ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ОБОЗРЕНИЕ

северных берегов Америки П. В. Дизом и Т. Симпсоном, летом и осенью 1837 года.

(Две небольшие карты северных берегов Америки, о которых упоминается в сей статье, были приложены в книжке С. О. за Август 1838 года. Р. С. О.)

Окончательное обозрение северо-западного берега Америки и, может быть, важные следствия его для торговли и образованности, справедливо сделались предметом внимания двух, самых могущественных государств в мире, России и Великобритании. Ряд экспедиций, следовавших в последнее время для сего предмета, их приключения и отважность, частные неудачи и успехи смелых и доблестных людей, которым они поручались, возбудили любопытство и внимание Европы. Это любопытство сосредоточено было в один вопрос, при известии о новой экспедиции предпринятой Рускими, вопрос: [84] чей флаг прежде, Русский, или Британский, возвеет на неизвестном доныне Сев. Американском прибрежьи? В то время, когда Английское правительство решилось не посылать более экспедиций, Гудзонская Компания, столь много и усердно споспешествовавшая в его прежних предприятиях, решилась, на собственный свой счет, не подкрепляясь, как прежде было при экспедициях, даже казенных, подписками, отправить для исследований своих чиновников, и так скромно, и так удачно было все сделано, что первое известие о сей экспедиции получаем мы вместе с известием о приобретении Англиею чести окончательного обозрения северных берегов Американских.

Начинателем сей экспедиции был Д. Г. Пелли, начальник Гудзонской Компании, принявший и поддержавший с большим усердием и искуством предложение друга своего Джорджа Симпсона, нынешнего губернатора Норвей-Гоуза, того самого, от которого капитан Бек и другие получали столь ревностное и дружеское содействие в своих странствованиях на север. Право выбора начальников экспедиции было предоставлено г-ну Симпсону, и, как события доказали, выбор его был сделан с разборчивостью и уменьем, совершенно соответствующими важности предмета. Г. Диз, испытавший сам все труды и опасности, неминуемо сопровождающие подобные предприятия, знавший язык и обычаи туземцев и приобретший в делах уменье, соединял в себе все качества, каких только можно было желать для полного успеха экспедиции. Товарищ его, Томас Симпсон, племянник губернатора, молодой человек двадцати семи лет, воспитанный в Абердине для духовного звания, и так же, как сам губернатор и Сир Александр [85] Маккензи (открывший Маккензиеву реку), родившийся в Россшире, возбуждал величайшую к себе доверенность. Все знали, что похвальное честолюбие отличить себя, заставит его идти на встречу всем опасностям, заверяющим успех, тогда, как литературные и ученые его сведения давали ему возможность сделать все, что можно, из первой удачной попытки. Предводители экспедиции и прочие их сподвижники, люди, отобранные из всех служителей Компании, возбуждали полную уверенность, тем, что они, как пишет губернатор Симпсон, «решились успеть или погибнуть».

Важнейшим, после выбора людей, делом было начертание инструкций экспедиции; оно также поручено губернатору Симпсону. С первого взгляда покажется, что в предприятиях, удачное исполнение которых наиболее зависит от личной смелости и находчивости, план действия не может быть делом первостепенным, но без сомнения здесь, так же как и везде, спор о том, голове или рукам принадлежит честь выигрыша во время гонки на гребле, должен решиться в пользу головы, в особенности на продолжительном пути.

Величайшая похвала данным инструкциям заключается в том, что повествование выполнения их, mutatis mutandis, есть почти буквальная с них копия. Томас Симпсон, следуя им с должным вниманием, достиг желаемого успеха, потому, что инструкции были начертаны не такого рода людьми, понятия коих о льдах и морозах приобретены порциями мороженого и кандитерских Гросвенор Сквера. Читая сии инструкции, мы более всего были поражены превосходством их над всеми доселе изданными, совершенным знанием страны, способов ее исследования, и предвидением того, что [86] экспедиция могла выполнить; может быть, удивило нас еще более качество, которым они обладали в высшей степени: соединение обширности и свободы действования, так, что экспедиция не была ими нисколько связана, с твердою уверенностью начертавшего их в смелость и твердость искателей приключений, которых никакие труды, опасности и гибели не в состоянии были отвратить от принятого однажды намерения — успеть, во чтобы ни стало.

Инструкции, как мы перед сим говорили, заключаются в самом рассказе Томаса Симпсона, и потому считаем мы излишним приведение их здесь. Путь экспедиции мы означили на карте, взятой из превосходного Атласа, изданного Обществом Распространения Полезных Сведений. Там, открытый ныне берег означен «undiscovered» (неоткрытым); но можно составить себе довольно верную идею о самых открытиях из извлечения Г. Арровсмита, сделанного им, по желанию Гудзонской Компании, из повествования начальников экспедиции, которого копию, присланную к нам, представляем мы нашим читателям.


Крепость Норман, 5 Сентября 1837 года.

Мм. Гг. Честь имеем известить нас о полном успехе экспедиции нынешнего лета, к западу от устьев Маккензиевой реки.

Приготовлении наши, до самого отправлении экспедиции из крепости Чайпевайена (Chipewyan), были вполне представлены губернатору Симпсону и Северному Совету, которые, без сомнения, сообщили их вам; по сему мы ограничимся донесением о наших действиях собственно.

1-го Июня, мы оставили Чайпевайен, с двумя легкими шлюпками и одною грузовою для багажа, в сопровождении партии дикарей-звероловов, направились к Большому [87] Медвежьему озеру, посетили соляные равнины, и 10-го числа прибыли к Большому Невольничьему озеру, где лед задержал нас до 21-го. Та же причина замедлила переход наш через сие внутреннее море, и пробыв за свежим противным ветром два дня у верховья Маккензиевой реки, мы достигли крепости Нормам 1-го Июля. Дикари решились оставить нас на следующий день, и мы разделили своих людей и распределили груз по назначению. Строитель наших судов, Джон Ритч, должен был, вместе с одним рыбаком, двумя своими помощниками и звероловами, отправиться немедленно к Большому Медвежьему Озеру, устроить там зимовье на северо-восточной стороне, и изготовить запас провизий к нашему возвращению от морского берега. Мы расстались, и 4-го числа достигли крепости Доброй Надежды. Там нашли мы сборище Заячьих дикарей (Hare Indians) и Косых (Loucheux). Последние известили нас, что трое из их племени были убиты, а четвертый жестоко ранен Эскимосами в прошедшем месяце, что заставило нас отказаться от прежде принятого намерения взять из них проводника и переводчика, не смотря на то, что многие на то вызывались. Дикари усердно убеждали нас быть осторожными и опасаться измены их коварных врагов. Июля 9-го мы достигли океана самым западным устьем Маккензиевой реки, тем, которого тщетно искал Сир Джон Франклин; оно находится в шир. 68° 49 1/2' N, долг. 136° 37' W, и совершенно соответствует описанию, какое сделали Франклину Эскимосские посланцы, приходившие уведомить его о замышляемом на него нападении Горных дикарей.

Пройдя небольшое расстояние в море, мы увидели приближающуюся к нам партию из девятнадцати человек жителей остр. Тент (Tent Island); каждый из них получил по небольшому подарку, чего мы постоянно держались во все время нашего путешествия. Мы старались, сколько дозволяли наше уменье и лексиконы, к большому удивлению дикарей, объяснить им дружественные чувства белых к их племени. С сим народом, живого и сообщительного характера, в несколько месяцов приобрели мы достаточную легкость в переговорах, и когда слов у нас недоставало, они заменялись знаками, так, что мы редко были в затруднении, и довольно хорошо понимали друг друга. [88] Снисходительное обращение с дикарями было однакож довольно невыгодно, потому, что они делались дерзки и докучливы, кроме того, что беспрестанно высматривали удобный случай ограбить нас. При первой нашей встрече, они учинили было несколько неудачных для того попыток, и когда переговоры наши с ними были кончены, довольно трудно было заставить их возвратиться в свои становища. Они настоятельно хотели проводить нас до нашего кочевья, где к ним наверно присоединились бы свежие толпы, не говоря уже о том, что нам предстояло опасное плаванье по мелководью. Мы решительно приказали им удалиться, что они исполнили не прежде, как после выстрела с ядром над их головами; тогда только поворотились их челноки и они отгребли прочь. Вскоре ветер скрепчал до шторма, но к следующему утру мы благополучно достигли мыса Шингль (Shingle Point), в шир. 69° N, где принуждены были пробыть до 11-го. Термометр уже понизился до 48° (Фаренгейта), 50-ю градусами ниже стояния его в тот вечер, когда мы вышли из Маккензиевой реки. После прекрасной погоды, какою мы наслаждались, спускаясь по сему величественному потоку, мы принуждены были продолжать путь в густых и холодных туманах, преследовавших нас почти во все время нашего странствования по морскому берегу. Не смотря на то, что они надоедала нам и задерживали нас, мы никогда не останавливались за ними, и располагались станом только в таких случаях, когда вынуждали нас к тому лед, или противные ветры. Такому упорству, при помощи всеблагого Провидения, обязаны мы наиболее раннему и успешному окончанию нашего предприятия. Июля 11-го по полудни пришли мы к мысу Кей (Point Key), где сплошной лед, которым затянуло весь залив Филипс, задержал нас до 14-го. Тут посетила нас партия Эскимосов, которых шалаши были расположены неподалеку. Сии дикари живут в стране, омываемой Беббеджевою рекою, и они уведомили нас, что река сия, исключая то время, когда разливается от растаяния горных снегов, составляет незначительный поток, менее 50 ярдов ширины (около 150 футов). Мы удостоверились в том собственными глазами, в один ясный день нашего обратного пути. В соседстве сего места собрали мы несколько растений, в дополнение нашей северной флоры. [89] Отыскав выход из льдов Филипсова залива, в тот же вечер (14-го Июля) пришли мы к Гершелеву острову, и имели сношения с партиями туземцев, довольно многочисленных по сей части морского берега. На острове нашли мы китовый остов, восьми футов в ширину; вообще, китовый ус есть важный предмет торговли между туземцами, употребляющими его для делания своих сетей и скрепления санок. Мы продолжали плыть с попутным восточным ветром, пробираясь между льдами при весьма незначущих остановках, до двух часов пополудни 17-го числа, когда большая масса льду, протягиваясь к морю, заставила нас пристать к берегу в заливе Камден, недалеко от довольно значительного кочевья Эскимосов. Едва первые опасения их уничтожились, мы приняли их дружески, подарив по обыкновению, купили у них порядочное число украшений для рта, оружий, и проч. — Трое из наших новых знакомцев отличались приятною наружностью, прямизною стана, и ростом от 5 ф. 10 д. 6 ф. — Они показали нам обращик своих плясок, и один из них опередил на бегу всех наших людей. Из их рассказов узнали мы, что они имеют два источника торговли: первый, и самый естественный, с своими единоземцами, которые приходят ежегодно от запада; другой с Горными дикарями, употребляющими огнестрельное оружие и приходящими издалека, со стороны Русских колоний. Дикари показывали нам ножи, железные котлы, и множество других вещей, без сомнения Русского изделия, добытых от Горных дикарей. Средства мены казались у них весьма ограниченными, состоя только из тюленьих кож, китового уса, слоновой (мамонтовой?) кости и мехов чистого достоинства, лисиц, выхухоли и Американской россомахи. Мы купили у них пару плохих бобровых рукавиц, вероятно, полученных ими от Горных дикарей, потому, что мы не видали никаких признаков существования бобра вблизи сего берега, хотя, без сомнения, на некотором расстоянии вверх против течения открытых нами в последствии больших рек, которых берега опушены лесом, драгоценные сии животные обитают, может быть, и в большом количестве. После полудня показалась узкая колоса воды в трещине, направлявшейся из залива, и мы немедленно [90] воспользовались ею. Проплыв от берега мили три, к несчастию нашему, лед вдруг сжало от свежего северо-западного ветра; одна из шлюпок была стиснута, и мы спасли ее от разрушения только тем, что выбросили весь ее груз на пловучие глыбы льду. Посредством волоков между льдинами, употребляя весла вместо мостов, нам наконец кое-как удалось собрать весь груз, и потом вывести обе шлюпки в широкую полынью, где провели мы беспокойную, суровую ночь. На следующее утро ярость ветра унялась; лед несколько раздался вокруг нас, и сделавши большой круг, мы добрались наконец до берега, около мили далее от нашего прежнего становища. Там принуждены мы были ждать до полуночи 19-го числа, когда попутный ветер снова дал нам сродство обойдти массу льду, протягивавшуюся на четыре мили от берега, и привел нас в залив острова Фогги (Foggy Island Bay), где лед и сильный норд-остовый ветер задержали нас до 23-го, после сделанной неудачной попытки обойдти мыс Томления (Point Anxiety), у которого мы едва избежали холодного купанья. Широта сей части берега 70° 10'. — Отсюда, в ясный полдень, мы имели удовольствие открыть хребет скалистых гор, протягивающихся к западу от Румянцевского хребта (Romanzoff chain) и невиденных Сир Джоном Франклином, и как горы сии находились в пределах осмотренных им стран, то мы назвали их Франклиновым хребтом (Franklin Range), из уважения к характеру и достоинствам сего странствователя. 23-го числа, мы опять вступили под паруса, обогнули огромную массу льду, простиравшуюся в море на шесть миль от Ярборо-инлета (Yarborough Inlet), потом, поворотись круто, ужинали около Поворотной мели (Return Reef) и начали опись.

Поворотная мель принадлежит к гряде рифов и островов, протягивающих на двадцать миль в параллель берега, на расстоянии от него около полумили; между ними и матерым берегом глубина достаточна для таких легких судов, каковы были наши шлюпки. Материк здесь весьма низмен; от Беренсова мыса (Point Berens) до мыса Галкетта (Cape Halkett), названных так в честь двух членов Гудзонской Компании, он составляет большой залив, в 50 миль ширины и на одну треть сего размера [91] длины; в честь нашего губернатора, сей залив был назван Гаррисоновым. В глубине его живописная отрасль хребта Скалистых Гор (Rocky Mountain range), последних из виденных нами, вздымает над низменным берегом свои высокие вершины; мы назвали их Пеллиевыми горами, в честь начальника нашей Компании. Подошву их омывает большая река, ширина которой около устья две мили; она названа нами именем г-на Андрью-Кольвилля. Река сия делает воду пресною, на несколько миль далее своего устья, и наносимый ею грунт сделал Гаррисонов залив до того мелким, что только пройдя 25 часов, в продолжение которых мы держали курс по направлению в море, можно было пристать к обмелевшей ледяной горе, на девять миль к юго-западу от мыса Галкетта, где крепкий северо-западный ветер продержал нас весь следующий день. Страна, протягивающаяся от подошвы гор, состоит из равнин, покрытых мелкою травою и мохом, — любимою пищею северных оленей, которых видели мы многочисленные стада. По астрономическим наблюдениям, какие удалось нам сделать, широта места была 70° 43' N, а долгота 152° 14' W., склонение компаса 43° восточное. В 6-ть часов следующего утра (26-го Июля), прилив поднял воду на два фута, так, что нам удалось благополучно перебраться через мели. На небольшом расстоянии от нашего становища, переправились мы через устье другой реки, в одну милю шириною, берега которой были густо покрыты наносным лесом; мы назвали ее Гарри, в честь Николая Гарри. Мыс Галкетт составляет оконечность маленького островка, отделенного от материка узким каналом, маловодным даже для шлюпок. Географическое положение было определено по обсервации, шир. 70° 48' N., долг. 151° 55' W. Кажется, что тут было убежище Эскимосов, потому, что мы нашли место, где они строили свои байдары. Полагаема., что сии дикари составляли часть весьма большого кочевья, становище которого видели мы в заливе реки Стейнес (Staines Hives), проходя 20-го Июля мимо восточной оконечности Флаксманова острова (Flaxman Island). Кочевье это составляли западные торговцы дикарей, расположившиеся тут на ежегодном их путешествии к острову Мены (Barter Island), где они встречаются с своими [92] восточными братьями. На возвратом пути нашем, мы не видали их, потому, что они были рассеяны по рекам, озерам и горам, для охоты за оленями.

Отсюда берег поворачивается круто к WNW, не представляя взорам ничего, кроме низменных отмелей замерзшего ила. Хотя лед был везде толст, однакож в нем оставались еще узкие проходы вблизи берега; средняя глубина их одна сажень; грунт песок. Вечером переправились мы через устье значительной реки, названной нами, по имени Виллиама Смита. Отсюда, около шести миль, прибрежье состоит из дресвяных мелей, около оконечности которых, у мыса Питта, направление берега склоняется уже к западу. Лед лежал здесь в гораздо плотнейших массах; огромные, льдины были на дне, что заставило нас искать выхода далее от берега. Темная, бурная ночь увеличивала беспокойство и опасность нашего положения; руль одной шлюпки отшибло, и мы с трудом успели пристать к берегу, вблизи огромного оленьего загона. Эскимосы очень замысловато выстроили его из двойного ряда дерна, поставленного на возвышенной полосе земли, окружающей пространство четырех миль в длину и двух в ширину; дальнейший от берега выход оканчивался озером, в которое выгоняли отсюда беспечных животных на смерть, убивая их копьями и стрелами. В окрестности растительная почва земли была едва на четыре дюйма в глубину, а глубже, замерзшая земля была тверда, как камень, так, что стойки наших палаток не могли быть вбиты сколько было нужно. Люди наши должны были ходить за целую милю, чтобы достать прибиваемого к берегу топлива, — вероятно, что такой, весьма существенный в столь суровом климате недостаток составляет главную причину малообитаемости всей, протягивающейся на большое расстояние по берегу страны. Здесь должны мы были ждать до полудня 27-го, когда раздавшийся в некоторых местах лед дозволил нам продолжать наш путь. Резкий, холодный ветер дул от северо-востока, и соленая вода замерзала на наших веслах и снастях. Мыс Дрью (Ponit Drew), названный по имени Ричарда Дрью, в семи милях от нашего становища, есть начало залива, значительно пространного, но чрезвычайно мелкого и запруженного льдом, так, [93] что пробираясь через него, наши шлюпки часто получали сильные удары. В таких случаях, как и по многих других, мы не могли надивиться превосходной постройке и прочности наших судов. Далее в море, лед был гладок и тверд, как будто в самую суровую зиму. В полночь достигли мы узкого, выдающегося мыса, за которым показались остроконечные вершины нескольких высоких ледяных гор; издали мы приняли их за шалаши дикарей. Мыс этот был нами назван Джордж Симпсон, в знак уважения к нашему почтенному губернатору. Здесь, казалось, был предназначен предел нашего плавания в шлюпках, потому, что в продолжение следующих четырех дней, мы пробрались вперед только на четыре мили. Погода была туманная и пронзительно холодная; дикие птицы отправлялись длинными вереницами к западу, и нам оставалось мало надежды достичь мыса Баррова водою. Здесь Boat Extreme находится в широте 71° 3' N., долготы 154° 26' W.; склонение компаса 42° Е.

В столь затруднительных обстоятельствах, Томас Симпсон предпринял довершить путешествие пешком, и отделился от других 1-го Августа, с пятью человеками, запасшись оружием, аммуницией, пеммиканом, небольшим челноком, обтянутым промасленною парусиною, для переправы через реки, нужными астрономическими и геодезическими инструментами и разными безделками для дикарей. День был один из самых пасмурных, и туман до того сгустился, что пешеходцы должны были следовать по малейшим извилинам прибрежья, составлявшего на протяжении двадцати миль род неправильного залива, обложенного извне грядами дресвяных рифов; берег залива был почти в уровень с водою, и пересечен бесчисленным множеством бухт соленой воды, которые надлежало обходить, и трех значительных рек, или, лучше сказать, узких заливов, через которые они переправлялись на своем переносном челноке. В одном месте нашли множество деревянных санок, связанных китовым усом, на крепких роговых тормозах. Симпсон предполагает, что сани оставлены тут западными Эскимосами, на пути их к востоку, для того, чтобы опять воспользоваться ими на возвратном пути домой, при наступлении зимы. Следы оленей попадались [94] весьма часто. На следующий день погода прояснилась, и Симпсону удалось определить полуденную широту, 71° 10'. Отсюда берег склонялся к юго-западу, и был по прежнему низмен, иловат, и пересечен заливами соленой воды, которой температура была на точке замерзания. Г. Симпсон и его спутники продолжали идти, но, к великому прискорбию их, берег вдруг направился на юг, так далеко, как только глаз мог видеть, в тоже время они усмотрели вдали небольшое кочевье западных Эскимосов, куда тотчас же направились. Мужчины дикари были в отсутствии на охоте, а женщины и дети бросились в ужаснейшей тревоге к своим лодкам, оставя за собою больного старика, ожидавшего погибели в смертельном страхе. Несколько дружеских слов рассеяли ужас его, и возвратили беглецов, изумленных и обрадованных дружелюбием белых людей. Дикари принесли нашим исследователям свежей оленины и тюленьего сала, и просили у них табаку (tawaccah), до которого мужчины, женщины, и даже дети большие охотники. Симпсон решился на более поспешный род путешествия, и приступил к дикарям с просьбою, об одолжении ему одного из их семейных челноков, или oomiaks, для переезда к мысу Баррова, с которым, по карте, начерченной ему на песке одною из женщин, дикари казались знакомы. Просьба была немедленно исполнена; привязали четыре весла к странной лодке (уключин у нее не было), и Эскимосские дамы решительно объявили, что белые настоящие Эскимосы, а не Каблунаны. Перед отправлением наших исследователей, прибыли звероловы, и также получили свою долю табаку, шильев, пуговиц и других безделушек. Дизов пролив имеет в сем месте пять миль ширины, и берега его так низменны, что в самую ясную погоду едва можно отличить их один от другого. Ветер опять засвежел от норд-оста, неся с собою холодный густой туман, но при помощи компаса переправа совершилась благополучно, и хотя волнение разыгралось, но обтянутая кожею Эскимосская лодка всходила на него с легкостью, далеко превосходящею подобное качество наших прославленных северных лодок. Отряд расположился на западной стороне пролива. Берега его в сем месте состояли из замерзшего ила, в десять или двенадцать футов [95] ширины; совершенно плоская внутренность страны изобилует маленькими озерками, и почва произращает весьма низкую траву, но нигде не было возможности пробить землю глубже двух дюймов от ее поверхности, а вдоль берега грунт под водою был непроницаемо замерзший. Ни одного куска дерева не было видно в сих печальных пустынях, но наши исследователи, по примеру туземцев, разводили огонь из корней карлика-ивы (dwarf-willow) в маленькой дерновой печке. На следующее утро (3-го Августа), туман на короткое время прочистился, по холод был по прежнему пронзителен, и волнение вздымалось высоко за грядою обмелевших ледяных глыб, которыми было усеяно взморье. Берег, протянувшись на пять миль к северу, сворачивал на северо-запад; широта сего места была 71° 15'. Отсюда направление берега сделалось еще западнее и отряд пришел к большому, как казалось, заливу, у которого должен был остановиться на два или три часа, чтобы выждать, пока рассеется туман, и иметь возможность видеть, куда должно править. Желание их исполнилось в тот же вечер, и с того времени погода сделалась хорошею, в сравнении с тою, при которой они прежде странствовали. Оказалось, что залив имел только четыре мили в ширину; глубина его, около средины, была полторы сажени; грунт песок. Глубина Дизова залива две сажени, и грунт ил. Большей глубины не встретилось нигде между мелью Поворота и мысом Баррова, кроме одного места в десяти милях от мыса Галкетта, где бросали лог на трех саженях глубины и пещаном грунте. Переправясь через Маккензиев залив, увидели, что берег опять направился на WNW, на расстоянии от восьми до десяти миль. Сплошной лед затянул все пространство вдоль берега и на далекое расстояние в море. Исследователи наши перенесли свое легкое судно в эту непреодолимую преграду, и пробирались вдоль берега по трещинам и узким каналам. В полночь, они прошли устье прекрасной глубокой реки, в четверть мили шириною, которую Симпсон назвал Красивою Рекою (The Belle Vue), и менее нежели через час, восходящее солнце осветило перед ними мыс Баррова, протягивающийся на NNW. Вскоре после сего они переправились через Эльсонов залив (который покрылся [96] тонким льдом), но не без труда удалось им пробраться через громады льду, выброшенного на прибрежье. Добравшись до него, и видя океан, простирающийся к югу от противоположной стороны мыса Баррова, они подняли флаг, и с троекратным ура, приняли свои открытия во владение Англии, во имя Его Британского Величества.

Мыс Баррова есть длинная, низменная коса, состоящая из дресвы и крупного песку, в которой напор льдов выдавил многочисленные неровности, похожие издали на огромные голыши. У места, где пристал отряд Симпсона, мыс имел только четверть мили ширины, но с приближением к оконечности его ширина увеличивалась. Первый представившийся исследователям предмет было огромное кладбище; мертвые тела лежали на открытом воздухе, в самых ужасных и отвратительных положениях, так, что люди Симпсона опасались, не холера ли, или другая какая нибудь заразительная болезнь свирепствовала между туземцами. Два значительные кочевья дикарей были расположены на небольшом расстоянии от мыса, но ни один из туземцев не осмелился приблизиться к белым, прежде нежели они сами подошли к ним, и обыкновенными изъяснениями дружества рассеяли их страх. Тотчас начался довольно деятельный, меновой торг, в продолжение которого женщины составили кружок, и начали плясать под разные напевы, из которых некоторые были довольно приятны для слуха. Вообще поведение сего племени дикарей было весьма дружелюбно. Повидимому, они хорошо знакомы с характером белых людей, любят табак, и когда кому нибудь из молодых приходила охота опережать стариков, сии последние останавливали их Французскою фразою: c’est assez, которую, как и слово tawaccah (табак), они вероятно выучили у Русских промышленников. Руских называли они Нунатагмун (Noonatagmun), и один почтенного вида старик взялся доставить от Симпсона письмо к Руским, или к каким-то белым, обитающим в западной части материка; в письме было краткое известие о действиях и успехах экспедиции. — К северу, огромные ледяные горы носились по океану, но на западной стороне был прекрасный свободный от льда проход, который, по уверению Эскимосов, протягивался вдоль всего берега к югу. Мысль отправиться [97] по сему направлению была так соблазнительна, что еслибы предмет изысканий наших не отвлекал нас, Симпсон не задумался бы ни на одно мгновение следовать далее до Кукова пролива, на своем обтянутом кожею челноке. Дикари извещали его, что к северу от мыса Баррова было множество китов, и что тюлени и сивучи являются в большом количестве между льдинами. Эскимосы были в своих теплых одеждах из оленьих и тюленьих шкур; все мужчины имели украшения у рта, и бритая голова была общею принадлежностью, не только взрослых мужчин, по даже мальчиков; подбородки женщин были татуированы, но дикарки не собирали своих волос на маковку в мудреные узлы, которые в такой моде у их восточных землячек. Они с большим любопытством спрашивали имена каждого из нашей партии и сообщали свои собственные. Симпсон нарочно записал множество слов из наречия сего племени, из коих некоторые различны от собранных Парри, но большая часть, или совершенно походит на них, или разнится только в окончаниях. Дикари кладут своих мертвых на землю, головою к северу, и оставляют их гнить таким образом. Из обычаев сего племени, впрочем сходных с известною уже характеристикою Эскимосов, заслуживает особенное внимание только замысловатый способ ловли диких птиц. Они привязывают отдельно шесть небольших, просверленных шариков, из слоновой кости, к сплетенным из жил веревочкам, в три фута длиною, другие концы которых связываются вместе. Таким образом выходит род развертывающегося аркана, который ловко бросать вверх, в пролетающее мимо стадо птиц; он обвивается вокруг некоторых из них, и тяжестью шариков притягивает их к земле.

Г-ну Симпсону не случилось слышать, чтобы между дикарями сего племени господствовала смертность более обыкновенной; он полагает, что многочисленность Эскимосов, посещающих мыс Баррова в разные времена, вместе с суровостью климата, достаточно оправдывает множество виденных им там трупов. Самая высокая вода была два раза в сутки, между часом и двумя по полудни и по полуночи; прилив поднимал ее на 14 дюймов и шел от [98] запада. По обсервациям удалось определить широту места, кт. которому Симпсон пристал на шлюпке — 71° 23 1/2' N., а долготу 156° 20' W., весьма сходно с обсервациями Эльсона. Простясь с своими добродушными и удивлявшимися им хозяевами, путешественники решились отправиться в обратный путь. В тот вечер, они были задержаны льдом, но на следующее утро (5-го Августа) лед раздался и дозволил им выйдти. Поздно вечером добрались до Эскимосов Дизова залива, и наградив их щедро за ссуду челнока, Симпсон велел некоторым из дикарей отправиться с ним до Boat Extreme, где предполагал отдать им его. Потом, продолжая путь целую ночь, в 5 часов утра 6-го Августа, Симпсон с своею партиею благополучно присоединился к нетерпеливо дожидавшейся его главной части экспедиции.

Кончив таким образом предприятие наше, мы пустились в обратный путь после полудня того же числа, и с легким ветром, почти по чистому от льдов морю, шли целую ночь, а в следующий полдень (7-го Августа) достигли мыса Галкетта. Тут мы направились поперег Гаррисонова залива; ветер постепенно свежел и превратился почти в шторм; в шлюпки поддало множество воды, но под зарифленными в три рифа парусами, мы благополучно добрались до Фавновой реки, в виду мыса, с которого началась наша опись. Место становища, по тщательным астрономическим наблюдениям, определили в шир. 70 25' N, долготу 148° 25' W. Когда после следующего полудня ветер стих, мы опять сели на суда, и идя безостановочно, с хорошим попутным ветром, достигли мыса Разграничения (Demarcation Point) к завтраку 11-го числа. В продолжение сего перехода выпадал несколько раз большой снег и погода была постоянно холодная. Румянцовские и Британские горы оделись ранним покровом следующей зимы. Льды в зал. Камден были все еще весьма велики, но они приносили нам ту пользу, что защищали нас от опасного прибоя морских волн, которому суда наши были беззащитно подвержены, пройдя остров Мены. Вскоре после оставления нами мыса Разграничения, лед до того сбило вместе, что нам не было возможности пробираться через него далее. На следующий день (12-го Августа), нам [99] открылся небольшой проход, и мы, при прояснившейся погоде, несколько часов сряду подавались вперед, пока опять вздымавшийся горами прибой и огромные льдины принудили нас стараться добраться до берега, к которому с трудом мы пристали между рекою Бакгоуз (Backhouse) и горою Конибири, (Conybeare). Там, мы должны были ждать до 15 числа. Ледяные горы, окружающие берег, были огромны и весьма разнообразного вида, но с вершины одного холма, находящегося в шести милях по внутренности земли, мы имели перед глазами океан, синевшийся на необозримое пространство в даль к северу. Пастбища в глубоких долинах, зеленеющих между горами, роскошны; стада северных оленей бродят там беспечно, и мы без большого труда добыли себе дичины. В ночь на 14-е число показались нам в первый раз звезды и было великолепное северное сияние. На следующее утро, мы снова пустились в путь, и почти при постоянно тихой погоде, достигли западного устья Маккензиевой реки, на берегу которой расположились станом. Первые Эскимосы, при возвращении нашем от Boat Extreme, попались нам у Бофортова залива (Beaufort Bay), по оттуда, до самой Маккензиевой реки, мы встречали только малые их партии, из которых иные попадались нам прежде, на пути к западу. Мы старались остаться друзьями со всеми ими, и дикари раскрашивали нас с большим участием, скоро ли мы их опять посетим? Жилища, расположенные на острове Тент (Tent Island), были покинуты, в следствие, как мы поняли, опасений от нападения, замышляемого Косыми, в отмщение за убийство их собратий.

К рассказу нашему, нам осталось только прибавить некоторые замечания. Приливы и отливы вдоль всего прибрежья были по полусуточно, и течение приходило всегда от запада; между прочим, на возвышение воды сильно действовали ветры и льды, но вообще мало имели мы случаев делать наблюдения над приливами. Около Boat Extreme средняя высота полной воды была 15 дюймов выше ординарной, и продолжалась с часа до двух по полудни и по полуночи. Высота прилива уменьшалась по мере нашего приближения к востоку, так, что у мыса Кей она была от восьми до девяти дюймов выше ординарной. В том, что [100] по океану можно ходить на больших судах я продолжение летних месяцев, мы убедились из постоянной, правильной зыби, встречавшей нас на обратном путы, и из того, что мы видели открытый океан с вершины гор, на которые нам случалось взбираться. На возвратном пути встретили мы несколько китов. Постоянство восточных и северо-восточных ветров, во все продолжение начала лета, достойно примечания; единственным исключением были пять дней западных ветров, сопутствовавших нам на обратном пути, когда между тем, приближаясь к концу лета, ветры дуют постоянно от запада и северо-запада. Ныне достоверно известно, что от пролива Коцебу до мыса Парри, нет для больших судов ни одной закрытой якорной стоянки, хотя впрочем плаванию через сию часть арктического океана может помешать только разве весьма неблагополучное лето, да и тогда весьма легко можно окончить плавание на следующий год, с которой бы стороны оно ни началось, от Берингова ли, от Баррова ли пролива. Об этом предмете, может быть, мы будем в состоянии дать более основательное понятие, если предполагаемые нами для следующего лета исследования будут удачны.

Естественная история прибрежья, начиная от Поворотной мели до мыса Баррова, крайне бедна. В царстве прозябаемом, едва ли какой нибудь цветок, или мох, прибавился к коллекции, собранной на других частях берега. В животном, северные олени, арктические лисицы, один или два рода limmings, тюлени, белые совы, подорожники, тетерева (Lagopus salicite el rupestres), и еще несколько хорошо известных родов морских птиц, были единственные, попадавшиеся нам животные, а в царстве минералогии нам не показалось ни одной скалы in situ, или кремнистой, на протяжении более двух сот миль прибрежья. Склонение компаса, в сравнении с обсервованным Сир Джоном Франклином, увеличилось от одного до трех градусов; у Boat Extreme было оно только 21-ю минутой более определенного Г. Эльсоном близь мыса Баррова, где, продолжая туже пропорцию, склонение показало столько же градусов, сколько и прежде. Месяца не видали мы ни одного раза в продолжение всего путешествия, до возвращения нашего к устью Маккензиевой реки, где мы имели случай [101] взять множество лунных расстоянии, но которым исправили долготы прежде определенных мест, с помощию превосходного хронометра, которым главный Фактор Г. Смита, ссудил экспедицию.

Плавание наше вверх по Маккензиевой реке не ознаменовалось никаким, достойным особенного снимания случаем. Погода была тиха и прекрасна, и мы тянулись бичевою, подвигаясь таким образом от 50-ти до 40 миль в сутки. Вода в реке значительно убыла, и в следствие сего рыбная ловля наша была неуспешна, а недостаток пищи, в особенности между дикарями, сделался ощутителен, как здесь, так и у крепости Доброй Надежды. Из дикарей видели мы много Косых, но Заячьи дикари были рассеяны во внутренности страны для отыскания пищи. От прибрежья океана до мыса Разлуки (Point Separation) лоси были многочисленны, потому, что их никто не тревожит, но со времени нашей встречи с Косыми не было уже видно никаких следов оленей, или лосей. Мы прибыли в крепость Норман 4-го Сентября, с половинною нашего летнего запаса провизией, и с нетерпением ждем прибытия нового подвоза и писем.

Несколько дикарей от Большего Медвежьего озера привезли нам известие об отряде, посланном нами для устройства нашего зимовья. Люди наши были задержаны льдом в реке Медвежьего озера, в продолжение всего Июля месяца, потеряли один из своих челноков, и не ранее 6-го числа Августа удалось им миновать крепость Франклин, за которою они имели уже свободную переправу через озеро. Продолжительные восточные ветры были причиною такой неприятной остановки, в продолжение которой дикари, известные под именем Собачьих Ребер (the Dogribs), добродушно снабжали наших людей рыбою.

Сентября 8. — Сего утра получили мы письмо от губернатора Симпсона, от 11-го Ноября из Лондона, и изъявляем вам, Мм. Гг., живейшую нашу признательность за участие, какое вы принимали в успехе экспедиции.

Мы получили дневник последней экспедиции капитана Бека (Back), и весьма рады тому, что новое его предприятие не имеет ничего общего с нашими инструкциями.

Бы, Мм. Гг., можете остаться в совершенной [102] уверенности, что на следующее лето усилия наши в пользу открытий и наук, к востоку от реки Медных Руд (Coppermine River), будут приложены с тою же ревностию, как и нынешнего лета на другом поприще, и мы надеемся, что они увенчаются таким же, как и ныне успехом.

Продовольствия наши на осень и зиму прибыли. Они были сданы довольно беспорядочно в Портедж ла Лоч (Portage la Loche), и недовес пеммикана особенно очень значителен. Но, вместе с сбереженным от нынешнего года запасом, количества его будет достаточно для предполагаемых на следующее лето предприятий; словом, нам ничего не остается более требовать.

Мы посылаем к Большому Невольничьему озеру двух нарочных, для доставления сен депеши и для встречи весеннего пакетбота, неприбытие которого причиняет нам большое беспокойство. Завтра собираемся мы отправиться на зимовку.

Имеем честь быть и проч.

Петр В. Диз.

Томас Симпсон.

Замечательные открытия Гг. Диза и Симпсона могут быть рассматриваемы с различных точек зрения, смотря по их важности и следствиям, каким образом подействуют они на сношения Англии с Россиею, притязания которой на владение новооткрытыми землями могут равняться с нашими? Какие коммерческие выгоды можно из них извлечь, и какое должно быть влияние Британского владычества и Британской торговли на нравственный характер и улучшение быта жителей сих далеких и бесплодных стран? Но прежде всего необходимо оценить новые открытия для того, чтобы увериться в их благодетельных последствиях для различных племен Северо-Американских дикарей, на горестное положение которых просвещение наше может иметь или спасительное, или вредное влияние. [103]

Гласный пункт колоний Российской Американской Компании, расположенных на северо-западном берегу, есть Ново-Архангельск (что называлось прежде Ситха), находящийся в Норфольк-Зунде, в широте 57°, долготе 132°, 20' W. (Ново-Архангельск находится под 54° 2' 50'' шир. и 135° 18' долготы. Прим. Пер.) Эта колония содержится, как регулярное военное поселение; имеет крепостцу, в которой гарнизона более 300 человек офицеров и солдат, с хорошими природными укреплениями, вооруженными 16 короткими, 18-ти-фунтовыми, и 12 длинными, 9-ти-фунтовыми, пушками; она есть Главная квартира правителя Колоний, капитана Русского флота Купреянова (Kanpryanoff). Руские имеют и другие колонии, на материке и на островах, к северу от Ново-Архангельска, и одну крепость, Росс, в заливе Бодего, или Румянцонском, на берегу Калифорнии, у входа в залив Сан-Франциска, в широте 37° 35', а всего у них десять поселений на северо-западном берегу Америки. Кроме того, они содержат в своих колониях двенадцать судов от 100 до 400 тонн, из коих каждое вооружено 10-тью пушками разных калибров. Все офицеры и почти все служители Американской Компании принадлежат к Русской армии, или флоту, и получают жалованье от Правительства (Несправедливо. Жалованье и продовольствие выдаются офицерам и служителям от Компании, а не от Правительства нашего. Прим. Пер.); служба их Компании дает им такие же права на производства, пенсии, и проч., как и коронная служба, в армии, или во флоте. Кроме того, в поселениях живет множество дикарей из племени Кадьяков, которых обыкновенно занимают охотою или [104] рыбною ловлею; они служат, не подлежа никаким постоянным правилам или условиям, и на и их смотрят и обращаются с ними, как с настоящими невольниками (Не только несправедливо, но вовсе ложно. Кадьякцы, как и другие Алеуты, обязаны служить Компании весьма умеренные сроки за плату, по прошествии чего они остаются свободными, ничего не платят и занимаются промыслами в свою пользу. Где же здесь причины, по которым Английский журналист говорит, что они are looked upon and considered as slaves? Прим. Пер.). Ежегодный оборот мехов оценяется от 80,000-ти до 100,000 ф. ст.

Поселение в Бодего было основано, много лет тому, в следствие дозволения, данного Губернатором Калифорнии, Графу Румянцеву (на дочери которого он в последствии женился) (Забавное известие! Не понимаем, откуда взял его Английский журналист? Прим. Пер.), испрошенного под тем предлогом, чтобы иметь земледельческое и скотоводное заведение для продовольствия расположенных далее к северу Русских колоний, где почва земли и климат неспособны к растительности. Но очевидно, что Руские имеют совершенно другие виды, удерживая за собою такое место, на обработание земли которого они мало и даже вовсе не обращают внимания, полагаясь, касательно продовольствия своих северных поселений, более на Испанские Миссии в Сан-Франциско и Монтерее (Опять неправда! Жители Калифорнии не могут надивиться успехам земледелия нашего в Россе. Не смотра на неудобство местоположения, самые крутизны гор здесь обработаны, и пшеницы снимается до 8000 пудов в год. Прим. Пер.). Руские ловят морских выдр в заливе Сан-Франциско и около других частей берега Калифорнии, где всегда имеют три, или четыре, вооруженных на военную ногу судна. Однажды они пытались устроить заведение на Сандвичевых островах, против желания жителей, которые [105] собрались многолюдными толпами и заставили их отказаться от своего намерения. По описям, производимым Рускими в заливе Сан-Франциско, и из других обстоятельств, можно заключить, что они имеют намерение овладеть и портом Сан-Франциско (О своевольном предприятии одного искателя приключении, завести колонию Русскую на Сандвичевых Островах, см. подробности в Жизни А. А. Баранова, изд. покойным К. Т. Хлебниковым. Ни Компания, ни Правительство не имели в том никакого участия. Кто сказал Английскому журналисту, что у Руских три, даже четыре вооруженные корабля стоят постоянно у берегов Калифорнии, тот решительно солгал. Что Руские описывают залив Сан-Франциско, и по тому видно, что они хотят завладеть им, можно причесть к забавным шуткам, но особенно любопытно знать: какие это other circumstances, по коим журналист думает, что Руские have in view to take possession of that harbour? Прим. Пер.). Бодега не имеет безопасной гавани; якорные места совершенно открыты, и защищены с морской стороны только отмелью, образовавшеюся от носимого, впадающею около рейды рекою, песку. Глубина банки никогда не бывает более 14-ти или 15-ти футов.

Некто, служащий во флоте Соединенных Штатов, посетил прошедшею зимою крепость Ванкувер и реку Колумбию, на судне, нанятом на одном из Сандвичевых островов; из Колумбии пошел он в Бодегу, Сан-Франциско и Монтерей, возвратился в Соединенные Штаты через Мексику и прибыл в Вашингтон в прошлом Августе. Будучи в Ванкувере, он говорил, что предмет его посещения был ничто иное, как путешествие из любопытства и для удовольствия, но как он не обращал внимания на ученые, или торговые предметы, и все его изыскания были направлены более на силы Английских и Русских колоний на северо-западном берегу, и на притязания Руских обладанием Бодегою и право [106] промышленности и рыбной ловли по берегу Калифорнии, то, равно как по некоторым замечаниям, сорвавшимся у него с языка во время пребывания его в Ванкувере, вероятнее кажется, что он странствовал по какому нибудь тайному поручению правительства Соединенных Штатов (Кажется, что и этот gentleman, belonging to the United Slates navy, и его some remarks that fell from him, так же достоверны, как и известил журналиста о Руских, и честолюбивых намерениях наших на Америку. Прим. Пер.).

Главный колонияльный пункт Гудзонской Компании на северо-западном берегу Америки есть крепость Ванкувер, находящаяся на северном берегу реки Колумбии, в расстоянии от Океана около семидесяти миль, в широте 45 1/2° N., долготе 122° 30' W. — Она была основана губернатором Симпсоном в 1824 году, и названа по имени знаменитого мореплавателя, открывшего и описавшего реку Колумбию. Гудзонская Компания имеет также заведение на южном берегу сей реки, около ее устья, называющееся крепостью Джордж — это прежняя Астория, отнятая у Северо-Американцев. Кроме того, она имеет заведения: Наскуали (Nasqually), в Пюджет-Зунде, шир. 47°; Лангли (Langly), около устья Фразеровой реки, широта 49° 25'; М'Лоуглин (M’Longlin), в Милль-Бенк-Зунде, шир. 52°; Симпсон, на Дондасовом острове (Dundas-Island), шир. 54 1/2°, и была предупреждена Рускими в намерении своем основать поселение, в 1834 году, на реке Стахине (Stikine River), шир. 56 1/2°, долг. 131° 10' W. Во внутренности материка Гудзонская Компания имеет пятнадцать постов: Фразерово Озеро (Frasers Lake), М’Леодово Озеро (M’Leods Lake), крепость Джордж, Александрия Чилкотинс (Alexandria Chilcotins), Бабиново и Медвежье Озеро (Babine [107] and Bears Lakes), в Новой Каледонии, заведение у впадения Томпсоновой реки в Фразерову; заведения Не-Персе (Nez Perces), Оканаган и Колвайль при Колумбии; Флот Гид (Flat Head) и Кутаниа (Cootania), между северным и южным рукавами Колумбии близь гор; крепость Галл, на южном рукаве Колумбии, и заведение Умкуа (Umqua Post), на реке того же имени, в шир. 43°, 30', долг. 124°, к югу от реки Колумбии. Кроме сих постоянным поселений, Гудзонская Компания содержит две кочевые экспедиции, промышленную и звероловную, из пятидесяти человек каждую: одна находится в стране, расположенной между Колумбией и заливом Сан-Франциско, к морскому берегу, а другая во внутренности страны, между Колумбией и верховьями рек, впадающих в залив Сан-Франциско. Компания содержит в своих колониях пароход, и пять парусных судов, от 100 до 300 тонн, вооружаемых, в случае надобности, на военную ногу.

В 1834 году, Гудзонская Компания снарядила экспедицию для основания поселения на реке Стахин, впадающей в Кларенсов пролив, в шир. 56° 50'. Из сей части страны, хотя она и была описана в начале нашими мореплавателями, Куком и Ванкувером, Британское Правительство, трактатом 1825 года, уступило Руским полосу берега в тридцать миль шириною, предоставив Английским промышленникам право судоходства по всем рекам, перерезывающим пограничную черту. Руские, узнав от дикарей о намерении Англичан основаться на Стахине, решились предупредить их. В следствие сего, они выстроили на реке острог (blockhouse), под предлогом учреждении тут станции, потому, что по трактату обе стороны не должны [108] были мешать друг другу устроивать промышленные станции. Когда отряженная Гудзонскою Компаниею экспедиция пришла к Стахину, она встретила там Русский военный шлюп, готовый препятствовать ей силою. Англичан уведомили, что если они вздумают подыматься вверх по реке, то по их гребным судам откроют огонь, и что Руские имеют другое вооруженное судно, для того, чтобы в случае нужды помочь первому. Начальник Английской экспедиции указывал на трактат, но Русский офицер отвечал, что он и знать его не хочет, а будет исполнять то, что ему приказано. Подали жалобу Барону Врангелю, главному правителю колоний. Он отговаривался незначительностию реки (она имеет у самого устья три мили в ширину, а поднявшись вверх на тридцать пять миль, ширина ее не менее одной мили), и потом объявил, что будет сопротивляться силою основанию Британской колонии, несмотря на статью договора 1825 года, в которой сказано, что ни одна сторона не имеет ни в каком случае права прибегать к оружию, не снесясь наперед с своим правительством. Таким образом экспедиция должна была сняться с якоря (29 Июня, 1834 года), претерпев убытка около 20,000 ф. ст.

(Все это известие об экспедиции Гудзонской Компании на реку Стахин, и 1834 году, вовсе неверно. Тогда у нас в колониях не было вовсе ни одного военного судна, и у Стахина стоял не sloop of war, а Компанейский бриг Чичагов, бывший прежде Американскою купеческою шхуною, которую купила наша Компания. Начальнику Английской экспедиции объявлено было, что на основании заключенной между Россиею и Англиею конвенции, начальство Русских колоний не может позволить останавливаться и торговать на Стахине, где уже находится Русское поселение. И командир Чичагова, и бывший тогда главным правителем колоний Барон Врангель, присовокупили к тому, словесно и письменно, что в случае самовольной остановки и торговли, Руские отнюдь противиться силою не станут, но предадут дело рассмотрению своего Правительства. Английская экспедиция удалилась после того поспешно и по доброй воле, и вероятнее всего потому, что заметила неприязненное к себе расположение дикарей. Одни migratory trading and trapping expeditions, о которых упоминается выше, достаточны оправдать не любовь диких к Англичанам. Мы покупаем у дикарей пушной товар, а Гудзонские экспедиции сами ловят и бьют зверей, а потому дикари почитают их хищниками, похищающими добро, принадлежащее жителям. Прим. Пер.)

Сначала думали, что коммерческие выгоды новых открытий Гг. Диза и Симпсона будут [109] незначительны, но природа внутренности страны, пересеченной реками и озерами, изобилующими рыбою, и легкость добывания в ней мехов, заставляет ожидать противного.

Самые ошибочные и преувеличенные известия были изданы о размножении нищеты, безнравственности и смертности между дикарями сей части Америки, в следствие сношений их с Европейцами. Говорили, что крепкие напитки и зловредные болезни уменьшили племя Крисов (Crees) от тысяч до сотен, и будто бы таким привозным бедствиям помогала система торговли, уменьшающая способы существования и подстрекающая беспечного дикаря к займам, которых уплата превышает его способы, так, что наконец, когда у него нет уже аммуниции, первой потребности охотника, он делается в тягость своему племени и оно отвергает его на конечную погибель. Никаких мер не было принято, как утверждали, к облегчению страданий туземцев, к улучшению их нравственного характера, к старанию возвысить их до первой степени просвещения введением земледельчества и скотоводства, вместо неверного способа существования звериною ловлею, и исключая то, что делали для дикарей Католические миссионеры из Испании и [110] Лорд Селькирк, никто не думал о просвещении, и обращении их в христианство. Дикари были бы, без сомнения, гораздо многочисленнее, нравственнее, и жили бы удобнее, по словам обвинителей, ежели бы им никогда не случалось видеть Европейцев.

Действительно, правда, что дикари были в продолжение многих лет подвержены гибельному влиянию спора двух соперничествующих Компаний, северо-западной Монтреаля и Гудзонской. Крепкие напитки были к ним введены в употребление с самого начала основания Гудзонской Компании, в 1670 году. В продолжение соперничества, продолжавшегося до 1821 года, обе спорившие стороны находили свои выгоды в том, чтобы каким бы то ни было способом иметь туземцев на своей стороне; случалось даже так, что если иногда видели на озере приближение дикарского челнока, то шлюпки обеих Компаний гребли к нему на перегонку, и последствиями встреч их бывали нередко кровопролития. Но с 1821 года, когда соперничество кончилось, крепкие напитки стали привозиться гораздо реже, и только после привоза транспорта с товарами к концу каждого лета, употребляемым для того дикарям и Креолам между Иоркским Депо и Норвей-Гоузом, дают угощение, т. е. пинту разведенного рому и известное количество чаю, сахару, масла, хлеба и мыла, что им доставляет большое удовольствие. Среднее количество ввозимых крепких напитков не превосходило в последние годы пинты на человека, черного и белого. Водку перестали променивать на меха; в страны к северу от Кумберланда не дозволяется ввозить вина, даже для чиновников Компании; употребление крепких напитков имеет так мало поощрения, [111] что даже самые дикари делаются к ним равнодушными (Да позволено Судет здесь сказать, что мы охотно верим великодушным мерам, какие принимает Англия, желая прекратить употребление крепких напитков между Американскими дикарями, по нам достоверно известно однакож, что ром и доныне составляет главный товар Английский, при сношениях и торговле Англичан с жителями северо-западных берегов Америки. Прим. Пер.).

Что касается до отвратительной болезни, которую будто бы Европейцы распространили между дикарями, странно, как забывают общее мнение, что настоящий ее источник есть сама Америка, из которой она была вывезена в Европу. Для предупреждения ввоза и распространения страшного недуга, Гудзонская Компания положила за правило осматривать всех своих служителей, прежде нежели дозволит им отправиться во внутренность страны, и случаи сей болезни так редки, что исключая одного заразившегося белого, в продолжение семнадцати лет, в главном Депо Компании было только два случая, с двумя женщинами, заболевшими от матросов, пришедших с берегов Тихого Океана. Показание, будто бы средства пропитания туземцев уменьшились от Европейских промышленников, может быть оценено по достоинству, если обратить внимание на факт, слышанный нами от очевидца. Он видел, весною 1829 года, сгнившие трупы 10,000 буйволов, увязших в болоте у одного перепутья около реки Саскачевана — количество, более нежели достаточное для прокормления всех служащих Гудзонской Компании слишком на десять лет. Действительно, правда, что множество лосей и оленей переселилось из пустырей Гудзонского залива к берегам рек Св. Лаврентия и Оттавы, в страну, которая, не смотря на то, что наполнена городами и деревнями, [112] изобилует сими животными более тех земель, где селения промышленников раскиданы одно от другого на 200 и 300 миль. Непредусмотрительность дикарей невероятна. Случалось, что они убивали целые сотни зверей только для того, чтобы полакомиться их языками, оставляя тела гнить, тогда, как через два месяца, те же самые люди едва бывают в силах выползти из своих шалашей от голода. Климат до такой степени не благоприятствует земледелию, что картофель пропадает через два года в третий; к северу от Кумберланда пшено не созревает никогда, а ячмень срезывают часто совершенно зеленый, и так велик недостаток земледельческих произведений, что служители и чиновники Компании, живущие в отдаленных промышленных селениях, принуждены восемь месяцев в году питаться одною только рыбою. В продолжение шести месяцев каждого года снег бывает от 4-х до 6-ти футов в глубину, и морозы столь сильны, что ни одно домашнее животное не может жить на дворе, тогда, как совершенный недостаток подножного корма заставляет кормить лошадей только рыбою. После всего этого мудрено превратить туземцев в земледельцы, сделав из них сперва пастухов. Даже в умереннейшем прочих климате Красной Реки, попытка держать скот на дворе, сделанная в 1835-м и 1834 годах, была так неудачна, что из 500 голов скота погибло 200, не смотря на то, что хлева были выстроены в закрытом по возможности месте, и хорошо приготовлены. Рога у скотины, в буквальном смысле, отваливались (dropt off) от силы мороза. Странно также и то обстоятельство, что домашний рогатый скот не старается, как лошади, буйволы, или олени, [113] добывать себе подножный корм, разрывая снег передними ногами.

С недавнего времени замечают, что все дикарские племена увеличились в числе, за исключением Крисов, и воинственных племен, рассеянных на огромном пространстве степей между реками Саскачеваном и Миссури. Крисы разделяются на две породы: Болотных и Внутренних; первые занимают болотистые берега Гудзонова залива, от Чурчилля (Churchill) до Истмейна (Eastmain), и на двести, или триста миль во внутрь страны. Внутренние Крисы, владевшие Европейским огнестрельным оружием прежде Чайпевайенов и других северных племен, по словам Сир Александра Маккензи, делали воинственные набеги на границы арктических стран и за Скалистые Горы (Rocky Mountains). Пробегая победителями по сим странам, они дали название Невольничьих племен обитателям Маккензиевой и Лиардовой рек, именно: Чайпевайенам, дикарям Желтого Ножа, Заячьим, Собачьим Ребрам, Косым, Наганилм (Nahanies) и другим. Наконец однакож, победоносный путь их был остановлен корью, которая уменьшила число их до такой степени, что видя приближающийся конец своего могущества, они раздробились на отдельные шайки. Остаток их, около 3,000 человек, расположен на различных станциях. В 1824 году, более 900 человек обоего пола, из племени Черноногих, было еще истреблено Крисами. Самые странные дела рассказывали о готовности, с которою дикари ссужают посторонних людей своими женами и дочерьми, но ныне — чтобы подобного ни делали они между собою — мы беремся утверждать, основываясь на семнадцатилетней опытности, что такие ссуды не случаются [114] уже ни в одном из поселений Гудзонской Компании.

Меры ввести Христианскую религию и просвещение между туземцами, не были также упущены из вида. Католические священники и Канадские монахи и священники из Миссионерского Общества имеют несколько церквей и училищ в селении на Красной Реке, под покровительством Гудзонской Компании. Климат здесь несколько умереннее, и следственно, более способен к земледелию, а потому оно и было поощряемо. Сюда, и в поселения на берегах Тихого Океана, одна весьма почтенная духовная особа была послана для научения дикарей земледелию и устройству у них училищ и церквей, имея в виду самые счастливые успехи.

Все исчисленные обстоятельства доказывают, что успех открытий есть также успех просвещения. Никакие опасения неблагоприятных последствий не должны останавливать, и каждый благомыслящий читатель, надеемся, пожелает вместе с нами успеха смелым людям, которых путешествие мы рассказали, в деле еще более опасном — описи неисследованного доныне берега между мысом Поворота (Turnagain) и мысом Дальнейшим (капитана Джемса Росса). Правительство Королевы, конечно, не оставит без внимания достоинств и заслуг людей, действующих в сих отдаленных экспедициях, и отважных искателей приключений, бесстрашно идущих на встречу всем опасностям.

(Из The Lond. and Westm. Review).

Текст воспроизведен по изданию: Окончательное обозрение северных берегов Америки П. В. Дизом и Т. Симпсоном, летом и осенью 1837 года// Сын отечества, Том 7. 1839

© текст - Греч Н. И. 1839
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сын отечества. 1824