№ 21
Депеша А. Б. Куракина А. А. Прозоровскому о своем протесте австрийскому министру иностранных дел Стадиону в связи со стремлением Австрии оказать Сербии покровительство
28 мая (9 июня) 1808 г. Вена
Милостивый государь мой князь Александр Александрович! По получении почтеннейшего и доверенного отношения вашего сиятельства от 15 (27) майя под № 800 1 и усмотрев из оного новые движении австрийцев к удалению сербов от приверженности их к России дабы наклонить их к себе, чему большими представляются доказательствами письма Милоша и другое, генералом Симбшеном к Черному Георгию писанные 2, я счел сие обстоятельство столь важным, что немедленно потребовал от здешнего [27] министра иностранных дел нарочное свидание, дабы об оном надлежащим образом и со всеми заключениями о следствиях, от подобных подспудных подвигов здешнего двора произойти могущих, с ним объясниться.
Прежде нежели приступлю я к сообщению Вам разговора моего с графом Стадионом, должен я сказать Вам, милостивый государь мой, что между нашим и венским дворами никакого не существует особливого постановления в рассуждении сербов, и повторить Вам, что здешнее министерство во всех моих переговорах с ним по предмету народа сербского подтверждало мне, что император австрийский совершенный хочет соблюдать неутралитет в настоящей нашей войне с турками. И посему, когда дело шло между нами о выпуске купленных здесь для нашей армии ружей, то именно тогд согласие на вывоз оных с тем только условием мне было дано, чтобы их вывозить чрез Броды, а не чрез какое другое место, в соседстве с Сербиею находящееся, для удаления чрез то всякого подозрения, что здешний двор нарушением принятого строгого неутралитета своего против Порты способствует нам сербов, бунтующих против сей последней, надобным им оружием снабжать.
Прибыв к графу Стадиону в назначенный час, представил я ему во всей подробности о предосудительном поведении австрийского генерала барона Симбшена, столь противного доброму согласию и связям, существующим между обоими императорскими дворами, особливо же всем неоднократным уверениям, которые я от него самого лично получал, что двор его не токмо сербскому народу покровительствовать и в дела его входить не хочет,, но даже отказал ему, наблюдая продолжительно строгие правила своего неутралитета, в первейших пособиях, когда оный по сему предмету отнесся к генералу Симбшену в свидании его с Черным Георгием, на границе бывшем, и о котором я в свое время с графом Стадионом объяснялся и от сего последнего тогда сообщенной Вам уже ответ получил, что не имело оно никакой другой цели, как запрещение здесь сделанное о вывозе ржи и всяких других съестных припасов чрез границу. Что полагаясь на первоначальное объявление им, графом Стадионом, мне учиненное, я тогда же и Вам, милостивый государь мой, о нем сообщил, и Вы в полном находились спокойствии и удостоверении, что ежели генерал Симбшен и вступил в другие объяснения с вождем сербским, то без участия в том двора его, и что оные тем первым свиданием и кончатся. Теперь же, имея в руках письменные и несумнительные доказательства о предложениях, сделанных Черному Георгию от австрийского генерала именем двора своего, к которым он бы, конечно, сам собою и не имея предварительного к исполнению своему повеления приступить бы не мог, просил я его объяснить мне, какое должен я выводить о таковом несовместном и вовсе мною неожиданном поведении заключение? Граф Стадион, во-первых, решительно объяснил мне, что он вовсе и никакого не имеет сведения о поступке генерала Симбшена и отношении Милоша к сербскому вождю, потом же совершенно опровергнул виды, приписанные двору его и ясно в тех двух письмах означенные. Он прибавил, что считает сии письма ложными и единственно сочиненными хитростию и коварством греков, которые ищут только обманывать, запутывать дела и не могут воздерживаться от интриг, коих всегда, знав их двоякость, остерегаться должно. Что ежели бургомистр семлинской и бывает в Белграде, то, вероятно, без всякого предосудительного для нас намерения, а единственно по личным своим знакомствам и связям с обывателями белградскими и по близкому расстоянию тех городов. Что, впрочем, он может торжественно подтвердить мне, что двор его не имеет никаких видов на Сербию и что от него никогда никакие повелении даваны не были, чтобы подспудным образом, отклоняя их от связей [28] с нами, склонять перейти в подданство и покровительство императора австрийского; что, следовательно, барон Симбшен мог бы только в сем случае поступить сам собою, ежели действовал, как то описывает г. Родофиникин. Но и тут не вероподобно, чтобы он скрыл таковой подвиг свой от министерства, ибо об оном ни малейшего донесения нет, и что никакой нет вероятности, чтобы он в столь важном деле противу воли и без точных повелений своего государя решиться и поступить мог. Потом подтвердил граф Стадион то же самое, что и в первом своем ответе мне говорил, что первое свидание австрийского генерала с Черным Георгием не имело иного предмета, кроме объявления ему о запрещении, учиненном от здешнего правительства, вывозить хлеб и другие припасы за границу. Еще объяснял я ему, что настоящее обстоятельство, до меня дошедшее и мною ему сообщаемое, слишком важно, чтобы оное могло нам равнодушно быть и должного нашего к себе внимания не обращать, и что по мнению моему их истинное попечение в том состоять должно, чтобы предупреждать все причины, которые повод к неудовольствию и к подозрениям с нашей стороны так установлять могут, как сии в них на Сервию в настоящем ее положении противу нас предполагаемые теперь виды. Он мне отвечал, что совершенно в том со мною согласен, и безотлагательно потребует от генерала Симбшена точные объяснении по письму, которое полагают будто бы от него написанным к Черному Георгию, равно как и об отношении к сему же последнему купца Милоша. И коль скоро таковые объяснении до него дойдут, то не упустит он мне немедленно их сообщить. Он требовал было, чтобы я вверил ему перевод с сих двух писем, мною ему с намерением для вящего его убеждения прочтенных, или, по крайней мере, чтобы дозволил списать с них копию, дабы мог он вступить в подробное объяснение о каждой из их статей и выражений в отчете, который намерен он потребовать от генерала Симбшена, говоря, что как оные суть переводы с переводов, то что легко станется, что в оных или в одном из них многие выражения и главная сила оных переображены и что Симбшеново письмо долженствовало бы писанным быть на иллирийском языке, которого он совсем не знает. Я на сие не согласился, представя ему, что таким образом употребил бы во зло сделанную г. Родофиникину доверенность в представлении ему сих оригинальных писем на прочтение и что тем неподобающе пожертвовал бы теми, которые по своей благонамеренной привязанности к России сию доверенность ему оказали. А как между тем хотел я, с моей стороны, склонить его на то, чтобы он доверенным ко мне письмом своим повторил мне вышепомянутые слова свои о ложности сих двух писем к Черному Георгию от генерала Симбшена и Милоша и предположений, к коим они давали повод, о видах австрийцов противу Сербии, то и он в сем отрекся, и, наконец, я должен был удовольствоваться одним обещанием его, что он немедля к изысканию истины о сем происшествии подобающие вопросы свои генералу Симбшену пошлет и, как скоро на оные должные его обстоятельные объяснения получит, то не преминет сии последние мне сообщить. Сим кончился наш разговор по сему предмету.
Я ограничиваю себя доведением от слова до слова до сведения вашего сиятельства уверений, мне от министра иностранных дел данных, и предоставляю себе также, коль скоро впоследствии получу от графа Стадиона обещанные и им от австрийского генерала ожиданные объяснении, немедленно Вам их доставить. Хотя сказанное мне от него было говорено, конечно, с тем намерением, чтобы я оное принял совершенно положительным, но дело, составившее цель моего свидания с графом Стадионом, так мало, по мнению моему, сомнительно, знав проницание, деятельность и усердие к службе г. Родофиникина и быв уверен, что он слегка, по одним; слухам [29] и без основательного и удостоверительного познания своего об оном до сведения Вашего довести не мог, что ясно вашему сиятельству представится, какую степень веры должно придать учиненным мне уверениям. Я более, нежели когда-нибудь, с мнением Вашим согласен, что козни австрийцов по их врожденной и ежедневно усиливающейся к нам зависти существуют и они скрытным образом стараются доверенность сербов к нам ослабевать. Весьма бы для меня желательно было, ежели бы г. Ро-дофиникин мог себе достать оригинальные письма Милоша и Симбшена к Черному Георгию. Имея в руках сии неоспоримые доказательства, мог бы я не токмо изобличить министерство здешнее в предосудительном его противу нас поведении, но и с вящим успехом приступил бы к удержанию его впредь от таковых поступков и от уверений неосновательных об оных, несообразных как одни, так и другие, с тою полною откровенностию и тесною связью дружбы, которые между Россиею и Австриек) существовать долженствуют. Я уверен, что Вы, милостивый государь мой, подтвердительные дадите г. Родофиникину предписания, дабы он все свое внимание и усилие на то предпочтительно обратил, чтобы надозревать над сообщениями сербов с австрийским правительством, и старался бы всеми силами не токмо об уничтожении оных, но и о том, чтобы оные когда бы либо установиться могли. Всего бы, по совершенному удостоверению моему, лучше было, ежели бы он предуспел довести Черного Георгия до того, чтобы сей вождь сам под каким-либо предлогом потребовал от вашего сиятельства введения российского гарнизона в Белград. Присутствие войск российских непременно придало бы более доверенности всему народу и воздержало бы, с другой стороны, тех из сербов, кои к нам недоброжелательны, от козней их, к собственной своей пагубе влекущих, и, имев сию важную крепость в руках наших, получили бы тот способ, которого мы еще не имеем, к утверждению нашего влияния в сей стране.
В заключение остается мне еще объяснить Вам, милостивый государь мой, покорную мою просьбу, чтобы Вы, приказав подробным подспудным образом разведать чрез расторопного чиновника, на границе обеих княжеств и Сербии много ли состоит австрийского войска и какие суть его движения, меня о том уведомили. Сии сведения также мне нужны для собственного моего руководства противу здешнего министерства и дабы знать, какую степень веры должен я полагать к ответам оного на мои вопросы и объяснении по сему предмету.
С отличным почтением и непоколебимою преданностию имею честь быть вашего сиятельства покорнейший и верный слуга
князь Александр Куракин
Помета: [Получено] 7 июня 1808 г.
АВПР, ф. ДК при главнокомандующем ... , оп. 580а, д. 6, л. 227—235. Подлинник.
Комментарии
1 В упомянутом отношении А. А. Прозоровский просил А. Б. Куракина довести до сведения венского двора новые факты, свидетельствующие о попытках австрийских военных властей привлечь сербов на свою сторону и потребовать прекратить такого рода деятельность, которая не соответствует нейтралитету союзного России государства. «Сии козни, — писал Прозоровский,. — почитаю я также отчасти источником внутренних раздоров и распрей, происходящих между первейшими чиновниками народа сербского» (АВПР, ф. Канцелярия, 1808 г., д. 1943, л. 38—39 об.).
2. Письмо Симбшена Карагеоргию от 22 апреля (4 мая) 1808 г. см.: Ивиh А. Списи бечких архива..., кнь. V, док. № 388, с. 538.