ЗАВАЛИШИН Д. И.

ДЕЛО О КОЛОНИИ РОСС

(Статья эта составлена на основании официальных документов и есть продолжение статьи: Калифорния в 1824 году, помещенной в № 11 Русского Вестника 1866 г.)

Вкратце история колонии нашей Росс в Новом Альбионе (по обычному выражению считавшейся в Калифорнии) заключается в следующем; она была заведена с ведома и разрешения правительства, в предположении, что с развитием земледелия и промышленности она послужит полезною поддержкой наших промысловых колоний, а в последствии Камчатки и Охотского края. Но цель эта не была достигнута, главным образом вследствие отсутствия правительственной поддержки, какая была обещана Российско-Американской Компании, и колония, не представляя никаких выгод, лишенная даже надежды на улучшение невыгодных условий, в которых она находилась, была упразднена по решению правительства же, незадолго перед тем как по ходу вещей уничтожилась бы и сама собою, еще с большею невыгодой для Компании и с значительными может быть затруднениями для самого правительства.

Капитальная ошибка наша в деле колонии Росс, как и во многих других делах, состояла в том, что мы искали согласия и позволения делать то что имели полное право делать без всякого согласия и позволения других, между тем как другие нации постоянно делали, никого не спрашиваясь, даже то чего не имели никакого права делать. Чрез такой образ действия, мы не только всегда находились в невыгодном положении в сравнении с [37] иностранцами, но принимая на себя вою невыгоду, хлопоты и издержки разных предприятий, служили в наших собственных делах орудием к выгоде только иностранцев. Все это было мною указано еще в 1824 году, и все последующие события вполне подтвердили сказанное, как ясно будет видно из предлагаемых ниже выписок из официальных документов.

(Хотя представленные мною в 1824 году документы, подтверждающие все что было сказано мною в статье: Калифорния в 1824 году, и были сожжены бывшим директором И. В. Прокофьевым в испуге по случаю событий 1825 года (как меня формально уведомил один из директоров, в 1861 году, когда я желал напечатать эти документы по отношению к Амурскому делу), однако и в других официальных бумагах и документах найдется, как увидим, достаточно доказательств всему сказанному мною.)

Известно, что один факт открытия страны, без учреждения в ней приличного заселения, никогда не признавался правом на владение, и что занимающие страну даже о право первого занятия обыкновенно искали еще подкрепить договорами с туземцами. Это принятое обычаем правило и было причиной, что ни Англичане, ни Американцы Соединенных Штатов не признавали никогда права Испании на владение американским берегом к северу от занятого ею залива Святого Франциска. В 1790 году Англичане заставили Испанцев даже уничтожить селение в заливе Нутка (на острове Квадра и Ванкувер) и заплатить за убытки причиненные захватом в тех водах английского корабля; а в последствии, в 1814 году, капитан Блак (Тот самый, который разорил факторию Северо-Американца Астора в устье реки Колумбии во время войны Англии с Соединенными Штатами.) намекал агенту Российско-Американской компании Слабодчикову (как видно из донесения коммерции советника Кускова от 18-то июля 1814 года, главному правителю колоний Российско-Американской компании Баранову), что занятием места под колонию Росс в Новом Альбионе, Русские нарушают будто бы права Великобритании, так как Новый Альбион (как и имя его показывает) есть собственность этой державы, а не Испанцев. «Помянутый Англичанин Блак, прибавляет Кусков, починивал в Сан-Франциско свой корабль и распоряжался Испанцами как своими подчиненными, которые [38] весьма не рады были такому гостю». Что касается до Американцев Соединенных Штатов, то известно, что они основали укрепление и факторию в устье реки Колумбии именно в то время, когда Испания предъявляла своя притязания на весь этот берег, по меньшей мере до пролива Хуан-де-Фука. Все донесения наполнены известиями, что Американцы не уважают ни чьих прав, особенно прав Испанцев, даже в местах бесспорных, занятых испанскими заселениями. Это не мешало им в то же время подстрекать Испанцев против Русских и пугать их последствиями основания русской колония Росс в незанятом никем месте, право на которое они сами всегда оспаривала у Испанцев. Между тем сама Испания не видела в наших действиях никакого нарушения своих прав, так что первое известие об основании крепости и селения Росс получено было в Россия при посредстве испанского правительства, и мы была убеждены, что основание этой колония согласно с выгодами самой Испании. В донесения своем от 4/16 ноября 1817 г. за № 91, главный правитель говорит: «Я сначала сказал коменданту (в Сан-Франциско), что для них полезнее нас иметь соседями нежели какую-либо другую нацию, приводя тому причины в помощи оказываемой (другими нациями) инсургентам; и что еслиб испанский двор почитал себя в праве или стоящим того, чтобы сноситься о занятии нашем (Росса) с императорским двором, сие было бы учинено уже давно, так как первое сведение о замятии (Росса) доставлено Российско-Американской Компании от пребывающего в С.-Петербурге гишпанского поверенного в делах, за два года до отплытия судна (т. е. того, на котором было доставлено от колониального начальства прямое известие о занятии в Новом Альбионе места для колонии Росс)».

Постоянная недобросовестность Американцев в торговых сношениях с нашими колониями до такой степени была всеобщею, что в 1818 году главный правитель колоний дал из Новоархангельска (от 28-го января за № 24), предписание коммерции советнику Вускову, начальствовавшему в крепости Росс, воздерживаться от сношений с Американцами. «Нам должно служить законом, сказано в этом предписании, не заводить с ними связей, в коих [39] обыкновенно нас обсчитывают». В депешах полученных из колоний (от 16-го октября 1823 года) говорится, что «иностранные мореходы одушевляют против Россиян все американские племена обитающие в сопредельности оных. Главный правитель слышал от одного преданного Россиянам Колоша, что один капитан Северо-Американских Штатов, плавая на бриге в Чатам-Стрейте, продавал тамошним жителям ружья самою дешевою ценой, а порох раздавал почти даром, внушая им, чтоб они запасались и тем и другим на случай прихода к них Русских. Уже известно, что многие колошинские тоэны имеют пушки. Служащие на коронном шлюпе Апполон, крейсерующем в колониях, рассказывали, что во время бытности их в Канчанах (пролив между островами Императрицы Елисаветы и Королевы Шарлотты, по карте Берха), он видели там маленькую крепость с пушками под американским флагом, и что в стой крепости каждый день палят зоревую пушку и поднимают флаг. В этой крепости виден чрезвычайный запас и ружей, и пороха. Тамошние жители говорили прямо, что Бостонцы уверяли их, будто Русские скоро прибудут туда хватать их в неволю и мешать им в промыслах. Такие уверения со стороны мореходов раздражают дикарей, коих малолюдство и дерзость довольно известны, и присовокупя к тому, что между ними живут несколько Бостонцев, что некоторые из Колош посещали Бостон, а другие даже и воспитывались там; что все дикари суть люди праздные и хорошие стрелки, между тем как многие из Русских до прибытия в колонии и ружья зарядить не умели, а в колониях находятся в беспрерывной почти работе, — надобно, по мнению главного правителя колоний, иметь в Новоархангельской крепости непременно достаточное количество Русских, если Компания желает содержать сию колонию в безопасном положении. Таково ее настоящее состояние, а будущее и того еще неприятнее». В предписании главного правления Российско-Американской Компании от 20 апреля 1834 года, за № 476, главному правителю колоний указывается на следующий факт, как на вполне уже известный: «Вам известно, говорит оно, что американские корабельщики вывозя с северозападных берегов Колош с ботами, производят скрыто [40] промыслы, и лишая провинцию (Калифорнию) доходов, искореняют между тем животных».

В то же время Американцы неуклонно стремились к тому чтобы формально захватить Новый Альбион. Разведать об этом предмете главное правление поручило барону Врангелю (главному правителю колоний Российско-Американской Компании) во время предполагавшегося его проезда через Мексику, при возвращении в Россию по окончании срока его службы: «Главное правление, оказано было в предписании, покорнейше просит вас посредством знакомых, которые приобретутся (в Мексике), разведать под рукою в подробности: действительно ли Северо-Американские Соединенные Штаты доискиваются у них (Мексиканцев) занять те места до северных берегов залива Св. Франциска, и какое мнение насчет этого искательства имеет мексиканское правительство». При этом главное правление имело полное право поставить на вид, что «мы, имея соседство с Калифорнией более двадцати лет, не подали никакой причины к жалобам или неудовольствию ни одному обывателю, но всегда, кроме вежливости, старались быть полезными как частным жителям, так и вообще провинции... (здесь идет исчисление разных услуг). Напротив того, жадность и корыстолюбие Американцев Соединенных Штатов могут легко быть поставлены на вид, как они производили торговлю смуглировкою по берегам Калифорнии; как увезли оттуда трех миссионеров тайно, и многое другое, о чем известно местное начальство и вероятно доводило до сведения».

Почти в то же время главный правитель колоний доносил с своей стороны от 10-го апреля 1834 года: «зверь сей (бобры или выдры морские) скоро вовсе переведется у сих берегов (т. е. у калифорнских) будучи беспрестанно гоняем корабельщиками Соединенных Штатов, с помощию Колош вопреки запрещению Испанцев». Говоря далее об удобстве и возможности расширения колонии Росс, барон Врангель прибавляет: «средства для сего очень достаточные имеются в колониях... Единственное затруднение при исполнении сего плана происходит от опасения колониального начальства таковым предприятием возбудить зависть иностранцев живущих в Калифорнии, и чрев их пронырство поставить и самое правительство Мексики [41] против нас». Таким образом в 1834 году тогдашний главный правитель колоний, точно так же как и я в 1824, был убежден, что препятствия нашим планам идут не от Испанцев, с которыми он не терял еще надежды уладить дело, даже «вопреки усилиям иностранцев, от зависти старающихся вселять в калифорнское правительство опасения насчет Россиян».

Эту разницу между поступками Русских и других иностранцев тот же барон Врангель еще прежде поставлял на вид генералу Фигероа, гражданскому и военному губернатору в Верхней Калифорнии. В письме от 13/24 июля 1833 года, он говорит: в то время «как русское колониальное начальство, всеми мерами старалось не нарушать постановлений мексиканского правительства, другие иностранцы неоднократно делали русскому колониальному начальству весьма выгодные предложения производить с нашими пособиями промыслы бобров по берегам Калифорнии, но всегда предложения сии были оными отринуты, когда не имелось позволения калифорнского начальства, между тем как немалое число других иностранных кораблей, вопреки существующим постановлениям, увозили о собою до сорока ботов северных дикарей (Колош) и с помощию их производили бобровые промыслы по берегам Верхней и Нижней Калифорнии. Российское колониальное начальство держалось всегда правил строгой ненарушимости прав и в нередких случаях, сделав уже значительные издержки для приготовления промысловых партий по условиям с иностранцами, не отпускала сии партии на промыслы, как скоро оказывалось, что те иностранцы не имели законного дозволения от калифорнского правительства и намерены контробандировать. Все сии доводы я мог бы подкрепить свидетельствами, будучи и с другой стороны уверен, что калифорнское правительство никогда не имело причин быть недовольным поступками российских кораблей плавающих в морях сих. Что касается до занятия островов против Санта-Барбара, то стоит только взглянуть на сии острова, чтоб увериться в несправедливости слов капитана Бичи, а напротив мне наверное известно, что другие иностранцы, а не Русские, избили на сих островах и на Фаральонских почти всех земноводных животных, на них прежде водившихся». Капитан Бичи, о котором упоминается в [42] этом письме, утверждал, в описании своего путешествия в 1826 и 1827 годах (как оказалось, по внушениям Американцев же), что Русские овладели будто бы островами против президии Санта-Барбара, самовольно истребляют морских животных, и тем лишая Калифорнцев богатейшей торговли шкурами этих зверей, будто бы «простирают свою наглость даже до того, что продают сии шкуры Калифорнцам же за высокие цены».

Губернатор Верхней Калифорнии, бригадный генерал мексиканской армии Хозе-Фигероа отвечал барону Врангелю, письмом из Монтерея, места управления Верхней Калифорнии, от 11/22 декабря 1838 г., в котором относительно обвинений капитана Бичи против Русских выражался следующим образом:

«Милостивый государь!

Капитан Бичи, посетивший страну сию в 1826 и 1827 годах, погрешил в повествовании своего путешествия, говоря, что Россияне овладели островами против Санта-Барбара и что производят бобровый промысел с нарушением наших законов. Мои предместники и сам я были всегда совершенно довольны поступками Россиян соблюдавших справедливость и деликатность в отношении к сей стране и мексиканской нации вообще... Мы сообщили нашему правительству сии сведения, и оно хранит к Россиянам те самые чувствования, которых они заслуживают.

Таким образом обвинения капитана Бичи были несправедливы, ибо ни острова против Санта-Барбары Россиянами не заняты, ниже производят они запрещенные промыслы бобров. Ваше превосходительство можете из этого письма сделать такое употребление, какое вам будет угодно, дабы пред светом оправдать честь вашей нации, удостоверением, что Мексика вполне довольна поступками судов военных и Российско-Американской Компании, посещающих наши порты.

Правда, другие иностранцы, которые должны бы уважать законы сей страны, как Мексиканцы уважают их законы, постоянно нарушали народные права, производя обширные промыслы земноводных животных у наших берегов, в надежде равнодушия нации, и не помышляя, что она должна таковыми поступками оскорбляться: но она не упустит [43] принудить таковых авантюристов (aventureros) к соблюдению законов и потребовать должного удовлетворения за их нарушение. Было время, когда здесь верили, что таковые противозаконные предприятия поощряемы содействием российского заселения на северо-западном берегу Америки, и быть может, что на сих-то слухах капитан Бичи основывает свои обвинения; однакоже мы уверены в противном, и справедливость требует сделать это объяснение гласным вред вашим превосходительством. Возблагодари вас с искренностию за внимание а постоянство, с которым вы всегда отвергала все противозаконные предложения деланные вам стороной, принимаю смелость просить вас а впредь следовать этому правилу, согласному нашим обоюдным дружественным сношениям».

Далее, говоря, что относительно колонии Росс «дело может сделаться предметом переговоров обоих кабинетов», и предоставляя решение высшим правительствам, которые, конечно, «будут уметь кончить спорные пункты с деликатностию», генерал Фигероа продолжает: «между тем я предлагаю не нарушать тех откровенных и дружественных отношений, которые имел честь установить к вашему превосходительству, свидетельствуясь искреннею признательностию к почтенному вашему липу и вашей внимательности».

Кажется, это достаточно свидетельствует, что с самими Испанцами не трудно было бы уладить дело, еслибы не вмешивались постоянно интриги Американцев. Что касается до Англичан, то они нередко даже содействовали Русским: стоит вспомнить услуги, которые оказал английский консул барону Врангелю при проезде его через Мексику. Впрочем ясно, что Англичанам самим было выгодно, чтобы между Соединенными Штатами и Мексикой на этом берегу находилось русское владение, которое могло бы не допустить Соединенные Штаты овладеть Калифорнией.

Наше колониальное начальство, как прежде, так и после переговоров моих о калифорнскими Испанцами в 1824 году, окончательно разъяснивших дело, постоянно старалось доказывать Испанцам, что самая безопасность Мексики требует иметь соседями Русских, а не Соединенные Штаты, подвигавшиеся на Мексику и без того уже с северо-востока и востока, на границах Новой Мексики и [44] Техаса. Из донесений коммерции советника Кускова, от 9 мая 1813 года, 18 июня 1814 и 16 мая 1815, видно, что Испанцы в начале и не делали нам никакого препятствия ни в торговле, ни в учреждении заселения; но потом стали подозревать нас и нам противодействовать; «особливо же настращали их американские корабельщики, уверяя, что Россиян цель есть выгнать Испанцев из Калифорнии и тому подобное, от чего последние стали крайне недоверчивы». Впрочем в 1824 году, из переговоров моих я мог убедиться, что Испанцы хорошо понимали выгоды помещения русского владения между ими и Соединенными Штатами. Ясно было, как я и твердил им постоянно, что если промежуток между заливом Святого Франциска и границей, установленною между испанскими владениями и Соединенными Штатами трактатом 1819 года (когда следовательно Русскими было уже основано селение Росс), не будет занят постороннею державой, то Соединенные Штаты уже никак не удовлетворятся тем чем Русские удовольствовались бы, а непременно овладеют и Верхнею Калифорнией, чтоб иметь в своей власти залив Святого Франциска, превосходнейшую гавань и ключ к владычеству над Великим Океаном. Через десять лет после, моих переговоров с влиятельными людьми в Калифорнии, барон Врангель, бывший тогда, как мы уже упоминали, главным правителем колоний Российско-Американской Компании, не терял еще надежды, что, при правильных переговорах, мексиканское правительство поймет выгоду поместить между собою и Соединенными Штатами неопасную для него Россию. В своей депеше Врангель доносил следующее: «Г. Бутлер (министр Соединенных Штатов в Мексике) к великому моему удивлению с жаром сказал, говоря о Верхней Калифорнии и заливе Святого Франциска: «о! эту часть Калифорнии мы не упускаем из виду; у нас есть там люди, которые собирают и доставляют нам всевозможные сведения оттуда; и не далеко то время, когда северная Калифорния перейдет к нашей северной конфедерации». Далее барон Врангель объясняет, что именно: «для прикрытия собственных действий и видов, граждане Северных Соединенных Штатов и разглашают подобные толки» (о замыслах России и преувеличивая силы колонии Росс). [45]

Но к прискорбию надо сказать, что в то время когда барон Врангель с похвальною настойчивостию, достойною лучшего успеха, всячески силился поправить дело, оно было уже крепко испорчено в сравнении с тем состоянием в каком находилось в 1824 году. В мое время препятствовали нам действовать такие только причины, которые происходили от нас самих и устранить которые было очень легко: наша излишняя неуверенность в себе и ошибочное мнение о мнимых правах Мексики, наследованных будто бы от прав Испании, столь же мнимых; во время же барона Врангеля Калифорния уже наводнялась не только одиночными пришельцами, но целыми хорошо вооруженными партиями звероловов, с которыми следовали их жены и дети (так в донесении главного правителя колоний от 28-го апреля 1834 года, за № 197, упоминается о партии в 163 человека с женщинами и детьми, и с 400 лошадьми). Эти пришельцы считали себя уже настолько сильными, что не только делали попытки самовольно селиться в стране, но и вмешивались во внутренние дела ее, как ясно свидетельствует предписание главного правления от 24-го марта 1838 года, за № 462, главному правителю колоний, в котором сказано: «с удивлением прочитав вашу депешу от 14-го июня 1837 года, за № 321, и приложенное при оной донесение правителя конторы в Россе, г. Костромитинова (обеих этих бумах в дедах не отыскано), о возмущении в Калифорнии и содействии в оном корабельщика Американских Соединенных Штатов, главное правление увидело какими путями Американцы желают достигнуть влияния на обладание Калифорнией... Ваше мнение совершенно справедливо, что со стороны Мексиканцев нам не должно иметь ни малейшего опасения; но должно опасаться скрытых стеснений от Американцев Соединенных Штатов, чему уже сделан повод заведением Купером (американским корабельщиком), вверх по реке Славянке, ранчи (т. е. фермы)». Таким образом, между тем как мы не смели ни двинуться вперед, ни даже расшириться в занятом уже нами бесспорно месте, по реке Славянке, окрещенной русским родным названием — американский корабельщик прямо занимает место, никого не спрашиваясь, между заселениями Испанцев и Русских, не заботясь о правах ни тех, ни других, и притом [46] на той самой речке Славянке, о которой мы только что обиралась трактовать с мнимыми ее владельцами.

Итак мы в этом деле, как и во многих других, сами же создавали себе искусственно мираж в мнимых правах Испанцев и отступали пред созданным нами же самими призраком. Посмотрим же в чем состояли эти мнимые права.

Что простой факт открытия никто не уважает, что ни Англичане, ни Американцы Соединенных Штатов не уважили у Испанцев даже права первого заселения — об этом мы уже говорили. Права Испанцев могли следовательно состоять или в покупке земли у туземцев, или в добровольном их подчинении, или хоть в спокойном обладании, означающем по крайней мере факт молчаливого подчинения. Ничего подобного не встречаем даже в Верхней Калифорнии, а не то уже в Новом Альбионе; между тем на нашей стороне находим все эти условия, и стало быть мы имели более права на обладание занятыми местами, если только подобные условия могут вообще утверждать право. В донесении своем от 4/16 ноября 1817 г. главный правитель колоний Российско-Американской Компании в Америке говорит: «Многие народы не покоренные Испанцами разделяют нас, и имея доброе согласие и даже желание коренных жителей занимаемых нами мест, кажется, никто право Российско-Американской Компании на заселение оспаривать не в состоянии будет; притом и положение Испанцев, как сами признаются, таково, что нельзя пещись о новых занятиях, а желать должно удержать за собою старые».

При тех отношениях в каких находились Испанцы к калифорнским Индейцам иначе и быть не могло. Независимо от показаний других мореплавателей, мы имеем свидетельство нашего мореплавателя, знаменитого Головнина, о том, как Испанцы, вопреки всяких прав, поступали с Индейцами самым жестоким образом; ловили их арканами как диких зверей; заковывали в железо, и употребляли в тяжкие работы; (см. подтверждение в депешах из колоний от 16-го октября 1828 года). Потому Испанцы, прибавляет Головнин, «никуда не смеют идти или ехать без вооружения, потому что в таком случае, жители напали бы на них и пойманных непременно всех перебили... Часто [47] случалось, что они и вооруженных Испанцев убивали потихоньку из-за кустов; напротив того Русские стрелки из селения Росс ходят по одиночке в лес для стреляния доках коз, а даже ночуют у Индейцев, без всякого опасения и вреда».

Совсем иными являются с первого уже раза отношения между Русскими и Индейцами. При занятии места под колонию Росс, мы явились дружески и дружелюбно были приняты. Еще в 1811 году, служившему в Российско-Американской Компании коммерции советнику Кускову, в продолжение зимовки, удалось сблизиться с почетнейшими из туземных жителей. Он роздал им медали и согласил на уступку той части земли, какая понадобится для заселения. В записках Головнина рассказано также и о его свидании с индейским старшиною Валенилою, который объявил ему, что Индейцы рады Русским, которые не только не делают им обид, но еще снабжают их многими необходимыми вещами, которых они не могли никогда получить от Испанцев, так как те сами нередко в них нуждались. Потому старшина охотно уступил место для заселения Русским, и тем с большим правом, что к северу от залива Святого Франциска, природные жители были вполне независимы, и притом считались непримиримыми врагами Испанцев. Головнин сам был между Индейцами с малым числом людей и без всякого оружия. Когда же он спросил Валенилу, от чего же так мало Индейцев в соседстве русского селения, то Валенила отвечал: от того что Русских мало; и следовательно в случае нападения Испанцев на Индейцев (Испанцы делали обыкновенно свои нападения внезапною облавой с целью захватить Индейцев для миссий.) некому будет защитить их; если же русских селений будет более, то и Индейцы к ним подвинутся. Валенила просил Головнина устроить поселение на их берегу, и предлагал ему любое место, которое вызывался притом очистить своими даже людьми; «напоследок просил русского флага, для того чтоб при появлении русских судов, поднимать его в знак дружбы к Русским управляемого им народа, и получил в сей просьбе его удовлетворение».

В 1817 году, главный правитель колоний доносил от 2/14 ноября, за № 90, что «при посещении им крепости Росс, [48] во время объезда его колоний, он пригласил главного тоэна местности, на которой устроена крепость, и благодарил за его расположение к Русским, о котором свидетельствовал управлявший селением и крепостью Росс, коммерции советник Кусков. Главный тоэн отвечал, что после того как построен русский магазин (для выгрузки и склада при заливе Бодего или порте Румянцева), он никуда из залива не отлучается, опасаясь чтобы не пришли другие, неподвластные ему Индейцы, и не похитили бы чего, а между тем думать станут на него. На вопрос мой (главного правителя) приятно ли будет ему и народу его, если Кусков займет высоту до перешейка под строения и будет жить у него, как теперь живет у него в крепости, он сделал возражение, что не знает откуда возьмет лесу, коего нет в близости, и что того достать не может. Когда же ему объяснили, что вовсе не требуется помощи его при постройке, а только согласие на занятие, то он дал оное с совершенным удовольствием, и присовокупил, что носились слухи до прибытия судна, что Испанские Индейцы намерены сделать на него и на его народ нападение, и что он готовился со всеми людьми своими идти к нашей крепости искать защиты». Далее главный правитель прибавляет: «Уступка, сделанная главным тоэном, дает Российско-Американской Компании само собою право на занятие; ибо хотя берег сей усмотрен был Испанцами давно, не сделано было однако ими никакого покушения заводить связи с жителями, кои, по наслышке о тиранстве их над Индейцами в местах вблизи от залива Святого Франциска лежащих, имеют полное право ненавидеть и страшиться их, тогда как г. Кусков не отягощает никого из них и ничем. По сродству с кадьякскими Алеутами, калифорнские Индейцы иногда приходят помогать им при выгрузке из байдар...».

Прибавим, что Алеуты и Индейцы скоро вступили между робою в брачные союзы. Так в донесении от 6/18 ноября 1817 г. за № 92 сказано на этот счет следующее: «Согласие с жителями уступавшими Российско-Американской Компании земли очень велико. Многие из кадьякских Алеут, прибывших в том же 1812 году, имеют уже жен из Индианок и по нескольку человек детей, чем связи с природными жителями сделались самыми прочными». [49]

Соображая сказанное, легко убедиться, что в деле о занятии земель в Новом Альбионе все зависело от нас самих, и что если по временам и были попытки со стороны Испании, Мексики и калифорнского начальства предъявлять какие-либо притязания против нашего поселения в этой местности, то это происходило единственно от нашего же нетвердого образа действий, выказывавшего собственное наше сомнение в своих правах. Известно, скажем кстати, что мы повторили ту же самую ошибку и в амурском деле, где подобные же причины обусловили неуспехи колонизации на Амуре. Еслибы при уничтожении селения Росс в начале сороковых годов были разъяснены настоящие причины неудачи нашей в Калифорнии, то это, вероятно, предохранило бы вас от повторения того же самого и на Амуре. Мне, знакомому с ходом и исходом калифорнского дела, и в амурском деле представлялась та же дилемма как и в калифорнском: или мы имели право занять Амур, и тогда должны были действовать в сознании своего права открыто, никого не спрашиваясь, никого не опасаясь, как и прилично великой державе; если же этого права не имели, то никакой последующий трактат не мог бы освятить нарушение чужого права. Между тем некоторые наши политики, как, например, г. Романов, советовали — еслибы иностранцы спросили (!) зачем мы построили Николаевск на Амуре, — отпереться и утверждать, что он построен при каких-то двух речках, то есть, утверждать нечто в роде того что Петербург построен при Фонтанке и Мойке, умалчивая о Неве. Между тем, только при прямом, открытом образе действий, с полным сознанием своего права, и возможно было вести рациональным образом колонизацию Амура. Мы же в амурском деле, изъявляя одним действием притязания, другим как бы отрекались от своих врав, и тем давали мнимое основание притязаниям противоположной стороны. Так, признав за собою право занятие Амура, мы, однакоже, спрашивали у китайского правительства дозволения проплыть по Амуру, для подания Камчатке помощи против неприятеля, и тем как бы признавали право Китая на Амур; а в то же время, не дождавшись позволения, поплыли и проплыли. Так и в Калифорнии, заняв Росс, и не имея никакого препятствиями вещественного, ни нравственного, к распространению, мы сами же создали себе [50] воображаемую невозможность, а своими колебаниями и сомнениями ободрили притязания, которые, при твердом образе действий, никто и не подумал бы не только предъявлять открыто, но и питать про себя. Доказательств достаточно на лицо в тех документах, которые сохранились до сих пор.

В донесении министру иностранных дел, графу Нессельроде, от 29 января 1820 года, за № 99, главное управление Российско-Американской Компании напоминает, что Компания заняла в новом Альбионе место для основания крепости и селения Росс, с высочайшего дозволения, объявленного Компании чрез государственного канцлера, со всемилостивейшим обещанием, во всяком случае оказывать Компании защиту. Ясно, следовательно, что русское правительство нисколько не сомневалось в праве своем занять никем не занятые земли. А что дело шло не о временном каком занятии, как иногда бывает при промысловых операциях, ясно было из характера заселения, которое предназначалось для земледелия, успех которого и мог бы обеспечиваться только прочною оседлостью.

С другой стороны, мы видели уже выше, что Испания в начале так мало думала о своем праве, что самое известие в Россию о поселении Русских в новом Альбионе, в соседстве с Калифорнией, доставлено было Российско-Американской Компании чрез испанское посольство в С.-Петербурге, без всякого со стороны его протеста. Очевидно, что еслибы в то время была хоть малейшая обещанная поддержка со стороны министерства иностранных дел, то никакие притязания не могли бы и возникнуть. Лучшее тому доказательства, что сами Испанцы не придумали никакой более действительной меры для недопущения Русских распространить занятое владение, до залива Святого Франциска, как противопоставив нашему занятию простой факт: они основали на северном берегу залива в 1816 году первую миссию Сан-Рафаэль; в 1819 году завели ранчу (хутор) Сан-Пабло; и наконец в 1822 году Сан-Франциско, Солано и потом Сономи. Для дальнейшего же осуществления предположенного ими плана — оцепить все заселение Русских своими заведениями, у них не хватило ни людей, ни средств. Они на этом и остановились, и после 1822 года не продолжали попыток распространиться далее. [51]

До какой степени сами Испанцы (Прибавлю, что командир брига Рюрик, капитан Коцебу, много испортил дело, простерши свое незнание до того, что сделал формальный запрос компанейскому начальству: как оно осмелилось сделать заселение за Новом Альбионе без дозволения правительства!), а потом Мексиканцы сознавали нетвердость своих притязаний, лучше всего свидетельствуется тем, что с их стороны постоянно все ограничивалось просто-на-просто расчетом на наше собственное сомнение в своем праве, и если в моих переговорах с калифорнскими Испанцами, они твердили о своем праве, то единственно для того чтобы выговорить себе повыгоднее условия. В статье нашей: Калифорния в 1824 году, мы рассказали уже к каким забавным явлениям подавали повод объяснения мексиканского правительства с нашими начальствующими лицами в колонии. В подтверждение наших слов приводим следующее свидетельство, которое находим в донесении главного правителя колоний Российско-Американской Компании в Америке, от 12/24 февраля 1823 года, за № 46, где в конце имеется следующая приписка собственною рукой главного правителя: «Забавное дипломатическое сношение Шмидта (начальника компанейского в крепости и селении Росс) и каноника (посланного из Мексики) с товарищи, вынудили меня писать к губернатору Калифорнии. Главное управление сие письмо в протоколе усмотреть может».

Но что бы еще было, сколько прав к энергическому образу действий могли бы мы извлечь из недобросовестности поступков калифорнского начальства, еслибы захотели пользоваться, не говорим неосновательными предлогами для придирок, как делали другие иностранцы, но самыми законными поводами, какие подавали Испанцы укрывательством наших беглых и невозвращением их при формальных требованиях, что влекло за собою обременительную переписку, а иногда и нарочную посылку судов.

Очень понятно, что Баранов, желая занять в Новом Альбионе место для земледельческой колонии, мог в начале основываться лишь на общих соображениях о положении, климате, естественных произведениях местности; точное дознание местности, удобной для успеха земледелия должно было быть делом опыта, т. е. изысканий и испытаний. [52]

Занятие Бодеги ила порта Румянцова, как единственной удобной пристани, к северу от залива Святого Франциска, и основание крепости Росс на высоте, вблизи помощи с моря, было, как первый шаг, делом вполне рациональным, по самой малочисленности первого заселения, нуждавшегося в защите от внутренних нападений и в удобствах получения пособий извне. Но как скоро обнаружилось все неудобство прибрежных мест для земледелия, и стало ясно, что предположенная цель не может быть достигнута на занятой первоначально местности, то отыскание и занятие новых удобных мест сделалось первою потребностью. Понятно, впрочем, что не вдруг открылись все неудобства занятого места, и хотя главнейшие из них начали обнаруживаться постепенно с самого же начала, однакоже недоумение о действительных причинах неуспеха в хозяйстве продолжалось очень долго. Это ясно, например, из донесения главного правителя колоний от 10-го апреля 1834 года, за № 61. Вот что говорится в этом донесении: «Здешние земледельцы (то есть приписанные к селению Росс промышленники) едва имеют понятие о возделывании полей; они, как вообще проходящие в Америку промышленники, составлены из всякого сброда; сами правители контор, заведывающие сельским здешним хозяйством, никогда никакого опыта в сих делах не имели. Следовательно по всей справедливости удивляться должно, что при таких местных затруднениях, без пособия практической опытности, доведено хлебопашество и до того посредственного состояния, в каком оно находится».

У же в 1817 году главный правитель российско-американских колоний в Америке, в донесении своем от 6/18 ноября, писал следующее:

«Что касается до земледелия (в колонии Росс), принужденным нахожусь уничтожить приятные идеи, которыми, судя по свойству климата, в отдаленности себя утешать можно. Первая, непреоборимая в теперешнее время преграда состоит в неимении рук. Промышленники, которые высылаются из Ситхи, за исключением немногих, из худых худшие, непривыкшие в России к трудам; тем менее можно ожидать от них усилий в таком месте, где они слишком уверены, что житье их временное и что для них довольно занятий. Алеутам работы сии также [53] несвойственны, и нужны продолжительные примеры, дабы склонить их к новым занятиям, при которых Российско-Американская Компания лишится выгод, проистекающих от промыслов.

Желая усердно всевозможной пользы Компании, почитаю себе обязанностию предложить мысли мои как и чем пособиться. Российско-Американская Компания, или кто-нибудь из патриотов, соучаствующих в оной и во всеобщем добре, могут, кажется, купить по крайней мере до двадцати пяти семейств крестьянских, которым, за переселение в Америку, куда их доставят при транспортах из С.-Петербурга, дать свободу и обязать заниматься земледелием около крепости Росс. Взаимною помощию можно будет им завестись строением. Компания поможет им скотом и семенами, и года через два станет получать от них платеж повинностей соразмерных и по установленным ценам хлеба.

Испанские миссии, в каждой из которых не менее 1.200 душ обоего пола Индейцев, посредством их обрабатывают поля. Урожай даже при беспечности от 30 до 60 раз (за одно зерно). Индейцы, по непривычке, очевидно переводятся. В миссии Сан-Франциска умерло в два года 600 человек, хотя климат самый здоровый.

Если сравнить с сими людьми, выросшими в лесах, трудолюбивого крестьянина нашего, привыкшего к работе, порядочное устроение, неимение кабаков, то, кажется мне, они не стали бы жить, но блаженствовать в климате всегда умеренном, где поля и леса покрыты вечною зеленью, где по малым опытам нашли, что некоторые овощи поспевают два раза в год, и где хозяйству откроется обширное поле занятий на пользу общественную».

Надобно при этом заметить, что и в 1824 году главное правление Компании для развития земледелия нашего в Россе, по мысли покойного графа Н. С. Мордвинова, думало употребить то же средство, то есть выкупить из крепостного состояния, преимущественно в малоземельных местах и у бедных помещиков, крестьян для переселения в Калифорнию. По моему предложению, принятому директорами, поселенцам предполагалось предоставить полную свободу от повинностей и обязательных занятий, в убеждении, что они и без того будут заниматься преимущественно [54] земледелием как самым свойственным им занятием. Кроме того, от них не требовалось возврата за издержки переселения и водворения, и не назначалось определенных цен за их произведения, а все предоставлялось вольному соглашению.

В 1820 году главное управление в донесении графу Нессельроде, от 29-го января за № 99, продолжало приписывать неуспех развития колонии неимению рабочих, которым занятие земледелием было бы свойственно, и выражалось следующими словами: «употребленный на заведение сей оседлости (селения и крепости Росс) немаловажный капитал не возвратился Компании пользами от него ожидаемыми по краткости времени и потому, что у Компании нет еще таких людей, кои бы там поселились прочно с семействами, обзавелись домами, и землю имея в неотъемлемой собственности, плоды трудов своих передавали Компании».

Заметим, что при благоприятных условиях к выгодам от земледелия могли бы присоединиться выгоды и от других отраслей хозяйства. Скотоводство представляло тем более выгод, что обеспечено было подножным кормом почти на круглый год, а для заграничного отпуска самый требуемый товар были: масло, жир и кожи. Еще в извлечении из депеш от 9-го мая 1813 года и 18-го июня 1814 года, упомянуто следующее: «Знающие промышленники, выделывая несколько подошвенных кож и козлив, употребляли к тому дубовую кору, а на черненье последних ольховую кору и железную окалину. Кожи вышли превосходные, не уступают первой калифорнской дублени. Краска козлов также весьма удалась. Г. Кусков предлагает завести там кожевенный завод и просит прислать сведущего мастера». Ясно, что в колонии Росс, в случае успеха хозяйства, были условия и для промышленного развития.

Справедливость требует сказать, что и колониальное начальство и главное правление Российско-Американской Компании старались принимать зависевшие от них меры к улучшению хозяйства, в предположении, что неудобства и неуспех истекают единственно от неискусства или неуменья и от недостатка нужных средств. Из официальной переписки мы видим, как правление заботилось о доставке хороших семен и даже машин, разыскивая какие [55] мастерские поставляют их практичнее и надежнее, не жалея расходов, не отступая пред дорога стоящею перевозкой кругом света даже молотильной машины весом да 130 пудов. Но скоро обстоятельства стали раскрывать, что неуспех развития колонии Росс происходит совсем от других прочив, из которых главнейшие были следующие: 1) невыгодность места, 2) слабость колонии и 3) нерешительность наша, поощрявшая притязания Испанцев, и такие действия со стороны калифорнского начальство, о которые они иначе не решились бы и подумать. Возможность развития колонии Росс обусловливалась главным образом занятием более выгодного места нежели то, которое было занято первоначально.

И в этом отношении я с самого начала был убежден, что робкие попытки занять только ту или другую местность не только не упрочат будущности колонии, но и не позволят нам поставить Испанцев в такие условие, которые сделали бы для них действительно выгодным наше соседство. Развитие нашей колонии, и вследствие того безопасность от покушений Американцев, обучение ремеслам испанского и индейского населения и прочее — были возможны лишь в том случае, когда, с одной стороны, мы расширили бы колонию к северу до границы Соединенных Штатов и к востоку до какой-нибудь естественной границы, например до реки Сакраменто или Сиерры-Невады, а с другой стороны, примкнули бы к заливу Святого Франциска с юга. Только тогда Американцам не осталось бы ни места, ни повода к захвату или самовольному заселению; только тогда, при прямом, легком сообщении чрез залив, была бы практически осуществима посылка детей в нашу школу; только тогда наши доктора могли бы быть полезны и в Калифорнии и т. д. Но последнее время, когда все это было возможно, было именно в 1824 году, когда мы и делали ваше предложение. В последствии было уже поздно.

Но еще в донесении от 4-го мая 1830 года главный правитель колоний отстаивает колонию Росс, приписывая худые урожаи случайности. Упомянув о благоприятном урожае в 1829 году, он прибавляет: «если счастливые обстоятельства и вперед нам дозволят пользоваться таким количеством пшеницы из селения Росс, кроме прочих статей [56] продовольствия и предметов тамошнего хозяйства, то, конечно, употребляемые на содержание сего селения издержки со временем вполне вознаградятся». Неурожай 1830 года обнаружил дело яснее, и новый главный правитель колоний доносит уже, что «причину неурожая 1830 года приписывают бывшим в конце мая и в начале июня густым мокрым туманам, которые покрывали весь посев ржавчиной» (см. донесение от 30-го апреля 1831 года). Кроме того, оказалось (как видно из подробного донесения от 10-го апреля 1834 года), что и «мест, не подверженных губительному влиянию морских туманов, находится немного; да и те расположены небольшими клочками на склонах крутых высоких гор, доступных одним пешеходам, или верхом на лошадях; так что, кроме немалого труда вспахиванья этих крутогористых пашен, предстоит чрезвычайно затруднительная и медленная работа после жатвы стаскивать снопы на плечах в молотильню, или на такие места, откуда можно возить лошадьми». Наконец, донесение показывает, что по ограниченности количества земли годной под пашню, одни и те же места засеваются ежегодно, и почва, истощаясь, возращает сорные травы, заглушающие посевы; а для перемены в ограниченной около Росса местности других пригодных земель не оказывается. Точно также, с умножением скотоводства, открылись препятствия и для его дальнейшего развития, прежде при ограниченном количестве скота не замеченные. Вот что говорит об этом донесение: «Гористое местоположение и леса противопоставляют непреодолимое препятствие значительному размножению скота в окрестностях селения. С июля по ноябрь или даже декабрь, скот разбегается верст на двадцать во все стороны, ища травы, которая летом и выгорает от солнца и выщипывается окотом в окрестностях селения, так что аккуратный присмотр за скотом делается невозможным, и коровы, будучи дважды в день пригоняемы в скотный двор для доения, утомляются и дают мало молока, а следовательно и масла, необходимого для снабжения всех колоний, и составляющего одно из побуждений иметь свое скотоводство». С другой стороны недостаток продовольствия и средств не дозволял и думать о развитии ремесленных и учебных заведений, которыми могли мы быть полезны и испанскому, и индейскому населению. [57]

Все это, по мере того как сознавалось, заставило волей или неволей обращаться к тем предложениях, которые сделаны были нами в 1824 году. Прежде всего признана необходимость занятия новых мест, и именно «реки Славянка, впадающей между селением Росс и заливом Малая Бодега» (см. донесение 10-го апреля 1833 г. № 61). При этом главный правитель заметил, что «медленность может повредить успеху и допустить Англичан или граждан Соединенных Штатов не токмо помешать нам, но и самим занять те места (что и сбылось в последствии) и лишить Российско-Американскую Компанию одного из прекраснейших приобретений в здешнем крае». Далее говорится, что во всяком случае, ближайшая опасность при замедлении занятия этих мест будет от занятия их Испанцами, уже знакомыми с этими местами, при чем лишимся мы и порта. Об этом донесение выражается так: «А буде калифорнское правительство признает за нужное устроить здесь миссию, то, конечно, и займет залив Малую Бодегу, куда удобно может быть проведена дорога на колесах и могут отвозимы быть произведения миссии для сбыта их иностранцам... Таким образом, говорит он далее, нас могут согнать отсюда, и мы бы лишились довольно безопасного в летнее время порта и обширных полей, удобных для заведения хлебопашества и скотоводства в столь обширном масштабе, что не токмо все части колонии, но и самый Охотск и Камчатку Компания могла бы продовольствовать хлебом, солониной и маслом. Занятием сих мест, обеспечив колонию в нужнейших потребностях пропитания, Компания могла бы извлечь и многие другие выгоды: например, это беспрестанно увеличивающееся число стариков промышленников, обремененных семействами, остающихся в тягость Компании и всем жителям колоний; куда бы их лучше поселить как не на реке Славянке, где их дети выростали бы здоровыми и откуда сии последние могли бы поступать на временную службу Компании?» В пояснение этого затруднения, относительно стариков-промышленников и их семейств, скажем, что на корабле Волга, который шел под нашим руководством в 1824 году из Ситхи в Охотск, находилось восемь-десять таких стариков, их жен и детей, из которых большая часть должны были следовать на счет Компании далее Иркутска. Ясно, что расход перевоза их через [58] Океан, и дальнейшей доставки должен был значительно превышать то, чего могло бы стоить их водворение в Калифорнии.

Главный правитель сам осмотрел упомянутые места по реке Славянке, и говорит в донесении: «Произнося похвалу равнинам реки Славянки, я основываюсь на личном осмотре оных. Во второй день езды мы достигли начала равнин, которые осматривали на расстоянии сорока верст, и нашли места весьма удобные для заселения. В речке Славянке и в другой, впадающей в первую, Индейцы добывают рыбу. Превосходные дубравы населены дикими козами в изобилии; травы тучны, земля прекрасна и способна произращать всякие хлебные зерна, виноград и плоды южной Европы; простору столько, что можно строить целые города, снимать до пятидесяти тысяч пудов пшеницы и содержать до сорока тысяч разного скота».

Между тем постепенно делалось все яснее и яснее , что и занятие речки Славянки не поведет к цели, если мы ограничимся этим занятие». Тогда думают ограничить пространство, которое желают приобрести, к северу заливом Тринидад, к югу до параллели Дракова мыса или до реки Левтулы, впадающей, в залив Большой Бодего, а к востоку на 15 или на 20 миль в параллель берега; но потом, при дальнейшем рассмотрении, волею или неволею убеждаются, что расширение получит действительное значение только в том случае, если принять границы, предложенные мною в 1824 году; а именно, к северу границу Соединенных Штатов Америки, признаваемую по параллели 42 северной шпроты; к югу залив Святого Франциска; к востоку реку Сакраменто, впадающую в залив Сан-Франциска, и которую считали тогда вытекающею из озера Тимпаногос. Такую границу и обозначал собственною рукой покойный граф Н. С. Мордвинов на карте, мною ему представленной, предоставляя последующему времени дальнейшее распространение к востоку до Скалистых Гор.

В донесении своем от 30-то апреля 1831 года, за № 221, главный правитель колоний говорит: «Заселение Росс в нынешнем состоянии не представляет колониям важного подкрепления стоящего каких-либо жертв для удержания Росса за нами. Но стоило бы только распространиться нам верст на десять внутрь от морского берега и занять все [59] пространство до северного берега залива Святого Франциска, чтоб иметь право ожидать знатных выгод. Ибо занимаемая нами полоса приморского берега, будучи подвержена влиянию ветров и вредных морских туманов, никогда не вознаграждает труды земледельца, и даже для скотоводства не доставляет всяких желанных удобств. Сверх того, неимение гавани при сем заселении крайне затрудняет сообщение наше с оным; в открытом заливе Бодаго, особенно в осеннее время, суда наши подвергаются явной о опасности. Такое неудобство устранятся, еслибы Компании могла занять весь северный берег залива Святого Франциска и между оным и селением Росс лежащие равнины (с присоединением группы островов Фаральонес, где производится промысел земноводных животных). Тогда хлебопашество возрасло бы в скором времени до такой степени, что не только колонии наши были бы обеспечены хлебом, но и самая Камчатка могла бы со временем получать от нас годовое продовольствие, а удобный для стоянки судов залив Святого Франциска, чрезвычайно облегчил бы сообщение наше с населением и тем избавил Компанию от многих расходов, необходимых ныне при двух- или трех-месячном пребывании судов наших в чуждом порте».

Надо скачать, что Компания делала все что от нее зависело для достижения цели: не говоря уже о готовности ее принять на свой страх и издержки выполнение проекта моего в 1824 году, она и после изъявляла свою готовность на значительные расходы для по лучения на то согласия от Мексика. Так в донесении главного правления Российско-Американской Компании от 13-го апреля 1834 г., за № 454, в совет высочайше утвержденный при Российско-Американской Компании, в пункте 3-м донесения, предлагая вознаграждение за уступку некоторого пространства земля, главное правление говорит далее:

«Еслибы сверх ожидания правительство мексиканское решилось уступить спорный берег залива Сан-Франциска с заведениями при миссиях Сан-Рафаэль и Сан-Франциско Солано (именно так как было соглашено у меня с калифорнскими испанцами и предложена в 1824 году) и со скотоводством там размножившимся; тогда конечно пожертвования со стороны Компании должны увеличиться: ибо [60] польза и выгоды от тех мест на будущее время могут быть очень важны, по отношениям торговли, землепашества и скотоводства».

Компания соглашалась и на денежное пожертвование известной суммы, желая однакоже «чтобы не отяготиться платежом наличных денег, в замен их предложить пожертвовать парусные суда, лес или материалы и произведения российских мануфактур».

Таким образом мы видим, что наконец явилось полное разумение дела; не было недостатка ни в доброй воле ни в готовности на пожертвования. Оставалось только избрать надлежащие средства для достижения желаемого. Какие же средства были избраны?

К несчастию, вместо той перемены политики, на которой я настаивал в 1824 году и которая одна могла привести к желанной цели (заметим здесь, что на моей стороне был с самого начала постоянно граф Н. С. Мордвинов, и что мне удалось также привлечь к своему проекту и сенатора Полетику, бывшего посланника нашего в Соединенных Штатах, который в начале, в качестве уполномоченного от министерства иностранных дел, объявил было себя на конференции противником моих идей), мы продолжали политику прежней нерешительности, и вместо того чтобы действовать, разъясняя только Испанцам их собственную выгоду от нашего образа действий, не переставали признавать за Испанцами какое-то мнимое право и на то что им не принадлежало. Их требования почерпала силу единственно из того, что мы сами им навязывали и подтверждали за ними своим нерешительным образом действий.

Я упоминал выше, что уже в 1817 г. капитан Коцебу сильно испортил дело: неразумными запросами своими он утвердил Испанцев в ложном мнении о мнимых правах их и породил сомнение насчет действительности нашего права основать колонию Росс. Порожденная этим нерешительность была причиной неуспешности наших действий даже относительно калифорнского начальства, которого дружбы мы видимо старались заискивать, вместо того чтобы заставить его самого искать нашего расположения, в таких обстоятельствах, когда оно нуждалось во всем и принуждено было даже, [61] для отдания салютов вашим судам, брать у нас же порох, а в последствия не имело силы защитить свой главный город Монтерей от разграбления пиратом, у которого было одно только судно.

В донесениях многократно упоминается о сделанных калифорнскому начальству подарках. Так в письме от главного правителя от 13-го ноября 1817 года, за № 85, к калифорнскому губернатору Дон-Пабло-Винценто де-Соло он говорит: «Je prends la liberte de vons envoyer ci-joint deux douzaine de couteanx». (Принимаю смелость послать вам приложенные здесь две дюжины ножей.) В предписании главного правителя колоний от 17-го января 1818 года, за № 16, командиру компанейского корабля Бенжемену, говорится: «От г. ком. совет. Кускова получить имеете на корабль дрожки с хомутом, кои доставите к губернатору новой Калифорнии Дону Пабло-Винценто де-Соло, коему назначены они мною в подарок». В донесении от 30-го апреля 1831 года сказано: «В Россе предписано построить два ялика для миссионера Падре Нарциза (начальника миссии Сан-Хозе)». Но все эти задабривания только возбуждали новые нахальные требования, как видно из донесения, где говорится о «крайне бесстыдном криводушии бывшего губернатора».

Мы понимаем, впрочем, что делая подарки калифорнскому начальству, можно было еще рассчитывать на взаимную выгоду просто от дружеского расположения. Но что имелось в виду, когда в последствии за Мексикой, как прежде за Испанией, признавались права не только на Калифорнию, во и на Новый Альбион? Чем могли мы склонить Мексику на уступку ее прав? что заманчивого могла предложить ей Компания в обмен за эту уступку? Заметим, что при этом Мексике делались те же предложения, которые делали мы в 1824 году калифорнским Испанцам. Но что имело в свое время большое значение для калифорнских Испанцев, могло ли иметь какое-нибудь значение для Мексики? Между тем в уполномочии, данном главному правителю колонии, от 9-го марта 1835 года, для переговоров его с мексиканским правительством при проезде чрез Мексику, на пути возвращения в Россию, читаем, например, следующее, в седьмом пункте: «Как [62] в наших колониях учреждены разные мастерские, каких нет в провинциях Калифорнии, то желая способствовать успехам образованности жителей оных и доказать чувства истинно-приязненного и бескорыстного расположения к соседственной нации, главное правление предоставляет вам предложить мексиканскому правительству: не угодно ли будет из обитателей Калифорнии, тамошних граждан или смышленых Индейцев, послать несколько мальчиков в Ситху обучаться разным ремеслам и рукодельям: кузнечному, медному, ружейному, слесарному, токарному, столярному и другим, за самую умеренную плату, которая только бы вознаграждала содержание учащихся пищей и одеждой, без всякого возмездия за изучение в означенный срок времени». Но в то же время колониальное правление само знало, что Ситха вовсе неудобное место ни для мастерства, ни для фабрик, и свои надежды основывало на развитии их именно в Калифорнии же. Так, в одном донесении (10-го апреля 1834 года, № 61) главный правитель говорит и о той выгоде устройства заселения на реке Славянке, что «здесь-то можно бы и главную (колониальную) школу завести, и со временем, вместе с совершенствованием сельского хозяйства под опытным и благоразумным управлением, соорудить бы некоторые полезные фабрики (именно толстых сукон и одеял, канатный и мыловаренный заводы и пр.), где извлекалось бы множество произведений полезных для колоний и прибыточных в торговых оборотах с нашими соседями». В другом донесении говорится о заведении кожевенного завода; а в письме к губернатору Калифорнии поставляется на вид, что «чрез наши работы и пособия, миссии по заливу Святого Франциска завелись гребными судами. Те же миссии и другие жители всегда приезжали к нам в селение с требованиями поправлять ружья, замки, инструменты и пр.». Но явно, что все это и для Калифорнцев могло быть выгодно только когда было бы у них под рукой, а не в Ситхе. Что же сказать о впечатлении, какое должны были произвести подобные предложения на мексиканское правительство, ни в чем этом непосредственно не нуждавшееся и очень равнодушное к удобствам Калифорнцев? Когда в 1824 году влиятельные люди между калифорнскими Испанцами, с которыми мы вели переговоры, добивались сими [63] того, чтобы, в случае соглашения относительно уступки заведенных уже ими миссий Сан-Рафаэль и Сан-Франциско Солано, у нас быки непременно мастерские и школы, то понятно, что тут действовал их прямой и сильный интерес. И для них, и для компании важно было иметь учеников в самой же Калифорнии, в условиях климата, к которому дети привыкли. Ничего подобного не представляла любезно предложенная посылка калифорнских детей в Ситху, особенно если взять в расчет редкость сообщений и ситхинский климат.

Относительно самой сущности вопроса о занятии, конечно, не много могло быть пользы от переговоров с Мексикой, которой согласие, еслиб оно даже последовало, фактически не могло иметь большого значения. Можно даже сказать, что одним обращением к Мексике дело уже парализировалось: с одной стороны, потому что чрез это самое мы признавали права ее не только на Калифорнию, но и на Новый Альбион, а с другой стороны, потому что не могли предложить ей никаких выгод, которые имели бы для нее значение. Притом предложения наши шли от Российско-Американской Компании, а не от правительства, а Компания, при крайнем напряжении, в состоянии была бы предложить разве сотни тысяч рублей, да и то постаралась бы, по возможности, ограничить взнос наличными? Ясно, что еслибы дело пошло на покупку земли, то Соединенные Штаты не поскупились бы на миллионы (то есть на цену большую стоимости всех акций Российско-Американской Компании) за приобретение одной только той части, которая простиралась от их границы до залива Святого Франциска. Трактат Гадсдена о покупке пустынной полосы у Мексики, уже после присоединения Калифорнии, доказывает это с очевидностию. Кроме того, правительство наше не само входило в сношения с мексиканским правительством по этому поводу, а даже поддержание существовавших уже отношений предоставляло Российско-Американской Компании (см. сообщение министра финансов графа Канкрина от 10-го января 1835 года, за № 67, главному правлению Российско-Американской Компании). Ясно было наперед, что Мексика не согласится вести переговоры иначе как с самим русским правительством, а так как последнее не признало этого удобным, то очевидно, что у Компании должна [64] была исчезнуть всякая надежда улучшить условия своей колонии в Новом Альбионе. Между тем американские выходцы стали заселяться в местах ближайших от крепости Росс. Приходилось заботиться уже не о выгодах, а о том как отстранить неудобства проистекавшие от таких беспокойных и придирчивых соседей, которые, как Компания знала по опыту, даже самые ясные договоры с нею умели всегда обращать во вред ей.

Из такого положения не было другого исхода как оставить колонию или передать ее коронному управлению; но так как правительство не имело последнего в виду, то на представление главного правления Российско-Американской Компании высочайше повелено было в 15 день апреля 1839 года, согласно с положением совета учрежденного при Компании, оставить колонию Росс, что и было исполнено в 1841 году.

Обозревая весь ход дела, мы можем представить его в следующем сжатом выводе: основание колонии Росс было предпринято по причинам вполне разумным, и все первые действия наши были правильны и оттого удачны. Колонизация в Новом Альбионе началась с ведома и разрешения правительства, и с обещанием поддержки и защиты, следовательно с полным сознанием права нашего сделать то что мы сделали.

При исполнении предприятия мы не встретили ни малейшего препятствия ни от туземных жителей, ни от кого-либо другого, и никакого формального и основательного протеста со стороны какой-нибудь державы из наиболее заинтересованных в деле; совершившийся факт был молча признан.

Но вместо того чтобы продолжать действовать, приняв первое заселение за первый шаг, и развивать колонизацию далее по незанятой никем земле вплоть до залива Святого Франциска и тем усвоить себе северную часть залива, мы так и остановились на первом шаге, и не продолжая политики основанной на твердом сознании своего права, сами же приписали какие-то мнимые права Испанцам, о которых они и не думали, и тем возбудили их притязания, а медлительностию в развитии колонизации допустили Испанцев захватить на северном берегу залива Святого Франциска места под две миссии и другие заведения, о чем они прежде [65] и не помышляло; чрез это затруднения усложнились, и дело запуталось.

Когда, наконец, сделалось очевидны невыгоды нашего положения и необходимость найдти из него исход, то вместо того чтоб искать соглашения прямо с калифорнскими Испанцами, которых выгоды можно было согласить с нашими, мы упустило последнее благоприятное время в 1824 году, а обратилось в последствии к Мексике, которой не могли уже предложить достаточно выгод чтобы купить ее согласие; между тем Американцы Соединенных Штатов, не спрашиваясь, заселили незанятые нами места, и это обстоятельство делало бесплодным, по всем вероятностям, даже самое согласие Мексики, в случае еслиб оно и последовало. Американцы, конечно, не уступили бы занятых ими мест, и это неминуемо повело бы именно к тем столкновениям с Соединенными Штатами, для избежания будто бы которых мы и не решались действовать прежде твердо.

В таком положении ничего уже более не оставалось, как или пойдти прямо на эти столкновения, имея в виду бесконечную перспективу хлопот и убытков, или оставить колонию. Избрано последнее.

ДМИТРИЙ ЗАВАЛИШИН.

Текст воспроизведен по изданию: Дело о колонии Росс // Русский вестник, № 3. 1866

© текст - Завалишин Д. И. 1866
© сетевая версия - Thietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский вестник. 1866