оглядки, когда вас преследуют только 200 ребятишек из Додоши и Берды кровавой, неужели оставите вы Жабляк и несчастливую в нем добычу.

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из путевых записок о Черногории. (Переезд из села Река, через Скутарское озеро в Черницу) // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 54. № 215. 1845