ПУТЕШЕСТВИЕ И ОТКРЫТИЯ ЛЕЙТЕНАНТА Л. ЗАГОСКИНА В РУССКОЙ АМЕРИКЕ

Зимнее пребывание в Нулато. Поход к реке Юнна-ка и к Коцебу-Зунду.

Прежде всего следовало озаботиться о способах продовольствия. Правда, у нас было по фунту с четвертью сухарей на день, четыре пуда ветчины, полтора пуда бульону и девяносто фунтов пемикену. Но исключая сухарей, прочие запасы береглись на время походов. У нашей артели стояло два запора с четырьмя мордами, но в течении шести недель, проведенных нами в Нулато до похода в Коцебу-Зунду, поймано всего траста осемьдесят три штука нельм в сигов, наиболее малого разбору, так что приходилось менее нежели по две сига в сутки, на каждого человека команды одиночки. Сверх того у артели было до четырех сот юкол хайка, скупленного по осени у туземцев, но то сохранялось как для весеннего продовольствия, так и для расходу на транспорт, который в марте должен был доставить товары в Нулато для летних расторжек. Таким образом на скудные запасы нашего заселения мы не могло полагаться.

Чтоб устраниться от голодовки, — колониальное выражение, — мы принуждены были обратиться к туземцам, предоставя покупку от них провизии опытности управляющего артелью и благодаря Бога не терпели большой нужды. Со всем тем справедливость требует добавить, что зачастую находились в таком состояния, что пообедав, могли обедать вторично. Ужинов во все время нашего пребывания в Нулато мы не знали. Главнейшие похожие товары, то есть, те, на которые у туземцев было наиболее требований, как-то бисера, цукли, котлы, кружки, не выпускались на провизии. Но вместо того собственно у меня оказался товар, на который команда прокармливалась почти всю зиму и весну. Вот каким случаем он мне достался.

В проезд мой в российско-американские колонии через Сибирь, я заезжал на родину. Старик отец, будучи однажды в лавках, вспомня о моем путешествии в Америку, купил на несколько десятков рублей, разных цветов стеклярусу, бус, серег, колец и прочего. Отдавая мне, батюшка как бы предвидел будущее, сказав: «Это пригодится тебе». Признаюсь, знакомый по описаниям и рассказам сотоварищей с состоянием Ново-архангельска, я недоумевал, к чему могла быть [173] полезна эта копеечная художественность. Промысел божий не дал отеческим словам пропасть втуне...

Пользуясь сами насущною пищею от соседей, для десяти собак оставленных при экспедиции следовало поискать корму подалее. Тунгус Никитин и толмач Курочкин, как бывалые на Квихпаке, ездили на нижние жила, и из Хоглотлинде, Кххальтага и Хутулькаката собрано четыреста штук хайковой юколы, за расходом ста двадцати рыб употребленных на прокормку собак во время поездки. Покупка этих провизий обошлась нам весьма дешево, по копейки с четвертью серебром за юколу; но случаются годы как 1811 и 1813, когда не своевременными дождями воды Квихпака поддерживаются в июле месяце на такой высоте, что не дозволяют туземцам употреблять запоров, единственного их способа улова морской рыбы. Тогда юколу, этот хлеб северных жителей, променивают за пушные промысла или сравнительно их ценности. Впрочем вообще, чем выше к верховью реки, тем ценность шкуры бобра, вовсе негодного для потребностей туземца, уменьшается и вместе с тем цены на его мясо или другие провизии увеличиваются.

Работы команд одиночки и экспедиции были общие: исподволь обстраивались по хозяйству, то есть, сколачивали рамы, двери, столы, лавки и прочее; осматривали через ночь или через две запоры; ходили по лесу с ружьями за тетерьками и довольно удачно ловили силками куропаток.

Вымен пушных промыслов шел своим чередом, но вообще в это время года туземцы только по нужде оставляют свои кажимы. С верховья реки впервые шестого февраля приходило четверо мужчин для расторжек. Привезя с собою больную женщину на попечение старосты артели, они сказывали, что по реке Юнна-ка умирает народ, но какого рода болезнью, по незнанию языка, мы не могли узнать обстоятельно. Тот же слух подтверждал и проживающий с нами шаман из Хуликата: он пошел было для лечения больных и покупки жиру, но струсил и воротился.

Осмотревшись в Нулато и исправясь к походу для обозрения переноса к Коцебу Зунду, я находился в нерешимости, как исполнить это обозрение: по инструкции у меня недоставало еще определенного числа команды. Оставаясь до февраля на жиле Хоголтлинде, Шмаков беспечностью относительно опрятного содержания ран не поправился ко времени. Вместо [174] Акляюка, к нам еще не прибыл человек из редута. Итти сам-пят казалось рисковым, в особенности при слухах о распространившейся болезни между туземцами реке Юна-ка, которою мне надлежало следовать: страшные следствия оспы, приписанной напущению от Русских, были у всех в свежей памяти. Притом дело шло не о личной безопасности экспедиции — втроем легко пройти всю Северо-Западную Америку, но о водворении дружественных сношений с теми племенами, которые не были еще нам известны. Сила должна была выказываться только в крайних случаях. Наконец двадцать первого февраля я был обрадовав письмом, полученным через одного туземца, возвратившегося из Уналаклика: поступивший к экспедиции, бывший староста уналаклинской артели, Дмитриев, уведомлял, что явится вместе с транспортом в первых числах марта. Видя, что нулатовское наше заселение обезопасено скорым приходом подкрепления, и дорожа каждым днем этого месяца, я предложил поход одному из числа команды артели Иванову и этот бывалый человек, с согласия старосты, принял вызов. В проводники поступил к нам туземец, прозванный Русскими Волосатым. Вот его биография, которая вместе составит и исторический очерк нашего заселения в Нулато.

Помощник мореходства, Малахов, назначенный для обозрения верховых стран квихпакского бассейна, оставил редут Святого Михаила осьмого февраля 1838 года. Одиннадцатого он пришел в Уналаклик и двадцать шестого, того же месяца, вышел на Квихпак по речке Кохогкохакат. Несмотря на отклонение со стороны местных жителей, которые рассказывают различные страсти, Малахов решился итти далее. Отправя лишних собак с собранными пушными промыслами в редут, он, в сопровождении четырех человек команды, десятого марта достиг жила Нулатто, находившегося на правом берегу Квихпака, при устье речки Нулато. В нем нашел он одиннадцать человек мужчин и осемьнадцать душ женщин в детей, коренных жителей, и семь человек Улукаг-мютов с семьями, проживающих для торговли. Старшина жила, по имени Униллу, отец Волосатого, принял с ласкою всю экспедицию в свой зимник, угощал и рассказывал, что весною спускаются в Нулато с верховья множество туземцев для промена пушных мехов и заготовления юколы. Осмотря местность и найдя ее выгодною для заселения, Малахов ходил миль на [175] пятьдесят вверх по Квихпаку, входил в устье другой реки, которую, не знав прозывают туземцы на своем родном языке, назвал просто «Куюкак», то есть, рекою, на приморском наречии племени Чнаг-мют. Завесновав, по вскрытии реки третьего мая, он спустился к редуту. Таким образом Малахов первый проплыл Квихпаком от Нулато до взморья, но в журнале его не было помещено ни каких сведений об общности края и проживающих в нем жителей.

На следующую зиму, имея поручение заселить Нулато, Малахов оставил редут девятнадцатого ноября. Оспа забирала последние свои жертвы, но и в то время оставшийся в живых, проводник Малахова, Тумачугнак, принял на себя ту же обязанность, не показал кратчайшего переноса в Нулато и вывел его на Квихпак, нижним путем к жилу Ттутаго. Перевозя на осьми собаках все товары и припасы с жила на жило, Малахов успел выведать направление настоящего переноса к жилу Хоголтлинде, и двадцать осьмого марта 1839 года достиг Нулато. Тут нашел он оспу в самом разгаре: старик Униллу, при нем, схороня двух жен и трех сыновей и чувствуя свой конец, сжег собственный кажим, два зимника и в третьем задохся от дыму... Три женщины с четырьмя малолетними детьми и Волосатым одолжены жизнью человеколюбию Дерябина, находившегося при Малахове приказчиком у товаров. На весну оголодавшие собаки питались трупами своих хозяев.

Седьмого мая тронулся лед на Квихпаке. Не находя, способов к пропитанию и окончив постройку жилой избы, в полуверсте выше туземного заселения, Малахов тридцать первого мая вторично оставил Нулато.

С 1839 на 1840 год зимовал в Нулато приказчик Компании, Нордстрем; туземное жило оставалось впусте; при нем, в весеннюю водополь, также как и при Малахове в 1838 году, на несколько часов затопляло берег. Нордстрем к жилому строению присоединил кладовую и баню в одной связи.

Тот же приказчик, отправленный из Михайловского редута на байдаре в августе 1840 года, заблудясь на устье Квихпака, не успел дойти до Нулато и зимовал в Хутулькакате.

Дерябин, по усердию, ревности и сметливости, всегда употребляемый на поправление ошибок других, прийдя в Нулато осьмого сентября 1841 года, нашел все компанейские строения сожженными; туземные в развалинах. Некогда было отыскивать [176] виновных. В Нулато никто и не жил. Осень стояла на дворе; принялись за дело. Найдя достаточную купу строевого лесу несколько ниже бывшей одиночки, во избежание трудностей перетаски, построились в неделю на месте вырубленной рощи.

Два года протекло со врсисип оспы, туземцы поуспокоились, торговля начала развиваться. Нуждаясь в толмаче, Дерябин пригласил оставшегося в живых старшего сына Униллу, понимающего несколько приморский язык. По длинным волосам, которые имеют в обыкновении носить все племена народа Ттынаи, дал ему кличку «Волосатый». «Крещеное имя давать нехристям грех», — отвечал мне Дерябин, когда я представил ему о странности прозвания его приемыша. Всю зиму 1842 года держал его при себе в бараборе, кормил на свой счет, одевал, занимал работою по рыболовству и при отправлении своем весною в редут женил на Такаяксанке.

Татлек, — собака, настоящее имя туземца, — привык к Русским, выучился несколько языку и по приезде Дерябина прошлой осенью, явился сам с просьбою о помощи при постройке особой бараборы и он не отказал. К Волосатому переселился нахлебником шаман из Хуликата. Так в зиму 1843 года народонаселение туземцев в Нулато состояло из двух мужчин и пяти женщин, — из которых три кривые от оспы, — трех мальчиков и четырех девочек, малолетних. Это было наше домашнее общество.

Проводников мы положили содержать на том столе, которым сами пользовались и, конечно, этому правилу обязаны были всегдашнею готовностию туземцев служить нам при всякой надобности.

Двадцать четвертого февраля изготовились к походу.

Команду экспедиции составляли: Никитин, Пахомов, Курочкин, Баженов и Иванов. Грузу на пяти туземных нарточках, с корном для собак на двадцать пять дней состояло двадцать один пуд двадцать шесть фунтов. Полагаю не лишним упомянуть об этом подробно, и потому именно: сухарей, по числу семи человек на месяц, семь пудов; юколы четыре пуда двадцать фунтов; пеликену тридцать фунтов; бульону десять фунтов; чаю шесть фунтов; сахару двадцать четыре фунта; соли осемь фунтов; винтовка семь фунтов; два дробовика четырнадцать фунтов; десять пистолетов один пуд; патронов и дроби двенадцать фунтов; чемодан с астрономическими инструментами двадцать два фунта; две спальные парки двадцать семь фунтов; два одеяла [177] меховые двадцать фунтов; брезент семь фунтов; чайник и котел семнадцать фунтов; три топора пятнадцать фунтов; две пальмы пять фунтов; табаку черкасского десять фунтов; товаров двенадцать фунтов, платья и обуви всей команды два пуда.

Собственно товары состояли в следующих предметах: шестьдесят сажен белого и красного бисеру, весом четыре с половиною фунта; сто двадцать пять штук игол; сто пятьдесят цуколь; три гребня; две пары медных зарукавных колец; три гамзы или трубки, якутской работы; четыре дюжины серег, равных; полторы дюжины перстней, медных; осемь ниток синего стеклярусу и пронизков; три ножа якутских и шесть топориком, малых, под названием «алеутских».

25 февраля. Поутру +1,5, облачно, тихо; ввечеру -4,5.

Помолясь Богу, в половине третьего часу по полудня, мы оставили Нулато. Я с проводником повел передом; прочие, имея впереди себя по две собаки, тащили нарты лямкой. В первый день с места никогда не уйдешь далеко. Так случилось и с нами: то собаки, не свыкшись, тянули в стороны, то нарта, от неправильной укладки груза, зарезала полозом; то то не так, то другое не ладно; притом, теплою погодою разрыхленный снег уморил нас прежде времени и принудил остановиться до заката солнца, милях в пяти от нашего заселении. Ввечеру соединился с нами шаман из Такаякса, приглашенный лечить больного на одном из жил, расположенных по реке Юнна-ка. Мы предложили ему кружку чаю и место у огня.

В полумиле от устья Нулато, по правому берегу реки Юн-а ⁹, начинаются утесы и яры; крайний утес называется «Тлякынтыт», горный поток Тляхохот-но, вливающийся в реку при этом утесе, в летнее время обсыхает совершенно. Наискось от утесов виднеется на левой стороне реки устье речки Сундакакат, вытекающей из такаяксанских озер: в нее, во время весенних водополей, во множестве бросается разных родов белая рыба, как-то: щуки, сига, максуны и нельма.

26 февраля. Во весь день -3, NO уверенный, облачно; временем мелкий снег; ввечеру -10, N тихий.

В этот день мы прошли рекою, по правому компасу ¹⁰ к [178] NO 31° три мили; к NO 86° четыре, и к NO 35° две мили. На повороте, из первого колена во второе, замечательный утес, фут до семисот высоты, выдавшийся небольшим мысом, называется Илькутлялся, «каменистый»; река противу него в берегах менее полумили; но в следующем плесе близ двух миль ширины; за то разбита тремя островами. От мыса Илькутляля прибрежные горы, отдаленные от берега в материн до пяти миль, подступают к реке, в миле выше жила Уныльгачтхох, утесом слишком тысячу фут вышины: туземцы достают из него глину для домашней своей посуды и потому называют Уныльгача «Горшковой». Во втором плесе, в протоке между островком и матерым берегом, находится летник одного туземца реки Юнна-ка, прозываемый «Нукхат».

В настоящее время жило Уныльгачтхох, на котором мы ночевали, состоит из одного зимника и четырех летников, врытых берестой барабор: один взрослый мужчина, семь вдов, кривых от оспы и более дюжины детей обоего полу, составляют его народонаселение. По размене приветствий и обоюдных подарков, по неотступной просьбе туземца, я вынужден нашелся отдать ему с себя английскую полосатую рубаху за тулун соболей на парку; женщины выменивали на соболи синий стеклярус и пронизки. Все купленное оставлено под сохранение самих жителей.

27 февраля. Поутру -15, мало облачно, NNO умеренный; ввечеру -18. NNO тихий.

Близ устья реки Юнна-ка, «Куюкак Малахова» отстоящего от жила Уныльгачтхох в трех милях, нас встретил молодой туземец, знакомый Татлеку. Сказывая, что путь от его жилья к верховью реки пролегает езженный и ближайший, он убедительно приглашал к себе. Я согласился. Войди в устье реки мы повернули в первый проток на право, и пройдя около двух миль к востоку пришли на жило Токхакат, состоящее из одного зимника. Трое мужчин, две женщины и трое детей составляют все народонаселение этого места. Радушный прием туземцев заставил нас провести с ними остаток дня. Все они исправные торговцы. К отдыху побуждала меня и опухоль ног, случающаяся от тяжести лапок или отвычки на них в ходьбе. Последствия такой опухоли остаются нередко на век пятнами или небольшими желваками; к перенесению этой мучительной боли два средства: покой и [179] терпение; первое не всегда может быть преложено к делу, а последним запасаются все посвящающие себя скитальческой жизни. Впрочем, туземцы умеряют боль, накалывая по примеру Алеут больное место туземным ланцетом, то есть заостренным гвоздем, или куском обсидиана.

Благоприятная погода дозволила нам для ночлега предпочесть открытый воздух дымной неприятной бараборе. Для определения долготы места взято несколько расстояний луны от солнца.

28 февраля. Поутру -16, мяло облачно, N тихий; ввечеру -10,5, облачно.

Дневали. По меридиальной высоте солнца определена широта жила 64°, 53' 03'', долгота по взятым вчера расстояниям. 157° 03'1 13'' к западу от Гринвича.

1 марта. Поутру -10°, облачно, временем мелкий снег, NNO тихий; ввечеру -8.5. NNO умеренный с порывами. Снег.

Миль семь, от жила Токхакат, мы шли по главному направлению к северу, по убитому следу, протоком шириною до пятнадцати сажен; потом, поднявшись на берег, пря разделения протока к NO и SW, и пройдя близ мяли по тому же направлению, чрез чащу ольховника и березняка, вышли на левый берег Юнна-ка прямо против жила Нокхакат. Левый берег реки, фут до двенадцати высоты, луговой, и заметно понимаемый в водополь. Правый, на котором расположено жило, нагорный. Ширина реки до ста сажен. При подходе нашем в селению, жители высыпали на встречу, с обыкновенным приглашением на ночлег, но как было только час за полдень, то, не желая напрасно терять время, я не соглашался. Малахов при обозрении устья реки Юнна-ка не доходил до этого жила. Со всем тем некоторые жители в две последующие зимы посещали по торговым делам Нулато и достаточно ознакомились с Русскими. Будучи хорошими торговцами, они поняли цель экспедиции, и не желая допустить нас до сношений с верховыми племенами, вздумали было отклонять Татлека и стращать нас. Впоследствии от всех туземцев, проживающих по этой реке, мы слышали о неприязненности и враждебном к нам расположении Малейг-мют, но в первый раз слышать об этом было странно. Проводник начал колебаться. Видя пробитый след вверх по реке я объявил ему, что в нем много не нуждаемся и сами найдем дорогу, но что, если он вернется без нас в Нулато, то не получит условленной [180] награды и до нашего возвращения староста артели не выдаст ему жены. Прибытка и жены стало жаль Татлеку и мы пошли, одаря туземцев безделицами.

Чукчи почти силою окурили Белингса и его спутников. Этого средства не решились приложить к нам жители Нокхаката, но опасаясь, чтоб при сообщении с Русскими не получить другой какой болезни, подобной оспе, они ухитрились очистить нас, разложа огонь на дороге, пред самым выходом из леса на берег. Это была выдумка знакомца нашего шамана Отезокота, «сам ходит», который обогнал нас, во время нашей дневки на жиле Токханат,

В трех зимниках жила Нокхакат, проживает слишком пятьдесят душ обоего пола. Из них взрослых мужчин, то есть, промышленников или торговцев, одиннадцать человек.

От жила всего с полмили мы шли рекой; поднявшись на правый берег и подвинувшись к северу еще мили на полторы, нашлись принужденными остановиться на ночлег до определенного на то времени: снег лепил глаза. Брезент раскинутый между деревьями защищал нас совершенно и от ветра и от непогоды. Замечаю: для зимних пешеходных походов, следует брать преимущественно перед палаткой, сажени полторы ширины и соразмерной с числом команды длины брезент. Палатка как бы ни была мала, сравнительно тяжеле полсти и лишая возможности сидеть у огня, не столь удобна; само собою разумеется, что в пургу брезент, да и палатка не спасенье; но в лесистых местах, самый лес защищает от непогоды, а на открытой тундре нужда научает и в снегу счастливо отсиживаться.

2 марта. Поутру -12, N, умеренный малооблачно; ввечеру -20, NNN умеренный.

С утра пройдя лесом и узкими озерками по главному направлению к северу близ пяти миль, мы вышли на берег Юнна-ка, которую перейдя на искось по румбу NN 68° на расстоянии полумили, поднялись на левый берег. Дни столько прибавились, что дозволяли посвящать час на обед и отдохновение; пользуясь этим временем, я получил по обсервации широту места 65° 05' 10''. Река в этом пункте шириною близ ста сажен, протекает в большом плесе от запада к востоку. Высота видимых отдаленных пиков приморского хребта, [181] превышает тысячу футов; ближайшие к реке в половину ниже же и покрыты хвойным лесом. Приярые, футов в осьмнадцать берега Юнна-ка, свидетельствуют о быстроте ее течения. После обеда до ночлега мы прошли по главному направлению к NN 24° миль до осьми. К избранному предмету, туземцы прокладывают свои пути по прямому румбу довольно верно, со всем тем мы проходим милю или две более того нежели означается мною по главному направлению. Вчерашнем снегом след занесло и мы весь день шли по палке, то есть, ощупью.

3 марта. В шесть часов утра -30. Ясно, N умеренный; ввечеру -17 N умеренный.

От места ночлега, потому же направлению к NN 24°, мы шли три мили чапыжником и небольшими озерками к не высоким холмам, протягивающимся от OSO к WNN; от подошвы, которых, повернув к NW 45° и пройдя близ мили по открытой тундре, вышли на левый берег Юнна-ка. Река, в этом месте до осьмидесяти сажен ширины, протекает от запада по компасу плесом миль двух с половиною длины; в глубине колена, при устье речки Каляляхтна, расположено туземное жило Какхляхлякакат. Широта его по полуденной высоте солнца определена 65° 15' 00''. Речка Каляляхтна, по словам туземцев, вытекает от WSW из приморских гор и вершиною близко подходит к Нулато, но существует ли с нее перенос в залив Нортона, я не мог получить удовлетворительных сведений от единственной старухи, которую мы застали на жиле. Другая женщина с выкрашенным черною краскою лицем и под ровдужьим в роде армянской чадры покрывалом, имея menstruatio, осмелилась подойти к нам тогда только, когда были предложены ей небольшие подарки.

Жило состоит из двух зимников и двадцать шесть человек жителей обоего пола, из которых семеро промышленников: эти данные получены нами впоследствии при свидании, весною, с туземцами. Летники их и кормовые бараборы находятся на небольшом возвышенном лесистом островке, прямо против речки Каляляхтна.

В миле от жила к северу, чрез неширокую падь, туземцы ходят в горы для промысла оленей. Близ этого места мы встретили женщину с нартой мяса. Вначале она испугалась, потом удивилась, наконец обрадовалась, когда мы за олений зад [182] предложили ей две сажени бисеру и дюжину мелких цуклей. Это поистине высокая цена, но не видав с осени мяса, нам не хотелось упустить случая разговеться. Ночевали на правом берегу реки в миле от пади.

4 марта. Поутру -20° NNW уверенный; ясно; ввечеру -10,5 WNW умеренный.

Отправясь с восходом солнца по главному направлению к NW 3°, на расстоянии пяти миль, мы дважды переходили реку при жилах Цоногохляхтен и Цогляхтен. На последнем встретили одного молодого туземца с тремя малолетними детьми, от которых получили нескольких куропаток. Прочие жители находятся в горах для добычи оленей загонами. На каждом из этих жил, или вернее одиночек, по одному зимнику. Жителей обоего пола, со слов туземца, на первом одиннадцать, на втором семь душ. Широта одиночки Цогляхтен по полуденной высоте солнца определена 65° 23' 33''. После обеда, пройдя по свежему следу туземцев лесом и озерками семь с половиною миль к NW 24°, достигли в сумерках жила Хотыль-какат, предел, до которого доходил наш проводник будучи мальчиком. До этого места, нигде не встречали нас с таким радушием, как на этом жиле. Предоставя в полное наше распоряжение нежилой кажим, обрадованные туземцы таскали дрова, разводили огонь, помогали разгружать нарты и, когда мы несколько поубрались, все от мала до велика явились с подарками. Вечером, беседуя со стариками, я желал узнать, за что, как сказывали нам, на жиле Нокхакат, верховые жители хотели нас встретить неприятельски. Мне единодушно отвечали, что то было нам говорено о Налейг-мютах.

5 марта. В день пасмурно +0, NO крепкий, пурга; ввечеру -2,5; NO тихий; снег.

Оставались на месте. Жило Хотылькакат расположено на левом берегу Юнна-ка и состоит из трех жилых зимников и кажина, слишком трех сажен в квадрате; жителей обоего пола шестьдесят пять душ, из которых девятнадцать человек взрослых промышленников. Противу селения с нагорной стороны находится устье речки Хотыльно, протекающей от запада.

Вот главнейшие, сведения полученные мною относительно переноса к Котцебу-Зунду, пролегающего от этого жила, но я обязан пояснить, что здесь помещается только то, что [183] проверено собственным опытом и сходственными показаниями туземцев других жил, с которыми впоследствии мы имели многочисленные сношения.

Речкою Хотыльно и падями между невысоких гор, четыре или шесть зимних дней хода до перевала, с которого столько же ночлегов до налеймютского селения Акишдак-кош-кунно ¹¹ находящегося при речке Коцохотана, «Букланда». Налейг-мюты постоянного пребывания на жиле Акшадак не имеют. Приходят же к нему с приморья также в четверо суток. Общие сходки племен бывают в исходе января и феврале. Годом и Налейг-мюты в небольшом числе посещают жило Хотылькакат. Для них-то выстроен и кажим, потому что Инкилики, племени Юннака-хотана, не имеют обыкновения париться в банях.

Туземцы реки Юнна-ка передают Налейг-мютам множество соболей и в довольном количестве шкуры росомах, выдр, бобров в лисиц. В замен получают моржовые и китовые жиры, моржовые ремни и подошвы, узорчатые чукотские парки, табак и, в малом количестве и по дорогой цене, якутские с медною насечкой копья в другие железные вещи.

6 марта. В весь день +3, пасмурно, мокрый снег, SO свежий.

Не смотря на предупредительное обращение жителей, я ни какими обещаниями не успел склонить ни одного из них, проводить нас до жила Акшадак. Общий отзыв был следующий: «Снега глубоки и рыхлы; настала пора промысла оленей; семьи наши и мы умрем с голоду, если не будем участвовать в охоте. Приходите будущей зимою, и мы все будем вашими проводниками и охранителями. Вас мало и Налейг-мюты убьют вас, за то что вы убили у них одного из главных старшин. Они и нас просят выжечь селение ваше в Нулато, но мы отказываемся, потому что вы даете нам бисера, цукли и котлы». И точно, после полден, невзирая на непогоду, все мужчины отправились в горы, за исключением одного старика, по имени Кицыкака, «сорока», пользующегося, по богатству и многочисленному семейству, особенным уважением у соплеменников.

7 марта. Во все сутки +3, пасмурно, SO тихий.

Трогаться с места в оттепель, для обозрения страны неизвестной, значило без пользы изнурять себя и собак, а потому в этот день провели на жиле. [184]

Следующие сведения о стране, орошаемой рекою Юнна-ка, могут быть полезны при будущих изысканиях.

Вверх по этой реке, исключая одной небольшой одиночки, находящейся на полдня ходу от жила Хотылькакат, на большое расстояние нет жителей, но в верховье реки, состоящей на многих притоков, туземцев довольно. Они также принадлежат к семейству народа Ттынаи. Совсем тем от низовых своих соплеменников отличаются наречием и не принимают занятых последними от приморцев разных обыкновений, — не употребляют жиров; не имеют шаманов; живут наиболее отдельными семьями в горах, где занимаются промыслом оленей, соболей, росомах и лисиц. Бобров и выдр в стране их не весьма изобильно. Для промена мехов на табак, бисер и железные изделья, они каждую весну спускаются с верховья партиями к жилу Хотылькакат и к устью Юнна-ка. Возвращаться некоторые предпочитают, подымаясь вверх по Юн-а ¹². Река по берегам опушена до самых вершин крупным строевым и поделочным лесом.

Старик Кицыкака сказывал нам о севернейшей реке Тутльё-ка-хотана или Тынье-ка-хотана, которой верховые жители имеют непосредственное сношение с Налейг-мютами. Приморцы южного берега Нортонова залива, кажется, называют эту реку Чиливик.

Туземцы не имеют еще сноровки действовать нашим шестифунтовым топором, и потому очень редко пользуются крупным лесом с корня. По просьбе старика, мы для его летника срубили четыре огромные ели, и из пня одной из них обделали столб, на котором вырезан крест, год и число посещения этого места экспедициею.

8 марта. По утру +0; маловетрие SW, снег и просияние солнца; ввечеру 3°; тихий W. [185]

Убедясь на опыте, что старый езженный след, можно удобно находить по палке, я решился осмотреть без особых проводников часть переносов к Котцебу-Зунду, с направлением которого мы достаточно ознакомились и по рассказам и по чертежам туземцев Хотылькаката. Старик Кицыкака, собравшийся ныне с оставшимися женщинами в горы, обещал указать отделение пути. Пройдя, по речке Хотыльно, следом туземцев, ушедших за оленями, около полумили к юго-западу, и редким еловым лесом около трех с половиною миль к западу, мы подошли к двум разделяющимся следам. Первый, свежий, хорошо убитый, вел на запад; второй, занесенный снегом, но достаточно приметный для глаза, лежал, чрез довольно крутой холм к NW 25°. Кицыкака с своим обозом отстал. Мы не ошиблись в выборе должного направления: поднявшись на холм увидели себя в долине миль пяти ширины, имеющей протяжение к NW 50°. Широкий езженый путь оказывался местами в редком лесе. На открытых полянах мы не сбивались с него, идя по палке. Заломы верхушек небольших деревцев также служили нам руководителями. Милях в трех от подъема, прошли мимо походных шалашей туземцев, какие они обыкновенно городят при ночлегах в непогоду: свежая рубка карбасника, незавянувшая хвоя и обгорелые поленья явно доказывали становья каравана нынешней зимы. Ночлег свой мы расположили в купе крупного елового лесу, слишком в миле за станом туземцев.

9 марта. Поутру -5; до 10 часов туман; после мало облачно, W тихий; в 2 часа по полу два +2,15. ввечеру -6, SW тихий.

По видимому незначущее происшествие едва не прекратило действий экспедиции и не лишило меня глаза. При остановках на ночлеги, не приводилось мне оставаться праздным: мое дело было разгребать снег, рубить и устилать хвою. Вчера ввечеру остановись под ветвистой елью, следовало срубить один сук, который нам мешал. Ударив по дереву топором, чтоб отряхнуть снег, я почувствовал, что засорил глаз. В ночь глаз заплыл опухолью. Делать было нечего, пошли с утра назад, но пройдя около полуторы мили, я совершенно измучился от нестерпимой рези. Если б и возможно было ехать на нарте, то на открытом воздухе это не принесло бы облегчения. Возобновленные операции нянюшкиных вылизываний не помогали. Наконец, Тунгусу пришло в голову попробовать [186] достать соринку концом ремня и опыт увенчался успехом, только осталась небольшая царапинка, да один глаз отказался в верности при обсервациях. Отдохнув с час на месте, не захотелось оставить перенос без некоторого утвердительного обозрения. Поворотили обратно и на место ночлега пришли к обеду. Тут под охранением двух человек оставя три нарты, я с остальными пошел на легке, взяв на два дня провизии.

Путь наш шел три мили долиной к NW 50°, потом пять миль речкою Хотыльно, которая на этом расстоянии делает осемь колен между румбами SW, W и NW. Горы, обставляющие долину, не превышают трехсот футов, имеют овальный вид и обнаженные от лесов вершины. Пройдя еще одно свежее становье туземцев, мы ночевали в купе строевого елового леса на левом берегу Хотыльно. Природа севера знаменовала приближение весны: garralus canadensis сопутствовали нам в крутую зиму; ныне впервые видели Linaria minor, Ray и добыли два экземпляра Corythus enucleator. На припеках у тальников распустилась верба.

10 марта. Поутру -3; облачно и просияние солнца; маловетрие SW; ввечеру -7, NO тихий.

Пройдя узкую долину на расстоянии пяти миль к SW 60°, мы подошли к небольшому протоку, впадающему в Хотыльно. Долина с этого места изгибается к NW 58° миль на осень; у ручья находится третий стан туземцев. Определя в полдень обсервацией широту места 65° 35' 46'' и убедясь в действительных сношениях туземцев реки Юнна-ка с проживающими по берегам Кутцебу-Зунда, я решился воротиться, потому что не имел ни временя ни способов обследовать самое прибрежье. В девять часов вечера, после довольно утомительного перехода, мы соединились с остававшимися на первом нашем стане.

Речка Хотыльно не шире 15 и 20 сажен, по берегам окаймлена тальниками и топольниками, но по долине и у подошв гор довольно елового лесу. В речке весною и осенью туземцы ловят достаточно харюсов. Бобровых барабор мы не видали, но следов соболей, лисиц, выдр, росомах — во множестве.

11 карта, поутру -2, NO умеренный, пасмурно; вечеру ±0; SO свежий, снег. [187]

Дорожа утренниками, мы поднялись с шести часов. От жила Хотылкакат бывшие мятели застлали наш след, так, что мы принуждены нашлись итти по палке. Ночевали на одиночке Цогляхтен в единственном, небольшом грязном зимнике, за что и положили несколько листов табаку и бронзовые сережки.

12 марта, во весь день +3, пасмурно, S умеренный, мокрый снег; ввечеру +2, S свежий с порывами, временем снег и дождь.

У нас оставалось всего на шесть дней собачьего корму. Нам также было известно, что на нижних жилах не застанем жителей и не найдем ни одной кости, и потому не взирая на весьма дурную погоду следовало поспешать. К счастью, пройдя жило Цоногохляхтен, мы напали на свежий след нарты. Я с проводником прибавил шагу и чрез час догнал одну женщину. После первого испугу, она объявила, что отвезла на пройденную нами одиночку нарту оленины и возвращается в горы. Подаря ей медное колечко и сережки, я предуведомил, что намереваюсь ночевать на жиле Кахляхлякакат. Она поняла и обещала уведомить охотников. Подошли нарты, поспел наш обед, то есть чай. Кружку предложили новой знакомке. Она с удовольствием пила сладкую воду, но не знала, что делать с сухарем. Татлек толковал ей, что это пища, касяка, и назвал сухари, по-русски. «Сухани, повторила женщина, я слыхала об них от мужа и отнесу ему». Я дал еще горсть.

Не желая подыматься с нартами по крутому подъему к жилу Кахляхлякакат, мы расположились в берестяном летнике на островке. Женщина сдержала свое слово: в сумерки мы увидели шесть человек, взапуски обгонявших друг друга. Молодой, видный туземец и хороший торговец с нашей артелью в Нулато, как мы узнали по весне, опередив других несколькими десятками сажен, прямо бросился в одну из кормовых барабор, потом в другую, достал всю имевшуюся в них оленину, бегом принес к нам и показывал на цукли, торчавшие у него вместо усов в пройме носового хряща, и на бисер перевивавший косу нашего проводника. Условия с обеих сторон были заключены прежде нежели подоспели остальные: это были трое мужчин и две молодые женщины с грудными детьми. Узнав, что у товарища мы купили за дорогой для них товар оленье мясо, они вскоре натащили его до шести пудов и мы все откупили, зная, что не найдем изобилия в Нулато. Почти вся ночь прошла в разговорах, и я [188] весьма сожалею, что в первое мое посещение этого жила не застал жителей. Первый пришедший туземец говорил, что он бы пошел со мною. Прочие удивлялись, что мы ходим в таком малолюдстве; рассказывали о коварстве Налейг-мют, которые не редко силою отбирают у них промысла, и подтверждали сказанное нам в Хотылькакате о подущении жителей реки Юнна-ка уничтожить наше нулатовское заселение.

13 марта, во весь день +3,5; пасмурно, S крепкий; слякоть; в ночь -,25 SSW свежий, временем проглядывали звезды.

Снега распустились; капель выжила нас из шалаша и принудила перебраться на жило. Такими погодами сопровождалось весеннее равноденствие и новолуние. Туземцы, не желая пропустить благоприятного времени для загона оленей, с утра обратились в горы.

14 марта, по утру ±0; S свежий, облачно, временем просияние солнца; ввечеру пасмурно, -1, S свежий.

В течении трех последних суток мы перемочили и одежду и груз, и потому для приведения всего в порядок оставались ныне на месте. Стоит ли описывать, как случаются подобные казусы с людьми, у которых покров твердь небесная? Очень просто, дождь или снег вымочат, солнце и ветер обсушат. Нынче проглядывало солнышко.

15 марта, по утру ±0.5; облачно и просияние солнца, S умеренный; ввечеру +1, тихо.

Утренник продолжался до девяти часов, потом обогрело и из снега сделало кашу. Трудность хода в такую погоду понимает только бывалый: ему знакома и эта боль ног, и расслабление всего тела, и туман в глазах, и обмороки от изнеможения, и неутолимая ничем жажда, и многое мучительное в свое время, но с отстранением причин легко забываемое. Для ищущего фактов привожу следующий: тяжесть лапок противу первоначального их веса, трех с половиною фунтов, увеличивается в четверо от непрестанного к ним прилипания мокрого снегу.

16 марта, во весь день +3, SO свежий с порывами, временно снег, временно просияние солнца; ввечеру +1.5, снег, SO свежий.

На обратном походе не останавливаются без особых причин. Мы еще были довольно счастливы, что солнце не постоянно палило нас своим губительным для глаз ярким мартовским светом: очки сделанные из черного волосяного сита, не [189] много помогали. С жила Нокхакат мы расположились выйти чрез устье Юнна-ка, и потому дойдя по старому пути до разделения протока, свернули к юго-западу и шли около полуторы мили до разветвления его на многие другие. Проводник запамятовал настоящий и вскоре мы очутились в затоне или в узком речном заливе. Ворочаться не хотелось, пошли по солнышку чрез чащу тальникового кустарника и к закату, выбравшись на левый берег Юнна-ка, ночевали.

17 марта, весь день +3, S свежий с порывами, пасмурно, временно снег; ввечеру -1°, S умеренный.

Не находя важным кружить по извилистым коленам Юнна-ка, пред соединением ее с Квихпаком, мы взяли румб чрез лес прямо к ее устью. Для обеда заходили на жило Уныльгачтхох, на котором не было ни души туземцев. Ночевали на левом берегу Юн-а противу утесов Илькутляля.

На пройденном нами расстоянии до жила Хотылькакат, река Юнна-ка протекает по обширной равнине в русле, которого ширина не превышает ста сажен. Правый берег должно считать нагорным; со всем тем только невысокие утесы облегают его близ жил Нокхакат и Кахляхлякакат. Крупные еловые, березовые и тополевые леса окаймляют реку на всем ее протяжении, уступая тальникам выдавшиеся низменные мысы и косы. Сколько нам удалось заметить, Юнна-ка довольно изобильна белой рыбой, которую в зимнее время туземцы добывают запорами, но для запасов юколы, они по большой части принуждены бывают выезжать на Квихпак. По их словам, быстрота реки причиною, что в нее мало заходят морской рыбы.

Леса и тундра перекрещены следами различных животных: здесь снег утоптан скачками кроликов, там видны легкие отпечатки поступи соболя и разных пород лисиц, тяжелый шаг росомахи и широкая лента оставляемая выдрой приметны в перелесках, окаймляющих озера. Широкие розмахи оленя и гоняющихся за ними волков, глубокими полосами пролегают по местам открытым. Туземцы предлагали нам до пятисот бобров и выдр, которые промышлены ими осенью, по протокам и небольшим речкам, имеющим вершины в приморском хребте. Из лисиц мы видели отличные черные сорты. Многие озерки левой стороны реки изобильны выхухолью. Еврашки в достаточном количестве добываются на высоких горах [190] к западу от жила Нокхакат. Торбаганы и нюники или дикобразы, получаются от верховых племен.

18 марта, по утру -2, морок, SSW умеренный; ввечеру -4, SSW тихий.

Около трех часов по полудни мы возвратились в Нулато благополучно.

Вот пример робости характера туземцев: нам с проводником вздумалось явиться в одиночку нечаянно. Но как, подходя с реки, невозможно было того сделать, не будучи примечену из туземной бараборы, то обойдя утес Тлякынтыт, мы поднялись на берег в лес. Однако и этот маневр был замечен детьми. Они уведомили матерей. Те сочтя нас по такому странному поступку за Налейг-мют, схватили, что попало под руки, и бросились под защиту байдарщика. Тот не верил нападению, но для ободрения их вышел на двор и команду свою поставил в ружье. Таким образом мы нашли все в исправности и были встречены с почетом.

Комментарии

1. Юксами называется ремень, которым лыжи провязываются к ногам, или правильное, ременная обойма, в которую вставляется ступня.

2. Для любопытных, именно 1/2 фунта бисеру белого и красного, в цене двух бобров; топор енисейской в двух; нож якутской в одном; два фунта табаку черкасского в двух; пальма в двух; сверх этого дано каждому в придачу по огниву. Если приложить дороговизну провоза привезенных мною вещей доставляемых чрез Сибирь и сравнить с ценностию, которую имеют эти предметы на рынках Камчатки, Колымы и во владениях Гудзон-байской Компании, то явственно будет что Российская Американская Компания платит щедро.

3. С самого ознакомления с Русскими, туземцы Квихпака приучены к хлебу и чаю, то подчиваньями на счет Компании, от управляющих редутами и артелями, то частными угощениями со стороны служителей; это крайне убыточно для отрядных начальников и старост, провождающих транспорты, потому что они, не получая ничего от Компании, для соблюдения приязни с жителями, принуждены делать такие расходы из собственного положения.

4. Улукак на языке приморского племени Чнаг-мют, значит Пеколка. Жило так названо потому, что, до введения в общее употребление железа из близ лежащих гор, доставали серпентин, из которого приготовляли топоры и другое оружие: пеколка заменяет у них доселе ножницы.

5. Чай, усвоенный как непременная потребность Креолов и Русских, служащих Компании, привозится в колонии Англичанами из Кантона, самого низкого достоинства. От Компании до 1843 года фунт продавался по рублю пятнадцати копеек серебром. Все жители колоний привыкла его пить в самом крепком настое, и потому редкому достает фунта на месяц. У нас, по рассчислению количества взятого из Ново-Архангельска, приходилось по полуфунту на человека, считая на двенадцать месяцов. Чем было дополнить недостаток? В походах мы выкидывали из чайника траву два и три раза в неделю: было бы вязко, да горячо; впоследствии собирали листки морошки, княженики и кипрея.

6. На ходу нет возможности отморозить ноги, разве торбаса тесны или одеяльные подвертки, которые мы употребляли до приобретения оленьих шкур на чулки, не хорошо просушены; во время сна, в особенности если лечь не переобувшись, это случится непременно: испарина, не пропускаемая торбасом, при бездействии замерзает; каждый из нас в течении двух или трех часов времени, от остановки на ночлег до сна, при снятии торбасов, находил на внутренней стороне подошвы на четверть дюйма снега.

7. Не имея дозволения иметь лисьи или медвежьи одеяла, служители Михайловского редута выдумали шить из оленьих шкур длинные парки, которые надевают сверх одежды; такие спальные парки неудобны, в особенности для пешеходных походов; во-первых, тяжелы, моя легчайшая весила четырнадцать фунтов; вес обыкновенной, из двух с шкур, от двадцати двух до двадцати пяти фунтов; во-вторых, во время сна ноги не закрыты и у неопытного или довольно беспечного легко могут быть отморожены; наконец, как ни кутайся, с ног поддувает и продувает до озноба; мездра парки отпачивает от дыхания, между тем как просушить близ огня, при двадцати пяти градусном морозе, не представляется ни какой возможности.

8. Первый шаг во всем и везде труден. В Михайловском редуте, из рассказов о прежних действиях отрядов, мы увидела сколь неблагоприятно для нашего влияния в этом крае всегдашнее панибратство отрядных начальников с туземцами и подарки рассыпаемые ими без разбора всем жителям. Улукаг-мюты прямо говорили, что русским запрещено наказывать их за дерзости, и что при случае убийства, достаточно заплатать по 20 бобров за каждую русскую голову. С малыми средствами, которые мы имели, продолжая дарить туземцев за каждую маловажную услугу, не далеко пришлось бы уйти, и потому мы решились придерживаться весьма верного взгляда на общественный характер туземцев Ф. П. Врангеля, который, в инструкции Глазунову, при первоначальном обозрении Квихпака в 1834 году, изъясняется так: «Ты, я думаю, заметил, что когда их о чем просишь, они не соглашаются, и потому следует показать твердость».

9. На языке народа Канг-юлит — Квихпак; на наречии низовых Инкиликов — Юк-хана; верхних — Юн-а, в переводе означает одно и то же, «Большая река». Я удержал местные названия потому, чтоб были явственнее места племен, обитающих по этой реке.

10. Склонение компаса в Нулато 31° восточное.

11. От слов Акшадак «Тальник», Кунно «жилье, барабора».

12. Это требует подтверждения. Статься может, что вершины рек Юн-а и Юнна-ка не в дальнем между собою расстоянии, но в летний наш поход по Юн-а мне не удалось слышать ничего подобного, мы не встречали также ни одного туземца с верховья Юнна-ка. Впрочем, с вероятностию предполагаем, что нам не удалось дойти до тех туземцев реки Юн-а, которые могли бы сообщить об этом переносе обстоятельные сведения. Трудное сношение пантоминами чрез посредство трех толмачей, часто не разумеющих друг друга, заставляли нас ограничиваться наиболее вопросами о видных предметах.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие и открытия лейтенанта Л. Загоскина в Русской Америке. Статья вторая // Библиотека для чтения, Том 83. 1847