-

ВЕНИАМИНОВ И. Е.

ЗАПИСКИ ОБ ОСТРОВАХ УНАЛАШКИНСКОГО ОТДЕЛА

Способности и браки Алеутов

(Из записок об островах Уналашкинского отдела. Соч. о. И. Вениаминова.)

Способности.

Алеуты вообще, как мужчины, так и женщины, сложения довольно плотного; между ними есть много широкоплечих и сильных, от чего она в работе и на ходьбе очень дюжи и неутомимы. Особенно удивляют Алеуты своего неутомимостию в байдарочной езде: мне самому случалось езжать с ними несколько раз по 14, даже по 20 часов, не приставая к берегу; и во все время таких переездов они останавливались не более одного раза, минут на 15.

При переносе тяжестей Алеуты и Алеутки равно тяглы и неутомимы, способны переходить в день от 35 до 50 верст, с тяжестию от 1 1/2 до [58] 2 пудов. Имея кривые ноги и большие ступни, они особенно искусны в ходьбе по лайде и большим каменьям (При первом знакомстве с Русскими, Алеуты прежде всего обратили внимание на ловкость ходить по каменьям, и видя в том свое преимущество, не упускали хвалиться им, особенно при случае ссоры.).

Зрение Алеутов весьма хорошее, и в сравнении с Русскими — несравненно превосходнее. Когда Русский едва замечает что-либо на море, Алеут уже видит — что это такое; если бы то была байдарка, он может рассмотреть одноключная она, или двуключная; а когда Русский увидит байдарку, то Алеут уже узнает в лице и самих гребцов. Причиною столь хорошего зрения полагают не употребление соли в пище; то же самое я слыхал и от Тунгусов, имеющих отличное зрение. Глазомер Алеутов таки очень хорош. На море, во время волнения, они всегда разочтут падение и скорость волны, и всегда отличат простое волнение, с россыпью на чистом море, от волнения на отмели и подводниках. По этой причине промышлять бобров в море могут одни только Алеуты, или по крайней мере — люди с таким же зрением и глазомером; Русские, как бы ни сделались искусны в байдарочной езде, никогда не могут быть бобровыми промышлениками.

Слух Алеутов кажется не лучше в сравнении с Русскими, если только не хуже. Это мне самому случилось испытать неоднократно, слыша отдаленный шум бурунов и рев зверей, тогда как бывшие со мной Алеуты того не слыхали. Они способны [59] однакож хорошо различать шум, или голос, один от другого, хотя и то зависит от привычки; склонны также к пению и музыке, что доказывают дети Алеутов, находящиеся в певчих; некоторые из них хорошо играют на скрипке и балалайке.

О прочих телесных качествах Алеутов я ничего не могу сказать особенного, кроме того, что вкус у них свой особенный. Чтобы с аппетитом есть китовину и квашеные рыбьи головки, или кислую икру считать деликатным кушаньем, — для этого точно надобно иметь свой вкус и обоняние не слишком нежное.

Во всех обыкновенных действиях своих Алеуты вообще неповоротливы, тяжелы и мешковаты, даже до скуки; но движения их всегда верны, и только важность случая, или крайность заставляет быть Алеута расторопнее. Всего замечательнее, что тот же самый Алеут, если его принудят быть живее, совершенно бывает на своем месте, и ни при каком случае не потеряется; по всем приемам и движениям его видно тогда, что ему столько же свойственна живость и расторопность, как мешковатость и неповоротливость, видимые в нем с первого раза. Впрочем есть и также молодые мужчины, которые в ловкости, бойкости и быстроте движений не уступят самому лучшему из Русских, если только не превзойдут его, имея лучшее зрение.

Алеуты очень переимчивы, почти во всех отношениях. Они очень скоро переняли от Русских все рукоделия, какие только имели случаи видеть. Между ними есть уже хорошие столяры, плотники, купоры, слесари, кузнецы и сапожники; в некоторых из ремесленников [60] видна смышленость, уменье выгадывать время и материялы и пользоваться случаями. Хотя из Алеутов никто не имел случая обучаться в высших училищах, однакож некоторые из них успевали выучиться мореходству, и считались знающими свое дело. (Я не говорю о Креолах). Некто Устюгов, природный Алеут, очень хорошо знал морское дело; его морская карта реки Нушегана (первая из всех) и по сие время считается очень верною. В числе всего перенятого от Русских, к Алеутам перешла и шахматная игра, в которой многие из них очень искусны, особенно из жителей островов Прибылова, где решительно каждый мужчина знает эту игру. До сих пор еще не было случая испытать способности Алеутов к рисованию и живописи; но я думаю, что они, имея очень живое воображение, хорошую память и верный глазомер, могут быть более, чем посредственными художниками. Я заключаю об этом по нескольким мальчикам, самоучкою научившихся рисовать, особенно по Креолу Василию Крюкову (полагая с нем способности Алеута), который без всякого учителя так успел в живописи, что очень хорошо писал образа, и напоследок отлично делал портреты водяными красками; для него довольно было видеть кого-нибудь два, или три раза, и он представлял его на бумаге со всеми выражениями лица..

Живость воображения Алеутов доказывается тем, что они очень скоро замечают человека, имеющего какие-либо смешные стороны; надобно удивляться их способности передразнивать других, подмечать все движения и тон разговора в самое короткое [61] время. Это же самое может быть доказательством и хорошей у них памяти.

В зрелом возрасте Алеуты имеют большую охоту учиться грамоте; она показала это особенно в последнее время, когда начали иметь книги на своем языке. Там, где они имеют более свободного времени, напр. на острове Св. Павла, почти все до одного умеют читать, и как заметно — скоро выучиваются. Хотя случай этот и можно принять более за признак желания и охоты к познаниям, нежели самых способностей; однакож он по справедливости весьма замечателен.

Вообще же о душевных способностях Алеутов можно сказать, что они имеют хорошую память и не мертвое воображение, как это видно было на мальчиках, обучавшихся в Уналашкинской школе; могут понимать и отвлеченные вещи, как то: догматы веры, математику и проч.; с некоторыми из Алеутов можно даже говорить более, чем об обыкновенных вещах: но при всем том умственными способностями своими они не равняются с способностями народов, которых уже деды и прадеды были просвещеннее, чем нынешнее поколение Алеутов. Я хочу сказать, что самая порода Алеутов находится еще на низкой степени, и далеко не может равняться с породою народов просвещенных, как уже улучшенною. Весь ум Алеута еще не очень далек от смышлености. Впрочем Алеуты, в сравнении с другими народами, соседями их, особенно с Калифорнскими Индейцами, гораздо выше в отношении способностей [62] душевных; чтоб удостовериться в том, стоит только взглянуть на тех и других (Алеуты выше Индейцев, потому что местность заставляет их изобретать средства в продовольствию, и совершенствовать, смышленость свою, а ознакомство с Европейцами и принятие Христианства пробудило в них способности ума. Но Алеуты ниже Русских, потому что они лишь только начали просвещаться, а нынешнее поколение Русских более чем тринадцатое от начала их просвещения.).

Способности Креолов-мальчиков, говоря вообще, приметно лучше способностей природных Алеутов, особенно их память.

Браки.

Каких именно лет прежде вступали в брак у Алеутов — заподлинно неизвестно. Можно только сказать, что мужчине отнюдь не позволялось жениться до бороды. Кто женится, говорили они, в молодости, тот скоро забудет своих родителей и променяет их на жену и на детей, будет заботиться только об них; потому не позволяли жениться рано, чтоб дети, как можно, долее были полезны своим родителям и родственникам. Девушка не выходила замуж ранее того, как могла быть совершенною хозяйкою.

Жених и невеста не могли вступать в брак, без общего согласия своих родственников и дядей. Нарушивший это на долго подвергался ненависти родственников. Но весьма часто случалось, что родители, не спрашивая желания жениха и невесты, сватали их между собою, и объявляли о том уже в то время, когда полагалось между ними быть браку. [63] Жених почти никогда не смел противоречить, но желание невесты очень часто было уважаемо — выбор жениха почти всегда отдавался на ее волю. Ей с самого детства было внушаемо, чтобы она не выходила замуж за худого Алеута, и тем не посрамила себя и своих родственников. О выборе невесты всегда заботились родители и родственники жениха; они старались найти достойную девушку, и распознать ее, как можно, лучше; от того, не редко дело разлаживалось и после сватовства.

С того времени, как на брак изъявлялось согласие всеми, жених должен был, год, или два, промышлять зверей в пользу родственников невесты; если невеста была из другого селения, то и он переезжал туда, чтобы лично показать свое удальство. Но если по каким-либо обстоятельствам жених не мог, или не хотел работать за невесту свою; в таком случае должен был сделать богатые подарки родителям и родственникам ее. По выполнении того, или другого, жениху отдавали невесту в полную власть, но без всяких отдарков и без всяких обрядов [кроме пира и угощений]. Тогда он мог увезти жену свою домой к себе, или сам переселиться к ней, если бы она к тому склоняла его.

Вступать в брак возбранялось только единоутробным; никакое же другое родство, и никакие причины не могли быть к тому препятствием. Дабы умножить род свой до того, если можно, чтобы целое селение составилось из однокровных, невесту избирали вообще из своего рода, и преимущественно дочь родного дяди, в том предположении, что [64] жених и невеста, как ближайшие родственники, будут любить друг друга более. Впрочем, по другим видам, как то: для избежания вражды, или приобретения дружественных связей, брали жен и из дальних селений, даже не из одного, в том мнении, что кто имеет большие родственные связи чрез супружество, того никто не смеет не только обидеть, но и огорчить. Каждый из таковых величался и был в славе, как бойкий и удалый; его воспевали поздние потомки в своих песнях, или прославляли в сказках; особливо славили того, кто мог считаться прародителем многих селений.

Многоженство не воспрещалось. Но как жена доставалась очень за дорогую цену, то по большой части имели по одной, или по две; очень у не многих было более шести жен. Сильные и храбрые воины могли иметь и наложниц из своих калгов, т. е. пленных женщин. Дети, рожденные от невольниц, не считались уже калгами. Из всех жен и наложниц, сколько бы их ни было, всегда одна имела первенство и старшинство над всеми: она называлась аягагамага, т. е. настоящая жена; а все прочие носили название аягак [жена], или аягада [наложница]. Первенством, или старшинством, пользовалась не первая жена, но любимейшая из всех, или чаще та, которая имела более детей.

По смерти одной жены, всякий мог взять себе другую. Равно по неплодству, или за неверность, муж мог прогнать жену свою, и заменить ее другою. Последнее однакож не было во всеобщем употреблении; это делали только развратнейшие, которые всегда слыли [65] под названием кусутулик атъюгнанин, т. е. сердитые и прихотливые, или надменные.

Женщине дозволялось также иметь двух мужей, из коих один был главным, а другой помощником, или как называют Русские — половинщиком. Такая женщина не только не почиталась развратной, но еще славилась, как бойкая и расторопная; потому что она должна была обоих мужей обшивать и содержать в исправности все их камлейки, байдарочные обтяжки и проч., которые обыкновенно находятся на попечении жен. Второй муж, вполне пользуясь правом, как и первый, должен был наравне с ним промышлять, и, вообще стараться о содержании жены и семейства; но он не был полным хозяином в доме. Помощник, если бы захотел отделиться, что мог сделать всегда, имел право взять часть [но не половину] из всего, что было в доме; но дети всегда оставались, при матери, или чаще при дяде.

Случалось, что родители назначали детей своих соединить браком, когда они еще были в младенчестве, и по совершеннолетии сих детей непременно исполняли свое предположение. Если жених умирал прежде брака, то невеста нередко во всю жизнь свою оставалась вдовою, и не выходила в замужство. Жених же всегда имел право вступить в брак, хотя бы и потерял свою невесту.

Вдова, по выдержании траура, была свободна выйдти замуж, или переселиться к отцу. Впрочем немногие оставались вдовами после смерти мужей своих. [66]

В нынешнее время Алеуты вступают в брак в те же годы, как и Русские; обычая сватать без ведома жениха и невесты, или работать и дарить за невесту, совсем уже нет. Но в отношении родства Алеуты чрезвычайно осторожны и разборчивы, хотя, в уважение их малолюдства и как неофитам, им и запрещаются браки только те, кои не позволены Моисеем.

Сватовство, венчание и прочие свадебные обряды, соблюдаемые Русскими простолюдинами, переходят и к Алеутам; но часто бывают и исключения. В бытность мою на Умнаке, по своей обязанности, я был однажды свидетелем сватьбы, исполнившейся действительно без всяких приготовлений. Окончив все, что требовалось, я сбирался уже отправиться, обратно, как увидел одного холостого молодого Алеута, назначенного со мною ехать, и спросил его: что ж ты не женишься, и когда хочешь жениться? Он отвечал мне, что он еще не думал об этом, и намерен жениться тогда, как я приеду к ним опять, т. е. чрез два года. Разговор наш почти тем и кончился. Но спустя не более часа времени, он приходит ко мне и просит обвенчать его; в это время он успел высватать невесту, и приготовиться к сватьбе. По обвенчании его, я тотчас собрался ехать; вместе со мною отправился до следующего селения и только обвенчавшийся Алеут. Такое скорое расставание молодых супругов ни сколько не редкость; это случалось почти каждый раз и в каждом селении. Подобная разлука продолжалась не редко по два месяца, и даже более.

Текст воспроизведен по изданию: Способности и браки алеутов // Журнал министерства внутренних дел, № 5. 1840