163
Донесение К. Д. Петковича Е. П. Ковалевскому о попытках Омер-паши организовать посредничество Черногории в деле умиротворения Герцеговины
| № 173 | 13 (25) июня 1861 г. Рагуза |
Милостивый государь Егор Петрович!
Из рапортов нашего консула в Мостаре уже известно вашему превосходительству, что Омер-паша начал исполнение возложенного на него поручения в Герцеговине тем, что разослал с нарочными из христиан экземпляры своей прокламации к племенам Зубцев, Банян, Пивы, Дробняка и Шаранцев, приглашая их принять с признательностью даруемые им облегчения и покориться немедленно 1. В то же время были посланы и от Комиссии письма к старшинам и к игуменам православных монастырей Дужи, Косиерево ж Пива с увещаниями и с приглашением приготовить [340] народ к принятию прокламации и немедленному изъявлению раскаяния и безусловной покорности. Комиссары б согласии с Омер-пашею сочли нужным также написать от себя письмо и к правителю Черногории и препроводить к нему значительное количество экземпляров прокламации, прося его светлость распространить таковые между пограничными герцеговинцами через своих людей и употребить свое влияние к убеждению их покориться. Пакет с письмом и прокламациею г. Безобразов препроводил ко мне с нарочным и с просьбою доставить по назначению немедленно и верным путем, и так как эта экспедиция была получена мною перед самым выходом парохода из Гравозы в Каттаро, то я решился поручить доставление этой экспедиции секретарю вверенного мне консульства, желая узнать через его посредство, как примут в Цетинье обращение комиссии, и повторить его светлости мои советы на счет предполагаемого свидания его с Омер-пашою и в особенности касательно претензий сего последнего, чтобы правитель Черногории прислал к нему предварительно сенатора для принесения ему поздравления.
Князь Николай и его отец Мирко были очень недовольны письмом комиссии, и его светлость выразился откровенно перед г. Лаговским, что комиссары слишком много требуют от него в пользу Турции, что не сообразно ни с его честью, ни с положением и интересами Черногории, чтобы он сам распространял прокламаций Омер-паши между герцеговинскими христианами и принуждал их увещаниями и угрозами к покорности турецким властям. Действительно, положение князя и его правительства в этом отношении самое деликатное. Противно совести молодого князя и задушевным убеждениям его народа, чтобы Черногория, принесшая столько жертв за свою свободу в вековой борьбе против турок, употребила ныне вес своего положения на то, чтобы содействовать каким бы то ни было путем к удержанию своих родных братьев под ненавистным им мусульманским игом и отказывать им в том, что они сами считают священнейшим на свете (На поляг, помета Александра II: Я это вполне понимаю). Находящиеся ныне в восстании герцеговинские племена до разграничения Черногории разделяли всегда общую судьбу с черногорцами, помогали им кровью и имуществом при беспрерывных стычках с турками и испытывали горькие последствия мести турецких пашей и турецких войск, когда черногорцы были принуждены уступать превосходству сил и удаляться в свои неприступные горы. Из-за черногорцев селения этих племен уже десяток раз доселе были сожигаемы и разоряемы, а народ подвергался голоду и другим бесчисленным бедствиям. Восстание против турецкого своевольства и насилия началось и поддерживалось только потому, что за плечами герцеговинцев стояла Черногория и что они рассчитывали на ее помощь, которая и была им действительно оказана всячески. Их решениями и действиями руководили постоянно из Цетиня. Герцеговинские старшины являлись туда по два и по три раза в год явно за советами и за военными припасами. Они считали свое-дело делом Черногории, и заведши у себя во всем черногорский распорядок, стремились и стремятся к тому, чтобы отделаться от турецкого господства и окончательно присоединиться к Черногории. При таком положении дел можно себе легко представить, какое будет впечатление, если князь Николай и его правительство решились вдруг по приглашению Европы и в угождение Турции сделать столь насильственный поворот с природного пути своих историко-политических и племенных стремлений, приняв на себя роль увещевать и принуждать герцеговинцев к покорности турецким властям. Турция не сделала для Черногории еще никакой [341] добровольной уступки, чтобы иметь право требовать взамен такой огромной жертвы, которой впрочем и никакая уступка не была бы в состоянии достаточно выкупить. Порта вольна скрывать грехи своей прескверной администрации и приписывать восстания христиан влиянию того или другого из соседей; в ее власти также предъявлять жалобы на черногорцев, если бы они вмешивались явно в дела ее подданных, но едва ли было бы справедливо и удобоисполнимо требовать, чтобы князь черногорский в ущерб существенным своим интересам волею или неволею сделался усмирителем христиан и заставил бы их довольствоваться обещаниями Порты, которых он сам по совести не может признать достаточным для них обеспечением (На полях помета Александра II: Совершенно справедливо).
Я имел честь уже неоднократно доносить вашему превосходительству о положении черногорского правительства в делах пограничных герцеговинцев и о характере существующих между ними отношений и теперь я должен опять повторить, что черногорцы, считая восстание смежных с ними герцеговинских племен делом, касающимся их военной чести и сопряженным с главнейшими интересами будущего Черногории, ни за что не согласятся на то, чтобы принуждать своих братьев к покорности Порте, а, напротив, будут продолжать по-прежнему поддерживать в них надежду на совершенное освобождение, подстрекать их к сопротивлению турецкому насилию и оказывать им под рукою всякое возможное содействие. Искреннее содействие со стороны черногорского правительства к усмирению восстания можно предположить только в таком случае, если бы черногорцам дали надежду, что за усмирением этот край получит полное народное самоуправление и возможность слиться окончательно с Черногориею. А так как подобное предположение несбыточно, по крайней мере, в настоящее время, то ж будут вести дела так, чтобы заставить Омер-пашу прибегнуть к силе и вызвать как-нибудь самих черногорцев на бой. Молодой князь не скрывает своих войнолюбивых замыслов, а отец его Мирко, помня экспедицию 1853 года, слишком зол на Омер-пашу и желал бы очень иметь случай отомстить ему.
Омер-паша и некоторые из комиссаров, понимая всю трудность и деликатность герцеговинских дел, желали бы как-нибудь завлечь князя в переговоры и навязать ему обязательство действовать в пользу Турции, а против настоящих интересов Черногории. Отсюда попытка устроить свидание Омер-паши с князем Николаем, о которой я имел уже честь довести до сведения вашего превосходительства предыдущим моим рапортом. Говоря об этом с его светлостью и с некоторыми из сенаторов, я счел долгом своим дать заметить, что поручение Омер-паши имеет предметом Герцеговину — турецкую провинцию и никаким образом не может касаться прямо Черногории, а вследствие этого и предполагаемое свидание было бы совершенно излишне; если же сердар имеет переговорить с черногорским правительством на счет пограничных отношений и несогласий между Турцией и Черногориею и вообще о таких предметах, которые касаются пограничного спокойствия и местных общих интересов, то из-за этого вовсе не нужно, чтобы сам князь имел свидание с турецким пашою, а может назначить для этого своего отца или кого-нибудь из своих сенаторов, и что, наконец, инициатива для такого свидания должна быть сделана не князем, а Омер-пашою, если он находит оное нужным (На полях помета Александра II: Весьма дельно) 2.
Далее я присовокупил также, что если сербский князь не сделал визита Омер-паше в Белграде 3, то правителю свободной и независимой страны, [342] какова Черногория, никоим образом не надлежит делать перед ним первый шаг присылкою к нему письма или сенатора для поздравления, на что он претендует и к чему склоняли сильно его светлость некоторые консула. Г. Лаговский встретил в Каттаро французского консула Геккара, возвращавшегося из Цетиня; он ездил туда нарочно с тем, чтобы убедить князя послать в Мостар одного сенатора для принесения поздравления Омер-паше, но его светлость показал в этом случае твердость и отказал ему наотрез. Геккар не скрыл от секретаря вверенного мне консульства своей неудачи в Цетине и попросил его даже попытаться, не успеет ли он склонить князя убеждениями от моего имени. Для меня странно неуместное притязание Омер-паши, но еще страннее усилия, какие употребляют некоторые консула, чтобы склонить князя к такому поступку, который при неопределенности нынешних международных отношений Турции к Черногории не может быть сделан без унижения и ущерба для политического положения последней. Омер-паша не принц крови соседственной дружественной державы, которому подобают известного рода отличия и почести, а паша, хотя и первой степени, но за то проведший уже несколько лет в изгнании и могущий опять возвратиться туда; князь же черногорский — независимый владетель независимого народа, а не паша турецкой провинции, имеющий чин ниже сердар-экрема. Кроме того, в настоящее время не князь должен заискивать благорасположение у Омер-паши, а наоборот, ибо по всему видно, что не князь нуждается в Омере, а, напротив, он в князе. Порта не сделала еще никакого добра для Черногории, а князь оказал ей немаловажную услугу в никшичском вопросе, и ныне признают, что без его содействия невозможно мирное устроение герцеговинских дел.
В рапорте моем от 30 мая (11 июня) за № 163 на имя его превосходительства г. посланника в Вене я имел честь изложить разговор мой с банским воеводою и советы, которые я ему дал при этом касательно прокламации Омер-паши и европейской комиссии. Ныне я узнал, что согласно моим увещаниям, старшины герцеговинских племен съехались уже в монастырь Косиерево для совещания по своим делам и что князь Николай послал туда к ним также сенатора Ива Ракова Радонича.
С глубочайшим почтением и неограниченною преданностью имею честь быть, милостивый государь, вашего превосходительства покорнейшим слугою
К. Петкович
АВПР, ф. ГА V-А2, д. 723, л. 122-126 об. Подлинник.
Комментарии
1. См. док. 160, 162 и примеч. к ним.
2. Трудность в организации встречи князя Николая и Омер-паши заключалась в том, что ни представитель Порты, ни правитель фактически независимой Черногории не хотели сделать первый шаг. Попытки французской дипломатии устроить эту встречу под шатром представителя Порты не увенчались успехом. Только после того, как члены комиссии от европейских держав и Омер-паша получили соответствующие указания своих правительств, удалось добиться того, что Омер-паша 18 (30) июня написал князю Николаю письмо, в котором предложил место встречи. После ответного письма черногорского правителя встреча была назначена на июль 1861 г. в Жабляке (подробнее см.: АВПР. ф. Посольство в Константинополе, д. 2049, л. 119-120, 165а-1656 и об.;. Вуиович Д. Црна Гора и Француска. 1860-1914. Цетинье, 1971).
3. 11 (23) мая 1861 г. сердар-экрем Омер-паша по дороге в Боснию и Герцеговину, куда он направлялся с целью приостановить развитие восстания под руководством Луки Вукаловича, прибыл в Белград, и остановился у коменданта Белградской крепости Хуршид-паши, рассчитывая, что князь Михаил как султанский вассал первым нанесет ему визит. Он даже выслал турецкий почетный караул к княжескому дворцу, который должен был сопровождать князя в Белградскую крепость. Однако князь Михаил не пожелал поехать к паше, считая, что такой шаг может умалить его достоинство как главы сербского княжества. Узнав об этом, Омер-наша отказался от своих первоначальных намерений провести в Белграде 3 — 4 дня и немедленно отбыл из города (Миличевич М. Ч. Кнез Михайло у споменима некадашньег свог секретара. Београд, 1896, с. 62-64).