-

О ВОССТАНОВЛЕНИИ НОВОГО СЛАВЯНО-СЕРБСКОГО ГОСУДАРСТВА.

Записка митрополита Стратимировича, составленная для поднесения императору Александру Павловичу. В Июне 1804 года.

Записка эта сохранилась в бумагах знаменитого протоиерея А. А. Самборского и обязательно сообщена в Русский Архив правнуком его А. И. Малиновским. Мы печатаем здесь [112] собственно не самую записку в ее сербском подлиннике, а современное русское сокращение ее, сделанное вероятно в нашем министерстве иностранных дел, коим тогда заведывал князь Адам Чарторижский. Как подлинная записка, так и сокращение ее вместе с нижеследующими выписками, были возвращены протоиерею Самборскому, так что остается неизвестным, [113] достиг ли на этот раз до Русского государя этот голос Сербского митрополита. Историческим подтверждением его записке послужило вспыхнувшее через год восстание Георгия Черного, коим положено начало нынешнему Сербскому княжеству. Известно, что русская деятельная помощь и русское заступление поддержали Сербов в их героической борьбе и даровали им в Бухарештском трактате первые условия политической самостоятельности. Нет также сомнения, что, возвратившись в Россию, протоиерей Самборский, в личных беседах с государем (бывшим учеником своим) раскрыл перед ним положение Славянских дел. П. Б.

____________________________________

Выписки из писем протоиерея Самборского из Вены от 14 Июня 1804.

В письме к ею сиятельству князю Чарторижскому просит о поднесении его императорскому величеству письма своего купно с приложенным начертанием, которое принял он, г. Самборский, от Славено-Сербского митрополита.

В письме к его императорск. величеству. Совершив последний долг священнослужения при августейшем гробе бессмертныя Александры, удостоился получить от его королевского величества палатина Иосифа благосклоннейшее писание, которое прилагает вместе с национальною газетой, свидетельствующей удовольствие и почтение всей публики, равно как и эрц-герцога, о священно-служении и образе жизни г-на Самборского. Препровождает начертание митрополита Сербского народа, Стефана Стратимировича, который, повергая себя к стопам императорского величества, слезно молит, да не поставится в вину, что он не подписал имени своего, опасаясь лишения [114] головы. Г-н Самбарский, зная лично сего митрополита, свидетельствует, что он есть истинный и ревностный пастырь церкви и совершенно предан его императоскому величеству.

Сокращение начертания о восстановлении нового Славено-Сербского государства.

Некоторые недостатки со времени установления Российской империи исправлены были и исправляются, а именно: 1. Ненадежность в наследии престола; 2. Несоразмерное население разных частей империи и две столицы; 3. Величина и пространство, и разнообразие языков и религий; 4. Неимение верного союзника.

Россия — одна во всех державах мира по своему языку и религии. Лишаются государи ее, в случае личных несчастий, по примеру предков, надежного прибежища безопасности и искреннего сопоборствования в напастях. Лишаются они радости и утешения — иметь своего языка, своея религии, своего образа мыслей и склонностей равных сообщников и взаимных защитителей, с которыми союзы родства и крови более нежели с иноязычными творимые превосходствуют по неописуемому, но крепко ощущаемому утешения увеселению.

Всякий Европейский государь имеет себе равного сообщника в религии или единородии, которые им полезны бывают в свое время. Сам Бонапарт, сколь ни силен, сколь ни велик, привязан по своему рождению к Итальянцам и Римской религии. Един токмо Российский великий и добродетельный государь не имеет народом и благочестием себе равного и самым подданным его союзного, ни друга, ни приятеля, ни [115] даже по облагодетельствовании почитателя. Разноверные и иноплеменные союзники и други России ненадежны. Поляки единого с Россиянами языка, если бы они были единого исповедания, то бы государство их существовало до ныне. Греки единой религии, Россия оказала наклонность к возобновлению их государства в Константинополе; но сие не соответствовало бы намерениям России — достать себе верных и искренних союзников; ибо народ сей горд и подл вместе, дружба его ненадежна: во всех войнах России с Оттоманской Портой, Греки не показывались верными. Они за малую временную корысть Туркам более нежели Христианским государям благоприятствуют.

Нет народа в поднебесной, который бы имел толикую любовь и наклонение к Руссам и Российским государям, как Сербы. Единые языком, благочестием, равные Славяне! Простота их простоте Русской подобна; повсюду уважаемы, кроме России, они, при всем отдалении, единую надежду на Россию имеют. Нет ли способа и не стоит ли того, чтобы Российские государи отечески попеклися сей добрый Словенский народ, всякому своему государю верный, Россию и Россиян всегда любящий, в политическое бытие привести, а со временем в желаемое политическое содружество?

Сербы обитают в Венгрии на обоих берегах Дуная, в Славонии, Кроации, Далмации и Приморий; так же от сих пределов в Турецких землях до Адриатического моря; весь народ между рекой Силы от границ Валахии до Скутари в Албании, между рекою Савою и Унною, есть Славено-Сербский с [116] малейшим наречие различием, так что и все находящиеся там Турки суть рода и языка Славено-Сербского.

В нынешних обстоятельствах можно часть сего народа, под игом и утеснением Турецким стенающего, в самобытное политическое состояние привести.

Еслиб Всероссийский великий император изволил сделать представление султану, чтоб он, удержав за собою некую умеренную дань и свободу религии для обитающих там Турок, весь Сербами обитаемый предел, по примеру Рагузинские или новые Греческие Седми Островов республики, в независимость и под защищением России отпустил с таким условием, чтоб Российский государь провинции Турецкие в Азии, от султана ныне отторгающиеся, ему гарантировал да еще и к приобретению новых всяческое вспомоществование и содействие обещал: то вероятно, что султан таковому желанию России соответствовать бы не отрекся, потому что кроме выше-помянутой он получил бы еще и ту знатную пользу, что таким образом все прочие свои пределы, оному пограничные провинции, против нападения прочих государей безопасными соделал. Да и так, если бы Сербские оные провинции, сами по себе от султана против воли его отторгнувшись, ближайшему христианскому государству предались (что и легко и скоро последовать может), то султан не токмо провинций своих совсем бы лишился, но и умножил бы силы своего соседа, а тем большую бы соделал себе пагубу.

Что касается до Австрии, она долженствовала бы уступить Боку Катарскую и часть Далмации; за то бы [117] можно ей дать часть нынешней Турецкой Кроации. А когда бы Австрия и Сирмию уступила Сербской земле, то ей в замену предел Валахийский до реки Олты отдаться бы мог. Здесь представляется Турецкие империи падение? Но сие весьма скоро и само по себе имеет последовать.

Прочие Европейские государи могут успокоены быть тем: 1-ое, что восстановление сея новые державы Сербские не было бы совершенное предела ее отторжение от Турецкой империи, но Сербы платили бы дань и, от Турецкой Порты считаясь зависимы, относительно к прочим государям, как в одном и том же прежнем состоянии находились бы. 2-е, в той же прогрессии, в которой с таковым заведением следовало бы Турецкие державы унижение, возрастала бы новая Сербская держава и награждала бессилием Турецкой империи приключенную потерю в общем равновесии Европы.

И так, если бы можно было упомянутым образом предел оный в самостоятельную область привести, то для большого безопасия и вечного утверждения таковой державы не недостойно быти видится, дабы Российский императорский дом от своих великих князей единого определил государем таковые державы. Простота, глупость или крайнее суровство под Турецкою областью оного живущего народа не имели бы устрашити или осуетити таковое намерение за то, что Далматические Сербы добрые и кроткие суть, тако ж и Герцеговинские отчасти, а в Боке находящиеся стоят уже на некоем образования степени; природою же весьма благоуветлив есть весь народ сей, как и оный в Сирмии. А кроме сего имел бы таковый новый [118] обладатель привести несколько Российского войска, и если бы не хотел сам туда прийти, то посредством наместников своих с тремя или четырьмя тысячами войска можно бы было все управлять и в благоустройство привести. По грубости народа, республиканская конституция в самом начале полезна быть не может, но предпочтительно монархическое правление.

Но еслиб Российский государь не хотел ни единого от своего дома князей к тому намерению и произведению определить, или еслиб против того от прочих Европейских государей делаемо было препятствие, в таковом случае нужно б было кого нибудь из Немецких зятей или шуринов, или иных союзных приятелей своих, но нарочито такового протестанта определить, который бы веру и благочестие восточное православное, хотя в потомстве, восприял. И сие нужно потому, что римско-католик не хотел бы благочестия восточного прияти, разве притворно и с смешением папства и униятства, и под владением римско-католического государя христиане восточного исповедания никогда спокойны и от утеснения и презрения свободны и в своем исповедании безопасны жити не могут. Сие есть явная по истории и в самом существе папские иерархии основанная истина.

Таковое о воздвижении нового Словено-Сербского государства понятие толь живо представляется моему уму и сердцу, так полезно Российскому императорскому дому, толь славно всему Словенскому роду, что никакой величайший труд и никакое величайшее иждивение не может быть для приобретения того слишком велико; но всяк истинный, истинного [119] Словенского рода и ревности Россиянин и своего государя искренний любитель о осуществовании того всеми силами подвизатися бы долженствовал, которое осуществование в нынешние времена возможнее быть кажется. Ибо если Бонапарт сам против толиких политических чиноначалий, против интереса Европы, иногда и самой Франции — одного короля уничтожить, другого там же почти воздвигнуть, одну республику потеряти, а другую установите один предел сему, другой иному отняти, прибавить, променять, все сие без повода, без причины, без правды соделати мог, если, говорю, один, так сказать, вчерашний Итальянец Бонапарт, без союзников и противу всех почти государей, сие соделать мог, мог изнуряти силы и своея и прочих держав за таковые своелюбные токмо намерения: то разве не может добродетельный, мудрый и у целые Европы, по великому сердца и духа своего, характеру, возлюбленный император Всероссийский за народ своего исповедания, под игом тиранским толико сот лет стенящий, за народ своего языка, своего Славянского рода и крови или невинно угнетенный, или забвенный, а непрестанно с внутренним воздыханием и горящим усердием Ему Единому возвышающий руки и плачущий о осуществовании своем и освобождении — при всей Европе, с откровенным лицем и намерением, делати? Разве не может и не хощет он дело явные правды, дело человечества многочисленного и толикими отношениями к себе сопрягнутого, мужественно пред лицем неба и земли защищати? Еда ли ужь забвенна есть любовь Славенского рода и языка в России, и [120] бедные Сербы даже отчаяти и под Турецким тиранством вечно потерятися имут?

И Волохи уже, и Молдавцы, и отдаленная Семи Островов Греческая область, по единому токмо благочестию и политическому притворному, может, призрению, ощутили уже, ощутили пред лицем целого света мужества и мудрости Российских государей оживотворяющую их мышцу; а бедные Сербы, и благочестием и языком, и кровию, и усердием, и всем, что златой любви составляет союз, ближае всех про чих, и — забвены совсем!!! Ты, Который сии союзы и силы им внушил еси, Ты ли попустиши и забвенным им, быти у Александра Великого и потерянным до конца? Или внуши в сердце Его тоску плача их, и они уже счастливы. Буди воля Твоя!

Текст воспроизведен по изданию: Записка митрополита Стратимировича, составленная для поднесения императору Александру Павловичу. В июне 1804 года // Русский архив, № 1. 1868