-

БРОНЕВСКИЙ В. Г.

ЗАПИСКИ МОРСКОГО ОФИЦЕРА

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЛЕННОГО РУССКОГО ОФИЦЕРА

(Этот отрывок заимствован из Записок Морского офицера, составленных Броневским).

Лишь только положили якорь у стен Калиари, как некто бедно одетый, истомленный приехал с берегу, и взошед на шканцы, с радостным взором перекрестился и дурным Русским выговором сказал: «Слава Богу! кончились наконец мои несчастия». Потом спросил о капитане и подал ему бумагу. Министр наш предлагал, явившегося из плена Санктпетербургского драгунского полка поручика Степана Яшимова принять на Фрегат, для доставления его к адмиралу. Я ввел его в [28] кают-кампанию и представил бывшим там офицерам. Будучи родом из Кизляра, он почти забыл и с большою трудностию объяснялся по Русски мешая слова Турецкие, Французские и Италиянские. Мы старались его обласкать, и в первый же день общими силами снабдили его всем нужным. Яшимов скоро ознакомился с нами и с новым родом своей жизни; в короткое время отличною остротою ума и веселым расположением духа заслужил он от всех любовь и почтение. Он служил при главной квартире князя Репнина, Потемкина, был покровительствуем гр. Орловым, и хотя не имел порядочного воспитания, но особенный навык в обхождении делал его весьма приятным в беседах. Продолжительное несчастие не помрачило его любезности, и опыт 50 летнего старика привлекал к нему общее уважение. Приключения его в течение семи лет, которые рассказывал он нам со всею откровенностию, хотя имеют нечто в своем роде необыкновенное, но судя по характеру его, они конечно не выдуманы им, и потому я предлагаю их в том виде, как слышал от него.

Яшимов служил в первую Конфедератскую войну, в обе Турецкие и последнюю Польскую; наконец 10 го Сентября 1799 года получа две раны под Цирихом, взят был в [29] плен и отведен в Марсель. Не стану повторять того, что он претерпел на дороге; кто по несчастию был в руках Французов, тот знает как они обращаются с пленными. Генерал Д…. прибыл в Марсель для пополнения своего Польского легиона Русскими солдатами. Для сего не давали им положенной порции хлеба, из казармы или лучше из тюрьмы никуда не выпускали. Убеждая, угрожая, обещая и благовидным способом муча и томя голодом принуждали их, как благодеяние, принимать службу. Непокорных же продавали как невольников в Испанию. Не щадили даже и офицеров: Яшимову также предложено было вступить в Польский легион. Он нашел случай видеть генерала Д….. жаловался на дурные поступки, смело сказал ему правду, и будучи огорчен ответами генерала, назвал его изменником отечеству, был брошен в тюрьму и отдан под военный суд. Не ожидая следствий своего неблагоразумия и неуместной горячности, Яшимов решился бежать. Предлагает бывшим в одной с ним тюрьме 30 Австрийским солдатам, (в том числе был один Русской) и все с радостию соглашаются. Яшимов успел убедить тюремного стража, который из одного сострадания, не только дал им способ к побегу, но в пристани приготовил им лодку, и несчастные в полночь при [30] проливном дожде на рыбачьей лодке, сами не зная куда, пускаются в море.

Боясь погони, усердно гребли они во всю ночь: по утру когда рассвело, Марсель чуть уже была видна. Тут начали думать, как и куда править. Не имея никакого понятия о мореходстве, не зная даже географического положения земель, окружающих Францию, долго спорили они, куда держать; наконец, отдавшись на волю и благоразумие Яшимова, положили итти по той черте, которая наиболее удаляла их от Франции. Неведение некоторых простиралось до того, что они, видя небо, касающееся моря, говорили конечно тут уже край света. В управлении лодки они находили многие затруднения, однакож, подобно Робинзону Крузе, и наши плаватели скоро научились, как поворачивать, рулем и держать парус полный ветра. Впрочем, не видя вокруг себя никаких предметов, они не могли знать в какую сторону ветр переменялся и потому правили всегда в ту сторону, в которую дул ветер. К счастию их в Средиземном море ветры летом постоянно дуют от севера и всегда почти тихие. В один день ветер несколько усилился, лодку начало качать; неопытные плаватели убрали парус, стали грести; но весла выбивало из рук и лодка колебалась еще более, так, что краями стало черпать воду. Яшимов, не более прочих [31] сведущий, но более смелый, не смотря на противоречие, поднял парус; лодка полетела и качка уменьшилась. Единообразный вид неба и воды, неизвестность, ненадежность на самих себя мало по малу и самых бодрых привели в уныние. На четвертые сутки не стало воды и кончился малый запас хлеба, который добрый тюремщик не забыл положить для них в лодку. В этом положении, вдали показывается нечто белое; смотрят, узнают на всех парусах плывущий корабль, произносят радостный крик, принимаются за весла, усиливаются догнать корабль, кричат все вдруг и изо всей силы, машут шляпами и платками; но все напрасно: с корабля не видят их; он проходит мимо, удаляется и скрывается за горизонт. Все хотят итти за кораблем; один Яшимов думает, что благоразумнее держать по прежней черте; спорят, не могут согласиться. Яшимов убеждает, грозит, наконец сам поднимает парус, и лодка плывет по прежнему пути. Голод, жажда и истощение сил привели всех в отчаяние: один Яшимов, сохранив присутствие духа, ободряет прочих и бессменно управляет лодкою. По отплытии из Марсели в седьмые сутки, к неизъяснимой всех радости, показался берег, и Бог невидимою рукою привел несведущих плавателей в пристань спасения. Им [32] представился большой город, высокая крепость, на стенах коей развевался кровавый флаг с изображением руки, вооруженной мечем. Утомленные плаватели выходят на пристань, хотят облобызать землю; но им предстоят брадатые люди, в длинных платьях и чалмах. Где мы? спрашивают они друг друга. В Африке, в Алжире! отвечает Яшимов, и все от страха цепенеют и потупляют взоры. Их вступает толпа вооруженного народа, любопытствует, откуда они приехали, и как Яшимов, будучи родом из Кизлярских Татар, знал несколько по Турецки, то он и отвечал за других. Варварийцы, которых нам описывают столь черными красками, услыша что несчастные пришлецы трое суток не пили и не ели, одни вынимают деньги, другие подают хлеб и плоды; даже спорят, кому скольких пригласить в свой дом. Страх, что попались к разбойникам, скоро миновался; всякой нашел гостеприимство в доме, куда был приведен.

На третьи сутки Яшимов представлен был янычар-аге, а после и самому дею. Боясь сказаться Русским, назвал он себя Татарином и в следствие сей лжи, принужден был вступить в гвардию дея янычаром, скоро потом сделан был чаушем и начальником небольшой крепости, в недальнем расстоянии от Алжира лежащей. Подчиненные его, имея свою [33] тебеку, взяли Христианскую бригантину, принадлежавшую Далматским Славянам. Яшимов, услышав понятный для него язык, обрадовался и притворившись их не понимающим, тотчас решился освободить их и себя. На бригантине, стоявшей близ берега, был только один часовой. Русской солдат, разделявший несчастия Яшимова от самого плена, уговаривается со шкипером и людьми, и ночью, когда сам стоял на страже, не быв замечен никем, выводит их из тюрмы и перевозит на бригантину; часовой был схвачен и связанный спрятан в трюм. Когда бригантина была под парусами, в крепости делается тревога, и как ветр был тих, Алжирцы на двух лодках догоняют, и хотят взять ее абордажем. Яшимов ободряет Славян, рубится впереди всех, теснит нападающих и прогоняет их с судна. Алжирцы удаляются. Солдат, товарищ его и друг, был в сем случае убит, сам он получил легкую рану. Славяне, увидев несколько лодок, отваливших от берега, робеют, не слушаются Яшимова и поспешно севши на барказ, оставляют его на бригантине одного; к счастию оставался еще маленький ялик. Яшимов бросается в него, отваливает, распускает парус и вышед из залива, держит близ берега. Турки, задержав бригантину, не рассудили гнаться за [34] бежавшими. На другой день, когда ветер сделался Яшимову противный, он пристал в одном пустом месте, и дождавшись вечера, оставил ялик и пошел искать селенья. Оно было недалеко от берега; он вошел в первый дом, выдумал причину своей раны и был принят с состраданием. Наведавшись, далеко ли Тунис и где к нему дорога, он купил тут лошадь и рано поутру пустился в путь. На четвертые сутки, не быв ни кем обеспокоен, благополучно достиг он Туниских границ.

В Тунисе никто не спрашивал, кто он таков и имеет ли паспорт. Пользуясь свободою и живучи по ханам (В Турции так называются постоялые домы), Яшимов скоро принужден был продать свою лошадь. Деньги, которыми успел запастись будучи чаушем, также вышли, и ему должно было помышлять о дневном пропитании. Не могши сыскать случая определиться на какой либо Христианский торговый корабль, он принужден был для куска хлеба заниматься поденною работою, сделался болен и доведен до унижения просить помощи у сострадательных людей. В таком положении, ему предлагают записаться в матросы на тебеку о 16 пушках, отправлявшуюся в море. Противу воли, по стечении не благоприятных обстоятельств, сделавшись морским разбойником, и боясь более всего [35] обагрить руки в крови Христиан, набожный Яшимов, от глубины души в тайн молил Бога, избавить совесть его от этой необходимости. Искренняя его молитва была услышана; корсеры, целый месяц крейсируя в море, не видали ни одного судна и наконец в пустом месте пристали к одному острову. Ужасаясь имени разбойника, и не могши ничем себя успокоить, Яшимов сыскал случай ночью съехать на берег, и уклонившись от товарищей, пустился по дороге. Скоро увидел огонь, и по нему пришел в хижину, где Турецкая его одежда привела бедных обывателей в трепет. Яшимов, чтобы успокоить их, отдал свое оружие и просил отвести его в город. Тут он узнал, что находится в Корсике.

Чрез несколько дней, Яшимов представлен был коменданту крепости Бонифачио, который сделав ему вопрос, и не смотря на то, что он объявил себя Русским офицером, приказал надеть на него солдатский мундир. Спустя год, генерал Д…. прибыл к Корсику для осмотру полков. Испугавшись такой вести и боясь быть узнанным, Яшимов переодевается в крестьянское платье, нанимает лодку, и чрез пролив достигает в Сардинию. Там также не поверили ему, что он Русской офицер, и также записали в гарнизонный полк, который употребляем был для поиску над [36] разбойниками. Двадцать раз Яшимов сражался с этими отчаянными головорезами, и наконец судьба его переменилась: полк его получил повеление итти в Калиари. Он тотчас явился к нашему министру Г. Лизакевичу, и семь лет беспрерывных бедствий, нужд и несчастий Яшимова кончились.

Несчастия кончились, но неумолимая судьба не позволила старику умереть в своем отечестве. Яшимов был принят главнокомандующим благосклонно. Когда флот отправлялся в Архипелаг, ему должно было остаться в Корфе, дабы при первом случае ехать в Россию. Будучи вне себя от радости, однакож по движению благороднейшего чувства, Яшимов решился отказаться от милости адмирала, и просил взять его в Архипелаг, дабы он мог заслужить его внимание и ласки. При взятии Тенедоса, в Дарданельском сражении и защищения крепости Тенедоской, Яшимов оказал отличную храбрость, деятельность и можно сказать искал смерти. Он во все время оставался на нашем фрегате, терпел с нами равную часть, был с нами в Палерме, и наконец из Триеста отправился сухим путем в Россию. В Лемберге, когда колонне должно было выходить, Яшимова не нашли на его квартире, искали по всему городу и не было никакого о нем слуха. Хозяин дома [37] сказывал, что он, ночевав у него одну ночь, на другой день утром просил как можно скорее исправить его пистолеты и в полдень получа их, более не возвращался. В город же носился слух, что один Русской офицер в трактире поссорился с двумя Польскими Уланскими офицерами, приехавшими в отпуск из Варшавы. И так весьма вероятно, что несчастный Яшимов убит на поединке. В недальном расстоянии от Радзивилова, в селенга Колки квартировал С. Петербургский Драгунский полк; любопытствуя знать, точно ли он служил в этом полку, нашел я одного рейтара, который очень его помнил и служил 5 лет в его эскадроне.

Текст воспроизведен по изданию: Приключения пленного русского офицера // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 6. № 21. 1837