ОБОЗРЕНИЕ БЕРЕГОВ СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ, ОТ МЫСА БАРРОВА, СОВЕРШЕННОЕ РУССКОЮ ЭКСПЕДИЦИЕЮ В 1838 ГОДУ.

(В предпрошедшем и прошлом годах некоторые из наших периодических изданий сообщали известия об открытии и окончательном обозрении берега сев. Америки г-ми Дизом и Симпсоном. В английском известии упомянуто было о приготовлении для сего же предмета русской экспедиции, которая, действительно, была предпринята и совершена летом 1838 года. Просвещенные г-да директоры российско-американской компании, при благосклонном внимании е. п. контр-адмирала барона Ф. Н. Врангеля, доставили в редакцию Сына Отечества краткий очерк из присланного из Америки в нынешнем году отчета. Спешим передать любопытное описание нашим читателям, как новое доказательство того, что польза и честь науки всегда высоко оценяются нашею американскою компаниею, руководствовавшеюся при сей экспедиции бескорыстным желанием дополнить отдаленные географические открытия, и того, что Русские так же смело совершают опасные и трудные морские предприятия, как и опытные на морях Британцы.)

В 1836 году, по возвращения из Америки, бывшего главным правителем российских колоний в Америке, барона Ф. П. Врангели, предположено было главным правлением российско-американской компании снарядить в наших колониях экспедицию, для окончательного обозрения, лежащего в наших границах, небольшого [66] пространства американского материка, оставшегося неосмотренным между мысом Баррова и мысом Бичея. Сие предположение доведено было, чрез г-на начальника главного морского штаба, до сведения Е. И. В. Государя Императора.

Годовая почта доставила из России в Ситху предписания главного правления не ранее осени 1837 года. Главный правитель колоний, капитан 1-го ранга Купреянов, оказал все пламенное усердие патриота, желавшего усвоить. России честь достопамятного открытия. С началом навигации 1838 года, экспедиция снаряжена была в Ново-Архангельске, под командою Креола, воспитанника компании, корпуса штурманов прапорщика Кашеварова. Она состояла из одной 6-ти-весельной байдары, 4-х трех-лючных байдарок и 18-ти человек Алеутов и Креолов. Кашеваров [67] отправился в море на компанейском бриге Полифем, состоявшем под командою корпуса штурманов прапорщика Чернова. По предначертанному плану, бриг Полифем должен был проникнуть севернее Берингова пролива, так далеко, как только льды допустят, и приблизясь к американскому берегу, спустить в море байдару и байдарки Кашеварова, которому следовало продолжать путь вдоль берега между льдов, а по совершении описи берегов до мыса Бичея, возвратиться в залив Коцебу, где бриг Полифем должен был опять принять экспедицию, для обратного перевоза ее в Ситху. Сей план, в существе своем, одинаков был с тем, по которому предначертано было в 1821 и 1822-м годах капитану Васильеву, на военном шлюпе Открытие, а в 1826 и в 1827 годах, английскому капитану Бичею, на военном шлюпе Блоссом, продолжать гидрографические работы знаменитого Кука. Таким образом Кашеваров должен был вступить в состязание с Куком, Васильевым и Бичеем, который, как известно, простер опись берега, на палубном гребном судне, до мыса Баррова, 120 миль далее капитана Васильева, когда г-н Васильев, в свою очередь, прошел 35 миль далее Кука. Кук, Васильев, Бичей и Кашеваров имели в виду одну цель: от запада на восток простирать опись северного берега Америки на возможно дальнейшее расстояние. [68]

Между тем, нашей экспедиции было неизвестно, что за год до времени отправления ее, английская экспедиция, снаряженная гудзонскою компаниею, была уже отправлена из озерных факторий по реке Маккензия. Начальники ее, г-да Диз и Симпсон, совершили плавание до устья означенной реки, и в августе 1837 года достигли мыса Баррова, на байдарах, обозрев таким образом неизвестное дотоле пространство берега, предназначенное для исследований нашей экспедиции. Полный успех гг. Симпсона и Диза лишил нас чести довершить обозрение северных берегов американских; но он не должен лишать г-на Кашеварова славы состязания и чести победы в трудном подвиге, всегда сопряженном с самоотвержением истинного моряка. Преодолевая величайшие труды и опасности от льдов и враждебного действия туземцев, г-н Кашеваров, высаженный в море, с Полифема, у мыса Лизбурна, миновав мыс Ледяной, должен был разлучиться с большою байдарою и частью команды, и продолжать путь на одних малых байдарках, на которых и достиг мыса Баррова, крайней точки исследований капитана Бичея. Но здесь не остановился он; следуя далее сего мыса, прошел и описал подробно берег на 30 миль, почитавшийся дотоле неизвестным, и только за десять месяцев, в июне 1837 года, в первый раз осмотренный [69] Европейцами, именно экспедициею гг. Диза и Симпсона. Здесь нашелся он вынужденным скрыться во льдах моря от преследований туземцев; не видя никакой возможности спасти вверенную ему команду от многочисленных дикарей, озлобленных против белых, за появившуюся здесь оспенную заразу, г-н Кашеваров, скрепя сердце, решился обратиться назад. Совершив на своих байдарках до 850 итал. миль, экспедиция достигла опять острова Шамиссо, в заливе Коцебу, где и соединилась она с Полифемом, на котором возвратилась благополучно в порт Ново-Архангельск.

По осенней почте главное правление росс. амер. компании надеется получить подробные журналы изложенной нами любопытной экспедиции. Здесь предварительно сообщается выписка из рапорта г-на Кашеварова, поданного им, 11-го октября 1838 года, главному правителю российских колоний в Америке, капитану 1-го ранга Купреянову, и из нее можно видеть главные подробности экспедиции, ознаменованной, сколько усердием к порученному делу, столько и отважностью его исполнения. [70]

***

Июня 23-го находились на судне байдара собранная и байдарки со всеми принадлежностями и с полными запасами экспедиции, все в том самом виде, как бы им в кратчайшее: время оставлять бриг и начинать порученное дело. Сего же числа бриг оставил редут ев. Михаила. Противные ветры имели мы до острова Азияна; 1-го числа июля прошли Берингов пролив, и в полночь 3-го июля, в шир. 69° N, 168° долг. W, встретили первые льды; с утра был густой туман, продолжавшийся до 5 числа, а по прочищении тумана бриг подошел к мысу Лизбурну, около которого было мало льда. Усмотря людей на берегу, я отправился на байдаре с своим толмачом, и узнал от них, что они приехали с зимнего своего жила на мысе Гоп (Hope), и поедут к O, до места, где они обыкновенно проводят лето в промысле оленей; что берег к O свободен от льда и возможен для плавания в байдаре, в чем можно убедиться и самому; с высокости, сколько только можно было видеть, не было видно льда к O. При сем случае с особенным удовольствием замечено, сколь свободно и верно объяснение наше с туземцами впредь имеет быть через такого толмача, как взятый нами из михайловского редута, Американец Тунток.

Возвратясь на бриг, я предложил командиру брига высадить экспедицию на мыс Лизбурн, [71] рассчитывая, что, по виденному состоянию льда, усиленною ездою в байдаре можно надеяться упредить то время, в которое берег до мыса Ледяного очистится от льда, и возможно будет приближение к нему брига Полифема, и таким образом экспедиция может достигнуть Ледяного мыса скорее, что и решено было исполнить для необходимого выигрыша времени.

Того же 5-го числа, вечером, вся экспедиция, на 1-й байдаре и 5-ти байдарках, со всем ей принадлежащим, благополучно высажена на мыс Лизбурн, и бриг отошел от берега.

7-го числа, в 5 часов, отправились. Противные обстоятельства замедляли путь, как крепкий ветер, так и встреченные льды, и пройдя 12 миль, задержаны оными на месте до 9-го, а сего числа, при тихом ветре, отправились в путь. Июля 10-го числа, по утру, при свежем ветре от SW, пристала байдара к берегу, но, не имея обыкновенной при сем случае помощи, неудачно. Две волны влились в байдару, и только проворство людей сохранило многое от подмочки.

Прибрежные озера, означенные на карте капитана Бичея, не доставили ожидаемых удобностей для плавания байдары; они местами так мелководны, что даже для байдарок проезд труден, а потому должно было тащить байдару по мелям, и по частям перевозить груз, или, выезжая в море, искать проезда между льдами. [72] Июля 13-го в вечеру, вынуждены пристать к берегу, имея к N Ледяной мыс в виду.

В широте 70° 00' N, миновали расположенный у моря на низменной кошке летник Утукагмютов, в три дни спустившихся от своего зимнего жила по реке Утукак, устье которой близ той же широты впадает в длинное озеро. Против летника море было довольно чисто от льда, и все мужчины были на промысле маклаков; встречены же мы были одними женщинами, числом до 50, и при них мужчин только 6. Одарив их всех табаком, мы скоро познакомились с ними, по тщетно терял я время, стараясь выведать что нибудь от них; на вопрос мой вдруг отвечали 10-ть и более женщин; шум и разногласие их в ответах заставила меня прекратить мое любопытство. Язык их на слух имеет сходство с аглегмютским.

У Ледяного мыса встречен был густой лед, так, что для проезда на байдаре нужно было ожидать случайного отдаления от берега льдов, которыми он был завален. Ледяные закраины, еще неотделившияся от берега, имели на себе горки, вышиною до 14 футов; на них от таяния образовались небольшие ручьи хорошей воды.

До встречи густого льда, мы получали воду из ручьев, текущих по топкой тундре; вероятно, эта вода была причиной, что все [73] включительно до одного человека страдали в то время болью живота, более или менее сильною. Я приказал предпочтительно доставать воду изо льда и приправлять пищу лимонным соком, или уксусом.

Ночью на 14-е число ветер дул от N. Я ожидал, что при сем ветре тронется лед, и, действительно, к S от нас льдины стали отходить от берегов, но к северу оставались они неподвижны. Осмотрев в ту сторону берег на расстоянии 5 верст, мы нашли возможным путь для байдарок, и полагали его таковым на значительное расстояние, но для байдары он был извилист и опасен. Здесь я решился, оставя большую байдару, продолжать путь, сколько будет возможно, на одних малых байдарках, а решился я на то по следующим причинам:

1) Пользуясь в полном смысле отличною ревностию бодрых и здоровых людей моих, в 7-й день едва мог я достигнуть Ледяного мыса, совершив около 160 миль плавания, большею частию вдоль такого берега, у которого препятствие от льдов еще не было значительно. Следственно, продолжая плыть далее с байдарой между густым льдом, путем часто извилистым, необходимо было потерять времени вдвое более на переезд расстояния. 2) Между густым льдом необходимо проезжать случится и между таких [74] льдин (взгроможденных одна на другую, вероятно, крепкими ветрами моря), у которых трудно предвидеть величайшую для байдары опасность: разумею здесь внезапное разрушение льдов. Масса такой льдины, составленная из разных обломков, имеющих собственную свою толщину незначительную, от действия солнечных лучей, в это время года быстро разрушающих лед, изменяя постепенно свою тяжесть, вдруг наклоняется и скатывает с себя верхние льдины, отчего вся масса, теряя прежнее свое равновесие, начинает колебаться, разрушаться и вдруг поворачивается основанием своим вверх. В тесноте между льдинами, такое разрушение льдов легко может быть гибельно для байдары, ибо легко прорвать можно на ней лафтак, и тогда тяжело нагруженная байдара, не имея вблизи удобной пристани, неминуемо должна потонуть. Подобная опасность, которая далее к N естественно должна была встречаться чаще, заставила бы меня терять много времени в ожидании удаления льдов от берега, да и приставать ото льдов к таким берегам, при многих обстоятельствах, опасно и сопряжено с неминуемым пожертвованием времени.

Из изъясненных, неожиданных обстоятельств ясно видно было, что я с байдарой достигну мыса Баррова не прежде начала августа, и, следственно, заранее должно было [75] отказаться от надежды и на малейший успех экспедиции. Притом же вышеупомянутая болезнь, следствия которой я не мог знать, усилилась между Креолами, находящимися на байдаре, и необходимо было, сберегая их здоровье, уменьшить для них труды. Находясь в сих обстоятельствах, делавших успех экспедиции весьма сомнительным, я почел должным последовать дозволенному в инструкции распоряжению, и вынужденным нашелся разлучиться с лучшею частью моей команды, поручив их прикащику Кулишову, которому сделал подробное наставление, как проживать без меня. Байдарной же команде приказом моим объяснил причину моего распоряжения, — постановив ей в обязанность сберегать сколько можно провизию, и быть в полной зависимости у прикащика. Я счел необходимым оставить здесь и лекарского ученика. С собою на 5-ти байдарах взял я помощника Малахова, толмача Утуктака и 10 человек из Алеутов, а провизии, по числу 13-ти человек, на 6 недель.

Июня 14-го отправил я байдару к S, приказав Кулишову безостановочно плыть, уже известным путем, до устья речки, находящейся в широте 69° 25' N, у которой заметил достаточное количество выкидного леса, и множество оленей, гусей и уток. В то же время на байдарках стал я пробираться к N. [76]

В полночь на 15-е число проехали жило Каякшивиглеют, находящееся на N стороне Ледяного мыса. Многочисленные его жители встретили нас дружелюбно и охотно показали нам разнообразную свого пляску, но из провизии ничего не продали. После, толпа их, человек до 40, провожала нас берегом версты две, и с величайшим криком предупреждала нас остерегаться Каклигмютов, жителей дальних мест. 16-го числа, в 5 часов утра, в шир. 70° 33’ N, мы пристали к жилу Киламытакагмют; жителей тут до 25 человек; они, приняв нас за Каглигмютов, своих врагов, встретили нас со стрелами и копьями, но объяснившись потом, подружились с нами и проводили нас до залива Тутагвик (Wainnright, по карте капитана Бичея); жители сего залива многочисленны и дерзки; называя себя добрыми людьми, они предупреждали нас также о Каглигмютах, а сами открытым образом покушались взять у нас топор, и с оружием в руках старались делать нам неприятности. 17-го числа, в 6 часов, проехали первое Каглигмютское жило, называемое Атанык, находящееся на мысе Бельшер. Жители вышли на берег со стрелами, и долго не знакомились с нами, но табак помог. Число людей тут незначительно. В 8 часов вечера, для отдыха людям моим, пристал я на первый от S Сивучий островок, называемый [77] Пани Шигирю. К нам приезжали сюда 4 человека диких, из селения Атанык. В полночь на 19-е число переехали в залив Пеард, где мелкий лед уже не позволил нам продолжать от сего залива путь далее к N; он так был густ, что никакой возможности не было отыскать проезд. Все видимое с 30-ти фут. вышины пространство моря было плотно покрыто им.

Осматривая берег к N, мы видели, верст за 10 от нас, лед реже, но берег был неудобен для переноса байдарок. Заметив на тундре озера, для осмотра их посылал я помощника Малахова, в том предположении, что если озера значительны, и будут направлены вдоль берега, то воспользоваться ими; но ожидание не удовлетворилось. Ночью на 20-е июля, мы имели в первый раз мороз, простиравшийся по Реомюру до 2°.

За 6 миль к N от наших палаток, мы встретили Каглигмютов, до 25 человек, с женщинами и детьми, также за густым льдом принужденных здесь остановиться. Они плыли на 2-х байдарах к мысу Бельшер. Между ними был старик, тоен селения Атаньек, по имени Тукак. От него узнал я, что он, со своими родственниками, весной, еще по льду, имея свою байдару, на санках отправился с мыса Бельшер на жило Нуатагмют, по словам [78] его, находящееся к O от мыса Баррона (Еибаллю), в 8 или 9 днях езды на байдаре. Он ездил туда торговать, и по первому пути водой теперь возвращается в свое жило, имея на пути частую остановку за густым льдом.

Все дикари два раза были у наших палаток, и каждый раз явно покушались на воровство, но были принуждаемы мною возвращать покражу. На деле оказывалась более и более дерзость обитателей, чем далее подвигались мы к N, и наконец заставляла опасаться всего более, чтобы не сделалась она главною помехою в путеследовании.

Тоён Тукак, по желанию моему, начертив на песке направление здешних берегов, сколько они ему известны, объяснил мне, что от мыса Кибаллю (Баррова) берег, вдруг поворачиваясь к O, идет сперва прямо, на один день езды байдарой, а потом чрезвычайными извилинами продолжается по тому же направлению до устья реки Большой (Квихпак), впадающей в Ледовитое море. На той реке он не бывал сам, но слышал от бывалых, что по берегам ее живет многочисленный народ. Выдавал он за правду и то, что в той реке водится такая рыба, которая длиною будет с нашу 3-х лючную байдарку. За мысом Баррова есть тоже жители, только в летнее время, а зимою уходят они в тундру к своим зимнякам. [79] Вообще от мыса Баррова к O, люди, чем далее, тем хуже; по выражению Тумака: «они дики и на всех нападают».

Между другими любопытными сведениями, Тукак сообщал мне, что прошлого лета приезжали на мыс Баррова от восточной стороны люди, подобно нам, одетые в суконное платье, и называвшие себя Каликагмютами. Она торговались с туземцами, и на память пребывания своего у них оставили им много исписанной бумаги. К счастию, тут же один из них имел лоскуток этой бумаги, купленный им от жителей мыса Баррова. Лоскуток оказался клочком из нашего рукописного Морского календаря 1836 года, и на нем была назначена величина полудиаметра солнца. Полагаю, что этот лоскуток бумаги иначе не мог к дикарям попасть, как чрез Нушагакского толмача Лукина; он, как я слышал, в прошлом году, от Колмакова, выезжал в 1836 году в Ледовитое море. Все дикие согласно утверждали, что нынешнее лето началось необыкновенно поздно; они говорили: «много дней, как солнце уже не уходило в воду, но морозы у нас все еще были сильные». По словам их, летом лед всегда был виден в море, но возле берега ездить на байдаре можно, пока ночи бывают еще не очень темные. За мысом Баррова ранее прекращается навигация. [80]

Наконец, 22-го июля, в 3 часа утра, при S ветре, тронулся лед, и мы могли продолжать путь наш. Пробравшись между густым льдом 20 миль, стали встречать малые ледяные поля, между коими и берегом канал до полумили шириной был довольно чист. От параллели 71° 10' шир. до мыса Баррова простиралось вдоль берега одно ледяное поле, имевшее горки до 18-ти футов; канал между сим полем и берегом, в одну милю шириною, был свободен от мелкого льда. Я приставал к мысу Смит, на котором находится большое селение Уткиагвигмют; жители почти все были в разъезде. Остававшийся тут старик, вероятно, шаман, сказал мне, что он знает, что мы едем на Квихпак, но теперь нам туда не доехать; он бывал там, когда еще был молод; отправился туда с своего жила, как только тронулся лед а доехал до Квихпака, когда море стало замерзать, хотя очень мало останавливался на пути. Старик более не распространялся в своих рассказах, и тем не менее подал мне мысль заключить о Квахпаке: не есть ли это река Маккензия? И если мое мнение справедливо, следственно, путь водой туда возможен.

Июля 23-го, в 4-е часа утра, мы объехали мыс Баррова, и я несказанно был обрадован, увидевши к O море, свободное от льдов. Но, к сожалению моему, я тут же убедился, что [81] неприязненность здешних жителей, многочисленных и дерзких, может противопоставить нам гораздо более препятствий, нежели все опасности, неизбежные в плавании между льдами. Все сии опасности, при бдительном внимании, могут быть избегнуты, но остановить дерзость диких можно только силою, ибо я убедился, что малочисленность наша, не смотря на всегдашнюю готовность нашу к обороне, вселяла в них большую смелость, и если мы избегали по сие время неприязненностей с дикими, то единственно быстрою переменою мест. Теперь же и такой надежды я лишался. К нам выехали с большого жила Нугмют, находящегося на O стороне мыса Баррова, 2 байдары, на которых было 32 человека мужчин; обе байдары были нагружены стрелами и копьями. От них узнал я, что все прочие жители разъехались но летникам, и что очень скоро станут они собираться на жило для китового промысла, к которому времени стекаются еще к ним тундренные жители. Казалось, мы хорошо познакомились с дикими, выехавшими к нам на байдарах, но после нашей ласки и подарков, они отстали от нас с тем только, чтобы сговориться, как на нас напасть. Утуктак, ехавши возле них, хорошо слышал, что они условились действовать таким образом, что одна байдара нападет на нас с морской стороны, а другая сзади. Они [82] сперва звали к себе на байдары Утуктака, и когда он отказался, то смело стали приготовлять свои стрелы, что уже все мы видели. Я приказал, поворотясь всем к байдарам, увеличить интервалы между байдарками и приготовиться отразить нападение. Переговоры наши не имели успеха, и чтобы показать диким готовность нашу к обороне, я принужден был приказать выпалить из пистолета, мимо их байдар, а ружья навести прямо на байдары. Дикие долго смотрели на нас, и потом погребли к своему селению. Думая, что сим кончилось все, я продолжал наш путь.

От восточной стороны мыса Баррова тянется на O ряд небольших, низменных, узких островков, образовавшихся из наносного мелкого камня. Сии островки, или, лучше сказать, банки, возвышаются над поверхностью моря от 2-х до 4-х футов. Мы ехали вдоль банок, и проплыв от O-й стороны мыса Баррова 3 1/2 мили, принуждены была пристать на 4-й островок, имеющий в длину 60, а в ширину 20 сажен, в виду жила Нугмют. С сего островка, к N, к S и к O, за пасмурностью, мы не видали ни берега, ни льдов. Ветр от W очень засвежал и неблагоразумно было с усталыми гребцами отважиться на неизвестный путь. Но вскоре, к удивлению нашему, мы увидали прежние байдары, ехавшие к нам под [83] парусами. Байдары пристали на ближайший к нам W-й островок; люда вышли с копьями на берег, пели песни и плясали с бубнами. Мы не поняли их намерения. После утренних высот солнца, я решился ехать с островка прямо к S; через полчаса был я обрадован, увидавши берег материка, к которому пристали чрез 2 1/2 часа. Байдары не погнались за нами, вероятно, потому, что волнение с боку было велико; еслибы дикие решились за нами гнаться, то мы были бы в обстоятельствах самых критических, потому, что при волнении необходимо нужно было бы затянуть обтяжки на байдарках, чем затруднилась бы возможность действовать огнестрельным оружием. Небольшой мыс, на который мы вышли, определен мною в широте 71° 15' 13'' N; здесь в полдень замечено солнце по компасу на SO 41° 30'.

После отдыха, в полночь, на 24-е июля, я поехал далее к O, вдоль низменного берегами в счислимой широте 71° 13' N, долготе 155° 40' W, от Гринича, миновал устье мелководного небольшого залива, шириною до двух миль, углубившегося в материк к SW на значительное протяжение. Сей залив, как первое обретение экспедиции, которою я имел честь начальствовать, наименовал я заливом Прокофьева, по имени директора главного правления Российско-Американской компании, И. В. Прокофьева, [84] которому я столь много обязан за мое воспитание. Полагаю возможным перейдти берегом из залива Прокофьева в залив Refuge, хотя о том не могли мне хорошо растолковать Каглигмюты. В счислимой шир. 71° 9' и долг. 155° 15' W, берег вдруг поворачивается к S, образуя низменное прибрежье, которое назвал я мысом Степового, в честь генерал-лейтенанта и инспектора корпуса штурманов, М. С. Степового. Чрезвычайная низменность здешних берегов и туман заставили меня объехать кругом значительного залива, устье которого с W стороны ограничивается мысом Степового, а с O-й, в шир. 71° 08' N и долг. 154° 53' W, низменным, узким мысом Врангеля, так названного мною по имени бывшего главного правителя колоний, контр-адмирала барона Ф. П. Врангеля, под лестным начальством коего прослужил я три первые года колониальной моей службы, в качестве командира судна. Залив сей, вдавшийся к S до 7 миль, при вершине коего заметил я довольно значительное устье реки, имеет глубины неболее двух сажен, и местами обсохшие банки, и я наименовал заливом Купреянова, по имени нынешнего правителя Колоний, важнейшее обретение вверенной мне экспедиции. От мыса Врангеля, по компасу, на W около 1 1/2, мили расстояния лежит небольшой остров, последний из ряда идущих от мыса Баррова. [85] Таким образом определилось их протяжение от мыса Баррова по правому компасу к SO 51°, на 29 миль итальянских. От сего островка к O видно было много ледяных островов; или гор значительной высоты. От мыса Врангеля берег вдруг опять поворачивается к S, образуя еще больший залив, восточного берега коего я не мог усмотреть, по причине густого тумана. По словам диких, отсюда берег становится извилист; многие заливы так обширны, что если переезжать их близ устья, то нельзя видеть ни их вершин, ни O-х берегов. Общее направление берега от мыса Баррова до реки Квихпак идет одинаково к O.

Подъезжая к мысу Врангеля, миновали мы довольно большой летник, откуда тотчас выехали в нам 3 байдары. Зная уже по опыту, в каком затруднении можно находиться на байдарках, когда неприязненные обстоятельства заставят взяться за оружие, я решился пристать к мысу, чему и дикие без нашего приглашения последовали. От них купил я оленьего мяса до 4-х пуд, и сигов, 20 штук. Это было первая рыба, которую мы видели от мыса Лизбурна.

Дикие рассказали мне о путешественниках, приезжавших в прошлом лете на мыс Баррова. Рассказы их были согласны с тем, что я уже знал от Тукака. O пути этих [86] путешественников я узнал только то, что они отправились из озера по реке, впадающей в Ледовитое море, и в 3-й день своего плавания от озера достигли мыса Баррова. Туземцы признавали Малахова, что он, или похожий на него, был в числе Каликагмютов. Малахов имеет одинаковый рост с Лукиным, почему я с уверенностию думаю, что именно Лукин был у них, и самое название: Каликагмюты, вероятно, выдуманное Лукиным, происходит от Алеутского слова Калига, означающее бумагу, книги, письмо и вообще все то, что только относится до письмен; следовательно, Каликагмют, говоря буквально, есть грамотный человек. Дикие, вслушиваясь в разговор моих гребцов, уверяли меня, что Каликагмюты говорили между собою языком, похожим на кадьякский.

Во всю ночь дикие не отходили от наших палаток, и число их беспрестанно прибывало, а с тем вместе возрастала постепенно и дерзость их. В то время, когда я занят был с ними, несколько туземцев, мальчиков, неприметно подкрались к моей палатке, и вынув задние колья, вытащили из палатки хронометр, термометр и мой журнал, единственные вещи, хранившиеся в ней, как драгоценность. У палатки моей стоял часовой, впрочем обязанный наблюдать также и за байдарками; прочие же наши люди были в своей палатке при ружьях, [87] потому что сам я заходился тогда в толпе диких, состоявшей человек из 20-ти. Оставив их, тотчас заметил я такую важную для нас покражу, и хлопоты в отыскании вещей едва не довели меня до решительных мер. Дикие возвратили мне в целости все вещи, но никто из них не обращал внимания на виновных, а напротив многие приготовили свои ножи (всегдашняя принадлежность дикого).

Уже по утру, Утухтак едва мог уговорить диких оставить нас; они звали его к себе, и с своей стороны уговаривали оставить нас, объявив ему прямо, что скоро много людей соберется на мыс Баррова, и там, в числе 20 байдар, они нападут на нас непременно. Мы ни сколько не сомневались в том, что многочисленность диких, действительно, придаст им еще более дерзости и нам не избежать тогда больших хлопот. Телесная сила этих дикарей, ловкость и привычка их к опасностям, еще более убеждали меня не пренебрегать опасением; дерзость, видимая на лице каждого туземца, заметно отличала их от смиренного вида моих гребцов, столь усердных в работе, терпеливых в высшей степени в перенесении нужд и трудов, но, к сожалению, убежденных в том, что многочисленность непобедима. Положение наше сделалось более, нежели сомнительным, с того времени, когда дикие стали смело [88] гнаться за нами на своих байдарах, не скрывая своих неприязненных намерений (чего до мыса Баррова мы не испытали), а объезд селений сделался невозможным по естественным препятствиям, и мне должно было уступить необходимости в таковых обстоятельствах.

Июля 25-го, в половине 5-го часа по полудни, когда мы собрались в дорогу, с обеих сторон мыса в одно время подъехали к нам 4 байдары. Я отвалил от берега, единственно для того, чтобы нам переменить только место. Дикие последовали за нами, и когда мы проезжали летник, то заметили там необычайное движение: дикие снимали свои палатки, беспорядочно а с поспешностию грузили свои вещи на байдары; другие, имея на себе свои легкие байдарки, бежали но берегу, а две байдары следили за нами. К счастию, сделался в то время густейший туман, и я мог обмануть диких тем, что стал грести в море, и таким образом удалился от берега на 3 мили; здесь встретили мы свежий ветер от O, принудивший нас пристать на банке. Одна байдара, которой прежде мы не видали, и не знали откуда она взялась, также пристала с нами. При таких обстоятельствах мне осталось одно — возвратиться к нашей байдаре. С неизъяснимо прискорбным чувством, которое не изгладится во мне во всю жизнь мою, я приказал грести к мысу Баррова, располагая по [89] компасу и волнению курсом. Необходимостью принужден я был избежать явной, а, может быть, и общей гибели людей вверенной мне экспедиции.

26-го числа, в 6 часов утра, мы объехали мыс Баррова, и за густотою льдов принуждены были приближаться к берегу. От селения у мыса Смит, дикие шли за нами по берегу, стращая нас своими стрелами и копьями, но однакож они скоро нас оставили. В 3 часа по полудни, после 22 1/2 часов езды, за густым льдом, мы принуждены были пристать к берегу, от мыса Смит к S в 10 милях. С высокости видно было, что мили за 2 от берега лед довольно редок; но пробраться туда не было никакой возможности. Июня 27-го после полуночи, чтобы избавиться явного и злого намерения жителей, с величайшею опасностию между льдов, при довольно значительном прибое с моря, мы отдалились от берегов на милю, и к счастию нашли себе просторный путь. 27-го числа пристали в заливе Пеард, от которого к S, мы более не встречали льдов, и море от них было совершенно чисто. С большою поспешностию стал я продолжать отсюда наше обратное следование, и на пути заезжал в каглигмютское жило Атанык, обдарить его жителей, бывших к нам столь доверчивыми, и непохожих на встреченных после, а особенно хотел отличить тоёна Тукака знаком: Союзные [90] России, данным на сей предмет, каковой награды я считал его достойным, поручив ему сказать дальним народам все то, что он узнал от нас. Августа 4-го числа, я соединился с байдарою у назначенного ей места, и нашел бандарную команду в благополучном состоянии и совершенно здоровою. Все мы, бывшие на байдарках, чувствовали большую нужду в отдыхе, и потому провел я здесь два дни на месте.

Байдарная команда прибыла на это место 16-го июня. По приказанию моему, она выстроила здесь из колотых лесин избу, в две сажени длиною, обложив ее снаружи дерном, и небольшую байдару для домашнего употребления. Во все время своего здесь пребывания, она промыслила стрелами 1 нерпу, 8 оленей и довольно дичи. Вся провизия, взятая из Ново-Архангельска, сохранена была, как нельзя лучше, и вообще деятельность, направленная для обеспечения нашей прозимовки, приятно меня удивила. Кулишов свидетельствовал о своей команде во всех отношениях с похвалою.

Августа 6-го, со всего командою отправился я к S. 11-го числа объехали мыс Лизбурн, и на W стороне его прожили 8 дней на месте, по причине крепкого ветра от S. 19-го числа выехали в залив Маррьет. Промеривая устье его, я нашел глубины только 3/4 сажени. От здешних жителей узнал я, что у острова Шамиссо [91] стоит на якоре судно; я положил, что это должен быть Полифем, и потому перенеся байдару, байдарки и все вещи на S берег мыса Гон, стал следовать в залив Коцебу. В широте 67° 37' N, мы проехали многолюдное жило Кавалнагмют; жители его неприязненного расположения. За мысом Крузенштерна, мы миновали до 10-ти отдельных барабар с жителями, у которых купили много превосходной рыбы. Августа 29-го я благополучно пристал к острову Шамиссо, где мы нашли несомненные признаки недавнего пребывания здесь команды брига Полифема; но брига не застали, и не могли отыскать бутылки, оставленной с Полифема на полуострове Хориса.

Проживая на острове Шамиссо, я принужден был довольствовать команду единственно из своего запаса, и для поддержки ее переехал 3-го сентября на материк, к O от острова Шамиссо. Сентября 5-го, мы были обрадованы прибытием брига Полифема к острову Шамиссо.

6-го числа, имея полной провизии на 4 недели, прибыл я на Полифем, и имел честь сдать г-ну командиру брига всю мою команду в полном числе и совершенно здоровою.

Я счел справедливым отличить знаком отличия: Союзные России, дикаря, спутника моего Утухтака, за его похвальное поведение, всегдашнюю готовность к трудам и примерное [92] терпение во все продолжение экспедиции. Преданность же свою Русским он доказал нам не раз, самым убедительнейшим образом, и в этом отношении услуги его вверенной мне экспедиции были неоцененны.

В заключение обязываюсь донести, что, полагая себя в праве наименовать по произволу вновь осмотренный берег, я ознаменовал оный именем его светлости князя Меньшикова, как и означено мною на карте.

Текст воспроизведен по изданию: Обозрения берегов Северной Америки, от мыса Баррова, совершенное русскою экспедициею в 1838 году // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 24. № 93. 1840

© текст - ??. 1840
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1840