Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

4

Обращение представителей православного населения Боснии и Герцеговины к Николаю I с просьбой о защите от притеснений турецких властей и греческого духовенства

17 декабря 1854 г. Мостар

Всепресветлейший, державнейший великий государь император Николай Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!

Просим мы, нижеподписанные, во имя целого народа сербского двух провинций Боснии и Герцеговины о нижеследующем:

Вот и мы, несчастные и от всех забытые и презренные жители Боснии и Герцеговины, осмеливаемся сим нашим прошением предстать пред твой могучий престол, чтобы излить пред твоим императорским величеством наши печальные чувства и изобразить наше горестное и жалкое положение и просить твое императорское величество, как отца, покровителя и защитника православных христиан, для освобождения коих поднял ты священное знамя 1, обратить свой взор и твою милующую могущественную десницу на нас, несчастных. На коленях просим твое императорское величество.

Другая половина пятого столетия нашего рабства давно началась 2, и наше состояние не улучшилось, и если бы не верили в неисповедимый промысел божий, который управляет всем миром — видимым и невидимым — то до сих пор мы бы должны были пасть в отчаяние и подобно Иуде лишить себя жизни. Фанатизм турок в продолжении стольких веков в отношении к нам не охладел; но были времена и годы, когда не так сильно обнаруживался, вероятно потому, чтобы потом вспыхнуть сильнее. К сему времени относим первые годы этого столетия, когда Сербия, помощию благочестивейшего императора всероссийского благословенного Александра оспаривала свои права у Оттоманской Порты 3; тогда фанатизм турок изливал свои ядовитые стрелы и против нас. Подозревая нас в единомыслии с братьями нашими сербами, жестоко нас мучили бесчеловечные, убивали нас на улицах, в собственных домах, наконец, в довершение всех мучений сдирали кожу с живых людей. От сих мучений не мог никто спастись, на кого пало подозрение. Турки не смотрели ни на пол, ни на возраст. В сих-то страшных минутах нашего испытания мы пришли к такой мысли: наверное, богу так угодно, чтобы нас турки уничтожили с лица земли. Подлинно турки бы давным-давно сделали это, если бы их от этого намерения не удерживала та мысль, что после некому будет служить им, некому работать для них. И эта мысль, посредством которой, может быть, промысл божий действовал, спасла нас от конечного уничтожения.

В 1828 году, когда могущественные орлы твоего императорского величества, вступив в пределы Турции 4, заставили ее дрожать от сознания своего ничтожества и бессилия в сравнении с победоносным войском твоего императорского величества; тогда фанатизм турок излил весь гнев свой на нас, беззащитных и безоружных, как на единоверных и единоплеменных с твоим народом русским.

Теперь уж два года, как открылись военные действия между благословенною Россиею, с одной стороны, и неверной Портой в союзе с нечестивым Западом, с другой 5. Но мы, следя за ходом дела, можем справедливо уповать на бога, что благословенная Русь и православие должны восторжествовать, потому что на стороне православия бог и святое и справедливое дело: покровительство святого гроба святейшего и защита [20] святой соборной и апостольской церкви и улучшение состояния православных христиан в Турецкой империи. Подозрительные турки и в сей войне обвиняют нас в симпатии с русскими, и за это одно подозрение подняли на нас страшное гонение; они думают уничтожить нашу любовь к русским, уничтожить любовь и уважение к твоему императорскому величеству, а не знают того, во что человек внутренне убежден, во что он верит и что в нем насаждено священнейшею религиею христианскою, не может уничтожить никакая сила человеческая, никакие мучения, ни смерть, ни живот, но еще более укореняют ненависть к себе и усиливают в нас любовь к русским. Тяжело нам терпеть. Это не год и не десятка два, но это, так сказать, целая вечность, и мы не имеем другого защитника и не хотим иметь, кроме твоего императорского величества. За католиков заступается австрийское правительство, но за нас некому заступаться, кроме тебя, и мы не признаем другого царя, кроме тебя. Ты отец наш, ты наш царь. К тебе обращены наши взоры, на тебе, царь и отец наш, почивают лучшие наши надежды избавления. Неужели твое императорское величество откажется от своих детей, которые, зная твое любящее отеческое сердце, благородство твоей великой души, уверены, что ты, благочестивейший из монархов, в состоянии понять ихнее бедственное состояние и один в состоянии избавить их о укрепляющем тя господе, обращаются к тебе с просьбою. Царь! Воззри на нас, несчастных, с высоты твоего величества, на нас, православных сербов, жителей Боснии и Герцеговины, которые исповедуют одну и ту же православную веру, которую исповедуют и братья наши русские. Царь! Скажи одно царское слово о нашем избавлении, и мы избавлены.

Жестокость турок в последнее время достигла крайней степени, и для большей ясности представим несколько фактов вашему императорскому величеству. Вздумает ли какой-нибудь последний турок делать насилия христианину, то, не видя препятствия со стороны власти турецкой, приходит в дом христианина, требует, чтоб его угощал, тот, если ничего дать ему не имеет, то пойдет по соседям просить, чтоб ему уделили за угощение турка. Угощает его, и вместо благодарности тот требует, чтоб ему христианин заплатил (зубарину) за то, что он, турок, евши у него, испортил себе зубы. И если христианин не может заплатить требуемых денег, то он убивает его в собственном доме и за убийство не подлежит никакой казни. Другой случай был у нас недавно в Мостаре. Один купец имел у себя работников человек 15; несколько из них работали на верху дома. Прошел мимо дома один турок, поглядел на рабочих и сказал гласно одному из них наверху: «Не шевелись, я хочу попробовать, мое ружье может ли попасть», и, выстрелив, убил одного из них. Пошли сербы жаловаться местной турецкой власти, но, не имея права свидетельствовать пред судом, возвратились ни с чем. Если турку понравится дом серба, то он берет другого турка-свидетеля, и у паши сделают так, что серб должен оставить свой собственный дом и идти за город и там сделать себе землянку и в ней жить, если не может себе другого дома купить. Пред Филиповкой у одного священника ночевали турки; священник закричал довольно гласно: «Царь Николай! Скоро ли нас избавишь от этих проклятых турок?» Турки слышали и тотчас вырубили его в куски.

Не исчисляя всех убийств, даем знать вашему императорскому величеству, что этой осенью у нас случилось до 30 явных убийств, а сколько тайных, то единому всеведущему богу известно! Лишая жизни лучшего члена семейства, старшину, тем самым лишают жизни и прочих, например детей, если остаются после него. Бесчеловечие турок [не] на том только, что убивают нас; они отняли все наши земли, мы им должны работать и давать половину от всех произведений. Другая половина [21] принадлежит будто бы нам; из нее должны дать султану десятую часть, должны платить подать харач и разные разности. Итак, сосчитан все наши доходы, результат выйдет такой: мы при всем нашем труде убогие и нищие.

Грустно становится, если даже издали взглянуть на наше мучительно униженное состояние. Печально терпеть, но еще печальнее видеть совершающиеся другого рода мучения, тягчайшие изо всех мучений. Последователи лжепророка — турки, не довольствуясь тем, что нас беспощадно каждый день гонят, терзают и мучают, как некогда свирепствовали язычники против первенствующих христиан, но посягают в своем бешеном фанатизме и на святыню нашу. Так, таинство брака и чистое супружеское ложе, какое должно быть у истинных последователей господа нашего Иисуса Христа, сделалось у нас предметом смеха, игрою необузданных страстей турок. Дщери наши и сыновья наши опозорены, одним словом, все, что должно быть у христиан предметом глубочайшего уважения, турки попирают ногами. Наши церкви, единственная отрада в тяжких обстоятельствах нашей жизни, единственное успокоительное место, где совершается бескровная жертва, единственное училище веры ж благочестия христианского, где христианин, отложив житейские попечения, предает совершенно себя господу, посвящая на служение ему сии священные минуты, возносится теплою молитвою к нему, посылает благодарственные молитвы, забывает свое горестное и печальное состояние — эти церкви, эта единственная наша отрада, завещанная нам нашими отцами, не остается в спокойствии от свирепости турок, которые во время общественного богослужения, войдя в церковь, всех разгоняют, бьют, бесчинствуют и, в довершение всего, священника мучают ужасно. Так на днях три турка схватили нашего одного священника, зауздали его, как лошадь, и садились на него по очереди, и бедный должен был по всем улицам носить их. Турецкое правительство и турецкие паши, видя все это, не только не запрещают подобные злочинства, но еще турецкие имамы проповедуют войну против дьяуров, как единоверных с православною Россиею. Свирепый турок, видя в лице своих имамов людей понимающих и сведующих в коране, тем свирепее нападает на христиан, грабит, убивает, позорит, и правительство не внимает на вопли, стенания и жалобы наши.

Государь император, для нас наступила последняя година, потому что бедствия превышают всякое вероятие.

К бедствиям от турок присоединяются бедствия, какие мы терпим от нашего высшего духовенства — митрополитов и епископов. 6 Они не суть пастыри и преемники св. апостолов, ибо не имеют ни малейшей тени Духа апостольского, нет в них смирения и любви апостольской. Они смотрят на свой великий сан не как [на] истиное служение пасомым и приведение их из веры в веру, они не пасут стадо христово, но расхищают, как волки. От них более терпим бедствия, чем от самых турок. Они зло ставят нас, обременяют налогами наравне с пашами турецкими, бесчинствуют гораздо хуже пашей турецких. Облеченные в душевный (Так в тексте. Следует: духовный) сан не по душевным достоинствам, но приобрели оный позорным и самым недостойным образом — симониею. Вот почему, государь император, мы терпим больше мучений, нежели первенствующие христиане! Первенствующую церковь мучили и озлобляли язычники, но верные чада церкви в своих страданиях находили целительный бальзам в беседах пастырских, находили утешение в страшных минутах жизни. Мы же, напротив, этого всего лишены; и они не только не соболезнуют, но еще стараются передать [22] нас туркам на мучения. Они не понимают коего духа суть, не понимают дух христовой церкви: вести словесное стадо в меру возраста совершения христова и употреблять таким образом священнейшую религию христианскую во спасение верующих. Неудивительно, впрочем, что мы имеем таких пастырей, когда знаем, что они, быв несколько лет слугами патриарха, наживши довольное состояние, покупают сан епископский, и патриарх дает им это высокое звание, несмотря на то, что редкий из них знает порядочно читать.

Государь император! Мы вполне чувствуем и совершенно верим, что твое императорское величество может освободить нас от этих негодных пастырей, посему, коленопреклоненно падая пред твой императорский престол, просим у ног твоих освободить нас от наших епископов (греков) и дать нам из нашего круга (из сербов). Говоря сие, мы остаемся чужды той мысли, будто мы желаем отступить от церкви константинопольской и образовать ереси и расколы. Нет! Мы были в союзе с константинопольскою церковью и желаем и опять остаться, только на тех же отношениях, на каких находится и церковь сербская. 7 Ибо нам наши пастыри стали не любы, потому что вместо того, чтоб действовать, как истинные пастыри, они расхищают или сами, или другим позволяют по своему нерадению и скудости любви к своему долгу, чтобы нас расхищали, как это стараются достигнуть австрийские миссионеры, которые, не видя никаких препятствий со стороны наших епископов, предлагают подписаться на то, что мы желаем принять римскую веру — унию 8 — и признать над собою покровительство Австрии, и тогда по ихнему будем защищены от насилия, турок и будто бы избавимся от всех притеснений, какие терпим ныне. Но мы, пока твое императорское величество и твоя благословенная Россия существует, не хотим ничьего покровительства, кроме покровительства твоего царства, ибо мы знаем, что ты, государь император, и притом один вполне можешь покровительствовать православных. Мы прежде согласимся быть вытертыми из книги живота, нежели променять нашу праотеческую православную веру на веру римо-католическую. Тебя одного просим быть нашим защитником и покровителем, потому что ты, государь император, один царь на земле, ты — единственный помазаник божий. Греческие императоры в XV столетии, ища себе спасения в союзе с папами и европейскими владетелями, основанном на малодушной измене православия, были покорены турками. Твои же благочестивые предшественники цари русские, приняв в своем гербе двуглавого орла, остались истинными царями 9. И у нас всегда было и будет это убеждение, что ты — единственный царь на земле. Потому первее всего надеемся на бога и его божественную милость, потом на тебя, великодушный из монархов. Царь! От тебя чает спасения и утехи погибающий Израиль. Царь и отец наш! Тебя просим быть нашим избавителем. Государь император, коленопреклонно просим как чада той же православной церкви, коей ты первенец, которую исповедует и вся благословенная Русь твоя, просим тебя, как единоплеменные и единоверные с твоим народом русским, не отврати твою отечески-царскую милость от нас, не лиши нас, государь император, последней нашей надежды, не откажи нам в твоем отеческом пособии, дабы могли низвергнуть оковы пятивекового униженного и позорного рабства, которое в последнее время сделалось для нас столь невыносимо, что, несмотря на все наше усиливание терпеть, мы не можем более погашать внутренние порывы души, в которой пылает месть против наших угнетателей-турок и епископов-греков. Мы намерены весною поднять знамя восстания, и хотя мы сознаем, что не будем сражаться с равной силой, но тем не менее намерены встать и бороться за свободу отечества, за спасение матери нашей православной [23] церкви (здесь понимаем свободу не так, как понимает ее лжемудрствующий Запад). Встанем, будем сражаться на жизнь и смерть, ибо что за жизнь наша? Нас можно сравнить с телом без души. Поднимаясь против врагов наших и твоих мы ничего не имеем: ни денег, ни амуниции, ни пушек, ибо все это от нас отнято; но мы вполне надеемся на твою помощь, и это мы можем ожидать, потому что и ты, царь православный, поднял знамя именно для того, чтобы нас освободить от униженного рабства.

Целуя полы твоей царской порфиры, остаемся твоего императорского величества, всемилостивейший государь, всегда покорнейшие рабы.

Вместо целого народа сербского двух провинций Боснии и Герцеговины:

Из Сараева: Стеван Аврамович пр[о]то из
Евган Радулович Ороша
Манойло Евтанович Апи Стеван из Грачанице
Гавро Елич Коста Белополяц из Приштине
Стеван, протопоп сараевский Хорхе Станимирович из Призрена
Из Мостара: Иово Цухич из Печи
Милан Оборина Илия Ячим из Печи
Сава Мойч Хорхе Рибач, кмет из села Дресника
Тома Радулович из Банине луки Милутин Седлар, кмет из Баня
Василие Уляревич, духовник мон[астира] Требиня Живан, кмет из Приштине
Живан Максимович из Приштине
Иово Тодорович из Лиевна Иово Чабака из села Бабуша
Иово Куинцич из Лиевна Живан Хамин из Вучитрна
Никола Попович из Травника Иово, кмет из Копаоника
Андрея Глогич из Фоче Феофан Тинич, еромонах дечанский
Иакша Иовичич из Фоче Ианикие, игуман монастира св.
Цветко Радулович из Невесиня Троице у Таслипе
Шчепан Шипович из Невесиня Гмитар Гвозден из с. Усорца
А. К. Ацикостич из Брода Белош Хурич из Оштрог луга
Ристо Паранос из Брчке Иово Гаич из Оштрог луга
Иово Бабич из Градишца Милентие Ступац из Гасовца
Трицко Радулович из Модрича Ристо Евич из Усорца
Павле протопоп из Осечани Марко Никич из Оштрог луга
Иово Дарда из Оштрог луга Андрон-Сочица, игуман манастира
Поп Глигорие Стоянович из Волара Пиве у Ерцеговини
Детар Требовац из Миляковца Поп Иово Стоянович из Майдана
Тома Башич из Миляковца Хоко Соколович из Фоче

АВПР, ф. ГА V-А2, д. 605, л. 9-15 а. Подлинник.


Комментарии

1. Имеется в виду Крымская война (1853-1856).

2. Турки заняли Боснию в 1463 г., а Герцеговину в 1482 г.

3. Речь идет о помощи России Сербии в период Первого сербского восстания 1804-1813 гг. и русско-турецкой войны 1806-1812 гг., закрепившей в Бухарестском трактате автономию Сербского княжества.

4. Имеется в виду русско-турецкая война 1828-1829 гг.

5. В Крымской войне Россия оказалась перед коалицией Турции, Англии, Франции, Австрии и Сардинии.

6. Православное население проживало преимущественно в восточной Герцеговине. После ликвидации в 1766 г. Печской патриархии церковью в Герцеговине управлял особый архиепископ, назначаемый константинопольским патриархом. Резиденция его находилась в Мостаре. Обычно это был грек, так как высшее духовенство в Герцеговине, как правило, назначалось из греков-фанариотов, не знавших сербского языка и общавшихся с населением с помощью переводчиков. Они поддерживали политику турецких властей. Православное население югославянских земель вынуждено было платить огромные налоги в пользу греческих митрополитов и епископов. Его [24] представители неоднократно обращались к России и другим европейским державам с просьбой о защите от произвола фанариотов. В 1833 г. церковь в Сербии получила автокефальность. Конвенция об автокефальности православной церкви в Боснии и Герцеговине была заключена с константинопольским патриархом только после Берлинского конгресса 1878 г. (см. Екмечич М. Српски народ у Typcлoи од средине XIX века до 1878. — Историка српског народа. Београд, 1981, т. V, ка. 1).

7. См. примеч. 6.

8. Нет достоверных данных о том, что в это время велась униатская пропаганда среди сербов. В тот период Австрия и Франция начинают активно привлекать на свою сторону православных сербов Боснии. Австрия предоставила возможность молодым боснийцам учиться богословию в Задре и начала оказывать денежную помощь православным церквам, чтобы противодействовать влиянию России и Сербии в Боснии и Герцеговине (см.: Ekmecic М. Mit о revoluciji i austrijska politika prema Bosni, Hercegovini Crnoj Gori u vrijeme Krimskog rata 1853-1856. — Годишньак Друштва историчара Босне и Херцеговине, 1962, № XIII).

9. С конца XV в. в государственной эмблеме Русского государства появился двуглавый орел — главный элемент герба Восточно-Римской (Византийской) империи, который как бы олицетворял идею преемственности Русского государства от Византийской империи.