ПИТЕР КОРНИ

ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЕВЕРУ ТИХОГО ОКЕАНА:

ОПИСАНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ТОРГОВЫХ ПУТЕШЕСТВИЙ С 1813 ПО 1818 г., МЕЖДУ СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫМ ПОБЕРЕЖЬЕМ АМЕРИКИ, ГАВАЙСКИМИ ОСТРОВАМИ И КИТАЕМ, ВМЕСТЕ С ОПИСАНИЕМ РУССКИХ ВЛАДЕНИЙ НА СЕВЕРО-ВОСТОЧНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

VOYAGES IN THE NORTHERN PACIFIC: NARRATIVE OF SEVERAL TRADING VOYAGES FROM 1813 TO 1818, BETWEEN THE NORTHWEST COAST OF AMERICA, THE HAWAIIAN ISLANDS AND CHINA, WITH A DESCRIPTION OF THE RUSSIAN ESTABLISHMENTS ON THE NORTHWEST COAST

Путешествие г. П. Корнея к северозападным берегам Америки и в Китай, в 1813, 1814, 1815, 1816, 1817 и 1818-м годах, с присовокуплением известия о Российских поселениях на сем берегу Америки.

(См. Сев. Арх. No. 3, 1823.)

(Продолжение.)

Переход наш от реки Колумбии к Сандвичевым островам был непродолжителен и приятен. Мы прибыли 6-го Декабря (1817) к острову Овайги и вошли в губу Тойгой (Toyhoy). Удивляясь, что никто из островитян не едет к кораблю, мы отправили шлюбки наши к берегу, чтоб узнать о причине такой странности. Посланные наши скоро возвратились и уведомили нас, что на острове и на всем Архипелаге происходило торжество годового праздника, называемого Мукка-гити (Mucka hitee), который продолжается целый месяц и во время коего ни одна лодка не может плавать по соленой воде. Узнав также, что Король был в своей столице Тироа, мы [348] поплыли туда и положили якорь близь кладбища, о котором я уже говорил выше. Запрещение (taboo), наложенное на лодки островитян, побудило Капитана ехать к Королю, который сказал ему, что если он хочет идти в Воагу и остаться там до окончания Мукка-гити, то, по прошествии сего праздника условится он с нами о покупке нашего галиота. Отправившись по сему случаю из Тироа, достигли мы Воагу 14-го, и вошли 18 числа в гавань. Здесь нашли мы бриг Таомоно, возвратившийся из Китая, и пакетбот Бордо, купленный недавно Королем у Американцев. С крепости ответствовали нашему салюту также исправно, как и в первое путешествие.

Праздник Мукка-гити кончился 23-го Декабря, и Креймоку, первый Министр Короля, пришел на другой день на корабль со всеми Начальниками и Джоном Юнгом, дабы осмотреть оный прежде покупки. Калибер наших пушек привел их в удивление. Подняв одну из трюма и поставя на станок, мы сделали в присутствии их несколько опытов, которые доставили им большое удовольствие. Привлеченные стрельбою островитяне отовсюду сбегались смотреть (poonuee) Пунуи, (так [349] называют они большую пушку). Начальники, осмотрев с большим старанием все части корабля, спрашивали об оном мнения у Джона Юнга, и получили в ответ, что такая покупка удовлетворит всем ожиданиям их. Креймоку согласился дать за оный двойной полный груз сандала, прося для собрания сего драгоценного дерева шесть месяцев срока, до истечения коего мы останемся хозяевами корабля и будем содержимы на счет Королевской. Условия заключены и подписаны Г. Еннингсом и первым Министром.

25-го числа, в день Рождества Христова, пригласили мы всех начальников и знатнейших из белых, поселившихся на острове, к обеду, который приготовлен был на берегу. День провели мы очень весело, и начальники пробыли у нас до второго часа ночи. Жены их не могли сидеть за одним столом с ними, почему угощаемы были особо.

26-го числа начали мы принимать и грузить подать, которую платят Царю вещами, как-то: съестные припасы, материи, канаты и проч., и 11-го Генваря 1818 г. пошли с сим грузом к острову Овайги. На корабле нашем находилось столько начальников, что почти [350] нельзя было пошевелиться в каюте; около 400 островитян, мущин, женщин и детей занимали не только палубы, но даже марсы и ванты. Все начальники, сойдя на берег в Мови, куда мы приставали, провели там четыре или пять дней в празднествах и веселии; 16-го числа возвратились они на корабль и мы пошли опять в путь. Толпа островитян, бывших на корабле, заставила от большой тяжести тянуть корабль завозами в канале между Мови и Овайги. Приплыв 18 числа в Тироа, были мы тотчас посещены Королем. Подданные, увидя его приближение, кинулись все о корабля в воду и избавили нас от весьма беспокойного и даже опасного груза. Король просил нас шуточным тоном прекратить ему салют, заметив, что порох, находившийся на корабле, сделался его собственностию и пригодится ему на другое употребление, на пример, против Руских, когда они вздумают оскорблять его. На большие пушки смотрел он с особенным удовольствием, и любопытство ими производимое, привлекло бы к нам такую же толпу, как и в Воагу, еслиб на другой день не свезли мы их на берег и не поставили пред Королевским домом, куда [351] тысячи островитян стекались беспрестанно удивляться оным. Тамеа-Меа находил в пушках наших одно только неудобство, что требовалось 4 фунта пороху для каждого заряда. Он взял себе наши ружья, военные припасы, словом все, что могло быть ему полезно; а корабль наш подарил сыну своему и наследнику Риео-Риео.

26 Генваря, отправились мы из Овайги в Мови, с обыкновенным нашим грузом (островитянами) и бросили, на другой день якорь на рейде Легина, где взяли подать, которую должны были везши в Воагу. На пути нашем к сему последнему, ночью, блудящая звезда дала от себя такой блеск, что островитяне подняли крик, видя по словам их, в сем явлении вестника смерти одного из своих начальников. Мы прибыли в Воагу 1 Февраля. Галлиот, который касался дна, приближаясь к сему острову, вдруг сам собою поднялся на воде, облегчившись поспешным удалением островитян, которые от страху бросились с корабля вплавь к берегу. Восемь дней спустя, один начальник, по имени Тереаку, умер скоропостижно. Тотчас наложено было табу и запрещено островитянам плавать на [352] воде. Они, казалось, весьма сожалели о Тереаку; изъявляя горесть свою ужасным шумом и криком; вырывали себе зубы, резала волосы и обжигали тело древесною корою.

Собрались жрецы и огородили дом покойника тычинками с белыми флагами. Никому из островитян не позволялось входить в сию ограду; около дома разведен был большой огонь. Жрецы начали разбирать труп. Вынув сердце и бросив оное в огонь, они молились с большим усердием, пока оно горело; потом собрали пепел в пустую тыкву, положили ее на доску и закрыли прекрасным покрывалом, сделанным из перьев. Тогда два Советника Королевские (hekames) положили доску себе на плеча и побежали к морю, крича изо всей силы: noho! noho! (прочь)! Народ давал им дорогу и падал ниц на землю. Войдя по пояс в воду, они опустили туда пепел и все внутренности из трупа. Сия часть обряда кончилась при захождении солнца, и тогда крикун возвестил, что если кто-нибудь осмелится после восьми часов вечера выйти из дому с огнем, или с закуренною трубкою, в туж минуту будет наказан смертию. Это запрещение простиралось [353] сверх того не только на белых, но даже на корабли, стоявшие на рейде. Запирали также собак, свиней, птиц и проч., опасаясь, чтоб они не наделали шуму.

При восхождении солнца табу с кораблей было снято, но на берегу оставалось во всей своей силе. В этот день жрецы очистили кости от мяса, которое сожгли; пепел опустили в море; а кости, увязав с великим старанием, отправили на бананом судне в Овайгу. Спустя шесть часов после их отсылки, табу было снято и лодки могли плавать на рейде. Вот обряды, употребляемые на Сандвичевых островах при погребении всякого знатного человека. Чтож касается до простого народа, то собирают кости, очищенные от мяса, выскобленные, вымытые и обернутые материею, в пустые тыквы, которые вешают на перекладинах домов.

Ничего особенного не случилось с нами на рейде в Воагу до 17-го Марта, когда Король прислал к нам приказание идти за грузом сандального дерева на остров Атуи. Начальник Теймоту и многие другие пришли на корабль, предлагая нам сопутствовать. 18-го вошли мы на рейду Вимеа. Англинской флаг [354] развевался на прекрасной крепости, вооруженной почти 30 пушками, на одну милю расстоянием от деревни. Множество пришедших к нам на корабль островитян сказали нам, что крепость сия построена Рускими, которые сделали в ней тюрьму и заключили туда белых с несколькими островитянами. Главный Начальник или Король Атуи, вассал Тамеа-Меа, назывался Тамури. Руские побудили его свергнуть с себя иго повелителя и даже объявить ему войну. Они подарили Тамури, которому обещали помогать в его возмущении, галлиот, а в замен оного получили от него довольно большой участок земли.

 

Тамагонрирани, второй начальник Атуи, воспротивился намерениям Руских. Сии последние хотели послать Тамури в Петербург, но никак не могли заманить его к себе на корабль. Наконец, узнав, что цель их была овладеть Атуи, он послал к ним назад их галиот, которого они не приняли, и дал знать, чтоб они никогда к нему не приходили. Они не послушались его; возникла ссора, в которой погибли трое Руских и множество островитян. Однакож сии последние принудили [355] первых удалиться. Доктор Шеффер (Шеффер живет ныне в Рио-Жанейро, заводит там плантацию и лечит.), их начальник, спасся на Американском судне, плывшем в Кантон, а они пошли в Норфолк-Зунд. Крепость Вимеа или Атуи, доказывает искуство ее строителя: находясь на высоте, при входе в реку, она защищает все селение. Король (Тамури) живет в оной с начальниками и пятьюдесятью воинами, составляющими его стражу, кроме коей находится там довольное число Европейских Артиллеристов.

Наши начальники вышли на берег и были хорошо приняты от Тамури. На другой день начали грузить сандальное дерево; 500 лодок были употреблены для перевозки оного, и нагрузка кончилась 25-го Марта. Король обходился с нами дружески, прислал к нам множество свиней и плодов. Некоторые начальники Атуи сопровождали наших на обратном пути и вошли с ними на галлиот. Мы отправились в Воагу сгрузить сандал, и пробыли там до 19-го Апреля, а сего числа пустились с грузом соли к западному берегу [356] острова. На другой день поплыли мы в Вимеа, где ожидал нас другой груз сандала, и пристали к Вейени, чтоб взять там дерево и свиней. 23-го прибыли в Вимеа, и в 36 часов не только выгрузили соль и баласт, но успели принять вместо оных сандал. Более 200 барок привозили к нам оный день и ночь. 28 ч. мы пришли в Гонорору, где сдали дерево в магазины.

2-го Маия 1818, спустили мы Англинской флаг и подняли флаг Сандвичевых островов, который салютовали 7-мью пушечными выстрелами. Потом сдали галлиот Министру Креймоку, и заняли приготовленные для нас домы. С крайним сожалением оставил я судно, на котором провел почти пять лет сряду. По отправлении из Англии, в Августе 1813-го, Колумбия имела 25 человек экипажа, из коих, когда она продана была Королю Тамеа, оставались только я, наш бошалер (Stewart) и один негр. А как сии последние сошли с галлиота прежде сдачи оного Министру, то я и оставался один из всего прежнего экипажа.

Отведенные для нас четыре дома, из коих два составляли столовые и два спальни, были самые большие на приятнейшем месте [357] во осей Гонороре прошив гавани. Домы, служившие для нас спальнями и тот, в коем обедали женщины, обнесены были палисадом, в 50 ярдов квадратных (25 тоазов Англинских) в окружности. Дом, бывший столовою мущин, имел особый палисад и соединялся с домом, в котором они спали и который также обнесен был палисадом. Вот каким образом Сандвичане строят свои жилища: Они вколачивают в землю столбы, на три фута расстоянием один от другого, вышиною в восемь футов; верхние концы оных образуют уступы, на которых кладутся горизонтально брусья хорошо обтесанные. Верхний брус поддерживается перевязными столбами. Уступы нижних концов стропил входят в уступы столбов, а верхние пересекаются между собою над уступом вершины, к которой они прикреплены. Второй уступ, плотно связанный с первым, входит в сии переплеты. Молодые ветви, или сплетенный тростник, служат вместо решетин к кровле, которая покрывается сухими травами, либо листьями растения, коего корень называется тирут (teeroot). Каждый из наших домов имел по одной двери и по два окна. На полу, [358] т. е. крепко убитой земле, постланы были тростниковый тюфяк и простая ценовка величиною во весь дом, а сверх оной другие ценовки лучшей работы. Постели наши состояли из сухих трав, покрытых ценовками, и отделялись тонкими перегородками от той части дома, которую занимали мы днем. По стенам сей последней расположены были софы, составленные подобно постелям. Во всем приметна была опрятность. Пред каждым домом, под навесы из листьев кокосового дерева, стояла софа. Травы, коими усыпаемы были навесы и площадки пред нашими домами, переменялись всякое утро. Тамеа-меа приставил к нам для услуг человека, коему поручено было доставлять нам все нужное. Другой ходил по ночам сторожем (watchman) вокруг наших домов, на случай пожаров, нередко там бывающих.

В половине Main (1818) Капитан Еннингс пошел сдать наше судно Королю, возложив на меня попечение о сандальном дереве, за которое оно было продано. Большая часть нашего экипажа отправилась на Американских судах, шедших с грузом из Хили в Кантон. В это самое время получили мы из Овайги [359] известие, что туда прибыло большое вооруженное судно. 20-го числа один из Королевских кораблей, пришедший от того же острова, уведомил нас, что судно сие было Санта-Роза, шло из Перу, под Испанско-Американским флагом, и что Капитан оного, Турнер, продал его со всем грузом Королю Тамеа-Меа за 6000 пиклей (peeckles) (Пикль Китайской составляет 32 Руских фунта.) сандального дерева. Мне тотчас пришло на мысль, что судно сие увезено взбунтовавшимся экипажем. Предположение сие казалось мне тем достовернее, что Санта-Роза, имея богатый груз сухих товаров и много денег, которые, без сомнения, продавцы разделили между собою, не было бы уступлено законными владетелями за 6000 пиклей. Совершившие сию продажу отправились в Овайгу, откуда трое из них прибыли в Гонорору. Между ними находился один в полпьяна. Вступив с ним в разговор, я спрашивал его о подробностях их крейсирования, и куда девали они прежнего своего Капитана. Не ожидая такого вопроса, он смешался и отвечал, что Капитан и тридцать человек из экипажа сошли на берег в Вальпарезо. Я сообщил сей ответ [360] Начальнику Гонороры, Боки, который тотчас приказал посадить трех человек с Санта-Розы в крепость. По сделанным им допросам оказалось, что судно сие, иначе называемое Шека-Бока (Checka-Boca) и Свобода, снаряжено было на реке Лаплате, и вверено командованию Капитана Турнера; что оное обошло мыс Горн, для поисков против Испанцев в Тихом Океане; что, при обходе мыса, обнаружились в экипаже признаки возмущения; что виновники, нехотевшие подвергнуть себя никакому наказанию, угрожаемы были от Капитана Турнера жесточайшим, по прибытии в Вальпарезо.

С Санта-Розы но временам производилась пальба из пушек. 27-го Июля (1817) при конце таковой пальбы караульный закричал, что видит судно; каждый занял свое место, и один из Офицеров взошел на мачту, чтоб лучше рассмотреть примеченное судно. Вдруг экипаж зарядил пушки, направив оные к корме; Капитан и Офицеры поражены были криком: свобода! Один из заговорщиков, по имени Гриффитс, схватив за ногу Капитана, стоявшего со зрительной трубой, опрокинул его на пол. Первый Лейтенант, услышав из каюты шум на палубе [361] и узнав, что корабль находится во власти бунтовщиков, зарядил свои пистолеты, выстрелил сквозь люк и ранил одного человека. Капитан кричал ему, чтобы взорвал корабль на воздух; но матросы сбежали вниз и схватили его. Все Офицеры заключены были в оковы на баке, и второй боцман, Магдональд, принял начальство. Приехав на вид Вальпарезо, бунтовщики ссадили на берег Капитана и Офицеров, оставив у себя одного Г. Проклея, первого боцмана, для управления кораблем. Потом поплыли за водою к острову Жуана Фернандеца и держались вдоль берега, где взяли и разбили множество Испанских кораблей. Второе их крейсерство было у Галипагоских островов, куда высадили начальников нового заговора, который успели открыть во время; один из них утонул, приставая к берегу. Там Г. Проклей, оставив Санта-Розу, отправился на Англинском китоловном судне, а Магдональд, приняв имя Турнера, остался начальником и наименовал Офицеров. Приближаясь к берегу Испанской Америки, разбойники сии брали города, грабили и жгли церкви, одним словом: сделались ужасными во всех местах, куда [362] только показывалась. Они послали 40 человек, под командою Гриффитса, пожалованного в первые Лейтенанты, увезти суда, в гавани стоявшие, но когда отряд сей скрылся из виду Санта-Розы, оставшиеся на оной согласились между собою плыть к Сандвичевым островам, для продажа сего судна; что и исполнено ими, как упомянуто выше.

Подробности сии сообщены были Королю Тамеа-Меа, который приказал разделишь продавцов и отдать под надзор и ответственность начальникам. Вскоре потом отряд, бывший под командою Гриффитса, проехал в Овайгу на малом уведенном им бриге. С неудовольствием видя, что Санта-Роза сделалась собственностию Короля, они просили его возвратить им оную, предлагая в замен бриг и груз оного. Тамеа отвечал им, что они бездельники, разбойники, и что Санта-Роза будет возвращена только законным ее владетелям. И потому приказал притянуть судно, как можно ближе, к берегу и сгрузить с него все пушки, поручив его под надзор белым и туземцам, кои никогда не оставляли оного. Макдональд ушел на бриге и пристав в Воагу, дал мне письма в [363] Англию, которые я в последствии и доставил. Капитан Еннингс возвратился в половине Июня из Овайги, где оставил Короля весьма нездоровым, и мы вместе ожидали, для отправления нашего сандала в Кантон, прибытия Американских кораблей от Северо-западных берегов Америки: ибо корабли сии на пути в Китай обыкновенно заезжают в Воагу.

Остров Воагу есть, без сомнения, важнейший из всех, составляющих Сандвичев Архипелаг, особливо по превосходной своей воде и хорошим рейдам. Земледелие на оном в весьма цветущем состоянии; там водятся в изобилии крупной скот, свиньи, овцы, козы, лошади и проч., равно растут овощи и плоды. Корабли, которые посещают часто Северный Тихий Океан, пристают к Овайги, не имея права, без особенного позволения Тамеа-Меа входить в главный Порт Воагу (Гонорора). Доверенные особы посылаются сим Государем на всякой приходящий корабль, узнавать обо всем, что на оном находится, и наблюдать, чтоб туземцы не сделали никакого похищения. Каждый корабль платит в Гонороре 80 Испанских пиастров за право стать на якорь и [364] более 12 за лоцмана Джона Берботтель. Пошлина сия введена с употребление недавно: Таамана, Королевской бриг, был, как выше упомянуто, отправлен в 1816 году в Макао с грузом сандального дерева. Тамеа-Меа, узнав, что судно его заплатило пошлину за право стоять в сей гавани на якоре, рассудил, что и он может наложить такую же пошлину на всякое иностранное судно, входящее в его гавани. В южной части острова Воагу есть три закрытые рейды между горою Алмазною (Diamond-hill) и мысом Цырульника (Barbers-point). При обходе Алмазной горы усматривается древняя Витети (Wytetee) сквозь рощи кокосовых и хлебных дерев. Деревня сия имеет вид самый приятный: превосходно обработанная долина и горы, покрытые лесом. Вдоль берега, на четверть мили, находится коралловый риф; волны, разбиваясь об оный, поднимаются весьма высоко. Корабли иногда бросают якорь в губе против Витети, где море имеет от 16 до 20 сажен глубины; грунт песчаный и коралловый. Король жил некогда в этой деревне, но предпочтя оной свою родину, остров Овайги, несколько уже лет, как поселился на нем. [365] Многие из старых кораблей его, вытянутые на берег Витети, стоят под навесами, нарочно для сего сделанными. Почти на четыре мили от деревни к востоку лежит селение Гонорора, самое величайшее на сем острову, куда туземцы приходят изо всех мест, как к главному приморскому селению. Местоположение деревни весьма низкое. Пасадный ветр, проходя чрез глубокую долину, здесь находящуюся, дует с чрезвычайною силою. Остров в сем месте имеет только 5 миль ширины. В гавань Гонороры должно входишь всегда утром, прежде нежели пасадный противный ветер усилится; начальник для буксирования кораблей посылает лодки. Ширина входа поболее четверти мили.

На юго-восток находится прекрасная круглая батарея, построенная для защиты деревни и рейды. Она принадлежит к крепости, занимающей 8 квадрат. акров земли (19,440 тонов). Пушки на опой от 4-х до 18-ти-фунтового калибира: самая большая обращена и морю. Пороховой магазин сделан под землею. В средине крепости возвышается шест, на коем поднят флаг Архипелага, красные с синим. Домы начальников и [366] казармы построены окаю сего шеста. В крепости наблюдается самая строгая дисциплина; часовые по ночам, чрез каждые 10 минут, кричат all is well, (все благополучно). Порох и другие поенные снаряды доставляются Американцами, кои в замен того получают сандальное дерево, веревки, свиней, овощи и проч. Селение Гонороры состоит из 300 домов, построенных и расположенных правильно; те же, в коих живут начальники, обнесены палисадами. Каждое семейство имеет три дома, один служит спальнею, другой столовою для мущин, а третий для женщин. Я уже сказал, что на Сандвичевых островах никогда оба пола не обедают за одним столом. Кокосовые и хлебные деревья и некоторый род каштановых (castor-oil-пиt-tree) делают приятную тень между деревнями и цепью гор, простирающихся чрез весь остров от NO к SW. Земля, хорошо обработанная, разделена на квадраты, в коих растут кукуруза, маис, сахарной тростник и проч. Прекрасные пруды питают рыб разных родов. К NO от рейды протекает река, по которой большие корабельные шлюбки поднимаются почти на две мили для наливания [367] бочонков водою. Другая рейда, удобнее первой, находится на одну милю от Гонороры; а от оной, расстоянием к востоку на две мили, есть залив, образуемый.морем и называемый Wy-Moma; он проходит на пять миль от юга к северу; ширина оного, возрастающая до четырех миль, простирается только на полмили в устье, где на меди, которая глубиною от 6-ти до 16-ти сажен, при иловатом и песчаном грунте, суда становятся на якорь. Остров, имеющий около двух миль в окружности, лежит среди залива, и состоит во владении Г. Манины, Испанца, который живет на оном уже несколько лет и разводит там свиней, коз и кроликов. Съестные припасы здесь очень дешевы. Жемчужные раковины находятся и изобилии; мы сделали большое облегчение водолазам, добывающим оные, подарив Королю сеть (dredge) для ловли сих раковин, которая ему очень понравилась. Каменный риф простирается от залива до мыса Цырульника (Barber’s point), а оттуда в море на дальнее расстояние но южному направлению. Обходя Barber’s point, встречаешь к северу губу и деревню Иени (Yeni); несколько далее к северо-востоку лежит деревня Ируа (Yrooa), [368] а на самом восточном конце острога находятся деревня и губа Вимеа (Whymea). На северо-западном берегу только две большие деревни.

На Сандвичевых островах под смертною казнию запрещено женщинам не только входишь в домы, в коих обедают мущины, но даже переступать за палисады, оные окружающие. Ни те, ни другие не могут обедать в домах, определенных для сна. Мясо свиней, кокосы, бананы и многие другие яства, приносимые богам на жертву, запрещены женщинам и прикосновение к оным наказывается, как осквернение святыни. Они имеют собственные свои сосуды для питья и нищи, и готовят себе кушанье на особенном огне; тот же, который разводится мущинами, есть для них заповедной и называется (yahee taboo); им не позволяется даже раскуривать оным трубок и молодые и старухи курить большие охотницы.

Каждая деревня имеет свой морай {morai), или храм, обнесенный палисадом, на столбах коего выставлены белые флаги. Во время новолуния жрецы, начальники и Королевские советники (hikanees), вошед в храм с жертвами, кладут оные пред деревянными идолами, [369] молятся и едят жареную свинину. Островитяне низкой породы не имеют достаточного понятия о своей религии: между ними царствует самое грубое невежество и суеверие; в прочем они оказывают великое уважение к начальникам и жрецам своим. Годовой праздник, называемый Мукка-гити (Mucka-Hitee), о котором я говорил выше, начинается в половине Ноября. Трое из первейших воинов открывают торжество, бросая, один после другого, копье Королю, который ловит налету первое и отражает оным другие, пролетающие над головой его. Потом разбивает кокосовый орех. На море налагается табу, и никто из туземцев не смеет приближиться к оному. Король входит в храм и остается там несколько дней; народ украшает домы свои зелеными вишнями, переменяет ценовки и надевает самые лучшие платья. Главный идол носится жрецами вокруг острова. Праздник сей сопровождается плясками, борьбою и другими увеселениями всякого рода. Табу снимается при обратном вносе в храм идола. Во время хождения с оным по острову, которое продолжается около 30 дней, жрецы напоминают жителям деревень, что они должны [370] платить пошлину, и сия плата бывает два раза в год. Выше упомянуто мною, что я был 24 Декабря на окончательном торжестве Мукка-гити. Начальники, на расспросы мои о сем празднике и их религии, отвечали мне, что они ходят в храмы более для того, чтоб пировать там, нежели молиться, и я думаю, что они сказали правду. Теймотое, начальник Мови, смеется над жрецами и идолами; он считает первых обманщиками и признает Бога белых, единым истинным Богом. Сандвичане перестали приносить на жертву людей. Народ сей, повторяю, очень суеверен: верит возвращению душ, и думает, что злые по смерти приходят к одной горе в Овайги, извергающей пламя; а добрые напротив, преобратившись в чистых духов, могут ходить, куда им угодно. Тамеа-Меа есть Король и вместе верховный жрец. Когда он приходит на какой-либо корабль, то сопровождают его начальники и советники, офицер, несущий его шпагу, множество солдат, вооруженных мушкетонами, и служители, из коих одни с пуками перьев для отогнания мух, а другие с опахалами для прохлаждения. Четыре жены его всегда ему сопутствуют. [371] Народ верит, что жрецы могут делать чудеса своими молитвами и заклинаниями. В бытность мою в Гонороре, украли у меня мыльницу и бритву. Я пошел к жрецу, и рассказал ему о пропаже. Тотчас велел он крикуну возвестить в деревце, что если украденные вещи не возвратятся мне до наступления ночи, то все участники в воровстве приговорены будут к жестокой и близкой смерти. На другой день мыльница и бритва найдены были у дверей дома, в котором я имел столовую, и с тех пор у меня ничего уже не пропадало во все пребывание мое на острове Воагу. Эта система, весьма сильно действующая на суеверный народ, много способствует к обузданию наклонности его к воровству и других страстей порочных; она же служит единственным основанием законодательства Сандвичан.

У начальников в большом употреблении корень, называемый Cava (Cava, перечное растение, производящее хмель.), который они разжевывают и бросают в выдолбленную тыкву. Когда соберется достаточное количество слюны, напитанной сим корнем, то [372] они процеживают ее сквозь волокнистую кору кокосового дерева, и принимают оной по немногу всякой день в течении целого месяца. Сок сей производит, кроме опьянения, самые странные действия: сперва появляется на голове короста и начинают болеть глаза; потом короста покрывает постепенно шею, грудь и прочие части тела до самых ног, по приближении к коим уменьшают прием лекарства. Тогда все тело изображает беловатую чешую; она спадает в таком же порядке, как и появлялась, с головы, с лица с шеи и проч. оставляя после себя кожу нежную, мягкую, гладкую; одним словом, прекрасную.

(Оконч. впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие г. П. Корнея к северозападным берегам Америки и в Китай, в 1813, 1814, 1815, 1816, 1817 и 1818-м годах, с присовокуплением известия о российских поселениях на сем берегу Америки // Северный архив, Часть 6. № 11. 1823

© текст - Булгарин Ф. Б. 1823
© сетевая версия - Thietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Северный архив. 1823