СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

191

Донесение К. Д. Петровича Н. П. Игнатьеву с описанием хода восстания в Герцеговине во 2-й половине 1861 г. — начале 1862 г.

Милостивый государь Николай Павлович!

Для объяснения положения, в котором находятся ныне друг к другу восставшие христиане и турецкие войска в Герцеговине, и тех причин и обстоятельств, которым благоприятствовали или противодействовали усилиям той или иной стороны, я считаю долгом представить на благосклонное усмотрение вашего превосходительства исторический ход восстания за последние 6 месяцев на основании сведений, которые я имел честь сообщить императорскому министерству в свое время и в связи с тем участием, какое черногорское правительство принимало в нем прямо или посредственно.

Из первых действий Омер-паши по приезде его в Герцеговину, сделалось очевидным, что Порта не была искренно расположена достигнуть усмирения округов, в которых господствовало восстание, устранением причин, взволновавших эта округа, и дарованием нашим единоверцам существенных прав и облегчений. Прокламация Омер — паши, одобренная в Константинополе представителями великих держав, обещала герцеговинцам некоторые уступки, но она далеко не соответствовала тому, что было обещано всему христианскому населению в Турции в знаменитом хатти-гумаюне султана Абдул-Меджида, за приведение в исполнение которого поручилась Европа и который считался и считается единственным моральным вознаграждением для России за те великие жертвы, которые она принесла в последнюю восточную войну. Порте было небезызвестно, что жители помянутых округов взялись за оружие только вследствие того,, что местные мусульмане не признавали в них прав человеческих, а турецкие власти претендовали управлять ими по своему прежнему произволу, не желая и слышать о том, что написано в хатти — гумаюне. Вместо того, чтобы приступить серьезно к повсеместному введению в исполнение этой хартии, турецкое правительство в вопросе об усмирении восстания в Герцеговине сочло за лучшее не упоминать вовсе об этом перед Европою, снабдило только Омер — пашу прокламацией), в которой показало вид, что дарует жителям герцеговинских округов по своему отеческому побуждению новые милости и права, не обращая вовсе внимания на то, что эти жители могли знать кое-что о том, что обещал хатти — гумаюн пред лицом Европы и что после трехлетней борьбы, в которой они потеряли сотни из своих братьев и лишились всего, что служило их скудному содержанию, они имели повод сомневаться в важности новых султанских милостей и требовать для будущего своего существования более обширных и более серьезных обеспечений.

Для более успешного усмирения восстания была назначена европейская комиссия, но ей не было предоставлено право инициативы в этом деле; она должна была только содействовать Омерпаше, а он умел так ловко повернуть дела, что отбросил на второй план главный предмет ее занятий — вопрос об улучшении состояния герцеговинских христиан — и обратил деятельность и внимание комиссаров на такие только предметы, которые находились в связи с целью его секретных инструкций, а эта цель была не что иное, как желание Порты занять войсками округа, в которых было восстание, чтобы стать твердою ногою близ черногоровой границы и лишить этим черногорцев возможности раздвигать свои пределы насчет [387]

Герцеговины при: совместном действии с пограничными герцеговинцами. Вопрос о свидании сердар-экрема с черногорским князем поглотил бесполезную для дела христиан двухмесячную деятельность комиссии и позволил Порте отправить в Герцеговину значительное число войск и разного рода припасы, в которых имелся большой недостаток, когда главнокомандующий прибыл в Мостар. Омер-паша думал извлечь из этого вопроса и другую выгоду, а именно показать Европе, что беспорядки в Герцеговине не суть следствие скверной турецкой администрации, а дело интриг и поощрений черногорского правительства, поддерживаемого извне, и найти благовидный предлог если не к явному действию против Черногории военною силою, то, по крайней мере, к ее стеснению.

После неудачных маневров завлечь князя Николая в Жабляк, Омер-паша, без всякого повода со стороны черногорцев объявил блокаду против Черногории, велел занять и укрепить Спич, а, возвратившись в Мостар, приступить тотчас к приготовлениям для начатия военных действий против наших единоверцев. Он успел отделаться от комиссии, которую считал помехою в исполнении своих планов, и поспешил воспользоваться своими средствами и новым своим положением.

В это время в августе м[еся]це 1861 г. восстание существовало открыто в Зубцах, Банянах, Пиве, Дробняке и Шаранцах, и сердар — экрем решился начать свои военные операции с юга, послав Дервиш-пашу из Требинья в Зубцы с небольшим отрядом. Турки заняли без всякого серьезного сопротивления предел зубчани могли легко утвердиться как там, так п в Суторине, если бы к ним было послано подкрепление, но они этого не сделали н отступили обратно в Требинье. Причину этого невыгодного для кампании Омер-паши отступления объясняли тогда тем, что будто Дервиш-паша опасался быть отрезанным или прийти преждевременно в столкновение с Черногориею, чего [пожелала] Порта, не будучи еще обеспечена в своем предприятии. Действительно, отступление Дервиш — паши из Зубцев и направление Омер-пашою главных турецких сил к северу оставляли южную Герцеговину без защиты открывая Вукаловичу возможность распространить восстание в других округах, сопредельных с австрийскими владениями, но сердар-экрем решился на это не без важных поводов: он возымел подозрение на счет намерений сербского правительства и желал заблаговременно принять меры для воспрепятствования всякому движению черногорцев к сербской границе, которое могло бы угрожать его сообщениям с внутренними областями и подвозу оттуда подкреплений и съестных припасов. Решившись положить преграду восстанию со стороны Сербии и Боснии, Омер-паша двинул к Гатску все свои силы и занял почти без выстрела Пиву. Черногорское правительство поняло цель движения турецкой армии и употребило все зависящие от него средства, чтобы очистить Пиву. В скором времени вышли из Черногории значительные дружины ускоков и, присоединив к себе восставших из Банян, Пивы, Дробняка и Шаранцев, рассеялись по северной Герцеговине и начали обходить турецкие отряды, отнимая провиант и разбивая отдельные части. Первые потерпели несколько поражений, но все продолжали держаться и укрепляться в Пиве. Тогда князь Николай решился послать ускокам подкрепление и вручить начальство над всеми войсками, Действовавшими против Пивы, своим воеводам, а в то же время подал сигнал Вукаловичу выйти из Зубцев и распространить восстание далее к Мостару.

Так как в южной Герцеговине не было никаких регулярных войск, как я имел честь заметить выше, кроме одного батальона в Требинье, то зубчанам удалось в самое короткое время разбить и прогнать башибузуков, стоявших в деревнях близ Требинья, поднять на оружие жителей [388] Шумы и Попова и запереть почти все пути сообщения с австрийскими владениями. Летучие отряды восставших забирались к самой Наренте и угрожали отрезать турок и от Клеки, а в то же время черногорские ускоки, истребляя турецкие деревни в Гатске и захватывая по пути турецкие обозы, проникли в Невесинье и были недалеко от того, чтобы соединиться с христианами южной Герцеговины и окружить со всех сторон армию Омер-паши, на которую сильно напирали с фронта 5000 черногорцев и герцеговинцев под начальством воеводы Новицы Церовича и Иво Гакова Радонича. Жители мусульмане самой столицы Герцеговины пришли в ужас и готовились бежать в Банью. Казалось, что вся Герцеговина будет скоро объята пламенем восстания и что настал конец турецкому господству в ней. Это была самая критическая минута для армии Омер-паши. Он был поставлен в такое положение, что не мог идти ни вперед, ни назад, и кроме того начал оказываться недостаток в съестных припасах и ропот в войске, не получавшем жалованья, потому что не было в военных кассах ни копейки. При таких обстоятельствах сердар-экрем нашел за лучшее удалиться в Мостар и предоставить командование армиею другим генералам. Однако ж в скором времени и самым неожиданным образом дела турок поправились, и не только они миновали без больших потерь опасность, угрожавшую им совершенным уничтожением, но успели занять опять прежние свои позиции и лишить наших единоверцев плодов минутного их успеха. В этом помогла им зима, остановившая действия в Пиве, а также некоторые ошибки черногорского правительства, не сумевшего вовремя обратить в пользу герцеговинцев слабую сторону военных позиций турецкой армии.

Я заметил выше, что в Пиве был собран отряд из 5000 черногорцев и герцеговинцев под начальством лучших воевод с целью разбить и вытеснить турок во что бы то ни стало, а затем перейти дальше в Гатско и Невесинье и поднять на оружие всю Герцеговину; но этот план не удался, потому что черногорцы, застигнутые в горах большими снегами, не имея никаких средств для предохранения себя от непогоды и терпя большой недостаток в съестных припасах, не могли долго оставаться в Пиве и держать в осаде окопавшихся там турок. Они должны были немедля решиться на что-нибудь: разбить турок одним решительным ударом или поспешно удалиться восвояси. Военачальники положили атаковать турецкий отряд, но накануне дня, назначенного для атаки, получено в лагере письмо от князя Николая с приказанием вернуть войско в Черногорию, оставив в Пиве небольшие дружины для наблюдения за турками, чтобы они не двигались вперед.

Это приказание правителя Черногории, произведшее решительный поворот в обоюдных положениях турок и христиан в Герцеговине, было различным образом объясняемо в свое время. Нашлись люди, которые утверждали даже печатно в газетах, что сердар-экрем подкупил Мирко Петровича английским или австрийским золотом, что князь Николай заключил с главнокомандующим турецких войск секретную сделку, что черногорское правительство отказалось от участия в делах наших единоверцев и предоставило их собственным средствам и силам и пр., и пр. На деле оказалось, что это были неосновательные предположения, вымыслы и клеветы. Князь был вынужден отозвать черногорцев из Пивы только вследствие неблагоприятных известий, которые доходили в Цетинье о трудностях и лишениях, которые они претерпевали там, и невозможности пособить им при голоде, который терзал всю Черногорию. Об этом деле я имел разговор с князем и его отцом, а в последнюю поездку в Цетинье Иво Раков и Петр Вукотич еще лучше объяснили и подтвердили мне вышесказанное. Объяснения воеводы Петра Вукотича имеют в моих глазах тем более весу, что он не способен говорить неправду и скрывать от меня [389] чтобы то ни было и кроме того сам месяц спустя [после] отступления черногорцев из Пивы предпринял поход в ту сторону с отрядом из 2 тысяч человек при двух горных орудиях и испытал те же самые затруднения и лишения и должен был возвратиться в пределы Черногории.

Князь не мог поступить иначе: он должен был отозвать черногорский отряд, но сделал весьма важную ошибку в том, что не послал его в южную Герцеговину на помощь Вукаловичу и вновь восставшим округам. В то время, как черногорцы отступили из Пивы, в южной Герцеговине не было ни снегов, ни турецких войск, и все благоприятствовало там к распространению и организации восстания и к занятию такой стратегической позиции, которая легко могла бы привести турецкую армию к деморализации и совершенному расстройству. Если бы в южную Герцеговину пришло тогда не 5 тысяч, а 2 тысячи черногорцев с достаточным количеством военных запасов, то они, быть может, взяли бы Требинье, где находился один только батальон низама без денег и провианта, отрезали бы совершенно Герцеговину от моря и лишили турецкую армию средств к существованию, ибо из внутренних областей она ничего не могла получить по причине затруднений в сообщениях и недостатка в перевозочных средствах. Его светлость оправдывается в этой ошибке тем, что южная Герцеговина сопредельна с австрийскими владениями и что значительный отряд из черногорцев не мог проникнуть туда и действовать без того, чтобы Австрия не заметила и не подняла тревогу.

Отступление черногорцев из Пивы позволило Омер-паше вывести оттуда без потерь главную часть своих войск, оставить там небольшое число башибузуков для охранения блокгаузов и заняться приготовлением к перенесению военных действий на юг, где теперь предстояла главная опасность. Между тем он получил из Константинополя некоторые подкрепления, съестные припасы и 2 — 3 миллиона турецких пиастров и успокоился насчет опасности, которую он предполагал от совместного участия Сербии и Черногории в герцеговинском восстании.

Таково было обоюдное положение турок и христиан в Герцеговине, когда в Цетине случилась несчастная размолвка Вукаловича с князем и его отцом, помогшая туркам поправить окончательно свои дела и остановить хотя на время развитие восстания в южной Герцеговине. По случаю нового года Вукалович, Никифор Дучич и другие старшины отправились в Цетинье для поднесения князю трофеев, отбитых у турок в Шуме и Попове. Его светлость принял воеводу зубчан как нельзя лучше, и этот милостивый прием поощрил его высказать откровенно некоторые мнения, не могшие понравиться сенаторам, а в особенности Мирку, и послужили поводом его врагам и завистникам заподозрить и оклеветать его перед князем. Князь лишил Вукаловича начальства в Зубцах, но отпустил его обратно по моему настоянию и обещал призвать к деятельности в скором времени. С крайним сожалением я должен сказать вашему превосходительству, что Никифор Дучич был один в состоянии отклонить этот неприятный случай, но он этого не сделал, а, заняв место Вукаловича, дал еще повод подозревать его не без всякого основания в том, что он содействовал даже к удалению зубчанского воеводы от дел, тем более, что и после этого продолжал интриговать против него и взводить на него разные клеветы и вымыслы.

В то время, когда главари зубчан, Шумы и Попова находились в Цетине, дела турок в южной Герцеговине находились не в завидном положении: кроме Клека турки не имели ни одного пути для прямого сообщения с австрийскими владениями: дорога из Требинья в Рагузу была в руках наших единоверцев, в Требинье турецкий гарнизон терпел голод, из Рагузы нельзя было доставить туда ничего, а из Клека сухим путем не было также [390] никакой возможности, потому что дороги не были безопасны и Омер-паша не располагал никакими перевозочными средствами. Узнав о затруднительном положении требинского гарнизона, об отсутствии главарей и отставлении Вукаловича, сердар-экрем отправил поспешно в Требинье Дервиш-пашу с подкреплением и приказал ему открыть сообщение с Рагузским округом во что бы то ни стало для снабжения турецкого войска съестными припасами, которые обещал выслать ему морем из Клека в Старую Рагузу. Дервиш-паша воспользовался оплошностью и нерешительностью наших единоверцев, занял и укрепил Польицу и провел дорогу к австрийской границе, откуда получил нужное количество жизненных припасов и денег. Занятием Польицы турки отрезали Шуму и Попово от Зубцев и Черногории, так что жители этих двух округов, предоставленные своим собственным силам и средствам, не в состоянии долго противиться и должны будут или бежать массами на австрийскую территорию, или покориться, если дела скоро не примут другой оборот.

Заменение Вукаловича на время другими главарями, неспособными и своекорыстными, не только доставило туркам без больших трудов вышепомянутые выгоды, но еще открыло австрийским местным властям доступ к секретному вмешательству в дела наших единоверцев, произвело раздоры и несогласия и угрожало народу междоусобным кровопролитием. Омер-паша, думая обратить в свою пользу минутную размолвку Вукаловича с князем, вступил с ним в переговоры через посредство австрийского консульского агента в Требинье и предложил ему признать его каймакамом в Зубцах, Драчевице и Крушевице. Цель такового предложения клонилась явно к тому, чтобы отделить от Черногории герцеговинских главарей, а когда эго будет достигнуто, тогда не трудно справиться как с ними, так и с народом. Однако ж правитель Черногории поспешил возвратить Вукаловичу начальство и этим предупредил пагубные последствия, которые бы произошли от начинавшихся в народе раздоров и несогласий, а сам Вукалович весьма ловко отбивался и отбивается от искусительных обещаний, делаемых ему сердар-экремом и австрийскими властями. Из вышеизложенного угодно будет вашему превосходительству усмотреть, что дела наших единоверцев в южной Герцеговине находятся не совсем и выгодном положении в настоящее время, но этим не все еще потеряно, потому что турки не утвердились еще окончательно в Попове и Шуме, да если бы и успели утвердиться в этих округах, остаются еще сопредельные с Черногорией нахии: Зубцы, Баняне, Пива, Дробняк и Шаранцы, в которых восстание пустило более глубокие корни и успело довольно окрепнуть в продолжении четырех лет. Можно надеяться, что Вукалович, приняв начальство в Зубцах, успеет поправить дела с помощью, которую князь Николай обещал ему. Кроме сенатора Ива Ракова Радонича приехал к нему на днях из Цетинья также баньский воевода Иован Васильев Бачевич и вероятно для того, чтобы договориться насчет единовременных и совокупных действий против турок со стороны Зубцев и Банян. Князь обещал послать отряд черногорцев также в Пиву, чтобы отвлечь в ту сторону часть турецких сил. В бытность мою в Цетинье его светлость доверил мне, что он не переставал готовиться к тому, чтобы подать нашим единоверцам в Герцеговине руку помощи открыто, когда настанет решительная минута, теперь трудится о том, чтобы вытеснить турок из Клобука и Никшича, двух пограничных крепостей, которые служили всегда помощью черногорцам в их предприятиях против турок в Герцеговине. Действительно, была сделана попытка против Клобука, но она не удалась вследствие поспешности и недостаточности мер, которые были приняты при атаке. На этом, впрочем, не остановятся усилия герцеговинцев и черногорских ускоков; готовятся средства к новому нападению, и князь [391] надеется взять крепость на этот раз подкупом. Гарнизон в Клобуке состоит всего из 60 чел. башибузуков, у них имеется незначительное число жизненных припасов, а подвоз новых не предвидится в скором времени, потому что сообщения Клобука с остальною Герцеговиною прерваны. Никшич также заперт. Ущелье Дуга находится в руках восставших и; ускоков, которые не пропускают для гарнизона и жителей ничего съестного. Пограничным черногорцам запрещено под страхом строжайшего наказания продавать никшичским мусульманам что бы то ни было. Мирко мне рассказывал, что в Никшичах чувствуется теперь большой недостаток: в топливе, соли и других предметах первой потребности и что на них цены неимоверно высокие.

Заканчивая мой рапорт, я считаю, своею обязанностью доложить вашему превосходительству, что при прощании со мною в Цетине князь Николай сказал мне откровенно, что он будет вынужден к весне принять явно участие в делах Герцеговины, если к тому будут благоприятствовать ему обстоятельства, и присовокупил, что его беспокоит только затруднительное положение, в котором находится теперь Черногория от голода и крайней бедности народа, и поэтому желал бы, чтобы кто-нибудь помог ему выдачею денег, хоть под видом займа. Он отправил в Париж своего адъютанта Влаховича под предлогом изъявить благодарность французскому правительству за дарованный хлеб, но по всей вероятности дал ему также поручение просить денег. Об отправлении Влаховича в Париж и о данном ему поручении я счел долгом известить г. посланника в Вене по телеграфу в самый день моего возвращения из Цетинья 11 (23) февраля.

С глубочайшим почтением и неограниченной преданностью имею честь быть, милостивый государь, вашего превосходительства покорнейшим слугою.

К. Петкович.

АВПР, ф. ГА V-А₂, д. 724, л. 60-68 об. Подлинник.