№ 152
Письмо Г. А. Строганова М. Обреновичу о характере предстоящих переговоров князя с комиссаром Порты и о желательности проведения их в Белграде
№ 592
15 июля 1820 г.
Буюкдере
Секретно
М[илостивый] г[осударь]!
Я имел честь получить письмо ваше от 24 июня 1 вместе с копиями приказов ваших к депутатам и письмо к драгоману Порты. Поспешаю принести вам мою благодарность за все сие, как за новый знак весьма лестной для меня вашей доверенности, столь полезной и необходимой в настоящих обстоятельствах. Я притом должен [231] известить вас, что принужденным нашелся переменить адрес письма к драгоману, который называется Калимаки, а не Мурузи, как на вашем пакете стояло. Сей пакет отдан г-ну Герману для вручения депутатам вашим, а вместе присоветовал ему отдать им ту из ваших инструкций, которая там значится под литерою А и где вы приказываете им просить единственно о направлении комиссара. Другую инструкцию под литерою Б, в которой упоминается о подаче вторичного вашего прошения в Константинополе, г-н Герман по совету моему уничтожил как ненужную. Я распорядился таким образом с согласия вашего, м[илостивый] г[осударь], потому что мне непременно сообразиться кажется с успешным достижением цели вашей, если вторичное прошение подано и следующие за оными переговоры производимы будут не здесь, а в Сербии. Должно полагать, что не все пункты одного прошения приняты будут Портою. Иные захочет она отвергнуть, другие нужно будет полнить или против требуемого вам сделать возможные уступки. Все сие поведет за собою переговоры, которые... (Слово неразборчиво, предположительно: по неумелости) нельзя поручить депутатам. Вы одни с находящимися при вас старейшинами можете принять на себя дело столь великой важности.
Самое отдаление депутатов, если им поручено будет представить здесь прошение и начать переговоры с Портою, будет иметь последствием проволочку, которая остановит успех дела. Не говоря уже об ошибках, коим могут подвергнуться депутаты, мы видели оным примеры в прежнем поведении их, которого неосновательность нам удалось исправить.
Вот невыгоды, представляющиеся тогда, если дело будет происходить здесь. С другой стороны, я никаких выгод от сего не усматриваю. Почему вам желать должно, чтоб в Белграде, а не в Константинополе нужно было подать прошение и чтобы для того комиссар был отправлен в Сербию.
По известиям, полученным мною от г-на Германа, Порта решила сие отправление. Комиссаром назначила она Изит-бея баша Азначара Саиба. Депутаты ваши к нему являлись и были приняты им ласково. Но он еще не объявил им о всех повелениях, полученных им от турецкого правительства в рассуждении ваших дел. Сии повеления и мне обстоятельно не известны, почему я не могу подробно описать вам, что, по моему мнению, надлежало предпринять по получении фирманов. Когда же узнаю о содержании оных, то не премину вас уведомить, а между тем позвольте мне повторить вам общий мой совет.
Когда комиссар предъявит вам фирманы Порты, то вам следует сличить содержание их с изъясненными во вторичном прошении сербского народа. Вы конечно не найдете в сих различных актах совершенного согласия. Тогда нужно рассмотреть, что именно вы уступить можете, но дабы действовать при том с должной осторожностью, вам нужно потребовать мнения старейшин. В таком случае вы объявите турецкому комиссару, что обязанными себя находите созвать старейшин для совещания с ними. Если о предметах сих иметь сию меру признаете нужною, покажется вам полезным истребовать и моего мнения, то собрание старейшин и совещание с ними представят вам справедливый предлог и вместе довольно времени, чтоб известить меня и получить мой ответ, вовсе не давая знать комиссару о вашем со мною сношении. Впрочем, мне кажется, вам не нужно настаивать на всех пунктах прошения, а твердо просить о подтверждении главнейших из них и таких, которые желание народное непременно требует, дабы в противном случае не раздражить Порту и не испортить всего дела, или, по крайней мере, надолго не отсрочить успешное окончание оного. Вы лучше меня знать можете, что необходимо для благополучия вашего народа. Я счел только не излишним напомнить о мерах предосторожности.
Но немедленно по прибытии комиссара вам нужно будет представить ему о наносимых народу обидах и притеснениях и просить его об устранении оных, без чего вам и в переговоры с ним вступить невозможно. Как для сих переговоров, так и для [232] представления ваших прошений свобода необходима. А может ли быть свобода, где, с одной стороны, тиранство и угнетение, а, с другой-страдание и страх? Не прекратив оных, можно принудить народ на все согласиться, но нельзя будет утверждать, что такое согласие было произвольное, а тем самым новое распоряжение Порты в рассуждении сербов будет противно ее торжественным обещаниям.
Я надеюсь, однако же, что с приездом комиссара притеснения, о коих вы упоминаете в письмах ваших, сами собою прекратятся, но должно предупредить новые. А между тем подкрепитесь терпением и упованием на успешное окончание ваших дел, которое, по-видимому, приближается, хотя не может иначе, как весьма медленно, достигнуто быть. А внушаемые просвещенною любовию к своему отечеству продолжайте действовать с тою мудростию, которая все сие время управляла вашими поступками.
С моей стороны, я не упущу ничего, что мне покажется полезным для успеха ваших предприятий, имеющих целию спокойствие и благоденствие сербского народа.
Честь имею быть...
Помета: Отпр[авлено] при деп[еше] к генеральному конс[улу] Пини от 15 июля 1820 г., № 592.
АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 51711. Д. 2661. Л. 162-166. Черновой автограф.
Комментарии
1. В письме от 24 июня 1820 г. М. Обренович просил Г. А. Строганова написать "проект, содержащий в себе все права и преимущества народа сербского, для представления оного в форме прошения полномощному турецкого правительства комиссару, которой от Дивана определен будет" (см.: АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 517/1. Д. 2661. Л. 45-47 об.).