ЕЩЕ НEКОТОРЫE ЧЕРТЫ НРАВОВ ЧЕРНОГОРЦЕВ.

Хотя уже не раз в нашем журнале были рассказы о Черногорцах, однакож читателям верно будет занимательно прочесть еще кое-что о нравах этого замечательного народа. Вот что между прочим рассказывает один Русский путешественник (Г. Чижов): «Все разговоры с Черногорцами» — пишет Г. Чижов — «обыкновенно начинались ими распросами о Русских, о Белом Царе, о его войске. В самом деле, иного разговора не льзя было и заводить, потому что вся жизнь Черногорца сосредоточена на войне и битве; у него нет оттенков чувства, он знает только два отношения: братство и вражду, все прочее ему незнакомо. Однажды я завел речь с стариком Священником, пришедшим [67] с границы; он распрашивал меня о Русском войске. Никак не мог я объяснить ему, что у нас до миллиона всех воинов; потому мне трудно было объяснить это, что до такого числа не доходит простой счет Черногорья. Гильда гильд, сказал я ему. «Доста, доста», отвечал мне старик: «да бьете ли вы Турок»? — Теперь мы с ними в мире. — «Э, брат, худо, что вы не бьете Турок». — Не все же воевать, — отвечал я. Старик посмотрел на меня пристально, и, казалось, не мог понять моего ответа. По их понятиям, жить без войны значит влачить жизнь в совершенном бездействии. Когда бывало старик или удалой юнак Черногорец заговорит с нами о своих подвигах, мальчики соберутся в кружок и слушают: мудрено ли, что они с понятием о жизни не могут соединить никакого другого, кроме постоянного кровопролития? К этому надобно прибавить еще и то, что женщина в Черногорке совершенно рабочий вол; она работает, ходит в город для покупок и продажи, и дома видит мужа только вечером. Грустно видеть такую незначительность того пола, который в Черногорце не льзя даже назвать и прекрасным: до того он изнурен всегдашнею тяжелою работою. Однажды Владыка, рассуждая со мною о Черногорке, говорил: чтобы узнать Черногорцев, надобно здесь пожить; а, право, они стоят того, чтобы [68] познакомить с ними Европу. Я не мог не сказать ему, что в Черногорье точно можно жить только с прямою целью написать что нибудь о Черногорцах. Это его удивило. От чего же? спросил он у меня. — Как хотите вы, чтоб мы, привыкшие глубоко уважать женщину, жили в стране, где она почти на ряду с домашним скотом, и где она никогда не допускается в общество? — Да, отвечал он, это правда, что у нас женщина не первенствует над мужчинами; но за то, знаете ли, что она у нас особа неприкосновенная? Тут Владыка рассказал мне, что нет примера, чтобы когда-нибудь кто бы то ни было из Черногорцев поднял руку на женщину. Даже в случае преступления, если бы женщина совершила смерто-убийство, она и тут не может быть наказана: потому-что у Черногорцев одно наказание — расстрелять; а на женщину ни у кого не поднимется рука. Разве есть закон, спросил я, охраняющий таким образом женщину? Закона нет, да и не нужно его, отвечал Владыка: потому что ни одному Черногорцу не придет на мысль не только убить, но ударить женщину. Даже во время войны с Турками Черногорки свободно ходят в пределы Турции, точно так же, как и в Черногорье Турчанки, то есть собственно Славянки, потому-что все пограничные с Черною Горою Турецкие области населены Славянами; даже самые [69] Магометане — не Турки, а Славяне. Этим частехонько пользуются Черногорцы и, пустивши женщину или двух вперед, прокрадываются за ними; неприятели знают эту хитрость; но выстрелить в женщину не возможно; наоборот, и Турки употребляют подобные хитрости с Черногорцами.

«Однажды, когда мальчики бегали по лугу, Владыка указал мне на одного живого и резвого мальчишку и сказал: это Воевода; потом на другого: а то старший брат его. Это меня удивило; я не мог понять, как может быть Воеводою мальчик лет 10 или 11, к просил Владыку объяснить мне, как избирают в Воеводы? — Это делается не по избранию; нет, у нас в Черногорке чрезвычайно аристократические понятия, и воеводские роды ведут целые века историю домов своих. — От чего же воеводство достается младшему, а не старшему брату? Зависит ли это от воли отца, или есть неизменные правила? — Глас народа назначает у нас всех старейшин. Это делается так. Когда Воевода, то есть начальник селения, женится и пойдут у него дети мужеского пола, — первого, у которого начнет выказываться больше ума, больше остроты, кто-нибудь из стариков, назовет Воеводою; если точно название удачно, другие молча подтвердят его мнение; все зовут его Воеводою: Воевода да Воевода; так он и выростет, и уже никто из братьев не [70] оспаривает этого права. От этого Воевода всегда любим своими земляками и нет примера, чтобы выбор пал на недостойного. Должно согласиться, что последняя черта довольно характеристическая.

Текст воспроизведен по изданию: Еще некоторые черты нравов черногорцев // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 62. № 245. 1846

© текст - ??. 1846
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1846